***
Москва. Мастерская металлоремонта.
Ага, если сделает вид, что поверил, значит, любит, – мысленно передразнила капитан Артамонова старого медвежатника. – Если он сделает вид, что поверил, точно, чей-то агент! Только «Скворца» перед ним скомпрометируем… Хотя, если он не совсем бесхитростный, может уже и так обо всём догадаться. Диана не выглядит, как человек, способный что-то долго скрывать от мужа. Бесхитростная уж очень…
– Нет, Диан, мы не будем так рисковать, – решительно заявила она. – Устала – лучше передохни. Давай я пока поковыряюсь, навыки освежу. А Иван Андреевич тебе расскажет, как себя вести и что делать, если тебя арестуют за рубежом.
– А меня за кордоном не арестовывали, откуда я знаю, что там надо делать? – развёл руками тот. – Хотя, прошедший наши университеты жизни и там не пропадёт. Ну, слушай, девонька… Первое правило зэка «Не верь, не бойся, не проси».
– Ну, не верь и не бойся это понятно, а почему не проси? – уточнила Диана.
– Потому что должен будешь, – серьёзно взглянул на неё Завьялов, – в зависимость попадёшь, а что взамен попросят, одному чёрту известно. И долг не отдать нельзя, накажут. Изобьют или и вовсе, зарежут.
Диане стало совсем неуютно, она судорожно сглотнула и это не укрылось от внимания старого мастера.
– Конечно, лучше не попадать в места не столь отдалённые, – проговорил он. – Так что слушай про то, что действительно важно для этого. Что бы тебе на допросах не предъявляли, всё отрицай. Даже когда у них, казалось бы, доказательства на руках есть. Главное, не паникуй. Отпечатки твои где–то нашли? Вспомни, когда могла их оставить без участия в криминале, не можешь вспомнить, придумай. На допросах они любят подловить, – покосился он на капитана Артамонову, но та ковырялась с личинкой замка в тисках и делала вид, что не слушает их разговор. – Допросам их специально учат, там у них столько хитрых приёмчиков...
– Каких? – спросила Диана.
– Ну, к примеру, очень любят помариновать перед допросом, нервы помотать. Начнут допрос, а потом изобразят – их, якобы, вызвали куда-то, а ты сидишь, ждёшь и переживаешь. А когда все нервы себе истреплешь, вот тут они и нагрянут с расспросами, да как насядут… Так что мой совет – не переживай, вообще, что куда-то ушел тот, кто допрашивает. Эта сволочь сидит в соседнем кабинете, чай пьёт и лясы точит с кем-нибудь. Чтобы это прекратить, сиди спокойно или подремли, пока возможность есть, а то они любят спать не давать. Захотела в туалет, постучала в дверь, там всегда охранник есть, он тебя проводит.
Диана кивнула. Она старательно ловила каждое слов. Довольный ее вниманием старик продолжил:
– Начнётся допрос, соблюдай спокойствие, с ответами ни в коем разе не спеши. Они любят уверенно говорить о чём-то, а у самих часто ни фактов, ни улик… О всякой ерунде могут расспрашивать равнодушно, ты расслабишься, а он так между делом что-то важное спросит, а ты ответишь на автомате. Это всё так специально делается! Иногда, наоборот, начинают быстро-быстро вопросы задавать, подумать не дают… Так ты не спеши с ответами, не поддавайся этому ритму, свой навязывай, неспешный. На любой вопрос – думай! Молча! И пока не будешь уверена в ответе, рот на замок! Или вот еще тактика у них есть хитрая. Некоторые рассказывают о своих проблемах, сочувствие пытаются вызвать, а потом говорят, помоги мне, а я помогу тебе. Не верь! Это всё их приёмчики, и проблемы их не настоящие, а из учебника…
Диана сидела и слушала, открыв рот. Пашка говорил ей, что профессиональные разведчики все сплошь и рядом работники посольств, если что, им, в худшем случае, высылка из разведываемой страны грозит. А тайным агентам дипломатическая неприкосновенность не светит, будут сидеть долго, в случае провала, и упорно, пока не обменяют…
***
Москва. Квартира Ивлевых.
Шанцев заехал в гости буквально на сорок минут. Аполлинария стол заранее накрыла, поздоровалась радостно и прошла внутрь в ожидании гостя. Ахмад вышел встречать, а сам мнется – одно дело Шанцев был директором, а теперь он первый секретарь, за целый город отвечает. Правильно поняв причину заминки, Шанцев сам шагнул к нему и сердечно обнял, только после этого Ахмад расслабился. Шанцев при личной встрече почувствовал, что его прежние претензии к Ахмаду, что бросил и сбежал, куда-то испарились. К его собственному удивлению. И когда? Скорее всего, после эпизода, когда на него бандиты по наводке Вагановича напали. После этого он подумал, что, в принципе, Ахмад по-умному поступил, что уехал. И не только так подумал, но и сердцем принял это решение друга, что первоначально его так задело, и обижаться перестал.
– Павел-то дома? – спросил Александр Викторович, когда все ритуалы по встрече были завершены, и он с Аполлинарией и ее мужем сели за стол.
– Нет, он на тренировке, – ответил Ахмад. – Часам к десяти только будет.
– Вот и отлично, – вернулся Шанцев к свёртку с трёхтомником, оставленному в прихожей. – Это ему на день рождения. Передай, пожалуйста.
– Конечно, – взял Ахмад подарок.
– Спрячь куда-нибудь пока, – попросил Шанцев. – Заранее нельзя дарить.
– Спасибо, – поблагодарила Аполлинария. – А что в министерстве? Как съездил, Александр Викторович?
Шанцев рассказал, как всё прошло и принёс письмо трудового коллектива, которое так и осталось при нём. Алироевы по очереди прочитали его.
– Так что, профессионализма от Вагановича, оказывается, никто и не ждал… Будет он директором нашего завода, как ни жаль… – подвёл итог Шанцев.
– Надо, чтобы Фокин остался замом, – ответил Ахмад. – Он крепкий руководитель, столько лет на заводе отработал. Главное, чтобы Ваганович ему не мешал.
– Само собой, – кивнул Шанцев. – Мы с ним уже об этом говорили, Ильич всё понимает. Конечно, место директора завода должно было быть его… Но дайте мне время, закончится проверка, надеюсь, не сможет Ваганович все концы в воду спрятать.
Они посидели ещё немного и засобирались на вокзал. Ахмад пошёл провожать Александра Викторовича. Им было ещё о чём поговорить.
***
Вечером нашёл в почтовом ящике письмо от Тимура. Всё-таки он мне тоже написал, правда, фотография была всего одна, та, где они с Веткой Новый год встречают. Он писал, что к экзаменам допущен и надеется сдать сессию. Судя по тому, что задачу он себе ставил просто сдать, учёба даётся ему непросто. Писал, что так привык к казарме, что несколько дней в домашней обстановке показались ему чем-то нереальным.
Как бы там ни было, увольнительную или отпуск для поездки к матери ему в училище дали, значит, он там на хорошем счету.
На вторник у меня были большие планы, надо доехать до библиотеки, обменять мои книги на собрание сочинений Конан Дойля, а затем отвезти его Марьяне для работы. Потом обувная фабрика.
Пока я подбирал книги, что нужно отвезти библиотекарше, зазвонил телефон. Это оказался капитан Румянцев.
– Хорошо, что ты дома! – обрадовался он. – Всё в порядке. Дело есть.
– Я уже понял, – усмехнулся я. – Мне подъехать?
– Да необязательно, я тут недалеко от твоего дома, из автомата звоню. – вдруг выдал он. – Давай, встретимся минут через десять около твоего подъезда, пройдемся.
– Ну, давайте, – озадаченно проговорил я. – Так может, и домой зайдете?
– А ты один и никого точно больше не будет?
– Да нет, тут полно народу.
– Не положено! – вздохнул Румянцев.
Ну, не положено, так не положено. Встреча у подъезда… Это что-то новенькое… Интересно, с чего вдруг такой необычный формат?
Придумать ничего конкретного я не успел, вышел во двор к назначенному времени, и вскоре появился капитан Румянцев собственной персоной. Но не подошел ко мне, а мотнул головой в сторону от подъезда и сам туда пошел. Прошли с сотню метров, за мусорки, поближе к НИИ, и только тогда он остановился и заговорил:
– Здесь твои друзья и домочадцы не ходят?
– Вот в том здании у меня мама работает, она сейчас на работе, – ткнув пальцем в НИИ, рассказал я. – Она экономист, тут поближе устроилась, прибегает в обед няне с малышами помогать.
– А жена-то где? – удивился Румянцев.
– На работу с нового года вышла, – как о само собой разумеющемся ответил я. – Союз советских обществ дружбы с зарубежными странами… Выставки, съезды… Жизнь бьёт ключом… Как тут дома усидишь?
– Понятно, – кивнул Румянцев. – Ладно, давай к делу. Решил тебя не дергать с приходом к нам, как раз был в твоем районе по своим делам, вот и решил прямо на улице переговорить по одной проблеме...
– По какой?
– По одному из твоих знакомых есть вопросы…
Блин! Ну что он тянет… И кто же из моих знакомых заинтересовал КГБ? Не по Диане ли меня сейчас будут спрашивать? Надеюсь, что нет.
– Мы собираем информацию по подполковнику Гончарову, – вдруг, совершенно неожиданно для меня, сказал он. – Я знаю, что ты с ним тесно общаешься…
– Нужна информация о Грише? – поразился я.
– О Григории Андреевиче… Что ты можешь о нём сказать?
– Блин. Да ничего плохого. Его отец женат на лучшей подруге моей бабушки. У бабушки с подругой дом в деревне на двоих. Я, вообще, Гришин должник, сколько он нашим старикам по хозяйству всё лето помогал, в деревню каждые выходные мотался и сейчас помогает. А мне же некогда…
– А что там за история с аморалкой, – поинтересовался Румянцев, – из-за которой его с загранки сняли?
– Да ерунда, недоразумение. Всё Министерство обороны до сих пор, наверное, этот случай со смехом вспоминает, – улыбнулся я. – Никакой аморалки на самом деле не было. Он свободный человек, а мамаша одной из его знакомых решила его посредством жалобы в Министерство на своей дочери женить. Жены нет, так почему он не имеет право встречаться с девушкой, не собираясь на ней жениться? Он ей ничего и не обещал… Все это выяснилось достаточно быстро, мамаша эта одумалась, даже бегала по коридорам Министерства обороны, пытаясь жалобу забрать. Так что можно было его в лёгкую вернуть на прежнюю службу, но сам Гриша решил, что ни делается, всё к лучшему. Он же в разводе и вечно по командировкам. А у него сын растёт, десять лет уже, за ним глаз да глаз нужен, а Егорыч, отец Гришин, уже старенький… В общем, Гриша подумал, подумал, и решил в Москве остаться.
– Ну, понятно… А что ж в личном деле аморалка так и осталась?
– А мне откуда знать? – удивился я. – Там реально ничего не было компрометирующего, я не придумываю. Девушка, на которой мать его хотела женить, такое впечатление, что со всеми мужиками в нашем подъезде либо в кровати полежала, либо попыталась. Да она даже меня клеила! Недавно вон, замуж за цыгана вышла, уехала к нему в колхоз, и все так обрадовались… И за нее, но больше за нас… Но она потом и оттуда сбежала. Ясно, что Гриша в курсах был, что жениться на ней не следует. Он и не собирался, это ее мамаша себе вдруг вообразила, что у нее дочка прям на загляденье невеста…
– Ого, какая пылкая девушка! – пробормотал капитан, подняв удивленно брови.
– Хочешь, познакомлю? Она вроде то ли уже развелась со своим цыганом, то ли вот-вот разведется, так что, наверное, открыта к новым знакомствам… – в шутку предложил я, улыбаясь.
– Нет уж, спасибо! Девушка, мать которой на службу мне жалобы писать будет, мне точно не нужна, – решительно мотнул головой Румянцев. – Ладно, вернемся ближе к подполковнику. А в компании он как себя ведёт? Особенно, если выпьет? Общительный?
– Он профессионал, – серьёзно посмотрел я на Румянцева, – в каком бы состоянии ни был, о своей службе не говорит. Если спрашиваем, говорит, в пехоте, мол, жду выхода на пенсию. Ничего интересного, мол.
– Значит, характеризуешь его положительно?
– Однозначно, – подтвердил я. – Умный, порядочный, надежный.
– Ладно, спасибо.
Капитан пожал мне руку и ушел. И что это было? Реально их Гриша почему-то заинтересовал? Или решили проверить меня, не солью ли я информацию Грише, что им КГБ интересуется? А как они узнают? Единственный вариант, если Гриша сам им об этом доложит, что очень маловероятно… Скорее всего, это, всё-таки, по его душу… Он военный, значит, служит в ГРУ, а не в КГБ.
Интересно, по какому поводу за него взялись? Представить себе не могу, что Гриша с его опытом вляпался в какие-то тёрки с госбезопасностью…
И представить себе, что ради меня затеяли такую ловушку с привлечением офицера ГРУ, тоже не могу. Не знаток в отношениях этих двух служб, но вроде как они все время цапались между собой за внимание со стороны Политбюро… Значит, обращаться к нему с просьбой о провокации в отношении меня КГБ не стал бы. Не их он человек.
Тем более, они же собрали о нас обоих информацию, понимают, что мы, хоть и не родственники, но очень добрые соседи и будем прикрывать друг друга… Или не понимают? Блин, что делать-то?..
А пошли все нафиг! Предупрежу его, и будь, что будет. Не сказать ему ничего не могу, слишком уже подружились с ним… буду погано себя чувствовать, если промолчу. Тем более, ничего я в КГБ не подписывал, предъявить мне нечего…
Собрался и поехал в библиотеку. К Гончаровым заходить не стал, вдруг, капитан Румянцев решил остаться понаблюдать. Стоит где-нибудь в соседнем здании с биноклем у окна, и смотрит, не появлюсь ли я на пороге Гришиной квартиры. Нет, так подставляться мне не с руки… Мне надо с Гришей как-то по-хитрому пересечься…
Юлия Ильинична встретила меня по-дружески, и тут же вытащила две авоськи с книгами. Выложил ей выбранные книги, а она из авосек достала свои семь томов. Просмотрел мельком, кивнул – книги в идеальном состоянии. Не то что страницы не разрезаны, разрезаны, конечно, но видно, что пару раз может и читали, но очень аккуратно, с любовью к ним.
– С вами приятно иметь дело, – положил я на стол четвертной и стал укладывать Конан Дойля в сумку и портфель. – Если ещё что-то понадобится, я могу к вам обратиться?
– Конечно, Павел. Буду очень рада помочь.
– Спасибо. На какое-то время Макару Ивановичу этого хватит.
Мы любезно попрощались, и я отправился в типографию. Марьяна смотрела на меня удивлёнными глазами, пока я выкладывал перед ней пять томов, с третьего по седьмой. Не жалко было бы и все семь отдать, но зачем ее смущать, отвлекая лишними размышлениями, зачем я сую ей первые тома, от производственной задачи, ведь по первым двум книгам типография уже отработала. Вот и не надо ей их даже и показывать…
– Думаю, вам лучше отвезти их домой и привозить по одному тому от греха подальше, – подсказал я ей.
– Хорошо, – с готовностью кивнула она. – Я так и сделаю. А потом что с ними делать?
– Ну, что делать?.. Оставьте себе, – улыбнулся я. Не забирать же обратно. Тем более, она прекрасно знает, что пять процентов от каждого тиража остаётся… Или не знает? – Марьяна Платоновна, а Макар Иваныч предупреждал вас, что пять процентов от каждого тиража надо оставлять?
– Нет, – озадаченно посмотрела она на меня.
– Хорошо, что спросил. Пять процентов оставляем и звоним, как всё готово, вот этому человеку, – оставил я ей рабочий и домашний номер Сатчана. Пусть он сам книги распределяет. Не хочется мне знать подробности этой кухни.
– Поняла, – кивнула она.
– Если какие-то производственные трудности возникнут, сразу звоните мне. Во всех остальных случаях – Павлу Сатчану. Договорились, Марьяна Платоновна?
– Договорились, – улыбнулась она, мы попрощались, и я отправился на обувную фабрику. Надеюсь, новую жемчужину в нашей коллекции.
Телефон нового директора не отвечал, и я набрал главного инженера, представился, и он почти сразу прибежал за мной на проходную.
– Здравствуйте, здравствуйте, – протянул мне руку сухощавый, жилистый брюнет с меня ростом лет сорока с хвостиком, – Маркин Михаил Дмитриевич.
– Очень приятно, Михаил Дмитриевич. Ивлев Павел, – пожал я протянутую руку, и он повёл меня на территорию.
– С чего начнём? – поинтересовался он.
– Михаил Дмитриевич, вы здесь новый человек или до смены руководства тоже работали? – первым делом решил выяснить я.
– Я здесь восемнадцать лет уже, – настороженно посмотрел он на меня.
– Отлично, – обрадовался я. Люблю работать с людьми, которые в курсе всего и вся на предприятии. – Директор уже дела принял?
– Вроде, – пожал плечами Маркин.
– Какие планы насчёт хозрасчёта?
– Будем переходить.
– А когда? Надо бы сначала посмотреть, может, какое оборудование замены требует? Тут надо всё продумать, сперва, – заметил я. – Давайте, посмотрим, чем фабрика располагает. Директор будет сегодня?
– Не могу сказать, это надо в управлении узнать.
– Ну, давайте, сначала на производство, а потом в управление, – решил я.
Мы прошлись с ним по первому цеху. Всё работало, возле каждой машины кто-то сосредоточенно трудился. На нас не обращали внимания. Обувь выпускалась и детская, и взрослая… Войлочная, на толстой подошве и с молнией посередине, то, что на моей памяти называли «Прощай молодость». Детские сапожки были синие и красные. Взрослые – чёрные.
Н-да… Старикам и детям, конечно, тепло и удобно в такой обуви, но остальным надо что-то поэстетичнее и поэлегантнее.
– А кожаная обувь есть? – спросил я.
– Есть, пойдёмте дальше, – пригласил меня Маркин.
Мы пришли в цех, где на похожих машинах, как в первом цеху, крутились кожаные женские заготовки ярко-красного, практически, алого цвета.
– Боже, – не удержался я. – Это что за вырви глаз? Спецзаказ какой-то?
– Какой спецзаказ? – не понял меня Маркин.
– Ну, для кого это шьётся? Кто это носить будет? Артистки цирка? Или кордебалета?
– Нет, – рассмеялся Маркин, – простые советские женщины носить будут. Намажут дёгтем из аптеки и получатся красивые коричневые сапоги, которым сноса не будет.
– Понятно, – сразу вспомнил я запах дёгтя в квартире моей первой семьи.
Отец всю новую обувь, осеннюю и зимнюю, дёгтем обрабатывал. Считалось, что он водоотталкивающими свойствами обладает. Этот запах потом очень долго выветривался из кожи.
– А почему бы сразу не шить коричневые или чёрные сапоги?
– Так а как, если кожа пришла красная? – удивлённо посмотрел на меня Маркин. – Что пришло, из того и шьём.
Я только тяжело вздохнул. Блин, ну и что ему сказать? Все верно, особенности плановой экономики…
В следующем цеху шили женские осенние туфли ярко-оранжевого цвета. Видимо, кто-то решил, что осенью мало ярких красок на улице, надо добавить.
Ещё одна модель отшивалась из светлой жёлто-коричневой кожи, совершенно неестественного оттенка. Кто, вообще, в такие цвета кожу красит? Руки бы оторвать. Красный краситель есть, синий есть, зелёный, жёлтый… Ну, что стоит смешать приличный цвет? Эх…