Ресурс-9

Становление. Часть 41.

Женщина охотилась на очень непростого кабана. Для неё это была работа – заказ от старосты одного небольшого поселения. Она пришла сюда откуда-то издалека, сказала, что привыкла странствовать, чтобы не умереть с тоски. На вид ей было немного за тридцать, соломенного цвета длинные волосы спускались из-под серой вязанной шапочки, кожаный капюшон, переходящий в короткую наплечную накидку, покрывал голову поверх шапочки и наводил некоторую тень на красивое женственное лицо. Нужно сказать, что вся её одежда и экипировка была точно вымерена, рассчитана и подогнана. Каждый элемент экипировки был взвешено продуман и находился в идеальном для его функционала месте. Вооружение было странным, из понятного – только два ножа и топор. Странный посох под два метра длиной, скорее всего копьё, так как навершие оканчивалось калёной спицей диаметром с большой палец и длиной в три ладони. Посох-копьё примерно в своём центре раскручивался и делился на две части: ножны со спицей и сам бердыш, клинок которого был шириной в два пальца, а длиной два локтя. На почти метровой рукояти такое лезвие в умелых руках даёт весомое преимущество и представляет серьёзную угрозу. Два огнестрельных оружия вообще были уникальны, скорее всего собраны на заказ по каким-то уникальным чертежам. Короткоствольный автомат и пистолет. Но самым странным это был её спутник, правильнее сказать, спутница – огромная мощная собака, в холке будет по пояс человеку. Каштановый цвет её недлинной шерсти, размытой границей от спины до брюха менялся в тёмно-морковный. В эти времена уже никто не разбирался в породах и мастях собак, но по всему её виду можно уверенно утверждать, что это волкодав, не меньше, а то и на медведя встанет. Выживших после войны шерстяных спутников человек обычно держал у дома, за редким исключением, если кто и сумел правильно воспитать, брали их на охоту. Всем видом являясь олицетворением машины для убийств всего живого, псина невозмутимо, высунув язык, лежала у ворот, где указала ей место хозяйка. Не обращая внимания на назойливое любопытство детей, которые не оставляли надежду спровоцировать её на любую реакцию, та не сводила глаз с двери дома, в которую зашла хозяйка, лишь отдёргивала от детей лапы, и один раз раздражённым хвостом сшибла с ног прилипчивого мальчонку, попытавшегося потянуть хвост назад.

Кабан мало того, что был раза в два крупнее самого матёрого самца из этого вида, так ещё и наглый, чуя свою вседозволенность и безнаказанность. Его борзота доходила уже до того, что он валил с трех ударов бревенчатый частокол бедного поселения и разорял жилища. Огнестрельного оружия в поселении было всего три, и жители впустую извели на это чудовище весь боекомплект. С великим трудом они отогнали его в прошлый раз, вооружившись, чем придется – вилами, топорами, пиками и факелами. Уничтожить его не смогли, поэтому боялись и ждали возвращения. Теперь его туша, приволоченная женщиной и псиной к воротам поселения, лежала, привлекая к себе всех мух в округе.

– Честно говоря, мы с трудом верили в твою победу, – признался возрастной сутулый мужик, от которого пахло свежей осиновой стружкой. – Потому легко согласились на твою цену. Ты уж прости, мы не сможем отплатить тебе в полной мере. Да что уж там, треть не наберём даже. Патронов так и вовсе нет считай, самому застрелиться нечем. Мясо есть вяленное, бери сколько утащишь. Мы кабаном перебьёмся.

– Я это знала ещё до уговора с тобой, – с каменным выражением лица перебила оправдания старейшины наёмница. – Я поживу у вас дней пять. Определи мне с Дочкой угол, а там решим, как поступить.

– Ох ты ж! – встрепенулся и без того напрягшийся мужик. – А дочка-то где?! Не заметил даже....

– Это кличка собаки, – поправила суету его мыслей она. – Учти, без меня она спать не будет. Воем разбудит не только вас, но и соседних зверей.

– Да где ж я так? Вас так как же мне?

– Сильно не старайся, я переживу, главное, чтобы вы пережили.

– Ну понял уже, – с облегчением, но опасливо улыбаясь, вскочил тот. – Ты пока посиди, отдохни тут у меня, я сейчас всё устрою. Кушай, вот тут на столе всё тебе, всё! Пей, кушай.

***

– Ааа-ааа!!! – с отчаянием и болью рвал свои связки воин, стоя на коленях перед мертвой женщиной. – Кто?! Ктоооо?!!!

– Папа, папа! – рядом присевшая девочка перекрывала собой тело женщины. – Успокойся, пожалуйста. Это вот те, ты их уже убил. Всё, мы победили. Пожалуйста, хватит. – она обняла его в области груди.

– Уум! – завыл мужик, не сдерживая слёз, уткнулся лицом в детскую макушку. – Я не смогу это делать вечно, доченька моя. И не спрятаться, и не уйти от войны в этом мире. Я не знаю, что нам делать.

– Папочка, мы уже всё сделали на сегодня, давай отдохнём сейчас. Нам ещё хоронить, лечить, восстанавливать всё.

– Видишь, – даже с какой-то завистью вздохнул воин. – Ты уже сильнее меня, – вставая на ноги, он утёр слёзы. – Сколько нас живых осталось?

В полночь совершенно уставшие люди вернулись в свои уцелевшие жилища. Немного наскоро приготовленной пищи на столе и тесно размещённые спальные места – всё это говорило о серьёзных потерях в жилье и складах этого поселения. – Кто у нас на охране сейчас? Количество постовых не уменьшать! Лучше чаще менять будем. Людей не хватит – меня будите под утро. Нужно, чтобы на посту стояли и отдохнули все, это тоже обязательно.

– Бросать это место нужно, Василь. Уводить женщин и детей. К чёрту эту «девятку»! Она людей не вернёт, детей не защитит, – мужик в возрасте не снимая экипировку устраивался по удобнее в кресле напротив входной двери. – Права всё же Сивая, не будет тут мира. На юг идти надо.

– Это ты про ту стерву-собачницу говоришь? – уточнил старший. – Нашёл, кого слушать. У ней что? Ни двора, ни семьи – собака одна. Боец, конечно, нам бы поучиться ещё у неё, да вот на том вся и вышла. Знать не знает, как дом поставить, как детей родить да ума им дать. Указывать мне будет? Знаю таких. В два раза дольше её на свете живу, – он снял широкий пояс с оружием и, укладываясь на какое-то подобие матраса из сена, положил его у головы. – Спать сейчас. Утром думать будем.

– Эй, Руслан, а от куда она у вас такая умная взялась? – решил немного ещё болтать мужик на кресле. – Чего она вообще работать отправилась? Я б такую в инструкторах оставил, будь у меня школа как у вас.

– Кто?! – удивился голос из темноты комнаты. – Сивая, что ли?

– Ну.

– Да ты что, Седой, памятью ослаб? – слышно было, что тот даже привстал на локте в своём спальнике. – Сивая же с вашей школы. Ну ты даёшь! Не старый же ещё, вроде бы.

– Да ладно. Я, конечно, постарше тебя буду, и вот как раз поэтому ты меня не наебёшь. Знаем мы такие разводки. Да по всей наглости своей видно же, что это ваша школа, Скорта Перфетта. Наглые и шебутные.

– Нет, блядь, ждать будем, пока Панзер Туртель приползёт.

– Панзер Вульф! – встрял в назревающий конфликт старший. – Давайте без личностей. Руслан, он твою школу правильно назвал, ты зачем коверкать его начал.

– Ну, так-то он нас дураками ставит. Я что терпеть должен?

– Я же говорю, Сивая из вашей школы, такая же не терпеливая, – вновь облокотился на спинку кресла Седой. – Где вот она сейчас, знаешь?

– Конечно, – не задумываясь ответил Руслан. – У вас в том месяце ротация была. Домой ушла.

– А вот хрен там, Русланчик, дорогой, не наша она, – ещё более спокойным тоном добавил Седой. – Не наша. И пропала она через день после ротации.

– Так! Успокоились! Я вас нанял для того, чтобы спать спокойно! – вновь, уже грубее в разы, вмешался старший. – Не наоборот! Сивая ваша ушла псину свою искать, убежала та куда-то. Сгинула просто где-то. Забудьте.

– Такая не сгинет, всех нас переживёт, – буркнул под нос Руслан, укутываясь в спальник. – И не наша она, тоже.

– Да я уже понял, залётная, – полушёпотом добавил Седой. – Спи.

***

Восемнадцать человек, если не считать семерых детей моложе двенадцати лет и трёх тяжело раненых, что лежали в собранной из велосипедов повозке, шли вниз по реке уже второй день. Лето только начало набирать обороты, и смеркалось не скоро, но люди двигались, не вставая на ночлег, на сколько хватало их сил.

– Пап, – девочка тринадцати лет, помогая отцу ставить небольшую палатку на долгожданном привале, решилась наконец-то задать давно мучающий вопрос. – Ты им за это уже не платишь, тогда почему эти наёмники до сих пор идут с нами?

– Дочь, а у них выбор не велик. Там Арсенальские банды напрочь отрезали им все пути снабжения. Захоти они вернутся домой, то неминуемо нарвутся на них, а там не договориться. Арсенал наёмникам никогда не простит. А потом Седой выполняет личное поручения своего директора.

– Это кто ещё такой?

– Ну, самый главный из них, он всеми делами заправляет.

– А! Это как ты у нас, да?

– Ну вроде того. Только у него ещё куча людей и оружия, а у нас вон, – он кивнул на телегу с велосипедными колесами, возле которой небольшая кучка людей тоже стараются собрать что-то типа шатра. – Всё, что осталось.

– Не грусти уже так сильно. Я скоро вырасту и от этого Арсенала камня на камне не оставлю. Отомщу. За маму, друзей всех, за Риту твою, тоже.

– Эх ты как, – усмехнулся отец. – Родилась девчонка, а вырастает вояка.

– Ну и что? – та отпустила спальник из волчьей шкуры и встала руки в боки. – Все же вон говорят, у Арсенала главарь – тётка страшная.

– У них страшная и ужасная, а ты у меня красавица добрая. Не нужно себя войной да злобой уродовать, – он поднял её спальник, встряхнул и полез внутрь палатки укладывать его. - Вот доберемся до спокойных мест, займём себе самое красивое и тихое. Поставим там домики свои, я с мужиками буду периодически уходить за девяткой, и заживём с добрыми друзьями весело и счастливо.

– Пап. Ты чё опять эту пил, что ли?! – она вынула его из палатки. – А ну! Дуй мне на нос!

– Эля. Ну чего ты вот опять это? Устали уж все, – начал уговаривать отец. – Спать скорей надо. По заре опять в путь.

Когда уже все улеглись после мелкого ужина, девочка ждала пока всё утихнет, пока не начнется людской храп.

– Пап, – даже в шёпоте читалась досада. – Ты храпишь! Повернись.

– Ой, ну блин тебя заверни, – заворчал он, недовольный прерыванием погружения в редко посещаемый сон. – Чего не спишь-то сама? Я уже не знаю прям... Идти под телегу от тебя...

– Пап, – она как-то резко сменила тему, собственно, именно за этим она и разбудила отца. – А какой приказ сейчас выполняет Седой?

– Какой? – не понял тот. – Не знаю. Дежурит, наверное. Меня под утро толкнут, менять буду. Иаахх, – широко зевнул он и повернулся на бок, к дочери спиной.

– Ты же сказал, что он выполняет теперь приказ дискетрора, главного их.

– А. Ну он на юге будет свою школу открывать. Соберёт там своё войско наёмников и уже с трёх сторон на Арсенальцев нападать будут. Спи уже, Эля. Или мне не мешай.

– Класс! Я буду первой из его учеников, – предвосхищая своё будущее сказала она и с этими мыслями быстро уснула.

***

Она гостила тут уже третий день после того, как выполнила своё контрактное задание с кабаном. Нужно сказать, что поселение это было в очень бедственном положении. У них едва хватало еды на себя, но они всё равно достойно кормили белокурую наёмницу и её огромную собаку.

– Геннадий, ты сегодня совсем разбитый, – заметила она, усаживаясь за стол с обедом. – Ты и так-то невесёлый был, а сейчас совсем мрачный.

– Брось. Не делай вид, что тебя это вообще волнует. Кушай вот, – сутулый староста присел у окошка и печальными глазами всматривался куда-то вдаль. – Может лучше назовёшь другую цену своей работе? Или приходи за уговоренной в конец лета.

– Я правильно поняла, торговца ждёшь сегодня? – сменила тему та.

– Как ты поняла? – сильно удивился тот. – Сегодня - завтра появится должен.

– Сколько у вас долгов ему?

– Ты и это уже знаешь? – Геннадий с трудом скрывал истинные эмоции по всему этому, то и дело рукой касался то лба, то бороды, то затылка. – Да что уж теперь. Сегодня буду третий просить.

– Торговец чем угрожает тебе?

– В рабы только теперь. Все. И малые тоже.

– О. Тритоны это любят и ловко умеют, – она отметила это со знанием дела. – Тогда о чём мне с тобой торговаться? Забей.

– Да как же так?! – он был настолько растерян и опустошен, что вся его фигура уже являла рабскую судьбу. – Пожалей, не губи, умоляю! Детей...

– Ну ты же не сможешь быть рабом двум хозяевам за раз?

– Пожалей детей, – видно, он готов был пасть на колени. – Оставь им жизнь и волю.

– Всё, не причитай, – ледяным тоном парировала та. – Дай спокойно поесть. Послушать надо, что ещё мне Тритоновец за вас расскажет.

– Хорошо. Кушай. Я снаружи буду, – староста взял себя в руки и направился к выходу.

– Стой! – её голос был настолько холодным, что староста даже услышал треск ледяного ожога своей души. – Арсенал вам какие требования заявил?

– А. А всё. Ничего. Они совсем всё у нас забрали. Делянки, рюкзаки. Девятка нам закрыта теперь полностью. Контейнер этот вон, Тритон завтра в счёт долга забрать грозился, – он поймал на себе взгляд наёмницы и поспешил молча удалиться.

Тритоновец объявился под вечер, точнее его посланник. Как у них сейчас было модно, они засылали трясущегося от страха раба, окованного взрывчаткой с дистанционным взрывателем. Тот доставал рацию и зачастую первый и, как обычно для подобного поселения, последний диалог был по средствам радиоэфира.

– Гена, это ты? Обрадуй меня, скажи, что это ты, – с небольшими помехами прозвучал динамик рации. – Гена, мой дорогой друг, скажи мне, что ты жив и здоров.

– Да. Да, Мувик, это я, – смущаясь присутствия наёмницы ответил староста. – Мы ждали тебя, дядя.

– Что такое, Гена?! – удивилась рация в руке заминированного раба. – Ты не один?! У тебя гости из Арсенала?

– Нет-нет. Арсенала тут нет, – поспешил уточнить тот. – Со мной наёмник.

– Ого! Гена! Мне радостно это слышать! Ты наконец-то богат, друг мой единственный! Даже мне не всегда по карману иметь наёмничков. Теперь между нами не будет долгов, останется лишь дружба! Слушай. А ведь у меня по этому поводу есть божественный напиток с южных земель. Если ты купишь его, мы отметим с тобой этот великий день.

– Я покупаю его! – бесцеремонно вмешалась в разговор воительница. – Приноси и сам приходи, выпьем! Я угощу. Может ещё чего сторгуем.

– О! Мадам! Так вот значит кого так сильно смущается мой друг Гена. Слышу силу в Вашем голосе. Предлагаю лично познакомиться. Мои слуги прямо сейчас в моём скромном шатре накрывают изысканный стол. Я приглашаю Вас. Тут не далеко. Стёпка проводит.

– Зря ты рассчитываешь на мою скромность. Пусть твои слуги поторопятся, я уже иду, Мувик.

– Восхитительный пример мужества! Горю от нетерпения. Стёпа, домой!

– Люди добрые, – убрав рацию в подсумок, вдруг заговорил раб. – Прошу Вас, глоток воды. Очень сильно воды надо мне, хоть чуточку.

– Да, конечно, – Геннадий уже был готов к этой просьбе и протянул ему маленькую фляжку и тряпичный свёрток, где была хлебная лепёшка и маленький кусочек копчёного сала. – Только посуду верни потом.

– Конечно-конечно. Благодарю тебя, господин, – радостно принимая подачку ответил Стёпка, но, когда посмотрел на женщину, радость мгновенно исчезла с его лица. – Я всё по дороге… Мы можем идти, госпожа.

– Вперёд, – скомандовала та и посмотрела на мнущегося старосту. – Гена, если не хочешь, оставайся. Я сама решу твои вопросы.

– Как же мне тогда?

– Гена, лучше быть должным одному, чем всему свету, – она хлопнула по плечу ходячую мину и бодрым шагом направилась в указанную им сторону. – Хуже уже точно не будет.

– Угу, – тот угрюмо стоял и смотрел себе в ноги.

– Дочка! – громко и коротко вдруг крикнула она. – Пошли! – огромная псина с огненной шерстью вылетела из-за дома, роняя по пути кого-то из поселенцев, обогнала хозяйку и, отдалившись вперёд метров на двести, присела справлять малую нужду. Хозяйка пинком вернула в чувство замершего Тритоновского раба, и, положив свой смертоносный посох себе на плечо, продолжила путь.

***

На берегу лесной реки под вечерним солнцем стоял темно-оливковый шатёр, две стенки которого были скручены наверху за ненадобностью. Небольшой, но богато накрытый стол расположил вокруг себя двух человек, сидящих в креслах, ещё двое стояли рядом, и каштановая собака лениво мусолила большую белую кость от какого-то крупного зверя.

– Это действительно вкусное вино, – согласилась блондинка, сидящая в большом походном кресле, покачивая прозрачным бокалом с красным напитком. – Хоть здесь ты меня не обманул. Еда, конечно, среднего сорта. Мой тебе совет – поменяй повара.

– У меня теперь его нет совсем, – обреченно добавил средних лет мужчина, сидящий напротив. Оторванный напрочь правый рукав дорогого камзола не мог скрывать окровавленной повязки на локте. – Это походу его сейчас доедает твой пёс.

– Ну что ты такое говоришь?! – наиграла возмущение гостья. – Она же девочка. Доченька. Она людей не кушает. Да моя маленькая? – она потрепала питомца по холке. – А твой раб бежит уже десятый километр, наверное, вверх по реке. Завтра догонишь, если волчата не опередят тебя.

– Ты ухеракала весь мой отряд! Кем я, по-твоему, его догоню? – хозяин с досады откусил какой-то пучок зелени и нервно стал прожёвывать. – Я вынужден возвращаться домой с трёмя войнами и пятью рабами. И эти убытки я терплю, потому что уважаю тебя.

– Открытым огнём из семи стволов – это так ты встречаешь уважаемых людей?! – она допила остаток в бокале и поднялась с кресла. Неспеша обходя стол, направилась к уже потряхивающемуся хозяину. – Ладно, Мувик, скажи мне, чего и сколько тебе должны поселенцы Геннадия?

– Семнадцать тысяч всего. А тебе-то какое дело до этого?

– Мувик, – она, приблизившись со спины обняла его шею обеими руками, производя расслабляющий массаж. – Просто они мне тоже задолжали изрядно. Продай мне их.

– А, ну так-то за ними двадцать три тысячи долга, – вдруг вспомнил торговец. – Да. Если вот прям точно, то двадцать три с половиной. Плюс моё терпение и благодушие. Нууу, – промычал тот себе под нос и закончил, добавив, – За двадцать пять продам. По рукам?

– Ну как же так, Мувик? Ты говорил, что уважаешь меня, – включив обиженную девочку, начала торг по-своему девушка. – А сам хочешь снять с меня последнюю маечку, – она руками перешла с его шеи плавно по груди и направилась к животу, одновременно губами коснулась его уха и дальше с придыханием зашептала. – Хочешь я сниму для тебя свою маечку просто так?

– Постой, – явно смущаясь, засуетился тот. – А ты чем хочешь выкупить их долг? У тебя, где-то есть девятка?

– Уфф, – горячо постанывая, выдохнула она рядом с его ухом. – Уммм. Я смотрю, твой стержень уже такой же твёрдый, как и характер. Успокойся, я рассчитаюсь за их долг материально. А за вино я ... После вина обязательно должно быть продолжение, – её руки уже расслабив пояс его штанов, заставляли похоть взять верх над рассудком.

– Чего замерли, болваны?! – прикрикнул на слуг хозяин. – Опустите стенки шатра! Я не хочу, чтобы какая-нибудь муха помешала нашему наслаждению.

Тем временем блондинка разом сдвинула всё, что стояло перед торговцем на столе, затем сама села туда, поставив обе ноги на подлокотники его кресла. Короткополая кожаная курточка, которая весь вечер была расстёгнутой, шумно брякая металлическими элементами, слетела на стол. Обнажённые плечи частично скрывались под длинными прямыми волосами пшеничного цвета. Редкая, для этого времени, трикотажная майка не была новой, но всё ещё обтягивала фигуру красавицы. Достаточная для женщины атлетическая форма бёдер красноречиво подчёркивала её род деятельности. Мужчина, сглатывая слюну, тоже торопился избавится от своего порванного кафтана.

Глубокая летняя ночь возле реки подсвечивалась стройным месяцем и звёздами, когда наёмница, сказав измочаленному торговцу, что уже наигралась, в чём мать родила вышла из шатра наружу.

– Всё. Приходи в себя! Я искупаюсь и будем договариваться по делам насущным. Дочка! Айда купаться! – шатёр будто взорвался изнутри и еле устоял. Огромный тёмный комок вырвавшись изнутри в один прыжок расколотил зеркало тихой реки. – Вот дура! – широко и во весь голос расхохоталась этому хозяйка.

Торговец всё время, пока та плескалась в воде, неподвижно лежал на спине на разбросанных по земле вещах, в край обессиленный он пытался привести в порядок хотя бы сознание и рассудок. Когда услышал, что та выходит на берег, то превозмогая усталость успел лишь поднять кресло и рухнуть в него как есть. Меленький светильник под куполом шатра светил, как и было положено ему создателем, во всю силу. Стол, который за весь вечер перенёс всё, что только можно, лежал вверх ногами в углу, и поэтому Торговец, сидевший на кресле, являлся единственной фигурой, возвышавшейся над всем.

– Какой ты молодец, Мувик! Даже поднялся, – отметила обнажённая блондинка, войдя внутрь.

В свете лампы рельеф её совершенного тела блестел каплями речной воды. Найдя чем вытереться, та вновь перевела взгляд на него.

– Ты, я смотрю, не только себя поднял. Откуда в тебе столько сил, Мувик? – она подошла и ладонью прикоснулась к самому кончику причинного места. – Ух ты! Я таких не встречала ещё. Будь моим рабом. Сколько ты стоишь?

– Я нет. Я, само это всё. Ты красивая просто очень. Сейчас, очень, опять, – он физически не мог скрыть все эмоции. Природное половое влечение и неудержимый страх перед разнообразием физической силы белокурой бестии. Чутьё торговца его не подвело, и в этот раз он видел в этой наёмнице высшее существо, ту самую «смерть» – богиню от желания которой просто нет пути.

После разговора о делах, чужих долгах, планах ТриТонов, она ушла под утро. Мувик всем своим расчётливым умом понимал, что вся эта сделка с Сигрун, именно так она просила себя называть, ему давала лишь выгоду, но внутреннее ощущение того, что он теперь как-бы раб её навечно и необратимо, кандалами страха и стыда сжимал его волю.

За долг Геннадия она оставила ему три десятка браслетов, срезанных с убитых ею бандитов Арсенала. На тот период личные браслеты с символами банды имели валютную ценность для ТороговоТехнического Товарищества.