Бизнесмена Сашка решили брать в ресторане. Там не надо прятаться, там можно расположить группу захвата внаглую. Взяли в оборот одного из приятелей Сашка, которого обязали пригласить всю честную компанию в ресторан.
Он пригласил.
Сашок не учуял подвоха, он каждый день бывал в кабаках, не в том, так в этом. В этом тоже бывал, но реже, чем в других. Веселая компания сдвинула два столика и пошла гулять — пить, есть, веселиться.
За соседними столиками тоже ели, пили и веселились. Ели, пили и веселились люди Тритона. За всеми соседними столиками! Зал был забит людьми Тритона. Соседний зал тоже. И даже на улице, в машинах, сидели люди Тритона. Столик Сашка был взят в тройное кольцо. Его боялись. Все помнили, что было с Красавчиком и людьми Красавчика, которые хотели замочить Сашка в ночном клубе.
Сашок пил водку, жрал, хохотал над очередным похабным анекдотом, перебивая всех, рассказывал свой похабный анекдот и громче всех над ним смеялся… Он был типичным, мелкого пошиба, бизнесменом, живущим одним днем, вот этим днем, этим ужином, этой водкой, этим ощущением своей значимости. Он мотал жизнь широко и со вкусом, не задумываясь о завтрашнем дне. Завтра — будет завтра. А сегодня надо успевать жить.
— Ну, значит, гаишник, срисовывает тачку и кидает поперек дороги палку, чтобы по-легкому бабки срубить. Подгребает. В телеге братан в полном прикиде, ну там, струпья, голда, мобила, децел, две телухи на заднем сиденье чисто Шифер, тока еще круче. Короче, видно, что все у пацана нормально. Мент, прикинь, конечно, начинает парить про аптечку, непристегнутые ремни и про то, что тачка в угоне…
— Ха-ха-ха!..
И Сашок громче всех — «Ха-ха-ха…» Смешно Сашку. Веселится Сашок на полную катушку. Уже понимая, что это его последний вечер, что живым ему отсюда не выбраться.
Все, конец, амба!
Главный вход блокирован тремя, под два метра, бугаями. Запасный и служебный выходы тоже. На улице и во дворе — машины с затемненными стеклами. За соседними столиками — их люди. Похоже, что за всеми столиками их люди. Значит, это не слежка, значит — облава. Филеры толпами не ходят. По всему получается — будут брать: живым брать. Для того чтобы убить, было бы довольно снайпера в доме напротив.
Как же они смогли его вычислить? Как?..
— …снял он, значит, телуху 90-60-90 и погнал к себе на хату оттянуться по полной программе. Он же не знал, что его баба с хаты не съехала…
Прорываться с боем бессмысленно, только себя светить и Контору светить. Пробиться все равно не удастся, слишком их много…
Если только через туалет? Сделать вид, что прижало, и…
Нет, поздно. Все поздно. Они шагу ступить не дадут. Они только ждут удобного момента…
Как они на него вышли? Может быть, через Сорокина? Вряд ли, Сорокин на него указать не мог. Сорокин его не видел, вернее, видел в темноте, сзади и совсем другое лицо. Тогда, может быть…
Впрочем, это не важно. Уже не важно. В этом разберутся другие. А он…
А если через кухню? Там наверняка есть вентиляция и есть лифт в подвал, где кладовые, и если успеть…
Не успеть! Ничего уже не успеть! Поздно успевать! Нет выхода через кухню и туалет. Капкан захлопнулся, оставив только один выход. Единственный…
Но тогда хотя бы не за просто так. Хотя бы прихватить с собой десяток этих… Потому что обидно одному, без них. И без всякой надежды. Девять пуль в обойме пистолета. Есть десертные ножи, вилки, тарелки, которые, если уметь ими пользоваться, серьезное оружие. Можно выворотить ножку стола…
Но нет, даже ножку не выворотить. Не потому что невозможно, потому что нельзя! Ничего нельзя — ни жить, ни умереть по-человечески. Потому что — Тайна выше жизни. Потому что жива еще мать и живы родственники. Которые заложники Конторы. Которые ответчики. За его трусость ответчики. И за его безрассудную храбрость.
Не может он никого убить. Может только умереть. Что тоже не просто, когда тебя хотят взять живым, когда с тебя не спускают глаз.
— Ну, значит, снимает он портки, она ему, а он ей, и она…
— Ха-ха-ха!..
Пистолет в таком деле бесполезен. Его надо еще вытащить, дослать патрон… А они рядом, в двух шагах. Нет, не успеть. Пистолет отпадает. Надо найти какой-то другой способ.
— … а этот лох стоит и зенками хлопает…
— Ха-ха-ха…
Сашок просмеялся, пододвинул ближе тарелку с мясом. Оживленно болтая, взял в правую руку нож. Почувствовал, как мгновенно напряглись за соседними столиками посетители, но тут же успокоились.
Нет, не поняли, не догадались. Значит, есть шанс…
Резанул мясо, подцепил кусочек вилкой, мельком взглянул на лезвие.
Не повезло. Нож был самый неудачный, был тупой, с полукруглой заточкой. Такой с первого раза не воткнешь, только если вбивать. Или бить в мягкое, например, в живот. Нет, утащат в больницу и спасут. Тогда в шею. Пожалуй, в шею, так, чтобы перебить артерию. Тогда быстро, три-четыре секунды. Тогда им не успеть…
Сашок снова радостно, в голос, захохотал. Что-то сказал. Мотнул головой, поморщился, почувствовав, что ему мешает смеяться, мешает есть сдавливающий горло галстук, ослабил узел, приспустил галстук вниз, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, распахнув воротник.
Теперь нормально, теперь шея открыта для удара, теперь ничто не помешает…
Поднял нож, чтобы отрезать мясо, но отвлекся, замер с приподнятой рукой, заинтересовавшись словами собеседника. Что-то сказал, на что-то указал ножом.
На самом деле примерился. Удар должен был быть максимально точным и сильным. А если слабым или если промахнуться, то тупое, полукруглое острие может соскользнуть, может уйти в сторону, завязнуть в мышцах. А надо, чтобы наверняка…
Это очень непросто — убить себя ударом ножа. Непросто преодолеть инстинкт самосохранения, в последнее мгновение заставляющий ослабить силу удара, отдернуть руку, остановить жало ножа в миллиметре от тела. Самоубийцы редко выбирают нож. Подавляющее большинство — петлю, яд или прыжок с десятого этажа. Что проще, что необратимо.
Но Ревизор был лишен выбора. У него был только нож. Плохой нож — тупой, скругленный, с гладкой, без упора для пальцев ручкой.
— Стой, дай я, дай я расскажу! — азартно выкрикнул Сашок, выбрасывая вперед руку. С ножом…
Он был очень естествен, и никто не обратил внимания на его случайный жест. Просто человек увлекся и забыл про то, что хотел отрезать мясо.
— Ну дайте же сказать!..
Сильно сжал пластмассовую ручку, подставил под торец согнутый мизинец, чтобы не соскользнули пальцы, чтобы был хоть какой-то упор, чуть развернул лезвие к себе. К шее.
Ну вот и все!
Не вышло у них, чтобы живым. Не вышло…