Как же здорово просыпаться у себя дома на мягкой постели! Особенно после двух суток, проведенных на скомканных тряпках, разбросанных на твердом бетонном полу. А пронизывающий до костей холод, до сих пор заставляет зябко ежится, при каждом воспоминании.
И после такого контраста, ощущения от сна дома, невероятные. Мягкая поверхность старого дивана услужливо прогибается, принимая тело в свои объятья, даря негу и чувство блаженства.
Это ощущение комфорта и домашнего уюта, начинаешь особенно ценить, когда жизненные обстоятельства принуждают некоторое время находиться в спартанских условиях. Особенно когда затекшее тело ноет и болит после очередной ночи на твердой каменной поверхности.
Я проснулся, когда сонная мгла сменилась полумраком просыпающегося сознания. Веки затрепетали, уловив чуть теплые осенние лучики солнца, ворвавшиеся в окно и залившие комнату ослепительным белым светом.
Открывать глаза не спешил. Полежал наслаждаясь каждым мгновением, проведенным на привычном старом диване, ощущая под головой мягкую подушку, а снизу, хрустящую накрахмаленную белоснежную простыню и тонкое байковое одеяло сверху, заботливо гревшее мою тушку ночью.
— Аааа, — я сладко потянулся, от души зевнув и раскинув в стороны руки. Вставать, и покидать теплую, мягкую постель не хотелось. Ещё минут пять, нежился на кровати, вспоминая события вчерашнего дня.
После выхода из дома, как следует пообщаться с родственниками и присоединившимся к ним Зориным, не дали. Пока ребята в масхалатах, в которых я узнал бойцов Макарова и самого капитана, а также незнакомые мне крепкие парни в другом камуфляже, забегали в дом, родных решительно растолкал мужчина в белом халате.
— Как себя чувствуешь? — поинтересовался он.
— Нормально, — ответил я. — Со мной всё в порядке.
— Я вижу, — усмехнулся врач, — пошли в «Скорую», займемся твоими боевыми ранами.
Пришлось идти. А потом терпеть, пока доктор обрабатывал рассечение на лбу и заклеивал его пластырем. Затем нас со Светкой повезли в военный госпиталь на обследование. Особисты хотели задать нам несколько вопросов, но их оттеснил врач, категорично настояв на необходимости всестороннего медицинского осмотра.
После обследования в госпитале, пришлось пообщаться поехавшим с нами военным прокурором, которому для этой цели выделили отдельный кабинет заведующего отделением.
Я давал показания в присутствии деда и отца, как несовершеннолетний. Иван Михайлович был фронтовиком и старым другом Константина Николаевича. И чувствовалось, что в этой ситуации он был полностью на моей стороне. Допрос прокурор проводил формально, не пытаясь меня подловить и придраться к словам. Он полностью удовлетворился моими ответами, что я точно не могу сказать, почему нас похитили и хотели убить. Хотя по некоторым брошенным фразам предположил, что у них были претензии к отцу, на почве подозрений, что он способствовал их разоблачению. А ещё добавил, что у прапорщика, скорее всего, было желание посчитаться со мною и батей, за своего погибшего под колесами дружка — Петренко. Во всяком случае, он его упоминал и заявлял, что «мы ответим».
За показания Светки я не переживал. В госпитале успел перекинуться с нею несколькими словами, и аккуратно намекнуть, что и как говорить. Она была не против. Хотя состояние девушки мне не понравилось. Бесцветный усталый голос, боязнь встречаться со мною взглядом навевали грустные мысли, что пережитое сказалось на её психике и наших будущих отношениях. Но я решил не забивать этим голову, и попробовать поговорить с девушкой позднее, когда она немного отойдет от пережитого.
После получасовой беседы с прокурором меня, наконец, отпустили. Хотел забрать Свету и подвезти до общежития, но, как мне сказала дежурная медсестра, девушка сразу после допроса не стала дожидаться меня и уехала.
Домой мы поехали на «волге» деда. По пути пришлось отвечать на вопросы родных, интересующихся деталями моего похищения. Здесь я рассказал, всё как было: подловили в арке с девушкой, отвлекли внимание, вырубили, держали в подвале, обещали встречу с каким-то палачом Ашуром. Разборку с Сеитом описал в двух словах, не хотелось это вновь вспоминать во всех деталях.
А потом была встреча с мамой. Буря эмоций, слезы облегчения и очередной шквал взволнованных вопросов. Дед и батя деликатно удалились в другую комнату, оставив матушку со мною. Мама расплакалась у меня на груди, пообнималась с любимым сыном, и, включив женскую логику, пообещала «оторвать мне голову, если подобное повторится».
Затем был спокойный семейный ужин, где я наслаждался вкусной едой и приятной семейной обстановкой. Дед, несмотря на уговоры родителей, решил уехать в Москву, и попросил меня проводить до машины.
Когда мы вышли из подъезда, Константин Николаевич отозвал меня в сторонку.
— Леша, ты ничего не хочешь мне сказать?
— По поводу? — уточнил я.
— По поводу этого похищения. Почему прапорщик схватил именно тебя?
— Точно я этого не знаю, могу только предполагать, — пожимаю плечами.
— Хорошо. Переформулирую вопрос. Ты ничего от меня не скрываешь?
Обреченно вздыхаю. Не хочу врать деду.
— Есть немного, — признался я. — Но сейчас это всё несущественно уже. Дело закрыто. Петренко и его дружок прапорщик мертвы. Все проблемы решены.
— Что значит «есть немного»? — начинает раздражаться дед. — Говори, что скрыл.
— Дед, извини, сейчас не буду. Не то время и место. Да и долго рассказывать. Может как-нибудь потом. Сейчас даже сил нет. Выжат как лимон, — решительно отказался я.
— Хорошо, — Константин Николаевич недовольно поджал губы, — но мы ещё к этому вернемся. Тем более что Петр Иванович тоже в курсе твоего похищения, как ты понял. Он и бойцов выделил, чтобы тебя вытащить. А нам надо обязательно пообщаться перед встречей с ним.
— Ладно, поговорим, — выдыхаю я.
— Вот и хорошо, — жесткий взгляд деда подобрел. — А теперь следующий вопрос. Ты понимаешь, что произошло и к каким последствиям это может привести?
— Частично, да. Я засветился, привлек к себе лишнее внимание. Теперь меня будут на допросы таскать. А действия Петра Ивановича, по отлову предателей, уверен, вызвали шевеление в КГБ и ЦРУ. Сейчас они могут на меня выйти и начать глубоко копать. А подросток, отлично стреляющий, без рефлексий уничтожающий бандитов, ради которого ГРУ прислало группу захвата, вызовет большой интерес КГБ и, возможно, ЦРУ. И если отправку бойцов военного спецназа можно объяснить твоей дружбой с Ивашутиным, то наши встречи с Петром Ивановичем на даче, точно в эту картинку не впишутся.
— Что касается допросов и каких-либо проблем с законом, тут всё нормально должно быть. Иван Михайлович тебя поддерживает. И не потому, что фронтовик и мой друг. А потому, что ты поступил в этой ситуации как мужчина, и обвинять тебя, по большому счету, не за что. Спас себя и девушку от смерти, а её ещё и от изнасилования, уничтожил опасных вооруженных бандитов. Конечно, могут немного крови попить, не без этого. Всё-таки, кроме Ивана и особисты есть, которые хотят с тобою пообщаться. Но предъявить тебе нечего. Всё правильно сделал. А вот насчёт засветки, точно подметил. И если начнут тебя как следует проверять, много чего интересного найдут. Уж очень ты из общей массы подростков выделяешься. Согласен?
— Согласен, — виновато ответил я. — Но у меня не было другого выхода.
— Я тебя ни в чём не обвиняю, — дед ободряюще взъерошивает мне волосы. — Наоборот, в сложившейся ситуации ты всё сделал как надо. Сам выжил, девочку спас, бандитов положил. Просто давай уже исходить из создавшейся ситуации и всегда готовиться к худшему.
Пожимаю плечами. Что тут скажешь? Генерал-лейтенант во всем прав.
— Значит так, — дед сурово смотрит на меня, — Всякую самодеятельность прекращай. Я сейчас приеду с Виктором поговорю. Если он согласится, оформлю ему временный перевод в нашу часть на полставки. Как военный он уже давно должен быть на пенсии. Просто за долгое время почти членом семьи стал, и Алина Евгеньевна к нему хорошо относится. Рядом с тобой побудет некоторое время, на всякий случай.
— А водителя нового где найдешь? — спрашиваю деда. — Тут тоже с улицы человека брать нельзя.
— А зачем его искать? — улыбнулся генерал. — У Вити сын есть. Парень по стопам отца пошел. Он тоже водитель в части, шофер 2 класса, отличник Советской армии. Виктор давно говорил, если, мол, я уйду, мой Андрей, всегда готов вас возить. Мне какое-то время понадобится, чтобы всё оформить. Так что ещё немного тебе придется подождать.
— Дед, а может не надо? Тут Зорин, Сергей Мальцев, ребята с «Красного Знамени», народу куча. Зачем ещё и Виктора сюда притягивать? На фига мне столько нянек? Опять нездоровый интерес к себе привлекать?
— Отставить спор, — Константин Николаевич сурово смотрит на меня, — я уже всё решил. Возражения не принимаются. И не будет Виктор за тобой тенью ходить. По крайней мере, каждый день. Просто рядом побудет и присмотрит, на всякий случай. А что касается нездорового интереса. Тут всё чисто. Мой бывший водитель и друг семьи общался с тобой с самого детства, и то, что продолжает это делать, вполне нормально. А думать могут, всё что угодно. Например, что я испереживался за внука и отправил Виктора сюда, чтобы он неофициально присматривал за тобой, в свободное от работы время. Здесь никакого криминала нет. И мне так спокойнее будет. Я ему доверяю на всё сто процентов, и ты всегда сможешь к нему обратиться. Он не подведет и не предаст.
— Ладно, — задумчиво протягиваю я. Переубедить деда не получится. Остается только уступить. Тем более что это временно.
— А где ему жить? — язвительно интересуюсь у генерал-лейтенанта. — У нас в ванной? Тебе предки рассказали, что у нас пополнение в семье скоро будет? И вообще, ты супругу Виктора спрашивал, может она переезд мужа не одобрит. Какой жене понравится, когда мужика на неопределенный срок в другой город отправляют?
— Отвечаю по порядку. Конечно, сказали, — кивнул дед, — Машенька девочка хорошая. Настя со мною уже поделилась планами. И я их полностью поддержал. Есть возможность взять ребенка в семью, отлично. Тем более что она уже и так стала для нас не чужим человеком. Правильно?
— Правильно, — подтвердил я, — да что там не чужим — родным. Маша для меня как младшая сестренка. Не больше, и не меньше.
— Вот и хорошо, — улыбнулся генерал-лейтенант. — А что касается Виктора и его жены, можешь не переживать. Во-первых, жилплощадь ему временно предоставят на территории части. Там специально для командировочных и молодых офицеров несколько помещений оборудовано. И, кстати, если какая-то фигня начнется, Виктор тебя быстро туда перетянет. И хрен оттуда кто достанет. Во всяком случае, в первые часы. Нового командира части я знаю, твой отец там служит, все свои. Мало ли как ситуация сложится. Что касается супруги Вити. Знаешь, она баба неплохая, но больно стервозная. Виктор уже жаловался, что все мозги ему выела. Так что во временную командировку он уедет с преогромной радостью. Ещё что-то спросить хочешь?
— Нет. Всё вроде ясно.
— Ну тогда, — генерал-лейтенант порывисто обнял меня, — всё понимаю. Ты — воин, настоящий мужчина. Бывают такие ситуации, что приходится рисковать жизнью. Но будь осторожен внук. Помнишь: «отступать некуда, позади Москва»? Многое от тебя зависит. Случись что-то, всё, что мы начали делать, может быть напрасным. А я хочу, чтобы у нас получилось, и мы с тобой увидели новую страну — сильную, свободную от предателей и приспособленцев, защищенную от развала и уверенно идущую в будущее. Прошлись бы по Красной площади, никуда не торопясь, положили цветы Сталину, прогулялись по столице, наслаждаясь зелеными сквериками, наблюдая за играющими детьми, веселой молодежью, спокойными и уверенными в своём будущем стариками. И чувствовали бы себя победителями, отстоявшими Родину, без тяжелого груза ответственности на плечах.
— Так и будет, дед, — улыбаюсь уголками губ, — так и будет, вот увидишь!
Генерал резко отстраняется от меня, мгновение смотрит в глаза, и что-то там увидев для себя, кивает. Потом, разворачивается и решительным шагом идет к «волге».
Я машу уже сидящему за рулем Виктору, и смотрю вслед удаляющейся черной «волге». Машина поворачивает за дом и исчезает.
«Всё сделаю, чтобы этот момент наступил. И возможное, и невозможное. Останемся живы, обязательно пройдемся по Москве. Как победители, выполнившие свой долг. Малявку ещё с собой возьму, пусть на столицу посмотрит. И ей радость, и мне хорошо. И дай бог, чтобы мы победили. Первые шаги избавления от предателей и подлецов, облепивших нашу Родину со всех сторон, сделаны. История начала меняться. Надеюсь, наши действия стали тем камешком, падающим с горы и вызывающим большую лавину, которая похоронит под собой всю сволочь».
Клуб встретил меня веселым гомоном. Когда я зашел в коридор, сразу увидел Мальцева. В глазах здоровяка зажглась неподдельная радость.
— Лешка! — заорал Серега, подлетел ко мне, и сжал в своих медвежьих объятьях. Привлеченный воплем народ, прекратил тренировку и высыпал из залов и раздевалки. Появилась Вероника со своими девочками, Настя Цуркану, Ваня Волков, Тимур, Аня, Пашка Амосов. Боевая блондинка обняла меня с другой стороны, по-дружески чмокнув в щечку. Возбужденный Вова Потапенко дергал за рукав, что-то говорил, но его слова тонули в радостном гуле.
Меня теребили за плечи, обнимали, девчонки висли на шее, визжали от переполняющих чувств, парни хлопали по спине, что-то весело галдели, жали руки.
В окружении радостных сияющих глаз, я чувствовал себя немного неуютно, и вместе с тем, довольным. Было приятно, что меня так принимают. Возникло ощущение, словно зашел в родной дом, к любимым родственникам, соскучившимся по близкому человеку, после долгого отсутствия.
«И когда это я успел стать таким популярным»?! — мысленно поразился я.
А Аня ничего не говорила. Она просто стояла рядом, и смотрела на меня своими зелеными глазищами так, что я засмущался и отвел взгляд.
— Смотрите, Шелестов покраснел, застеснялся, как красна девица, — выкрикнул Пашка Амосов, сияя веснушками, и сразу обиженно взвыл, получив шутливый подзатыльник от Вани.
— Так ребята, — ко мне, раздвигая, послушно расступающихся ребят и девчат, протолкался наставник. — Чествование героя переносится на потом. Ещё успеете пообщаться и выразить ему свое восхищение и уважение. А пока продолжаем тренировки.
Народ начал медленно расходиться.
— А ты, Леша, заходи в совещательную комнату, — сэнсей отодвигается в сторону, пропуская меня.
— Вероника и парни, можете пройти с нами.
Через минуту мы уже расселись на стульях у стола Зорина. Рядом, по бокам от меня — боевая блондинка и Мальцев. Напротив — Миркин, Волобуев и Потапенко.
— Рассказывай с самого начала, как тебя угораздило, — предложил наставник.
Начинаю со встречи с туркменами в арке. Подробно расписываю, как меня подловили и вырубили одним ударом.
— Вот, — Зорин остановил мой эмоциональный спич движением ладони, — то, о чём я всегда говорил. Расслабился, потерял концентрацию и получил нокаут. Как же ты, Леша, так облажался? Да тут надо было уже быть готовым к подобному развитию событий, как только этих двух смуглых ребят увидел.
— Так я и был готов, — бурчу я. — Но, один отвлек внимание на секунду, а второй ударил. Очень быстро как молния. Я ничего не успел сделать.
— Нет, Леша, готов ты не был, — сэнсей осуждающе качает головой, — был бы готов, не подпустил бы их к себе близко. И сразу почувствовал опасность и насторожился. Сам подумай, безлюдная арка, поздний вечер и два характерных гражданина, похожих то ли на узбеков, то ли на цыган. Да тут любой бы неладное заподозрил. А ты с девчонкой шуры-муры крутил, мыслями в облаках плавал, вот тебя и подловили. Очень вовремя и грамотно, надо сказать. Первый перевел на себя внимание, задал вопрос, и для усиления эффекта, дернул тебя за рукав. А второй, когда ты отвлекся, сразу врубил кулаком в бороду. Профессионально всё сделали.
Молчу. В какой-то мере Игорь Семенович прав. Действительно, они отлично сработали, а я попался как дурак на простенькую уловку.
— Продолжай, — приказывает наставник.
Рассказываю о первой стычке с Сеитом, ожидании в подвале, своём плане вывести его из равновесия, второй драке с бандитом.
— Стоп, — тормозит Игорь Семенович, — а вот здесь ты поступил абсолютно правильно, молодец. Сыграл на его темпераменте, самолюбии и любовно выстроенной иллюзии непобедимого воина. Это был единственный шанс выйти оттуда здоровым и живым, и ты его использовал на все сто.
— А почему? — простодушно интересуется Миркин. — Что нельзя было кинуться на одного, быстро его грохнуть, забрать пистолет и расстрелять второго?
— Ты так считаешь? — наставник с удивлением смотрит на потупившегося Игоря, — значит ничего так и не усвоил, из того, что я учил.
— Вова, скажи своё мнение, — разворачивается Зорин к Потапенко.
— Да не было у него никаких шансов так сделать, — тонко улыбнувшись, отвечает Володя, — они всё время были настороже. Близко к себе не подпускали. Насколько я понял, пистолеты были сняты с предохранителей, курки взведены. Правильно?
Киваю, подтверждая правоту Потапенко.
— Обещали сразу же стрелять по коленям, как только дернусь, — дополняю его мнение.
— Вот, — Владимир назидательно поднимает указательный палец, — расшмаляли бы его с двух стволов за секунду. А тут Леша «завел» молодого, грамотно его спровоцировал. И когда они дрались, старший увлекся боем.
— Ага, и даже пистолеты опустил.
— И только тогда появился шанс. И Шелестов его не упустил. Всё правильно сделал. Так вроде и произошло, правильно, Леха?
— Да, — подтверждаю я.
— Понял теперь, что ерунду сказал? — сэнсей строго посмотрел на Миркина. Игорь удрученно кивнул.
— Продолжай, Леша.
Рассказываю о перестрелке, не углубляясь в детали. Коротко без подробностей, сообщаю, что отвлек внимание Сеита, прыгнул и сломал кадык Шаназару, расстрелял их обоих и прапорщика, из перехваченного пистолета.
— Понятно, — наставник поднимается со стула, подходит ко мне и жмет руку. — Молодец. Сначала, конечно, облажался. Но потом всё правильно сделал. Теперь я вижу, что учу тебя и других ребят не зря. Что-то у вас в голове всё-таки откладывается.
— Так, ребята, — повернулся Игорь Семенович к парням, — идите, займитесь делом. Тренировками, помогите девчонкам Вероники развесить новые плакаты, поработайте с новичками, приемы покажите. А нам с Шелестовым надо поговорить.