Решающий бой

26 ноября 1978 года (Продолжение)

Звонок продолжает надрываться соловьиной трелью. Андрей Иванович делает нам знак замереть. Лавровский начинает дергаться. Сэнсей ногой придавливает горло валютчика, выхватывает пистолет, навинчивает на него глушитель и прикладывает палец к губам.

Глаза главаря испуганно расширяются. Он дергает головой, имитируя кивок, и послушно замирает. Пришедший в себя телохранитель старается даже не дышать, чтобы не привлекать к себе внимания. Шофер в сознание ещё не пришёл и продолжает валяться на полу сломанной куклой.

Звонок по-прежнему верещит, действуя на нервы. Андрей Иванович, крадучись, выходит из комнаты и перемещается к двери. Я нахожусь на выходе между гостиной и коридором, и могу одновременно контролировать связанных валютчиков и наблюдать за ГРУшником.

Андрей Иванович зажимает пальцами шторку дверного глазка, чтобы не выдать нас секундным просветом, затем медленно оттягивает её, аккуратно прилипая глазом к оптике.

— Сергей, открой, — требовательно восклицает девичий голос, — Я знаю, что ты в это время дома. Нам нужно серьезно поговорить. Не прячься, это важно. Открой, мерзавец.

— Я беременна от тебя сволочь, — после секундной паузы всхлипывает девушка. — Дай хоть денег на аборт, скотина!

Молчим, пережидая выплеск эмоций.

— Какая же ты мразь! — подавив рыдание, восклицает невидимая девчонка, — Ненавижу тебя козел!

Каблучки звонко стучат, удаляясь от двери. Спустя несколько секунд звук шагов затихает.

— Ушла, слава богу, — выдыхает ГРУшник, отлипая от двери и возвращая шторку глазка на место. — Пошли, делом займемся.

В гостиной всё по-прежнему. Валяются три связанных тела. Над ними стоит сэнсей с пистолетом.

— Ну что, голубчики, приступим? — криво ухмыльнулся Андрей Иванович. От выражения лица ГРУшника даже меня пробрало. Он смотрел на валютчиков, как палач на свои жертвы, которые через пару минут будут уже не людьми, а окровавленными кусками мяса.

Преступники это почувствовали. Лавровский смертельно побледнел и что-то замычал сквозь кляп. Охранник засучил ногами, стремясь отодвинуться подальше от страшного человека. А водитель ещё пребывал в нирване.

— Мы сейчас снимем тебе кляп, но если попробуешь что-то вякнуть, пожалеешь, что появился на свет. Тебе всё ясно? — седой холодно посмотрел на Сергея. Главарь валютчиков быстро закивал.

— Отлично, — ГРУшник смотрит на Зорина. Наставник рывком за волосы, приподнимает Лавровского так, что у него брызнули слезы из глаз, снимает повязку и выдергивает кляп.

— Где деньги? — седой впился взглядом в лицо Сергея.

— В портфеле, — хрипло ответил главарь. — Там пара тысяч долларов и двадцатка рублями. Забирайте и уходите.

— Глянь, — обращается ко мне Андрей Иванович.

Щелкаю замками портфеля, откидываю крышку. Демонстрирую седому и Зорину две пачки долларов и несколько толстенных рублевых, перетянутых резинками, в которых перемешаны десятки, полтинники, сотки, четвертаки.

— Хорошо, — кивнул ГРУшник и снова повернулся к Лавровскому. — Но этого мало. Где остальные деньги?

— Больше ничего нет, — валютчик не выдержал и отвел глаза, — Только это.

— Врешь, — констатировал седой. — Извини, но тебе сейчас будет больно.

Он многозначительно посмотрел на Зорина. Наставник опять приподнял голову преступника за волосы и одним движением снова вбил в рот кляп, заставив Сергея поперхнуться и глухо закашляться.

Игорь Семенович достал из небольших кожаных ножен, закрепленных на ремне под курткой небольшой нож. Присел над испуганно мычащим Лавровским, и хладнокровно загнал клинок на пару сантиметров в бедро.

Валютчик трясется, дергает ногами, сквозь прорезанное отверстие на штанину сочится кровь, растекаясь по брюкам.

— Будешь говорить? — холодно спрашивает ГРУшник, — Нет? Ну, на нет и суда нет.

Андрей Иванович смотрит на меня:

— Можешь выйти. Сейчас этого дурака на части разделывать будем. Не зачем тебе на это смотреть?

— Лучше я останусь. Готов помочь раскалывать расколоть урода. Крови не боюсь. Могу даже сам ему что-то отрезать, чтобы разговорчивее был, никаких проблем, — возразил я.

Седой глянул на меня с прищуром, хотел что-то сказать, но передумал и кивнул. — Хорошо.

— Чего стоим? — обратился он к Зорину. — Видишь, же молчит, говорить, где бабки не желает. Давай, стягивай с него штаны. Будем этого урода постепенно избавлять от мужских признаков. Для начала можно ему сантиметр члена отрезать, чтобы осознал всю тяжесть своего положения.

Игорь Семенович кивает и, задумчиво рассматривая валютчика, делает шаг вперед. От клинка в его руке, на стене отражаются солнечные зайчики.

— Так что, ничего не хочешь рассказать? — с потаенной надеждой спрашивает наставник. Весь его вид говорит, «ну давай, поиграй в партизана в гестапо, очень хочется тебя распотрошить как пойманную рыбу».

Лавровский замычал, вращая глазами.

— Молчит, — вздохнул ГРУшник. — Всё не теряй время. Начинай.

— Слушай, мне противно к нему даже прикасаться, — заявляет Зорин — Давай, я ему сквозь штаны откромсаю кусок. У меня получится, точно говорю.

Он приставляет нож к ширинке Лавровского и нарочито примеривается. Глаза у валютчика чуть не вываливаются из орбит, а мычание достигает своего пика. Он давится тряпкой в тщетной попытке что-то сказать. Зорин легонько надавливает, прорезая ткань брюк и царапая краешком ножа кожу на паху парня. Главарь, будучи связанным, умудряется резким толчком ног, отодвинуться на полметра. Завоняло резким неприятным запахом с примесью аммиака. Ширинка брюк валютчика потемнела, под штанами начала расплываться желтая лужа. Лавровский испуганно смотрит на свежий порез, из которого начинает сочиться кровь.

— Млять, да он обоссался, — скривился наставник.

— Все равно, раз молчит, давай, режь его, — скомандовал ГРУшник.

— Хорошо, — кивнул сэнсей, и сделал шаг к главарю. Валютчик забился в истерике, дергая руками и ногами, надрывно мыча сквозь тряпку.

— Стой, — внезапно воскликнул Андрей Иванович. Зорин послушно остановился, и вопросительно посмотрел на разведчика.

— Мы же с него кляп забыли снять, поэтому он молчит, — пояснил ГРУшник, — Может он давно хочет нам рассказать, где спрятаны деньги, но не может.

Лавровский радостно затряс головой, и энергичнее замычал, явно соглашаясь с Андреем Ивановичем.

— Точно, — хлопнул себя по лбу Игорь Семенович, — У него же во рту кляп торчит. А я-то думал, он решил не сдаваться и молчать до конца.

— Говорить будешь? — уточнил разведчик, у валютчика. Парень ещё сильнее затряс головой.

— А может, передумаешь? — грустно вздохнул Зорин, поигрывая ножом. — А то я уже настроился, на долгий и трудный допрос, а на деле даже толком к нему не приступил.

Лавровский истерично засучил ногами, отодвигаясь от наставника. Два его подручных лежали тихо как мыши, и мысленно молились, чтобы до них дело не дошло.

— Сейчас мы достанем тебе тряпку изо рта, и ты нам все расскажешь. Начнешь выделываться, попытаешься крикнуть, позвать на помощь, или рассказывать сказки, что здесь ничего нет, пожалеешь. Если всё понял, кивни, — попросил Андрей Иванович главаря.

Тот с готовностью, выполнил просьбу.

— Отлично, — улыбнулся ГРУшник. — Приятно видеть, когда человек искренне желает сотрудничать.

— Вытащите, кляп — попросил он нас.

Мы с наставником брезгливо обходим с разных сторон расплывшуюся под ногами валютчика желтую лужу. Зорин снова поднимает голову Лавровского вверх, а я сдергиваю со рта тряпку и вытаскиваю жеваный обслюнявленный кляп.

— Деньги в шкафу в другой комнате, — сразу же начинает колоться перепуганный валютчик. — Последняя полка, Большая советская энциклопедия, 10 том — Евклид-Ибсен. В середине книги сделан тайник из вырезанных страниц. Там 10 тысяч долларов.

— Глянь, — бросил Андрей Иванович мне.

Направляюсь в соседнюю комнату. Чтобы добраться до последней полки, пришлось стать на стул. Деньги действительно обнаружились в энциклопедии. Пачка стодолларовых купюр, перевязанных резинкой, была спрятана в вырезанном из страниц квадрате.

Прихожу обратно, демонстрирую деньги разведчику и наставнику, а потом небрежно бросаю их в сумку.

— Молодец, — похвалил Лавровского Андрей Иванович. — Давай дальше.

— Нет больше ничего, — бурчит главарь, — Что было, я сказал.

— Уверен? — ГРУшник впивается в него взглядом.

Валютчик отводит глаза и стискивает зубы.

— Ну что же ты замолчал? — приветливо улыбнулся валютчику ГРУшник, — Видишь, правду говорить легко и приятно. А главное, полезно для здоровья. Продолжай. Или мне опять попросить тебе помочь?

— В той комнате письменный стол, — глубоко вздохнув, признался Лавровский с опаской, поглядывая, на ухмыляющегося Зорина, крутящего нож в руке, — к обратной стороне, примыкающей к стене, изолентой прикреплен конверт. В нем — пять тысяч рублей. Это всё.

— Ты, что с нами шутить вздумал сучёнок? — голос разведчика похолодел, — Кому ты заливаешь? Ты столько за пару дней зарабатываешь. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Это последнее предупреждение. Потом тебе придется жрать свой отрезанный член.

Игорь Семенович, хищно оскалясь, делает шаг вперед, сжимая в ладони нож.

— На балконе большая тумбочка стоит, — зачастил перепугавшийся главарь. — Под её ножкой плитка. Она держится на соплях. Под ней тайник. Там 150 тысяч рублей и 30 — долларов. Ещё двадцать царских червонцев. В шкафу в коридоре под старой одеждой — сумка. В ней ещё 60 штук рублями, 5 тысяч марок, двушка — фунтов стерлингов и десятка баксами. Это действительно всё.

— Уверен? — интересуется разведчик.

— Да, — обреченно выдохнул Лавровский. — Хоть на куски режьте, больше ничего нет.

ГРУшник сверлит валютчика тяжелым взглядом, но тот спокоен. Похоже, действительно всё сдал. Наставник снова засовывает кляп в рот Лавровскому, Андрей Иванович остается присматривать за связанными, а мы с Зориным перемещаемся в другую комнату. Все указанные тайники полны рублями, валютой и золотом, именно в том количестве, которое указал Лавровский.

Моя сумка раздувается от денег. Но вся добыча в неё не помещается. Приходится прихватить с собой сумку валютчика, найденную в шкафу. Мы быстро и бесшумно покидаем квартиру, оставив Лавровского и его друзей, валяться связанными на полу.

Как только наши фигуры вынырнули из дома, Серега сразу же завел машину. Мы забрались на сиденья, и горбатая «волга» моментально сорвалась с места, выстрелив клубом дыма из выхлопной трубы.

И только в машине, Андрей Иванович и Зорин расслабляются. Напряжение уходит, на лицах появляются улыбки.

— Хорошо получилось, — подводит итог довольный ГРУшник, — больше двухсот тысяч рублями, полтинник с лишним баксов, и это не считая марок, английских фунтов и николаевских червонцев. Если и дальше так пойдет, то мы точно все необходимые суммы соберем, даже с излишком.

— И это только начало, — подтвердил я. — Другие дельцы покрупнее этого будут. Кстати, у меня пара вопросов есть?

— Задавай, — разрешил Андрей Иванович, — Только коротко и по делу.

— Вы эту сценку с кляпом специально подготовили? Уж больно всё красиво вышло. А вообще можно же было без членовредительства обойтись? Кровь, резаные раны, это лишнее палево. Я без претензий, просто интересно.

— Ничего мы не готовили, — вздохнул ГРУшник. — И без членовредительства, как ты говоришь, нельзя. Мы с Игорем Семеновичем давно знакомы и оба знаем азы допроса пленных в реальной боевой обстановке, когда срочно требуется получить информацию. Сначала надо сломать его психологически. Поэтому ещё даже не начиная допрос, обозначаем серьезность намерений, чтобы не было желания торговаться и что-то скрыть. А потом уже начинаем общаться. Игорь это прекрасно знает. Поэтому всё понял, и сразу же подыграл мне. У нас с ним, скажем так, в одной дальней командировке, ситуации похлеще были.

— Мы с этим Залесским ещё очень мягко работали, — подтвердил Зорин, — можно сказать, нежно.

— А что касается крови и резаных ран, — добавил Андрей Иванович. — В милицию он не пойдет. Что он там скажет? Ограбили и забрали выручку от фарцовки и незаконных валютных операций? Так его первого посадят за это. А по-другому просто нельзя. У нас не было времени часами искать тайники с деньгами. А если бы Лавровский не почувствовал, что его могут покалечить или убить, ничего бы не рассказал.

— Понимаю, — кивнул я, и прикусил язык, чуть не сказав, что сам так в Афганистане с пленными духами общался, когда от результата допроса зависели жизни наших ребят. На войне не до сантиментов. Просто в мирной обстановке, будучи школьником, чуть расслабился и отвык от экстремальной тактики ведения «полевого допроса». Да и порезы — это улика. Понятно, что валютчик со своей пристяжью никуда жаловаться не побежит, но всё-таки, зачем оставлять лишнее свидетельство «экспроприации»?

— Сейчас, едем в санаторий, отдыхаем, потом утром я заезжаю за вами. Летим в Краснодарский край, потрошим «Железную Беллу». Затем в Караганду. Там работаем с Соломенцевым.

— Андрей Иванович, в Краснодарский край мы едем все вместе. Там у нас показательное выступление в части, это я помню. А в Караганде, остальные ребята с нами или мы одни будем работать?

— Одни, — отвечает ГРУшник, — Там им делать нечего. В Караганду едем только мы четверо. Остальные отправляются обратно. Мы будем плотно работать с одним из местных товарищей. Времени для показательных выступлений не будет. Ещё что-то спросить хочешь?

— Нет. Что хотел, уже спросил.

— Вот и хорошо.

Зорин, Мальцев и Андрей Иванович оживленно разговаривали, но я не вслушивался в разговор, наблюдая за проносившимися мимо московскими улочками и домами.

Через час мы должны были доехать до ведомственного пансионата «Подмосковье», принадлежавшему Министерству Обороны. Он находился недалеко от столицы рядом с Мытищами. По приезду в столицу, нас встретил чиновник ЦСКА, который занялся нашим размещением, и организовал нам проживание в подмосковном военном пансионате. Нам сразу же выделили два четырехместных номера, а Веронику поселили в отдельные апартаменты к двум подружкам, как мы поняли, дочкам высокопоставленных военных.

На территории комплекса был кинотеатр, спортивные залы, библиотека и бильярд, так что ребятам было чем заняться. После показательного выступления, пока мы готовились брать валютчика, Вероника с ребятами бродили по Москве, посетили музей-панораму «Бородинская битва», побывали в ГУМе, заглянули на ВДНХ и на Красную площадь. А вечерами резались в шахматы, подтягивались и отжимались от брусьев на спортивной площадке, играли в бадминтон или в бильярд. Спрашивали, конечно, куда мы ездим, на что Зорин рассказал, что высокое начальство хочет открыть сеть военно-патриотических клубов наподобие «Красного Знамени» по всей стране, и мы делимся своим опытом. После этого вопросы прекратились.

Завтра, если всё будет нормально, мы должны вылететь военным бортом в Краснодарский край. В Геленджике предстояло раскулачить Бородкину. Здесь я особых сложностей не ждал. А вот в Караганде они могли возникнуть. Уж слишком матерым и хитрым был товарищ Соломенцев. Недаром всех его подельников расстреляли, а он остался гулять на свободе чистым и незапачканным. И ещё один момент меня сильно беспокоил. По моим расчётам, после того как Ивашутин взбаламутил болото, показательно арестовав и ликвидировав агентов ЦРУ в военной разведке и КГБ, вокруг него должно было начаться нездоровое шевеление. И дед тоже мог попасть в поле зрения «лубянских» товарищей и лощеных джентльменов из Ленгли. Допускаю, что и меня могли «зацепить». Тишина и отсутствие ответных ходов со стороны «андроповских» соколов и «звездно-полосатых» орланов из Фэрфакса будили нехорошие предчувствия. Я нутром чуял грядущие неприятности и подсознательно ожидал удара с любой стороны…

— Звали, шеф? — в комнату заглянул Эндрю Вуд.

— Да, проходи, — Дерек Росс жестом указал сотруднику на стул напротив.

Невысокий лысоватый мужчина, напоминающий степенного банковского клерка, зашел в комнату и с достоинством занял предложенное место.

Холодный взгляд шефа буравил невозмутимого оперативника.

— Я давал поручение тебе и Родригес, разобраться с контактами Ивашутина и найти возможные источники утечки. Или, по крайней мере, обозначить перспективные направления работы, способные помочь нам решить этот вопрос. Мария сейчас в командировке, поэтому спрашиваю у тебя, как у главного: есть хоть какой-то результат?

— Кое-что мы нашли, — отозвался Вуд, — Более того, если продолжим копать в этом направлении дальше, возможно, получим ответы на все наши вопросы.

— Давай подробнее, — главный аналитик Центра Специальных Операций ЦРУ, придвинулся поближе к оперативнику, — Не упускай ни одной даже самой маленькой детали. Я хочу знать всё.