Когда решение исчезло, он передал мне карандаш.


— Тебе нужен ластик получше. Ты ошибаешься чаще, чем все, кого я знаю.


Я надула губки, стряхивая остатки ластика с моего домашнего задания.


— Ты мог бы помягче говорить об этом.


Он усмехнулся.


— Помягче? Ты сама просила быть построже. Как еще ты получишь хороший балл, чтобы стать ветеринаром?


Я посмотрела в его зеленые глаза.


— Ты можешь хотя бы не тыкать мне в лицо своей гениальностью. Рядом с тобой я чувствую себя глупой.


Его щеки покраснели.


Это была наша первая ссора? Мое сердце сжалось, и я почувствовала себя плохо, настолько плохо, чтобы решить, что мы не так идеальны друг для друга, как я надеялась.


Затем он улыбнулся, заключив меня в объятия.


— Мой мозг, возможно, более приспособлен к цифрам, чем твой, но ты... Один твой взгляд... и я глупейший парень во всем мире.


Я замерла.


— Я делаю тебя глупым?


Он поцеловал меня очень мягко.


— Безумно глупым. Бредово глупым. Хочешь знать почему?


— Почему? — выдохнула я ему в рот.


— Потому что, когда ты рядом, я никогда не думаю головой, я думаю только своим сердцем, и оно знает только одну истину — насколько сильно оно тебя обожает.


***


Солнце похитило меня из чудесного сна, вытаскивая меня из подросткового тела и заталкивая назад в тело, пылающее от сексуального злоупотребления.


Мои мышцы тянули и ныли, будто я была старым заброшенным домом, выдержавшим сильное землетрясение.


Я потянулась, погрязнув в печали и тоске по парню — а я ведь даже не знала, существует ли он. Я его ещё не встретила. Сон был четкий, в отличие от размытого образа парня. Мой разум, казалось, находил особое удовольствие в том, что дразнил меня обрывками, но не давал полную картину.


Килл так и не вернулся прошлой ночью, и я провела чарующий час от победы в одну минуту до полного отвращения в следующую. Он взял меня — я получила власть. Но он ушел — так что я была не более чем использованным телом.


Мне необходимо найти способ уничтожить его защитный гнев и узнать, что он за ним скрывает.


Но сначала я должна сделать то же самое для себя. Я отказываюсь жить в мире, где так много секретов. Настало время ОПЕРАЦИИ УНИЧТОЖЕНИЯ АМНЕЗИИ.


Уставившись на белый потолок, я сжала кулаки. Сделала глубокий вдох и произнесла вслух:


— Как тебя зовут?


Помолчала. Ожидая, что мой мозг покопается в беспорядке, без ключа откроет дверь и даст мне ответ. Лютик — единственное, что пришло на ум. Даже Стрелец не пересилил, я откуда-то знала, что он называл меня и Лютиком тоже.


— Где ты живешь?


Я ждала.


И ждала.


— Как зовут твоих лучших друзей?


Коррин.


Мое сердце резко заколотилось.


— Коррин.


О мой бог, я вспомнила ее. Коротко стриженая блондинка, худенькая, энергичная. Она училась со мной на ветеринара...


Я зарычала от отчаянья и задала следующий вопрос:


— Сколько тебе лет?


Ты на три с половиной года младше его. Он посчитал это слишком большой разницей в возрасте. Поэтому отказался забрать твою невинность.


Я похлопала по губам. Я хотела вспомнить что-то еще. Ничего, но пустота возвращалась.


Пронзительный звон слышался через открытую дверь. Дверной звонок? Телефон?


После прошлой ночи, когда я оживала под мужчиной, в руках которого было мое существование, я встречала рассвет в пустой постели.


Килл ушел, и я боролась с желанием следовать за ним. Я хотела пойти за ним, но сдержалась, оставшись в постели — его постели. Я знала, что это неблагоразумно, бежать за ним, не с такой сложностью его эмоций. Я не имела права тревожить его душу.


Но любопытство было ненасытным.


Выскользнув из-под теплого покрывала, я завернулась в него и отправилась на поиски. Спустившись в длинный коридор и поднявшись по лестнице, я нашла Килла в своем кабинете — в комнате, где он едва не умер.


Пол был вымыт, полотенца и окровавленная вода исчезли.


Порядок навела горничная или он?


Солнце проникало в комнату сквозь наполовину закрытые жалюзи, оставляя блики на мониторах компьютеров, крупных математических артах, висящих сверху, которые будто издевались надо мной из моего сна.


Он помогал тебе с домашним заданием.


Кто бы ни был мальчик, завладевшим моим сердцем, он был умным — как задумчивый президент.


Килл сидел в лучах раннего утреннего солнца, его голая грудь блестела от недавнего душа. Он еще не оделся, но на нем были черные шорты. Его татуированная нога была спрятана под столом. Я прислонилась к двери, наблюдая за ним со спины, золотые лучи делали его похожим на кого-то потустороннего. Мышцы бугрились вдоль его позвоночника, выглядели одновременно мужественно и изящно. Огромная татуировка окрашивала его спину. Это были череп и монеты, вместе с девизом — но выглядели они размыто. Будто были поверх другой татуировки — той которая отказывалась исчезать под новыми чернилами.


Я предпочла бы татуировку на ноге. Это была рассказанная история — хорошая история, даже счастливая. На спине же был приговор — образ жизни, который я не совсем понимала.


Я перевела взгляд к компьютерным мониторам.



— Видишь это Лютик?


Я открыла глаза, поворачиваясь лицом к телевизору. Я лежала у него на коленях, в сонном состоянии после дня, проведенного на солнечном пляже.


— Что смотрим?


Он наклонился, нежно провел пальцами по моим волосам.


— Фондовый рынок. Это называется пип спред. Так люди делают деньги на торгах. Это особенная позиция самая прибыльная из всех.


Я сморщила носик. Я не понимала смысла колебаний разноцветных линий вниз, потом вверх, потом опять вниз.


— Что это?


— Это FX.


— На английском, пожалуйста, умник.


Я ущипнула его, улыбнувшись, когда он рассмеялся. Никто не слышал его смех. Он был для меня, только мой.


— Это рынок иностранных валют, и я собираюсь использовать его, попытать удачу для нас.



Взрывы памяти были яркие — каждый маленький проблеск моего прошлого выстраивал картину из кусочков истории. Я понятия не имела, какая картина в итоге получится, но я должна верить, что мой мозг заработает, в конце концов.


Он играет на бирже.


Я молча стояла у двери, разглядывая сосредоточенного Килла, который сидел в офисном кресле с высокой спинкой и пялился в четыре изображения, будто они были смыслом его жизни.


Графики, диаграммы и круговые диаграммы на одном компьютере, на другом высвечивались оценки и мировое время. Два других были черными с мигающими красными и зелеными цифрами, быстро меняющимися в разных колонках.


Его голова слегка пошевелилась, изучая информацию на каждом экране, пальцы блуждали по клавиатуре, быстро принимая решения, основанные на выводах, которые он сделал.


Насколько он богат?


Что он скрывает?


Я подпрыгнула от резкого звука мобильного телефона, зажужжавшего рядом с его мышкой.


Он поднял трубку, не отрываясь от мониторов.


— Килл.


Я не слышала голоса звонившего, но спина Килла напряглась. Он выпрямился, запуская пятерню в свои влажные волосы.


— Первый этап заключения сделки прошел нормально?


Тишина, пока звонивший отвечал.


— Это хорошо. Передай Уолл-стрит мою благодарность за понимание. Похоже, он был прав насчет конкретно этого вопроса. Я просто чертовски рад, что это сработало.


Тон Килла был суровым, с мрачным удовольствием.


Что сработало? Какие дела проворачивались, пока он нянчился со мной?


Килл вдруг напрягся.


— Передай, что это не его собачье дело.


Я сдержала улыбку. Кажется, это его любимая поговорка.


— Нет. Мне плевать. Мы продали пять. Он получил все, что хотел в клубе. Какого хрена он переживает за шестую?


Я застыла. Кровь превратилась в сосульки. Я. Они говорят обо мне.


— Как он вообще об этом узнал? — Килл наклонился вперед, опираясь локтем на стол и провел пальцами по затылку. — Нет. Я разберусь с ним. Спасибо за информацию. Девушка у меня.


Звонивший говорил, Килл задышал тяжелее.


— Черт. Это херня. Я сказал, что найду покупателя. Я не...


Звонивший перебил его. Килл стукнул по столу.


— Черт, какого хрена это его проблема? Когда он ее хочет?


Тишина, когда звонивший отвечал.


— Нет, я ее не отдаю; я оставляю ее себе. — Он открыл верхний ящик стола, достал пистолет. — Жди меня, я приеду.


Килл повесил трубку.


О Боже. Пистолет для меня? Он будет мне угрожать?


Я рванула в коридор, не желая быть замеченной, но так чтобы не упустить его из виду. Он обманул меня.


Что это значит? Наша сделка была разрушена? Я думала он был президентом. Почему он подчиняется кому-то другому?


Мое тело дрожало от желания бежать — подальше от лживых обещаний и непонятных байкеров, но я остановилась.


Килл наклонил голову, массируя шею обеими руками. Он выглядел уставшим, несущим груз бесконечного горя.


Не жалей его. Не смей его жалеть.


Я немного приблизилась к лестнице, готовая нестись обратно в комнату и планировать побег, но Килл наклонился к нижнему ящику и открыл его ключом. Пошарив рукой, он вытащил небольшой клочок бумаги. Мне не было видно, что это. Фотография? Список покупок?


Мою кожу стало покалывать, когда он прорычал,


— Я отомщу. Я обрету покой. Я уничтожу этих ублюдков и надеюсь, что Бог освободит меня.


Слова были стрелами, летящими рядом со мной, глубоко пронзающими мою душу.


— Я отомщу. Я обрету покой. Я уничтожу этих ублюдков и надеюсь, что Бог освободит меня.


Каждый волосок встал дыбом. Эти слова не были обещанием или молитвой. Они были навязчивой идеей. Всепоглощающей, страстной одержимостью, похитившей у него возможность полноценно существовать.


Я не могла больше смотреть, как Килл бережно положил бумажку обратно в ящик и схватил пистолет.


— Время почти пришло, — пробормотал он. — Почти пришло время, чтобы сделать с ними то, что они сделали со мной.


Его голос был полон ненависти и мести.


Я, поджав хвост, убежала.


Килл обнаружил меня полуодетой.


Одетый в свою обычную черную футболку и джинсы, он источал энергию.


Я удрала и была полна решимости быть сильной и смелой, когда он придет ко мне с заряженным пистолетом и нарушит данное им обещание.


Проследовав в комнату, которую выделил мне первой ночью, он смотрел на бюстгальтер и джинсовую юбку, которую я только что натянула на бедра.

— Что ты здесь делаешь? Я оставил тебя в моей комнате.


Я отвернулась, ненавидя холод в его глазах и ложь, искажающую воздух между нами. Я не могла смотреть на него, не требуя объяснений, как он мог трахать меня, зная все это время, что скоро собирается от меня избавляться.


Так много времени. Так много ожидания, пока я не смогла бы рассказать ему историю моих шрамов и татуировок.


— Это комната, в которой ты меня запер. Прости, что заняла твою кровать на всю ночь. — Вытаскивая белую футболку из магазинного пакета, я пробормотала: — Ты, очевидно, не мог смириться с мыслью уснуть рядом со мной, раз уж ты так и не вернулся.


Он шагнул ко мне, положив свои большие ладони на мои плечи, резко развернув лицом к себе. Пистолет, который я видела в его кабинете, исчез.


— Какого черта ты творишь?


Я прищурилась.


— Что я творю? Могу спросить тебя о том же!


Его губы раскрылись, потом сжались. Гнев волнами исходил от него.


— Мы трахались. Больше ничего не было. Без каких-либо чувств, как...


— Незнакомцы. Не волнуйся, я поняла.


Высвободив свои плечи, я вырвалась из его рук и двинулась в сторону ванной. Дверь была с замком, и я собралась его использовать. Мое тело дрожало, а язык хотел извергать ругательства, было лучше для нас обоих находиться на некотором расстоянии.


Моя рука потянулась к дверной ручке, но его руки обхватили мою талию, притянув к себе горячими сильными мышцами.


— Я разве сказал тебе уйти?


Разве я сказала тебе, что ты можешь меня продать?


Я тяжело дышала, проглотив эту реплику.


— Отпусти меня.


— Нет.


Я заерзала, желая быть сильнее. Меня позабавила мимолетная идея двинуть ему в пах коленом, но это бы привело его в ярость. Я никак не вырвусь. Позволяя желанию борьбы покинуть мое тело, я тихо сказала:


— Я тебя подслушала.


Он замер.


— Ты шпионила за мной?


— Нет. Я пришла пожелать тебе доброго утра... и рассказать тебе, как я наслаждалась прошлой ночью, даже если у тебя есть проблемы.


— Не говори, что ты удивлена. Ты знала, что тебя ждет. Только то, что мой член побывал внутри тебя, не означает, что ты свободна. — Его дыхание было тяжелым, пальцы убрали рыжие пряди, прилипшие к моей шее. — Я позволил себе один раз вкусить тебя. Я был честен с самого начала. Не...


Я рассмеялась, развернувшись в его руках и взглянув в его зеленые глаза.


— Ты был честен? Дерьмо, я хотела бы увидеть, когда ты врешь. Ты меня трахал. Я понимаю, что тебе причиняет боль, что-то, с чем я не могу тебе помочь, но ты сказал, что не будешь...


— Мне больно? Что ты несешь? — Выражение его лица стало сердитым, губы сжались.


Я закатила глаза. Его невежество и нежелание признать, насколько он зависит от прошлого, было последней каплей.


— Признай это. Ты любишь призрака и не допускаешь мысли о длительных ухаживаниях за другой женщиной. Ты доказал это, когда запретил мне прикасаться к тебе или видеть то, как ты мной овладеешь. У тебя проблемы, Артур.


— Не используй мое имя! — Он схватил меня за волосы и толкал назад, пока не прижал к стене. Наши губы были так близко. Все что мне оставалось, встать на носочки и поцеловать его. Лизнуть его. Дразнить его. Попробовать на вкус весь его гнев, в нем вся тяжесть его вины.


Его грудь поднималась и опадала, прижимая его футболку к моему бюстгальтеру. Не говоря ни слова, он коленом раздвинул мои ноги и устроился между ними. Подсознательно, он двигался навстречу ко мне.


Мой гнев переплелся с искрами красной бурлящей страсти.


— Что ты со мной делаешь? — прорычал он, его глаза впились в мои. Мое сердце взбудоражилось будто вьюга, сверкая льдинками и снежинками, хоть и растаяло, но и истекало кровью.


У меня, если честно, ответа не было.


— У меня тот же вопрос, — пробормотала я прямо ему в рот. Мои веки отяжелели при мысли о его языке, сплетающимся с моим.


Он перестал дышать, когда комната наполнилась осознанием. Та же самая всепоглощающая потребность овладела нами, и он сменил раскачивания бедрами на жесткие толчки. Я проглотила стон, когда его эрекция коснулась моей киски.


— Я должен идти, — пробормотал он. — Дела.


— Ты, наверное, имел в виду организовать сделку, чтобы от меня избавиться, — я так сильно пыталась скрыть страх в своем голосе, не вышло.


Он прикусил губу, будто бы отреагировал на мою уязвимость сильнее меня.


— Это приказ, да.


Отбросив все и используя любой трюк, чтобы заставить его передумать, я схватила его за бедра и притянула к себе.


— Не делай этого.


Я приподнялась на носочках и поцеловала его.


Он втянул воздух, его рука поднялась вверх, чтобы захватить мой подбородок, и рывком он оттолкнул меня подальше от его губ. На лбу проступила глубокая морщина, а мы стояли, глядя друг на друга, не дыша, не говоря — просто смотрели.


Его зрачки расширились, пока тикали стрелки часов. Мои губы трепетали от желания почувствовать его снова, и мои пальцы впивались в его бока, желая пронзить его плоть и причинить боль. Заставить его чувствовать — увидеть, как я смогу избавить его от брони злости, которая так хорошо на нем сидела.


Его хватка на моем подбородке ничуть не ослабла. Кто сдастся первым? Кто отвернется или признает поражение? Прежде чем я подумала, он наклонился, и его губы коснулись моих в легком поцелуе. Его глаза оставались открытыми, и я не моргнула, когда он прижался губами сильнее. Поцелуй был другим, наполненный мягкостью и эротичностью, от которой он бежал.


Его глаза медленно закрылись, и я тоже позволила своим векам сомкнуться. Закрыла глаза, но позволила всем другим чувствам обостриться.


Со стоном он удерживал мое лицо неподвижно, его настойчивые губы требовали, чтобы я ответила на поцелуй.


Что я и сделала.


Я отдалась поцелую. Кончик моего языка искал возможность проникнуть в его рот, и он дернулся возле меня.


Он сдался. Его тело обрушилось на меня, придавив мое к стене, его пальцы сдвинулись от подбородка к моему горлу.


Я застонала, когда его губы раскрылись, затягивая мой вкус в его душу и делясь своим вкусом взамен. Его дыхание было горячим и морозно-мятным, темная страсть, которую я почувствовала в раздевалке, бурлила под его сдержанностью.


Он повернул голову, его сердце колотилось напротив моего.


— Черт.


Он излил проклятье мне в горло. Его бедра вдавились в мои, прижимая меня к стене.


Я не могла удержать свои руки от скольжения вверх по его спине, по крепким и напряженным мускулам, продолжающимся по его длинной спине до его волос. Я дернула его голову, превращая поцелуй в более страстный.


— Черт! — выругался он снова, когда мой язык сразился с его, и наша страсть вышла из-под контроля. Наше дыхание и ощущения смешались, и только в одном я была уверена — в руках, губах и вслепую танцующих языках.


— Я хочу тебя, — выдохнул Килл.


— Я хочу тебя, — умоляла я.


— Моим способом. Единственным, мать его, способом.


Я кивнула.


— Любым способом. Мне плевать.


Затем я осталась одна, мои соски затвердели от неожиданной прохлады, а мой рот лишился его тепла.


Он исчез из комнаты. Единственным звуком был стук моего сердца и тяжелое дыхание. Потом он вернулся с суровым выражением на лице и распоркой с манжетами на концах в руках. Направившись к кровати, он приподнял бровь.


— Ты хочешь меня. Ты позволишь мне сделать это. Я хочу окунаться в тебя. Я хочу чувствовать тебя вокруг моего члена. Но я ничего не хочу взамен.


Я вздрогнула от того, как вожделение разливалось вниз вдоль позвоночника.


Его голос понизился, когда он указал рукой на распорку.


— Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась, смотрела на меня. Я не хочу твоих губ на моей коже или твоего тела на моем. Это единственный способ, которым я возьму тебя второй раз. Отдай мне контроль, и я дам то, чего хочешь ты.


Двигаясь в сторону кровати, я не могла отвести взгляда от распорки.


— Это не то, чего хочу я.


Его глаза вспыхнули. Особый загадочный взгляд осветил его лицо.



Глядя сквозь опущенные ресницы, я прошептала:


— Я хочу прикасаться к тебе. Везде.


— Я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне. Везде, — сказал он, стягивая футболку через голову. Его грудь была хорошо сложена, жилистые мускулы были усладой для моих глаз. Россыпь темных волос, которые исчезали под его джинсами, превращали его из мальчика в мужчину.


Внутри все перевернулось от трепета и предвкушения.


— Везде? — спросила я, а кончики пальцев изнывали в желании подчиниться.


Он мягко улыбнулся.


— Везде. Не оставляй ни частички нетронутой. Я весь твой.



— Не прикасаться, — прорычал Килл, рассеивая мои воспоминания. Он встряхнул растяжкой. — Так или никак.


Страх сковал мое сердце. Быть связанной не может быть хуже, чем ничего не помнить. Мой разум был в ловушке и до него. Я не боялась связывания или боли — я уже была его пленницей, что изменится от пары манжетов?


Я сомневалась, что по-настоящему боюсь чего-то, кроме огня. Но я бы все-таки проверила эту теорию.


Я не боялась его — не в этот раз. Он был грубым любовником, но не садистом. У него были границы, которым я могла доверять.


Позволь ему.


Позволь сделать это и получи шанс провести еще один день рядом с ним.


Собравшись, я отступила на шаг назад и скрестила руки.


— Ты завяжешь мне глаза при одном условии.


Его губы растянулись в насмешке.


— Ты не в том положении, чтобы ставить условия.


Я потянулась руками за спину и расстегнула бюстгальтер. Покручивая его между пальцев, я приподняла бровь.


— Ты хочешь меня так же, как я тебя. Не лги, что это не так.


Его глаза не могли смотреть никуда, кроме как на мою грудь. Раскрашенную и естественную — его, казалось, не заботило то, что он упивался моей полунаготой.


— Ладно. Каково твое условие? — Его эрекция распирала джинсы, боль и раздражение улавливались в его взгляде.


— Не продавай меня. Кто бы тебе не звонил? Не слушай. Оставь меня здесь. С собой. Как и обещал, когда я спасла тебе жизнь.


Он затаил дыхание.


— Ты используешь свое тело, чтобы торговаться со мной? У тебя нет гребаного стыда.


Это больно, но я игнорировала его слова.


— Я прошу больше времени. Я прошу оставить меня. А желание переспать с тобой это не плата — это как твое желание, так и мое.


Расстегнув молнию на юбке, я стянула ее и перешагнула через нее, когда та упала на пол.


— Я всего лишь прошу тебя выполнить свою часть сделки.


Он прикусил губу, когда его эрекция подпрыгнула в штанах. Его живот напрягся, и он произнес.


— Ты говоришь так, будто мы заключили контракт. Не было никаких правил. Никаких условий.


Я не ответила, подцепив кончиками пальцев мои стринги и вильнув бедрами в приглашении.


— Ты согласен?


Мой голос был хриплым и соблазнительным, посылая мурашки по коже от осознания того, насколько сексуальной я стала.


Я всегда была так уверена в себе или это в новинку?


Это было так тяжело, осознавать, что я когда-то попадала в такую ситуацию, как эта. Была ли эта страсть к похитителю попыткой выжить или мой разум по капельке вскармливал меня сказками о мальчике с таким же невозможным характером, как у Артура Киллиана?


Он тяжело сглотнул, когда я сделала еще один шаг, его горло сжалось. Он так и не отводил глаз от моего нижнего белья, но его решимость полыхала в их глубинах.


Подняв распорку, он кивнул.


Я сократила дистанцию между нами, изнывая от жара его тела и предвкушения нашей близости.


— Где ты хочешь меня? — пробормотала я.


— Ляг на спину, — скомандовал Килл.


Я сделала, как он сказал, не стыдясь своего тела, я залезла на кровать и поползла к середине. Каким-то образом мои шрамы и узоры подарили мне убежище. Они давали мне возможность спрятаться, даже будучи невероятно уязвимой. Перекатившись на спину, я пыталась контролировать свое дыхание, пока Килл следовал за мной на четвереньках.


В то время пока подбирался ко мне, он успел снять футболку и стянуть джинсы. Его черным боксерам-брифам не удалось скрыть его массивную эрекцию.


Приподнявшись над моим телом, он оседлал меня со всей своей властью.


— Вытяни руки, — прошептал он.


Я так и сделала, расположив руки в эластичные манжеты. C неистовым взглядом он их быстро застегнул, раздвинул распорку так, чтобы мои руки были широко расставлены.


— Подними их.

Я откинулась на матрас и расположила руки над собой. Килл пересел выше, его твердый член оказался в сантиметре от моего рта. Мужчина был великолепен — длинноволосый бунтарь, с русалкой, загадочно улыбающейся на его ноге.


Я дышала прямо на его боксеры, пока мое сердце сжималось. Я могла разглядывать его идеальное тело весь день и хотеть еще. Я хотела лизнуть его прекрасно сформированную V-образную мышцу таза. Я хотела проследовать поцелуями по каждой выступающей мышце пресса и внутренней стороны бедер.


Как же сильно он себе отказывал, связав меня. Прикосновение было величайшим ощущением, которым человек мог наслаждаться, — оно лучше, чем секс. Прикосновение может быть каким угодно, от утешающего до вдохновляющего. Но идти по жизни, не будучи обласканным другим? Мое сердце болело за Килла.


— Ты никогда не позволяешь к себе прикасаться?


Я шептала, пока он застегивал второе запястье, заблокировав распорку по центру. Напряжение распространилось по моим плечам. Сейчас это было приятно, но я знала, что скоро это перейдет в боль. Он затянул так крепко, что не осталось места, чтобы подвинуться или вывернуться.


— Нет, — отрезал Килл. — Хватит болтать. — Он встал с кровати и снова исчез.


Вернувшись через миг, в руках он принес золотой галстук.


Он, очевидно, не собирался использовать его, чтобы меня связать, видя, что я и так скованна. Мои глаза. Он хотел завязать мои глаза.


Паника растеклась по венам от мысли о том, что снова погружусь в темноту.


— Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, и вот как это должно быть. Ты ко мне не прикасаешься. Ты меня не видишь. Ты берешь то, что я даю тебе и не просишь о большем.


— Я позволю тебе связать меня, но я не хочу быть с завязанными глазами.


Килл усмехнулся, проведя по моей щеке шершавыми пальцами.


— Все еще думаешь, что имеешь власть, чтобы сказать «нет». — Склонившись надо мной, он прошептал мне прямо в ухо: — Я произвел неверное впечатление на тебя. Ты не можешь меня просить ни о чем. Ты подчиняешься мне и молишь Бога, чтобы угодить мне. Ты здесь только потому, что я этого захотел… но на моих условиях. Понятно?


Он лжет не только мне, но и себе. Да, я была связана и буду трахаться по его правилам. Но только потому, что я поцеловала его. Только потому, что я захотела этого.


Мое сердце забилось сильнее при мысли об этом мужчине, который так глубоко погряз в отрицании. Он не мог даже себе признаться в том, что встретил женщину, которая могла повлиять на него так же, как его Мертвая Девушка? Как и то, что я на нее похожа? Я отличалась от его прошлого. Я отличалась от своего прошлого. То, что происходило, было между нами, именно так — между НАМИ — не между призраками и воспоминаниями.


Если ему нужно верить в эти выдумки, я подыграю.


Я должна сделать так, чтобы он оставил меня. Я не возражала играть по его правилам и выполнять приказы.


Кивнув, я прошептала:


— Ладно. Я сделаю, как ты хочешь.


Удивление вспыхнуло в его глазах, сопровождаемое тлеющей страстью.


— Чертовски верное решение.


Быстро передвигаясь, он наклонился и прижал галстук к моим глазам. Его пальцы были нежными, когда он завязал галстук на затылке, закрыв мягкий свет в спальне. Мгновенно все остальные мои чувства вышли из строя.


Мои ресницы были ограничены в движении, и я проглотила зарождающуюся панику, когда он затянул узел на затылке. Я вздрогнула, когда он случайно потянул меня за волосы.


— Зачем? — я задыхалась. Лишившись зрения, мое тело стало фокусом сосредоточения. Мои груди вдруг налились и потяжелели, между ног стало очень влажно. Мое сердце мчалось вскачь, пока дыхание замедлилось в попытке самосохранения.


— Ты знаешь зачем.


Я знаю зачем. Я просто не думаю, что это было его причиной.


Кончики пальцев пробежались вниз по моему животу, ниже пупка спускаясь по моим мышцам к сердцевине.


Я натянула манжеты, пальцы на ногах сжались от избытка ощущений. Я горела от его прикосновений и вздрагивала, если он этого не делал. Я хотела быть использованной.


— Темнота, слепота. Все усиливается. Ты чувствуешь меня? — его дыхание скользило по моей коже, заставляя меня трепетать и превращая в животное, требующее большего.


— Да, — простонала я, когда его прикосновения перешли к кружевам моих трусиков, лаская как никогда нежно мой клитор. Я выгнулась на кровати, когда его касания превратились в щекотание, следующее по внутренней части моего бедра к колену.


— Ты полностью сосредоточена на мне. Я вижу, как ты намокла сквозь твое белье. Я чувствую аромат твоего желания.


Я ощутила, как кровать прогнулась под его тяжестью.


— Твои чувства максимально обострены. Ты будешь хотеть меня еще больше. Ты чувствуешь все, что я делаю, в десятки раз сильнее. Будешь отрицать?


Я извивалась под его прикосновениями на моих трусиках.


— Нет. Это правда.


— Может, я помогу тебе вспомнить, — прошептал он напротив моего рта. Я выгнулась, ища его губы. Отчаяние наполнило мой разум умопомрачительным поцелуем.


Но он исчез.


— Я знаю, что ты чувствуешь, лишившись зрения. Я знаю панику от того, что твои чувства перевозбудились. — Его голос был гипнотизирующим и опасным, опьяняющим, толкающим глубже в свое заклинание. — Каждый запах, каждое движение, каждый звук. Ты не можешь контролировать их.


Я извивалась под ним, мои пальцы сжимались и разжимались, от жажды прикоснуться к нему и заставить его страдать так же, как и я.


Все, что он говорил, было правдой. Я чувствовала запах возбуждения и его уникальный запах соленого океана и кожи.


Я была счастлива от того, что он не читает мои мысли, потому что ему вряд ли понравится то, что он заставляет меня почувствовать.


Близость.


Завязав мне глаза, Килл призвал мое тело вытянуться и соединиться с его. Чтобы я делала выводы, основываясь только на прикосновениях и инстинктах. Он заставил мой разум сбросить те оковы, которые я прежде не была готова снять.


Чувство того, что я знаю его. Его узнаваемый запах и тело настолько давили на меня, что я не могла этого вынести.


Я нервно облизнула губы и прошептала:


— Пожалуйста, прекрати меня мучить.


Он усмехнулся.


— Я не мучаю тебя. Я даже не касаюсь тебя. Ты сама делаешь это с собой. Ты сама становишься влажной. Ты жаждешь того, чего я тебе даже не обещал.


Я застонала от разочарования.


— Тогда прикоснись ко мне. Возьми меня. Сделай что-нибудь!


— Успокой свое дыхание. Расслабься, — прошептал он прямо в ухо. Я сжала челюсти, когда его пальцы поддели мои трусики и потянули их вниз. Я задрожала, когда он освободил мои ноги, кровать раскачивалась, пока он возился со своими боксерами.


Каким-то образом я знала, что он обнажен. Какая-то часть меня знала, это без касаний. Я также знала, что он навис надо мной со своим горячим, твердым членом, в ожидании моей мольбы.


— Кто ты? — спросил он, разрушая нарастающее ожидание.


Вопрос отправил меня обратно, вихрем вернув во тьму беспамятства. Вместо того, чтобы ответить ему, я прошептала:


— Я, возможно, именно тот человек, который нужен, чтобы спасти твою жизнь.


Килл отодвинулся, отсутствие его теплого тела было очевидно, из-за прохлады на моих сосках.


— С чего ты взяла, что мне нужно хреново спасение?


Все его тело вибрировало отвращением, расшатывая кровать.


Действуй осторожнее. Не дави. Не сейчас. Пока нет.


— Я не знаю. Но ты знаешь.


Я выгнулась в постели, когда он внезапно приподнял меня за бедра. Мои ноги прижались к его бедрам, и он приблизил член к моему входу, меня никогда не брали так раньше.


Не то чтобы я помнила.


Странно было чувствовать его только там, где это было необходимо. Я хотела, чтобы он придавил меня своим весом. Я хотела, чтобы наслаждение охватило его галопом скачущее сердце, когда он овладеет мной. А так, все что я чувствовала, это его эрекция и полная скованность моих бедер.


Я хотела коснуться его. Всем нужны прикосновения. Всем нужно обниматься снова и снова. Мои руки изнывали от желания вытрясти из него часть тревоги.


Это было несправедливо, что он отобрал у меня столько всего и ничего не дал взамен. Я хотела знать. Я хотела понять, было ли сумасшествием чувство нашей с ним связи, или я правда прислушалась к своему сердцу.


— Звериное пламя на пир ворвалось. От смертных объятий ничто не спаслось, — его шепот щекотал мою кожу.


Мое сердце подскочило и остановилось.


— Что?


Я задыхалась, жаждала его прикосновений, но в то же время хотела услышать, что он скажет. Он задел некоторые темные закоулки моей души, приоткрыв дверь, которая была закрытой.


Он был так близко, расположившись между моих раздвинутых ног. Его руки обхватили мои бедра, он приблизился ко мне, согревая мое тело и щекоча своим дыханием низ моего живота.


— Твоя татуированная сторона, — сказал он тихо, словно боялся, что это пробудит что-то в моих мыслях.


Я уже поняла, что была в огне и выжила. Это также могло означать, что я потеряла в пожаре людей, которых любила.


Ты усыпала себя татуировками из-за утраты, страсти или разбитого сердца не просто так.


Доказательства были здесь — просто ждали, пока я сделаю верные выводы.


— Что они означают? — спросил Килл, его напряжение и неприязнь таинственным образом исчезли.


— Я не помню, — я глубоко вдохнула, когда его пальцы двинулись к коленке, его рука скользила от узора к узору, а другая рука последовала к шрамам.


Я вздрогнула.


Он снова заговорил.


— Мы встретились в кошмаре, любили в молитве. Мы отдали все, пока оба не остались опустошенными.


***


Я резко проснулась, сердце грохотало от притяжения.


Запиши его. Быстро. Я выскочила из постели в поисках ручки, чтобы записать стих, который пришел ко мне во сне. Моя тетрадь наполнялась неделю за неделей, когда мой разум начинал выдавать фрагменты, смывающие засохшую грязь и взращивая надежду.


Мои руки дрожали, когда я писала.


Мой мозг наполнили мысли о партнере, которого я потеряла.


***


Чувство глубокой любви сжало мое сердце. Я любила кого-то нереального. Я отдала свое сердце парню из своих снов.


Был ли мой кошмар мужчиной между моих ног, который был так же бессилен при решении моей головоломки, как и я? Возможно ли это?


Жестокая судьба. Жестокая любовь.


Правда не имела значения, я не могла остановить неразумное сердце бьющееся сильнее для Килла. Для Артура.


Он сел. Теперь он прикоснулся к моей ноге, обхватил ее, приподнял и исследовал. Я вздрогнула, когда его пальцы отслеживали крошечное изречение, которое я обнаружила спрятанным сбоку.


Мои губы шевелились вместе с его, когда он говорил:


— Я любила и снова теряла,


А он находил и любил.


Но они посмеялись над нами,


Остужая наш пламенный пыл.


Его голос прервался. И тогда мирное любопытство снова исказилось в гнев. Он ухмыльнулся.


— Ты набила себе на теле бред. Глупость, которую ты даже не помнишь.


Я покачала головой.


— Это не бред, если однажды это приведет меня к истине. Это сокровище, разве ты не видишь?


— Нет, я не вижу. Я ничего из этого не понял.


Его прикосновения стали собственническими, когда он пристраивал свой член к моему входу, я закусила губу, и он легким движением раскрыл меня.


— Хватит болтать. — Он простонал, проскальзывая своей восхитительной длиной внутрь меня, подтягивая меня вверх к своим бедрам. Он погружался все глубже и глубже, пока на матрасе не остались только мои плечи, а мои бедра полностью оседлали его.


Он дразнил меня, пульсируя, но не толкаясь.


— Я ненавижу то, что ты на нее похожа, — пробормотал он. — Но я не могу отрицать то, что в тебе чертовски хорошо.


Я пыталась качнуться, побуждая его к действию, но поза, в которой я оказалась, была полностью контролируемой. Он сковал меня в темноте и лишил силы.


Клаустрофобия слегка запустила свои коготки, и я взвизгнула в попытке освободиться.


Но потом он пошевелился, направляя мои бедра вверх, и все мысли о побеге испарились.


Почти полностью выйдя из меня, он вошел снова, тихо застонав.


Мой рот приоткрылся, когда он растянул меня, затем вышел, но лишь затем, чтобы наполнить меня снова. Мучил меня так сильно, насколько это возможно. Я выгнулась вверх, прижимая свои бедра теснее к нему. Но это не помогло.


Плюнув на неудобства и полностью подчинившись этому мужчине, я обрела умиротворение в том, что он находился внутри меня. Он был там. Я была создана для того, чтобы он меня заполнил.


Не будь дурой.

Я боролась с нелепыми воспоминаниями и жестокой реальностью, когда он вбивался в меня в жестком ритме.


Здесь, во тьме, без слов и переживаний, он был моим святилищем.


Его напор усилился. Голос злобно раздался прямо мне в уши.


— Скажи мне что-то правдивое. Прямо сейчас.


Я сглотнула: туманная страсть куда-то испарилась. Мое сердце наполнилось страхом. Столько правды скрыто в стольких тайнах.


— Я бы хотела.


Я хочу заставить тебя поверить в невозможное.


— Попробуй.


Я вдохнула, когда он продолжал свои мучительные толчки.


— Ты не захочешь услышать то, что я скажу.


Он выругался, его руки стиснули мои бедра.


— Как тебя зовут?


Мое имя?


Эта неуловимая золотая рыбка, которая так и не была поймана.


— Я не знаю.


— Скажи мне, — скомандовал он, толкнувшись сильнее, отчего мой рот распахнулся в удовольствии.


Мои глаза под повязкой открылись, и я жадно всасывала воздух.


От жажды я обезумела.


— Пожалуйста, Килл... дай мне еще. Я не знаю, как меня зовут. Не наказывай меня за то, что я не могу контролировать. Просто сделай меня своей.


Мое сердце замерло, когда он резко дернулся. Его член проскальзывал в меня снова и снова, заставляя стонать нас обоих. Он обхватил мой живот, сковав руками.


— Ты никогда не будешь моей. Я не хочу, чтобы ты была моей.


Боль выплеснулась из моей души в мое сердце.


Я не хочу тебя.


Какие события сломили этого мужчину сильнее, чем меня? Так ослепили его жизнь, что он не жил, а просто существовал?


Я ждала... чего? Извинений? Чего-то, что излечило бы причиненные им страдания? Но ничего не произошло.


Я жила с вопросами.


Я всей душой надеялась, что узнаю правду до того, как закончится этот кошмар.


Я ожидала, что он грубо овладеет мной — жестко возьмет меня. Но он оставался скалой, а моя кожа зудела от прикосновений. Он оттолкнул меня, лишая жара своего тела.


Я почувствовала себя опустошенной, когда он расстегнул распорку, позволив моим рукам соединиться. Уложив меня на живот, он прижался ко мне.


Я облегченно вздохнула под весом его тела, а затем ахнула от восторга, от того, как он скользнул внутри. Его живот прижимался к моей попке с каждым толчком.


Я хотела большего. Я хотела его рук на мне. Его губ на моих.


Это было безнадежной мечтой.


Затем мягкий поцелуй приземлился на мою лопатку — так мимолетно, что я пропустила бы его, если бы не была так сосредоточена на чувствах. Простой поцелуй почти боязливо опустился на мое тело вместе с прикосновением, таким нежным, таким восторженным, что из моего горла вырвалось тихое рыдание.


Я не знала, почему мне так больно. Я не знала, почему мне так сильно хочется плакать.


Мне нужно было вспомнить. Мне необходимо вспомнить его — мальчика, мое прошлое и будущее — чтобы боль нашла кого-то другого для своих мучений.


Его губы спустились к моему позвоночнику, отчего я изогнула спину, пока он прижимался губами к моей плоти.


Я застонала, когда он скользнул рукой мне под грудь и подтянул меня, крепче прижимая к своим губам. Его язык кружил, дегустируя меня с бесконечной нежностью.


Я не могла дышать. Слезы обжигали мои щеки, пока он прокладывал дорожку поцелуев вдоль позвоночника к затылку. Затем прикосновения прекратились. Единственным подтверждением, что он все еще был здесь, было его мягкое дыхание, когда он наклонился ближе, и его член неустанно и неумолимо двигающийся во мне.


Я хотела видеть его. Мне хотелось бы прочитать историю в его глазах, когда он посмотрит на меня. Он касался меня, как любящий мужчина. Он касался меня, как мужчина, знающий меня. Который обожал меня и хотел меня так же сильно, как и я его.


Это было ложью.


Завязав мои глаза, он удерживал меня в ловушке сильнее любой амнезии, как если бы он хотел предаваться моим воспоминаниям, но без меня.


Эгоист.


Вспышка ненависти пронзила мою душу.


Я застонала, когда он вдруг увеличил темп.


Входил и выходил.


Жестче и сильнее.


Мое сердце взорвалось, как все чувства в моей душе. Каждый толчок его члена сотрясал мое тело. Его яйца подтянулись и прижимались к моему клитору. Со сжатыми ногами и его превосходством мой оргазм нарастал быстро от трения о матрас.


Килл приподнялся и погрузился глубже. Таинство сгущалось между нами, пока наши сердца мчались в унисон.


— Прошу... скажи мне, кто ты, — простонала я, слезы текли по щекам, и мой рот открылся в исступлении.


Он не ответил. Его прикосновения стали гневными, расставив мои бедра он держал меня в своей милости.


Моя нога выгнулась назад, смело обернувшись его и соединяясь с его горячей плотью.


Он замер, его член пульсировал внутри.


— Какого хрена ты творишь?


— Пытаюсь вспомнить, — выдохнула я.


Он остановился. Я ждала, чтобы узнать, будет ли он отталкивать меня, но он медленно двигался снова, подчинившись давлению моей ноги, обвитой вокруг его — диктующей скорость и глубину.


Ощущение власти наполнило меня, когда Килл застонал, его эрекция становилась больше и тверже — растягивая меня еще сильнее.


Я хотела его. Так сильно. Не просто желание, чтобы он был во мне — я хотела владеть его сердцем.


— Прикоснись ко мне, — умоляла я. — Трахни меня.


Он втянул воздух. Слова повисли между нами. Я надеялась, что он их озвучит, но этого не произошло.


Вместо этого он оттолкнул мою ногу и прижался ко мне всем телом.


Его член скользил в моей киске горячо и ритмично. Я охотно под ним извивалась.


И тогда он сделал то, чего я никак не ожидала.


Он сжал мои волосы, повернул мою голову и поцеловал меня.


Его губы обрушились на мои.


Грубые.


Быстрые.


Влажные. И соблазнительные.


Я не могла дышать или думать о чем-то, пока его язык прорвавшись сквозь мои губы забирал так много и так много отдавал.


Все мое внимание было сосредоточено на его поцелуе, и я вскрикнула, когда он качнул бедрами сильнее, прибавляя скорости и силы своему члену.


Звезды мерцали в глазах. Я застряла под ним, атакующим меня сладостью и неистовством. Нежность и ненависть. Он покусывал мои губы, отравляя меня, пока его член проникал глубже и глубже.


Он поглощал мои вскрики, кормил меня своими стонами.


Ничего не видя и не имея возможности прикоснуться к нему, я сходила с ума. Он взял все, что я могла ему дать.


Оргазм пришел вслед за моими воспоминаниями, темный и скрывающийся, так же, как и все в моей жизни. Килл резко развернул меня, прижав все мое тело к кровати.


— Черт. Прими его. Я не могу...


У меня не было слов для него. Не в этот раз. Не тогда, когда я не хотела ничего, кроме тепла и сияния моего зарождающегося освобождения.


— Черт возьми, я не могу. Я... не должен. Чтоб меня. Это ошибка, такая... чертова ошибка. — Он ворчал с каждым толчком.


У меня уши сворачивались от его мучений. Это было ошибкой? Такая связь? Превращающая чувства между нами во что-то невероятное? Я не могла поверить в это. Я не хотела в это верить.


Качнув бедрами, я отправила нас в точку невозврата.


— Нет никакой ошибки в этом, — простонала я, когда его член врезался в самое чувствительное местечко.


Я взрывалась, кончая, дико сжимая его ствол, отчего мои глаза наполнились слезами. Он кончил следом стонал так громко, что меня сокрушило снова. Освобождение было схоже со взрывом бомбы, гранаты — снаряда ярости власти и свободы.


Килл трахнул меня, не сдерживаясь. Растеряв все отговорки, когда мы долго и тяжело кончали. Бросив нас в сумрак, где не было призраков из прошлого — только мы и удовольствие.


11 глава


Она выглядела так, будто поняла. Она заглянула в мою душу и поняла.


Она никогда не поймет.


Она извратила мой разум.


Я ненавидел ее за то, что предложил второй шанс, за каждое моргание ее зеленых глаз. Она предложила бесценный дар забыться и отпустить.


Мое сердце хотело поверить, так чертовски сильно.


Это было так давно, заботиться о ком-то.


Но это удваивало опасность для нее.


Эмоции были злом, и я не собирался попадаться на ее уловки.


Я вижу, когда меня пытаются надуть, и это умение помогло мне преодолеть такие обстоятельства, которые вполне бы могли меня убить. Я не позволял себе слушать ничего, кроме шепота ненависти.


Это все, что я знал.


Единственное, что я понимал, после того что случилось.


— Килл.



Прошло три дня.


После того как Килл трахнул меня, он ушел, не сказав ни слова, развязав меня и дав мне насладиться удовольствием. Через полчаса после одного из лучших оргазмов в моей жизни, входная дверь захлопнулась и пустой дом стал словно склеп.


Он ушел.


Чтобы заняться делами? Чтобы ответить на телефонный звонок? В любом случае он ушел, и я была ему благодарна. Облегчение разлилось по моей крови, но нервы были натянуты от того, что готовило мне будущее.


Первый день без него был трудноват. Я приняла душ, нашла на его туалетном столике запасную зубную щетку и надела вещи, которые мы купили. Я не знала, чем заняться, куда могу пойти и чего от меня ждут. Так что я оставалась в своей комнате и задавала вопросы, которые, как я думала, могут обмануть мой мозг.


Той ночью я ждала его. Бродила по дому до полуночи.


Я не могла уснуть до двух часов утра, и потом наконец заснула, а когда проснулась, обнаружила Килла за компьютерами, безумно щелкающего мышкой, изучающего торговые рынки, в которых я никогда не разбиралась.


Следующим утром мы столкнулись в кухне. Я совершила набег на его продукты, когда готовила на завтрак фруктовый йогурт с ягодами, доставленный позавчера еженедельной доставкой здорового питания.


Он застыл в дверях и смотрел на меня, как на незнакомку.


Я не говорила ни слова, надеясь, что он прольет свет на свои же вопросы. Но он повернулся и ушел, покинув дом второй раз.


Я могла бы остаться в его доме сейчас, но я не была дурой, думавшей, что у меня есть много времени, чтобы вспомнить. Подслушанный телефонный разговор только подтвердил, что меня все равно продадут. Независимо от того, согласен будет с этим Килл или нет.


Он был президентом «Чистой Порочности», но он подчинялся другому — человеку, который был его боссом, который в данный момент был заключен под стражу в тюрьме штата Флорида. Я не знала, почему Килл прибег к такому ужасному преступлению, как торговля людьми, но я не была глупой, предполагая, что смогу заставить его проявить заботу.


Не то чтобы я добилась какого-то прогресса. Килл ненавидел меня — или же он ненавидел то, что я разбудила его чувства. Как бы то ни было... у меня было время.


На следующий день он снова ушел. Никаких прикосновений, никаких объяснений — он делал вид будто меня здесь нет. Мы были призраками в одном и том же доме, проплывающими мимо друг друга. Никаких упоминаний о сексе, ни о том как скоро он собирался от меня избавиться — даже вопросы о моих воспоминаниях и татуировках так и не появились.


Он ушел в себя, стал задумчивым, тихим и чертовски угрюмым, я перестала задавать ему даже самые простые вопросы и стала избегать его.


Воцарилась рутина, как если бы мы следовали какому-то тщательно продуманному плану.


Первым делом утром Артур уезжал. Куда идти я не знала. Я оставалась в постели, пока не убеждалась в том, что он ушел, а потом пробиралась к нему в кабинет и смотрела на уравнения на стене.


Что-то в них возбуждало мой мозг. Дразнило меня ответами, которые я не могла рассмотреть.


Я шпионила в его гардеробной, в поисках каких-либо воспоминаний, которые могли бы показать мне путь к его или моему прошлому. Я прогуливалась по его дому... в поисках чего-то, хоть чего-нибудь.


Кажется, его больше не волновало то, что он надолго оставляет меня одну. Он был настолько уверен в том, что я никуда не денусь? Но остаться ради чего? Он ничего мне не давал.


Минута за минутой, мой мир сжимался до небольшой площади его дома. И в его доме я чувствовала себя одновременно и в безопасности, и под наблюдением. Одновременно спокойно и тревожно.


Я попыталась воспользоваться компьютерами, но они были защищены паролем.


Я попыталась выйти на прогулку, но ворота тоже были под паролем.


Я пыталась найти слабое место снаружи, но это была крепость. Каждый заблокированный путь пробуждал мое желание освободиться, и я стала искать способы побега.


Ночью, когда Килл возвращался, я прекратила попытки поговорить с ним. Я перестала спускаться по лестнице посреди ночи, чтобы шпионить за ним, когда он, как умалишенный, щелкал мышкой, отмечая сделки на мигающих графиках и валютных операциях.


Чем дольше мы не разговаривали, тем больше я замечала в его зеленых глазах смекалку, яркий интеллект — почти страшной силы, которая заставляла его пылать, когда ночью за столом он сидел и бормотал одно и то же, снова и снова, смотря на изображение, которое я не могла разглядеть.


— Я отомщу. Я обрету покой. Я уничтожу этих ублюдков, и надеюсь Господь освободит меня.


Я пыталась выяснить, что это за фото, но ящик был заперт, а ключ я не нашла.


Остальная часть его дома не давала никаких подсказок о том, кто скрывался за этим непроницаемым изумрудным взглядом, мое беспокойство росло, чем больше минут отсчитывалось, и я оставалась в темноте.


Мне необходимо вспомнить.


Я пыталась. Черт, как же я старалась. Но все мои попытки были напрасными. Я прекратила изводить свой разум поисками ответов и подсказок. Я оказалась в ловушке, и мне было плевать на все, кроме побега.


Я не могла оставаться в доме президента байкеров, который больше меня не замечал.


Я больше не хотела жить в пустом мире беспамятства.


Мне нужно уйти.


Для меня здесь больше ничего не было. Артур достаточно четко показал — он отстранился от меня, чтобы его совесть была чиста, когда она продаст меня.


Я не хочу такого мужчину — кто может так просто уйти после того, что было между нами.


Ты заслуживаешь большего.


Я всецело согласилась, так почему моя душа кричала всякий раз, когда я думала о том, чтобы вырваться за дверь и никогда не возвращаться?


12 глава


Я был оружием.


Я был отточен лучшими, давшими мне навык преуспевать и управлять империей.


Я был воином.


У меня была полная власть и интеллект, чтобы добиться успеха, и влиятельные союзники, чтобы мои мечты осуществились.


Я был королем.


А короли никогда не отвлекались на тех, кто слабее их.


— Килл.


— Ты пойдешь со мной.


Я посмотрела вверх оттуда, где сидела, скрестив ноги на кровати. Единственным чтивом в доме Килла были торговые журналы, путевые листы компаний и книга под названием «Насколько ты считаешь себя гениальным?». В ней были логические головоломки, уравнения и куча технических тестов, которые фактически указали, что нет, я не гений.


Прошлой ночью, когда Килл не появился дома до трех утра, я обнаружила слабое место в задней ограде. Каменная стена была там не так идеально выстроена, этого было достаточно, чтобы ухватиться пальцами и приподняться.


Я не знала, что ждет меня за стеной, и не могла взять с собой провизию, кроме фруктов, чтобы хоть какое-то время поддерживать тонус. Доставку Килл заказывал еще в начале недели — полуфабрикаты, калории были рассчитаны лишь на то, чтобы поддерживать жизнь мне и ему, без разнообразия и радости приготовления пищи.


К сожалению, другого заказа наперед на несколько дней не было, а я хотела сбежать сегодня вечером.


Я не могла оставаться в этом доме ни минуты.


Опустив книгу на колени, я безразлично спросила:


— Куда?


Его глаза сузились от холода в моем голосе:


— В «Чистую порочность». Пришло время нашего еженедельного собрания, и мне необходимо взять тебя с собой. Братья хотят обсудить твое будущее.


Мой рот закрылся. Я знала, что этот день наступит — я просто надеялась, что это не помешает моему запланированному побегу.


Я скрестила руки.


— Ты говорил, что не избавишься от меня, пока не узнаешь…


— Неважно, что я говорил. Я достаточно с тобой нянчился и только создал себе проблемы.


Я не нянчусь с предателями.


Гори, детка. Гори.


Я вздрогнула, когда мерзкий голос раздался в моей голове. Сжав книгу крепче, чтобы не показывать свой страх, я рявкнула:


— Что ты собрался делать со мной?


Килл напрягся, не сдвинувшись с места рядом с дверью.


— Что за хренов тон?


Мои глаза широко распахнулись.


— Ты серьезно? У тебя появились яйца, чтобы спросить, что у меня за тон?


Он двинулся вперед, все ближе и ближе, пока его нрав закипал.


— Да. Я спрошу снова. Что за хренов лед, милая?


Я захлопнула книгу и швырнула ее прямо в его голову.


Он увернулся, оглянувшись назад посмотреть, как она громко хлопнула, упав на ковер. Он повернулся ко мне лицом, с недоверчивым взглядом.


— Что это было?


— Что это было?


Я приподнялась, встала на колени, сгребла свои волосы в кулаки.


— Я скажу тебе, что это было. Я наложила тебе швы. Ты занимался со мной любовью три ночи назад, а затем ты просто ушел из моей жизни! Без объяснений, без малейшего намека о моей судьбе. Ты сводишь меня с ума, и я знаю, ты мне что-то не договариваешь, множество важных вещей. Ты увез меня так далеко, что я... я…


Килл наклонил голову, глядя сквозь свои густые ресницы.


— Ты что? Договаривай.


Я разжала кулаки, выпустив волосы, чувствуя себя опустошенной и не желающей бороться.


— Я устала. Я не приблизилась к разгадке того, кто я, или откуда знала тебя до того, как была похищена, — расправив плечи, я бормотала, — я слышала твой телефонный разговор. Ты все равно продашь меня, все еще собираешься... — Я пожала плечами, мой голос наполнило печалью. — Думаю это неважно, потому что потом у меня будет другой хозяин, избивающий и трахающий меня каждую секунду моей гребаной жизни, и я буду только рада ничего не помнить. Благодарна за твое равнодушие, в вопросе моего прошлого, потому что я никогда не стану этим человеком снова.


Комната наполнилась напряжением.


Артур шагнул к кровати. Его ботинки бесшумно передвигались по толстому ковру, и он снял свою кожаную куртку, все, что на нем осталось, была черная футболка и джинсы.


— Слушай внимательно, Забывчивая Девушка. — Его ноздри расширились, и он продолжил: — Три дня назад я не занимался с тобой любовью. Я трахал тебя. Я говорил тебе, что не хочу ничего другого после этого. И вот, что я получил. Я не должен тебе объяснять, что моя жизнь тебя волновать не должна. У меня есть дела, которыми я должен заняться — дела Клуба, которые я не собираюсь никогда обсуждать ни с тобой, ни с любой другой женщиной в моем мире.


Мое сердце сжалось, и я с трудом сглотнула.


— Ты с самого начала знала, что тебя ждет, и я мог бы наказать тебя за то, что ты подслушивала личный разговор. Вообще-то, ты меня так сильно разозлила, что именно этим я сейчас и займусь.


Я застыла.


— Что?


Он сократил расстояние до кровати, упираясь коленями в матрас. Молниеносным движением схватил меня за бедра, перевернул на спину и крепкими ладонями обхватил мои лодыжки, легко подтянув мое тело к краю кровати.


Он ухмыльнулся.


— Носишь юбку. Это очень удобно.


Я боролась, хваталась руками за одеяло, пытаясь вырваться.


— Не трогай меня.


Его правая рука скрылась под юбкой, поглаживая атласную ткань между моих ног.


Мои глаза почти закатились от внезапного удовольствия его прикосновений.


— Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе. Признай это.


— Я хочу, чтобы ты рассказал мне, кто ты.


Он покачал головой, его пальцы потирали клитор.


— Тебя не знаю.


— Расскажи мне, как она умерла.


В мгновение, когда слова сорвались с губ, я хотела забрать их назад — не только ради своей безопасности, но и из-за сокрушенности во взгляде Килла.


Его пальцы жестко ущипнули мой клитор.


— Я говорил тебе никогда не заговаривать о ней.


Смелость прорвалась сквозь меня, и я спросила:


— Она горела? Она умерла в пожаре?


Она каким-то образом выбралась из горящего дома так, что ее никто не заметил, стала другим человеком, потому-то ничего не помнила? Потому что если это так, взгляни на мои шрамы!!!


Злобным рывком он сорвал атласные стринги и задрал розовую юбку.


— Продолжишь говорить, и тебе будет больно.


Он нащупал ремень, расстегнул его и молнию. Его член оттянул тонкую ткань его черных боксеров.


Я не могла шевельнуться, когда Килл вынул из кармана презерватив, сразу стянул и штаны, и боксеры до коленей. Что-то еще он осторожно положил на ковер.


Я попыталась рассмотреть, что это было, но Килл не давал возможности двигаться.


Его не волновало, что он стоял передо мной обнаженным со своей татуировкой русалки, с ее волосами, обвитыми вокруг его члена. Его не волновало, что знак Весы, на волнах татуировки, словно светит и дразнит мои воспоминания. Его не волновало, что слезы — настолько переполненные смущением, жаждой и безумием — стекали по моим щекам.


Его рука дрожала, когда он раскатывал презерватив по всей длине, покрывая свою большую эрекцию. Мое тело согрелось, расплавилось, вывернуло мое желание сбежать.


— Откуда ты знаешь, что ее не стало, Киллиан? — я шептала. — Почему ты так уверен, что она погибла, в то время как я знаю вещи, которых не могу объяснить?


Он замер, его кулак застыл у основания члена. Я не ожидала ответа. Я не ожидала правды, но он выпалил:


— Она умерла из-за осложнений во время операции. Она так и не проснулась. Это бесспорно и верно, и каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты напоминаешь мне об этом. Теперь ты счастлива?


Я выгнула бедра, приглашая его взять меня.


— Нет, я не счастлива от того, что тебе больно.


В его взгляде промелькнула боль, его бровь поднялась, будто он меня подозревал.


Я осторожно кивнула, прикусив губу, когда он, раздвинув колени, устроился у моего лона. Не было необходимости в прелюдии, мое тело изнывало от желания воссоединиться с ним после трех дней ужасного одиночества.


— Что за операция? — я медленно прошептала, когда мой рот приоткрылся от неспешного наполнения.


Он стиснул зубы, полностью погружаясь в меня.


— Хватит болтать.


Мое тело напряглось, затем расслабилось, пока его длина растягивала меня изнутри. Я не могла оставить это.


— Когда ты видел ее в последний раз? Пожалуйста... мне необходимо знать.


Его глаза так глубоко были наполнены страданиями, что они полностью затмили похоть. Тяжело вздохнув он сделал толчок, но его сердце было не с ним — он потерял его, разрушенное смертью девушки.


— Я видел фотографии. Я читал полицейский рапорт. Я говорил тебе, что стоял у ее могилы. Она умерла.


Моя спина прогнулась, когда он резко вошел в меня, охваченный яростью.


Мое сердце колотилось с неистовой силой. Я хотела забыть о тяжелом разговоре и насладиться ощущением его внутри меня, но не могла. Мне нужно было давить на Килла. Это был единственный способ узнать правду.


— Ты говоришь так, будто не попрощался с ней. Зачем ты читал полицейские отчеты? Разве вы не были вместе до конца?


Его лицо стало мрачным. Пальцы вонзились в мои бедра.


— Я сидел в гребаной тюрьме.


Молчание заполнило мою голову. Белый шум и неразбериха.


— Что... за что?


Он рассмеялся, почти маниакально. Его член вонзался в меня, двигаясь словно поршень, поднимая меня все выше и выше к удивительному оргазму. Один из нас был поглощен выяснением истины, пока наши тела пожирали друг друга.


— Меня предали, — наклонившись надо мной прорычал он. — Но это не оправдывает моих грехов. Я был арестован за убийство, милая. Как ты себя теперь ощущаешь? — Его зеленые глаза сверкали, пока он жестко вколачивался в меня.


Моя киска пульсировала и ныла. Я не могла удержать свою руку, которая поднялась к его щеке и погладила его небритое лицо.


— Ты все еще платишь за свои грехи.


Он шлепнул меня по руке.


— Не прикасайся ко мне.

Он ускорил темп, быстро оставив болтовню и сосредоточившись на финале. Я не готова была разорвать связь между нами. Пока.


Спроси его.


Задай ему вопрос.


Ревность пылала в моем сердце от того, что этот мужчина, который сейчас входил в меня, все еще любит другую. Но надежда все еще теплилась. Я последние дни надеялась на один ответ.


Один ответ, который он может дать, но я переживала, что он этого не сделает.


Вскрикнув, он обхватил меня руками и двигался резко и безжалостно, я взмолилась:


— Скажи мне ее имя. Как звали девушку, которую ты любил?


Вселенная прекратила вращаться. Все вокруг со скрежетом остановилось.


Член Килла пульсировал внутри меня, пока он застыл, как айсберг. Он сжал мое горло и прошипел:


— Никогда не спрашивай об этом снова. Ты недостойна ее имени.


Потом его рука двинулась от горла к моим глазам, сильно прижав веки. Мир погрузился в темноту, но остальные чувства выстрелили суперсилой.


Его бедра вонзались сильнее, его член приносил сильнейший жар и удовольствие.


— Я не могу вынести то, что ты смотришь на меня ее глазами, пока я трахаю тебя. — Его голос сорвался, но страдания вырвались звериным рыком. Его темп ускорился, оставив секс позади и перейдя в чистое наказание.


Я ничего не видела. Его рука была горячей и тяжелой.


Я не могла дышать. Его темп был слишком быстрым и глубоким.


Я не могла бороться. Удовольствие было слишком интенсивным и мощным.


Я не могла остановить реакцию своего тела на его гнев, пульсирующий между моими ногами.


Я кончила.


Жестко, продолжительно — по спирали ниже и ниже, темнее и темнее, теряя себя в тусклом одиноком мире Артура Киллиана.


С воплем он ворвался в меня, наполнил меня, разгромил меня, отобрав все, что у меня было.


Время прошло.


Я не знала сколько, возможно, пять минут или час, но Килл разбудил меня от моего туманного сна, когда споткнулся о книгу на ковре. Он был полностью одет и сконцентрирован снова, словно он пришел, чтобы поднять ее.


Я приподнялась, опираясь на локти, мне было плевать на мою задранную юбку и выставленную напоказ истерзанную киску. Все, что меня волновало — это черная тень мужчины, несущего в себе столько беспорядка внутри.


Я не боялась его.


Осознание того, что я могу не бояться тех, кто борется больше, чем я, было вдохновляющим.


Он повернулся ко мне лицом, размахивая книгой, и приподнял бровь.


— Ты проверяла свой IQ?


Я улыбнулась, вспоминая тяжелую математическую задачу. Я могла бы решать ее всю оставшуюся жизнь или воспользоваться лучшим в мире калькулятором, но никогда бы не поняла, как с ней справиться.


Я даже не пыталась разобраться в ней. Тем более его не было рядом, чтобы фиксировать мои ошибки или корректировать неверные ответы.


Я оттянула вниз юбку.


— Я не сильна в математике.


— Ответ — девятьсот восемьдесят четыре в квадрате.


Я разинула рот.


— Ты помнишь все ответы?


Он нахмурился.


— Ты думаешь я вру?


Я подозвала его к себе, посмотреть на длинное на всю страницу уравнение с настолько мелким шрифтом, что необходимо было бы его рассматривать сквозь увеличительное стекло.


— Тебе понадобилось две секунды, чтобы решить его, — я уверенно посмотрела на него. — Ты просто решал его раньше и запомнил ответ, или же ты...


Его губы искривились в ухмылке.


— Или что? Я гений? — он приподнял бровь. Я не могла понять, он надо мной издевается или злится из-за моего недоверия.


— Ты гений?


Он бросил книгу на кровать и скрестил руки.


— Существует много теорий относительно гениев, но формально мой IQ — сто пятьдесят восемь, а гений это тот, у кого за сто шестьдесят, так что можно сказать... я близок.


Я кивнула, довольная тем, что он заговорил со мной после трех дней молчания.


— Потрясающе. Скажи мне, в чем смысл жизни, о, умнейший.


Его ухмылка появилась сама собой.


— Нет смысла жизни.


Я вспомнила мантру, которую он нашептывал каждую ночь в кабинете. Опустив голову, я пробормотала:


— Я думаю, у тебя есть смысл — цель. Ты идешь к ней или ждешь, пока она осуществится.


Он отступил назад, его лицо побелело.


Я выровнялась, не желая отпускать его, в момент, когда я была так близка к тому, чтобы снести бульдозером одну из его стен. Что-то мягкое и прохладное коснулось моей ноги.


Я посмотрела вниз.


Мой взгляд остановился на затертом ластике Весы.



— Домашнее задание сегодня вечером?


Я впустила его, заперев за ним дверь.


— Родителей нет. Весь дом в нашем распоряжении, — прошептала я. — Ты мне нужен.


Прихожая дома, который я делила с родителями, стала вдруг тесной от сексуального напряжения.


Его зеленые глаза вспыхнули, он сглотнул.


— Ты знаешь, как сильно я тебя хочу, но... ты еще совсем малышка.


— Мне четырнадцать, на следующей неделе. И я знаю тебя с самого рождения. — Я подошла обнять его, но он быстро вышел из зоны досягаемости. — Пожалуйста, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты был первым.


Он тяжело вздохнул.


— Я буду твоим первым. Но подожди немного. Я не хочу причинить тебе боль. — Его рука исчезла в кармане, вытащив новый ластик Весы, который я подарила ему на прошлой неделе. Он сказал, чтобы я подарила ему хороший ластик. И я хотела напомнить ему обо всех хороших качествах, которыми он обладал, будучи по зодиаку Весами.


Держа его в руке, он пробормотал:


— Ты отдала мне его. Это единственное, что я принимаю от тебя, пока я не удостоверюсь, что никогда не потеряю тебя.


— Ты никогда не потеряешь меня.


Печаль семнадцатилетнего подростка мелькнула в его глазах.


— Я теряю тебя каждый раз, когда возвращаюсь домой без тебя. День, когда я займусь с тобой любовью — это день, когда моя жизнь закончится.


Мое сердце сжалось.


— Закончится?


— Она закончится, потому что я отдам тебе свою душу, когда ты отдашь мне свое тело, и я больше не смогу жить без него.


Я растеклась лужицей, взяв ластик и прижав к сердцу.



— Я... я подарила его тебе, — я держала его, слезы текли по моим щекам. — Я подарила тебе его в ту ночь, когда умоляла тебя забрать мою девственность.


Килл споткнулся, его ноги подкосило, и на мгновение мне показалось, что он отключился. Затем ярость — неразбавленная, страшная ярость — наполнила его тело.


— Заткнись! — взревел он. — Заткнись со своими уловками и чертовыми иллюзиями!


— Это не уловки! Ты должен мне поверить!


Он потянулся вперед, вырвав из моих пальцев ластик. Лицо его побелело, он поднял кулак словно для удара. Его длинные, до подбородка волосы упали вперед непокорной прядью.


— Не делай этого! — я свернулась в клубок, закрывая голову руками. — Я помню тебя. Я помню поцелуи украдкой на крыше под луной. Помню, ты помогал мне с домашними заданиями. Я помню дни, проведенные голышом на частном пляже, который мы нашли. Я помню любовь, которую чувствовала к тебе, любовь, которая никогда...


Он пнул меня.


Боль в ребрах разорвала мое признание и заткнула меня. Жар распространился в моем боку, облизывая пламенем, опаляя и без того поврежденную кожу.


Я дышала задыхаясь, держась за бок. Мои глаза остекленели от грусти и сожаления.


Килл присел на корточки, кипя яростью.


— Я запрещаю тебе играть с моей болью. Запрещаю манипулировать. Я уже говорил тебе, меня предали в прошлом, и я на позволю какой-то шлюхе исказить мои воспоминания и заставить меня поверить в гнусную ложь. Ты разрываешь мне сердце, и я больше не позволю тебе делать это!


— Это не ложь. Скажи мне, откуда я знаю такие факты! Скажи, откуда эти воспоминания, если это неправда!


Схватив меня за волосы, он развернул меня так, чтобы я смотрела в его глаза.


— Ты лгунья и мошенница. Они рассказали мне, откуда украли тебя. Я знаю, кто ты, и всю эту хрень про любовь ко мне. Мне хочется убить тебя за то, что ты осмелилась сделать мне больно.


Отпихнув меня, он бросил ластик на пол и последовал к двери.


— Все кончено. Я больше не хочу тебя видеть. Ври где-то в другом месте, милая. Все кончено.


Он хлопнул дверью.


Прозвучал звук поворота ключа в замке.


Он оставил меня с моей обреченностью.


13 глава


Я любил однажды.


Меня любили в ответ.


Я отдавал себя полностью и безгранично.


Я впитывал ее любовь.


Обладание чем-то настолько ценным сделало меня самым богатым человеком. Но потеря этого заставила меня погрузиться в нищету, настолько мрачную и проклятую, что у меня просто не было шансов выбраться оттуда.


Я и не хотел.


Я не мог.


Мне не оставалось ничего кроме боли.


Теперь я никого не любил.


Теперь меня боялись.


Пришло время заставить и ее бояться меня.


Она зашла слишком далеко, и я не позволю ей дальше причинять мне боль.


Поэтому я причинил боль ей.


Я причинил ей боль, чтобы жить дальше.


— Килл.


Дверь отворилась несколькими часами позже.


Мои глаза взлетели вверх, надеясь и боясь, что Килл вернулся, чтобы причинить мне боль. Не то чтобы он смог. Это не было от синяка на ребрах, мне было больно от каждого вздоха, но меня подвело чувство понимания его. Я считала, что он был сломлен... нуждался в ком-то настоящем, кто бы склеил его обратно.


Но он показал мне суровую реальность.


Он не был кем-то не желающим видеть боль прошлого. Он действительно верил, что я не она. Он был настолько в этом уверен, что и я потеряла надежду и просила прощения за все причиненные ему страдания.


Я не она. Или она?


Вопросы мчались по кругу в моей голове.


Я хотела знать, как воспоминания умершей девушки появились в моем спутанном сознании, и я видела только один способ выяснить это, если только прорваться к Артуру, а не к Киллу.


Я осторожно подняла глаза, подбирая слова.


Мне жаль.


Дай мне шанс все исправить.


Пожалуйста, помоги мне понять.


Но это не Килл пришел за мной.


Стоящим в дверном проеме оказался брат из «Чистой порочности». Я встретилась взглядом с голубоглазым байкером с ирокезом, по имени Грассхоппер.


Он выглядел моложе при дневном свете, чем во время кровавой бойни. Его губы были полными, складывались в благородную, но твердую улыбку, и у него была симпатичная ямочка на правой щеке.


— Привет, — сказал он.


Когда он шагнул ко мне, то нахмурился.


— Ээээм, ты в порядке?


Я крепче обняла свои колени. Я не двинулась с ковра, прислонившись к кровати, и прокручивала кончиками пальцев ластик Весы. Килл необдуманно бросил его мне под ноги — было очевидно, что эта вещь для него бесценна.


Я хотела, чтобы ластик оказался волшебным: прокручиваю в одну сторону и разблокирую правду, прокручиваю обратно и обретаю все, что было утрачено. Сколько бы я его не удерживала, он не дал мне того, что нужно.


— Да.


Я провела рукой по волосам, в надежде что не похожа на жертву домашнего насилия. Я не плакала — я чувствовала... оцепенение. Невероятную скорбь и смущение.


Взгляд Грассхоппера на мою едва прикрытую юбкой ногу открыл ему красочные чернила с цветами, маленького единорога, лепестки, полностью трансформирующие мое бедро, икры и пальцы.


— Прекрасная работа.


Я опустила руки, выдвинув ногу вперед на ковер.


— Она-то прекрасная. Жаль, что я не помню, почему сделала ее, или где, или даже боль.


Его глаза расширились, он резко присел прямо передо мной.


— Ты не помнишь боли? Это... это как роды, когда, по словам девушек, они не помнят, что их разрывают на две части гребаные схватки, а затем через год проходят через это снова?


Я усмехнулась.


— Благодарю за прекрасный образ, который нарисовался в моей голове.


Мои пальцы отслеживали непонятное уравнение над коленом, которое исчезло в строчке уходящей под изгиб, и с данного ракурса я не могла его рассмотреть.


— Не совсем так. Похоже, я забыла много важных вещей.


Грассхоппер фыркнул, подавшись вперед. Вытянув руку, он сказал:


— Ну, ты все еще жива, ты ешь, спишь, общаешься. Это уже что-то.


Я посмотрела на его открытую ладонь. Подозрение быстро растеклось по моей крови.


— Не хочу показаться грубой, но почему ты здесь? С той ночи я не видела никого из лагеря. Артур сказал, что живет один.


Грассхоппер рассмеялся, его голубые глаза сверкали.


— Артур? Черт меня дери, ты называешь его Артуром? Неудивительно, что он взбесился.


Я замерла. Холод скользнул по моей спине. Каким бы милым не был Грассхоппер, мне не нравилась причина, по которой он здесь — в спальне своего босса.


— Извини, моя ошибка. Килл. Президент Килл.


Грассхоппер кивнул, снова протягивая руку, слегка дернув ладонью от нетерпения.


— Да, я знаю этого парня. Он хороший человек, но он решил, что ты представляешь угрозу для его спокойствия, маленькая леди. Давай-ка, поднимайся. Пора идти.


Я опешила.


— Что? Я никуда не хочу идти.


Грассхоппер ничего не сказал, ожидая, когда я сдамся, но вместо этого подхватил меня за локти. Поднимая меня на ноги, он заметил ластик, зажатый в моих пальцах.


— Черт, где ты его взяла?


Я прижала его к груди.


— Я подарила ему. Когда-то.


Веселое любопытство в его взгляде исчезло.


— Ага, теперь я понял.


Его лицо ожесточилось, он стал холоден.


— Ты играешь с ним. Прости, но у меня нет времени на сучек, пытающихся навредить одному из моих братьев, особенно моему Презу.


Схватив мое запястье, он вынудил меня разжать пальцы и выронить ластик на кровать. На ту же кровать, на которой Артур трахал меня; на ту же кровать, на которой я видела, как сильно он горюет.


— Пойдем. Ты больше не причинишь ему боль. Ты поняла.


Он шел к двери и без усилий тащил меня за собой.


Я упиралась пятками в ковер, тянула его за руку.


— Нет... подожди. Я не могу уйти. Я должна остаться.


Он ничего не говорил, вытаскивая меня из комнаты в коридор.


— Ты не понимаешь. Я знаю его. Я могу быть...


Он резко остановился.


— Он трахал тебя?


Я моргнула.


— Это не твое де...


— Я так понимаю, да. Ответь мне на три вопроса: если ты ответишь верно, то я оставлю тебя здесь, чтобы Килл по-мужски разобрался с тобой лицом к лицу. Но если ты ошибешься, то пойдешь со мной. Ты больше его не увидишь. И молись, чтобы твой покупатель был более терпелив к лгуньям.


Покупатель? Меня продали?


Мир рухнул. Коридор поплыл. Килл сказал правду, когда уходил.


Я больше никогда не хочу тебя видеть. Все кончено.


Черт! Я была готова уйти из-за ужасного молчания Килла, но это было до того, как я увидела в его глазах проблеск правды. Он настолько привык к своей боли, настолько привык залечивать свое горе и жить с разбитым сердцем. Он ненавидел меня за то, что я дала ему надежду. Это испугало бы любого, кто любил кого-то так, как он.


— Я отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мои.

Пожалуйста, узнай правду. Пожалуйста, будь близка к тому, что Килл рассказал тебе.


— Как звали его погибшую девушку?


Грассхоппер замер, его пальцы вонзились в мою плоть.


— Откуда ты знаешь о ней? Черт, ты хороша. Неудивительно, что он был так чертовски подавлен последние дни. Если бы я был на его месте, я бы убил тебя за то, что ты вернула его в прошлое.


— Вернула его в прошлое? Прошу, мне необходимо знать!


Он отшвырнул меня, провел по своим волосам, примяв ирокез.


— Прекрасно! Ты хочешь знать? Килл был приговорен к пожизненному заключению...


Пожизненному?


— Я знаю, он был в тюрьме, когда она умерла.


Он покачал головой, зло улыбаясь.


— Не когда она умерла. Он оказался в тюрьме, потому что она умерла.


Он оттолкнул меня к стене.


— Разве ты не поняла? Он был убийцей? Он убил ее.


Мое сердце не знало, сдаться ему или разорваться.


— Это не может быть правдой! Он сказал, что она умерла в хирургии...


— От травм, которые он ей нанес.


Мой разум превратился в вихрь, крутящийся быстрее и быстрее.



Пламя.


Дым дезориентировал меня, вернув на две недели назад, в мой день рождения.


Мне исполнилось четырнадцать. Мои родители устраивали барбекю для чаптера. Люди в кожаных куртках, женщины, одетые на деньги своих любовников, дети пришли отпраздновать мой день рождения.


Мы были семьей. Счастливой сплоченной семьей.


Но сейчас я ползла по залитому кровью ковру. Я обгорала сильнее, чем любой барбекю, а мой правый бок превращался в гриль.


Боль.


Это было мучительно, но затем... это прошло.


Шок дал мне силы задыхаясь ползти и испытывать ужас от того, что я увидела человека, залившего бензином весь наш дом.


Я видела, кто чиркнул спичкой.


Я узнала.


У меня не оставалось выбора, кроме как выжить и заставить их заплатить.


— Кто-нибудь есть здесь? — голос хрипел от дыма.


В горле пересохло, глаза слепли от дыма. Я не могла ответить.


Я ползла...


Я тащила свое обгорающее тело...


Я... ползла...


Я была опустошена.



Грассхоппер встряхнул меня. Моя колыхалась, как у тряпичной куклы, когда я заморгала от ужасного воспоминания.


— Он поджег мой дом? — прошептала я, ужас сжал мои легкие.


Мое сердце разлетелось на миллионы частиц. Парень с зелеными глазами пытался убить меня?


Я вцепилась в куртку Грассхоппера, ненавидя череп, изрыгающий монеты, вышитые на толстой коже. Тут какая-то ошибка... ужасная, жестокая ошибка.


— Почему? — взмолилась я. — За что он пытался убить меня? Мы ведь любили друг друга!


Грассхоппер попятился назад, пытаясь оттолкнуть меня.


— Убери от меня руки, сучка. Я не понимаю, о чем ты говоришь.


— Нет, ты все понимаешь! Расскажи мне. Ты должен мне рассказать.


Каждая мышца моего тела дрожала, живот сжался, стены коридора вращались быстрее и быстрее, сжимая меня словно жестяную банку до тех пор, пока не сдавило мою голову. Слишком сильно.


Я закричала, вцепившись в свои волосы, желая разблокировать воспоминания и облегчить это состояние. Но давление только увеличивалось, нарастало и нарастало, пока каждый волосок не стал болеть, пока я не почувствовала, что глаза увеличились, а язык опух.


Я не видела. Не слышала. В моих ушах лишь пульсировал безумный ритм моего взволнованного сердца.


— Пожа... — пробормотала я.


Разрушенная всем из моего прошлого, поглотившего меня, я больше не могла этого выносить.


Я отпустила свой разум.


Я провалилась в темноту и тишину.


Пух и хлопок, вата и облака приветствовали меня, когда я постепенно приходила в себя.


Я сжала губы и скривилась от ужасного привкуса. Мой нос заложило, голова гудела от боли.


Я застонала, возвращаясь в свое тело; я поморщилась, коснувшись ребер.


Он пнул меня.


Горячие слезы наполнили мои глаза, когда я вспомнила, что произошло. Он был отвратителен с тех пор, как я приехала, но этот пинок... он говорил о многом.


Я сомневаюсь, что он понял, сколько всего он показал мне за этот короткий момент. Его гнев был безжалостным и неудержимым. Он пнул меня. Ни кровать, ни стул. Меня.


Из-за того, что я расстроила его. Я заставила его встретиться лицом к лицу с тем, о чем я только могла догадываться. Он столько всего держал в себе, что, казалось, утонет в любую секунду.


Удар шокировал меня не потому, что это было ужасным проявлением насилия, а потому, что это был крик о помощи.


Мои видения мелькали, мысли вертелись весь остаток дня.


Я сдалась, не готовая снова отключиться от груза тайн и стрессов.


Потирая глаза, я села. Мое сердце ушло в пятки.


Я была в камере. В кубе с раковиной, мини-кухней, туалетом и кроватью. Не было никаких окон, фотографий или ковра, и только один выход, который, несомненно, был заперт.


Яркая лампочка надо мной была резкой и слепящей, и здесь пахло страхом и рвотой.


Где я?


Покачиваясь я направилась к тяжелой двери и постучала.


— Эй?


Я ждала ответа.


Я продолжала ждать.


Я была терпелива, как никогда.


Ничего.


Не обращая внимания на жуткую головную боль, я повернулась, чтобы исследовать каждый дюйм этой маленькой коробки. Я заглянула под кровать, между пружин матраса, даже подергала краны, чтобы найти что-то, что могла бы использовать в качестве оружия.


Результат, как и от моего стука.


Ничего.


Потом погас свет, окуная меня в темноту.


Я осталась посреди тюрьмы и начала плакать.


Утро.


Грассхоппер разбудил меня звуком проворачивающегося ключа и наконец-то открывающейся дверью. Он принес кусок теплого пирога и немного воды.


Я вовсе не спала. Мой разум не хотел возвращаться в бессознательную бездну. Вместо этого я повторяла все, что вспомнила до сих пор.


Коррин.


Лютик.


Барбекю.


Огонь.


Я пыталась собрать их вместе, как свет в темной головоломке — только детали отказывались складываться, и в них не было ничего сияющего.


Я все еще была в розовой юбке, к которой Килл прижимался бедрами, чтобы взять меня, миленький серый свитерок, который не согревал меня ночью. Одеяло в кровати пахло духами и меня тошнило от мысли, что другие женщины проводили здесь ночи —ожидая решения их судьбы.


Грассхоппер поставил пирог и стакан на расшатанный прикроватный столик.


— Ты в порядке?


Потирая плечи, я фыркнула, не поднимая глаз.


— А ты как думаешь?


Он проворчал.


— Если ты причинила ему хоть малейшую боль, то я могу сказать, что ты легко отделалась.


Я стиснула зубы и не сказала ни слова.


Повисло неловкое молчание; я не стала его разрушать.


Грассхоппер запрыгал на пятках своих ботинок.


— Я принес твой завтрак.


— Не хочу.


— Ты должна поесть.


— Нет, я не буду.


Он повернул мой подбородок так, чтобы я смотрела на него. Его голубые глаза были напряжены, крошечные морщинки проступили вокруг.


— Прекрати это. Будь умницей и сможешь вернуться с нами в логово. У тебя есть еще одна ночь до передачи.


Я сжала челюсти в его хватке.


— Я не хочу есть. Я не хочу зависать с ублюдками торгующими людьми, и уж точно я не хочу говорить с тобой.


Сжав плечи и свернувшись в комок, я закрыла глаза.


— Оставь меня одну.


Грассхоппер стоял надо мной. Было слышно только, как скрипят сжатые зубы и шум. Ноздри свистели, пока он обдумывал неведомо что.


— Помнишь те три вопроса, которые я собирался задать тебе? Которые вернут тебя к Киллу?


Колющая боль растеклась по всему телу, реагируя на его имя. Я не ответила.


Он психанул.


— Слушай, ответь на вопросы, и я решу, есть ли причина для такого поведения Килла... если нет, я поговорю с ним.


Я напряглась, открыв глаза и сердито посмотрев на него.


— Ты больной, ты в курсе?


Он насупился.


— Почему я больной, если пытаюсь быть с тобой милым? Я мог бы не делать этого, ты знаешь. Я могу оставить тебя одну до продажи. Позволить тебе потерять чертов рассудок здесь, — он скрестил руки на груди, сосредоточив свои голубые глаза на мне. —Если только ты уже не чокнулась, конечно. Тогда это уже неважно.


Я села, разжигая пламя в своем животе.


— Спрашивай. Потом оставь меня в гребаном покое.


Что ты делаешь?


Все внутри меня кричало о том, чтобы я сжала губы и не играла в его маленькую игру, но оставалась крошечная часть меня, все еще надеющаяся на спасение.


Грассхоппер сглотнул, обдумывая, как сформулировать вопрос.


— Когда он взял тебя, он трахал тебя в позе догги-стайл?


Мой рот распахнулся.

— Это самый отвратительный вопрос, который когда-либо...


— Просто ответь мне. Это было так?


Я прищурила глаза. Я отказывалась отвечать на такой агрессивный, личный вопрос. Но это было уже неважно, мое молчание и было ответом.


Он взял меня на четвереньках только один раз. Другие разы было по-другому...


Грассхоппер вздохнул, подняв руку к своему лицу.


— Именно так. Так же, как всегда он поступает с Клубными шлюхами или другими женщинами, которые любым путем проскальзывают в его постель.


Мое сердце позеленело от зависти, ревности к мужчине, которого я ненавидела. К тому, который пинал меня... отобрал у меня все... который сжег мой...


Это был он.


Я отмахнула эту мысль, но нить истины пробивалась сквозь мою защиту, и захватила громкоговоритель, чтобы я не могла игнорировать его.


Это было не из-за него. Ты знаешь.


Я сжала кулаки. Нет, это не он поджег мой дом.


Мужчина с зелеными глазами. Пожилой мужчина в черной кожаной куртке с жестокой улыбкой.


Зеленые глаза.


Зеленые глаза.


Зеленые глаза.


— Следующий вопрос, — продолжал Грассхоппер. — Он позволял твоим рукам к нему прикоснуться?


Я не могла остановить слезы, бегущие ручьем, выдающие мой позор и ответ.


Грассхоппер кивнул.


— Я так понимаю это значит — да.


Его понижающийся голос, словно извинялся, когда он пробормотал:


— Последний вопрос.


Я уже знала какой.


— Он завязывал тебе глаза, чтобы ты не смотрела него?


Я не могла. Я просто не могла.


Я закрыла глаза ладонями и отвернулась, ненавидя рыдания, кипевшие в моей груди.


Тихий всхлип сорвался с моих губ, когда Грассхоппер положил свою тяжелую ладонь на мою спину и, утешая, поглаживал круговыми движениями.


— Трижды да. Это значит, что все, что ты видела, все, о чем ты думала — все, что ты чувствовала — ложь.


Он продолжал гладить меня, его мягкое беспокойство просачивалось в мои кости.


Я сделала глубокий вдох и прерывисто прошептала.


— Объясни тогда, откуда я узнала про ластик. О том, что он занимается торгами на фондовом рынке. О том, что он самый добрый и милый мальчик из всех, кого я знала? О том, что любила его?


Повисло долгое молчание, прежде чем Грассхоппер ответил.


— Мы не можем объяснить, что происходит, когда наш разум отправляется в гребаный отпуск. Кто знает, как и почему мы создаем фантастические миры? Ты сама сказала, что ты ничего не помнишь. Ты все себе придумала. Ты создала эту ложь, и сама так глубоко в нее поверила, что для тебя это правда — но Килл... это, бл*дь, его убивает.


Он перестал гладить меня и поднялся со скрипом кожи куртки и ботинок.


— Не принимай это на свой счет. Он мудак для всех женщин. Наверное, мне не стоит рассказывать тебе, но он потерял девственность в тот день, когда вышел из тюрьмы. Он сделал это только потому, что ублюдку было двадцать четыре, он никогда не был в киске и был самым молодым президентом, унаследовавшим клуб. Ему нужно было стать мужчиной… и быстро, — его глаза гордо заблестели. — Я был тем, кто привел к нему шлюху. Я был тем, кто с самого начала помогал ему изменить клуб.


Я прикусила губу, желая, чтобы мое дыхание было настолько тихим, чтобы я могла услышать каждое слово, которое мог произнести этот мужчина.


Он кивнул, потерявшись в собственных мыслях.


— Он связал ее, завял ей глаза и трахнул сзади. До этого дня он никогда не делал этого по-другому.


Он взял меня лицом к себе. Дважды.


Мое сердце сжалось от странного сочетания отвращения и оптимизма.


— Почему? — выдохнула я.


— Почему? — его брови поднялись, и он усмехнулся. — Думал, это очевидно.


Я ждала и не двигалась.


Он вздохнул и пробормотал.


— Потому что он не может выдержать их близости, потому что они — не она. Он не может выдержать их взгляда, потому что считает, они видят, что он делает. И он не может выдержать их прикосновений больше, чем необходимо, потому что ему тяжело — что бы не происходило — ему плохо от того, что они прикасаются к нему дольше, чем его любимая.


Мое сердце раскрошилось.


Килл совершенно запутал меня.


Но я сочувствовала ему еще больше.


— Откуда… откуда ты столько всего знаешь?


Грассхоппер печально улыбнулся, направившись к двери.


— Откуда может кто-нибудь узнать глубокие тайны человека, одержимого демонами?


Я поерзала на коленях, молча умоляя его закончить ребус, прежде чем оставить меня в одиночестве.


Он склонил голову набок.


— Наблюдая. Слушая то, о чем он не говорит. Колеся рядом с ним, вне лагеря, из которого он вырвался, чтобы посетить могилу покойной. Будучи единственным, кому он доверяет.


Он открыл дверь и шагнул наружу.


— Стой, — крикнула я.


Он обернулся с обреченным взглядом.


— Что?


Я заламывала пальцы, желая узнать еще больше. Желая, чтобы все, что есть в моей голове обрело смысл, пока в сердце зарождалось что-то непонятное.


Мне было больно.


— Зачем ты мне это рассказал? Зачем рассказал мне его секрет, если ты только что доказал мне, что я такая же, как и все остальные? Что я не... она?


Он замешкался мгновение, прежде чем ответить.


— Потому что ты больше никогда его не увидишь. И в надежде, что его мучения закончатся, потому что ты узнала все, что хотела. Узнала, что у тебя никогда не было шанса.


Его голос утратил благородный тон и скатился в арктический.


— Я рассказал тебе, чтобы никогда больше не пыталась разрушить его снова, потому что ты для него ничто. Как и все остальные.


Его слова разорвали меня на части, и не было никого, кто волновался бы о том, чтобы сшить меня снова.


Он захлопнул дверь.


Он оставил меня истекать кровью с распоротой душой, дрейфующей от нескончаемой боли.


— Как меня зовут?


Ничего.


— Как меня зовут?


Тишина.


— Как меня зовут?


Пустота.


Я проклинала безысходность. Слова клятвы повисли в черной коробке, и никто, кроме меня, не слышал их.


Прошло четырнадцать часов с тех пор, как Грассхоппер накормил меня завтраком и рассказал о своем президенте — человеке, которого он явно любил. Прошло шесть часов с тех пор, как другой брат принес мне на ужин лазанью из микроволновки и лимонад.


Двести семнадцать раз я задавала себе один и тот же вопрос.


Двести семнадцать раз я не получила ответа.


Этого было достаточно, чтобы свести меня с ума.


Я сдалась, сползая вниз по стене, укладываясь на матрас боком. Мои вдохи и выдохи были единственным, что я слышала в своем безмолвном мире. Это раздражало так же, как тиканье часов, или капающий кран, или жужжание мухи.


Я ни за что не усну.


Я была истощенной, но не сонной. Уставшей, но не психованной. Я зашла так далеко, я сделала это, не теряя веры — я просто должна была продолжать двигаться дальше, независимо от того, что будет завтра.


Подпирая кулаками щеки, я начала все сначала.


— Как меня зовут?


Ничего.


— Как меня зовут?


Тишина.


— Как меня зовут?


Сара.


Я застыла, словно камень.


— Как меня зовут? — прошептала я.


Сара.



— Сара, оставь бедную киску в покое.


Я ухмыльнулась Коррин, пряча маленького черно-белого котенка в пиджак.


— Киска, да? Это плохая шутка — даже для тебя.


Она хихикнула, ее светлые волосы трепетали на зимнем ветру. Жизнь в Англии была привилегией, жить рядом с монархами, историей и родословной семей, которые отслеживали свое происхождение до каменного века, но, черт возьми, погода тут отстой.


Я переехала в Англию, чтобы получить ученую степень. Я переехала из Соединенных Штатов. Я переехала, потому что...


Как обычно, передо мной возникла стена. Я вздохнула, потому что и раньше ничего не помнила до своего четырнадцатилетия, которое меня больше не волновало. У меня была новая жизнь, парень, который меня обожал, и образование, позволявшее мне работать с животными, которые ценили то, что я для них делала.


Я жила в своей мечте.


Так почему твое сердце тоскует по тому, чего ты не помнишь?


Вопрос был таким навязчивым — никогда не оставлял меня в покое.


Коррин обняла меня, объединяя наши усилия против мороза. Мы жили недалеко, в причудливой квартире-студии, которую едва могли себе позволить, и это создавало определенные трудности, когда кто-то из нас хотел привести любовника, чтобы провести ночь.


Жить без воспоминаний о моем прошлом или семье было тяжело, но каким-то образом я это делала. Врач сказала, что я однажды вспомню. Но годы шли, и это становилось все менее вероятным. Я ничего не могла сделать с амнезией, вызванной почти гибелью. И я была благодарна за то, что остальные функции мозга были в порядке. Никто не мог объяснить, откуда взялись ожоги на моем теле… или то, что я была найдена в канаве рядом с каким-то полем.


Все это было загадкой, а не разгадкой.


В память о прошлом, которое я больше не понимала, я украсила свое отражение всем, что смогла себе представить о временах, когда была маленькой девочкой. Я с ума сходила, заплатила за боль и иглы, но каждый раз, когда смотрела на татуировку, я каким-то образом чувствовала себя ближе к своему прошлому.


Во всяком случае, был один скрытый узор, который, я знала, когда-нибудь разблокирует мой разум.


Решит уравнение.


Похоронен и скрыт, так что обрывки истины смогу заметить только я. Никто бы не понял. Никто не дал бы мне ключ к разгадке. Это была моя конечная цель.


— Посмотрим сегодня что-нибудь причудливое?


— Конечно, — сказала я, прижимаясь носом к пушистому комочку. Я не могла смотреть на брошенных животных. Я в одиночку содержала приют для животных и службу по доставке бездомных питомцев.


Я делала это и потому что была в каком-то смысле тоже бездомной.


— Хорошо. Я думаю что-то сексуальное. Посмотрим, как какой-нибудь обнаженный мужчина с голубыми глазами кувыркается с главной героиней?


Я рассмеялась, крепче сжимая ее руку.


— Я только за… но можно у моего героя будут зеленые глаза?



Мое прошлое блекнет.


Я улыбнулась своему расцветающему лицу.


— Меня зовут Сара, и я начинаю вспоминать.

14 глава



Навалилась куча дел. Множество навязчивых идей. Множество целей.


Я был непоколебим с тех пор, как моя жизнь изменилась навсегда.


У меня был план. Я работал над ним восемь долгих лет.


Каждый установленный контакт, каждый доллар, каждая сделка вели к единому результату.


И, наконец, после стольких лет, я почувствовал, что освободился от поисков.


Я собирался стать их худшим кошмаром, и они об этом даже не догадывались.


— Килл.


— Доброе утро, — сказал Грассхоппер, прислонив голову к двери.


Я села, потягиваясь и пытаясь скрыть зевоту. Внутри меня было что-то другое — другой перелом. Словно стена, забаррикадировавшая все вокруг, уже не была такой крепкой — тонкие ниточки, крошечные трещинки разрушали ее толщину, позволяя пробиться лучикам света.


Мне говорили, что я могу никогда не вспомнить своего четырнадцатилетия. Две недели назад я ничего не могла вспомнить и жила совершенно другой жизнью, которую только начинала вспоминать — но эти воспоминания, которые возникали так стремительно, а похоронены были так глубоко, были медлительными и тяжелыми, и настолько драгоценными, чтобы увидеть их после такого количества времени.


— Я отведу тебя в ванную. Ты можешь освежиться. У меня есть для тебя кое-что из одежды, а потом ты можешь пойти поесть с парнями.


Я зажмурилась, пытаясь надолго закрепить в памяти свою жизнь, обед с байкерами перед продажей какому-то неизвестному покупателю.


Спроси его.


Я вскочила на ноги, ощущая себя грубой и немытой, но более живой, чем когда-либо.


— Погибшая девушка Килла. Я знаю ее имя.


Пожалуйста, пусть это будет правдой. Это должно быть правдой.


Грассхоппер нахмурился, его голубые глаза потемнели.


— Я очень сомневаюсь.


Сделав глубокий вдох, я быстро проговорила.


— Сара. Ее звали Сара.


Я быстро шагнула вперед.


— Я пока не могу вспомнить фамилию, но имя я вспомнила! Разве ты не видишь? Назови ему мое имя, и он поймет. Он поймет, что я говорю правду!


Я кипела от волнения и паники. Как он поступит, когда узнает, что все, что я говорила, было правдой? Будет ли просить прощения за то, что пинал меня ногами? Грохнется ли на колени и обнимет ли меня по-настоящему, впервые после моей «смерти»?


Лицо Грассхоппера стало ужасно нечитаемым. Я не могла понять, поверил он мне или хотел меня задушить.


Наклонив голову, он сказал.


— Иди в душ, а я позвоню ему. Я попрошу его присоединиться к нам за обедом перед твоим отъездом.


Я ничего не могла с собой поделать. Я схватила его за кожаную куртку и обняла.


— Спасибо.


Он замер. Твердая рука втиснулась между нами и отодвинула меня назад. Он отказывался смотреть мне в глаза.


— Я не такой еб*нутый, как Килл, но тем не менее не люблю, когда сучки меня обнимают, — отворив дверь пошире, он подтолкнул меня. — Душ. Потом ты можешь рассказать новости моему Презу.


Тридцать минут спустя я вошла в ту же комнату, где Килл заставил нас раздеться и рассказал о том, что нас ждет. Пол был отмыт от крови, и диваны очищены.


Душ был просто раем, несмотря на преимущественно мужское мыло и отсутствие кондиционера для волос. Грассхоппер дал мне наряд, состоящий из золотистого бикини, украшенного алмазами, и бронзового платья. Это было бы идеально для похода на пляж или вечеринки у бассейна, но было немного странно носить что-то настолько... фантастическое в байкерском лагере.


— Ты уверен, что я должна надеть именно это? — я дернула ткань в двадцатый раз. Мои волосы свисали вниз по спине, от влажности завиваясь в локоны.


— Да. Приказ Преза, — сказал Грассхоппер, шагая в большой комнате мимо увеличенных журнальных обложек на стене. — Сюда.


Я ненадолго остановилась, заметив одну с фотографией Килла и надписью малиновыми буквами: «Байкер-миллиардер помогает разоблачить коррупцию в местном совете».


Мой рот широко раскрылся, сердце тяжело заколотилось, и душа растаяла от энергичного жизнерадостно выглядящего Артура Киллиана в сексуальном костюме. На нем был изумрудный галстук, подчеркивающий глаза, и они светились на глянцевой бумаге.


Почему он на обложках журналов?


Я переместилась к следующему.


Килл расположился за деревянным столом, локоть его был на поверхности стола, а мизинец прижался к нижней губе. Интенсивность в его взгляде говорила об интеллекте и жестокости. На заднем плане красовался его «Триумф», окрашенный матовой черной краской, Килл выглядел зловещим бродягой.


По рукам побежали мурашки, когда я прочла название статьи: «Артур «Килл» Киллиан сделал свое имя, забивая рынок иностранной валюты и показывая Уолл-Стрит, как это делается».


— Что ты там разглядываешь? — спросил Грассхопер с нетерпеливым выражением лица.


Я сфокусировалась на другой обложке, на которой Килл с растрепанными длинными волосами держал табличку с датой его рождения, а взгляд говорил лишь одно — он был мальчиком, чья душа умерла, оставив только месть. Он выглядел так, будто сейчас сойдет со страницы, достанет всех и убьет своих обидчиков.


«От предательства к миллиардам — история мальчика и покровителя, превратившего преступную жизнь в чистейшую общественную работу».


Я тяжело сглотнула.


— Это когда его забрали? — Я наклонилась вперед, упиваясь образом Килла, когда он был моложе. Его подбородок был таким же широким, нос таким же острым, но не было в нем такой жестокости и искрящегося желания мести.


— Да. Семнадцать, бедолага.


Я покачала головой.


— Ты говорил, что его приговорили к пожизненному заключению. Как он так быстро вышел?


Грассхоппер постучал по носу, а потом жестом застегнул рот на молнию.


— Мы это знаем, а вот тебе не нужно. Это не твое дело, но это был благословенный день для нас всех, когда он возглавил «Коррупцию» и сделал нас «Чистой Коррупцией».


Схватив мой локоть, он потащил меня от потрясших меня фотографий мальчика, которого я любила, и мужчины, которого я не могла понять, к другой двери.


Я резко остановилась.


Комната не была необычной: серые стены, с потолочными вентиляторами, полированными полами и окнами, выходящими на задний двор лагеря, но большой овальный стол, за которым сидели около двенадцати мужчин, был определенно главным элементом декора.


Те же самые счеты и череп, изрыгающий монеты, были выгравированы на столе с девизом, который я начинала понимать: ЧИСТЫ В ПОМЫСЛАХ И ВОЗМЕЗДИИ. ИСПОРЧЕНЫ ВО ВСЕМ, ЧТО ТАК ВАЖНО...


Грассхоппер подвинул мне кресло.


Я неуверенно придвинулась ближе.


— Парни, это Сара.


Я вздрогнула от знакомства по своему восстановленному имени. Быстро оглядела комнату, разыскивая его.


Никого.


Мужчинам было от ранних двадцати до поздних сорока, все были в коричневых куртках МК «Чистой Коррупции», все вели себя непринужденно — в отличие от первой ночи, когда меня привезли.


— Здорово, — сказал кто-то, а другие просто приветственно кивнули.


Я сжала подол своего бронзового платья, неловко сидя в кресле.


— Привет, — пробормотала я.


Усевшись, я прищурила глаза, осматривая каждого байкера. Дружелюбные карие, голубые и зеленые взгляды встретились с моим. Каждый мужчина удобно расположился на стуле, уверенный в своем положении и праве там находиться. Близость в комнате не скрывала ничего злого, и я позволила напряжению покинуть мои конечности.


Потом мои глаза встретили его.


И мой мир мгновенно помрачнел.


Карие, глубоко посаженные глаза, говорили о привлекательности, но абсолютно не смогли скрыть его злобную душу. Тонкие губы, длинные волосы, убранные в жирный конский хвост, и татуировка аллигатора на шее, выглядывавшая из-под воротника куртки.


Он кивнул, приподняв уголки губ. Что-то мерцало в его руках, привлекая мое внимание.


Зажигалка.


Напряжение, которое я выпустила, выстрелило прямо в мои мышцы, усиленное в десятки раз. Сжав край стола, я не отводила взгляда от его щелкающей зажигалки, выпускающей небольшие язычки пламени.


Мой разум прорвался сквозь запертую дверь, бросившись через барьер амнезии. Мои пальцы неохотно потянулись к свежему ожогу на моем предплечье, потирая болезненное жжение, появившееся ниоткуда.


Он.


Он был тем, кто поджог меня.


Той самой ночью.


Ночью, когда они похитили меня.


Пытаясь изо всех сил, я так и не смогла вспомнить ничего или того, как меня похитили, но я была совершенно уверена — он был тем, кто украсил мое тело еще одним шрамом.


Был ли это новый ожог, который вызвал еще один приступ амнезии? Может ли мой мозг быть настолько травмирован огнем, что яркое пламя на моей коже заставило все внутри меня перевернуться и спрятаться?


Мое сердце заколотилось.


Мало того, что я имела дело с одним воспоминанием из прошлого, оказалось у меня есть второе. Прошлое, где моим домом была Англия, Коррин и кареглазый парень, которого я не могла вспомнить, и жизнь до этого... детство с мотоциклами, семья и зеленоглазый любимый, который помогал мне с домашними заданиями.


Я когда-нибудь узнаю правду?


Я перевела взгляд на песочного блондина, Мо, развалившегося в кресле рядом со мной. Его появление разрушило напряжение между мной и парнем поджигателем, сломав любую паническую атаку, которую я могла бы иметь.


Мо ухмыльнулся.


— Осталась с боссом, да? — он присвистнул. — Большая честь попасть в дом Преза, ты знаешь? Что же ты сделала, чтобы все испортить?


Мои ноздри вспыхнули, тело застыло, и я отказывалась отвечать. Мой взгляд снова вернулся к мудаку, играющему с зажигалкой, но он сосредоточился на столе, не позволяя читать его мысли.


Грассхоппер, сидевший слева от меня, хмуро взглянул на Мо.


— Это было временно, чувак. Она шестая на продажу… помнишь?


Дверь позади меня открылась, и запахи соуса, сыра и салями заполнили комнату. Мужчины вокруг стола облизнулись, разглядывая большие коробки с пиццей, которые положил на стол молодой парень без нашивки на куртке.


Здесь было на так уж много мужчин — двенадцать-пятнадцать, и большинство из них казалось были открытыми и дружелюбными. Но я не могла избавиться от ужасного чувства ужина с дьяволом в лице парня поджигателя напротив меня.


Как он забрал меня?


Как это могло произойти?


И как, черт возьми, они меня похитили, если я жила в Англии? Они никак не смогли бы переправить меня за границу. Или могли? Но самое главное — какой смысл? Почему я? Почему девушку, которая ничего не помнит, но имеет какую-то необъяснимую связь с их боссом? Боссом, который подавил восстание в ночь моего появления.


Все это было похоже на шахматную игру, где все знали правила, кроме меня. Я была пешкой. Должна скользить влево и вправо, пока кто-то не собьет меня с клетчатой доски жестоким матом.


— Оооо, бл*дь, наконец-то, ты здесь, пацан. Я чуть не сдох от голода, — зарычал один байкеров с козлиной бородкой. Он протянул руку, поднял крышку, забирая кусок аппетитной на вид пиццы.


Я внезапно стала благодарна Киллу, за то, что оставалась у него. По крайней мере, он заказывал здоровую пищу — пусть даже не готовил. Сомневаюсь, что наслаждалась бы диетой и контролем калорий, если бы стала гостьей в лагере.


Мо привстал, наклонился над своими братьями и наполнил бумажную тарелку кусочками пиццы, а затем оттолкнул ее по столу ко мне.


Я поймала ее и не смогла остановить урчание в животе. «Маргарита» и «Meat Lover’s». Я предпочла бы «Гавайскую», но от аромата, танцующего в воздухе, у меня потекли слюнки.


В комнате затихло, пока мужчины брали себе кусочки пиццы. Кто-то принес кулер, заполненный пивом. Я отказалась и жевала свою еду, наблюдая за остальными.


Мои глаза возвращались к парню-поджигателю, желая разобраться. Остальные мужчины выглядели опасными со шрамами, пирсингом и диким блеском в глазах, и в тоже время они были такими... нормальными. Они смеялись и шутили, говорили об обычных вещах во время еды — болтали о семье, ворчали о женах и домашних делах. Меня немного смущало, что я жила в такой повседневной жизни, когда общество обрисовало их, как «бунтующих преступников».


Лютик, ешь свои спагетти. Скоро начнется встреча, ты знаешь, что тебе нельзя находиться здесь.


Я отодвинула нежеланные спагетти и надулась. Я хотела послушать — в конце концов, я была его единственным ребенком, и мне необходимо было узнать, как работает клуб, чтобы я могла взять дела на себя, когда его не станет. Он не переставал напоминать мне, что девочки никогда не управляли клубом. Что девочки остаются в стороне — под защитой мужчин, таких, как мой отец, которые делают нехорошие вещи, чтобы сохранить наш образ жизни.


— Но я хочу послушать?


Он наклонился до уровня моих глаз.


— Найди своего друга. Он поможет тебе с домашним заданием.


— Не хочу, — нахмурилась я. Мне было десять лет, и было так отстойно, что мальчик, на которого я всегда заглядывалась, вдруг не захотел иметь со мной ничего общего. — Он сказал, что слишком крутой для детей.


Хулиган.


Мой отец рассмеялся, потрепав мои непослушные локоны.


— Ах, Лютик, не нужно ненавидеть парня. Запомни мои слова, как только тебе исполнится тринадцать, и он снова тебя заметит.


Мои губы растянулись в легкой улыбке.


— Правда?


Мой отец ухмыльнулся, его светлые сине-зеленые глаза сверкали в уголках. Его каштановые волосы были немного темнее моих, и я унаследовала маленькие веснушки на носу от матери, которая была чисто рыжей.


— Правда. Ни один парень или мужчина не сможет устоять перед тобой. И вот почему, я буду готов пристрелить его, если он попытается тебя обидеть.



Воспоминания закончились, плавно, как в теплой ванне, возвращая меня к разговорам за обедом. Мое сердце сияло любовью. Вспомнить моего отца — его лицо, его голос — это было больше, чем я когда-либо могла надеяться.


Невероятно трепетно.


Облегчение было быстрым и содержательным. Я наконец-то получила конкретный кусок головоломки в моей охоте за ответами.


— Итак, Сара... что делал Килл, пока ты гостила у него?


Я откусила кусочек своей пиццы.


Палец ткнул меня в бок. Я прищурилась.


— Что?


Грассхоппер нахмурился, указывая на молодого байкера с каштановыми волосами, гелем зачесанными назад.


— Он задал тебе вопрос.


— Он задал?


Парень кивнул.


— Да, он обратился к тебе по имени вообще-то.


Пицца выскользнула из моих пальцев. Я должна была уловить его вопрос — тем более заданный мне по имени, которое я только что вспомнила. Не так ли?


Игнорируя холод, спускающийся по моей спине, я спросила:


— Что за вопрос? Прости.


Мо заговорил с полным пиццы ртом.


— Он был засранцем.


— Ох?


Он усмехнулся.


— Хотел узнать, что Килл делал, чтобы тебя развлечь.


Он пошевелил бровями.


Противоречивые чувства охватили меня. Первое — покраснеть и отвернуться. Второе — рассмеяться и продолжать играть в свою игру. Два человека жили во мне. Девушка, которая жила за границей и усердно училась, и подросток, который воспитывался с мужчинами как эти, с уверенностью в том, что его семья в безопасности.


Решительно взглянув на парня-поджигателя, я сказала:


— Если вы так хотите знать, он отвез меня за покупками, покормил и соблюдал рамки приличия, — мое лицо было непроницаемым. Ответ был во всех смыслах правильным, он пришел из разума Сары.


Сары тихая и серьезная.


Мои глаза расширились, а разум указал на еще один поворот в моем путешествии к воспоминаниям.


Тогда кем была та оживленная девушка, которая любила сына байкера? Кем я была, когда так дико целовалась с Киллом в раздевалке?


Грассхоппер застонал.


— Скукота. Расскажи нам что-то сочное. Я уже знаю, что он тебя трахнул.


— Прекрати это, — я повернулась, чтобы посмотреть на него. Между нами возникла странная связь — не дружба и не взаимопонимание — какое-то взаимное... уважение? Или же это было просто перемирием, потому что мы оба знали, что я уйду через несколько часов. — Ты, может, и знаешь, но я не хочу, чтобы остальные...


— Ах, тыковка, — расхохотался мужчина с большим животом. — Он держал тебя в доме. Мы знаем, что он тебя трахнул. Так что... колись.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги