Приборы встали на вахту. Приборы писали звук помещений, где находился Референт, находился Начальник службы безопасности и Первый. Писали все подряд, выдавая на-гора «породу», из которой Ревизору предстояло извлекать драгоценные вкрапления истины.
Сотни встреч, разговоры по делу, пустой треп, вздохи и бормотания наедине с собой, треньканье телефона, стук передвигаемых стульев, глухой звук работающего телевизора… Звуки, звуки, звуки.
И отдельные, в разное время, в разных, по разным поводам, фразы. Которые в отдельности ничего не значат, а вместе и в сопоставлении с другими приобретают новое качественное значение.
Заходит к Референту Начальник службы безопасности и треплется о том о сем — о погоде, о посеве, о видах на урожай и премию. А потом уходит. С Референтом. А зачем ему уходить не одному? И зачем вообще приходить? К должностному лицу, который не имеет к системе безопасности никакого отношения и который в служебной иерархии стоит на добрый десяток пунктов ниже начальника охраны. Или они приятели? Тогда почему из их разговоров это непонятно? И почему, покинув кабинет Референта, они не появляются в кабинете Начальника службы безопасности? И вообще нигде не появляются, пропадая в неизвестном направлении на полчаса-час!
Странно? Более чем странно!
Или еще одно, вопиющее, несоответствие.
Сегодня Первый в разговоре с представителями большого бизнеса Региона на предложение привлечь к работе уважаемого председателя Союза промышленников и предпринимателей ответил:
— Председатель Союза предпринимателей? Кто он и что это за Союз? Прошу прощения за свою неосведомленность, но я не слышал о такой организации и его председателе. И, честно говоря, не хотел бы расширять узкий круг своих старых знакомых за счет людей, которых плохо знаю.
Все естественно, понятно и не вызывает никаких вопросов. В рамках этого отдельно взятого разговора. Но через пять дней имел место другой разговор. Телефонный, где Первый разговаривал… с председателем Союза промышлеников и предпринимателей. Про которого он говорил, что знать его не знает и знать не желает. Причем разговаривал далеким от официального тоном, по-приятельски, допуская смешки и матюшки…
— Как настроение народа?
— Нормальное настроение. Думаю, все будет хорошо, и нас поддержат если не все, то подавляющее большинство.
Интересно знать, что будет хорошо, кому будет хорошо и кто и в чем их может поддержать? Что за тайны мадридского двора?..
— Правда, наметились небольшие проблемы.
— Какие?
— Кое-кто выражает сомнение в серьезности заявленных мною планов.
— Это кто там такой прыткий?
Председатель назвал несколько фамилий..
— Вот паразиты! Ну я так и знал, что они будут мутить воду. Они всегда мутят воду! Что они говорят?
— Сомневаются, что что-нибудь получится. Говорят, если такую кашу заваривать, то не расхлебать. И если заваривать, то не мне и не им.
— Верно говорят. Надо было намекнуть, что предложения исходят не от тебя.
— Я намекал. Но мой масштаб не соответствует тому, что я говорю. Может быть, можно сослаться на вас? Хотя бы намеком.
— Нет, ни намеком, ни полунамеком. После. Все после, когда я дам добро.
И все, гудки, гудки…
Ну и как это понимать? Равно как понимать другие, похоже на этот разговоры. Которые в отдельности — бессмыслица, а во взаимосвязи с другими — загадка. Которую очень желательно решить.
Ревизор снова и снова прокручивал записи, пытаясь найти что-то более существенное, чем многозначительные намеки. Нет, сплошная дипломатия. Похоже, в кабинетах они о деле не говорят, а говорят… Вполне вероятно, в спецбоксе, в который никакими «жуками» не залезешь! И, возможно, именно туда переходят Референт и главный телохранитель, чтобы продолжить разговор о погоде.
Но если им для разговоров нужен бокс, значит, они говорят о чем-то очень важном. О чем-то таком, что не должен знать никто, кроме них. Причем не просто «никто», а «никто», имеющий в своем распоряжении спецтехнику. То есть получается, местная ФСБ. Милиция аппаратуры, требующей спецбокс, не имеет, так как гоняется за уголовниками. А ФСБ…
Неужели… Неужели в Регионе, в высших эшелонах власти, зреет заговор?..
Стоп! Нельзя из-за одного бокса делать такие глобальные выводы. Может, они его приобрели, чтобы обсуждать свои амурные дела или делить уворованные деньги?
Нет, ерунда, ерунда… Для этого вполне достаточно было бы глушилок. А здесь целый бокс! Слишком затратно для того, чтобы дурить жен, а вот чтобы оглушить и ослепить ФСБ — в самый раз.
Надо проверить. В идеале — пробраться в бокс и послушать, о чем они там говорят.
Ну или хотя бы помечтать об этом. Потому что просунуть в бокс уши невозможно, он экранирован от любого внешнего вмешательства. Разве только заложить под него фугас…
Так, эта идея отпадает. Надо искать что-то другое.
Посадить всем на хвост шпиков понадежней, проследить контакты, натравить шпиков на контакты, чтобы выявить контакты контактов, послать…
Стандартные ходы. Которые потребуют батальон квалифицированных кадров и вагон времени. Ни кадров, ни вагона — нет.
Нужно искать что-то еще. Что-то менее масштабное.
Может, взять кого-нибудь из них за глотку и допросить с пристрастием? А потом, зацепившись за информацию…
Слишком лобово. Можно спугнуть, не ясно еще кого, но спугнуть.
Вот если бы бокс… Если бы туда влезть, то все бы сильно упростилось.
Бокс.
Бокс…
Ну неужели нет какой-нибудь щелочки, куда можно просунуть свой интерес? Щелочки есть всегда, пусть маленькие, пусть микроскопические…
Какие щели в боксе?
Никаких! Помещение герметично, как подводная лодка на километровой глубине.
Какие отверстия могут быть на подводной лодке?
Люк. В данном случае дверь.
Дверь, конечно, есть, но дверь закрывается наглухо.
Можно попробовать прицепить микрофон на кого-нибудь из входящих туда людей, но что толку, они его быстро обнаружат, просканировав одежду. Но даже если не найдут, микрофон все равно не пробьет экран.
Нет, надо отступиться от этой глупой затеи!
Но не хочется, ох как не хочется. Хочется найти щель!
Дверь отпадает, но, может быть, что-то, кроме двери?
Черного хода, окон, форточек нет. Водопровод, канализация, газ тоже отпадают. Что еще? Вроде ничего. Погоди, погоди, а свет!.. Ведь не в темноте же они там сидят, не со свечками.
Свет! Свет тонким электрическим проводом входит в спецбокс. Вряд ли они при столь интенсивном использовании бокса пускают в ход батареи. Почти наверняка подвели стационарное питание. Вот она и щель. Сквозная щель!
Только как ее можно использовать? Воткнуть свой, третий, параллельно идущий, провод? А получится?
Конечно, нет. Это же не дыра, пробитая в кирпичной стене ломом. Там не просунешься. Иголкой не просунешься. Только если использовать сами электрические провода…
Которые находятся под напряжением.
Нет, не получается. Щель есть, а толку с нее нет. Очень жаль, что нет. Щелочка-то единственная.
Похоже, надо бросить эту глупую, с прослушкой бокса, затею. Не для того боксы создаются, чтобы их можно было вот так запросто проковырять каким-нибудь подручным инструментом. Надежно создаются, так что не подступишься.
Все, забыли! Надо искать другие ходы…
И все же обидно! Обидно собирать информацию по крупицам, когда она, возможно, сконцентрирована в одном месте. Вся и в одном месте! В месте, куда входят электрические провода.
Может, не отметать эту безумную на первый взгляд идею. Может, посоветоваться? Есть же люди, которые соображают в этом деле лучше Конторских Ревизоров. Есть целые НИИ…
В пять часов из проходной НИИ радиоэлектронной промышленности пошел народ. Может, не так густо, как, скажем, десять лет назад, но все-таки потихоньку пошел… Одни двинулись к остановке городского автобуса, другие к автомобильной стоянке.
Наиболее интересны были те, что шли к стоянке, потому что в большинстве своем были старшими научными сотрудниками, завлабами и замзавлабами. Они шли мелкими группами, постепенно расходясь по своим потрепанным «пятеркам» и «шестеркам».
Одну такую машину, на выезде из стоянки, проголосовал священник в рясе и с «дипломатом» в руках. Священнику водитель не остановить не мог.
— Не подбросите?
— Садитесь.
Священник сел. Священник был волосат и бородат так, что лица не разглядеть, был с крестом на груди и в затемненных каплевидных очках.
— Закурить можно?
— Пожалуйста.
Священник закурил дорогие импортные сигареты.
— А вам курить разве не запрещается? — удивился водитель.
— Нет. Курение табака не есть грех, равный греху пьянства или любострастия, хотя последствия сей дурной привычки для организма пагубны.
— А почему тогда вы курите?
— Сия пагубная привычка приобретена мною в прошлой моей мирской жизни, до получения церковного сана. И по сию пору я не могу от нее избавиться.
Выпустил в ветровое стекло кольцо дыма.
— Вам куда, святой отец?
— Вообще-то никуда. Вообще-то к вам.
— Ко мне?!
— К вам, почтеннейший. По поручению его святейшества епископа Павла.
Водитель удивленно покосился на священника.
— Господи, да зачем я ему мог понадобиться?
— Не поминайте имя господа всуе, ибо это грех, равный греху неверия. А послал меня его святейшество по неотложной надобности. Требуются нам специальные устройства, в простонародье именуемые «жуки».
— «Жучки», вам?
— Истинно так — нам, — как-то даже с укором ответил священнослужитель. — Служба Отцу Нашему требует не одних только свечей и купелей, но и современных электронных приборов, ибо технический прогресс есть создание ума человеческого, угодное богу, когда используется слугами божьими во имя бога и во благо паствы его.
— Но зачем они вам?!
— Существует множество религиозных конфессий, между коими, как бы это мягче сказать, идет борьба. И есть множество, от сатаны, сект…
— Погодите, какая борьба?
— За души прихожан, — осуждающе покачал головой священнослужитель. — В том числе боремся мирскими методами, ибо сказано — поднявший оружие обращает его против себя. Если православие не будет защищаться, оно погибнет.
— Но при чем здесь «жучки»?
— Ими и молитвами одолеем мы врагов веры нашей, ибо тот, кто предупрежден, — силен верой и знанием, силен вдвойне.
— Извините, а почему епископ послал вас, а не кого-то другого?
— Потому что я, с благословения его святейшества, состою в службе безопасности епархии.
— Где?!
— В службе безопасности. Епархии. Почему вы удивляетесь? Сейчас такие времена, что заботиться о безопасности должны не только в миру. Лично я, слава господу, возглавляю отдел технической контрразведки.
— Почему вы не обратились в специализированный магазин?
— Там нет того, что нам нужно. Мы проверяли.
— А что вам нужно?
— Передающие устройства, закамуфлированные под электролампочки. Которые могут передавать сигнал по электропроводам.
— И при этом гореть?
— Конечно, гореть!
— Это невозможно.
— Епархия хорошо заплатит. Очень хорошо заплатит. Когда дело идет о спасении душ заблудшей паствы, деньги роли не играют. Подключайте любых, какие вам нужны, специалистов. Хоть целые НИИ. Я верю — бог укажет вам верный путь.
— Сколько у меня времени?
— Неделя.
— Сколько?!
— Хорошо — две. Через две недели я должен получить опытный образец. Денег не жалейте. Лучше потратить на заказ неделю и миллион долларов, чем месяц и пятьдесят тысяч. Время важнее денег. Дела духовные не терпят отлагательств.
— Я, конечно, могу попробовать…
— Пробуйте. Бог вас не оставит…
Через три недели заказ был готов. Над заказом в поте лица трудилась бригада из двух десятков привлеченных специалистов ведущих НИИ. За каждый день работ они получали полтысячи долларов. Но дело было даже не в деньгах, ученые дорвались наконец до коллективной работы. Они собирались в прокуренных квартирах и методом мозгового штурма, крича, размахивая руками, изрисовывая графиками случайные клочки бумаги, споря до хрипоты, решали очередную вставшую перед ними проблему. Они вернулись в те уже почти забытые времена, когда государство поручало им грандиозные задания, и они вот так же авралом, неделями не видя близких, недосыпая ночей, в сигаретном чаду решали неразрешимые на первый взгляд задачи.
Они вернулись в свою молодость.
— Слушай, а если так?
— Чушь, полная чушь! Галиматья.
— А так?
— Погоди, погоди, что-то в этом есть. Только если не так, а вот так и так.
— Точно! Ну точно же!
— И если использовать замкнутый контур…
Лампочка была упакована в рифленый картон, как и все другие лампочки. И выглядела, как все другие лампочки — с блестящим цоколем, круглой стеклянной колбой и слегка провисшей спиралью накаливания.
— Она работает?
— Сейчас посмотрим.
Завлаб ввернул лампочку в патрон, щелкнул выключателем. Лампочка загорелась.
Прицепил к оголенным жилам сетевого кабеля два «крокодильчика». Провод, отходящий от «крокодильчиков», воткнул в пластиковую коробочку, а провод из коробочки в бытовой магнитофон. Сказал:
— Раз!
— Раз! — повторил динамик магнитофона.
— Два!
— Два!
— Слышите?
— Слышите? — сказал магнитофон. Лампочка светила, магнитофон говорил.
— Как вам это удалось?
— Все очень просто — стекло реагирует на звук микроколебаниями, которые посредством заполняющего колбу газа передаются на мебрану, расположенную в цоколе, далее механический сигнал преобразуется в электрический, фильтруется в разделителе и подается на динамик магнитофона. Надеюсь, качество звучания вас устраивает?
— Да, конечно.
— Тогда будем считать, что комиссия приняла изделие.
— Скажите, а сколько вы можете сделать таких лампочек?
— Теперь, когда выработана методология, — хоть сколько.
— Хоть сколько не надо. Нашей епархии достаточно будет десяти изделий. И прошу вас, другим конфессиям наш с вами общий секрет не раскрывать. И вообще никому не раскрывать. Иначе мы не гарантируем вам царствие божье. Иначе мы гарантируем вам геенну огненную. На том свете. И на этом тоже…
В кабинет заведующего хозяйством главного здания областной администрации вошел посетитель. По внешнему виду и повадкам — мелкий коммивояжер.
«Опять будет впаривать товар — какие-нибудь скрепки или бумагу для ксероксов», — понял завхоз. И не ошибся.
— У меня есть к вам выгодное предложение.
— Извините, но мне…
— Действительно выгодное. Я хочу предложить вам электротовары.
— У меня есть электро…
— По очень низкой цене. Практически бесплатно.
— Вы отрываете меня от дел. Если вы сейчас же не выйдете, то я!..
— Предусмотрена гибкая система скидок и премий. К примеpy, если вы возьмете у меня электролампочки, то получите премию в размере четырех тысяч долларов. Наличными.
Завхоз убрал руку с телефонной трубки.
— Сколько?!
— Четыре тысячи, — твердо и совсем другим тоном сказал коммивояжер. — Две тысячи долларов прямо сейчас.
— Сколько лампочек я должен купить?
— Пять.
Тогда совсем ничего не понятно!
— Вы шутите?
— Ничуть.
Коммивояжер бросил на стол доллары.
— Вы берете у меня лампочки и забираете себе деньги. По восемьсот долларов за лампу. Согласитесь, неплохо.
Завхоз задумался. Завхоз был не дурак по части финансовых злоупотреблений. Не один инвентарный номер с подотчета пустил налево. И даже почти новый шведский сейф. Но электролампочки сулили ему больше, чем он взял даже за сейф. Видно, здесь что-то не так. За красивые глазки деньги не платят. Давно не платят.
Завхоз встал, подошел к двери, проверил, плотно ли она закрыта.
— Кончай темнить, говори, что надо.
— Купить у меня пять лампочек.
— Ладно, допустим купил, что дальше?
— Передать их одному человеку. Работнику администрации. Ведь у вас перегорают лампы?
— Перегорают. Кому надо передать?
— Начальнику службы безопасности.
— Ну да, я передам, а она как рванет… И меня под белы ручки.
— Она не может рвануть, она лампочка.
— Ну-ка покажи.
Коммивояжер передал лампочку. Совершенно нормальную на вид лампочку. На сто пятьдесят ватт.
— И я должен ввернуть ее в его кабинете?
— Нет, только передать. Когда он попросит лампочки. Ведь он иногда просит лампочки?
— Вообще-то обычно их вставляет электрик. Но иногда… Иногда берут.
— Ну что, договорились?
Завхоз никак не мог понять, за что ему предлагают четыре тысячи. За просто передачу это было много. Значит, когда он согласится, его попросят сделать что-то еще.
— Я должен только отдать, и все?
— Только отдать.
— И больше ничего?
— Ничего. Вы отдаете лампочки и получаете четыре тысячи.
— Хорошо. Я согласен. За десять тысяч.
— Почему за десять?
— Потому что вам очень надо передать эти лампы. А передать эти лампы могу только я один. Верно?
— Нет, не верно… Еще может электрик, уборщица…
— С завтрашнего дня я запрещу им входить в кабинеты службы безопасности. Только со мной. Ну что скажете?
— Хорошо, десять. Но теперь только пять. И еще пять после того, как вы передадите лампы.
— А как вы узнаете, что я передал?
— Узнаю!
— Ладно, пять теперь, пять потом. Только это не скоро будет, когда у них еще лампы перегорят.
— Ничего, я подожду…
«Продешевил! — пожалел про себя завхоз. — Ох продешевил…»
И действительно продешевил. За те лампочки коммивояжер был готов дать в десять раз больше. Потому что лампочек было пять, а кабинетов — четыре. И одна лампочка обязательно должна была попасть туда, куда нужно. Попасть в спецбокс. По возможности быстро попасть, в ближайшие дни…
Через сутки в главном здании областной администрации случилось небольшое ЧП — вырубился свет. Во всем здании. Причем не просто вырубился, а так вырубился, что перегорели все электроприборы и все лампы.
В щитовой нашли пьяного в дым электрика, который умудрился перепутать какие-то контакты и запустить в обычную бытовую электрическую сеть промышленные 380 вольт.
Электрика выкинули с работы с волчьей статьей в трудовой книжке и перспективой возмещения причиненного областной администрации материального ущерба.
Хотя материального было мало, по идее надо было еще и морального, так как весь следующий день работники администрации, вместо того чтобы выполнять свои служебные обязанности, толпились возле кабинета завхоза, выдававшего лампочки. В том числе вне очереди выдававшего лампочки работникам службы безопасности и одну лампочку ее непосредственному начальнику лично.
В тот же день на место уволенного электрика был принят другой. Оказавшийся таким же балбесом, как первый. И тоже уволенный через три дня за нецензурщину и допущенную в кабинетах грубость в отношении женского персонала.
Электрика уволили.
Но за эти три дня он успел за тысячу рублей и пол-ящика водки протащить по подземным коммуникациям из подвала администрации в ближайший дом провод-времянку для какого-то чудаковатого мужика, который надумал в подвале жилого дома выращивать под искусственным светом грибы-вешенки. Для чего ему и понадобилось дармовое питание.
Хитер мужик, электричество дармовое — жги не хочу…
Но мужик жечь электричество не стал и выращивать грибы-вешенки не стал, а, пробив отверстие в полу, вытянул провод в снятую на первом этаже того дома квартиру. Причем, не в пример строителям, все сделал так аккуратно, что никакого провода в упор…
Из съемной квартиры на первом этаже провод ушел в другую съемную квартиру на третьем этаже. Где вроде бы кто-то жил, но кто, конкретно ни один из жильцов точно сказать не мог.
В квартире жил и с утра до вечера слушал «музыку» Ревизор. Который вначале сам не верил, что возможно…
Легкий еле слышный хлопок закрываемой двери. И голос Начальника службы безопасности:
— Закрой как следует.
— Закрыл.
Голос Референта!
— Ну что у тебя сегодня?
— Так, ерунда всякая. Я написал в рапорте.
— Новые люди были?
— Нет, одни только старые. Слезно просят поговорить с папашей, упросить, чтобы он для них сделал исключение. Чтобы каждому сделал.
— Из чего исключение?
— Из всего. Послать бы их!..
— Нельзя послать. Пошлешь тех, кто не нужен, — нужные не придут.
— А этот, с небоскребом, был?
Ревизор насторожился.
— Нет, пропал. Похоже, он просто мелкий аферист.
— Или не мелкий. «Жук»-то после него появился. И вообще…
— Не сразу появился, через несколько дней.
— Но ведь появился!
Ни черта себе! Это… это же провал! Почти провал! Из-за того дурацкого визита. И того дурацкого «жука». Но на самом деле из-за «куклы», на которую он, как кошка на хозяйское мясо, позарился?
— Ну почему обязательно он? Через меня до него ж и после него человек двести прошло.
Верно говорит Референт. Народу было много. Молодец, референт…
— Те двести свои. А он пришлый. И, похоже; не просто так объявился. А раз не просто, то еще объявится. Помяни мое слово — объявится!..
Ну что теперь — сматывать удочки? Или сидеть до упора?
Пожалуй, можно и посидеть, если тихо, не высовываясь. Явной угрозы нет. Его не ищут, только ждут, когда он придет. А он не придет. Спрячется, затаится. Только уши из берлоги высунет. И будет слушать, слушать, слушать…
Снова голос. Голос Первого. И другой, тоже очень знакомый:
— С людьми говорил?
— Говорил…
Кажется, председатель Союза промышленников, и предпринимателей.
— Ну и что?
— Рвутся в бой. После того как я объяснил, какой навар они с того будут иметь.
— Поди, уже кресла примерили?
— Ну что вы, как можно!
— Да ладно, не тушуйся. Примерили, примерили. Всяк свою выгоду ищет. Ты — свою. Они — свою. Я — свою. Все нормально. Лишь бы дело выгорело.
— А когда, когда начнется?
— Начнется, дай срок.
«Дай срок» прозвучало как-то нехорошо, как-то двусмысленно. Что поняли оба. И попытались замять неловкость.
— В общем, начнется. Когда надо, начнется. Лишь бы твои приятели не подвели. А уж за ценой я не постою!
— Не подведут! Я в своих, как в себе, уверен!..
Потом был другой разговор. По всей видимости, с кем-то из финансовых воротил.
— Сколько у тебя валютных запасов?
— Миллионов восемьсот есть.
— А почему так мало?
— Издержки.
— Знаю я твои издержки — в сортирах унитазы позолоченные ставишь. Зайти нельзя — слепнешь.
— Нам без золотых унитазов нельзя. Положение обязывает. Сегодня я на сортирах сэкономлю, а завтра от меня клиентура разбежится. У нас ведь о достатке по золотой пыли в глаза судят. Вот я и пылю.
— Сколько ты сможешь всего собрать?
— Если поднапрячься — еще половину.
— Половину-мало.
— Ну, может, еще процентов двадцать, если кое-кого из клиентов за глотку возьму. Но двадцать — предел.
— А если я тебе оборотные капиталы пополню? Сколько сможешь на краткосрочных кредитах взять?
— Смотря какая сумма.
— Большая сумма.
— Заработная плата и пенсии?
— Пенсии само собой. Но сейчас речь не о них. О кредите. В валюте.
— Процент?
— Один — в год.
— Наличными?
— Почему наличными?
— Потому что таких процентов безналом не бывает. Бывает, если только деньги бюджетные, а расчет наличными. Это, часом, не Центробанк?
— Нет, не Центробанк, совершенно другие источники. Но тоже не бедные.
— Не беднее Центробанка только Золотой форт в Америке.
— Не будем уточнять. Бери деньги и крути.
— Когда брать?
— Когда скажу, тогда и брать…
И через четыре часа снова голоса:
— У тебя все готово?
— Так точно! Ждем приказа.
— Оптимистично. Настолько уверен в своем хозяйстве?
— Уверен! У меня народ дисциплинированный.
— А если центр надавит?
— Если надавит — изображу бурную деятельность. Недели полторы продержусь. Больше — едва ли.
— Больше не надо. Надо — неделю.
— Неделю гарантирую…
И еще разговор, и еще… Буквально через каждые несколько часов. Нещадно они эксплуатируют бокс. На износ…
Или действительно на износ, потому что скоро он не будет нужен? Потому что скоро в Регионе произойдут какие-то важные события. О которых говорит каждый новый собеседник, но не говорит ничего конкретного, только общими фразами и намеками. Даже в боксе намеками!
Мозги сломать можно, размышляя над всеми этими тайнами!
Снова еле слышный стук двери. Шаги.
— Ну вот здесь можно говорить.
— Давайте говорить здесь. Я согласен.
Акцент! Похоже, визитер иностранец.
— Я хочу знать про ваши дела.
Явный акцент! Какого языка? Когда-то его учили языкам и учили акцентам.
Немецкий? Нет, не немецкий. Скорее всего, английский. По одной фразе судить сложно, надо послушать еще…
— У нас все хорошо, все по плану.
— О, я знаю, вы, русские, любите план — пять лет, семь лет. Догоним Америку и перегоним Америку. Да, да. Я помню. План хорошо, если он все предусматривает.
— Так и есть.
— Тогда вы должны были предусмотреть отдавание.
— Отдачу. Я рассчитал отдачу. Каждый получит свой кусок. И вы получите. Как договаривались — на пятьдесят пять лет.
— Это обещание или гарантии? Когда дело идет о деньгах, мы должны все очень хорошо считать.
— Считали. И не только мы, многие считали. В том числе ваши конкуренты. Но мы выбрали вас.
— Да, я помню. Я умею ценить ваш выбор. Но вы хотите попросить очень большой сумма.
— А вы большой барыш.
— Что есть барыш?
— Прибыль свыше ста процентов.
— О, сто процентов это много, это очень хорошо. Мы согласны получать прибыль сто процентов.
— Ну так получайте! Но вначале платите. Прибыли без вложений не бывает.
— Мы будем платить. Мы переведем на ваш счет половину суммы.
— Почему только половину?
— Это очень большие деньги. Мы должны посмотреть. и потом дать остальное.
«Крохоборы! — подумал Глава администрации. — Хапнуть хотят миллиарды, а торгуются за цент. Послать бы их… Но нельзя. Без их денег дела не будет. Без денег вообще никакого Дела не будет».
— Я знакомил вас с нашими планами и с нашими возможностями. Мне кажется, вы могли оценить степень риска. И могли решить, стоит ли вам участвовать в этом предприятии. А если решили, то пора перейти от слов к делу!
— Не надо горячиться…
«Странно, — отметил Ревизор. — То он коверкает слова, то запросто вворачивает в разговор не самые простые русские выражения. Горячиться… Похоже, он знает русский лучше, чем хочет показать».
— Мы имеем рискованное предприятие. Пятьдесят процентов — это хорошая цена. Когда будет дело, мы дадим остальное. Мы дадим больше.
— Ладно, черт с вами, давайте что есть!
«Пока надо их использовать, а потом… — подумал Глава администрации. — Лишь бы деньги дали и обеспечили общественный резонанс…»
Шаги. Мягкий стук двери. Тишина.
Кто же это мог быть?
Ревизор быстро оделся и быстрым шагом прошел в магазин, выходящий витринами на ворота администрации.
Вот он!
С крыльца администрации сбежал средних лет мужчина.
По покрою одежды — наш, по повадкам — иностранец. Мужчина прошел к автомобильной стоянке и сел… в «Москвич». Что уже совсем интересно. Машина российская, одежда тоже, а сам…
Надо присмотреться к нему поближе.
Ревизор вышел из магазина на улицу.
«Москвич» тронулся с места. Уйдет!.. Но здесь нельзя, могут быть видеокамеры. Быстрым шагом отошел за два квартала от магазина и здания администрации и поднял руку.
Нет, так никто не остановит.
Снова поднял, но уже с зажатой в пальцах стодолларовой купюрой.
Первая же машина затормозила, как вкопанная.
— Куда?
— Вперед. У меня дочь дура, уехала с каким-то подонком.
Ехали не долго. Машина остановилась во дворе жилого дома. Прежде чем выйти, иностранец закрыл все окна и подергал ручки. Значит, собирается уходить надолго.
— Черт возьми! Я, кажется, машины перепутал. Та тоже «Москвич» была. Может, простишь?
— Нет, уговор есть уговор. Гони сотку…
Иностранец вошел во второй подъезд.
— Слышь, бабуля, это чья машина, не Пашки Говорова?
— Какого Пашки? Нет здесь никакого Пашки. Жильца это одного. Он здесь квартиру снимает.
— А-а…
Соваться в квартиру с микрофонами Ревизор не рискнул. Попробовал пощупать клиента издалека с помощью лазерной пушки. Ничего не вышло. Снимать вибрацию со стекол было невозможно, стекла дребезжали от поставленного на подоконник, вплотную к ним, и включенного на среднюю громкость магнитофона. Жилец был меломаном, и, пока находился в квартире, музыка не затихала. Или был профессионалом, знавшим о предательском свойстве окон.
Нужно было действовать как-то иначе. Изысканней…
Например, снять соседнюю квартиру и… Нет, снимать нельзя, это может вызвать подозрение. Но как-то освободить надо. Может, выселить жильцов под видом капремонта? Нет, тогда придется ремонтировать весь дом, в том числе квартиру иностранца. Дать телеграмму, что умер любимый дедушка? Они, конечно, уедут, но ненадолго. А что, если… Причем с гарантией на месяц…
— Ваша квартира 67?
— Да…
— Прохорова Мария Павловна?
— Да-а…
— Я представитель туристической фирмы «Удача». Пришел вас поздравить!
— С чем?
— Вы выиграли путевку в Средиземноморский круиз. На трех человек, — представитель протянул купленную два часа назад круизную путевку.
— У меня нет трех человек. У меня только муж.
— Ну, значит, на двух. Так что собирайтесь. Возьмите с собой паспорт, купальный костюм и… И все. Остальное за счет фирмы. Выезд через три часа.
— Как через три? Я не могу через три. А нельзя маленько подождать?
— Я подождать могу. Но теплоход, теплоход ждать не станет. Через три часа вы должны быть в аэропорту, через шесть — в Москве, где вам откроют визу, а поздно вечером на борту морского лайнера в каюте первого класса. Так что собирайтесь.
— Скажите, а нельзя взять деньгами?
— Деньгами нельзя! Впрочем, если вы не хотите бесплатно посетить Рим, Венецию, Марсель и Париж, то так и скажите! И я отдам путевку…
— Не надо отдавать! Я согласна. Только можно, я позвоню. Подруге. Скажу, что я еду…
— Звоните.
Но телефон не работал.
— Молчит.
Еще бы он не молчал, если провода перерезаны.
— Жаль.
— Тогда можно я сбегаю соседям скажу?
— Нет, бегать никуда не надо. Вы не успеете, у вас осталось два с половиной часа. Я сам всем все расскажу.
— Спасибо.
— Не за что. Собирайтесь. А я, с вашего позволения, пока подожду вас на кухне, а потом провожу в аэропорт.
— Ну что вы, зачем… Я сама справлюсь. А вы идите отдыхайте.
— Я бы ушел, с удовольствием, но, если я уйду, меня начальство так взгреет…
Квартира освободилась. Поздно ночью Ревизор открыл дверь прихваченным у жильцов запасным ключом. И лег спать. Потому что работа туроператора — это, оказывается, такая утомительная суета…