В этом светлом костюме он казался интересным, приятно было Кате идти рядом с таким представительным… Вот только настроение у него мрачное. Похоже, он бьет отбой… отбирает назад свое чудесное предложение!
- Нет, Катя придется мне просить прощения. Нелепая затея. Авантюра чистой воды! У нас три недели всего-навсего, так? И вы еще работаете!
- Задний ход, значит? Я поняла, Жень, я не напрашиваюсь…
- Не то, Катя! Согласитесь: дело требует как минимум полугода…
- Ясненько, ясненько. Вы, главное, не нервничайте. Вы ж отдыхать приехали? Вот и отдыхайте. И не надо ничего такого в голову брать… Сейчас начало шестого, у вас полдник, хотите повернем? Я вас провожу до столовой.
- Благодарствуйте, я на полдники не хожу.
- Да? Вы следите тогда, чтобы плюшки эти или вафли вам к ужину подавали. А то они могут их совсем "заиграть".
- Катя! - воскликнул он. - О чем мы говорим?!
- А про что надо? Про Белинского?
Он усмехнулся. некоторое время они молча шли по редколесью. Эта прогулка завела их довольно далеко - по другую сторону железной дороги.
Под какой-то бузиной Катя углядела потерянный мячик, грязно-цветной, чуть больше теннисного. Подняла, поплевала на него, оттерла грязь листьями и стала играть на все лады - это помогало скрыть разочарование, досаду…
Во всяком случае, когда она заговорила про свои счеты с миром, это не выглядело уныло или плаксиво - отчасти, может, благодаря мячику.
- Неохота мне, Женя, про Белинского. Так что не грызите себя: это лень моя виновата, а не вы… Белинский, Чернышевский, Достоевский… один Островский, другой Островский… А еще: Чацкий, Дубровский, Грушницкий, Лаврецкий… Ленский, Вронский, Болконский… окосеть можно! Я сама-то еще не жила и жизнь свою не устроила, а должна про чужую учить - или вообще про выдуманную! Место у нас курортное, все соревнуются по тряпкам фирменным, ходят в них вечером взад-вперед, песок утрамбовывают, кормят чаек, дышат ионами… А я в это время должна учить, как образ Ниловны шел к революции! Или какими чертами образ Наташи Ростовой близок к народу… Вот вы мне сказали одну ее черту: "Не удостаивала быть умной". И от нее это не требовалось, правда? Потому что - живая, хорошенькая… и потому что - княгиня!
- Графиня, - поправил Женя, чувствуя, как против воли опять завладевает его лицом та беспричинная и неотвязная улыбка.
- Ну графиня. Кстати, из-за такой вот ерундовой ошибочки они снижают на целый балл. А у человека от этих баллов зависит судьба! А человек у нас имеет такое же право на счастье, какое тогда имели графини или княгини… Имеет или нет?
- Разумеется…
- Каждый имеет или кто все баллы набрал? Хотя бы и по блату?! - наседала она и, не давая ответить, возмутилась:
- А что это вы улыбаетесь?
Он помедлил, потупился и, просияв опять, сознался:
- Нравится, Катя, слушать вас…
- Да?! Вас бы на место того аспиранта плешивого, который "зарезал" меня, собака, в прошлом году! Или вы тоже "зарезали" бы?
- Никогда! - тоном клятвы произнес философ.
Она удовлетворенно засмеялась - и поцеловала его в щеку. Этот короткий благодарный поцелуй пригвоздил Женю к месту, и его улыбка улетучилась.
- За что, Катя?
- А за все. За вашу серьезность, культурность… За те ваши диссертации, которые вы напишите. Представляю, какие они толстые будут и умные. Я ж вас не увижу, когда все вас станут хвалить и прославлять, - поэтому я сейчас, авансом… Вот. И еще - за то, что вы добрый такой, захотели помочь. Потом передумали, правда, но главное - что захотели! Интеллигент, а девушке из народа сочувствуете, не проходите мимо…
Женя вспыхнул. И так треснул своей палкой по дереву, что, не будь она эбонитовой, не уцелела бы.
- Что? Что такое? - спохватилась Катя. - Обидела я вас?
- Нет-нет. Правильно издеваетесь, Катя, поделом мне… Сейчас мы вернемся, и я не буду больше докучать вам…
Они пошли дальше - в обратном уже направлении. Она перестала играть мячом.
- Но напоследок скажу… Понимаете, я вообще-то закрытый субъект, малоконтактный… И если б не вы… Неслучайно, Катя, и не зря вы очутились на спасательной станции: вы действительно можете спасать людей! От схоластики, от рассудочности… Спасать от их собственного занудства и от пониженного кровяного давления!
- Да не лупите вы по деревьям! И не бегите так. Прямо восьмиклассник какой-то… - говорила Катя ему в затылок, потому что он со своей хромотой опережал ее сейчас.
- Но вы поняли? От этих занятий я выиграл бы больше! Какое уж тут, к чертям, "интеллигентское сочувствие"!
- Что-что-что? - она забежала вперед и не позволила ему идти дальше. - Кто больше выиграл бы?
- Я!
- Ну и кто же вам не дает?
- Сам себе не даю. Несерьезно потому что. Безответственно. К чему именно я буду готовить вас? За какой срок? Каков исходный уровень ваших знаний? Куда вы хотите поступать? - ничего же не ясно, одни шуточки: то вас влечет в Ин-яз, то во Внешторг, то в дикторы телевидения, то в стюардессы…
- Это я все темнила, Женечка, - созналась она, а потом вдруг кинула ему мяч. - Подержите-ка, я, кажется, чернику вижу… - Она метнулась вбок, вправо от тропы. - Вообще-то подчистую обобрали, но горсточка для меня всегда найдется…
И впрямь нашлась - там где увидеть ее с тропы мог поистине соколиный глаз!
…Когда их губы и языки стали вполне черными, Катя сказала почти возмущенно:
- Жень, а что это вы "выкаем" всю дорогу. Прямо как деревенские… Давай на "ты"?
- Давай… - улыбнулся он, с известным усилием отрубая кончик "те".
- Вот молодец. А теперь я тебе скажу свою мечту. Куда я на самом деле хочу… Только отвернись, а то я стесняюсь…