Жизнь продолжалась. Утром Максим умчался на работу, я с сыном отправилась в ванную. По привычке Матвей сидел на стиральной машинке, чистил зубы, а я рассматривала своё лицо в зеркале. Да… Оказывается, я вчера крепко ударилась лбом о стойку машины, когда Максим грубо заталкивал меня вовнутрь. Синяк от удара в лоб почему-то пошёл вниз под глаза, вид у меня был странный. Осунувшееся бледное лицо и синеющие полукруги под глазами. Страшно-грустная панда. Ужас.
Отправились с сынишкой на кухню. Я пыталась мыслить рационально. Надо искать выход и я найду обязательно. Сегодня суббота, в конторе моё сообщение услышат только в понедельник. Что же делать. Надо попытаться удрать пораньше.
Матвей наворачивал кашу, я пила кофе и тут на кухню пришла Нонна.
Заспанная, лохматая, наглая, она брезгливо сморщилась, окатив глазами Матвея, я вся подобралась, придвинулась к малышу. Сердцем чувствовала, сейчас что то будет и странное дело, во мне было столько решимости дать отпор!
— Что делаешь, Дашка, кофе пьёшь? — Нонна опёрлась задом о подоконник, сложив руки на груди: — Что то у тебя вид недовольный. Говорят, кофе возбуждает, а твой мужчина занят другой женщиной. Злишься?
Я отнесла сына в комнату, вытряхнула перед ним коробку с игрушками, чмокнула в круглые щёчки:
— Посиди тут, дружок. Я сейчас приду.
Плотно закрыла дверь, вышла на кухню, поставила молоко на плиту в ковшике, собиралась варить молочный кисель своему карапузу. Одной рукой держала чашку недопитого кофе, другой замешивала крахмал, Нонна не успокаивалась:
— Даша, может, тебя не надо пить такие опасные, возбуждающе-провоцирующие напитки? — она ехидно скалилась, — Сделай мне кофе тоже, жертва несчастной любви. Ну, если, конечно, не хочешь, чтоб я перебила здесь твою посуду.
Она открыла окно на проветривание, достала сигареты из кармана. Я отставила чашку с кофе:
— Ты собираешься курить здесь, на кухне?
— Почему нет? — она щёлкнула зажигалкой.
— Нет, потому, что здесь живёт маленький ребёнок и потому, что это моя кухня.
— Ты даже не представляешь, Дашка-замарашка, как мне плевать на тебя, твою кухню и твоего выкормыша. Ему, кстати, полезно будет сигаретным дымом подышать, пусть мужиком растёт.
— Тебе не терпится в ад попасть? — я повернулась к ней, схватив с плиты ковш с молоком.
— Э, дура, ты что задумала! Я сейчас Максиму позвоню.–
Она отступала с распахнутыми настежь от страха глазами, пятилась, смяв сигарету в руке, — Он тебя в психушку сдаст. И твой малявка останется со мной. Хочешь?
А вот это она зря сказала. Ковш с кипящим молоком летел в неё, с грохотом приземлившись в коридоре. Жаль, она успела увернуться, ей попало совсем чуть-чуть на ноги, но этого хватило, чтоб она крутилась ужом и выла. Надо было видеть её глаза. Нонна ополоумела от ужаса. Она вдруг вся сжалась, шипела, дула на ногу:
— Дура, тварь!
Я смотрела на неё,
— Как говорят, мужчины обманывают женщин чаще, а женщины обманывают мужчин лучше. Максиму скажу, ты на ребёнка замахнулась. Я сына защищала.
— Я сейчас скорую вызову, ментов позову, тебя посадят.
О, теперь мне было плевать вообще на всё, что она говорила. Я, попробовав защитить себя и сына по-настоящему, внезапно почувствовала, что смогу справиться. Подошла к ней поближе и в самую её рожу прошипела:
— Ночью дождусь, когда уснёте, зайду и вылью на обоих ведро кипятка. Потом живите долго и несчастливо со своим Максимом…. Вместе. Лет до ста.
Нонну до вечера я не видели. День как то прошёл, я возилась с сыном.
Вечером припёрся мой муженёк, почему-то в доме было тихо. Он пару раз заглянул к нам в комнату, прогундел какую- то фигню, я не слушала. Нонка вообще нигде не появлялась как до его прихода, так и после. Правда, я сама была натянутой струной и старалась поменьше с ними пересекаться.
Занималась сыном, искупала. Нервничала. Ничего не приходило в голову, все идеи побега были фантастические. Решила, если завтра Максим уйдёт, отберу у Нонны ключи, чего бы это мне не стоило. Драться надо будет — подерусь.
На кухне взяла для Матвейки “Агушу” на ночь, вошла в свою комнату, прикрыла дверь так, подперев её игрушкой, чтоб если кто откроет, игрушка упала и звякнула. Пусть ничтожный, но оберег от непрошенных гостей.
Уложила малыша спать, сидела над его кроваткой, гладила свой живот. Или мне показалось, или нет, но низ живота тянуло. Как перед месячными. Наверное, просто показалось.
Наскоро соорудила себе постель на детском диванчике, вымотанная донельзя свалилась подкошенной травинкой в подушку. Сразу, мгновенно провалилась в сон. Проснулась как от толчка, подскочила, выравнивая дыхание. Ничего не произошло, в комнате было всё спокойно, Матвей спал. Игрушка в свете ночника поблескивала жёлтым целлулоидным боком, а вот за дверями…
Я прислушалась. Там явно нарастали обороты скандала. Что, голубки, вас обоих выперли из рая? Подумала, а сама на цыпочках подошла ближе к к двери, стала прислушиваться.
До меня доносилось нытьё Нонны и приглушённый голос Максима. Кажется, он рычал на неё, а она напирала.
Я интуитивно, в два прыжка прыгнула к противоположной стене, выключила ночник, убрала дозорную игрушку от двери, чуть приоткрыла дверь. Подслушивать нехорошо, знаю, но на войне будем выполнять правила приличия через одно.
Медленно приоткрыла дверь.
Эти двое были в нашей спальне. Отчаяние давно высушило мне душу, чувство омерзения сменилось на пустоту. Мерзавка лежала на моих простынях, заботливо выстиранных и выполощенных моими руками, выглаженных до идеального состояния. Связать бы эту пару этими простынями и обоих сбросить в Москва-реку. Моим планом пришлось подвинуться, потому что то, что я услышала, включила другие кнопки в моём мозгу.
Нонна жалобно причитала, поскуливала, то и дело срываясь на истерические повизгивания:
— Твоя корова обещала убить меня, Максим. Это при тебе она тихая и пришибленная. Когда тебя нет, она кидается на меня с ножом, с кипятком.
— Ты преувеличиваешь, сказал же, отстань! Дашка не такая, она мухи не обидит. — о, мой муж раздражён? Как приятно…
— Максим, Дашка обещала обварить нас ночью кипятком, она бешеная, она так и сделает.
— Ты достала меня, Нонна! Я привёл тебя в дом, ты получила, что хотела. Живи, пока я не выставил тебя, тут и смотри за ней.
— Ты уедешь завтра по делам, а я! Потом за границу укатишь, бросишь меня!
— Опять двадцать пять. Сказал же, ты поедешь с нами. Я уже узнавал, смогу тебя взять как няню, у тебя профессиональный английский, будешь или няней или помощницей по дому оформлена.
— Я не хочу жить с твоей дурой под одной крышей.
— Уедем зарубеж, там разберёмся. А сейчас не выноси мне мозг, Нонна.
— Я сейчас не хочу с твоей Дашкой оставаться. Боюсь её. Сделай что нибудь!
— Я подумаю. У нас есть дом, то есть дача в лесном посёлке, правда там готова только одна половина. Туда её отвезу вместе с сыном. Лето, тепло, пусть там побудут, чем не курорт. Всё? Довольна?
— Ну, миленький, какой же ты решительный мужчина! — я слышала, как изменился голосок этой гадюки, сразу стал игривый, ласковый. Это как же надо прогибаться перед мужиком, чтобы выманивать из него нужные тебе решения. Оказывается, всё просто: лесть+ложь равно результат.
Я стояла прислонившись головой к стене в коридоре между спальней и комнаткой Матвея. То, что я сейчас услышала это приговор. Дом, о котором говорил Максим это по сути недостроенная коробка с черновой отделкой, ни воды ни газа, а главное, там нет интернета, а, значит и связи. Что случись, даже скорую не вызвать. В соседних домах живут гастарбайтеры и что мне делать в таких катакомбах с ребёнком? Ждать милости пару раз в неделю в виде пакета с продуктами и мыться в тазике?
Я как заворожённая замерла у стены, мне пришло в голову дождаться, когда эти двое заснут и бесшумно на цыпочках улизнуть с Матвеем на руках. Повернула голову к входной двери и осеклась. Дверь закрыта, а ключ у кого то из них в одежде.
Нервно сглотнула, услышав возню в комнате, чавкающие мерзкие звуки и постанывания гадюки, заползшей в мою семью.
Впилась зубами в собственный кулак, чтоб не выдать себя всхлипами, слёзы катились по щекам, от обиды, страха, отвращения хотелось завыть в голос! Вернулась к себе в комнату, чтоб не слышать этой мерзости, уткнулась в подушку и схватив её зубами рычала от беспомощности.
Села на диване. Нормально вдохнуть не получалось. Воздух рваными кусками застревал в горле.
В голове крутилась какая то ерунда, мне надо было что то делать, но что…
Время было почти четыре утра, сна ни в одном глазу.
Ходила по комнате из угла в угол, вдруг услышала шаги. Замерла под дверями, слушала, что там в коридоре.
Шаги Максима, эти я точно ни с чем не спутаю. Следом за ним босые шлепки его дряни. Так, они прошли на кухню, зачем? Я превратилась в слух, они там переговаривались, посмеивались, Максим ворчал:
— Где здесь у Дашки штопор, чёрт, вечно ничего не найти. Включи свет!
— Ты совсем дурак, я же голая.
— Когда тебе это мешало, — Максим чем-то брякнул: — вот, сейчас телефоном подсветим.
Они ржали, а меня оторопь пробирала, ну какие же свиньи. Ладно Нонна, а этот чмошник, в одной квартире вместе с женой и сыном и с этой…. Какое позорище…
— Смотри, Нонна, я нашёл шампанское. О, две бутылки — муж (пока ещё муж), радостно шуршал и хлопал дверцами кухонных шкафов.
— Хочу, чтоб ты устроил мне дождь из шампанского! — похотливо ворковала соблазнительница года, льстиво играя голосом.
— Тебе это будет дорого стоить… — вторил мой скот.
— Для тебя всё что угодно, ты же обещал мне шубку к иностранной зиме?
— Идём в ванную, мне уже невмоготу, — муж звякнул бутылками.
Я слышала, как щёлкнула задвижка в ванной, воду там никто не включил, да и зачем им вода.
Почему я вышла из комнаты, спроси меня в тот момент, я не знала. Моё тело и какое то провидение превратились в вёрткую, ловкую зверюшку. Я бесшумной тенью проскользнула в мою бывшую спальню, включила ночник.
Что я искала? Телефон.
Здесь где то должен был быть телефон. Его или её. Ну где же он! Я судорожно двигала предметы, заглянула под кровать. Ну нету и всё! Вспышкой пронеслось в голове, что Максим подсвечивал себе в кухне. Правда, от его гаджета мало толку, там пароли как в швейцарском банковском хранилище. Хотела бежать на кухню, замерла на мгновение, вернулась к кровати. Стянула одеяло, подняла подушку, ес! Бинго.
Телефон этой ведьмы был под подушкой. При всей её хитрости, на телефоне этой дуры не было блокировки. Не задумываясь тут же вспоинила номер телефона Ильи. (Хоть здесь хватило ума не растеряться и память мобилизовалась вместе с мозгами). Набрала дрожащими пальцами его номер оглядываясь и не дыша от напряжения.
Возьми же трубку, возьми, — беззвучно двигала губами, тревожно прижимая телефон к уху. Не успел сработать телефон, трубку на том конце взяли сразу, голос, низкий, с хрипотцой… Самый надёжный и желанный в эту минуту. Я шёпотом, прикрывая трубку ладонью проговорила: — Это я, Даша. Помогите. Я дома. Телефон чужой, не перезванивайте…
Отложила телефон. Бросилась из комнаты прочь, опомнилась, вернулась, сунула его под подушку, поправило одеяло и опрометью бросилась вон из комнаты. У меня так бахало в висках, я мало что соображала, адреналин залпами рвался в сердце. Я спиной чувствовала жуть происходящего, пробегая мимо ванны пригнула голову, зажала рот руками, чтоб даже дыханием не выдать себя.
Заскочила в комнату к сыну, прижалась к стене, прислушалась. Пыталась восстановить дыхание, меня трясло. Схватила Матвейкин стакан с водой, осушила залпом, чуть не подавилась. Вода попала не в то горло, я сорвалась на кашель, уткнулась лицом в подушку, стараясь слиться с собственной беззвучной тенью. Посмотрела на часы. Четыре ровно. Прокручивала в голове последние минуты.
Дура, что я там молола от страха, даже адрес человеку не сказала. Откуда он знает где мой дом. Ну, поедет он сейчас к Наташке, там никого. После нашей последней беседы вообще подумает, что я чокнутая. Ну что же я такая невезучая.
Рухнула на диванчик, стиснула колени, обняла себя за плечи. Раскачивалась, запрещая себе плакать. Моё солнышко под сердцем не должен слышать, как мама плачет.
Так, свой единственный шанс на спасение я благополучно потеряла.
Надо было Наташкиной маме звонить. Или нет, лучше было адвокату лично! Вот кому надо было звонить! Ну ладно. Вывезет Максим нас с сыном на дачу, я найду как оттуда выбраться. Хоть через каминную трубу, но выберусь. Даже если Максиму хватит ума и там меня под замок посадить.
Клацнула дверь ванной, шаги, смешки.
Сидела на диване, минуты медленно ползли, подтачивания мои нервы, я искала слова, которыми убедить Максима не делать этого. Человек же он, разве можно так над нами издеваться. Сын совсем маленький, он может заболеть, как я там буду без телефона, без денег, без помощи.
Полудрёма наваливалась и тут я вдруг поняла, что у меня опять ноет живот. Неслышно так, издалека, этакими далёкими разрядами еле слышного грома, но у меня ноет низ живота. В первую минуту оторопела. Перестала дышать, схватилась обеими руками за живот, мёртвыми губами прошелестела:
— Нет, нет, пожалуйста… крошечка мой держись, мама с тобой, я рядом, клянусь, золотко моё, больше никаких нервов.
Кажется, я постепенно превращалась в пепел. Легла на диван, подтянула колени, закуталась в плед, баюкала сама себя, напевая колыбельную. Сквозь ресницы набирались слёзы. Я мама и мне надо сохранить то, что бьётся под сердцем. Как? А потом…
Выстрелом прозвучал дверной звонок.