Революция

Глава 15

В январе Мюнхен принимал чемпионат Европы по канадскому хоккею с шайбой. В том же месяце в Давосе прошел еще один чемпионат, более представительный, по европейскому хоккею с мячом. Друг просил Федора, когда они еще жили в Гамбурге, показать газеты с отчетами. В прежней жизни он смотрел хоккей по телевизору и болел за наших. То есть за россиян, игравших в КХЛ и на чемпионате мира, за легионеров — в американской НХЛ. Федор удивлялся, как столь странная заокеанская забава привлекает к внимание Друга. Но покорно просил газеты у мастера цеха.

На фотографиях из Мюнхена было запечатлено, как крепкие парни в свитерах и широких штанах, на шее — шарф, валтузились по ледяному полю, гоняя клюшками шайбу размером с консервную банку.

А еще там было много снимков Мюнхена — крупного города с солидными четырех- и пятиэтажными домами несколько тяжеловесной архитектуры, обязательно с башенками или круглыми выступающими элементами фасада, чтоб каждый напоминал об английской пословице: мой дом — моя крепость.

Из-за общей массивности строений любой, попадавший в Мюнхен, должен был себя чувствовать пигмеем. Громады соборов и дворцов морально давили. Они казались гигантами, которым достаточно сделать шажок, чтоб от прохожего осталось мокрое место.

В этом самом богатом до Русской войны городе Германии преобладал гужевой транспорт: коляски с откидным верхом и огромными задними колесами, легкие брички и кареты. А вот ломовых извозчиков с телегами, которых масса в обеих российских столицах, практически не имелось — грузы развозились автомобилями. Или просто фотограф отбирал для газеты снимки с машинами, вестниками новой эпохи, а не безобразными повозками.

Мюнхен, увиденный Федором вблизи, напоминал запомнившийся по газетным фото город разве что стилем архитектуры. Тот, принимавший хоккейный чемпионат, был упорядоченным, чисто убранным, как полицейский в мундире, застегнутом на все начищенные пуговицы.

Нынешний Мюнхен, если и походил на полицейского, то раненого.

По улицам стелился редкий вонючий дым, хотя явных пожаров не наблюдалось. Очевидно, горел мусор.

Проспекты и площади практически обезлюдели. Праздношатающихся — ни одного. Восстание смело с улиц всех: торговцев, чистильщиков обуви, разносчиков, цветочников, мальчишек с газетами, старьевщиков, собирающих пожертвования монашек, бродячих музыкантов, художников с мольбертами на тротуарах, воркующих парочек и подобную им публику. Бронзовый король Людвиг на бронзовом же коне с удивлением смотрел на пустую площадь Одеонсплац, обычно полную его подданных.

Сновали мужчины делового и решительного вида — отрядами и мелкими группами. Часть передвигалась в кузовах грузовых авто. Автобус, доставивший в город Федора, Юргена, Либкнехта и пару полицейских, обогнул конную статую и повернул к Одеону. Там располагалось Министерство внутренних дел Баварии и полицейский комиссариат Мюнхена[11].

Среди множества незнакомых лиц внутри здания мелькнуло одно узнаваемое и даже очень. Троцкий не мог оставаться вдали от событий. Он тоже заметил вошедших и бросился навстречу, пожав руки Федору и Либкнехту.

— Камрады! Через полчаса начнется собрание при министре с участием командиров фрайкора и рабочих отрядов. Будем пытаться наладить координацию. Пока получается плохо. Полицейские смотрят на нас зверем, да и наши… соответственно.

— Не удивлен, — сказал Федор. — Правительственные продвинулись далеко?

— Их называют пруссками. Прорвали нашу оборону у Грослаппена, двигаются к центру вдоль набережной Изара.

— Вдоль набережной? На таком узком фронте? — удивился Федор. — Слухи были про целую дивизию!

— Возможно, преувеличивают, — Троцкий гордо вздернул бороденку. Мол, коль преувеличивают, значит — трусят. А мы не такие. — Пруссаки идут не торопясь. Стреляют из пушек издалека. Наверно, для острастки. Разгромили десятки домов, больницу. Впереди боевой маг-электрик и пара броневиков. Доходят до баррикады, маг вылезает и бьет цепной молнией. В результате защитники или убиты, или оглушены. Пехота под прикрытием броневиков бежит к баррикаде, перелезает ее и добивает уцелевших. Потом они останавливаются, примерно на день. Делают повальный обыск на взятых площадях.

— Отлично. Значит, их маг не слишком силен, коль требуется столько часов на перезарядку. Есть с чем работать.

— Вот и скажите это на совещании!

Как ожидал Федор, оно более походило на базар. Немецкий ордунг рухнул, командиры отрядов больше крысились друг на друга, а не искали разумные решения. Только полиция молчала, по-военному дисциплинированная. Вдовая княгиня Виттельсбахская, председательствовавшая по праву принадлежности к правящей княжьей фамилии, но не имевшая особого авторитета, тщетно взывала к порядку и разуму.

Улучив момент, Федор поднялся.

— Я убивал прусских магов на фронте. Повторю и здесь.

Шум немедленно стих. Полсотни пар глаз повернулись к нему, большинство из них не выражали приязни.

— Будто на заседании Кнессета встал бывший эсесовец и ляпнул: я жег евреев в Освенциме, щас и вас научу, — брякнул Друг. — Не тушуйся, жги!

— Я воевал на стороне русских под Ригой, — начал Федор. — Был пленен и принят в подданство Рейха как фольксдойче. Хорошо знаю тактику казаков против прусских магов. Казаки нападают внезапно и открывают огонь из нескольких пулеметов Кошкина. Такие пулеметы прибыли к нам из Франции, где их называют «митральезы», и они имеются у рабочих. Под огнем защита лопается, маг гибнет как простец. Обычно его смерть сильно подрывает боевой дух сопровождающих солдат. Мне нужен десяток стрелков-добровольцев с пулеметами, по два полных магазина на ствол.

Тишина разорвалась возмущенными репликами. Особенно неистовствовал седой подполковник из фрайкора, ветеран. Он кричал, что нет доверия уже раз сменившему сторону… Полицейский чин заметил, что у них есть только пара станковых пулеметов. Боевому магу-электрику — на один зуб.

— Камрады! — вмешался Либкнехт. — Давайте сформируем отряд стрелков с митральезами исключительно из рабочих! А также отряд прикрытия. Добровольцы будут. Правильно, камрады?

— Одного прикрытия мало, — возразил Федор. — После гибели мага и части пехоты под пулеметным огнем у нас будет шанс. В рядах пруссаков появится слабое место. Нужен удар и контрнаступление. Вижу, взаимодействия не наладить. Договоримся о простом. Рабочие пробивают брешь. За ними идут полиция и фрайкор.

— У нас есть конная сотня, — пробурчал подполковник. — Но только попробуй подведи…

Юрген узнал Клауса еще во Фрайзинге и одновременно он его не узнавал. В Гамбурге это был простой фабричный рабочий, такой же, как и он сам. К тому же невезучий, на ровном месте заполучивший пулевое ранение в бок. И то, что очаровательная фройлян Джулия приехала из далекой России ради этого мужчины, будто бы увиденным на нечетком газетном снимке, не укладывалось в сознании. Вспыхнувшая влюбленность в прекрасную иностранку так же быстро и схлынула, оставив осадок недопонимания — почему та предпочла невзрачного подстреленного коротышку.

Перед самым отъездом, когда Юрген зашел их навестить, раненый словно сбросил маску. Он говорил властным, волевым тоном, Джулия соглашалась и слушалась. Чувствовалось, что в прежней жизни ему приходилось командовать. Кем он был раньше, Юрген спросить постеснялся.

В Мюнхене Клаус окончательно преобразился. С бородой, усами и пенсне он напоминал скорее университетского профессора, говорил так же — четко и уверенно. А когда голосом, не знающим сомнений, объяснил, что ликвидирует практически неуязвимого боевого мага, никто не выразил сомнения в том, что такое возможно. Даже фрайкоровский подполковник больше колебался относительно верности Клауса восставшей Баварии, чем способности разобраться с магом.

Когда они вышли от княгини Виттельсбахской, Клаус первым делом поманил Юргена к себе.

— Тебя единственного знаю из бойцов рабочих отрядов, потому и предлагаю: поведешь пулеметчиков?

— Я ни разу из пулемета не стрелял, — Юрген скосил взгляд направо, где его на плече покоилась армейская винтовка «Маузер». Наверное — добытая в бою против полицейских, поскольку из Франции прибыли исключительно французские образцы.

— Не беда. Есть время, поучимся, — успокоил Клаус-Федор. — Там главное — плотность огня, а не точность. Защита мага вздувается пузырем метра в два с половиной. С сотни шагов даже слепой не промахнется. Только нужно четко подготовить место засады. Попроси у полицаев автобус или еще какой автомотор. Съездим, осмотримся.

— Тебя не смущает, что я из Пруссии? — спросил Юрген.

— А я вообще из российского Поволжья, — хмыкнул Федор. — Тебе же объясняли. Воюем не прусскими рабочими, призванными в рейхсвер, а против пославшей их буржуазии. Либкнехт поможет с добровольцами. Коль ты уже воевал на улицах Мюнхена, то авторитет имеешь. Кроме того, мне нужны твои инициатива и сообразительность.

Клаус принялся действовать. Вроде не спешил, не суетился и почти никого здесь не знал. Но едва минула четверть часа, как автобус с полицейской надписью вез их вдоль реки к баррикаде повстанцев.

Ее Клаус забраковал с ходу, предложив оставить минимум защитников, чтоб снизить жертвы. Пожилой фрайкоровец бюргерского вида, командовавший обороной, с ходу послал советчиков подальше.

— Их убьют, — спокойно резюмировал Клаус. — Вот следующая линия перспективнее.

Баррикада, а ее пока только строили, тянулась от стены массивного здания какого-то банка к парапету набережной. Окна здания, забранные решеткой, показались Клаусу вполне подходящими для размещения пулеметчиков.

— Часть решеток надо срезать. Потом объясню — для чего.

Они уехали, а позади автобуса началась стрельба. Пруссаки с их извечной методичностью навалились на следующий редут. Фрайкоровцы сражались и погибали мужественно, но бестолково.

— С магом понятно, — объяснял Федор Юргену. — Говорят, пруссы броневики используют? Их из пулемета не пробьешь. Юрген! Организуй следующее. У каждого в засаде должна быть пара бутылок с бензином и тряпки. Примитивная, но надежная штука.

Вечером прямо во внутреннем дворике министерства внутренних дел опробовали оружие. До пожара и реконструкции там был театральный зрительный зал. Клаус велел пострелять из пулеметов всем участникам вылазки. Ходил, поправлял, критиковал. Видно было, что хорошо знает и оружие, и пулеметную стрельбу.

— Сойдет, — оценил в итоге. — Сами себя не поубиваете, и то — ладно. Юрген! Распорядись. Сложите из деревянных ящиков что-то вроде броневика, — а когда тот выполнил распоряжение, скомандовал: — Берите бутылки с бензином. Вытащите пробку. Вставляйте в горло лоскут ткани вместо нее. Все готовы? Наклоняем бутылку, чтобы часть бензина впиталась в ткань. Теперь поджигаем бензин и бросаем в броневик!

Даже столь простое упражнение выполнили не все. Кто-то из парней попал бензином себе на штаны, тут же вспыхнувшие. Незадачливый поджигатель вопил, прыгал на месте и скорее сбивал огонь, пока тот не добрался до причинного места. Кто-то швырнул бутылку, и она не разбилась, осталась лежать с горящим фитилем, напитываемым вытекающим бензином.

Наконец, ящики весело полыхнули.

— Броневик из железа, — хмыкнул Юрген. — Железо не горит как доски.

— Конечно, — Клаус глянул на него с иронией. — Цельте в переднюю часть, где капот и щели для вентиляции и охлаждения. Надо, чтоб горящий бензин пролился внутрь. Займется двигатель, а он в масле, следом — бензиновые трубопроводы. Коль пруссаки не успеют выскочить — капут. Юрген! У тебя есть пушка? Или другие предложения? Вижу, что нет. Так что действуем по моей схеме.

— Вы уверены, что все пойдет по плану? — вздохнул Юрген.

Клаус грустно улыбнулся.

— Кто-то сказал, что первой жертвой любой битвы становится план этой битвы. Всегда что-то обязательно идет не так, как ожидалось. Будем импровизировать. Постараемся выжить.

Над баррикадой полоскался на ветру двуцветный флаг Баварии — верхняя половина белая, голубая нижняя.

Федор подошел к двум десяткам фрайкоровцев, устроившихся с южной стороны. Лица суровые, мрачные, как у людей, готовых ко всему. Отставной фельдфебель, едва знакомый по вчерашним приготовлениям, построил их. Грянула песня:

— Бог действительно с нами, — добавил Федор. — У нас есть план, как сохранить позицию и уничтожить пруссаков.

Ополченцы смотрели с него надеждой, в то же время боялись обмануться в ожиданиях. Судьба защитников трех баррикад вдоль течения реки им была известна…

— Мне приказали подчиняться вам, герр Клаус, — отчеканил фельдфебель. — Какие будут распоряжения?

— Повернитесь к зданию банка, солдаты. Там — огневые точки. Если пруссаки применят ту же тактику, что принесла им успех в прежние дни, они поравняются с углом дома и оттуда начнут обстрел. Маг ударит цепной молнией, потом броневики откроют пулеметный огонь и двинут вперед. За ними — пехота. Но мы приготовили сюрприз. Как только маг кинет разряд, мы тоже начнем стрелять и, даст Бог, уничтожим гада. Если нет, то плохо. Но вторично он не бьет. Видно, вся энергия расходуется за раз.

— Нам этого раза хватит. Молодых жалко… — вздохнул самый пожилой из защитников баррикады.

— Вам не нужно погибать. Только заманите их в ловушку. Стреляйте издали. Потом надевайте форменные шапки на штыки и оставьте винтовки прислоненными к баррикаде. Сами ложитесь под рельс.

Признаться, в успешности нейтрализации молнии Федор сомневался. Стальной рельс, укрепленный в метре от мостовой и соединенный прутком с уходящими в землю трубами водопровода, поймал бы обычную молнию из облаков. Но магическая цепная молния распространяется иначе. Насколько сработает такое заземление — не знает никто. Не исключено, все до единого поджарятся заживо.

Пара пацанов, совсем зеленых, олицетворяла собой тех молодых, о которых сокрушался пожилой боец. Федор указал на них фельдфебелю.

— Их убери раньше. Пусть пальнут раз-другой поверх хлама, создав массовость, и валят нахрен. Вон туда, в канализационный люк.

— Нет! Мы со всеми. Мы уже взрослые! — заявил белобрысый пацан лет шестнадцати — за себя и более молчаливого товарища.

— Какие из вас вояки? Что вы умеете? — Федор начал распаляться как фитиль бутылки с коктейлем Молотова перед броском. — Сейчас отправлю к мамкам — ремнем отстегать!

— Умеем стрелять, — упрямо заявил ранее молчавший. — А что мы? Вон Адольф. Он и вовсе художник. Никогда раньше винтовку не держал, но с нами.

Молодой мужчина, примерно одних лет с Федором или чуть моложе, лихо закрутил пышный ус и отчеканил: «Я — не хуже других! Готов воевать и умереть за фатерлянд!»

Именно усы вразлет и ввели в заблуждение. Друг, вглядевшись в неприятное лицо художника с падавшей на глаз удлиненной челкой, не сразу его признал. Потом ахнул, когда мысленно подрезал ему растительность до квадратика под носом.

— Ты уверен? — спросил у него Федор. Вслух спросил: — Назовитесь!

— Рядовой Адольф Гитлер, 2-й взвод 3-й роты фрайкора, Мюнхен! — четко отрапортовал тот.

— Спокойно, Друг. Он пока нам нужен. Успеем, — Федор чувствовал, как тело, зависящее от двух сознаний, вдруг покрылось мурашками. Кулаки непроизвольно сжались, сердце удвоило стук.

Никогда прежде он не чувствовал потока столь всепоглощающей ненависти от Друга! Как бы ни было абсурдно в данной ситуации, тот, завладев управлением телом, скорее всего даже не стал бы доставать добытый в Берне револьвер, а бросился бы на Адольфа и начал рвать его зубами. С колоссальным трудом Федор заставил себя отвернуться, чтобы фрайкоровцы не сочли его сумасшедшим. Ведь тогда не послушают приказа и погибнут все до одного.

В банке он одернул Друга: охолони и не возникай под руку. Тот даже повиниться не успел, потому что началось.

Грохнули пушки. Издалека и вразнобой. Снаряд угодил в торец здания и как раз туда, где спряталась команда Федора и Юргена. С потолка посыпались штукатурка, дзинькнуло оконное стекло.

— Юрген! Не робей, — успокоил Федор. — Громко, но до нас не достанет. Лучше посмотри позиции парней и проверь сектор обстрела.

Парень струхнул, это очевидно. Был под пулями, но не под снарядами. Орудийная пальба сильнее впечатляет.

Вновь бабахнуло.

Федор откинул сошки «кошачьей митральезы», в девичестве — Дегтяря, и лег пузом на мешковину, постеленную на столе какого-то банковского чиновника. Толстые стены несколько сужали видимость.

Примостил сошки на подоконник, максимально выдвинулся вперед. Стала видна набережная, перекресток к северу от баррикады.

К взрывам артиллерийских снарядов добавились пулеметная трескотня и винтовочные выстрелы. Кто и в кого стреляет, отсюда было не понять.

— Друг, ты успокоился после рандеву с фюрером? Слетай на разведку.

Тот повиновался. Стало чуть легче. В их сознании товарищ походил на перегретый котел, ощущать это было неприятно.

События начали раскручиваться еще до возвращения Друга.

Сперва снаряд угодил в баррикаду. Доски и мусор, из которых она была сложена, взметнулись в воздух. О людях, стоявших в точке попадания, лучше не спрашивать. Остальные начали стрелять. Молодцы! Не испугались.

А затем подползли броневики. И не два, как было в прошлых штурмах, — целых три. Федор скомандовал зажечь масляные светильники, чтоб сподручнее было подпалить фитили бутылок.

В этот миг вернулся Друг.

— Засада! — сообщил Федору. — Ровно так же прут по параллельной улице, там тоже броневики. Где маг, не определил. Не исключаю, что их двое, по одному в отряде. Если здесь задержим пруссаков, нас окружат и прижмут к реке. Твое мнение?

— Не успеем ничего придумать. Действуем как договаривались, а потом линяем.

Плохо, что невозможно договориться с экипажами броневиков. Они тормознули метров на пятнадцать-двадцать раньше, чем ожидалось. Башни постреливали, а в средней машине отворилась дверца, из нее выпрыгнул мужчина в черной форме с серебристой опушкой.

— Видите клоуна в черном?! — проорал Федор. — Взять на прицел и не стрелять без команды!

Маг оказался огневиком и, к сожалению, не однозарядным. С его пальцев соскочила целая гирлянда огненных шаров, и они понеслись к полуразрушенной баррикаде, где на миг словно вспыхнул осколок солнца!

Федор нажал на спуск, ругая себя за промедление. Голос нескольких пулеметов слился в оглушающий рев.

Малиновый защитный шар мага продержался не более двух секунд, после третьей секунды колдун набрал добрый килограмм лишнего веса от впившегося металла. Часть стрелков перенесла огонь на пехоту, Федор и Юрген схватили бутылки.

Машины стояли слишком далеко для броска. Даже с высоты второго этажа. Молодой немец, самый мощный в команде, с сомнением посмотрел на Федора — не докинет. Ему и самому тяжко.

Времени на объяснения не осталось. Самый дальний броневик повернул башенку и влепил очередь по открытым окнам банка. Пришлось пригнуться. Пули вышибли куски противоположной стены, кто-то вскрикнул, задетый рикошетом.

Федор поджег фитиль и метнул бутылку, целясь в машину стрелка. Кинетический удар подхватил сосуд и впечатал в ребристые прорези справа от крышки капота. Огонь не вспыхнул. Такая же участь постигла вторую бутылку.

Юрген презрительно фыркнул. Затея с коктейлями Молотова, хоть он не слышал этого названия, его с самого начала не вдохновила.

— Ждешь, пока мотор захлебнется от льющегося горючего? Не выеживайся, жги! — рявкнул Друг.

Федор ни разу в жизни не сумел зажечь большой фаерболл, огненная магия давалась ему странно — только вместе с мощным кинетическим толчком и сразу с сильным нагревом на мишени. Сосредоточившись, он швырнул заряд энергии в бронированное рыло панцервагена.

Наверно, водитель броневика сильно удивился — что там ударило по капоту, а через секунду из мотора рвануло ярчайшее пламя. Это занялись пары от литра разлитого бензина.

Снова хлестнула очередь по окнам, к обстрелу банка присоединились оба оставшихся броневика. Видно, их экипажи не увидели, что стряслось с третьей машиной. Но сообразили, откуда бьют пулеметы повстанцев.

Федор выпрямился и схлопотал не менее двух пуль. На секунду Зеркальный Щит стал видимым.

— Вашу мать… Надеюсь, не заметят.

Не обращая внимания на стрельбу, зашвырнул две бутылки, одну за другой, целясь в ближайший броневик и вслед за ними вновь метнул сгусток энергии. Пламя с готовностью взметнулось над капотом. Последний броневик резко сдало назад, переехав колесами раненых пулеметным огнем пехотинцев, и выкатился из зоны поражения. Два других чадно горели, отправляя в небо клубы дыма. Около дальнего лежал экипаж, сраженный пулями «митральез Кошкина». Ближний так и остался с закрытым люком, прожаривая людей заживо. Какая там температура внутри, можно только догадываться.

Внизу стрельба стихла. Звуки боя доносились теперь издалека.

Федор повернулся к соседнему окну, откуда швырял бутылки Юрген, чтоб удовлетворенно бросить: «ну как мы их!», но слова застряли в горле.

Красивый рослый парень лежал на спине. Грудь пробили две пули, одна близко к сердцу. Он был еще жив. Федор наклонился над ним.

— Теперь моя очередь тебя спасать. Держись! Вынесем в тыл.

— Не-е… Все… Передайте фройлян Джулии… и маме…

Взгляд парня остановился. Из уголка рта скатилась красная струйка, кровь больше не шла — сердце перестало биться.

— Несправедливо, что его последние слова сначала адресовались едва знакомой чужой барышне и только потом матери, — расстроился Друг. — Надо найти его гамбургский адрес, Юля должна знать его. И отписаться — ваш сын умер достойно, как герой.

Федор опустил ему веки.

— Да, герой. Пруссак по происхождению в бою против других пруссаков. Ты не находишь, Друг, как это странно. Мы заставляем немцев убивать друг друга, чтоб Германия ослабла. Но теперь делим их на «своих» и «чужих», причем «своих» жалеем.

— Посмотри, что с остальными. А я полетаю, проветрюсь.

Остальные участники засады в банке получили легкие ранения — двое рикошетами, одному разбил лицо отлетевший кусок стены.

— Уходим! — сказал Федор. — Стрельба грохочет где-то к западу. Нас могут окружить.

— Его возьмем? — спросил один из рабочих, кивнув на тело.

— Нет. Когда очистим квартал от пруссаков, похороним всех наших. Надо еще проверить фрайкор за баррикадой.

Они спустились вниз и перебежками кинулись к разрушенному укреплению. Что символично, бело-голубой флаг покосился, но устоял, обгоревший по краю от фаерболов.

Защитники баррикады остались за ней. Лежали в позах, в которых их застала смерть. Частью — обгоревшие, но узнаваемые. Федор пересчитал тела. Одного не хватало — художника Адольфа с пушистыми усами вразлет.