Временная неудача лучше
временной удачи.
Было бы странно, если бы такие профессиональные разведчики, как Жильбер и Кент, не оценили в сложившейся ситуации Марсель с точки зрения получения полезной информации. Крупный город-порт, не испытывавший на себе тяжести оккупации, очень подходил для работы. А если учесть,что там была уже готовая «крыша» – филиал фирмы «Симекс», то о лучшем и мечтать не приходилось.
Под этой «крышей» предстояло создать новую резидентуру. Энергичному Кенту это было вполне по плечу. Уезжая из Бельгии, он успел через радиста Профессора сообщить в Центр о провале резидентуры. Жильбер, уже имевший к этому моменту своего подготовленного радиста и шифровальщика, также сообщил о провале в Москву.
У Кента не было специальных документов, позволявших ему пересекать демаркационную линию. Сотрудница резидентуры в Париже Марго, осуществлявшая контакт с марсельским филиалом, вызвалась помочь Кенту перейти в неоккупированную часть страны.
Переход был сложным. Немецкие посты обойти удалось, но французская полиция оказалась бдительней. Она задержала Марго и Кента и препроводила их к комиссару местной полиции.
Комиссар оказался человеком доброжелательным, даже душевным. Документы Марго были полном порядке, а у Винсенте Сьерра нашлось не мало бумаг, подтверждавших, что он является владельцем солидной фирмы в Бельгии, филиалы которой находятся в Париже и Марселе.
Комиссар поверил, что уругвайцу просто не когда было оформить надлежащим образом выездные документы. По просьбе Марго он позвонил в Марсель Жюлю Жаспару и получил от него подтверждение, что Винсенте Сьерра является президентом солидной бельгийской фирмы «Симекско», филиалы которой находятся в разных городах, в том числе и в Марселе. После этого француз был столь любезен, что пригласил задержанных отобедать вместе с ним и даже угостил необычайно вкусным вареньем, приготовленным, как выяснилось к удивлению гостей, из зеленых помидоров.
Записав рецепт диковинного лакомства, обаятельный иностранец и его спутница распрощались с комиссаром и продолжили свой путь. Вскоре они были в Марселе. Маргарет Барча и Рене были рады: наконец-то Винсенте вновь рядом с ними.
Жан Жильбер часто приезжал в Марсель. В один из приездов, не ссылаясь на источник информации, он рассказал Кенту о том, что гестапо арестовало в Бельгии Боба, Вассермана, Мальвину и некоторых других членов резидентуры. Рассказал он и о том, что наша разведчица, работавшая под псевдонимом Джульетта, сразу же стала давать показания, однако Кенту из разговора стало ясно, что показания ее были весьма скупы и включали в себя сведения об узком круге людей, связанных с бельгийской резидентурой. Но самое тяжелое известие заключалось в том, что «заговорил» Хемниц. А ему-то было что сказать. Он не только назвал свою настоящую фамилию и признался в том, что является советским разведчиком, но и сообщил шифр, которым шифровались донесения советской разведки. Это дало возможность фашистам прочитать «переписку» резидентуры с Центром за последнее время, в том числе и отчет Кента о поездке в Прагу и Берлин.
Кент и Маргарет Барча освоились в Марселе довольно быстро. После некоторых мытарств они сняли два номера в приличной гостинице. Один занимали Маргарет и Рене, другой – «уругваец». Гостиница находилась на центральной улице города – на улице Каннебьер.
Вскоре, во второй половине января 1942 года, директор марсельского филиала «Симекс» Жюль Жаспар помог им снять недорогую квартиру на улице Аббе де лэппе, 85.
Впервые за все время пребывания на нелегальной работе Кент был крайне ограничен в средствах. Ни Маргарет, ни ему не на что было даже купить себе теплую одежду. Зима на юге Франции не холодная – ниже 12° тепла температура воздуха не опускалась, но и этого было достаточно, чтобы ощущать себя крайне неуютно.
Отсутствие денег сказывалось и на налаживании Кентом разведывательной работы как в Марселе, так и на неоккупированной германскими войсками территории Франции.
Кент, несмотря на трудности, быстро освоился в новой обстановке. Он сделал, казалось бы, невозможное: в считанные недели создал новую резидентуру и встал во главе нее.
Эта резидентура отличалась от прежней многим. Кент уже не имел возможности использовать огромные денежные средства так, как это было в Брюсселе. У него не было радиопередатчика, и теперь они с Жильбером словно поменялись местами: Кент передавал ему свои донесения, и тот отсылал их в Центр.
Тщеславный Л. Треппер в этих донесениях не указывал, что сведения добыты Кентом, а подписывал их лишь своим именем. Спустя время, уже после ареста Кента, это сыграло ему на руку: Кент имел полное основание утверждать на допросах, что, находясь в Марселе, никакой разведывательной деятельностью не занимался.
Никто из резидентуры Кента арестован не был. Ни об одном из его источников во Франции Жильбер не знал. В перехваченных абвером радиограммах имя Кента не упоминалось. Так что его «марсельский» период в работе мог показаться вполне безобидным.
В действительности же у Кента было три основных направления, откуда он черпал разведывательную информацию.
Первую группу источников составляло окружение Жюля Жаспара, происходившего из семьи потомственных политиков и высокопоставленных государственных чиновников. Его брат долгое время был премьер-министром Бельгии, племянник – министром, а сам он в течение многих лет был бельгийским консулом в различных колониях, преимущественно в Африке.
Многие его друзья и приятели – весьма влиятельные деятели, были близки к Виши. Они любили поделиться своими знаниями, многие из которых для советской военной разведки представляли существенный интерес.
Вторую группу источников составили чех по фамилии Эрлих и его друзья. С Эрлихом Кента познакомила Маргарет Барча. По счастливому совпадению она познакомилась с ним в Марселе и даже прожила вместе с Рене в его доме несколько дней до приезда из Парижа Винсенте Сьерра.
Эрлих познакомил Кента со своими друзьями. Один из них, ссылаясь на то, что еще до войны был знаком с отцом Маргарет, откровенно предлагал Винсенте сотрудничать за деньги в качестве информатора. Чеху импонировало то, что «уругваец» вращается в высоких кругах общества, обладает энергией и обаянием человека, способного при желании узнать многое.
Кент умело ушел от разговора, сославшись на свою аполитичность, но стал вхож в эту компанию. Скоро он понял, что друг Эрлиха связан с бывшим президентом Чехословакии Эдуардом Бенешем и, судя по всему, работал на английскую разведку.
С этим чехом они подружились. Однажды, побывав вместе в кабаре «Буат а мюзик», они познакомились с певицей Эдит Пиаф, которая гостила Марселе у своей подруги – хозяйки кабаре Мэриан Мишель. Кент еще до германской оккупации Парижа был знаком с Мишель и Пиаф, но счел благоразумным не сообщать об этом своему чешскому приятелю. Пообщавшись с певицей, выпив с ней по бокалу шампанского, чех и Кент невольно почувствовали друг к другу взаимную симпатию и с той поры стали видеться еще чаще. В результате, общаясь с чехом и его друзьями, Кент узнавал много новой информации военно-политического характера.
Третьей группой источников или третьим на правлением в получении разведсведений неожиданно стала фрау Аманн – жена брата Маргарет, которую весной 1942 года Маргарет и Кент случайно встретили на улице Каннебьер. Оказывается, она не уехала в США вместе со своим мужем, а осталась во Франции. Больше того, спустя какое-то время она призналась Кенту, что сотрудничает с разведкой правительства Виши, которая, если верить ей, поддерживала тесные контакты с разведкой лондонского комитета Шарля де Голля и с некоторыми другими разведками союзных государств.
Зная, что Винсенте Сьерра совершенно не интересуется политикой и в то же время является преуспевающим иностранным бизнесменом, она, вероятно, рассчитывала, что в каких-либо обстоятельствах он (или его деньги) смогут ей пригодиться. Как бы авансом за возможные услуги она сообщила ему сведения (в том числе – телефоны) своего руководства в Марселе, посоветовав к ним обратиться в случае необходимости. Она очень часто бывала в доме Маргарет и Кента, делясь с ними «по-родственному» такими сведениями, что у советского разведчика иногда просто перехватывало дух. Иногда даже казалось, что это – заведомая провокация или дезинформация. Но сопоставления ее сведений с данными, полученными из иных источников, позволяли убедиться в их достоверности.
По-прежнему не прерывались контакты Кента с Жильбером. Жан, приезжая в Марсель, по сложившейся традиции останавливался в доме у Кента и Маргарет. Квартира была не очень большая, но Рене вновь был отдан в католический пансион, и одна из комнат могла быть предоставлена гостю.
Отношения между разведчиками были непростыми. Кент видел в Жильбере старшего и более опытного коллегу, своего бывшего начальника и относился к нему с подобающим почтением, хотя и не подобострастно. Вместе с тем он реально оценивал своего первого шефа и понимал, что его доля в провале бельгийской резидентуры велика. Особенно Кент не мог простить ему вопиющей небрежности в соблюдении конспирации: в конце концов знай Хемниц поменьше, все было бы не так уж и скверно.
Вскоре стала очевидной еще одна оплошность Жильбера: он поддерживал отношения с Паскалем – советским резидентом, завербованным гестапо. В результате это еще больше осложнило положение наших разведчиков во Франции.
Жильбер, бесспорно, ценил Кента как разведчика, обладавшего выдающимся талантом. Он отдавал должное способности Кента быть «своим» в любом обществе, его дару бизнесмена и просто энергичного человека. Как человек, скверно говорящий по-французски (родным для него был польский язык), Жан ценил свободное владение Кентом французским, испанским, немецким и английским языками. Но, видя это превосходство, глава парижской резидентуры не столько радовался таланту коллеги, сколько завидовал ему. Это чувство зависти не было главным в его отношении к молодому партнеру, но оно до поры до времени тлело в его душе. Тлело, чтобы при иных обстоятельствах разгореться с новой силой.
Берусь утверждать, что в противоречивой душе Леопольда Треппера были и теплые чувства по отношению к Кенту. Но они нередко приносили больше вреда, чем пользы. Например, через некоторое время после переезда Кента и Маргарет в Марсель на их адрес, о котором кроме Жильбера никто не знал, из Брюсселя прибыл огромный багаж, в котором были собранные на вилле Кента и Блондинки их личные вещи, в основном – одежда. Забота о товарище – это чудесно, но, когда она идет рука об руку с беспечностью, это преступно! Неужели для того молодой разведчик и его спутница спешно и тайно покидали Брюссель, чтобы потом Жильбер их так бездарно засветил?!
...Несколько лет назад, в феврале 1991 года, А. М. Гуревичу из Испании была привезена рукопись воспоминаний Маргарет Барча, в которых, в частности, говорилось, как тяжело она реагировала на «выяснение отношений» между Винсенте и Жаном. Однажды, устав от их вечных секретов и перебранок, она в сердцах грохнула об пол поднос с завтраком, предназначавшимся гостю, дав себе слово не проявлять больше о нем никакой заботы[33].
Что же утаивали разведчики от Маргарет? О чем спорили они в период своих нечастых встреч?
Кент настаивал на том, чтобы Жильбер переправил в Марсель передатчик для связи с Центром. Эту просьбу Жан игнорировал, не объясняя мотивов своей бездеятельности. Не видел он ничего страшного в том, что в Брюсселе по его вине стал известен марсельский адрес Кента. Когда спустя несколько месяцев Кент и Маргарет были арестованы, Жильбер не усмотрел в этом своей вины. В своих мемуарах он всю вину почему-то перекладывал на Мальвину. Но она знать об их местонахождении ничего не могла, поскольку решение перебраться в Марсель было принято позже, да и то по настоянию Жана Жильбера.
По сравнению с бельгийской, разведывательная информация, получаемая марсельской резидентурой, была совершенно иного качества. Это вовсе не означает, что она стала хуже, нет. Но, если прежде добытые сведения носили сугубо военный характер, поскольку полезная информация черпалась, в основном, от офицеров вермахта и фирмы «Тодт», то данные, добытые в Марселе, в первую очередь касались политической или военно-политической сфер.
В частности, проведя просто фантастическую аналитическую работу, опираясь на «колониальный» опыт Жюля Жаспара, Кент сумел сделать ряд полезнейших выводов. Например, он обратил внимание Центра на серьезность потенциальных резервов французских колоний в борьбе с фашизмом.
Дело в том, что Франция, которая к 1942 году многим, в том числе и советскому руководству, казалась сломленной, почти порабощенной, а потому – слабым союзником, реально имела не менее 1 миллиона боеспособных, хорошо обученных и вооруженных солдат и младших командиров, основную часть которых составляли сенегальцы и алжирцы.
Если учесть мировой, а не региональный характер войны, то эта французская сила в Африке в ближайшей перспективе могла оттянуть на себя солидную группировку армии вермахта. Понимание этой перспективы позволяло советскому командованию гораздо точнее планировать расстановку своих боевых резервов.
Деловое и приятельское общение Кента с марсельской элитой, представителями правительства Виши позволило найти подходы к получению ценнейших сведений о расстановке сил и деятельности не только в правительстве премьер-министра Франции Пьера Лаваля, но и в лондонском комитете Шарля де Голля.
Более того, Кент сумел разобраться в сложном клубке политических и личных взаимоотношений руководителей Франции, Великобритании, США и Германии. Конечно, его оценки, сформированные в донесениях, носили, как и положено разведсводкам, только информационный характер. Но это были аргументированные фактами обобщения глобального масштаба. Они имели не тактическое, а, как минимум, оперативное значение, часто перерастая в информацию политической важности.
Чего стоили, например, конкретные данные о том, что германское руководство, хитро используя исторически сложившуюся неприязнь французов к англичанам, вносило раскол между союзниками?!
Много интересных и полезных данных содержалось в донесениях Кента о Теодоре Франклине Рузвельте, маршале Анри Филиппе Петэне, Пьере Лавале, генералах Анри Жиро и Шарле де Голле, адмирале Дарлане, Уинстоне Черчилле и других политиках первого эшелона стран антигитлеровской коалиции.
Знание тонкостей взаимоотношений между этими государствами и их политическими деятелями дали возможность аполитичному на вид Винсенте Сьерра точно оценивать ход и перспективы боевых действий, поскольку «замешаны» они были на «дрожжах» политических интересов.
Так, после того, как 19 августа 1942 года состоялась неудачная высадка десанта союзников на побережье Ла-Манша, в Дьеппе, Кент не только сообщил в Центр сведения о потерях англо-американских войск, о попытках союзников создать на севере Франции ряд опорных пунктов, основу которых составили бы франкоговорящие канадцы. Он даже сумел сделать смелое предположение о том, что неудачная Дьеппская операция была не столько стремлением Запада открыть Второй фронт, сколько запрограммированной демонстрацией Советскому Союзу своей неготовности к его открытию!
Прийти к такому заключению мог только разведчик с уникальными аналитическими способностями.
Прогнозировал Кент и оккупацию гитлеровцами южной Франции. Правда, практические последствия этого события для своей личной деятельности и работы своей резидентуры во Франции он, к сожалению, недооценил.
Кент все больше убеждался в том, что его знакомый чех работает на иностранную – скорее всего английскую – разведку. Чех больше не предпринимал попыток завербовать «уругвайского» бизнесмена. Иногда он по-дружески сообщал Кенту нечто такое, что могло бы помочь разведчику.
Как-то – это было в середине лета 1942 года, чех обмолвился о том, что по инициативе начальника управления разведки и контрразведки военного министерства Германии Фридриха Канариса абвер, гестапо и спецслужбы правительства Виши достигли соглашения о совместных действиях против всех антифашистских сил. Это означало, что та относительная безопасность, которую ощущал Кент на неоккупированной французской территории, была иллюзорной. Любой полицейский мог при необходимости его задержать и передать в руки органов контрразведки Германии.
Наступил день святого Рене – 9 ноября 1942 года. Маргарет и Винсенте отправились в пансионат навестить Рене и поздравить его с именинами. Праздник выпал на четверг – день, когда они обычно ездили к мальчику. Правда, настроение было не праздничное, поскольку уже никто не сомневался, что оккупация немецкими войсками остававшейся до сих пор «свободной» части страны – дело считанных дней.
Маргарет и Винсенте вернулись домой днем. На душе было тревожно. Особенно не спокоен был Кент. Накануне он обнаружил за собой слежку Наблюдатель, по ряду косвенных признаков, очевидных для профессионала, был гестаповцем.
Между 13-ю и 14-ю часами в дверь квартиры, где жили Маргарет Барча и Винсенте Сьерра, позвонили. Первой у дверей оказалась Маргарет. Посмотрев в глазок, она увидела консьержку, которая кроме своих основных обязанностей иногда прибирала в их доме. Консьержка сообщила, что принесла телеграмму. Как только замок был открыт, дверь резко распахнулась, и в квартиру ворвались два человека в штатском. Один из них предъявил удостоверение французской полиции и объявил хозяевам квартиры, что они арестованы. Им тут же надели наручники.
Маргарет была в состоянии нервного шока. Кент, быстро взяв себя в руки, объявил, что является уругвайским гражданином и потребовал предъявить ордер на арест. Полицейские не стали объясняться. Они занялись обыском квартиры, причем делали это, как заметил Кент, совершенно неумело. Вскоре его и Маргарет вывели на улицу, посадили в разные машины и повезли в полицию. По-настоящему разведчик понял всю серьезность случившегося, когда увидел прикрепленную к ветровому стеклу автомобиля свою фотографию. Это был снимок 1939 года, сданный им в бельгийскую полицию для регистрации по приезде в Брюссель. Стало быть, мгновенно понял разведчик, поводом для ареста явились результаты провала бельгийской резидентуры.
В полиции арестованных обыскали. Правда, сделано это было более чем формально.
Кент увидел на груди одного из полицейских медаль «Эваде», которая вручалась французским военнослужащим, бежавшим из германского плена. Улучив момент, Кент попросился в его сопровождении пройти в туалет. Оставшись с этим полицейским с глазу на глаз, резидент объяснил, что сотрудничает с французской разведкой Виши и попросил разрешения позвонить начальнику бюро французской спецслужбы. Для убедительности он предъявил полицейскому номера телефонов в записной книжке, которые ему когда-то сообщила фрау Аманн. Тот не рискнул дать возможность Кенту позвонить, но подтвердил, что они с Маргарет арестованы по заданию гестапо и с санкции правительства Виши. Он сам предложил Кенту сжечь и спустить в унитаз любые имеющиеся при нем записи из числа тех, которые арестованный хотел бы уничтожить. Этой любезностью разведчик с радостью воспользовался.
Ночь Маргарет и Кент провели в участке. На утро в полицию прибыли начальник гестапо Парижа Бемельбург и начальник зондеркомандо «Красная капелла» Карл Гиринг. Трагический период в жизни Кента и Блондинки начался.