Разведчик с Острова Мечты

X

В последующий час жизнь в подземелье кипела как никогда. Отперли все двенадцать камер. Народу оказалось сотни полторы, и мороки они доставили изрядно. Сперва требовалось убедить сонных узников покинуть свои норы — в столь нежданное освобождение многие упорно отказывались верить. Иные уже не могли идти сами, их выносили в коридор на руках. Затем необходимо было удержать эту опьяненную радостью толпу не только от бесшабашных прорывов, но и просто от счастливого гвалта. Одновременно шла лихорадочная работа по расковке кандальников. На удачу, среди заключенных сыскался неплохой умелец, весьма лихо разбивавший теперь творения безвестного Дагары.

Пока за плотно закрытыми дверями звенели молотки, Шагалан изучил подземную тюрьму. Она представляла собой три куска бывших штреков, наглухо забранных с торцов. В двух рядами располагались камеры — отрезки ответвлений поменьше. Их торцы заделывали гораздо тщательнее, сплошная каменная кладка не обнаруживала ни малейшей щели. По разрозненным слухам, когда-то давно один из пленников донжона умудрился продырявить старую деревянную стену. Наутро надсмотрщики получили дыру, распахнутую в бездонную тьму. Смельчаков для преследования беглеца по запутанным пугающим закоулкам не нашлось, да и самого его с тех пор якобы не видели: то ли впрямь выкарабкался на волю и, махнув на все рукой, спрятался подальше, то ли свернул себе шею и умер с голоду в какой-нибудь забытой Творцом каменной кишке. Заключенные с надеждой верили в первое, тюремщики настаивали на втором. Как бы то ни было, торцевые стены в камерах незамедлительно выложили из камня. Тогда это казалось всего лишь перестраховкой — никто особо и не рвался повторить подвиг безумного беглеца. Ведь даже его сокамерники, наблюдавшие за побегом, не отважились в ту ночь пуститься по пятам, неизвестность подземных лабиринтов пугала сильнее, чем доля кандальника. Однако промелькнули годы, обустроился третий коридор, и воющие от нечеловеческой боли узники были уже готовы на все. Правда, теперь они могли только царапать остатками ногтей холодные глыбы.

В третьем коридоре Шагалан задержался дольше. В этих тоннелях не сидели годами, здесь трудились, тяжело, старательно, в поту и крови. С целью облегчения трудов собрали недурственную коллекцию механизмов и приспособлений, пригодных для причинения страданий. Если по совести, в свое время непревзойденный механик мессир Иигуир рисовал схемы и более изощренных изобретений жестокого человеческого ума, но тут юноша впервые видел подобные орудия наяву. Дыбы, решетки, тяги, клещи, бичи, тиски для самых разных частей тела, всевозможные заковыристые конструкции, блестевшие жуткими стальными зубами, — Шагалану подчас не сразу удавалось и понять, как действует тот или иной зверь. Да, именно зверьми показались ему эти выстроившиеся вдоль стен устройства. Просто поблизости не было хозяев, потому хищники сонно притихли, притаились, мирные, безобидные. А приспеет час, подведут новую жертву, и они радостно вскинутся, потянутся с вожделением к живой плоти, чтобы рвать ее и ломать. Их железные тела не знают насыщения, они существуют исключительно для производства мучений и готовы предаваться любимому занятию бесконечно. Жаль, некоторые людишки не выдерживают столь долгой обработки, а мертвыми они становятся совсем неинтересными, приходится томиться до следующего провинившегося. Иные торопятся сдаться, пересказать все свои мелочные тайны и страстишки. Зачем? Ведь главное наступит после, когда жертва забудет человеческую речь, вывернет себя наизнанку в беззвучном истошном крике, напоит теплой кровью стальные жала зверей… Шагалану на миг почудилось, будто какая-то зубастая пасть нетерпеливо потянулась к его руке. Что ж, и он мог достаться им на обед. А возможно, их встреча впереди. Теперь он лучше представляет, какой зверинец ждет его в случае неудачи.

Следов стараний этих чудищ разведчик тоже насмотрелся вдоволь. Шрамы, язвы, кровоподтеки, изувеченные пальцы, ноздри, уши, распухшие суставы. Пожалуй, из собравшихся в тот час в тесных коридорах тюрьмы Шагалан являлся самым здоровым, невзирая на разбитую физиономию. В конце концов его отыскал Шурга и повел знакомить с соратниками. Чем глубже они проталкивались сквозь копошащуюся толпу, тем плотнее грудился народ, оживленно обсуждая что-то между собой. Узники точно сосредоточивались вокруг своих предводителей. И еще кое-что отметил юноша: чем ближе к эпицентру, тем больше и резче становились следы изощренных пыток и тяжких мук. Оглядывая последних, неохотно уступавших дорогу кандальников, подумалось, что человек в самой сердцевине должен быть буквально порезанным на куски.

Все оказалось не так страшно. На бочонке сидел, сгорбившись, сухопарый старик, космы грязно-желтых волос падали на плечи. Кто-то из окружающих шепнул ему пару слов, старик, подняв голову, обернулся к юноше. Лицо производило странное впечатление. Нелегкая жизнь отыгралась на нем в полной мере, морщины и шрамы бороздились во всех мыслимых направлениях, кожа стала шершавой и почти коричневой, щеки ввалились в давно забывший о зубах рот. Но при этом не чувствовалось никакого ожесточения. Человек, сидевший на бочонке, был скорее мягок, грустные светлые глаза смотрели с интересом.

— Господин Шагалан, как разумею? — тихо произнес старик.

— Именно он. Господин Сегеш, не так ли?

— Я не до конца понимаю ваших мотивов, молодой человек, но, полагаю, мы перед вами в огромном долгу.

— У вас будут возможности возвратить все долги, сир. Допускаю, однажды вы даже пожалеете, что приняли от меня сегодня помощь.

Сухие губы старика шевельнулись в улыбке:

— Звучит интригующе. Однако тут совсем не подходящее место для объяснений. Что вы намерены делать теперь?

— Без сомнения, надо убираться отсюда подальше. Вы со своими товарищами, сир, очевидно, успели немного изучить башню. Что скажете о подземных ходах? Думаю, развалить один из этих заплотов труда не составит.

Сегеш покачал головой на тонкой жилистой шее:

— Конечно, у смертной грани пойдешь на любое безрассудство… Но это… Никто у нас не знаком с этими лабиринтами. Подозреваю, таковых уже не осталось вовсе. Отправившись под землю, мы наверняка сгинем бесследно и бесславно. Велик ли шанс незамеченным пройти на цыпочках мимо стражи? Шанс случайно наткнуться на безопасный выход из катакомб гораздо меньше.

— Однако я слышал рассказ об узнике, сбежавшем туда.

— Да, всем известно, что он туда проник, только никто не видел, чтобы он оттуда вылез.

— Лучше уж лечь костьми в неравном бою, чем сдохнуть в проклятых Богом тоннелях, — буркнул кто-то сзади.

Шагалан пожал плечами:

— Ну, если эта идея кажется невыполнимой, уходим по старинке, с боем. Сколько в башне может обретаться человек?

— Прежде всего, трое стражников на крыльце, — прикинул Сегеш. — Меняют их регулярно из казарм. Еще пара тюремщиков кроме Роппера с Нергорном. Вдобавок здесь обычно ночует смотритель.

— Трое внизу, трое наверху, — подытожил юноша. — А дознаватели?

— Нет, они в основном приезжие, устроились где-то неподалеку, на каком-нибудь постоялом дворе. Днем сюда вообще является куча народу: кузнец, стряпуха, пыточники, теперь вот ремонт затеяли на верхних ярусах.

— Будем рассчитывать, лишние успели разбрестись по домам. Трое и трое. Плюс четверо охотников, которые любезно провожали меня в вашу обитель.

— Охотники? — поморщился Сегеш. — Это плохо. Охотники участвовали и в нашем захвате, я видел, на что они способны.

— Да? Не заметил ничего особенного. Вдобавок наверху уже второй час продолжается пирушка. Надеюсь, хмель чуток поумерит их прыть, однако для начала все же попробуем покинуть башню без шума.

Старик покосился через плечи товарищей на все громче ропщущую толпу узников.

— Как же тайно вывести это словоохотливое воинство? Да еще мимо охраны?

Шагалан придвинулся к нему вплотную, понизил голос:

— С охраной я разберусь, помощники не потребуются. Что же до людей… Тут, господин Сегеш, надобно договариваться сразу. На улицу мы, вероятно, так или иначе выберемся. Но потом неизбежно поднимется тревога, прибежит стража, раскрутится облава. Полтораста человек не скроются нигде, в конце концов, их переловят как кроликов. Или перережут как свиней. Совершенно необходимо рассыпаться, мелкие группки или одиночки для отлова куда сложней.

— Бросить всех на произвол судьбы? — Глаза старика неодобрительно блеснули. — Тогда к чему было вытаскивать из камер, дарить надежду?

— Другого выхода нет, сир. При столь массовом побеге у каждого неплохой шанс. Хотя большинство, согласен, поймают, многие получат свободу. То есть предстоит выбирать между рассыпанием и гибелью.

— Отвратительный выбор, — понурился Сегеш. — Разве вы не сможете помочь им всем?

— Польщен такой оценкой моих способностей. Однако должен разочаровать, сир, я не возьмусь изничтожить целиком гарнизон Галаги. По крайней мере, сегодня. Моя задача гораздо проще — вывести лично вас и ваших друзей, воссоединить вас с отрядом.

— А зачем это вам?

— Мы же условились обсуждать подробности за городскими стенами.

Сегеш окинул взглядом лица товарищей. Посмотрев вослед, Шагалан убедился, что почти никто моральных терзаний вождя не разделяет. Старик вздохнул:

— Пусть так.

— Тогда готовьтесь к бегу. — Юноша выпрямился. — По моему сигналу быстро покидаем башню.

— Шурга! — дрогнувшим голосом позвал Сегеш. — Со всей нашей пятеркой займешься выводом людей. Потом собираемся вместе и… уходим независимо от остальных.

— Имеется еще пара мужичков, командир, — сообщил повстанец. — Познакомился в камере, люди вполне надежные.

— Хорошо, забирай тоже с собой. Бог даст, окажемся в безопасности, изучим их получше.

— Сделаем… — Шурга аккуратно похлопал юношу по плечу: — Ну, герой, айда воевать снова?

Во главе цепочки бывших кандальников они пробрались к дверям подземелья. Оберегавший выход Перок, растопырив могучие руки, сдерживал напирающую толпу. Узники, едва покинувшие темницы, и так довольно долго радовались неожиданной частичной свободе. Теперь просторы тюремных коридоров становились тесными, людей неукротимо влекло наружу, на чистый воздух ночных улиц. Самые рьяные, глухо матерясь, все активнее наскакивали на рослого стража, неминуемо шло к стихийному прорыву, кровавому и беспорядочному. Отпихнув очередного смельчака, Перок дал приблизиться к себе повстанцам.

— С той стороны не совались? — осведомился Шагалан, не обращая внимания на волнующийся кругом народ.

Детина почесал пятерней в затылке:

— Через дверь никто не лез. А сам я и не выглядывал толком, видите, что здесь творится? И чем дальше, тем хуже.

— Удирать надо скорее, — захрипел кто-то яростный сзади. — Пока злодеи не опомнились…

— Держись, Перок… — Разведчик вновь проигнорировал толпу. — Еще немного, и начнем выпускать. Я подам сигнал. Проследи, чтоб не случилось давки и заторов, да и самого себя не позволяй затоптать.

— Куда им, доходягам, — ощерился детина.

Шагалан попробовал, легко ли покидает ножны клинок, поднял глаза:

— И саблю давай мне.

— С чего бы это? — Перок возмущенно вытаращился. — Одной тебе мало, вторая потребовалась? Богато шибко будет! А мне тут, если что завяжется, хреном отмахиваться?

Юноша молча протянул руку, Перок отодвинулся.

— Не бузи, приятель, — сухо и властно вмешался Шурга. — Мыслишь и впредь с Сегешем оставаться, слушайся вожаков. Сказано отдать — отдай. Да и не тобой оружие-то добыто, так ведь? А здесь тебя всем гуртом поддержим.

Озадаченный детина нехотя расстался с саблей, потом замер, пораженный озарением:

— Эй! Так вы разве не сообща на прорыв? Неужто, парень, ты опять один пойдешь? Заново с судьбой в прятки играть?

Шагалан, пристроив оружие, удовлетворенно хмыкнул:

— Не шумите и без команды не высовывайтесь. Я ненадолго.

Скрипнув, отошла створка двери, юноша бесплотной тенью выскользнул наружу. Народ колыхнулся следом, но Перок, чуждый всяческих терзаний и сантиментов, захлопнул просвет.

— А ну, подай назад, господа кандальники! — негромко рыкнул он. — Не мешайте человеку дело делать, за вас за всех кровь проливать.

— Да кто он есть-то? — скривился какой-то оборванец, подпрыгивая на месте. — Бежать надо, животы спасать, а мы медлим, ждем непонятно кого. Так и солдат с пиками дождемся.

Шурга насупился:

— Имей совесть, ирод! Кабы не тот парень, скулить тебе до сих пор в своей гнилой норе, молиться о легкой смерти. Разве не правда?

— Может, и правда. А только куда он нас пока выпустил? В тюремный коридорчик прогуляться? Это, что ли, ваша свобода?

— Не дергайся, торопыга. Сколько дней томился, еще потерпишь.

— Так я ж говорю — рвать отсюда надо, и побыстрее. Чтоб пятки сверкали. Положиться на покровительство Святых Пророков и бежать!

— А стража? На испуг возьмешь? — хмыкнул Перок. — Куда прете? А ну, осади!

— Что нам стража? Если единым натиском, враз затопчем. А как этот хлипкий мальчишка один с ними сладит? Пропадет, а за ним и мы! На кого понадеялись, правоверные?! Он или безумец, или лазутчик тюремный. Всех нас обречет на муки и гибель! Рвать надо, рвать, покуда не поздно!…

Подстегиваемая взвизгами оборванца, толпа стремительно раскалялась, по темной поверхности голов пошла взволнованная рябь. Гул множества голосов окреп, завибрировал в тесном коридоре. Уловив эти недобрые перемены, Шурга сделал знак рукой, и еще двое хмурых мужиков заслонили дверной проем.

— Тихо, сидельцы! — подчеркнуто спокойно произнес повстанец. — Все равно раньше срока никто отсюда не выйдет, а ваше шебуршение мешает разобрать, что снаружи творится. Пропустим сигнал или вовремя на помощь не подоспеем — вот тогда точно конец наклюнется. Разумеете?

Толпа, озадаченная поворотом мысли, чуть смолкла. Продолжительным этот эффект, очевидно, быть не мог, лишь отсрочил очередной взрыв. Кто-то суетливо передавал за спины сторожам бичи, плети и несколько палок — все, что нашлось в подземелье похожего на оружие. Следовало готовиться причинить людям боль, дабы спасти жизни, не отдать в лапы их собственному паническому страху.

И тут за стеной раздались явственные шаги. В каземате мгновенно и без чьих-либо понуканий воцарилась абсолютная тишина, массивная толпа нелепо замерла неподвижной массивной грудой, хранители дверей синхронно развернулись вполоборота к входу. Приоткрылась скрипучая створка. Просунулась взъерошенная голова Шагалана, покосилась на занесенную над собой палку:

— Нашли время играться. Давайте трое сюда, через минуту можно начинать выпускать народ. Только тихо!

Последний возглас потонул в торжествующем реве. Шурга поспешно захлопнул дверь за вышедшими товарищами и вскинул руки:

— Сказано же, тихо, остолопы! Наверху в башне полно солдат, услышат ваш вой — спустятся. Да вдобавок гарнизон на ноги поднимут. Вам это надо? Посему вылезаем споро, но бесшумно, не суетясь и не толкаясь. Кто загорланит или затеет свалку, буду бить немилосердно, ровно злейшего врага. За воротами не толпимся, тотчас разбегаемся поодиночке или мелкими компаниями в разные стороны. Всем понятно?

По его знаку дверь вновь приоткрылась, крепкие руки подхватили и выпихнули наружу первого из узников. Несчастный замер в растерянности, испуганно озираясь, но в спину ему уже летел второй, а там и третий. Свалки бы не миновать, если б не стоявший на полпути к воротам кандальник. Он успел выдернуть вконец оторопевшего первого, а далее заработал непрерывно. Кто-то двигался сам, кого-то приходилось поддерживать, тащить или подталкивать, нервных остужали короткими тумаками и свистящей шепотом бранью. Труд не из легких, зато через считанные минуты от жерла подземелья к воротам протянулась плотная вереница фигур. Вид они имели жалкий, оборванный, грязный и больной, однако запах свободы творил чудеса — даже калеки довольно шустро ковыляли к долгожданному крыльцу. Там в тени арки их принимали Шагалан с еще одним повстанцем. От этих требовалось не столько направлять поток, уже заметивший впереди блеск дождливой ночи, сколько следить за лестницами, уходившими наверх. Сам Шагалан почти не обращал внимания на пробиравшихся мимо людей, пара счастливых беглецов, бросившихся было на шею спасителю, получила в ответ увесистые оплеухи. Положив ладони на рукояти сабель, юноша настороженно вслушивался в неясные шорохи башенных лабиринтов. То ли толща камня гасила звуки событий, творившихся внизу, то ли оставшиеся в живых тюремщики впрямь позволили себе излишние возлияния, но никаких осмысленных движений не ощущалось. За воротами у мостков узников поджидал очередной провожатый. Ему задача досталась попроще — незамедлительно разгонять бедолаг по окрестным переулкам. В целом система работала вполне успешно, полторы сотни человек оказались под восхитительным мелким дождиком минут через десять. Последним подземелье покинул Сегеш.

Худой, сутулый старик, чуть подволакивая правую ногу, приблизился к воротам. Остановился рядом с Шагаланом, переглянулся понимающе:

— Спокойно пока? Неужели выберемся?

— Из башни-то? Определенно, сир, — кивнул юноша. — Все разбежались, тюрьма пуста. Пока от патрулей Создатель хранит, собираем свою команду и вылезаем из города. У вас кто-нибудь в нем ориентируется?

— Самую малость, больших знатоков с нами нет.

— Вот незадача — я здесь тоже первый день. Кое-что выяснил, остальное придется соображать на ходу.

Старик вслушался в дыру лестницы.

— Совсем никого не чую. Может, затаились супостаты?

— Даже если и затаились, то не от коварства, а из трусости. По крайней мере, сигнала до сей поры с башни не подавали. Вероятно, боятся, как бы мы к ним наверх штурмовать не ринулись. Таких-то планов, надеюсь, нет?

— Конечно, нашлось бы что этим тварям припомнить, — покачал головой Сегеш. — Много страданий нам причинили и по приказам, и от собственной мерзости… Но поскольку времени на воздаяние нет, пусть еще чуток поживут. Будет воля Вседержителя, свидимся когда-нибудь. Тогда и сочтемся.

Они вышли на узкое крыльцо, где Шурга деловито раздавал повстанцам пики и сабли — все, что осталось от воротной стражи. Сами солдаты валялись темной кучей тут же около мостков. Подступив ближе, Сегеш охнул:

— И как же ты, богатырь, один всех уложил и не поранился даже? Чудеса, право слово.

— Ничего особенного… — Шагалан на мгновение отвлекся от осматривания окрестностей и кинул взгляд на поверженных врагов. — Сонные, вялые, не готовые защищаться. Таким лишь бродяг отгонять. Грех с ними… Погодите-ка.

Мягко спрыгнув на мостовую, юноша обогнул медленно ширившуюся лужу крови, ощупал лежавшего сверху солдата.

— Вот подлюга! Кишки на улице, а все равно дышит.

И прежде чем кто-либо успел отреагировать, вытянул одну из своих сабель, без замаха чиркнул кончиком лезвия по горлу стражника. Тот впрямь задергался, захрипел, новый фонтан крови чуть не обдал юношу.

— Ну и к чему эта жестокость? — нахмурился Сегеш.

— Дело не в жестокости, сир, — откликнулся разведчик невозмутимо. — Все куда серьезнее — подобных свидетелей нельзя в живых оставлять. Эй, кто без обувки, снимайте с них сапоги!

Повстанцы, долго не колеблясь, принялись разувать покойников. Сегеш поморщился:

— Какие из них свидетели? Только что отсюда разбежались полторы сотни таких же.

— Не совсем таких. Этим довелось увидеть нечто большее.

— Даже вот как? Признаюсь, вы не на шутку начинаете меня пугать, юноша.

— Ничего, сир, скоро пройдет… надеюсь. Часом, не ваши люди?

От черной стены башни отлепилась скромная группа, вошла в круг света единственного сохранившегося факела. Три человека, судя по всему, из числа едва вырвавшихся на свободу.

— Что случилось, горемыки? — подобрался хмурый Шурга. — Велено же было расходиться подальше и пошустрее. Чего непонятно?

— Не сердитесь, милостивцы… — Один из лохмотников поклонился. — Просьба у нас до атамана Сегеша: желали бы встать под его команду. Вдосталь набегались, набродились, нынче из самой пасти смертной выскочили. Чуем, пора и рассчитаться с пришельцами за страдания. Животы готовы положить, лишь бы вырезать белокурую мразь до последнего змееныша.

Сегеш огляделся. По левую руку от него оказался Шагалан, по правую — Шурга.

— Ваше мнение, господа?

— Кого присмотрел, я уже взял, — буркнул Шурга. — Про этих ничего сказать не могу. По мне-то, брат, чем собирать чужаков, где попало, гнать бы их в три шеи. Людей хватает, а лазутчику или предателю подкрасться сложнее.

— И так компания громоздкая, — поддержал Шагалан, — вылезать из города будет непросто. Набирать же лишних, да еще незнакомых, — опасно вдвойне.

Сегеш тяжело вздохнул:

— Что ж, и этих взашей? Отбрасывать на потребу врагам? Да вдруг и не уйдут по-хорошему?

— Верно, и не помогут, и погоню наведут. Давайте-ка, сир, я сам с ними побеседую, а вы тем временем укройтесь вон в той подворотне.

Старик поймал двинувшегося вперед Шагалана за рукав:

— Только безо всякого кровопролития, ладно? Я не сумею доверять человеку, если за ним тянется цепь неоправданных зверств.

— Я вовсе не такой изверг, сир, — усмехнулся юноша.

Застывшие в сторонке оборванцы встретили его почтительно, даже немного испуганно. Разведчик подметил, как они невольно расступились: репутация и здесь складывалась быстрее, чем хотелось бы.

— Вот что, молодцы. — Шагалан демонстративно убрал руки от оружия, но собеседников это не слишком успокоило. — Лясы точить некогда, разбегаемся срочно. Вас мы знаем плохо, взять с собой не можем.

— Да мы ж свои! — взмолились беглецы хором. — В одних камерах сидели, одних вшей кормили!

— Вши жрут всех без разбору, а нам без разбору не уцелеть. Мало ли кто за что в башню угодил? Кому сейчас выяснять? Ремесло наше опасное и требует особого доверия. Сперва заслужите такое.

— Да как же, мил человек?

— Выбирайтесь из города одни. Задача нелегкая, справитесь — подумаем о вашем предложении. Договорились?

— Ну… коли так. Да ведь как нее найти-то вас после?

Этого и юноша не представлял, тем не менее избавляться от навязчивых помощников следовало безотложно. В самых общих чертах он обрисовал им дорогу: по тракту на северо-запад, на Брансенгерт. Милях в десяти от Галаги должна была находиться развилка с заброшенной часовней и постоялым двором. Именно там Шагалан наметил встречу через два-три дня. Ориентировался исключительно на слухи и рассказы путников, вполне допускал, что постоялый двор давным-давно сгорел или похожих развилок в округе целая дюжина, неважно. В конце концов, никто и не собирался на самом деле отыскивать по лесам трех бродяг. Отвяжутся, может статься, выберутся при этом на волю — и хватит.

Пока оборванцы в нерешительности переминались с ноги на ногу, Шагалан резко развернулся, прекращая болтовню, и припустился вдогон товарищам. Семерка поджидала в тени глубокой арки.

— Ох, герой! — прохрипел Шурга. — Дотянули до последнего, теперь нестись что есть мочи. На башне уже какая-то суета, еще немного, и полетит тарарам по городу.

— Это ясно, дядюшка, лишь бы уточнить, куда нестись. Ближе отсюда северные ворота, предлагаю попробовать с ними.

— Однако, говорят, на север кинулось и большинство узников, — заметил Сегеш. — Слишком уж очевидна выгода проскочить сразу в леса. И погоня, вероятнее всего, направится туда же.

— Да неужто мы все вместе с Шагаланом не прорвемся? — встрял Перок.

— Встанут крепко, так и не прорвемся, — осадил его атаман. — Может, лучше на запад податься?

— Через юг надобно, — пропищал знакомый голос из-под бока разведчика.

Юноша загреб рукой, вытащил в отблеск света брыкающегося Йерса.

— А ты здесь откуда, бедокур? Я же послал… подальше!

— Ага, так я и ушел! Да от тебя за милю разило приключениями. Посидел часок на крыше с кошками, посмотрел, как дураков охотники скручивают. Советовал же, не путайся с этой шкурой Бронком! Ведь он и послал своего прислужника к властям!

— Сам знаю. Вот понял — дело плохо, и тикал бы оттуда стремглав.

— Зачем? Я подозревал, что еще не все кончилось. Прокрался следом, притулился тут рядом, глядь, а из тюрьмы уже народ посыпался, ровно горох из худого мешка. Лихую ты им, парень, потеху устроил!

— И как с охранниками… тоже видел?

— Врать не буду, отвлекся, придремнул. Заметил только, когда ты их с крыльца сваливал.

— Ладно, молодежь, — вмешался Шурга, — после разберетесь между собой. Чего ты там, мальчуган, стрекотал насчет выхода?

— Сорока стрекочет, — Йерс и не думал тушеваться, — а я с толком говорю. Завсегда, если кого в городе ловят, к северным воротам несутся. Иной раз на всякий случай и западные стерегут, но никогда — южные.

— Оно и понятно, — проворчал сердито повстанец. — Куда ж там сунуться-то? В реку не влезешь, особливо нынче, мост преградить несложно, постовые начеку.

— Вот именно! Туда никто сунуться и не пытается. Иногда южные ворота даже на ночь не запирают.

— И как раз сегодня оставили открытыми? Аккурат для нас, да?

— Какая разница? Я и не предлагаю в ворота ломиться, просто неподалеку от них имеется щель в частоколе — бревно подгнило и надломилось. Мы с ребятами порой там лазали, наверняка и вы протиснетесь. И нечего насмешничать! Я, чай, город получше любого из вас знаю!

— Могу подтвердить, — кивнул Шагалан.

И в этот момент откуда-то с темного, погруженного в тучи неба рухнул, ударил по ушам звук. Прерывистый колокольный трезвон вспорол ночную тишину, заколыхался по узким проулкам.

— Доигрались! — рявкнул Шурга, подпрыгивая на месте. — Начинается катавасия, кто не спрятался, тот покойник. Уматываем отсюда немедленно!

Народ суетливо завозился, загремел оружием. Сегеш окинул взглядом товарищей и, наконец, решился:

— Хорошо, постреленок, доверим тебе свои головы. Веди к лазейке, и как можно быстрей.

Йерс тотчас отпихнул от себя руку юноши, горделиво прошествовал сквозь ряды беглецов, затем набрал скорость и затрусил по кривому переулку. Уже через десяток шагов он превратился в неясную тень, лишь босые ноги часто шлепали по грязи. Один за другим повстанцы пускались следом, Шагалан и Шурга замкнули процессию.

Город, казалось, продолжал спать, невзирая на тюремный колокол, надрывавшийся сзади. Изредка в каком-нибудь окошке мелькал огонек свечи, колыхались занавеси, но стоило рассмотреть цепочку бегущих по улице людей, как все вновь замирало. Никто не спешил помогать закону, только добавочные засовы, скрипя, перекрывали двери домов. Еще несколько причудливо переплетшихся улочек, поворотов, арок. На едином дыхании они перескочили через вонючую сточную канаву, за ней кварталы пошли беднее, вплоть до откровенных трущоб. Редкие собаки сонно облаивали чужаков, пара припозднившихся прохожих юркнула в подворотню, благоухающая повозка «ночного короля» — золотаря, сорвавшись с места, нырнула во мрак. Неугомонный звон исступленно лез в уши, подстегивал, гнал. Правда, признаков погони пока не было, но не было и сомнений — вся военная машина Галаги в эти минуты медленно и неуклонно набирает обороты.

На каком-то перекрестке они едва не сшибли с ног замершего Йерса — секунду спустя по поперечной улице прогрохотал сапогами небольшой отряд стражников. Высунувшись из-за угла, Шагалан проследил за удалявшимися пятнами света, потом вернулся к спутникам. Те с трудом переводили дыхание, иные без сил сползли по стене на землю. Юноша отыскал Сегеша, которому помогали перевязывать колено.

— Что-нибудь серьезное, сир?

Старик, морщась от боли, отмахнулся:

— Ерунда. Затянем потуже — сызнова столько же одолею. За меня не беспокойтесь.

— Йерс, долго еще?

— Совсем рядом, — откликнулся мальчишечий голосок. — Однако попасть туда будет непросто.

Шагалан пробрался вперед к юному провожатому:

— В чем дело?

— По-моему, стражники возвращаются.

Разведчик настороженно прислушался. Какой-то размытый шум действительно присутствовал, но сейчас он был повсюду, а дробь колокола сбивала с толку. Представилось, как по закуткам городского муравейника разворачивается яростная, большая облава. Эту ночь гарнизону суждено провести на ногах: выудить полтораста человек, рассыпавшихся в разные концы, — задача не из легких. Гораздо легче догадаться, какие слова будут изрыгать служивые, вернувшись в казарму усталыми, голодными и грязными. Вдобавок всех беглецов определенно поймать не удастся — с таким же успехом можно отлавливать бесчисленных городских крыс…

— Либо тебе, малыш, мерещится с перепугу, — усмехнулся юноша, — либо ты невероятно чуток. Я ничего не слышу.

— Иди сюда, приложи ухо к стене, — не сдавался Йерс.

Шагалан нехотя согласился на пустую детскую забаву, однако уже через минуту ему вдруг почудилось, будто он также ощущает какой-то глухой ритмичный рокот.

— Трогаться пора, братцы. — Сзади подошел Шурга.

Разведчик придержал его:

— Обожди, дядюшка, тут нечто странное.

Все замолчали, замерли в напряжении. Еще минута, и головы повстанцев озабоченно завертелись по сторонам, стало ясно — грозный шум различают и они.

— Бежать надо! — зашептал кто-то.

— Куда бежать-то, бестолочь? — шикнул Шурга. — Непонятно, с какого боку это приближается.

Шум действительно приближался, и довольно резво. Едва он успел перерасти в отчетливый топот, как Йерс вскинул руку, указывая на дорогу, по которой они только что пришли.

— Там!

Молниеносно сорвалась гибкая фигура Шагалана, метнулась к соседнему повороту. Потом кубарем обратно.

— Ходу, ребята! — выпалил юноша. — Целая орава с оружием несется, человек тридцать, а может, и больше. По нашим следам точно по указке идут.

Теперь все очутились на ногах. Йерс вновь запрыгал было впереди серым мячиком, но вскоре примчался назад:

— По той улице тоже куча огней движется! И тоже к нам!

— Где твоя дырка, черт бы ее подрал?

— Направо, во втором переулке. Оттуда и бегут!

— Влипли, дьявол! — зарычал Шурга. — Похоже, кто-то из мирных обывателей не отважился нам препятствовать, а мирно донес. Чего дальше? Подороже продать свои жизни?

— Не лучшее решение, — откликнулся Шагалан. — Силы очень неравные, дядюшка, только зря поляжем. Что там налево, Йерс?

— Ворота южные, понятное дело.

Уже с двух сторон четко доносился шум погони, разгоряченной близостью добычи: топот множества ног, лязг боевого железа, подбадривающие крики. То были не слонявшиеся без толку поисковые отряды, это спешили конкретно за их головами. Сегеш громко вздохнул:

— Бежим налево. Бог даст — проскочим за стены.

— А пост на реке? — спросил кто-то из темноты.

— На месте разберемся, лишь бы здесь не стиснули. Ну-ка ходу!

Усталость как рукой сняло, сплоченным клубком отряд устремился в темное жерло улицы. Казалось, спину обжигали отсветы погони, в каждом далеком крике чудились злорадные вопли врагов, заприметивших жертву. В действительности все обстояло не столь скверно — как убедился Шагалан, мельком оглянувшись, ловцы только выкатывались на перекресток, на самое начало улицы, которую бунтовщики почти одолели. Теперь бежали не таясь, грохоча сапогами, резонно соображая, что позади шума сейчас куда больше. Влетели в какую-то подвернувшуюся некстати гору из бочек, корыт, прочего хлама, разметали ее, к чертям.

— За этим домом уже ворота! — крикнул на бегу Йерс.

В предчувствии скорой стычки повстанцы замедлились, тогда Шагалан вырвался вперед:

— Не мешкать! Атакуем с ходу, пока не ждут!

И помчался еще быстрей, не особо интересуясь, последуют за ним остальные или нет. Выплыли коренастые привратные башни, освещенные парой факелов прикрытые створки, которые юноша миновал сегодня утром. Нынче он в несколько скачков перемахнул маленькую пустынную площадь, словно выпущенный из пращи камень пронесся к цели, пронзая ветер и дождь.

Охрана всполошилась слишком поздно. Навстречу вывалился из караулки тучный бородатый стражник, ошарашенно глянул на вдруг возникшее привидение, потянулся к сабле. Шагалан смел его с приступка ударом в лицо, хотя, как ни выгадывал незащищенное место, все же рассадил кулак о край бармицы. Второго противника, едва сунувшегося из дверей, выдернул, швырнул себе за спину, с удовлетворением услышав дружно лязгнувшую там сталь. Сбоку мелькнула тень, юркнула между створками ворот, застучали, быстро удаляясь, каблуки. Шагалан бросился было вдогон, но из караулки полез новый солдат. Белое, перекошенное ужасом молодое лицо. Возможно, несчастный и помышлял лишь о бегстве, однако рассуждать оказалось некогда, да и секира в его руках внушала опасения. Разведчик нырнул под удар, сливая извлечение сабли с косым разрезом. Охнув, стражник выронил оружие, схватился за распоротое изнутри бедро. Он даже не успел осознать, сколь тяжело ранен, повторный взмах клинка успокоил беднягу навеки.

— Больше никого, — доложил неугомонный Йерс из караулки.

— Прекрасно, — проворчал Шурга сипло. — Ворота мы нахрапом взяли, да один из сторожей удрал-таки к мосту. Там-то нас уже будут в полной готовности караулить. Как теперь?

Только в этот момент к освещенному пятачку вышел Сегеш, сильно хромающий и поддерживаемый одним из товарищей под локоть. Остановился, надрывисто дыша, отер мокрый лоб. Шагалан глянул на атамана, потом прислушался к различимо надвигавшейся из глубин города угрозе.

— Набат замолк, — сказал он непонятно кому. — Либо всех отловили, либо точно определились, кого ловить… — Обернулся к мальчишке: — Сколько может сидеть ночью человек на мосту?

— Ну, четверо, пятеро… Не знаю…

— Одна надежа — навалиться скопом, — вставил кто-то из беглецов. — Лишь так прорвем-прогрызем дорогу на волю.

Шагалан покачал головой:

— Если бы. В мясорубку стражники сейчас не полезут. Замкнутся за своим плетнем, половину стрелами положат, другую — на рубеже копьями уймут. Им и нужно-то всего — отстоять до подхода погони.

Никто не решился это оспорить. Люди мрачно переминались на месте, посматривали в сторону наползавшей волны огней.

— Что же? — заговорил едва отдышавшийся Сегеш. — Здесь последний бой принимать?

— Может, и здесь, — помолчав, ответил разведчик. — Только сперва сам попытаю счастья. Слушайте внимательно: я иду на мост один. Когда подам сигнал факелом, хватайте ноги в руки и молнией туда. Атамана лучше нести — быстрее получится. Что мешает, бросайте, к чертям, — жизни дороже. Ясно? Ну, а не будет сигнала… разберетесь без меня…

— Это ж самоубийство! — выкрикнул тонким голоском Йерс. — Сам толковал: стрелы, копья…

— Не все так грустно, малыш. — Шагалан на ходу потрепал парнишке волосы. — Там, где не прорвется толпа, случается, проскакивает одиночка.

Он прошел мимо новоприобретенных боевых товарищей, пожал руки Шурге и Сегешу.

— Странно, — произнес атаман негромко, — я почему-то совсем за тебя не боюсь. Предполагаю, ты знаешь, что делаешь.

— Я тоже это предполагаю, — хмыкнул юноша.

Провожаемый множеством глаз, он скользнул в щель между створками ворот, замер по другую сторону в темноте арки. За стенами города ветер ярился с особой силой, резкие порывы швыряли водяное крошево сверху, сбоку, а то и снизу. Шагалан плотнее завернулся в добытый солдатский плащ, машинально подергал рукояти сабель, прищурившись, всмотрелся в слабые, мерцающие огоньки на том конце моста.

Испокон веку вражеские армии подступали к Галаге главным образом с юга, и всегда этот рубеж демонстрировал изрядную прочность. Крепостные стены обрывались над самой водой, местами возносились прямо из реки, всякие осадные действия приходилось вести с участием флота кораблей. Даже несметные валестийские рати в свое время застопорились здесь надолго. Все, что тогда понадобилось, — сжечь окрестные переправы через Гевси, полноводная река берегла город надежнее любых стен. При небольших же набегах не утруждались и этим — на узком мосту пара десятков латников в состоянии сдерживать целую армию. Можно как угодно хорохориться перед повстанцами, но Йерс недалек от истины — атака в одиночку смахивала на самоубийство. Что поделать против полудюжины лучников? Да, они едва углядят смельчака в темноте, но и он вряд ли различит летящие стрелы. Сколько их успеют выпустить, когда достаточно единственной меткой? А тут вдобавок эти арбалеты… В другом случае при других обстоятельствах он, несомненно, измыслил бы что-нибудь подходящее. Например, презрев осеннюю стылость, переправиться вплавь, обойти пост и атаковать с тыла. Или, растворяясь в клочках мрака, подкрасться бесплотной тенью, бесшумной и смертоносной. Мало ли что еще взбрело бы на ум? Все равно время на воплощение заковыристых планов отсутствовало, в распоряжении разведчика оставались, очевидно, лишь считанные минуты. Из той кровавой каши, которая заварится после, он, возможно, и выберется, зато с таким трудом вызволенных людей определенно потеряет.

Юноша выпрямился, ослабил завязки плаща, замер на мгновение, вздохнул. И побежал. Ровно, открыто, уверенно, постоянно держа в поле зрения мерцающие огоньки. Подошвы сапог ударили о мостовые доски, гул шагов покатился впереди, весело возвещая о приближающемся госте.

За изгородью зашевелились. Сразу две любопытные головы высунулись наружу:

— Точно говорю тебе, несется кто-то.

— Сам слышу. Должно быть, разбойнички наши пожаловали, — простуженно прохрипели в ответ.

— Разбойники? Разуй глаза, там всего один бежит.

— Остальные, значится, следом нагрянут.

— Каким следом? Тот уже половину моста осилил, а больше…

— Цыц, болтуны! — Длинноусый десятник взмахнул кулаком, но бить никого не стал. — Раскудахтались чисто бабы. Солдатское дело — приказы слушать, а приказываю здесь только я. Поняли? Всем молчать! Сам решу, что и кому.

— Так ведь мы… — промямлил один из молодых.

На сей раз кулак опустился незамедлительно, от полученного тычка стражник кувыркнулся в темноту. Других возражений не нашлось, все опасливо затихли. Десятник поднялся в рост, вперился из-под ладони взглядом в неясную близившуюся фигуру. Он считался умудренным ветераном, начинал еще в царствование Артави, возмужал и состарился на службе. Сдержать в узде желторотых новобранцев — задача несложная и привычная, а вот как поступить с этим? От солдата с той стороны он знал, что ворота захвачены разбойниками. По пятам за ними шла погоня, единственным выходом был прорыв через мост. Трое кое-как обученных хлюпиков, двое парней из числа наторелых, три лука, пики да дырявый плетень — не лучший запас для обороны. Даже примчавшегося в панике труса остудили, вооружили и поставили в строй, свои плети он получит позже. И ведь никому не попеняешь! Разве могло бы вчера привидеться, что часть вырвавшихся из тюрьмы бунтовщиков кинется не на север, как обычно, а сюда, на юг? К этому и не готовились, их забота — оберегать город от нападок извне. Как теперь спасать честь и шкуру? Много ли там головорезов? Если до дюжины, то застава, пожалуй, справится, благо наличествует главное — опытный командир. Мельком подумалось о тех почестях и наградах, которые ждут при удаче. Зато если больше дюжины… Мост узкий, удерживать легко, однако сколько времени десятник удержит на рубеже самих бравых вояк? Расплывчатый силуэт, сгусток ночной мглы среди речных отсветов приблизился еще на десяток шагов. Что делать с этим чудом? Весь долголетний опыт старого служаки сейчас пасовал. Кто это? Разбойник? Тогда на что надеется, несясь к укрепленному посту? Одно слово, и его утыкают стрелами подобно ежу. Или новый малодушный из стражи? Какой-нибудь перепуганный горожанин? Ударишь на всякий случай, а потом оправдывайся. А если все же враг? Десятник заворочался в смятении. Одно он знал доподлинно: враги так в атаку никогда не ходили, не ходят и не должны ходить… Хотя и союзники так не приближаются. Черная тень бежала легко, мягко, без особой спешки, уверенно и целеустремленно. До нее меньше тридцати шагов, она не могла не видеть заплот и факелы охраны, но ни на секунду не сбилась с ритма. И ведь одна-одинешенька на всем длиннющем мосту! Мерный стук сапог по доскам настырно зудел в голове ветерана, требуя безотлагательного решения. А его-то, как назло, и не было! Между тем время для выжидания истекало, еще немного, и необычный гость достигнет заставы. Десятник жестом осадил своих людей, взял лук с подготовленной стрелой, зычно откашлялся, словно пытаясь вернуть себе былую уверенность:

— Эй, кто там? А ну, стой немедля! Здесь прохода нет. Слышь? Шаг, и стреляем!

Отзвуки голоса растворились в мокрой тьме, силуэт неуклонно надвигался, никак не реагируя на предостережения, не останавливаясь и не убыстряясь.

— Глухой он, что ли? — буркнул десятник.

— Дьявол! — выдавил кто-то.

— Ничего, опробуем на прочность и его козлиную шкуру.

Десятник поправил стрелу, поднял лук, плавно оттянул тетиву.

— В последний раз говорю! — крикнул отчаянно. — Стой или умрешь!

Привычно взял прицел, противник рядом, как на ладони, промахнуться невозможно. В этот момент темная фигура вступила в полосу света. Пальцы, уже собравшиеся послать ей навстречу верную смерть, внезапно дрогнули — человека с головой закрывал солдатский плащ. Заурядный, грубый кусок серой материи, в каких щеголял весь гарнизон. Их продавали и на рынке, поэтому сам по себе он ничего не доказывал, но на миг старый воин заколебался. Еще секунда, еще пара шагов, плащ пополз вниз. И из-за него показались глаза. Бесстрастные, беспощадные, безжизненные глаза демона…

Взвизгнув, десятник дернул тетиву, однако цель была теперь слишком близко. Злополучный плащ полетел, сбивая и без того неудачно посланный снаряд. Суматошно задергались солдаты, кто-то тоже успел выстрелить… Должно быть, колдовские силы хранили своего слугу. Разминувшись с пущенной в упор стрелой, тот в два скачка достиг изгороди и перемахнул ее над самыми шлемами стражников. Лязг стали. Невысокая щуплая фигурка с обнаженными клинками в обеих руках выпрямилась среди ошарашенной стражи.

Но не меньше поразили десятника и его собственные подчиненные. Растянутая вдоль заплота цепочка в мгновение ока свилась вокруг неприятеля плотным кольцом, луки сменились копьями и саблями. Старый вояка растроганно хлюпнул носом: не прошли напрасно его бесконечные изнурительные занятия, долгие недели непрестанной муштры. Сколько ругани было произнесено, сколько пота пролито под язвительный свист глупой детворы! Над ним посмеивались даже товарищи-ветераны, считали столь тщательную подготовку обыкновенных стражников придурью старика. И вот потраченные когда-то силы принесли нежданно богатые плоды. Выхватив саблю, десятник бросился в гущу событий:

— А ну, молодцы, зажимай лиходея плотней! Навались дружно, единым духом, тогда никуда не денется!

Разбойник чуть повел головой в сторону командира, отблеск света упал на лицо. Совсем юнец, безбородый мальчишка. Все бы ничего, да вот эти ледяные глаза… и спокойствие, пугающее спокойствие перед устремленными на него лезвиями… Десятнику показалось, будто по губам юноши скользнула недобрая усмешка, но точнее разобрать не успел. Разбойник качнулся прямо на пики, и тут его силуэт словно затуманился. Все внезапно завертелось. Тертый, поседевший в войсках служака и не предполагал, что сабли способны двигаться с такой скоростью! Моментально разогнавшись, две полосы стали сплелись вокруг хозяина в тугой кокон без просветов и изъянов. И это не было просто защитой! Юноша непонятным образом ввинтился между выставленными пиками и врубился в живую плоть. Короткий вскрик кого-то из новобранцев, строй дрогнул, сломался. Некоторые пытались добраться до неприятеля, другие, мешая, отступали от диковинной угрозы. Когда десятник разглядел юношу, тот наседал сразу на троих. На фоне свистящего мелькания его чудовищных клинков стражники отмахивались вяло и бестолково. Через секунду один из них с хрипом повалился на землю. Требовалось срочно спасать и воодушевлять людей, кое-кто и так принялся слишком резво пятиться к лесу.

— В атаку! Держись, ребята! — рявкнул десятник и с подзабытой прытью понесся в обход свалки.

Пока он забегал в тыл неприятелю, пал еще один стражник. Окаянный привратный дезертир так и не появился в драке, их осталось лишь трое. Воспользовавшись стараниями солдат, кое-как отвлекавших внимание разбойника, десятник подкрался ближе, ударил в спину. Прием далеко не рыцарский, но не видавшему же виды пехотинцу думать в такой миг о приличиях! Да и что проку? Съежившийся вроде кокон внезапно огрызнулся, клинок отбросило, едва не вырвав из руки. И ветеран поклялся бы, что юноша при этом не оборачивался! Опять полезли в голову бессвязные мысли о нечисти и колдовстве. Рухнул следующий солдат. Бой, не заняв и пары минут, был безоговорочно проигран. Спасать оставалось только честь.

Дико закричав, десятник кинулся вперед, нанося неистовые удары со всей возможной силой и быстротой. Словно поняв решение командира, с другой стороны налег последний стражник. Юноша… Юноша спокойно отразил обе атаки одновременно, а затем и вовсе изящным пируэтом выскользнул из клещей. Теперь приспел их черед обороняться. Десятник стремительно, хрустнув суставами, развернулся на месте, и тут на него обрушился ураган. Чудилось, целая сотня хищных лезвий единой стеной ринулась на жертву, добротный доспех застонал под бешеным натиском. Ветеран защищался, как умел, пожалуй, он превзошел самого себя, однако раны множились с пугающей скоростью. До поры это были мелкие порезы, ничего серьезного, он почти не чувствовал их. Струйки теплой крови побежали по коже. Долго он так, конечно, не выдержит, но пока сил еще хватает! Черная тень скользила вокруг, не зная ни милосердия, ни усталости. Последнему стражнику, вечно оказывавшемуся позади своего командира, никак не удавалось вступить в бой. Наконец, отчаявшись, он прыжком рванулся на свободное пространство и тотчас получил страшный удар в лицо. Десятник не смог даже проводить взглядом падающее на землю тело товарища — ураган налетел с новой яростью. Лязгнув о пластину доспеха, переломилась одна из сабель разбойника. Старик едва успел обрадоваться такому повороту, как понял, что это его не спасет, — короткий, уродливый обломок клинка продолжил порхать по-прежнему. Прячась за своим большим собратом, он внезапно вынырнул откуда-то снизу, зацепив, пробил кольчугу и вспорол живот.

Ветеран выронил оружие, пошатываясь, поднял глаза на победителя. Юноша посмотрел в ответ. Все то же ровное дыхание, ледяной умный взгляд без тени злобы или торжества. «Дьявол!» — попытался выкрикнуть десятник, но волна крови подкатила к горлу. Разбойник шагнул ближе.

— Славная была сеча, — проговорил, занося саблю…