Развеянные чары

7

Жестокая и циничная усмешка неожиданно исказила смуглое лицо Коннора.

— Ты хочешь меня точно так же, как я хочу тебя. Но не надо бояться! Я не юнец и способен управлять своими страстями. К тому же я не собираюсь срывать с тебя одежду на пороге собственного дома и силой принуждать спать со мной.

— Я не хочу…

Голос Линды прозвучал безжизненно и вяло. Силы мгновенно оставили ее. Очарование дня безвозвратно улетучилось, оставив лишь горечь, страх и неуверенность. Она сделала всего один шаг — и Коннор моментально оказался у нее на пути. Он стоял, уперевшись рукой в дверь, и смотрел прямо на нее. Потом поднял руку и провел пальцами по лицу Линды. Его прикосновение заставило ее задрожать, напрячься, но вместе с тем разбудило такие воспоминания, от которых сладко заныло в груди. Коннор коснулся пальцами ее уха, отбросил черную прядь…

— Какие изящные ушки! Когда память вернется к тебе, я украшу эти ушки бриллиантами. Самыми большими, какие только найду. Ты будешь одета в бриллианты. И больше ни во что. А потом мы займемся любовью…

Линда буквально примерзла к полу, но в следующее мгновение Коннор отступил, давая ей пройти. Она стремглав ринулась в комнату и захлопнула за собой дверь. Здесь можно было чувствовать себя в безопасности. Относительной.

Линда сорвала с себя одежду, торопливо натянула просторную футболку и нырнула в прохладную белизну постели, словно надеясь отыскать утраченные воспоминания среди мягких пуховых подушек.

Не вышло. Единственное, о чем напоминала эта постель, — Коннор Брендон, его сильные руки, смуглое жаркое тело, горячие и жадные губы, отблески света в темных вьющихся волосах, золотые невероятные глаза…

Линда ворочалась, гнала от себя возбуждающие видения и пыталась вспомнить утренний сон, но ничего конкретного не вспоминалось. Только ощущение блаженства и спокойной уверенности женщины, которую любили всю ночь.

Потом страх. Ужас человека, обнаружившего, что он — никто.

Коннор сказал, она вдова. Если она любила мужчину настолько, что вышла за него замуж, то почему она не помнит его?

Линда вытянулась на прохладных простынях и решила прибегнуть к счету и специальным дыхательным упражнениям, чтобы расслабиться… Стоп!

Откуда она знает, как нужно дышать, чтобы расслабиться?

С остервенением взбивая подушки, Линда бормотала, успокаивая саму себя:

— Ты помнишь это, потому что в голове у тебя выросла стена, но за ней все равно хранится все, что ты когда-либо в жизни делала, говорила и чувствовала! Все, понимаешь?!

Она лежала и твердила, как заклинание, собственное имя, пока не провалилась в сон.

Ей приснились классические темные коридоры из учебника по психологии. Линда бродила по ним и все искала, искала… нечто, чему не было названия.

Она проснулась, как будто ее толкнули. Коннор стоял в дверях. Его лицо было невозмутимым и непроницаемым, и в этот миг он особенно напоминал древнего воина-завоевателя.

Линда подтянула тонкое одеяло чуть не до подбородка, хотя на ней была футболка, и спросила крайне суровым голосом:

— Чего ты хочешь?

— Ты кричала. Я решил, что тебе приснился кошмар.

Несмотря на внешне невозмутимый вид, Коннор едва сдерживал свой восторг при виде Линды. Легкий румянец красил ее бледные щеки, глаза потемнели от сна, спутанные волосы рассыпались по плечам. Даже в простой футболке она выглядела куда более соблазнительно, чем любая красотка в шелке и кружевах, едва прикрывающих тело. Коннор слегка нахмурился.

Ему требовался ясный ум, но рядом с Линдой мозги работали только в одном направлении — будили воспоминания о крайне соблазнительных сценах прошлой ночи, когда это великолепное тело содрогалось от страсти в его объятиях.

Линда провела рукой по лицу.

— Это был не кошмар. Но все равно, спасибо, что разбудил.

Интересно, а она помнит их ночь любви?

Холодный рассудок твердил Коннору, что полная потеря памяти в результате небольшой травмы головы практически невероятна, но беспокойство его не оставляло. Травма травмой, но ведь весь предыдущий день для Линды Чериш выдался более чем трудным. Может быть, она не притворяется.

И все же она ведет себя подозрительно. Похоже на то, что она хочет его отвлечь. От чего?

Возможно, она переживает свою измену памяти мужа и амнезия — своеобразная защита от этой измены?

Господи, о чем он думает!

Если то, что успел сказать ему Тони Херд, правда… Впрочем, на прямой вопрос, замешана ли Линда в махинациях с деньгами фонда Чериша, Тони отрицательно замотал головой.

— Нет, нет, Коннор, не думаю. Но то, что она о них знала, несомненно. Они с Френком Суини друзья. Очень близкие друзья. Потому-то все так ужасно.

Если предположить, что Линда не просто знала о махинациях, амнезия очень уместна. С такими деньгами, даже поделенными с Френком, ей не пришлось бы работать две жизни подряд.

— Прекрати пялиться на меня, как на дохлую рыбу, которую выбросило на пляж!

В синих глазах Линды заплясали сердитые зеленые огоньки.

Коннор пришел в себя и сердито огрызнулся:

— На дохлую рыбу я пялюсь совсем не так!

Линда неожиданно почувствовала, что сейчас расплачется.

— Пожалуйста, Коннор… уходи.

Она отвернулась и спрятала лицо в подушку. Почти сразу же сильные руки взяли ее за плечи и с силой приподняли.

— Так, значит, это был не кошмар?

— Нет. Это было очень… символично. Я бродила где-то и искала, искала, стучалась в запертые двери, но мне никто так и не открыл. Мне очень нужно было найти это что-то, но я не смогла.

Коннор неожиданно нежно прижал ее к себе.

— Успокойся. Это был просто сон.

Его сердце билось совсем рядом, широкая грудь вздымалась равномерно и спокойно, и Линда вдруг ужасно захотела навсегда остаться здесь, на груди Коннора Брендона, потому что нигде в мире ей не будет так спокойно и легко, так уютно и безопасно…

— Я не знаю, кто я. Я не знаю, кто ты. Я знаю, что мы в Австралии, и как зовут премьер-министра тоже знаю. Я знаю, что Земля вращается вокруг Солнца, но я ничего не знаю про себя. Мою жизнь стерли из моих собственных мозгов.

— Посмотри на меня.

— Зачем?

Честно говоря, она этого просто боялась, но большая ладонь властно взяла ее за подбородок и подняла заплаканное лицо к свету. Золотые глаза, не мигая, смотрели на Линду, изучали, препарировали ее душу, гипнотизировали и успокаивали. Она завороженным шепотом произнесла:

— Я даже не помню человека, за которым была замужем, а это я должна была бы помнить. Коннор, я хочу домой. Там я все вспомню.

— Сомневаюсь в этом. Твой дом похож на картинку из каталога — ничего личного, никаких воспоминаний.

Он напряженно о чем-то думал, его лицо опять превратилось в бронзовую маску. Линду это испугало.

— Ты… ты веришь мне?

— Что ты потеряла память? Да, верю. Исключительно потому, что раньше ты скорее умерла бы, чем позволила мне увидеть твои слезы или растерянность.

— Я что, была абсолютно бесчувственной?

— Ну почему же бесчувственной. Просто ты всегда все контролировала. Холодная, умная, точная. Леди во всем.

— Коннор… Если я пойму, почему потеряла память, то, возможно, смогу что-то сделать с этим. Ты говорил о каких-то плохих новостях…

— Ты узнала, что твой муж тебе изменял.

Линда молча кивнула. Эту информацию тоже требовалось переварить.

Почему ее муж предал ее? Что у них был за брак? Что она почувствовала, когда узнала? Горечь? Стыд? Злость? Все вместе? Не почувствовала ничего?

— Знаешь… для меня это только сообщение о событии. Я ничего не чувствую.

— В тот момент чувствовала.

— Достаточно, чтобы захотеть забыть его?

— Возможно. Если ты хочешь связать это с тем, что произошло между нами, то ты не права. Не тот характер. Тебе просто был нужен отдых.

— Но это ужасно! Звучит так, как будто я тебя использовала.

Коннор неожиданно рассмеялся.

— Если с этого и начиналось, то этим не закончилось, уверяю тебя. Не думаю, что ты отдохнула вчера ночью, но оскорбленная женственность была отомщена, это уж точно. Честно говоря, в моей жизни не было более восхитительных ночей. Ты была соблазнительна и чертовски хороша!

— И мне… мне понравилось?

— Несомненно.

Линда вспыхнула, но глаз не отвела.

— Не могла же я потерять память только потому, что занималась с тобой любовью! Это глупо!

— Послушай, Линда. Ты очень страстная женщина. В любви ли, в ненависти — все равно. Вполне возможно, что эти две страсти просто столкнулись внутри тебя, и рассудок не выдержал. Тебя, с одной стороны, потрясло предательство мужа, а с другой — ты слишком сильно хотела другого мужчину. Не прячь глаза, королева! Ты хотела меня с самого первого дня нашего знакомства.

Линда мрачно взглянула в смеющиеся глаза Коннора. Если правда такова, то не лучше ли жить с амнезией?

Коннора терзала ярость. Теперь, когда они начали выяснять все с самого начала, он совсем перестал понимать, почему вчера она отдалась ему.

Это сейчас она ничего не помнит, но ведь та Линда Чериш прекрасно отдавала себе отчет, что Коннор Брендон не тот мужчина, которого можно использовать как мальчика по вызову и оттолкнуть на следующий день.

В этот самый момент Линда вдруг произнесла очень отчетливо и спокойно:

— Коннор, займись со мной любовью. Прямо сейчас.

Он опешил. Пусть только на миг, но опешил. А затем ярость вспыхнула с новой силой.

— Зачем? Почему, Линда?!

— Потому что я не могу смотреть на тебя без того, чтобы не хотеть этого. Единственное, что спасает меня от слепой паники, — это то, что ты рядом со мной. Я не помню, что было прошлой ночью, но хочу вспомнить.

Линда сказала правду. Единственным безопасным убежищем для нее были объятия Коннора. Возможно, только потому, что больше она никого не помнила, но она подозревала, что дело было совсем не в этом.

Похоже было на то, что она влюбилась в Коннора Брендона, и произошло это давным-давно.

Коннор смотрел на Линду почти сердито и в отчаянии думал, что смог бы противостоять ей, если бы не прошлая ночь! Если бы не это выражение доверчивости, смущения и любви в фиалковых глазах, устремленных на него сейчас.

Инстинкты уверенно побеждали холодный рассудок, хотя тот сопротивлялся изо всех сил.

Она ищет безопасности. Что ж, он, Коннор, тоже хочет этого.

Она занималась с тобой любовью, шептал рассудок. Она сгорала от страсти в твоих руках, и пусть этого не помнит ее мозг, но тело-то не обманешь!

Он видел, как она пытается бороться с собой, как прикрывается холодностью и деланным равнодушием, но голос тела, голос плоти звучит все громче и увереннее…

— Коннор…

Он сел на кровать возле нее, взял тонкую руку и коснулся губами бледных пальцев. На безымянном все еще виднелся след от обручального кольца, которое она выбросила в окно его машины по дороге. Коннор поднял глаза и взглянул на Линду. Теперь в его золотисто-карих глазах не было ни насмешки, ни недоверия. Теплый огонь горел в них и зажигал кровь Линды.

— Линда… ты уверена?

— Я уверена. Я ничего не помню о себе, но истинное желание распознать могу. И возможно…

— Возможно?

— Возможно, это вернет мне память. Хотя это не главное, почему я прошу тебя заняться со мной любовью.

Коннор горел от возбуждения, и одна неожиданная мысль ярко сверкнула в мозгу. Почему он ей так не доверяет? Что бы ни было в ее жизни до сегодняшнего дня, с ним она откровенна. Линда Чериш испытывает к нему те же чувства, что и он к ней, желает того же, чего желает он, так зачем терзать себя подозрениями?

Коннор стянул рубашку, не расстегивая ее, и у Линды перехватило дыхание. Под смуглой кожей мужчины переливались смертоносной силой мускулы, глаза горели мрачным и завораживающим огнем. Линда провела кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Кровь шумела в ушах, серебряные молоточки выбивали тревожную и радостную дробь во всем теле, а само тело медленно плавилось под золотым и безумным взглядом ее бога.

Губы заскользили по отяжелевшей груди, нежно обхватили напряженные соски, руки ласкали ее тело медленно, словно Коннор пытался изо всех сил сдержать свою страсть, а затем Линда сама со стоном прильнула к нему, и жар их тел стал единым, а биение сердец слилось в ровный гул.

Ее тело все помнило и действовало само по себе. Она выгибалась в руках Коннора и, раскрываясь подобно цветку, принимала его внутрь себя, чтобы в следующий момент отпрянуть и прильнуть самой. Тонкие пальцы судорожно впивались в окаменевшую спину, скользили ниже, ниже, ниже, ласкали мощную грудь и мускулистый живот, и из горла Коннора вырывалось то ли рычание, то ли стон удовольствия. Их тела свивались в тугой узел, качались на волнах страсти в едином ритме и разлетались, чтобы в следующее мгновение слиться еще теснее и стать целым, единым и неделимым, не имеющим ни имени, ни пола, ни возраста существом, первозданной материей, хаосом, из которого суждено возродиться жизни.

И в миг наивысшего блаженства, когда звезды вспыхнули у Линды под ресницами и осыпали склоненную голову Коннора, из ее губ вырвался ликующий крик. Она выдохнула его имя, имя того мужчины, для которого она родилась на свет, которого ждала столько лет, единственного и неповторимого, любимого… Коннора.

Бог знает, сколько времени их носило по волнам океана любви, а потом мягко выбросило на берег реальности. Они лежали, остывая, не торопясь отпустить друг друга, словно боясь потерять ту крупицу истины, которую так долго искали и, кажется, нашли…

Линда очнулась, когда увидела склоненное над ней бронзовое лицо воина-завоевателя.

— Все хорошо?

— Все хорошо…

Она ничуть не завидовала выражению счастья и горделивой самоуверенности на его лице. Она и сама чувствовала то же самое.

— Ты не вспомнила?

— Какая разница…

— Чур, я первый в душ!

Линда блаженно вытянулась на разгромленной кровати. Скольких женщин он любил здесь? Нет, даже не думай об этом! Не имеет значения.

То, что Коннор был умелым и опытным любовником, было ясно, а вот когда она сама научилась так любить?

Память моя, память! Где ты?

Она спустилась вниз, когда солнце уже собиралось в обратный путь. Коннор налил ей белого вина.

— Совиньон. Твое любимое.

Она улыбнулась благодарно, но к вину не притронулась.

— Что с тобой? Я яд не, клал. И наркотики не подсыпал.

— Не говори ерунды!

— А что? Вполне интересная мысль. Только вот не мой стиль.

— Ну тебя. Помочь?

— Ты умеешь готовить?

— Я могу почистить картошку!

— Тогда бери нож!

Линда чистила картошку — крупную, светлую — и тихонько улыбалась своим мыслям. В кастрюле уютно булькала вода, упоительно благоухал соус, но главное было не в этом. Просто рядом с ней находился тот, с кем Линда не чувствовала себя одинокой и беззащитной. От Коннора Брендона исходила такая волна спокойной, уверенной силы, что ее с лихвой хватало на двоих.

Ее внимание привлек какой-то посторонний звук. Обернувшись, Линда увидела, что Коннор напряженно смотрит в окно. Она подошла и встала рядом.

Маленькая моторная лодка лихо вылетела на песчаную отмель. С нее спрыгнули три человека, один занялся лодкой, двое других неторопливо и не слишком уверенно двинулись к берегу.

— Твои знакомые?

— Что-то я их не узнаю… Оставайся здесь!

— Почему?

— Потому что я собираюсь пойти и прогнать их отсюда.

— Но ты не можешь…

— Еще как могу. Это частное владение, и я волен вышвырнуть отсюда кого угодно, если он явился без приглашения.

Он исчез, прежде чем Линда смогла вымолвить хоть слово. Через секунду она увидела, как он очень быстро направляется к непрошеным гостям, и в который раз поразилась животной грации, с которой двигалось его крупное, сильное тело.

Люди шли навстречу Коннору. Выглядели они куда более мирно, чем хозяин острова.

Один из них вдруг заметил Линду, и она невольно отшатнулась, увидев в его руках камеру. Журналисты!

Чтобы лучше рассмотреть прибывших, Линда вышла из дома на лужайку, но теперь инстинкт подсказывал ей, что надо бежать. Она и собиралась это сделать, когда тот, что был без камеры, неожиданно громко завопил:

— Линда! Линда Чериш! Погодите! Мы просто хотим поговорить с вами, задать пару вопросов! Что вы сами думаете по поводу денег фонда? Вы ведь близко знакомы с Френком Суини? Вы знали, что он покинул страну? А то, что вместе с ним пропала большая сумма денег?

Линда обернулась. Второй человек, отчаянно ругаясь, вылавливал из воды камеру. Коннор стоял рядом и очаровательно улыбался.

— Мне очень жаль, что так вышло.

— Какого черта вы уронили мою камеру? Вы за это заплатите!

— Пришлите счет.

Линда вбежала в дом и спряталась за занавеску. Те двое пытались последовать за ней, но Коннор преградил им дорогу с таким выражением лица, что они немедленно остановились. Винить их было трудно. Конкистадоры умели шутя завоевывать целые страны, а Коннор Брендон сейчас особенно походил на их прямого потомка.

Те двое пытались убедить Коннора пропустить их, но с таким же успехом можно было попытаться уговорить солнце садиться на востоке. Наконец парни сдались. Один из них сказал что-то напоследок, и Линда с ужасом увидела, как исказилось яростью невозмутимое лицо Коннора. Он схватил несчастного за шиворот и сильно толкнул. После этого все попытки журналистов наладить контакт прекратились. Они быстро залезли в свою моторку, и та унеслась прочь.

Коннор остался на берегу. Он дождался, когда лодка скроется из виду, и вернулся в дом. Линда кинулась к нему навстречу, но он резко бросил:

— Я же велел тебе оставаться в доме.

— Я не понимаю, Коннор! Почему это все… Откуда журналисты и зачем они хотели сфотографировать меня? Какие деньги? И кто такой Френк Суини?

— Управляющий фонда Чериша, основанного твоим покойным мужем Ником.

Линда нахмурилась.

— О чем они говорили, разъясни-ка это мне! Я что, занималась делами фонда?

— Не думаю, но точно сказать не могу.

— Тогда какого черта я должна знать, покинул он страну или нет?

— Действительно, какого черта… Ладно, пойдем в дом, там безопаснее. Нет никакой гарантии, что эти ушлые молодцы не высадятся на той стороне и не проберутся через холм.

Линда послушалась не сразу, и тогда Коннор просто взял ее за плечо и препроводил в дом силой. Занавесил окна, плотно прикрыл дверь. Линда с тревогой наблюдала за тем, что он делает, а затем тихо спросила:

— Коннор, что происходит? Они журналисты, да? И они хотели видеть меня. Зачем?

— Кое-кто написал книгу о Нике Черише. Нечто вроде документальной клубнички. Грязные сплетни, неожиданные откровения и все такое. Эти люди хотели задать тебе вопросы. Судя по всему, за ними придут и другие.

— Но почему?

— Потому что ничто так не поднимает тираж газеты, как скандал. А если они выяснят, что ты потеряла память… Полагаю, нам лучше этого избежать!

— Кто написал эту книгу?

— Я ее не видел, так что ничего не могу сказать.

Коннор что-то недоговаривал! Это ясно читалось в его глазах, впрочем, как и то, что больше он не собирается говорить на эту тему. Линда зябко обхватила плечи руками. Знакомый тоскливый ужас накатывал на нее.

— Почему они говорили про деньги? Если я не имела отношения к делам фонда, откуда я могу знать про деньги?

— Не имею понятия.

— Неважно. Что бы это ни было, я выясню это.

— Тебе многое предстоит выяснить, Линда…

— Либо я верну себе свою жизнь, либо нет. Даже если амнезия избавила меня от очень плохих воспоминаний, я должна их вернуть. Без них я пустышка, а моя жизнь — черный тоннель.

— Это пройдет. Ты хорошо себя чувствуешь? Побледнела…

— Все в порядке. Просто задумалась.

Они сели за стол и поужинали. Тоненькая паутинка недоверия разрасталась на глазах, Линда почти физически ощущала это. Разговоры о пустяках — и пристальный взгляд золотых глаз. Коннор Брендон о чем-то крепко задумался, и виной тому было ее прошлое.

Паутинка превратилась в крепостную стену, когда после ужина Коннор Брендон объявил:

— Я буду спать в другой комнате. У нас могут быть ночные визитеры, и мне не хотелось бы увидеть камеру, направленную прямо на нас с тобой!