Глава 12. Хвастливое превосходство гэручи и мое паршивое самочувствие
Однако в моем случае состояние здоровья, и без того будучи ни разу не норм, продолжало катастрофически ухудшаться. Долбанный двадцатиминутный откат пассивной функции Мимикрия продолжал тянуть из меня все соки, ежеминутно просаживая шкалу Здоровья на очередные десять единиц. Относительно безопасный голубой цвет шкалы продержался не долго и сперва стремительно позеленел, а к моменту нашего выхода из подземелья сменился тревожной желтизной.
Когда, после нырка под паутиной, начал вставать на ноги, меня повело в сторону, но я устоял. Виду, что плохо, не подал, и никто ничего не заподозрил. Потому как вылезшим из подземелья раньше меня друзьям в первую минуту на воле точно было не до оглядок на командира. И я их прекрасно понимал. Раньше все время мы обозревали местные джунгли лишь с высоты полета антиграва, ведь спускаться вниз, из-за опасения диверсий со стороны рухов, нам было строжайшим образом запрещено. Теперь же, волею случая, мы оказались не над, а под, зеленым ковром — каковым джунгли открывались жалам с высоты дежурных облетов прилегающей к цитадели территории. И конечно же выбравшиеся из подземелья ребята в первые минуты на воле стали восхищенно озираться по сторонам на буйство цветущей зелени вокруг.
Меня же, из-за того что перед глазами все плыло, окружающие красоты мало волновали. Зато занозой в мозгу крепко засела проблема, обозначившаяся еще в подземелье трейс-ткачей… Мастеря там копье, я нечаянно наступил на острый осколок хитина, которых изрядно разлетелось по полу при рубке мачете паучьих лап. Ступню уколол больно, к счастью не до крови, но проблема босых ног нашего отряда предстала предо мной тут же, что называется, в полный рост. Конечно по теплой земле, с мягким «ковром» из гнилых веток и опавшей листвы, шагать и босиком было вполне комфортно, но стоило разок напороться на какой-нибудь острый камень или колючку с длинными шипами… Да мало ли обо что тут можно было голые ноги сбедить. А став по неосторожности хромыми, мы далеко по джунглям точно уже не продвинемся.
— Фьел, ну ты фье? — вдруг обозначила свое присутствие сзади недовольная Ффаффа. — Фвали в фторону хотя б на пару фагов. А то вфтал на выходе фтолбом. Поднятьфя мефаефь!
— Извини, — буркнул я, послушно смещаясь в сторону.
И на моем предыдущем месте почти сразу же появилась поднявшаяся на задние лапы и энергично отряхивающая запылившуюся шкурку крысючка.
— О чем задумался, чел? — окликнул меня через пару секунд уже Ччверсс, последним, следом за Ффаффой, выбравшийся из подземелья.
— О том, что нам на ноги необходимо что-то намотать, — озвучил я свои думки опытному ветерану.
— В корень зришь, чел, — пискнул в ответ крысюк. — Мы с Ффафой как раз только что это обсуждали.
Ишь ты, мы-то переживали, что волею жребия оказавшиеся последними в очереди на выход из подземелья эти двое, оставшись наедине, поубивают нафиг друг друга, а они, оказывается, без зрителей сразу по делу меж собой шушукаться стали. Вот ведь воистину крысы двуличные!
— И одефку. Одефку ефе обяфательно фправить надо, — поддакнула тут же Ффаффа. — А то ходим, как мыфи, голые. Фтыдобифа.
— Да кому ты тут нужна-то? — фыркнул Ччверсс.
— Ну ты фе пялифьфя! — в тон ему окрысилась Ффаффа.
— Ничего я не пялюсь…
— Ефе как пялифьфя… — снова вдохновенно заспорили крысюки.
— Але, народ, давайте по делу! — поморщился я, встревая в разборку хвостатых. — Что вы там по поводу обувки-то надумали?
— Да уж надумали, — ощерился в ответ Ччверсс. — Не кипишуй, чел, до пальмы-рогуч ближайшей доберемся, и все порешаем.
— Лифтья этой пальмы, по текфтуре фвоей, похофи на ткань, — тут же стала отвечать на мой не заданный вопрос подхватившая за крысюком Ффаффа. — Ефе они огромные, потому из них легко фделать нуфные выкройки. Но фамая главная их офобеннофть: они деревенеют в тефьении полуфьаса пофле их фрыва ф пальмы.
— Что-то это совсем не здорово звучит, — покачал я головой. — В деревянных колодках мозоли потом натирать как-то нет особого желания.
— Да не, чел, Ффаффа просто выразилась неудачно, — снова запищал Ччверсс. — Так-то мягкая текстура пальмового листа никуда, при этом, не исчезает. Просто она как бы застывает эдаким панцирем вокруг тела, и хранящей форму ступни обмоткой на ногах. Но, при правильном крое одежки и обувки из листьев пальмы-рогуч, затем, во время ходьбы и прочих движений, уж поверь опытному ветерану, ты ни малейшего дискомфорта сто про не испытываешь. Короче, че попусту лясы точить. Пошли к пальме-рогуч, и там, когда одежку с обувкой мастерить себе начнешь, сам все поймешь… Эх, челы, бесполезные вы, конечно, существа. Вот что бы без нас, гэручи, делали?..
— А в глаз? — осадила зарвавшегося хвостатого бесшумно подкравшаяся к нему сбоку Марина.
— Фьелка, ну ты фье, а! — неожиданно впряглась за крысюка Ффаффа. — Тебе фвоих фьто ль фамфов мало?
— Тебя забыла спросить, хвостатая!..
— Э-э, ты кого хвофтатой нафвала, макака лыфая!..
— Гля, Сыч, крыска на Маринку нашу поперла, айда поржем… — втянул себя и друга в общий балаган тут же и Мих.
— А ну заткнулись все! — мне в очередной раз пришлось включить командира. — В остроумии упражняться будете, когда в цитадель вернемся. Нашли, блин, время! Мы, так-то, с гэручи вопрос серьезный обсуждаем!
— Олег, да она первая начала! — возмутилась Марина.
— Потому фьто нефиг к фьуфим фамфам беф фпрофу лефть! — парировала Ффаффа. И Мих с Сычом, зажали руками рты, даваясь от едва сдерживаемого хохота.
Но внимание зло зыркнувшей на насмешников крысючки вновь перевел на себя Ччверсс:
— Ух ты! Оказывается я уже твой самец!
— Ну-ка фатнифь! — крысючка так яростно стеганула хвостом по зарослям папоротника, окружающим небольшой пятачок голой земли перед входом в паучье подземелье (где мы все вшестером сейчас и столпились), что брызгами сока из доброго десятка срубленных стеблей обдало всю компанию.
— Как скажешь, моя королева, — довольно оскалился в ответ наглый крысюк.
— Да вы задр… Твою мать! — в глазах у меня вдруг потемнело, и я стал заваливаться на руки подскочивших ребят…
— Командир? Эй, командир, ты как? — осторожный шлепок по щеке вынудил меня сделать судорожный глоток, и я ощутил, как в горло, вместе со скопившейся неожиданно обильно слюной, скатывается знакомый терпкий вкус.
— Уже лучше. Что это? — прохрипел я, сглотнув.
Но вместо ответа, в невольно приоткрывшийся рот заполучил мясистый кус мякоти ореха бланга.
— Говорил же, очухается наркоша ваш, — пискнул где-то на заднем плане Ччверсс. — Только дозняк очередной подгонять следует вовремя.
— Пасть захлопнул! — шикнул на говоруна из «первого ряда» Мих.
— Челы неблагодарные. Вот и помогай им после этого… — заворчал крысюк уже гораздо тише.
— Олег, ты жуй, не отвлекайся, — нежно погладила меня по щеке маленькая маринина ладонь.
Зрение вернулась. Расплывающаяся картинка сфокусировалась. И я обнаружил, что лежу спиной на земле, а головой — на коленях у Марины. Рядом с обеих сторон сидели (так же плюхнувшись голыми коленками на землю) мрачные, как туча, Мих с Сычом. А за спиной великана, прижавшись друг к другу плечами, настороженно пялились на меня черными бусинами глаз гэручи.
— Блин, командир, как так-то? — заворчал Сыч. — Ты почему не сказал, что хреново тебе?
— Да уж, не пугай нас так больше, вовремя о паршивом самочувствии информируй, — вторил приятелю Мих.
— Вы где орех раздобыли? — успел пробормотать я несколько слов до того, как рот снова оказался забит сочной ореховой мякотью.
— Ффаффа Ччверсса раскулачила, — пояснила Марина.
— Кафф эффо? — профырчал я кое-как с набитым ртом.
— Олег, не нужно говорить. Ешь спокойно, набирайся сил. А мы сейчас все тебе расскажем, — заверила Марина. — Сыч, ты орех почистил?.. Разломал?.. Ну так давай уже сюда, а то у меня мякоть кончается.
— Чел, не слушай никого. Я так-то первым покормить тебя предложил, — воспользовавшись паузой, зачастил поверх головы Сыча Ччверсс.
— Угу, только контрабанду свою для командира зажал, вражина, — погрозил крысюку огромным кулаком Мих. — А если б не он, все бы мы в яме паучьей сгинули.
— Фьел, не фтоит так уф врафдебно, — заступилась за Ччверсса крысючка. — Фьфьверффа фе вфе-таки поделилфя орехами.
— Маффифа, флин! — профыркал я снова, теряя терпенье.
— Да рассказываю уже, — откликнулась Марина, забивая мне рот очередным куском. — Короче…