Разведчик Кент

Глава V ПУТЕШЕСТВИЕ В ОДИНОЧЕСТВО

Поезд «Париж – Брюссель» прибыл в бельгийскую столицу. Кент уже в который раз думал о предстоящей встрече со своим будущим шефом – Отто. Под этим именем работал резидент советской военной разведки в Бельгии Леопольд Треппер.

Кент вспоминал, как инструктировавший его последний раз в Москве С. Г. Гендин уважительно говорил об Отто как о профессионале. Молодому разведчику, только-только попавшему в непривычные условия нелегальной работы, здесь, на чужой земле, опыт резидента мог оказать незаменимую помощь.

Брюссель должен был стать для Кента городом, в котором предстояло провести долгое время, хотя сколько дней, месяцев, а быть может, и лет пробудет он здесь – не мог сказать никто.

Кента очень беспокоило, сумеет ли он правдоподобно вписаться в образ уругвайца, имея о своей «родине» лишь смутное представление. Было бы прекрасно, если бы Центр позаботился о его «прикрытии». Например, организовал бы получение им писем из Монтевидео от «родителей» или невесты Винсенте Сьерра. Это был бы хороший аргумент в его пользу.

К счастью, Кент в силу своей неопытности еще не мог по-настоящему оценить, сколь слабо была разработана его легенда. Если бы он осознавал это в полной мере, то его мог бы сковать страх, способный привести к провалу.

О примитивности действий Главразведупра говорит такой факт. И у Гуревича, и у другого советского военного разведчика– Михаила Макарова (Карлоса Аламо), с которым он познакомился позже, были уругвайские паспорта. Они оба по своим легендам были родом из Монтевидео. Почти анекдотическая ситуация: на всю Бельгию тех лет – лишь два уругвайца и оба – «родом» из ГРУ. Но, как говорится, это было бы смешно, если бы не было так грустно. Вдобавок ко всему оба их паспорта «по совпадению» были выданы в одном и том же уругвайском консульстве в Нью-Йорке. Один был выдан в 1934 году, другой – в 1936, но разница в их номерах была небольшая: №4264 и №4265[14]. Стало быть, консульство за два года не выдало ни одного паспорта? В это не поверил бы ни один, даже самый доверчивый, государственный служащий. Не поверил, если бы вдруг надумал сравнить номера паспортов «всего уругвайского населения» Бельгии. Оправданием этой оплошности могло служить то, что по первоначальному замыслу Винсенте Сьерра и Карлос Аламо должны были проживать в разных странах, и лишь корректировка планов ГРУ привела к тому, что они оба оказались в Брюсселе.

Выйдя из поезда, Кент был подхвачен толпой прибывших вместе с ним пассажиров. Людская толпа вынесла его из здания вокзала. Повсюду была слышна французская и фламандская речь, и это сочетание казалось ему поначалу очень причудливым.

Пробираясь сквозь толпу, носильщик Кента катил впереди себя тележку с двумя шикарными чемоданами из натуральной кожи. Имея «туристический» опыт, Винсенте Сьерра не мог обладать лишь одним жалким чемоданчиком, как его легкомысленный приятель мексиканец, выезжавший 15 апреля 1939 года из Ленинграда в Хельсинки.

Но у разведчика всегда есть возможность совершить ошибку, в чем он вскоре имел возможность в очередной раз убедиться.

Носильщик загрузил чемоданы в багажник подъехавшего такси. Уругваец расплатился и сообщил таксисту название рекомендованного Центром отеля – «Эрмитаж». Лицо шофера перекосилось. Он с недоумением посмотрел на богато одетого иностранца, потом перевел взгляд на застывшего, словно в столбняке, носильщика. – «Эрмитаж»? – удивленно переспросил он. И, пожав плечами, сел за руль автомобиля.

Лишь позже Кент узнал, что уже пять лет как «Эрмитаж» из гостиницы был переоборудован в публичный дом[15], который иностранцы и просто приличные люди всегда обходили стороной.

Прибыв в «Эрмитаж», Кент поразился убогости и «перепрофилированию» заведения. Искать другое место для ночлега было поздно. Уругвайский гость остановился в «люксе», отказавшись от каких-либо услуг; в том числе и от имевшихся в отеле в широком ассортименте красивых девушек.

Рано утром ему предстояло ехать в Брюгге на встречу с Отто. Попросив портье разбудить его в семь часов утра, он тотчас же уснул. Кто знает, что снилось ему в эту ночь? Об этом, впрочем, можно догадаться. Когда портье постучал на рассвете в дверь номера, постоялец откликнулся на стук... на чистом русском языке. И лишь потом, придя в себя, поблагодарил по-французски. Оставалось уповать на то, что скромный служащий борделя прежде не встречался с высоко моральными советскими гражданами и вполне мог принять русский сленг за испанское приветствие.

Проклиная себя за ротозейство, Кент тут же подумал, что вечером нужно будет обязательно переехать в другую гостиницу.

Он решил, что встретившись с Отто, узнает у него адреса нескольких приличных гостиниц. Но непременно – именно нескольких, чтобы право выбора единственной из них оставить за собой: конспирация – дело святое и о месте жительства разведчика лучше никому не знать. Даже резиденту.

Приехав на поезде в Брюгге, Кент едва справился со своим волнением: предстояла первая значительная встреча – встреча с шефом. Он шел по набережным каналов мимо красивых домов, крытых красной черепицей, в сторону главной городской площади – площади Маркт. На юго-западной стороне площади высилась Часовая башня необычайной красоты. Возле нее и должна была состояться первая встреча Кента и Отто. Они легко узнали друг друга по обложкам журналов, которые были в их руках. Названия журналов были заранее оговорены еще в Центре до отъезда Кента из Москвы.

Убедившись в том, что все идет по намеченному сценарию, оба разведчика, даже не подойдя друг к другу, разными путями направились в сторону вокзала, чтобы вскоре встретиться в Генте за столиком одного из хороших ресторанов.

Отто поинтересовался у Кента, как тот добрался из «деревни», то есть из СССР, какие были трудности в пути. Кент давал лишь самые общие ответы, не отвлекаясь на детали. Отто рассеянно кивал, дружелюбно улыбался. Его короткие волосатые пальцы уверенно манипулировали со столовыми приборами. Они словно действовали отдельно от его вялой грузной фигуры. Тонкие губы, растянутые в улыбку, выдавливали французские слова, которые он подбирал с трудом. Его произношение было очень необычным, но угадать, с каким акцентом он говорил, было невозможно. Он имел лицо типичного еврея, и никакой иностранный паспорт был не в состоянии это скрыть. Кенту показалось, что Отто намного старше его. Реально их разделяли девять с половиной лет, но двадцатипятилетнему молодому человеку тридцатипятилетний мужчина казался едва ли не глубоким стариком.

Кент вслушивался в слова своего начальника и был готов увидеть глубокий смысл в каждом его жесте, в каждом движении бровей. Так прилежный ученик слушает урок своего первого учителя. Но разговор, хотя и был очень долгим, не содержал в себе каких-то конкретных рекомендаций или инструкций. В конце концов Кент посчитал это признаком хорошей конспирации. Да и могла ли проходить по-другому их самая первая встреча?

Было решено, что они увидятся через несколько дней в Брюсселе. Во время новой встречи и должен был состояться более деловой разговор. А пока – достаточно было присмотреться друг к другу, составить первое впечатление о человеке, с которым предстоит работать и от которого во многом будет зависеть успех выполнения задания и твоя собственная жизнь.

Расставшись, разведчики не спеша направились в разные стороны.

Кент шел по улицам Гента. Он с любопытством рассматривал старинный замок, расположившийся в центре города и совершенно не вязавшиеся с его обликом высокие трубы текстильных фабрик. Веселый смех доносился из многочисленных кафе и пивнушек. Почему-то мелькнула мысль о том, что пиво – это национальный напиток не только немцев или чехов, но и бельгийцев. В Бельгии пиво разрешалось пить даже детям. А многие бельгийцы привычно выпивали за день несколько литров пива. Эта национальная традиция показалась Кенту почему-то очень симпатичной, может, потому, что она чем-то напоминала ему Россию. С каждым днем его вынужденное путешествие по странам Северной и Западной Европы все больше походило на путешествие в одиночество. Стать одиноким в двадцать пять лет, имея родителей, родственников, друзей, подруг – это ли не труднейшее испытание в жизни?! Какие блага, какая роскошь и деньги способны хоть отчасти компенсировать то, без чего не мыслишь себя? Когда жизнь словно сдирает с тебя живую кожу, обнажая беззащитную плоть, мыслимо ли наслаждаться окружающими красотами и устроенным бытом? Одинокое сердце может успокоить лишь другое – такое же одинокое. Мог ли Кент рассчитывать на то, что в своем окружении он встретит человека, способного стать ему близким другом? Безусловно, нет. Он понимал, что даже среди своих коллег – военных разведчиков – в силу специфики работы он будет одинок. И это одиночество казалось бесконечно долгим.

Приехав в Брюссель, Кент сразу же отправился на такси в одну из лучших гостиниц города – «Метрополь», расположенную в самом центре города. Сняв в ней дорогой номер, он тут же перевез свои вещи из «Эрмитажа» и облегченно вздохнул. Предстояло окунуться в новую жизнь.

Иногда, глядя на себя со стороны, молодой разведчик мысленно восклицал: «Боже, сколько кругом иностранцев!» Потом ему становилось смешно от собственной мысли, потому что они-то («иностранцы») были местными жителями, а иностранцем – он.

Бельгия, как и любая другая страна, имела свои особенности, свои нравы. Ко всему этому предстояло ещё привыкнуть. Во все это нужно было вписаться, да еще так, чтобы прослыть преуспевающим деловым человеком, умеющим зарабатывать деньги.

В Брюсселе цены были несколько выше, чем в Швеции, Финляндии, Норвегии и Франции. Но в ресторанах выбор был разнообразней, и казалось, что блюда отличаются изысканностью и более нежным вкусом.

На улицах столицы было оживленно и весело, хотя в этом веселье как-то незримо, на уровне подсознания, витал страх. Страх перед началом новой войны. То, что она скоро начнется, чувствовали многие. Именно – чувствовали, а не понимали умом.

В свете рекламных огней улиц Кент то и дело замечал броско одетых молодых женщин, поведение которых не вызывало сомнений в их профессии. Кент невольно улыбнулся, вспомнив, как перед поездкой в Испанию им, добровольцам, объясняли, что среди проституток много агентов полиции. Что ж, у них своя жизнь, у него – своя.

Не получив каких-либо конкретных указаний от Отто, Кент решил, во-первых, самостоятельно искать подступы к знакомству с людьми, которые будут способствовать его предпринимательской и разведывательной работе; во-вторых, стать «своим» иностранцем для окружающих его нужных людей.

Чтобы справиться с этими двумя главными задачами следовало прежде всего «попасть» в отлаженный временем ритм жизни бельгийской столицы.

Наступившим утром Винсенте Сьерра заказал себе в номер легкий завтрак, состоявший из чашки кофе, булочки, нескольких крохотных упаковочек джема, кусочка сливочного масла, ломтика сыра и тонко нарезанной ветчины.

Позавтракав, он спустился в холл отеля, купил несколько бельгийских, французских и немецких газет, поворчав при этом, что нет изданий на «родном» испанском языке.

Полистав их у себя в номере, разведчик попытался оценить свое поведение. Пока, вроде бы, все правильно: он вел себя так, как должен по его представлению вести себя богатый уругваец. Следовало еще раз обратить внимание на всякие мелкие детали. Особо на то когда, что, где, как и сколько есть и пить. У него по-прежнему не выходила из головы его попытка в Париже отведать чайку в шоферской закусочной.

К счастью, он имел уже достаточное представление о предназначении многочисленных рюмочек, фужеров, тарелок и тарелочек, ножей и вилок, громоздившихся подобно шахматным фигурам на банкетных столах: один неверный «ход» и имидж иностранца из «приличной» семьи будет безвозвратно утрачен.

Он обязан был четко представлять, как должны проводить время люди его круга.

Ему предстояло проявлять не просто терпимость, а даже беспечность, когда кто-нибудь из его собеседников негативно отзывался о Советском Союзе. Ему, богатому латиноамериканцу, до этого просто не было никакого дела.

Истина, известная любому нелегалу: главная трудность разведчика не краткий миг подвига, а кажущаяся бесконечной повседневная и неприметная проза жизни, постоянное, всепоглощающее одиночество, отсутствие права ошибаться в мелочах. А избежать их не может ни один, даже самый талантливый разведчик...

Кент в одном из туристических агентств записался на автобусную экскурсию по Брюсселю и его пригородам в группу франкоговорящих туристов.

Экскурсовод, человек зрелого возраста, оказался знающим гидом, обладавшим к тому же прекрасным чувством юмора. Во время поездки по городу он уверенно знакомил туристов с достопримечательностями, в том числе и с небольшой по размеру бронзовой статуей – фонтаном «Манекен Пис» на небольшой улочке Рю де Л'Етюв, изображавшей писающего мальчика. Изготовленный еще в 1619 году этот памятник за три с лишним столетия видел не один миллион добрых улыбок прохожих и туристов. Ловкие предприниматели хорошо зарабатывали на памятнике, продавая всем желающим его маленькие, действующие с помощью резиновой груши, точные копии. Как тут было ни вспомнить далекий Ленинград, шумную компанию педагогов «Интуриста» и среди них – профессора Исакова, развлекавшего всех «апельсиновым» вариантом шедевра скульптуры периода позднего средневековья?

Когда автобус проезжал по улице де Луа, гид назвал ее улицей двух театров: слева находился Королевский драматический театр, а справа – здание Бельгийского парламента, которое гид с улыбкой назвал театром Комедии. Эта смелая шутка удивила и порадовала многих, поскольку показалась им удачной.

Но Кент с особым вниманием отнесся к другим словам экскурсовода. Прежде он не задумывался, какое серьезное значение имело географическое расположение Бельгии. На севере она граничила с Нидерландами, на юге – с Францией, на юго-востоке – с Люксембургом, а на востоке – с Германией. В радиусе до четырехсот километров от Брюсселя находились Амстердам, Кельн, Дюссельдорф, Майнц, Франкфурт-на-Май-не, Гавр, Париж, Лондон.

Такое напоминание для разведчика и потенциального бизнесмена стоило многого. Это вам не российские просторы и, стало быть, стиль работы предстояло соизмерять с этой геополитической реальностью.

Важно было и то, что до начала Второй мировой войны жители европейских государств, не воевавшие между собой в 1914–1918 годах, имели право безвизового взаимного посещения. Такие поездки позволяли туристам экономить деньги, чем они с удовольствием пользовались. Особенно любили бывать в Бельгии англичане: они посещали местные курорты, музеи, театры.

Привыкший замечать даже незначительные детали, Кент обратил внимание на то, что мужчины на улицах Брюсселя почти не расстаются с зонтиками, которые будучи вставленными в жесткие футляры, приобретали вид элегантных тростей. В Бельгии дожди случались часто, так что подобный аксессуар нередко выручал.

В глаза бросалось и то, что мужчины очень часто носили перчатки, легкие варианты которых они не снимали даже летом. Столь же трепетное, если не больше, отношение было к шляпам. В магазинах продавались специальные кожаные зажимы, с помощью которых фетровые шляпы могли крепиться к верхней пуговице пиджака. При этом представители сильного пола зачем-то снимали правую перчатку, брали ее в левую руку и в таком виде гордо дефилировали по улицам.

...Маленькое автобусное путешествие по Брюсселю и его пригородам оказалось очень полезным. И, как выяснилось позже, не только в познавательном отношении. Конечно, Кенту любопытно было узнать, что Брюссель был резиденцией Бургундских герцогов, а спустя многие годы – короля Нидерландов. Или то, что Бельгия получила государственную самостоятельность только в 1830 году, входя до этого то в состав Франции в качестве департамента ля Диль, то в Королевство Нидерланды.

Захватывало дух и от посещения пригорода Брюсселя – Ватерлоо, прославившегося историческим сражением 18 июля 1815 года. Сердце Кента благодарно дрогнуло, когда он услышал от экскурсовода, что в состав коалиции, воевавшей против Наполеоновской армии, входила и Россия.

Неподалеку от места битвы на высоком холме возвышалась нарядная гостиница «Де Коллон», ставшая всемирно известной после того, как в ней жил Виктор Гюго, именно в ее стенах писавший «Отверженных».

Там же, совсем рядом, располагалась ферма дю Кайу, на территории которой в ночь с 17 на 18 июня 1815 года размещался штаб наполеоновской армии во главе с императором.

Вряд ли кто из туристов, оживленно обсуждавших увиденное, мог предположить, что через год, 10 мая 1940 года, эти места станут центром прорыва войск фашистской Германии во Францию.

Автобус с путешественниками возвращался в город. Экскурсовод продолжал шутить, обращая внимание туристов на все новые и новые достопримечательности Брюсселя. Кент внимательно слушал своего гида, хотя тревожные мысли о предстоящей долгой и трудной работе не покидали его. Один комментарий экскурсовода показался ему особенно любопытным. Гид обратил внимание на то, что многие старые дома в центре города растут как бы вглубь, а их фасад чаще всего был узок – всего в несколько окон. Причина, породившая такую странную архитектурную моду, оказалась проста: в былые годы городские власти взимали налоги с домовладельцев, исходя из ширины фасада, при этом в расчет не брались иные параметры. Кент невольно подумал о том, что особенности его разведывательной работы тоже наложат отпечаток на его коммерческие планы. Как сделать, чтобы они выглядели естественными и не вызывали подозрений? Об этом еще предстояло подумать.

Поражало обилие цветов и цветочных магазинов. На многих из них, порой даже на маленьких и не очень приметных, висели таблички «Поставщик Двора Его Величества».

Если люди так любят цветы, значит у них чистое доброе сердце. Но почему же тогда в воздухе столь ощутимо витает дух войны? На этот вопрос Кент не знал ответа.

Путешественники фотографировали дома и цветы. Наиболее богатые делали снимки на только что появившихся в продаже цветных фотопленках. Разведчик ничем не выделялся среди других. Неожиданно в его сознании родился любопытный план. Он подошел к экскурсоводу, поблагодарил за великолепный рассказ и предложил вместе отобедать в каком-нибудь приличном ресторане. Гид с радостью принял предложение. К ним присоединилась молодая супружеская пара из Франции.

Неподалеку от Северного вокзала находился уютный ресторан «Ротесри д'Арденез». Заняв места за столиком, они сделали заказ, не забыв и о хорошем вине. Беседа была веселой и непринужденной. После вкусного обеда Кент и гид остались вдвоем. Они долго гуляли по улицам. Когда стемнело, они посетили ночной клуб, где все, впрочем, было почти пристойно и к «шалостям» можно было отнести лишь возможность посетителей угощать шампанским молодых девиц, развлекавших гостей.

В перерыве между танцами и выступлениями артистов Кент завел со своим новым знакомым заранее обдуманный разговор. Он сказал, что приехал из Монтевидео в Брюссель надолго, потому что хотел бы здесь посещать «Университет либр» – «Свободный университет». По этой причине он мечтал бы переехать из гостиницы в более подходящее для длительного проживания место.

Гид с пониманием выслушал Винсенте Сьерра и заметил, что европейское образование никогда еще не вредило карьере. Он сказал, что в центре города, на улице де Луа, есть очень милый пансионат, хозяева которого – его хорошие знакомые. Он вручил молодому человеку свою визитную карточку и сказал, что она позволит заручиться благосклонностью владельцев пансионата.

Кент и его знакомый расстались далеко за полночь. У разведчика были все основания для того, чтобы быть довольным прошедшим днем и особенно вечером. Он понимал, что за дело пора приниматься основательно.

На утро Винсенте, одетый как всегда элегантно с учетом брюссельской моды, пришел на улицу де Луа к подъезду красивого дома с большими окнами. Его встретила приятная женщина средних лет, назвавшаяся администратором. Рекомендации вчерашнего спутника оказалось вполне достаточно, чтобы Кенту предложили осмотреть апартаменты. Стоили они не дешево, но это не было препятствием для богатого уругвайца. Уже вечером он перевез в пансионат свои вещи.

Спустя некоторое время постоялец познакомился с хозяевами заведения: профессором Льежем кого университета и его супругой. По бельгийским законам профессор как государственный служащий формально не имел права содержать пансионат. Поэтому официальным владельцем числился его сын, работавший в пансионате поваром.

Жена профессора, весьма энергичная дама, имела в городе ряд доходных мест, в том числе и игральные автоматы, что давало заметную прибавку к семейному бюджету.

Администратора, как выяснилось, звали мадам Жермен. Они с мужем были очень коммуникабельными и в целом симпатичными людьми. Когда-то они пытались заниматься бизнесом, но крупно прогорели. Теперь работа в пансионате была их единственным занятием, от которого, кстати, они получали не только скромный доход, но и определенное удовольствие. В силу своей внутренней стойкости и искренней общительности супруги сохранили связи в деловых и аристократических кругах Бельгии, в которые спустя некоторое время они ввели молодого южноамериканца.

Но все это было уже потом. А пока Кент настойчиво и последовательно осваивался в новой для него обстановке.

Его обаяние, общительность и живой ум вскоре сослужили ему добрую службу. Все видели, сколь он энергичен и трудолюбив, и потому его предпринимательские успехи окружающими воспринимались как само собой разумеющееся.