Революция

Глава 8

Париж…

Юлия Сергеевна сокрушалась: дожив до четвертьвекового возраста, ни разу не выезжала за рубеж. Да что там за границу — за пределы Центральной России не выбиралась.

А ведь были деньги. На приданное их мало, а вот прокатиться по Европе, посмотреть на мир, показать себя… Что может быть лучше? Может, если с Федором, а не без него. И Париж был бы более привлекателен, если бы по мраморным полам магазинов на Елисейских полях шествовать под руку с настоящим мужчиной.

Трехдневные вынужденные каникулы в Париже она проводила с пользой и с немалым удовольствием. Директор Сюрте маркиз Пьер де Пре отсутствовал по служебным нуждам — так сказали в главном управлении полиции безопасности на улице де Соссе. Настоятельно рекомендовали обсудить интересующее ее дело с кем-то из других чинов. Юлия, проинструктированная Федором, была непреклонна: дело в личном доверии к господину де Пре, стало быть, его никто не и заменит.

Следуя указаниям докладывать о каждом шаге, она тотчас отправилась на почтамт и отправила в Берн телеграмму: «Маркиза приедет через три дня». Возможно, Федор изменил бы решение и велел бы ей идти к Игнатьеву, но у него имелись веские причины чуть меньше доверять соотечественнику, чем французскому офицеру.

По пути в Швейцарию он на каждой остановке спрашивал газеты, пробегал глазами заголовки, вчитываясь в некоторые заметки. В Берне, обменяв российские рубли на местные франки, чтобы расплатиться за гостиницу, Федор подхватил на стойке у портье новостной листок.

Отельный лакей проводил их в лифт, новомодное изобретение. В России оно почти не встречалось. Находившийся там служащий, важный словно вагоновожатый, повернул рычаг подъема с важным видом, будто на такое действо не способно ни одно живое существо на свете. Федор развернул газету, не дожидаясь остановки лифта.

В номере Юлия спросила, что же он пытается найти в газетах. Может быть, для начала стоит разобрать их вещи, а потом уж шелестеть листами.

— В ближайшие дни начнется конференция РСДРП, — просветил ее любимый. — Это шанс для нас с тобой. Где еще найти идейных революционеров, куда более деятельных и решительных, чем Роза Люксембург или Клара Цеткин. О черт! Твою мать… Прости.

Она подобрала брошенный им на кресло выпуск «Бернер Пост». В международных новостях сообщалось о пышных похоронах в Москве князя Юсупова. Фото запечатлело российского государя, склонившегося над гробом. Текст гласил, что его светлость, не оставивший прямых наследников, все свое состояние завещал казне.

Федор принялся раздеваться, нимало не смущаясь Юлии. Можно было радоваться некому новому пункту во взаимных отношениях, но она, конечно, предпочла бы снять дорожный костюм за ширмой. Но его глаза… Он смотрел перед собой невидящим взглядом. Машинально нацепив на себя пижаму, вымолвил:

— Все! Теперь мне окончательно запрещено воскреснуть.

— Почему же, милый? — удивилась Юлия.

— Потому что возникнет дело о наследстве. Я смогу оспорить завещание приемного отца, так как он не знал, что я жив. А еще изрядный капитал принадлежит мне лично — в недвижимости, банках и в бумагах коммерческого общества. А теперь представь: найдется ли судья в России, который вынесет решение против славного героя, личность легендарную и, как ты сказала, подлежащую причислению к лику святых. Будь я жив, то не удостоился бы и доли этих почестей. Стоит приехать, и начнется… Меня обвинят в самозванстве, наверняка создадут кучу других проблем. Слишком многим помешаю.

Услыхав такое, Юлия предпочла присесть. Ну, не то, чтоб ноги задрожали, так ей лучше думалось. Тем более кресла в отеле Швейцерхоф удобные — массивные, с высокими спинками и подлокотниками.

— Наши планы поменялись?

— Да, в какой-то части, — подтвердил ей Федор. Он, похоже, уже все решил. — Твой отъезд во Францию придется задержать — нужно кое-что обдумать. Да, порядок действий усложнится, только мы добьемся своего.

Твоему мужчине трудно? Самое время поддержать!

Порывисто вскочив из кресла, Юля метнулась к Федору и обняла его за шею.

— Я не сомневаюсь: ты, конечно, справишься. Мы с тобой…

А уж как радовалось она возникшей паузе в делах!

Как представлялось из романов, рассказов замужних дам из гимназии, воспоминаний покойной матушки об ухаживаниях отца, соединение двух любящих происходило не спеша. Сначала издали оказывались знаки внимания. Потом мужчина допускался к совместному чаепитию под надзором родни. Через месяц — робкое прикосновение через перчатку. От него долгий путь до страстных объяснений, объятий, поцелуев… Но никаких альковных дел до свадьбы! Сначала обручение, венчание, и лишь тогда — соединение не только душ, но и тел.

Юлия Сергеевна по собственной воле перепрыгнула к главному, пропустив все промежуточное — важное, деликатное, весьма приятное, на что, к сожалению, сейчас не было времени. Поставила на карту главный девичий капитал. Причем в ситуации, когда Федор не смог бы отказать…

Хотя отказал же ее сопернице? Пожалуй — да, ему нет смысла лгать. И вообще он ведет себя честно до неловкости.

Принял. Приласкал. Но не сказал «люблю». Конечно, чувствовалось — теперь они близки. Такого не забудешь, не отнимешь и не перечеркнешь.

Тем не менее, первая близость принесла скорее разочарование, чем триумф. Она не испытала наслаждения — почти. Федор прилежно и ответственно сделал свое дело. Обещал, что сладкое ей будет, но не с первого раза.

Наверное, прав. Но хоть бы раз сказал: «любовь моя», «душа моя» и «мое сердце». Отношения у них скорее дружеские, чем страстные.

Не имея опыта в делах постельных, Юлия не догадалась: ее смелым предложением в вагоне Федор был ошеломлен. Он хотел возобновления отношений, но не столь стремительно и радикально.

Ужасным было то, что не предпринял ничего в первую ночь в отеле. Был сильно удручен смертью Юсупова? Вряд ли. Он — натура сильная. Стойко воспринял удар и наметил, как действовать. Но на ночь только лишь обнял и поцеловал. Сказал: не сегодня, тебе еще будет больно.

Ну почему же так?!

Ей полагается благодарить судьбу? В поезде Федор не хотел причинить ей лишнюю боль. И сейчас заботится…

К черту! К черту эту всю заботу! Ей хочется страсти! Чтоб ее мужчина сгорал от вожделения! Чтоб срывал с нее одежду и белье! Чтоб врывался как варвар в захваченный город и умирал в ожидании следующего раза…

У Юлии хватило выдержки не выказать недовольства. По дороге в Париж она немного успокоилась. Тем более наступили дни, перед которыми чувствовала раздражительность. Быть может, накинься на нее Федор с необузданной похотью, она бы перебудила криком весь вагон и позже пеняла бы ему за это? Скорее всего — да. Так что все что ни делается — оно и к лучшему. За неуклюжесть во время первой близости прощен. А вот за то, что не сказал «люблю» потом… Такое разве извинительно?

На ступенях парижского почтамта Юлия сказала себе: хватит! Не нужно вспоминать о неудаче в Берне. И без того мысли бегают по кругу как цирковые лошади по манежу. Мужчина ее жизни с нею близок. А что ведет себя не так, как ей хотелось, так это дело поправимое. Не стоит ей накручивать себя без толку. Вокруг нее — Париж, город удовольствий. У нее есть свободные дни и деньги — тоже. Не то чтоб слишком много, но достаточно, чтобы не чувствовать себя стесненной. Жизнь на ближайшее время расписана и ясна, перспективы вроде бы тоже радостные… К чему грустить?

И она отправилась по магазинам женской одежды, обуви, косметики, не подозревая, что повторила маршрут Варвары Оболенской. Только, в отличие от княжеской дочки, тоже стесненной губернскими провинциальными предрассудками, вела себя более решительно, с порога объясняя продавцам: помогите выбрать нечто такое, чтоб мой избранник набросился на меня с львиным рыком!

Наверно, парижанки знали это и без всяких приключений с воскресшим бывшим (хочется надеяться, что и с будущим тоже) женихом. Юбки, о боже, стали коротки, открывая стройные лодыжки и икры. А когда парижанки садились за столик или на скамейку у набережной Сены, лихо перебрасывая ногу за ногу, то были видны коленки! Это ведь с ума сойти. И так вели себя вполне порядочные девушки, не особы легкого поведения! Те встречались тоже, но они выглядели совершенно вызывающе, чтоб клиент не сомневался, кто они и чего хотят.

Оказавшись как-то в ресторане рядом с парочкой молодых мадемуазелей — дело было вечернее, и официант усадил их вместе, потому что не хватало мест — она завела с ними разговор и между делом сообщила, что восхищена раскрепощенностью парижской моды.

— О-ла-ла, в России не так? — ответила одна из собеседниц. — Хотя понимаю вас, мадмуазель. Россия не воюет с кайзером. Наши же мужчины сражаются за Францию всего лишь в двухстах километрах от Парижа. И если приезжают на побывку, то должны видеть все красивое!

Ее, полноватую брюнетку, представившуюся как Мари, сопровождала хрупкая блондинка Зизи. Имена, подобранные с умыслом, наверняка были ненастоящими. Внешне девицы явно играли на контрасте. Они же пригласили русскую в варьете, и та с радостью согласилась. В российской глубинке, конечно же, ничего подобного не увидишь…

В зале присутствовали парочки, стайки молодых девушек и одинокие мужчины. Те, распаленные фривольными и зажигательными танцами на сцене, буквально набросились на барышень с предложением продолжить вечер в кафе-шантане. Как раз подобралась троица кавалеров, Мари и Зизи уговаривали присоединиться.

Юлия отказалась. Не то, чтобы опасалась, что тем самым изменит Федору. Вряд ли времяпровождение вылились бы во что-то неприличное. Но она чувствовала себя уставшей. В голове крутились мысли: вот бы он был рядом! С распаленным воображением от увиденных высоко-высоко поднятых голых женских ног… Он отбросил бы всякую сдержанность.

Юлия вернулась в отель, чтобы принять в ванну, выспаться, а на следующий день отправиться за покупками. В первый больше присматривалась и приценивалась. Ей хотелось обновить весь гардероб и одеться по последней моде. Здесь не только женщины, но и мужчины предпочитали легкие, не стесняющие фигуру наряды. По бульварам вышагивали молодые люди с приличными барышнями под руку, обряженные в цветные трикотажные свитера, без шляп и трости. Те явно стали ненужным атрибутом. Конечно, мужчины пожилые по-прежнему носили костюмы-тройки, трость либо зонтик. Но и они вели себя раскованнее любого из губернских знакомых Юлии. Улыбались, радовались жизни, ведь вокруг — весна! В Париже — городе красоты и любви.

Зараженная общим настроением, Юлия Сергевна выбрала себе очень короткое платье и две юбки с подолом ровно на десять сантиметров ниже колена. И пару строгих комплектов, чтоб не шокировать при случае более консервативную публику. В том, что Федор оценит смелость, она не сомневалась.

А вот самое разное нижнее белье — черное, белое, телесного цвета, полупрозрачное шелковое — она покупала без малейшего стеснения. Чем более вызывающее — тем лучше. Это будет видеть только он! Пусть же наслаждается — как французский солдат или офицер, вернувшийся на побывку в Париж. Больше на фронт она его не отпустит.

И, конечно, туфли. Бальные и домашние. Аккуратные уличные ботиночки. Сумочки — нескольких цветов, под каждый вариант одежды. Перчатки. Шляпки — с широкими полями и новомодную без полей, плотно облегающую голову. Несколько флаконов с духами неотразимого аромата.

Юлия посетила салон, поменяв прическу и чуть укоротив непокорные кудри. Мадам бальзаковского возраста добрый час учила, как полагается приличной мадемуазели наносить тушь, румяна, пудру, крем. За этот час Юлия узнала об искусстве макияжа больше, чем за всю предыдущую жизнь.

В номере отеля пришла в некоторый ужас, оценив объем вещей, с которыми придется возвращаться в Швейцарию. Старое придется выбросить практически все… Туда ему и дорога.

Упоминание о деле, связанном с наследием покойного князя Юсупова-Кошкина, произвело сильное впечатление. Директор Сюрте, только вернувшийся из прифронтовой полосы и по горло заваленный заботами в связи с войной, отбросил в сторону все дела и велел привести к себе русскую барышню, представившуюся наследницей усопшего.

Юлия Сергеевна торжественно прошествовала в сопровождении секретаря через приемную. Тщательно сделала вид, будто не замечает раздраженных взглядов полицейских чинов, торопящихся с докладом. Наверняка слух, что директор сломал график ради смазливой мадемуазели, вызывающе накрашенной, будет будоражить ведомство несколько дней.

Едва за ней затворилась дверь, Соколова выпалила:

— Бонжур, месье маркиз. Юсупов-Кошкин пребывает в добром здравии, чего и вам желает.

Огненно-рыжий коротыш, точно такой, как его описал Федор, только с проседью, о которой тот не упоминал, галантно встал и указал рукой на стул.

— Приятно познакомится, мадемуазель Жули. Федор жив на самом деле?

— О, вы приняли меня за авантюристку? — улыбнулась Юлия. — Законное предположение. Князь говорил о вашем остром уме и недоверчивости. А еще о том, что вашему слову можно верить. Маркиз! Перед тем, как предъявлю доказательства его пребывания в мире живых, а также что являюсь его доверенным лицом, должна напомнить, что данное обстоятельство является строжайшей тайной и для ваших, и для моих соотечественников. А также для всего мира.

— Белиссимо! Так говорят итальянцы, — де Пре откинулся в кресле и сцепил пальцы на животе. — Я пока не давал никакого слова. Более того, вправе задержать вас по законам военного времени и вызвать сотрудницу-женщину, чтоб вас обыскала и обнаружила это доказательство.

— Да, месье. Вправе. Но Федор уверил, что вы так не поступите. Потому что знаете — сотрудничество с ним куда лучше конфликта.

— Не считая того, что в результате этого сотрудничества я едва не распрщался с жизнью… Впрочем, он прав. Даю слово: все останется между нами. Удивите меня!

Соколова достала из сумки и протянула фотографическую карточку.

Маркиз рассмотрел ее, потом с ним произошла поразительная метаморфоза: он остался в том же полицейском мундире, но лицом, волосами и даже двухнедельной щетиной приобрел поразительное сходство с Федором! Даже сердце екнуло…

— Право, я была бы в замешательстве, месье де Пре, если бы Федор не предупредил меня об этой вашей способности. А также умению поражать людей электротоком. Он также рассказал, как вы приобрели второй дар, воняя подобно клошару, и как энергично выразились, едва не погибнув от зажатого в руке амулета, принадлежащего убитому германскому магу.

Директор моментально вернулся к обычному виду.

— Вот это гораздо правдоподобнее! Фото можно подделать. А некоторые подробности звучат так, будто вы присутствовали лично при том инциденте. Что-то еще?

— Конечно. Или вы думали, он просто отправил меня засвидетельствовать почтение?

— Было бы весьма мило с его стороны. Я весь внимание.

Барышня выдержала короткую паузу перед следующим выстрелом.

— Он просил передать вам секретный набор цифр, открывающих доступ к его банковским счетам. 18121917.

— Я богат? — маркиз развел руками, словно готовясь принять неожиданный подарок.

— Не знаю ваших капиталов, месье. Четыре оставшихся цифры я предпочту назвать в присутствии российского офицера. Только тогда мы все вместе сможем снять деньги с этого счета.

Рыжий хохотнул.

— Браво, мадемуазель! И Федору тоже браво. Мне понятно, почему он не хочет воскреснуть после объявления завещания приемного батюшки: русские вполне способны объявить его самозванцем… Нет, не объявят, столь подлый поступок подорвал бы репутацию короны, но проблемы… Да, проблемы будут. Не понимаю лишь одного: с какой стати мне помогать Федору? Только из воспоминаний о достаточно кратком знакомстве?

Тут уже заулыбалась Соколова.

— Если вы рассчитываете на некий процент от сделки, вынуждена вас разочаровать. Но интерес есть. И он громадный.

— Удивите еще раз.

— Во-первых, деньги пойдут на финансирование общегерманской революции. Федор твердо намерен устранить Вильгельма.

— Ого… Пардон, при всем почтении к воскресшему усопшему, боюсь, эта задача ему не по плечу. Хотя… забот им он прибавит, не сомневаюсь. Что же во-вторых?

— Появление Федора на сцене означает предложение новых видов оружия. Еще более убойных, чем его ручной пулемет. А вот тут он обещает вам процент. Нужен контракт с правительством Франции и правительством России на выделку этого оружия. Другим странам оно предоставляться не должно. По крайней мере — до тех пор, пока не появится на поле боя. Немцы бесспорно захотят его воспроизвести, но, отвлеченные революцией внутри страны, вряд ли успеют.

— Что же это за оружие?

— Бронированные боевые слоны. Шутка. Дорогой маркиз! Давайте не забегать вперед. Мне нужна ваша страховка для визита к Игнатьеву и французский паспорт с этой фотографией для Федора: имя придумайте сами. Об оружии поговорим позже.

— Решаемо, — де Пре отставил показной легкомысленный тон и спросил: — Все?

— Последнее. Два миллиона франков, переведенные в кайзермарки, представляют собой слишком крупную сумму, чтобы молодая барышня везла их в Швейцарию в одиночестве. Мне нужна компания. Лучше всего — ваша или кого-то из ваших доверенных людей. С оружием.

— С удовольствием. В вашем обществе — хоть на край света. Но я не могу в разгар войны оправдать вояж в Берн, не раскрывая инкогнито Федора. Все остальное — как вы пожелаете.

— Отлично. Желаю, чтоб вы подняли трубку и попросили телефонную барышню связать вас с Игнатьевым.

Встречу с российским полковником удалось назначить лишь на завтра. Юлия Сергеевна вернулась в отель, сопровождаемая агентами Сюрте. Один из них маячил на коридоре и увязался следом, когда она спускалась в ресторанчик к ужину. Можно было считать это любезностью со стороны де Пре. Или предупреждением, что вариант с задержанием и обыском тоже вполне вероятен.

Легкомысленное очарование Парижа испарилось.

Она чувствовала себя втянутой в очень серьезные игры с жесткими игроками и огромными ставками. Если дело удастся — она окажет Федору колоссальную услугу. Возможно, решающую для их будущих отношений. Если что-то пойдет не так, из нее выжмут информацию до капли, а ее саму… Да все, что угодно. Вплоть до ликвидации неудобного свидетеля. На двух счетах Федора с роялти за пулемет и револьвер скопилось гораздо более двух миллионов франков, необходимых для начала революционной кампании в Германии. Самые честные и принципиальные люди, истинные джентльмены, не выдерживали искуса завладеть подобной суммой. Вдруг у де Пре карточные долги, а Игнатьеву нужна взятка для повышения по службе? Они могут сговориться. Встретятся завтра наедине, тайно, до разговора втроем…

Федор поставил на взаимное недоверие российской военной разведки и французской полиции безопасности. Наверняка такое недоверие существует. Но обеспечит ли оно успех? Покажет только следующий день…

Но на следующий день события начали развиваться совершенно не по плану Федора.

Полковник Игнатьев, согласившийся на встречу в неофициальной обстановке в отдельном кабинете ресторана «Орли», услышав о счете на имя Юсупова-Кошкина, сообщил о категорическом приказе из Петрограда: все хранящиеся там франки до последнего су надлежит перевести на счет российского посольства в Париже. Любой ценой. Даже если Юсупов-Кошкин и старый Юсупов поднимутся из могил, чтобы иначе распорядиться счетом.

Чувствуя, как все холодеет внутри, Юлия Сергеевна нашла в себе силы ответить твердо:

— Тогда я не сообщу последние цифры шифра.

Импозантный русский полковник аккуратно подоткнул белоснежную салфетку за воротничок и отправил в рот трюфель: коль пришел на встречу, обреченную на провал, нужно хотя бы отобедать.

— Здесь неплохой повар. Сударыня и вы, месье, угощайтесь! Что же касается вашего упрямства, барышня, вынужден предупредить: дело слишком серьезное и зашло слишком далеко. Вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Французский коллега подтвердит, законы разведки и контрразведки одинаковы для всех.

— Подтверждаю! — поддакнул коротыш. — Один из первых законов — страховка. Поэтому мадемуазель первым делом пришла ко мне. У меня первая часть шифра.

— Чудесно! Часть дела сделана. Вы же не станете ее скрывать от меня, провоцируя напряженность с главным союзником Франции? А вы, сударыня, не сможете долго скрывать оставшуюся часть.

— Смогу. Потому что не знаю ее.

— Вот как? Вы, похоже, продумали ситуацию до мелочей, — Игнатьев промокнул губы. Его сотрапезники не притронулись к трюфелям. — Как же вы рассчитывали ее получить и раскрыть нам, если бы я имел неосторожность ответить согласием?

— Получила бы от доверенного лица, естественно. Сообщив ему, что достигнута договоренность.

— И что же нам помешает узнать у вас адрес того самого лица и написать от вашего имени, что русское правительство в восторге от предложения?

— Только то, что за мной установлено наблюдение. Если я буду под принуждением, придет неправильный шифр. Кроме того, я должна послать телеграфическое сообщение, вставив особое слово… Подробности вам ни к чему. Вынуждена с вами попрощаться, господин полковник.

— Обождите! — встрял француз. — Покойный Федор Кошкин оставил крайне любопытный оружейный проект. Подробности я не знаю, но имею основания доверять его гению. Он желал, чтобы это оружие принадлежало Франции и России. Но коль с вами, граф, невозможно договориться, я обладаю полномочиями сделать предложение мадемуазель Соколовой от имени французского правительства. Она передаст документы нам. Разумеется, с обещанием помощи в снятии денег и справедливым роялти за изобретение. О ревуар, месье полковник.

Он встал, за ним Юлия Сергеевна.

— Не спешите! — бросил Игнатьев напоследок. — Дайте мне сутки. Я свяжусь с вами.

У выхода из ресторана маркиз помог Юлии сесть в служебный автомотор. Машина отвезла ее к гостинице.

На прощание сказал:

— У нас у всех сутки на размышление. Доверяйтесь Сюрте или действуйте на свой страх и риск, без нашей защиты. В какие-то кардинальные подвижки со стороны русских за столь короткий срок я не верю. Одно только донесение в российский Генштаб и получение ответа займут гораздо больше времени. Я оставлю охрану.

Он галантно приподнял шляпу и ушел, уверенный, что завтра доиграет партию, потерянную для Игнатьева. Но де Пре не знал, на что способен российский резидент.