Единые тесты были просто замечательными. По правде сказать, не сами тесты. Их было так много, их все раздавали и раздавали. Особенно тесты по математике. Руби осилила только половину, а другую даже не успела прочитать. Но разве можно не радоваться сокращенному учебному дню?
Автобус подъехал к остановке. Фары загорелись, и мистер В взглянул в зеркало. Руби увидела тень разочарования, которая пробежала по его лицу. Возможно, он немного огорчился, увидев одинокий грузовик, который ехал следом. Мистер В любил устраивать большие пробки.
— Не вешай нос! — сказал он.
Руби подняла голову повыше и вышла из автобуса. Обычно, когда в школе отменяли уроки, она брала кулинарную книгу и лепила ириски для поддержания хорошего настроения. Потом она обычно немного играла на саксофоне. Когда она последний раз брала его в руки? А следующий джазовый концерт в доме престарелых уже через две недели. Старички любили песню «I don't mean a thing». Они притопывали ногами в такт музыке, но у Руби не всегда получалось легато после четвертой паузы в седьмом такте. Она не хотела подводить старичков. Потом она включала музыку на весь дом и танцевала, передвигаясь по дому, как привидение или дервиш. Она не была уверена, как это точно называется. Эти танцы доводили Зиппи до безумия. Один раз он пытался разгрызть тостер.
Сегодня ничего этого не будет. Она посвятит этот день его поискам.
Сначала она прослушала сообщения на автоответчике. Большая часть из них была для Брэндона — от Триш, Дэви, Фрэнки Джи и еще каких-то ребят, имен которых она не знала. Про Зиппи ничего. Потом она почувствовала, что проголодалась. Она открыла холодильник и достала оттуда арахисовое масло и маршмэллоу.[28] Может быть, съесть чуточку джема? Он привнесет элемент здорового питания. Джема было три вида — черничный, абрикосовый и стоящий отдельно на верхней полке так любимый Джулианом французский клубничный джем. Она не очень любила клубничный джем, к тому же не могла дотянуться до верхней полки. Руби выбрала черничный. Взбила себе стаканчик молочного коктейля — детям обязательно нужно есть кальций — и села за стол.
Мама позвонила ей, когда она уже домывала посуду. Ее звонок порадовал Руби.
— Что ты собираешься делать? — спросила мама.
Приятно, когда интересуются твоими делами.
— Пойду искать Зиппи. Ты знаешь о том, что Джулиан курит?
— С чего ты взяла?
— Я видела, как он курил на улице вчера вечером.
— Сигареты?
— Да.
Мама тут же потеряла интерес.
— Очень многие курят.
— Я знаю.
У мамы в кабинете зазвонил телефон.
— Пока, до вечера. Знаешь что, Руби…
— Что?
— Когда-нибудь придет время, и ты начнешь…
Мама не договорила. Наверное, она даже на расстоянии почувствовала, какая будет реакция.
Гудок.
— Мне тут звонят.
— Пока.
— Пока.
— Привет.
— Привет, — раздался голос Килы. — Не хочешь поиграть сегодня? Мой отец может заехать за тобой.
Теннис в свободный от уроков день? Добровольно? Просто безумие.
— Извини, сегодня не могу. Как-нибудь в другой раз.
После дождичка в четверг.
— Тогда придется играть с папой, — ответила Кила.
Руби знала, что это несколько скучновато, но не пошла на уступку.
— У него тоже сокращенный день?
— С некоторых пор он может себе позволить сократить свой рабочий день в любое время.
— Вы богаты?
— Полагаю, что да.
— Как в Париже?
— Мы поднимались на Эйфелеву башню. Там наверху мы встретили ребят из Дартмаута. Они писали прямо с башни.
Дартмаут? Интересно, мама с папой включили его в список университетов для Брэндона?
— Что ты там жуешь?
— Жевательные конфеты.
Руби терпеть не могла жевательные конфеты. Им следовало бы прилагать к пакетику зубную нить. Она послушала, как Кила жует на другом конце провода.
— Слышала про Проблема?
— Того парня из фильма «Такая вот фигня»?
— Ага. Он стрелял в Унку Дета.
— Он мертв?
— Нет, Унка Дет в коме, а Проблем в тюрьме.
— Как это случилось?
— Они были в стрип-баре.
Руби ожидала услышать подробный рассказ, но его не последовало.
— По телевизору сейчас об этом только и говорят.
— Созвонимся позже.
— Созвонимся.
Руби прошла в гостиную и включила телевизор. Она перескакивала с канала на канал — женщина в очках в красной оправе, Молто Марио, магазины, монашка, тренажер для накачивания пресса, скейтборд, Гитлер. Наконец она нашла Проблема. Он что-то говорил речитативом на сцене. На нем был оранжевый костюм тюремного заключенного, а на груди болтался золотой медальон в форме автомата АК-47. Они что, позволяют ему выступать в тюрьме? Или это снято раньше, а костюм просто часть его имиджа, который стал реальностью?
Диктор что-то говорил, но Руби не могла сконцентрироваться. Что-то из того, что она быстро посмотрела, не давало ей покоя. На канале, который был рядом с монашкой. Руби снова начала переключать каналы, на этот раз медленно.
Вторая мировая война, Первая мировая война, тренажер, монашка… вот наконец. На экране была фотография знакомого ей человека: Джанет. Над фотографией было написано ее имя, а внизу значилось: Олд-Милл, Коннектикут. Руби прибавила звук.
«… не вышла на работу в понедельник и считается пропавшей. Полиция просит всех, кто располагает какой-нибудь информацией, позвонить». Затем следовал номер телефона, а дальше — новое сообщение. Руби еще раз пробежалась по каналам. Больше нигде ничего не говорили о Джанет.
Она позвонила маме, но ей ответил автоответчик. Она позвонила папе, но он еще не вернулся с обеденного перерыва. Руби поднялась наверх, нашла мамину записную книжку и позвонила Джанет.
«На случай, если я до кого-то не дозвонюсь, сообщаю, что занятий по стрельбе из лука не будет двадцать третьего и двадцать четвертого». На выходных, которые они провели в Атлантисе. «В следующую субботу занятия состоятся в обычное время. Если вы хотите оставить сообщение, сделайте это после сигнала».
Раздался сигнал. Потом наступила тишина. Руби заговорила:
— Привет, Джанет! Это Руби. Надеюсь, с тобой все в порядке. — Потом она замолчала, не зная, что еще сказать, сказала: — Пока, — и повесила трубку.
Она позвонила ей на работу.
— Слушаю.
— Здравствуйте. Я занимаюсь стрельбой из лука у Джанет. Она что, и правда пропала?
— У нас нет никакой информации о ней.
— Но это правда? Где она исчезла?
— Извините, — ответили ей и повесили трубку. Как она исчезла? Где это произошло? И Зиппи тоже потерялся. Руби сидела за столом на кухне. Она положила голову на руки и попыталась подумать. Не было ли это еще одним делом, связанным со всеми остальными? Это была первая мысль, пришедшая ей в голову. Она была вполне очевидна. По крайней мере так казалось Руби. Но разве Шерлок Холмс не предостерегал Ватсона относительно очевидных фактов? Ничто так не обманчиво, как очевидные факты. Что-то вроде того. По-моему, он говорил об этом Ватсону в «Тайне Боскомбской долины». И потом, все это как-то по-детски. Джанет — взрослая и, значит, находится на другом уровне. С другой стороны, уровней становилось все больше и больше: школьная куртка, анонимный звонок, Зиппи, Джанет. Существует ли между ними связующее звено? У нее возникла безумная мысль, что ей уже все известно. Стоит лишь стукнуть себя по голове, и вся картина прояснится. Руби стукнула себя по лбу ладошкой, но довольно сильно. Ничего не произошло.
Она позвонила в приют:
— Вы не нашли Зиппи?
— Ты та самая девочка?
— Да.
— У нас есть твое объявление. Если что, мы тебе позвоним.
— Я просто подумала, может, вы его потеряли?
— Ваш телефон…
Он прочитал номер их телефона.
— Да, верно.
— Как тебя зовут?
— Руби.
— Руби, мы дадим тебе знать сразу же, как только что-нибудь станет известно.
— Но где он может быть?
— Где угодно.
Он говорил то же самое и в прошлый раз.
— Например?
— Особенно учитывая тот факт, что он пес. Предположим, он почувствовал какой-нибудь запах, доносившийся из сарая. Он вошел туда, но внезапный порыв ветра захлопнул дверь. Бац — и он взаперти. Вот один из вариантов. У меня был такой случай на прошлой…
— Спасибо, — сказала Руби и повесила трубку.
Зиппи не такой дурак. Я должна начать думать, как собака. Тем более что эту собаку я знаю лучше, чем кто-либо другой.
Руби надела голубую куртку, желтую шапку с синими звездами, варежки и ботинки, положила в карман увеличительное стекло и вышла на улицу. Сначала осмотрим дорожки. Он был здесь с Джулианом. Обычно, когда кто-нибудь разгребал дорожки, Зиппи совсем терял голову. Он начинал лаять, бегать взад и вперед, играя в снегу. То есть, когда подъехала эта машина, он уже был возбужден. А тут еще эта собака залаяла. А может быть, первым залаял Зиппи. С этого-то все и началось. Потом он побежал. В каком направлении? Она вспомнила как Джулиан говорил дрожавшим голосом: «Я, конечно же, побежал за ним, звал его, — эта сцена, как живая, стояла у нее перед глазами, — но он не останавливался. В конце концов я потерял его из виду где-то на Индиан-ридж». Она хорошо представляла себе эту сцену, но все-таки кое-что оставалось неясным. Курил ли Джулиан в этот момент? Маленькая, но имеющая значение деталь. Но она все равно ничего не проясняла.
Она пошла по Робин-роуд, потом свернула на Индиан-ридж, дошла до поворота, у которого, вероятно, Джулиан и потерял Зиппи из виду, и поднялась на холм, с которого открывался вид на лес. В этой части Индиан-ридж стояли очень симпатичные домики. Вот этот, например, с новой черепицей на крыше и зелеными ставнями. Зиппи, наверное, уже очень устал, когда добежал до этого места? К тому же машина, должно быть, уже уехала далеко. Итак, что бы стал делать Зиппи? Он бы остановился.
Руби остановилась. И что теперь? Он бы стоял здесь посреди дороги, высунув язык и тяжело дыша, ожидая, пока появится какая-нибудь мысль? Руби встала посреди дороги. Она закрыла глаза и попыталась отвлечься. Она ждала, когда наконец родится мысль, любая мысль. Она не стала высовывать язык и тяжело дышать. Ее могут неправильно понять.
Мысль родилась. Пицца! Руби открыла глаза как раз вовремя — по дороге ехал почтовый грузовик, — и отошла на обочину. Пицца! Личные особенности, как сказал Шерлок Холмс, являются разгадкой тайны. А особенностью Зиппи был повышенный интерес к пицце. А о какой пицце он непременно вспомнил бы в этот момент? Конечно же, о пицце с колбасой и сладким перцем с хрустящей корочкой. Но это еще не все. Потом сержант Д'Амарио принес ему целую гавайскую пиццу с ананасом и ветчиной. Золотая жила, легкий источник пиццы там в лесу. Он не мог об этом забыть. И что бы он сделал? Отправился бы в лес самым коротким путем. Скорее всего, он не стал бы бежать (он уже и без того набегался), просто быстро пошел бы в лес. Руби пошла в сторону симпатичного дома с новой черепицей и зелеными ставнями.
Две газеты, упакованные в полиэтиленовые пакеты, лежали около дома. Руби перешагнула через них и свернула за угол. Этот дом, так же как и их, был обращен задним фасадом к лесу. У них тоже была кормушка, на которой сидел кардинал. Давненько Руби не видела кардинала, который обычно прилетал на ее кормушку. А еще у них был сарай. Маленький сарай с черепичной крышей и зеленой дверью.
— Зиппи! — позвала Руби.
Сердце у нее сильно забилось, и она побежала. На двери не было замка. Дверь закрывалась на щеколду (кажется, так она называется). Она четко представила себе, как все произошло. Точно так же, как ей рассказывал человек из приюта. Руби повернула ручку и открыла дверь.
— Зиппи?
Но его там не было. Там вообще никого не было. В сарае пахло, как в библиотеке. Картонные коробки были составлены рядами в задней части сарайчика с пола до потолка. На них было написано одно и то же: «Подоходный налог» и год. Самым последним был 1949-й. Руби охватило неприятное чувство. Она вышла и закрыла за собой дверь.
Зиппи тут нет. Но это вовсе не означало, что идея с сараем оказалась неправильной. То же самое касалось и пиццы. Мысль про пиццу уж точно верная. Она знает Зиппи. Пицца была связующим звеном. Что-то больно много звеньев и цепей. Она чувствовала себя как Джакоб Марли.[29] Но если разобраться с этим звеном, то станут понятны и все предыдущие и последующие. Пицца поманила Зиппи в лес.
Руби пошла за ним. Не было никаких следов, ведущих в лес, что, в общем-то, неудивительно. Если люди платили подоходный налог в 1949 году, то теперь они, должно быть, прикованы к инвалидному креслу. Руби пошла по лесу, немного забирая вправо, потому что пруд, по ее расчетам, должен был быть именно там. На снегу она видела множество следов. Маленькие, похожие на след, который оставляет щетка, наверное, беличьи, а побольше — собачьи. Она точно не знала, как выглядят следы Зиппи. А вот еще симпатичный треугольный след оленя. Она несколько раз видела оленей в лесу. Было приятно знать, что в лесу водятся олени. Значит, он еще не превратился в притон наркоманов.
Руби вышла на тропинку и пошла по ней, а потом свернула на другую, которая показалась ей знакомой. Что это там за поворотом? Пруд. Она прирожденный следопыт. У Кортеса и Писарро тоже, должно быть, были следопыты, но миссис Фреленг решила, что они недостойны нашего внимания. Они либо были из местных, что означало, что местное население помогало конквистадорам, либо они тоже были испанцами, а значит, и они были все-таки на что-то способны. Руби обошла вокруг пруда. Лед совсем растаял, и вода была бледной из-за облачного неба. Руби подошла к большому камню, у которого Зиппи и нашел свой первый кусочек пиццы.
Пиццы уже не было — все убрали. Но Зиппи не смог бы смириться с этой мыслью. Он бы был очень удивлен и начал бы копать снег. Руби огляделась, но не увидела никаких следов. Но ведь снег то выпадал, то таял, меняя все вокруг. Он бы начал поскуливать и вскоре, совсем потеряв контроль над собой…
Руби увидела что-то голубое и блестящее в нескольких метрах от себя. Оно торчало из-под корня дерева, стоявшего у тропинки. Она села на корточки, сняла варежку и взяла эту штуковину в руки. Это была бирка в форме сердечка. На одной стороне значился год и информация о прививках. На другой стороне было написано имя: «Зиппи».
Руби оглянулась, сжимая в ладонях холодную бирку. Зиппи был здесь, в эпицентре событий. А что потом? Она посмотрела на пруд. Зиппи никогда его не любил. Он отказывался приносить палку, брошенную в пруд. Ну разве что в очень жаркий летний день. Однажды она попробовала кинуть туда «Чиз-ит».[30] Тогда Зиппи нырял в пруд множество раз, пока коробка не опустела. Незначительное воспоминание, какой-то пустяк, но таким был ее метод: обращать внимания на малейшие детали, которые и помогут сделать вывод. Так вот, вывод таков: Зиппи мог бы залезть в пруд за едой в любое время года.
Предположим, что пруд был покрыт льдом. Скорее всего, это было именно так, потому что он еще вчера был замерзшим, а сегодня растаял. Люди из департамента социального обеспечения потеряли кусочек пиццы, а может даже и целую пиццу, и ее унесло ветром на лед. Ветер. Именно о нем и говорил человек из приюта. Как бы поступил Зиппи? Очень просто. Эта сцена сразу же возникла у нее перед глазами: Зиппи полез на лед и провалился где-нибудь посередине, потому что лед там тоньше, начал беспомощно барахтаться, его охватила паника. Руби не хотела представлять развязку. Но она должна была это проверить. Она пошла домой, зажав в ладони теперь уже теплую бирку.
Руби вернулась на пруд, прихватив с собой круг для катания с горки, круглый, толстый, рассчитанный на двоих и туго накачанный. Она старалась изо всех сил, накачивая его велосипедным насосом. В нем лежали маска и трубка для подводного плавания, немного выгоревшие под лучами багамского солнца. Она вовсе не собиралась лезть в пруд. Никаких безрассудных поступков — вода слишком холодная. Но плыть на круге — это вполне нормально. Она знала меру во всем.
Руби сняла с себя куртку и положила ее возле камня, сняла варежки, закатала рукава своего единственного свитера от фирмы «Эберкромби», который по-прежнему был ей слишком велик, но ей все равно приходилось носить его, и подтолкнула круг к воде. Затем она поплевала внутрь своей маски — один замечательный человек по имени Мокси, с которым она познакомилась на пляже Джанкану, показал ей, как это делается, — прополоскала ее в ледяной воде и надела на лицо. Потом легла на круг, оттолкнулась ногами от берега, и вот она уже скользит по глади пруда.
Руби попробовала грести руками, направляя круг на середину пруда, но вода была слишком холодной. Добравшись до нужного места, она склонилась с края круга, погрузила маску в воду и засунула трубку в рот.
Класс! Она сразу же взбодрилась. Маска плотно облегала лицо, только подбородок и щеки коченели от холода. Она дышала через трубку, всматриваясь в глубину пруда, но не увидела ничего, только какие-то покрытые тиной штуковины. Дна не было видно. Интересно, какова же глубина пруда? И чего это она раньше не догадалась, что летом здесь можно плавать с маской, да и вообще она вспоминала про свои плавательные принадлежности только тогда, когда они отправлялись к океану.
Руби проплыла немного в одну сторону, потом в другую, не увидела дна, точнее, вообще ничего не увидела, кроме этих непонятных штук. Вдруг что-то рядом с ней шевельнулось. Круг уже успел проплыть это место, прежде чем она смогла что-нибудь разглядеть. Руби еще чуть-чуть свесилась с круга и поглубже погрузила лицо. Так она могла рассмотреть, что осталось позади нее. Это была рыбка, которая поднималась вверх. Коричневая рыбка, зимой, с тонкими голубыми плавниками, но не такими ядовито-голубыми, как она видела на Багамах.
Плюх! И Руби оказалась в воде. Это произошло очень быстро, как будто огромная волна накатила и накрыла ее с головой. Она стремительно опускалась на дно. Руби содрогнулась. Ужасный холод охватил ее, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой и только жадно хватала воздух, вернее, воду. Она наглоталась воды, закашляла, снова нахваталась, ушла под воду. Намокшая одежда и обувь тянули ее на дно. Во время погружения она разглядела множество предметов на дне — кучу пивных банок, бутылок, шин, водорослей, бревен, лыжную палку. Она дернулась еще раз. Теперь это был внутренний порыв не сдаваться. Руби начала двигать руками и ногами, метаться вокруг. В ушах что-то зазвенело. Она вынырнула на поверхность, кашляя и задыхаясь, посмотрела вокруг, пытаясь найти круг. Он был у противоположного берега. Снова всему виною ветер. Она ничуть не умнее Зиппи, даже, наверное, глупее.
Руби встряхнулась. Нет у нее больше ни маски, ни трубки, ни ботинок, ни носков, ни свитера. Она направилась к берегу и практически голая вылезла на снег. Она вся дрожала, зубы стучали, как эти штуковины у испанских танцовщиц. Попробовала взять куртку, но не смогла удержать ее онемевшими от холода руками. Снова подняла и попыталась надеть. Куртка не налезала. Руби завернулась в нее и побежала домой босиком, спотыкаясь и плача.
Дома никого не было. Она приняла горячую ванну, забралась в постель и включила телевизор. Заснеженная парковка, желтая лента, пикап Джанет.
Репортер: «…прекрасная лыжница. Полиция прорабатывает версию о том, что, катаясь на лыжах в выходные, она заехала в полынью, вероятно, находившуюся за территорией горнолыжного курорта, и тут ее и постигло несчастье. Спасатели прочесывают каждый дюйм в горах Киллингтона, а также соседнего Пико и прилегающих территорий. Но в связи с холодами, наступившими в этой местности, шансов на успешный исход остается все меньше и меньше». Дальше в кадре появились спасатели в лесу, на лыжах, на снегоходах, с собаками, и раздался собачий лай.
— Руби?
Руби открыла глаза. В комнате было темно. Перед ней сидела мама. Ее лицо освещалось голубым светом от телеэкрана.
— Ты в порядке? — спросила мама.
— Должно быть, просто уснула.
Голова была тяжелой и мутной.
— Ты слышала про Джанет?
— Это ужасно. Но мы можем надеяться… Джанет ведь такая сильная женщина.
— За сколько человек замерзает от холода?
— По-разному бывает.
— А что, если она ударилась головой об дерево?
— Не знаю.
— Как ты думаешь, они ночью ищут?
— Не думаю.
Руби села:
— Мама, что происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— Сначала Зиппи, потом Джанет.
Мама приблизилась к ней и потрогала лоб. Рука у нее была холодной, даже очень холодной.
— Мне кажется, ты немного горячая. Пойдем-ка вниз. Сегодня у нас ужин из «Голубого дракона», но если хочешь, я разогрею тебе куриный бульон.
— Я не голодна.
— Я тебе что-нибудь принесу.
— Я ничего не хочу.
Мама наклонилась, поцеловала ее в лоб и вышла из комнаты. Руби уставилась на экран. Там снова показывали пикап, но шел тот же самый репортаж, отснятый еще днем. Сейчас уже была ночь. В горах было холодно, там был настоящий мороз. Однажды, когда она гостила у дяди Тома и тети Деборы в горах, она вышла на улицу ночью, чтобы узнать, что такое настоящий мороз. Руби выключила телевизор.
Вошел папа:
— Слушай, у тебя здесь совсем темно.
Он включил свет.
— Говорят, ты неважно себя чувствуешь?
Он сел на кровать, поставил поднос на столик: куриный бульон, апельсиновый сок, белый рис со сливовым соусом.
— Что происходит, папа?
— Что ты имеешь в виду?
— Зиппи. Джанет.
Папа пожал плечами:
— Неприятности иногда случаются. Но потерявшиеся собаки всегда находятся, а Джанет — тертый калач.
— Зиппи не вернется.
— Никто этого не знает.
Руби знала, знала почти на все сто, но если бы она рассказала о том, что случилось на пруду, у нее были бы большие неприятности.
— А что, если они не успеют найти Джанет вовремя?
Папа вздохнул и погладил ее по голове:
— Давай не будем переживать об этом раньше времени. Волнениями делу не поможешь.
Он потрогал ее лоб. Его рука тоже была холодной, но не такой холодной, как у мамы.
— Нормально себя чувствуешь?
— Угу.
— Съешь что-нибудь. А потом ложись-ка спать. Утром будешь как новенькая.
— Спасибо, пап.
Он просто замечательный папа. Она почувствовала бы себя гораздо лучше просто от звука его голоса, если бы он не сказал: как новенькая. Эта фраза сразу же напомнила ему Унку Дета.
Fuck you, good as new, all we do, then it's through.
Эта была, пожалуй, лучшая группа, которую она слышала. Может быть, это потому, что смысл этих строк ее очень пугал.
Папа поцеловал ее в лоб, так же как мама, и направился к двери.
— Пап, как дела на бирже?
Папа обернулся:
— Там все хорошо. Дела идут как надо. Постарайся поменьше переживать.
Он вышел из комнаты.
Руби села. Сидеть было нелегко. Она вдруг почувствовала невыносимую тяжесть во всем теле. Она попробовала суп. Поднятие ложки стоило ей огромных усилий. Рис вообще отметался, несмотря на ее любовь к сливовому соусу. Когда заболеваешь, самое ужасное состоит в том, что воображение начинает играть с тобой злые шутки. Взять, например, сливовый соус: он жутко поблескивал, лежа на рисе, как будто бы затевал что-то дурное против риса, например собирался его удушить. С этой мыслью она заставила себя встать с постели, пока ей не начало мерещится еще что-нибудь похуже.
Руби вышла в коридор. Теперь она ощущала легкость во всем теле. Казалось, она была легкая, как пушинка, и очень высокая, поэтому каждый шаг таил в себе опасность. С первого этажа донесся голос Джулиана.
— Колумбия? — говорил он. — Вполне возможно. Но если вы хотите знать мое мнение…
— Конечно, — сказал папа.
— Мне кажется, ему больше понравился Нью-Йоркский университет.
— Правда? — спросила мама, выражая явную заинтересованность.
— По-моему, это весьма удачный выбор, — сказал Джулиан.
Его голос слышался все тише и тише по мере того, как Руби спускалась вниз. В конце концов до нее доносились только обрывки этого разговора: Нью-Йоркский университет, Колумбия, тесты SAT, средний балл, общественная работа. Она открыла дверь в комнату Брэндона.
Он сидел за столом. Перед ним лежал открытый учебник, а в руках был желтый маркер. Что-то новенькое: брат делает уроки. Запах в комнате был слабее обычного, хотя, может быть, она просто не чувствовала его из-за заложенного носа. Она вошла в комнату и закрыла дверь. Он повернулся, услышав шаги:
— А стучаться тебя не учили?
Она хотела сказать какую-нибудь гадость в ответ, но у нее совсем не было сил ругаться.
— Нам нужно поговорить.
— О чем?
— Творится что-то странное.
— Например?
Он притопывал ногой.
— Взять, например, твою куртку.
Он с опаской посмотрел на дверь:
— А что ты знаешь о моей куртке?
— Много чего.
— Дэви проболтался? Или Триш?
— О чем?
Он отложил в сторону маркер:
— Так что ты знаешь о моей куртке?
— Это самое центральное звено в деле.
— В каком таком деле?
— Или в делах. Помнишь, ты пришел домой без куртки и очень удивился, когда увидел ее на вешалке?
— Мы снова к этому возвращаемся?
У Руби закружилась голова, и она присела на кровать.
— Слушай, чего мы все время ругаемся?
Брэндон пожал плечами.
— Я собираюсь тебе кое в чем признаться. Ты можешь злиться на меня сколько угодно.
— Ну?
— Я взяла твой крэк и выбросила его.
Он снова взглянул на дверь:
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Слушай, нет смысла врать и отпираться, Брэндон. Еще вчера вечером я держала его в руках.
— Вчера вечером?
— Я так рассердилась на тебя за то, что ты не раздал объявления. Я начала их повсюду искать. Сначала в твоей комнате, потом в куртке. Тут-то я и нашла крэк.
— Крэк? В моей куртке?
— Слушай, Брэндон…
Он встал из-за стола и подошел к ней. Руби испугалась, но он всего лишь сел рядом.
— И много там было крэка?
Похоже, он и вправду не в курсе. Она посмотрела ему в глаза, которые были так похожи на мамины, но все равно не смогла разобраться.
— Ты что, правда ничего об этом не знаешь?
— Не знаю чего? Я не распространяю крэк. Я не наркоман. Руби. Я пробовал его пару раз. Вот и все.
— Пообещай, что больше не будешь употреблять.
— Боже мой!
— Дай слово.
— Я обещаю.
— Там было двенадцать ампул.
— Они были зашиты в подкладку?
— Откуда ты про это знаешь, если говоришь, что ты не…
— Потому что сегодня обыскали мой шкафчик в школе. Этот парень Д'Амарио и директор. Они распороли подкладку.
— Они распороли подкладку твоей школьной куртки?
Он кивнул.
Какое-то время они молчали. Из наушников, которые лежали на столе, доносился рэп.
— Кто-то хотел сделать мне гадость.
Это был тот самый момент, когда она имела полное право сказать что-нибудь типа: «Ну неужели до тебя дошло!» — и отомстить брату за многочисленные высказывания подобного рода, но она сдержалась и спросила:
— Кто, например?
— Понятия не имею. Это человек вшил мне крэк под подкладку, а потом позвонил в школу.
— Анонимно?
— Не знаю.
— Разговоры записываются?
— Они только собираются установить систему.
— Школа отстой!
Брэндон рассмеялся и дотронулся до ее руки:
— Эй, да ты вся горишь!
— Я в порядке.
Он загадочно посмотрел на нее, как будто бы видел ее в первый раз:
— Ты спасла меня.
— Да уж точно! Что будем делать?
— Я собираюсь найти того, кто это сделал, и вышибу ему мозги.
— Как ты собираешься это сделать?
— У меня есть друзья. Мы что-нибудь придумаем.
— А что, если это кто-то из них?
Брэндон об этом не подумал.
— А ты что предлагаешь?
— Нужно начать с того самого дня, когда ты очень удивился, обнаружив свою куртку на вешалке.
— Хорошо-хорошо. Накануне я напился на вечеринке в лесу и, видимо, оставил куртку там. Я думал, что это ты принесла ее домой.
— Я?
— Ну, что ты гуляла с Зиппи и нашла ее.
Он так плохо ее знает.
— Я бы сказала тебе об этом.
— Да. То есть ты хочешь сказать, что тот человек, который принес куртку, зашил туда крэк?
— Не знаю.
Брэндон встал:
— Может быть, мама или папа были дома, когда принесли куртку? Может быть, этот человек ее им отдал?
Он направился к двери.
— Не думаю.
— Почему нет? Я пойду спрошу.
Этого не могло быть. Только она не могла объяснить почему. Брэндон вышел. Она послушала рэп. Унка Дет, но слишком нереальный, как привидение. Брэндон вернулся пару минут спустя и отрицательно покачал головой.
— Они ничего об этом не знают, — сказал он и дал ей таблетку и стакан воды.
— Что это?
— «Эдвил».[31]
— Спасибо.
Она выпила таблетку.
— И что же мы будем делать?
Руби задумалась. Поначалу задача казалась невыполнимой. Что им известно? Только одно: какой-то человек сделал это. Что они знают об этом человеке? Ничего. Вдруг она поняла одну вещь, поставив себя на место этого человека: он сейчас должен быть очень озадачен тем, что его план не сработал.
— Этот человек станет расспрашивать тебя.
— Чтобы выяснить, что же произошло?
Руби кивнула. Говорить с Брэндоном становилось все легче. Может, они все-таки не такие уж и разные.
— Но он будет вести себя очень хитро.
— Ты права. Я буду обращать внимания на всякие мелочи.
Руби вздрогнула.
— Ты в порядке?
— Угу.
— Тебе следует лечь в постель.
— Хорошо.
— Я раздам объявления завтра утром.
Она снова вздрогнула.
Руби отправилась в постель. Она то засыпала, то просыпалась. «Тайна куртки Брэндона» была частично решена, но теперь возникла «Загадка еще одного анонимного звонка». Все дела перепутались у нее в голове, а жар становился все больше и больше. Руби ненавидела болеть. Ей не нравились те штуки, которые начинал вытворять больной мозг, превращая реальный мир в нереальный и выдавая фантазии за действительность. Сейчас ей так нужно, чтобы голова работала хорошо. Сейчас она располагала всей необходимой информацией.
Ей нужно поспать и побыстрее выздороветь. Она попробовала применить свой старый трюк: сон про пещеру. Руби была пещерной женщиной и сидела в хорошей сухой пещере, которая надежно укрывала ее от снежной бури, бушевавшей на улице. Но мысль о снеге повлекла за собой мысль о Джанет. Руби знала, что Джанет находится в глубине пещеры и что по ней, извиваясь, ползают змеи. Они проникали и внутрь. Но в этот момент реальный мир взял верх над миром воображаемым. С потолка начали доноситься какие-то звуки, как будто бы дом пробуждался ото сна.