Развод. Бессердечная овечка

16

Открываю глаза и понимаю, что нахожусь не дома. Голова болит и соображает с трудом.

Где-то в стороне горит тусклый свет, и я вижу очертания комнаты, в которой лежу на кровати.

Крашеные стены, высокие потолки. Сквозь жалюзи, висящие на окне, пробивается свет фонаря.

Запах медикаментов и казённых простыней ни с чем не перепутаешь – я в больнице.

Одна. А мои дети так и остались без ужина.

Нет, мне срочно нужно домой!

Пытаюсь медленно встать с кровати.

Во всём теле сильная слабость. Руки дрожат, и голова начинает кружиться, стоит только принять вертикальное положение.

Выхожу в коридор, держась за стенку.

Медсестра, дремавшая на посту, сонно моргает, а потом подскакивает на ноги и спешит ко мне.

- Возвращайтесь в палату! – строго требует она.

- Нет, я хочу уехать домой, - спорю, заплетающимся от слабости языком.

Медсестра раздражённо поджимает губы и встаёт у меня на пути.

- А ну, марш в палату! – командует она. – Я вызову вам дежурного врача. С ним и договаривайтесь о выписке.

Она аккуратно, но настойчиво берёт меня под руку и тянет в ту сторону, откуда я пришла. Заводит обратно в палату и помогает сесть на кровать.

Через пятнадцать минут приходит такой же заспанный врач. Мужчина лет пятидесяти. Он присаживается за стол, стоящий рядом. Протирает низом форменной рубашки очки. Нацепляет их на нос и всматривается в медицинскую карту, которую принёс с собой.

- И где же вы черепно-мозговую травму получили, голубушка? – спрашивает он снисходительно и ласково. – В карточке написано, что обстоятельства неизвестны. Муж ваш вообще не в курсе, похоже, был. Ни на один вопрос толком не ответил. В карточке одни прочерки. Это уже в скорой помощи шишку на вашей голове нащупали.

Прикусываю губу.

- Я упала.

- Сильно вы упали, однако. Но впрочем, удачно, если так можно выразиться. КТ мы вам уже сделали. Поздравляю, вы отделались простым сотрясением. Но обратиться за медицинской помощью всё же следовало своевременно. Рентген показал небольшое смещение шейного позвонка. Отсюда и обморок. Почему сразу в больницу не поехали?

Вздыхаю. Угрозы недоспортсмена теперь не кажутся такими страшными. Юра видел нас вместе и уже сделал свои превратные выводы. Но что мне даст рассказанная правда? Разборки с полицией и суды. У меня нет на это ни сил, ни времени. Я просто надеюсь никогда больше не увидеть тех двоих.

- А можно мне домой? – спрашиваю с надеждой.

Врач хмурится.

- Завтра вправим вам шею. Потом посмотрим.

- Но у меня дома дети…

- В карте написано, что у вас есть муж, - строго качает головой доктор. – Придётся ему справляться пока самому. Или чего вы боитесь? Может, это из-за него вы упали, и поэтому не хотите оставлять с ним детей? Если так, то вам следует признаться. Опека защитит несовершеннолетних, пока вы недееспособны.

Пытаюсь покачать головой, но это вызывает резкую боль.

- Нет-нет, муж меня не толкал и не бил. Я просто боюсь, что он не справится…

- Не нужно этих жертв! – назидательно говорит доктор. – Сейчас для вас важнее всего позаботиться о своём здоровье. Завтра вправляем. Потом смотрим. Готовьтесь к тому, чтобы провести в больнице две недели.

Когда доктор уходит, я даю волю чувствам – плачу в одиночестве. Мне страшно. Я не могу оставить детей так надолго на Юру и Алю. Если они банально накормить их забыли то, что может случиться за целых две недели? Особенно с младшими. Они же ещё совсем несамостоятельные.

Пишу сообщение Юре, но он не отвечает. И на следующий день тоже. Муж не приезжает ко мне в больницу и не отвечает на звонки. Ему неважно, что со мной.

За что он так наказывает меня? За моё двухдневное отсутствие?

После болезненной процедуры вправления позвонка мне надевают на шею специальный воротник.

- Эта штука научит вас держать голову, как королева, - смеётся врач, застёгивающий на мне это приспособление.

Только это мне и остаётся. Стараться делать вид, что я держусь и справляюсь, когда внутри кипит настоящая истерика.

Проходит неделя, а Юра так и не соизволил поговорить со мной ни разу.

Это просто убивает.

Я звоню Тиму и Ксюше, чтобы узнать, как у них там дела.

По их словам, Юра ходит всё время злой и на всех ругается. С ними живёт Аля. Они от этого не в восторге. Аля не следит за ними. Даже за малышами. Только делает вид, когда с работы возвращается Юра.

Юра с Алей ругаются. Дети слышат, как они кричат друг на друга, закрывшись в нашей спальне.

А ещё Юра запретил им общаться со мной.

У меня сердце сжимается от боли, когда Тимур рассказывает мне об этом. Как Юра мог сказать им такое? Это так жестоко.

Ксюша с Тимуром игнорируют запрет отца и звонят мне, когда находятся в школе. Только просят не звонить вечером. Боятся, что услышит отец или Аля.

Когда в один из вечеров Тимур звонит и сообщает, что взрослых сейчас нет дома, и можно поговорить с Катей я Филом, я не могу сдержать слёз. Я так соскучилась по ним. Мои малыши плачут и спрашивают, когда я вернусь.

Душа разрывается на части. Я бы всё отдала, чтобы быть сейчас с ними. Но доктор прав, если я буду падать в обморок на каждом шагу, я не смогу позаботится ни о себе, ни о детях. Мне нужно стиснуть зубы и выдержать это.

А потом я убью Юру.

Обида на мужа сменяется дикой злостью. То, что он делает – это бесчеловечно.

Плевать на нас с ним и наши отношения. Но дети ведь страдают! И я не стану смотреть на это со стороны. Он ответит за то, что сделал с нашей жизнью!

К исходу моего двухнедельного заключения я чувствую себя другим человеком. Столько всего я успела передумать, лёжа в своей палате в одиночестве. Столько всего внутри перекипело.

В обморок я больше не падаю. Головные боли постепенно проходят. Даже воротник уже можно не носить круглыми сутками.

В палату стучат, и сердце болезненно дёргается в груди. Мой доктор не утруждает себя стуком. Медсестры тоже.

Неужели это муж? Я навоображала себе, что буду холодной и равнодушной при нашей встрече. Гордой. Знающей себе цену.

Но сейчас чувствую внутри панику. Пальцы дрожат, и меня бросает от волнения в жар.

Дверь со скрипом приоткрывается, и в мою палату нерешительно заглядывает вовсе не муж.

- Вы? – выдыхаю я удивлённо.

Это один из тех мужчин, что сбили меня. Тот, который худой и робкий. Кажется, его зовут Сергей.

- Извините, я знаю, что вы не рады меня видеть, но я должен был узнать, как ваше здоровье. Я чувствую себя виноватым…

Мужчина заходит в палату, но подходить близко ко мне не решается.

- И правильно вы чувствуете, - раздражённо замечаю я. – Вы очень виноваты! Вы и ваш друг. Даже не представляете, как вы меня подставили…

Тру виски, чтобы справиться раздражением и вернувшейся головной болью.

- Теперь представляю, - вздыхает Сергей.

- О чём вы? И как вообще меня нашли?

- Ну… я приходил к тому дому, возле которого мы вас… в общем, я приходил к вашему дому, хотел удостовериться, что вы в порядке. Совесть не даёт мне покоя… в общем, я немного походил рядом, хотел дождаться, пока вы выйдете из дома и поговорить… но вы всё не выходили и не выходили…

Сергей замолкает, и я приподнимаю бровь, ожидая продолжения истории.

- Вечером я решил подойти ближе и заглянуть в окна, надеялся увидеть вас, но вместо этого подслушал разговор вашего мужа с женщиной. Окно было открыто, и их было прекрасно слышно. Тем более что они ругались и кричали друг на друга. В целом я понял, какая непростая ситуация у вас в семье. Они обсуждали это. И что вы в больнице, я тоже понял. И вот я здесь…

- И? – не понимаю, чего ждёт от меня этот человек. – Я должна была скрыть ваше преступление под угрозой шантажа, а теперь я должна успокоить вашу совесть? Да я из-за вас на две недели в больницу попала! А мои дети остались под присмотром женщины, которой на них плевать! Вот же наглость. Убирайтесь отсюда, пока я в полицию не позвонила.

Я даже встаю с кровати. Злюсь так сильно, что наступаю на Сергея с угрозой во взгляде.

Он пятится назад к двери с испуганным выражением лица.

Но этот мужчина, очевидно, послан вселенной, чтобы сломать мне жизнь.

Потому что дверь снова открывается. На этот раз без стука. И я встречаюсь взглядами с мужем.

Юра выглядит так, как хотелось бы мне. Он смотрит холодно и отстранённо. Будто я какое-то жалкое насекомое.

По груди разливается боль. Чем я заслужила такое отношение?

Юра переводит взгляд на Сергея и кривится. Сквозь равнодушную маску проступает жестокая злость.

- Я видел тебя возле нашего дома, - от ледяного тона мужа у меня кровь стынет в жилах. – Ты её любовник, верно? Конечно, верно. Иначе что ты тут делаешь?

- Ты всех судишь по себе, - говорю я.

Я могла сколько угодно воображать, что смогу говорить с ним равнодушно и гордо. А на деле, я снова умираю внутри от боли. Все чувства нахлынули разом. Разочарование, дикая тоска и отчаяние.

Я ведь доверилась ему. Полюбила. А вышло, что для него это ерунда. То, через что можно переступить ради такой, как Аля.

- Набить бы тебе морду, - рычит Юра, обращаясь к проглотившему язык Сергею, - да руки марать неохота.

Сергей понимает намёк. Бросает на меня ещё один виноватый взгляд и бочком протискивается в дверь, оставляя нас с Юрой наедине.

Я так много хочу ему сказать. Бросить в лицо правду о его подлости. Но горло сжимается спазмом.

- А я ещё, как дурак, припёрся сюда, - с презрением выплёвывает Юра, - хотя, хорошо, что я увидел его. Это значит, что я всё правильно решил.

Юра замолкает.

- Что же ты решил? – выдавливаю из себя вопрос через силу.

Голос звучит хрипло и болезненно.

Взгляд мужа леденеет, пугая меня нехорошим предчувствием.

- Домой можешь не возвращаться, - говорит Юра. – Ты нам больше никто. Отстань от моих детей. Не звони им больше. К сожалению, я не могу помешать тебе забрать Катю. Но, может, ты сама решишь оставить её со мной. Я готов воспитать её. В любом случае я скажу Але, чтобы она пустила тебя в дом один раз. Заберёшь свои вещи и дочь, если захочешь.