Развод. Мать-одиночка (СИ)

Глава 10. Ирина

— Может, вам лучше сесть, чтобы больше ничего не пострадало? — как сквозь сонную пелену слышу я властный, грубый голос.

— Да… — роняю на автомате и на ватных ногах бреду к стулу, очертания которого размываются перед глазами.

Кое-как усаживаюсь. Поднимаю взгляд — этот пугающий мужчина всё ещё смотрит на меня.

Нервно сглотнув, пытаюсь как-нибудь смягчить ситуацию:

— Я могу заплатить.

Тарханов хмурится и переспрашивает небрежно:

— За что?

— За вазу. Надеюсь, она не очень дорогая…

Он хмыкает издевательски:

— Если не придавать значения сентиментальной чуши, будто корпоративные подарки что-то значат, то она не стоит ничего — мне эта ваза досталась бесплатно.

Я внутренне холодею и больше не знаю, что говорить. Жду каких-нибудь вопросов, но Дамир продолжает молчать.

— Ну, представьтесь хотя бы, — сердито швыряет он мне, видимо, устав от затишья.

— И..ирина. Ирина Краснова… В смысле — Неярова, — сбиваюсь с мысли и лопочу бессвязно. — По мужу моя фамилия Неярова, а девичья — Краснова.

— Значит, замужем, — резюмирует директор.

— Н..нет. Я… — как же правильно сказать?.. Блин… — Я в разводе.

Тарханов вновь хмыкает:

— Так какая у вас фамилия в документах?

— Неярова, — торопливо начинаю объяснять я. — Хотела сменить обратно на девичью, но, понимаете, там такая ужасная волокита… К тому же у меня дочь…

— Ирина, — перебивает Тарханов, — я понял.

— Да, извините…

Он вздыхает, как будто теряя терпение.

— Какой у вас опыт работы?

— Небольшой. Понимаете, я в основном с ребёнком сидела, а потом, после развода, попыталась куда-нибудь устроиться…

— В замужестве, значит, вас супруг обеспечивал? — довольно резким тоном задаёт вопрос Дамир.

— Ну… Воспитание ребёнка — тоже работа…

Он отводит глаза. И хотя я об этом только мечтала, чтобы Тарханов прекратил меня уничтожать своими чудовищными глазищами, теперь мне становится ещё страшнее. Внутренне я чувствую, что это плохой знак.

— Угу, — мычит он без всякого интереса и тут же начинает перебирать на столе какие-то бумаги.

Я словно перестаю для него существовать. Дамир занимается своими делами, полностью игнорируя моё присутствие.

— Ну, дальше рассказывайте, — прорезает моё сознание новый приказ.

А мне ведь и нечего рассказать. Что я могу ему поведать? Что Даня погиб? Что дочка у меня нуждается в постоянном лечении? Что мы живём в захолустной коммуналке с девятью другими соседями?..

— Я работаю уборщицей, — зачем-то говорю я.

Тарханов застывает, так и не успев переложить какой-то листик, затем поднимает ко мне лицо. Не могу прочесть, что у него в голове. Ожидаемо было бы заметить удивление, растерянность или злобу. Но ничего подобного я не наблюдаю.

— Сколько вам лет? — резким и твёрдым тоном спрашивает директор.

— Двад. цать ч. четыре.

Я стесняюсь называть свой возраст не потому, что считаю себя слишком старой или слишком молодой, а потому что я сама порой забываю, сколько мне лет. Мне давно стало настолько плевать на себя, что по барабану даже такие вещи. Дату рождения помню, и то лишь потому, что это пригождается при заполнении документов.

Тарханов неприкрыто разглядывает каждую деталь во мне. Изучает одежду, ужасную дешёвую сумку, которую я сжимаю в руках, бросает взгляд на мои истоптанные кроссовки. Конечно, я пыталась привести их в более-менее сносное состояние, но это тот случай, когда горбатого только могила исправит.

— Почему вы так смотрите?.. — уже порядком разнервничавшись, задаю я еле слышный вопрос.

— Пытаюсь понять, на какой вы помойке одеваетесь.

— Ч..что?..

Да я просто ушам своим не верю! Мало того, что этот тип снаружи настолько неприятный, так он ещё и внутри ничем не лучше!

— Мне интересно, — продолжает Тарханов, переплетая руки на груди, — вы сегодня, когда собирались на собеседование, чем думали? — его брови сдвигаются к переносице. — У меня даже уборщицы следят за своим внешним видом. Не говоря уже о человеке, который вроде как должен стать моей правой рукой.

— Но Егор сказал… — выдыхаю я и тут же понимаю, что горло перехватывает от нехватки кислорода.

— Егор? — брезгливо переспрашивает Тарханов. — Он — мой водитель. И он порекомендовал вас как ответственного и сообразительного человека. А я пока не наблюдаю ни ответственности, ни сообразительности. Не говоря уже о расторопности.

— Егор сказал, что… — пытаюсь договорить я. — Что вы цените не дипломы и грамоты, а реальные навыки…

— И какими вы навыками обладаете? Разбивать вазы, а затем убирать следы своей невнимательности?

— Да как вы можете?.. — тихо-тихо шепчу я. — Вы… вы… вам требуется помощница с. со знанием английского…

— Да вы и по-русски плохо говорите.

Тут я уже не выдерживаю и подскакиваю с места. Гнев, пронзивший меня насквозь, буквально рвётся наружу. И речь моя внезапно обретает какую-то невиданную силу, а слова отыскиваются сами собой:

— If you think that you are the coolest here, and everyone else is an empty space for you, then work for yourself! I'm not going to tolerate this abusive behavior! (Если вы думаете, что вы тут — самый крутой, а все остальные для вас — пустое место, то и работайте сами на себя! Я не собираюсь терпеть ваши оскорбления!)

Тарханов глядит на меня ровно и спокойно. Наверняка он понял, что я сказала, и наверняка злится, просто виду не показывает. Но мне уже абсолютно фиолетово, как этот кретин отнесётся ко мне.

Не дожидаясь его ответной реакции, я бросаю через плечо:

— Bye! — и просто выбегаю за дверь.

Иду по дорожке меж рядов рабочих мест, ни на кого не глядя, краснющая, как рак.

Какой позор… Даже хуже, чем то, что я себе навоображала, хотя думала, что успела повидать всякого в жизни. Но нет… Этот гад умудрился показать мне новые глубины унижения.