Resolution

Туннель из ночного кошмара

Ты не можешь и пальцем пошевелить.

Они тебя крепко держат, эти чуваки. Эти чудовища. Один из них – здоровый парень или мужик – этот демон во плоти, схватил тебя за волосы и прижал лицом к щебенке. Боль такая, что кажется, будто сейчас этот гоблин сдерет с тебя скальп и торжествующе его поднимет над головой. Ты задыхаешься от густой вони сигарет и протухшего бухла, заполняющей ноздри и горло. Сердце колотится, как сумасшедшее. Кровь у тебя стянет в жилах...

…бессильные хриплые угрозы твоего кореша, которого тоже схватили чудовища, сменяются отчаянными мольбами о пощаде, а затем пронзительными криками страдания. Единственный свет в темном туннеле исходит от фары твоего синего велосипеда "Raleigh", лежащего на боку.

– Клевый велик!

Батарейка скоро сядет. Но ты уже не боишься того, что его украдут, не переживаешь из-за гнева родителей. Этот одиннадцатилетний ты уже осознает, что с вами обоими происходит нечто разрушительное, что кардинально изменит вашу жизнь, после чего она уже никогда не будет прежней.

– А ну открой рот, мать твою…

Сон вдвоем

– А ну открой рот, мать твою, а то всю рожу вскрою…

...Этот обжигающий голос затихает, когда боль, поселившаяся глубоко в душе Леннокса, покидает его тело и исчезает где-то в пространстве. Она уходит так быстро и загадочно, что Рэй не может понять, откуда она взялась. Моргая спросонья, он видит лишь столбы сверкающей пыли в лучах света, пробивающихся сквозь жалюзи. И откуда зимой такое солнце? Его спальня приобретает привычные очертания. За небольшой аркой – смежная ванная комната, которой он очень гордится. Удобные шкафы-купе – возможно, слишком современные для этого здания с высокими потолками в стиле "ридженси".

Он чувствует тепло, потом нащупывает его источник – спящую рядом фигуру. Зарывается лицом в копну коротких светло-каштановых волос, вдыхая ее запах. Уткнувшись носом в спину Кармел Деверо, он наслаждается ее сонным бормотанием и прижимается к ней плотнее. Она хихикает, протягивая руку за спину.

– Ммм… доброе утро... – доносится ее гортанное мурлыканье. От сигарет у нее голос чуть хрипловатый, и его звук возбуждает Рэя даже сильнее, чем поцелуи.

– И тебе доброе. Могу я чем-нибудь тебя порадовать?

Кармел поворачивается к нему и поднимает одну бровь.

– Очень заманчиво, – Она отбрасывает одеяло и окидывает Леннокса взглядом. – Боже, ты в отличной форме…

Услышать такое от любовницы, которая почти на пятнадцать лет моложе его, – настоящий бальзам для самолюбия Рэя Леннокса. Особенно когда за окном пятничное утро, а впереди выходные, полные восхитительных возможностей. Он действительно выглядит прекрасно. Пребывание на южном побережье явно пошло ему на пользу. Навязчиво-маниакальные особенности его личности помогли сделать решительный шаг от частого увлечения вредными привычками типа алкоголя и кокаина к не менее регулярным занятиям спортом. Почти каждое утро он проводит в местном тренажерном зале, куда приходит после пробежки вдоль пляжа, расположенного в двух шагах от его элегантной квартиры на Сассекс-сквер в Кемптауне. Вместо групповых занятий кикбоксингом он теперь берет дорогие, но чрезвычайно полезные индивидуальные тренировки у Тома Трейси, бывшего морпеха и чемпиона Великобритании. Употребление алкоголя под уверенным контролем: они с Кармел распивают бутылку вина за ужином примерно раз в неделю, а по выходным – буквально по бокалу за просмотром "Netflix" у него или у нее. Кроме того, он иногда выпивает пару кружек "Стеллы" со своим деловым партнером Джорджем Марсденом за обедом в пабе. Главное – не увлекаться, и проблем не будет.

Леннокс с надеждой тянется к ней, но Кармел решительно отталкивает его.

– Можешь сделать мне чашечку чая. А на остальное нет времени. Нам еще на пробежку надо успеть. У меня сегодня семинар по производству фенилэтиламина в организме человека.

– Это что еще, какой-то секс-наркотик?

– Ага, очень остроумно, Рэй, не пошел бы ты? Налей лучше мне чаю, – весело отвечает Кармел, сбрасывая с себя одеяло и накрывая Леннокса. Она спрыгивает с кровати и направляется в ванную.

Леннокс добродушно признает поражение. Кроме того, он любит бегать, и сегодня утром им с Джорджем предстоит выезд в Истборн по делам фирмы. В пятницу Кармел рано заканчивает свои занятия в университете.

Может, попозже... Главное не переборщить.

Вчера ночью они только в пятый раз спали вместе. Они только начали наслаждаться тем первоначальным блаженством, когда выброс дофамина позволяет им не думать о множестве проблем, с которыми, как он знал, они вскоре столкнутся в этих новых отношениях: разница в возрасте, противоречивые карьерные ожидания, потенциальные конфликты, связанные с различным образом жизни, склонные все драматизировать члены семьи и друзья, которым всегда есть, что сказать. Они также узнают, что оба – немного более сложные личности, чем им могло показаться сначала, каждый со своими "тараканами".

Не стоит сейчас об этом думать. Не буди лихо.

Он встает с кровати и идет в большую кухню-гостиную открытой планировки, где включает электрический чайник. Потом выглядывает в большое окно, выходящее на северную сторону площади, откуда за садами виден Ла-Манш: утро выдалось ветреное, и море неспокойное. В отражении мешки у него под глазами кажутся заметнее, а морщинки на лице глубже. Волосы спереди уже редеют, но все равно зачесаны назад и подстрижены в стиле "а нам все равно". Он смотрит сквозь свое отражение на кружащих в небе чаек. Их крики приглушены затемненными стеклами окон, которые хорошо держат тепло. Из спальни доносится пение Кармел, переодевающейся в спортивную форму, которую она принесла вчера.

В квартире также есть еще одна спальня поменьше и длинный коридор. Значительная часть доходов Леннокса уходит на ипотеку, и при покупке он вложил в квартиру все сбережения, но она и правда роскошная, а он всегда считал, что жить надо на полную катушку. Он окидывает взглядом свой черный кожаный диван и кресла, которые Кармел называет "чувак застрял в девяностых", и проводит пальцем по винтажному бару в стиле 1960-х годов. Его не мешало бы протереть и отполировать.

Они с Кармел второй раз отправляются на совместную пробежку. Во время первой обоим пришлось прилично выложиться, хотя виду никто не подал. Он разрывался между желанием по-рыцарски уступить даме и показать, кто здесь мужик. Оба варианта были рискованными: в первом случае не хотелось показаться снисходительным, а в другом – не стоило слишком явно использовать преимущества сильного пола. Пока он колебался, Кармел врубила полный газ. Леннокс не курит, но на стороне Кармел молодость, и это будет непростое состязание.

Выпив газированной воды и чая, они отправляются на улицу, выйдя на украшенную колоннами площадь все в том же стиле "ридженси", где их встречает холодный, бодрящий зимний ветер. Кармел задает темп, который Леннокс уверенно поддерживает. Затем, когда они пробегают мимо туннеля в другой части площади, силы внезапно покидают его, и он, спотыкаясь, останавливается.

Почувствовав, что с ним что-то неладное, Кармел останавливается и, обернувшись, видит, что он в каком-то ступоре смотрит в черную пасть подземного перехода.

– Ты чего, Рэй?

Кажется, что с него сползает кожа, и он вздрагивает, пытаясь сбросить это жуткое оцепенение.

– Куда он ведет?

– Раньше он проходил под дорогой к пляжу, – и она обхватывает себя руками, пританцовывая на месте. – Это просто туннель, давно заброшенный. Он, кстати, вдохновил Льюиса Кэролла написать "Алису в стране чудес". Ну, погнали! Стоять ужас как холодно!

Она срывается с места, и Леннокс следует за ней, спасаясь от гораздо более сильного холода, чем тот, что покалывает кожу этим промозглым утром.

Того леденящего ужаса, который пронизывает его до самых костей.

Истборн

Если нет пробок, от квартиры Рэя Леннокса до Истборна ехать всего минут пятьдесят. Он дрожит, слишком легко одетый для зимней погоды в кожаную куртку, джинсы и футболку. Как шотландец, Леннокс все еще не в состоянии понять, что на юге Англии тоже может быть холодно. Но печка в "Альфа Ромео" быстро нагревает машину, и его тело расслабляется, а глаза лениво щурятся в лучах слабого, но такого приятного декабрьского солнца.

И тут его выводит из этого блаженства сердитый гудок проносящегося мимо "БМВ". Он опускает солнцезащитный козырек и, забыв купить жевательную резинку, покусывает нижнюю губу.

На этом курорте по-прежнему царит атмосфера упадка. В отличие от Борнмута или Гастингса, ему еще предстоит получить вторую жизнь после переезда сюда богемных персонажей, которых дороговизна заставит покинуть Брайтон. Но традиционно проживающие в этом городке пенсионеры – его хлеб насущный. Леннокс, который ввел адрес в навигатор, поворачивает в город мимо пирса с золотым куполом, который вызывающе сверкает, собирая скудные лучи света с пасмурного неба. Направляясь на север, он останавливается у светофора.

Перед старым театром толпится толпа детей с родителями. Леннокс замечает плакат с рекламой пещеры Санта-Клауса. Размахивающий руками Санта пробирается сквозь ликующую толпу. Явно какой-то жирдяй, случайно прославившийся на реалити-шоу. Может, он даже чертов педофил, мрачно думает Леннокс.

Везде эти проклятые жирные уроды. "Йо-хо-хо, йо-хо-хо"... Показал бы я тебе "йо-хо-хо", сволочь.

Очередной сигнал заставляет Леннокса вздрогнуть, и он трогается с места, а водитель автобуса позади него качает головой.

Он подъезжает к невзрачному, низкому зданию и заворачивает на пустынную парковку перед ним. Леннокс замечает Джорджа, как раз выходящего из машины. Его партнер по бизнесу – мужчина ростом под метр девяносто, с квадратной челюстью и уверенностью бывшего копа, моложавый, несмотря на свои шестьдесят два, с густой копной волнистых седых волос и телосложением регбиста. Он одет скромно, но стильно: в длинное черное кашемировое пальто, шерстяной шарф и кожаные перчатки. Он приехал на "БМВ", и Ленноксу приходит в голову, что это, возможно, именно Джордж ему и сигналил.

Несмотря на то, что во многих отношениях они были полными противоположностями, – выпускник частной школы и парень из бедного района Эдинбурга – их дружба и партнерство по бизнесу были удивительно успешными. Джордж тоже был бывшим полицейским-идеалистом, которым двигало нечто иное, чем регулярная зарплата и расплывчатое представление о служебном долге. В его мире все нужно было делать, как полагается. Он не проявлял особого терпения к извращенному уголовному правосудию и неуклюжей судебной системе, которые поощряли разные уловки, коррупцию и компромиссы, защищая богатых и власть имущих под прикрытием поблекших, насквозь лживых лозунгов о реальной политике. В его мире, если ты был виновен, не было никаких "но". Все было очень просто.

Двое мужчин смотрят на белое, отделанное камнем здание, украшенное нелепой вывеской в стиле "Тюдоров":

ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ "РОУЗ-ГАРДЕН"

Двор, вымощенный каменными плитами, окаймляет полоса утрамбованной земли, от которой по стене тянутся решетки. В них вплетены сухие, потрескавшиеся ветви, которые, предположительно, летом оживают, чтобы расцвести розами. Рэю Ленноксу все равно, где и как он умрет, но он точно знает, что никогда бы не согласился прожить хотя бы один день из отведенного ему срока в таком месте, как это.

– Давай-ка побыстрее тут все порешаем, – рявкает Джордж, как бы подтверждая его слова. – Предоставь менеджера мне. Полли Айвз. Я с ней познакомился на конференции по вопросам безопасности. Ничего такая цыпочка. Я ей планирую заняться, – И он многозначительно поднимает бровь.

Леннокса охватывает легкое беспокойство, когда он вспоминает о том, как после переезда из Эдинбурга ему пришлось использовать все свое влияние на Джорджа, у которого был роман с Милисентой Фримен, одной из первых клиентов их компании. Но он решает не обращать на это внимания, и они входят в затхлое фойе, где на полную мощность работает центральное отопление. Кажется, что они оказались в сауне, и душная атмосфера распространяется на зону отдыха, уставленную столами и стульями. Леннокс проводит рукой перед лицом, ощущая, что во влажном воздухе витает резкий запах застарелого пота и мочи.

Он подозревает, что охрана и заключенные (после стольких лет общения с обитателями тюрем он не может перестать думать о местных пансионерах именно так) уже давно не обращают внимания на этот запах. Мимо них, спотыкаясь и хрипло дыша, проходит мужчина на ходунках, его воинственные глаза неправдоподобно выпучены. В горшке торчит засыхающий цветок. За столиком у окна трое стариков играют в карты. Один, не только из-за его напыщенных манер, но и из-за очков и пухлой фигуры, напоминает Ленноксу капитана Мэйнуоринга из комедии "Папочкина армия". Он громко разглагольствует об иммигрантах различного происхождения.

– Мы должны им дать пинка под зад. О своих-то позаботиться не можем! Так ведь, Брайан?

Мэйнуоринг повернулся к огромному, но хрупкого вида мужчине в пижаме, сидящему в инвалидной коляске. Остатки плоти на его гигантских плечевых костях, кажется, вот-вот отпадут. Ноги старик держит в тазике с теплой водой. Что-то в его взгляде поражает Леннокса, и он решает, что это, должно быть, выражение полного отчаяния и безнадежности. Третий игрок, похожий на скелет мужчина с лысой, покрытой пятнами головой, внимательно изучает свои карты.

– Ты только глянь на бедных старых ублюдков, – обращается Леннокс к Джорджу, пока они ждут, когда кто-нибудь появится у стойки администратора. – Они до смерти напуганы. Иммигранты, которые хотят занять их рабочие места, даже сейчас, когда они уже давно не работают, социалисты, которые хотят отдать их деньги бездомным, хотя они и так без гроша сидят… черт возьми, ну и жизнь.

— Ну, ты же знаешь, что их страх нам на руку, Рэймонд, – замечает Джордж. – Без него мы бы остались без работы!

– А тебя это не беспокоит? – спрашивает Леннокс, замечая, как к запыхавшемуся мужчине с металлическими ходунками присоединяется пара таких же пациентов, выбирающихся из туалета на аналогичных приспособлениях.

– Ни капельки. По сравнению с работой копов мы занимаемся довольно благородным делом, – заявляет Джордж. – Это же юг Англии, Рэймонд. Некоторые жители этих районов в буквальном смысле расстались бы со своими сбережениями только ради того, чтобы их отпрысков поимел пожилой выпускник Итона, и в то же время они готовы заживо сжечь пакистанца, который сел слишком близко к ним в общественном транспорте, – весело разглагольствует он, оглядываясь на играющих в карты мужчин, что заставляет Леннокса сделать то же самое.

Капитан Мэйнуоринг в ударе.

– Нельзя им позволять носить эти чертовы хиджабы. Пусть валят обратно в свою страну, если хотят так одеваться, – и он потирает свою покрасневшую шею. Мэйнуоринга, похоже, сейчас хватит удар, но крупный старик беспокоит Леннокса больше: видно, что тот когда-то был здоровенным, сильным мужиком, а теперь похож на овощ… Но, вероятно, другие варианты еще хуже. Он вздрагивает, вспомнив о матери, которая медленно, но неумолимо угасает в свободной комнате в доме его сестры в Эдинбурге.

– Кроме того, – продолжает Джордж. – эти прижимистые старые скупердяи – наши основные клиенты. С деньгами нужно расставаться легко!

Леннокс оглядывается, обеспокоенный тем, что громкий голос Джорджа услышат остальные.

– Ты сегодня такой позитивный. Неужели вчера опять встал?

– Ты не поверишь, Рэймонд, – понимает намек Джордж, понизив голос и подмигнув. – "Виагра" – это лучшее, что случилось в моей жизни. Надеюсь, она посадит мне сердце так, чтобы я мог умереть в процессе. Подумать только, я докатился до того, чтобы иметь всего лишь одну бабу. А теперь я опять в форме, чтобы нескольких удовлетворить! Вот оно, счастье!

Леннокс собирается перебить Джорджа, но по его настойчивому взгляду понимает, что появилась менеджер заведения. Полли Айвз выглядит как само воплощение стресса. Во всей ее фигуре сквозят нервозность и неряшливость, которые только подчеркиваются бесформенным пуловером, привлекающим внимание к тонким чертам лица. Ее полузакрытые глаза все время бегают, а тело сотрясает легкая, но заметная дрожь. Она приглашает их сесть за один из свободных столиков в зоне отдыха, рядом с картежниками.

– К сожалению, в офисе ремонт. Эти взломщики там все вверх дном перевернули.

Хотя Леннокс и не заметил привлекательности, на которую намекал Джордж, он благодарен Полли за потенциальный шанс на получение нового клиента. Именно она позвонила в "Хоршем Секьюрити Солюшнз" после того, как вторая кража со взломом в течение одного месяца порядком напугала его обитателей.

– Мы считаем, что это банда из Брайтона или, может быть, даже... – она произносит это слово шепотом, как будто говорит о самой преисподней, – из Лондона.

Когда те двое с ходунками проходят мимо них, причем хрипящий старик явно вырывается вперед, Леннокс пытается определить ее место в своей социальной иерархии: социальный работник с левым уклоном или христианка-благотворительница из правых? Кажется, Полли вписалась бы в оба лагеря. Почему-то он может представить ее как на церковных собраниях, так и на встречах радикальных феминисток.

– Раньше это было такое милое местечко, – печально вздыхает она.

Да это настоящий концлагерь, думает Леннокс, когда Мэйнвуоринг, выдохшись, опускает голову на грудь. Он предполагает, что склонность Полли к фальшивой ностальгии, вероятно, говорит о том, что она все же из правых. Несмотря на то, что Леннокс работает в этом бизнесе уже более полутора лет, он предпочитает хранить молчание, зная, что в таких ситуациях лучше предоставить слово Джорджу. Его партнер умеет завоевать доверие, а излучаемая им уверенность нравится старикам и, что более важно, тем, кто ухаживает за ними. С энергичной веселостью, без тени шутовства или помпезности, Джордж бросает четкие, правильные фразы голосом, отточенным во время службы в морской разведке и полиции.

– Увы, времена меняются, – кивает он, быстро оглядываясь по сторонам, прежде чем встретиться взглядом с Полли. – Разумеется, крайне важно, чтобы ваши пансионеры, – И его взгляд скользит по играющим в карты старикам, затем возвращается к Полли. – и их родственники чувствовали себя в безопасности.

Полли, выпучив глаза, утвердительно кивает – очевидно, что Джордж попал в самую точку. За все платят родственники, и два подряд взлома – ужасное завершение года, которое плохо сказывается на бизнесе. Необходимо немедленно восстановить утраченное доверие.

– Да, мы все очень озабочены.

Джордж снова переводит взгляд на входную дверь и окна.

– Ну, я лишь мельком все осмотрел, но уже вижу, что здесь любому грабителю есть где разгуляться. Но вы и без меня это знаете, так ведь?

Пока Леннокс наблюдает, как старики с ходунками пробираются через холл в коридор, рука Полли сама собой сжимает вязаный свитер на груди.

– Что же вы предлагаете?

– Ну, мисс Айвз... Могу я звать вас Полли?

– Да... да, конечно, – отвечает она.

Джордж молчит, но вопросительно поднимает бровь, как бы говоря: "Ты уверена?"

Леннокс отрывается от восхищенного наблюдения за выступлением старого бабника, чтобы полюбоваться, как два старикана со своими ходунками сворачивают за угол и исчезают из виду. Ему почему-то радостно от того, какой финальный рывок они совершили.

– Тогда, Полли, – Джордж возвращает своему тону деловую серьезность. – позвольте спросить: планируете ли вы финансировать установку новой системы безопасности за счет единовременного платежа из существующего бюджета или будете взимать какую-то дополнительную плату с клиентов, чтобы оплатить ее?

– Ну, тут надо подумать, – Полли бросает озабоченный взгляд на картежников. К ним подошел санитар, который тщательно вытирает ноги старику в коляске. Мэйнуоринг снова оживляется, пытаясь вовлечь сотрудника в разговор. Тот дипломатично уходит от темы, не обращая внимания на то, что капитан высмеивает его как неудачника. Полли, похоже, быстро подсчитывает в уме средства родственников и прикидывает уровень их клиентской лояльности. – О какой сумме мы говорим?

В комнату входят две пожилые женщины и садятся за соседний столик. На одной из них платье без рукавов, которое кажется вполне практичным в эту изнуряющую жару, хотя и открывает руки, дряблая кожа которых покрыта уродливыми морщинами. Она, судя по всему, высосала всю жизнь из своей бледной, анемичной, худой, как палка, подруги, которая кутается в кардиган, накинув на плечи еще и куртку. Обе начинают вязать. Пока Леннокс их разглядывает, одна машет рукой игрокам в карты.

Интересно, шалят ли они в этих заведениях... Старые развратники. Вон как моя старуха... ну да, ты же помнишь, когда еще ребенком встал ночью, чтобы отлить, и услышал звуки, доносившиеся из спальни. Ты тихонько приоткрыл дверь и заглянул в щелочку.

Был ли это твой отец? Или то был его так называемый друг? Может, они там развлекались, пока твой отец был в ночной смене?

Нет, не похоже. По срокам не получается. Тебе кажется.

– Во-первых, позвольте мне сказать, что все системы, которые мы устанавливаем, являются не типовыми, а настроены под конкретного пользователя, – заявляет Джордж Полли, которая слушает, затаив дыхание. – Те стандартные устройства абсолютно бесполезны, и я гарантирую, что если вы продешевите, то ни одного порядочного грабителя такая защита не остановит, – Он поворачивается к Ленноксу. – Рэй?

– Разумеется, Джордж, – Леннокс рад, что его оторвали от неприятных воспоминаний. – Я бы даже сказал, что некоторые из этих стандартных систем безопасности настолько примитивны, что служат своего рода маячком, который сигнализирует профессиональным грабителям: "Прошу вас, пожалуйте сюда".

Брови Полли сдвигаются, а выражение лица становится все более мрачным.

– Вот именно. В этом-то и проблема, – кивает Джордж. – Чем ставить такую сигнализацию, лучше вообще обойтись без нее. Может, она и отпугнет подростков, но, как магнит, будет притягивать опытное ворье, например... – Он делает небольшую паузу. – ту банду из Лондона, которая, как вы полагаете, уже к вам врывалась.

– Ох, какой ужас... – лопочет Полли.

Пока Джордж пытается ободрить ее, Леннокс снова предается мрачным фантазиям.

Капитан Мэйнуоринг развлекается с теми двумя старушками...Е-мое, ну и местечко…

...колесо на твоем велике, то, как оно застряло, когда ты заводил его в сарай с садовым инструментом. Велик совсем недавно ему подарили на Рождество. Каким же ты был глупым, наивным пацаном, до сих пор чуть ли не верил в Санта-Клауса или, может быть, просто хотел верить, вплоть до своего одиннадцатого дня рождения. Но после того туннеля никакого Санта-Клауса уже быть не могло. Все это дерьмо перестало существовать.

Он слышит, как открывается портфель, и видит, как его напарник протягивает Полли брошюры, а затем Джордж пододвигает свой стул поближе, чтобы она могла ощутить аромат его лосьона после бритья и феромонов. Его голос превращается в равномерное жужжание где-то на заднем плане. Леннокс не знает ничего о Полли Айвз, но этот монолог Джорджа почему-то его успокаивает.

Ты пытался рассказать матери о том, что случилось в туннеле, но она не слышала. Блин, почему она не слышала его? Это все тот урод, с которым она спала. Секс нас всех отупляет.

Джордж поднимается и просит Полли показать ему здание. Леннокс хочет последовать за ними, но напарник жестом останавливает его. И он видит, как Джордж легонько прикасается к руке женщины, когда указывает на стеклянную крышу, а другой рукой размахивает своим "iPad", где мелькают слайды презентации. Леннокс провожает их взглядом, затем оглядывает комнату. Мэйнуоринг снова в седле и продолжает свои помпезные речи. Санитар увозит огромного сутулого старикана, и две старухи присоединяются к оставшимся игрокам в карты. Под жужжание люминесцентных ламп над головой Леннокс снова погружается в свои мысли.

Мэйнуоринг теперь развернется, гад... теперь, когда чувака на колесах укатили куда подальше... колеса твоего велика, на который ты прыгнул и отчаянно рванул из того темного туннеля, оставив Леса позади... тебе каким-то чудом удалось сбежать … как ты это сделал? Потом ты приехал домой, но что-то тебя заставило снова сразу покинуть дом. Обратно, на эти улицы, населенные жестокими чудовищами, подальше от спасительного убежища, где ты бродил, пока не опоздал к ужину…

И снова щелчок портфеля Джорджа отвлекает Леннокса от его мыслей в тот момент, когда из его груди начинает доноситься тихий хрип, который приводит его в замешательство. Полли кладет на стол распечатанный контракт, подписывает и протягивает Джорджу. Леннокс едва ли заметил тот момент, когда они вернулись. "Всегда заставляй их подписать этот чертов контракт до того, как им настанет крышка", всегда говорит Джордж, "Жизнь, блин, и так коротка".

Когда они прощаются и выходят из дома престарелых, Джордж потирает руки. Уже на улице он довольно усмехается:

– На двенадцать штук оборудования продано, Рэймонд. Как по учебнику! Срубили немножко денежек!

– Красавчик, – признает Леннокс, глядя на пересохший газон и гадая, зацветут ли снова розы. Та странная боль в груди, кажется, утихла.

– К тому же я еще и свидание успел назначить. Как тебе прекрасная Полли, Рэймонд?

– Какая-то она занудная. Наверное, еще и фригидная к тому же.

– Тем лучше, – рявкает Джордж, почти незаметно покачивая бедрами. – Ты же в курсе, что к ней просто надо прикоснуться в нужных местах, Рэймонд. Ты действительно не шаришь в женщинах, – И он качает головой с притворным презрением. – Кстати, как твоя новая подружка? Ученая, типа?

– Потихоньку, – боромчет Рэй Леннокс в предвкушении сегодняшней встречи с Кармел Деверо.

– Она симпатичная, – Джордж снимает с сигнализации свой "БМВ". Он протягивает Ленноксу контракт и спецификации. – Не закинешь эти бумажки Риа в офис?

Леннокс кивает, берет бумаги и открывает дверь "Альфа-Ромео", прощаясь с Джорджем. Садится за руль и дышит на руки, включив мотор и подогрев. Думает о том, что надо бы купить шапку, шарф и перчатки. Трудно было одобрить поведение Джорджа с женщинами, хотя сначала он и не заметил этих его наклонностей, когда они впервые встретились более двадцати лет назад на семинаре по криминологии в Харроугейте. Но сразу стало ясно, что эти двое быстро подружатся.

Пенни, его тогдашняя подружка, была буддисткой и сказала Ленноксу, что иногда у тебя возникает сильное чувство, что ты знал кого-то еще до того, как с ним на самом деле познакомился – возможно, это из прошлой жизни, рискнула предположить она. Для Леннокса это тогда показалось слишком сложным, но когда он протянул Джорджу руку и сказал: "Я Рэй Леннокс", ответ "Ну, разумеется" показался ему особенно многозначительным. А потом Джордж проявил себя настоящим ангелом-хранителем Леннокса, убедив его, что в деле детоубийцы, известного как мистер Кондитер, арестовали не того человека. Наконец, именно он забрал сломленного, выгоревшего Леннокса из Эдинбурга и полиции в эту новую жизнь в Брайтоне. К счастью для материалистического мировоззрения Рэя Леннокса, его прямолинейный партнер по бизнесу был столь же циничен в отношении любых духовных вопросов, как и он сам.

Он направляется в офис "Хоршем Секьюрити Солюшнз" в Севен-Дайалс, районе, получившем свое название от перекрестка дорог в его центре. Название их компании указывает на ее происхождение из города, где Джордж жил короткое время и откуда он спешно свалил после того, как женщина, с которой он жил, застукала его со своей сестрой. Джордж ненадолго переехал в Истборн, а потом в Брайтон. После того, как Леннокс вошел в дело, он отказался сменить название компании на что-то более подходящее, нахально утверждая, что первоначальное имя уже хорошо известно как "премиальный бренд" в региональной индустрии безопасности.

Леннокс поднимается на несколько ступенек, чтобы попасть на первый этаж здания в викторианском стиле. В приемной, повернувшись спиной к большой опорной колонне, разделяющей помещение на две половины, окруженная книжными шкафами и картотеками, сидит за столом Риа Томсон и стучит по клавиатуре компьютера.

– Привет, Рэй, – весело говорит она. Совсем еще молоденькая, она работает в "Хоршем Секьюрити Солюшнз" всего несколько месяцев. Леннокс проникся симпатией к этой прилежной, добросовестной и жизнерадостной девушке. Он чувствует, что ему следует больше с ней общаться, чтобы выяснить, что ее мотивирует. Еще несколько недель назад ему бы это и в голову не пришло, но роман с Кармел помог ему почувствовать себя настолько моложе, что теперь он воспринимает Риа почти как ровесницу. Леннокс отдает ей документы, затем смотрит на часы на телефоне. Он и так уже опаздывает. Решает даже не заходить в свой маленький офис, расположенный рядом с таким же кабинетом Джорджа.

Хотя высокие потолки и большие окна лето в квартире на Сассекс-сквер летом были очень уместны, в холодное время года, если быть слишком осторожным с отоплением, что он и делал, его жилище иногда напоминало большой холодильник. Преодолевая свою природную бережливость, Леннокс прибавляет подогрев, надеясь, что к приезду Кармел температура позволит охотно сбрасывать одежду. Когда она приезжает и он рассказывает ей об этом, Кармел отвечает:

– Я и так уже вся теку, хоть тут было бы так же холодно, как в проклятой Арктике, – И она толкает его в сторону спальни, на ходу стаскивая с себя одежду и командуя: – Живо раздевайся, Леннокс!

После секса они рассуждают о том, что успех в постели для опытных взрослых партнеров во многом основан на химии и эффективной коммуникации. Как химику-исследователю и преподавателю в университете, Кармел хорошо знакомы оба этих аспекта. Она считает, что все в любви и жизни определяется химическими веществами: дофамином, окситоцином и серотонином. Все они ее переполняют, и она рассказывает о том, как может сложиться их сексуальная жизнь, делясь мнениями о том, что она хотела бы исследовать с ним. Темы очень пикантные, но при этом у Леннокса возникает неприятное ощущение, что он стал частью проекта "мужик постарше". Поэтому он рад, что в этот момент его отвлекает звонок от друга и бывшего коллеги Элли Нотмана из Эдинбурга.

– Извини, надо ответить, – смущенно бормочет он.

Взгляд Кармел как будто говорит: "Знаю я тебя".

Он нажимает зеленую кнопку и откашливается.

– Элли.

Голосу на том конце, кажется, приходится преодолевать треск и шипение, прежде чем до него доносится:

– Раймондо! – Похоже, Нотман уже поддал. – Так ты, это, завтра приедешь на отвальную Гиллмана?

Гиллман? Да пошел он. Ничто на свете не заставит меня прийти на прощальную вечеринку этого козла.

– Никак не получается взять выходные, – Леннокс подмигивает Кармел. Ее рука под простыней тянется к нему. – Слушай, Элли, тут срочное дело образовалось... я тебе перезвоню.

– Э, Рэй, послушай...

– Давай, до связи... – Леннокс отключается и отбрасывает телефон в сторону.

Светские беседы

В винном баре с роскошным декором и дорогим оборудованием, стены которого украшены работами местных художников, шумно и людно. За гулом бодрых голосов собравшихся можно расслышать обнадеживающее пение Грега Лейка, исполняющего "I Believe in Father Christmas". Леннокс, который входит в бар с Кармел Деверо, чувствует, что, в отличие от "Роуз Гарден", в этом месте он с удовольствием задержится. Рэй наблюдает, как Кармел, одетая в элегантный пятничный наряд - фиолетовый джемпер в обтяжку и длинную клетчатую юбку, – весело порхает среди коллег по университету, некоторых из которых он уже знает. Он задается вопросом о том, не презирают ли эти ученые мужи его как бывшего полицейского, который теперь в индустрии безопасности эксплуатирует страхи доверчивых пенсионеров? Смотрит на рукав своей черной кожаной куртки от "Hugo Boss" – бренда, почему-то так любимого неонацистами. Оглядывается, пока не видя Анджелу, с которой он долго болтал в тот вечер, когда встретил Кармел встретились в одном из пабов в Хоуве.

Тогда он всего лишь зашел пропустить бокал пива после тренировки по кикбоксингу и завязал непринужденный разговор со своей новой девушкой и ее коллегами по работе. Взаимное влечение было очевидно с самого начала, и оба сразу поняли, что их знакомство обязательно получит продолжение. Медленно, но верно, в рамках нескольких свиданий, они перешли от кофе к ужину и постели.

Кармел знакомит его с Гилбертом Мейсоном, высоким мужчиной с тонкими чертами лица, экзотической прической и манерами эстета. Вскоре они начинают обсуждать свою работу, и Леннокс теряет нить разговора.

– Основная технологическая проблема, связанная с получением геополимеров, – заявляет Кармел. – заключается в увеличении его объема за счет поликонденсации олиго-или сиалатсилоксилата калия в калиевую поли-или сиалатсилоксильную сетку с поперечными молекулярными связями… О, прости, Рэй, тебе, наверное, так скучно!

Гилберт натянуто улыбается Ленноксу и отходит в сторону.

– Даже твоим коллегам-ученым ничего не понятно, – смеется Леннокс, глядя ему вслед. – Может, человеческим языком объяснишь? У меня по химии тройка была.

– Ладно, постараюсь попроще. Но это скорее про строительные технологии, которые тебе должны быть лучше знакомы, Леннокс: среди шотландцев было много известных инженеров.

– Я больше общался с теми, кто специализировался на гражданском неповиновении. Так чем же этот новомодный цемент лучше обычного?

– Геополимерный бетон в сравнении с портландцементом? Ну, он более долговечный, быстрее схватывается, заливка занимает от десяти минут до часа, а не от получаса до пяти часов. Более экологичный, при производстве на тонну требуется меньше воды, энергии и выбросов CO2. Вот, видишь ее? – она указывает на женщину в светло-голубом деловом костюме, – Это пассия крупного строителя.

– Да?

– Ага, и увяз он крепко, даже без цемента.

Леннокс вздыхает.

– Ох, ну ты даешь...

Она прижимается к нему.

– Поцелуй меня. Я тебя должна покинуть буквально на пять минут.

Леннокс покорно повинуется и смотрит, как она удаляется. Она заговаривает с мужчиной, который, как Леннокс с радостью замечает, явно старше его. У него мягкий южно-английский акцент, с приятными нотками лондонского говора. Он одет во фланелевые брюки, вельветовый пиджак и галстук. Седеющие светлые волосы вьются вокруг лысины на слегка яйцевидной голове. Во время разговора он уверенно жестикулирует, тычет пальцем в воздух и пожимает широкими, мощными плечами. Они оживленно что-то обсуждают, и Кармел выглядит взволнованной и очень увлеченной. Потом она замечает взгляд Леннокса и машет рукой. И когда мужчина оборачивается, открывая лицо с густыми бровями и кривой улыбкой, Рэй Леннокс чувствует, как кровь стынет в его жилах, а голова безумно кружится.

Это что, блин, такое?

Он отводит взгляд и опускается на одно колено, делая вид, что завязывает несуществующий шнурок. Сердце бешено колотится, пока Леннокс пытается вздохнуть поглубже, а кровь приливает к голове: Быть того не может.

Кармел уже возле него. Она кладет ему руку на плечо.

– Ты в порядке, Рэй?

– Нормально, – удается выдавить Ленноксу. Он не встает, как боксер, который досчитывает до восьми, чтобы дать себе время оправиться от сокрушительного нокдауна. Он останется на полу столько, сколько потребуется, чтобы взять себя в руки и осмыслить происходящее. – Что-то в ботинок попало…

Видение в туннеле

Вы поехали кататься на великах вдоль Уотер-оф-Лейт, ты и твой лучший друг Лес Броуди, как обычно делали субботним утром. Вы всегда выезжали рано, чтобы опередить гуляющих там собачников. Солнце поднималось все выше, и было по-настоящему тепло. Жар чувствовался на ногах, особенно на голенях. На обоих были серые шорты, у тебя была белая футболка с бордовым сердечком, а на Лесе – футболка в коричневую и зеленую полоску, от вида которой тебя тошнило, когда ты выпивал слишком много сока. Было приятно идти в тени деревьев, толкая перед собой велосипеды, так как дорожка там была слишком неровной, чтобы ехать. В любом случае, у Леса чуть раньше спустило проколотое колесо, и вы хотели повернуть назад, но передумали, потому что говорили, что какие-то большие парни повесили клевую "тарзанку" на другой стороне железнодорожного туннеля на заброшенной однопутной линии. Им почти никто не встретился на всем пути до темного туннеля викторианской эпохи с его высоким, зловещим кирпичным фасадом, увитым плющом.

Та непроницаемая тьма впереди.

Лес и вы сделали то, что и всегда: переглянулись, чтобы показать, что не боитесь, а затем вместе с велосипедами направились в темноту. Там мало что можно было разглядеть, особенно когда зайдешь подальше. Подняв голову, можно было разглядеть оранжево-желтые фонари, в слабом свете которых был виден мокрый гравий под ногами. Затем, в середине туннеля, вы оказывались в том страшном отрезке, где ни в одном конце не было видно света.

Послышались голоса... а потом...

А потом его лицо... эти волосы... эти ехидные, ядовитые, жестокие глазки... гад, он там был... это, блин, был он... а раз так, то почему он тут…

Ничего толком было там не разглядеть.

Почему там было ничего не видать?

Ты бежал... нет, ты мчался на велике, на своем "Raleigh". Он за тобой гнался... А Лес остался позади, с теми двумя.

Он пытался вернуть тебя обратно, в темноту...

Но после туннеля...

Что случилось после туннеля, когда ты встретил тех прохожих и вернулся с ними обратно? Когда вы добрались туда, то увидели сломленного, похожего на призрака Леса, который выходил на свет, толкая перед собой велосипед.

Никаких копов.

Вот что он говорил, морщась от боли.

Никаких копов.

Ты поехал домой.

Там увидел мать.

Мать и дядю Джока.

Ты вернулся со своим драгоценным синим "Raleigh", готовый рассказать ей о том, что случилось. Что-то плохое случилось. А потом ты увидел, как вниз спустился друг семьи, Джок Эллардайс. Этот козел посмотрел на тебя и сказал что-то типа:

– Здорово, приятель.

Твоя мать была в кухне. Она закончила резать овощи на разделочной доске и мыла посуду.

– У Джока сломался туалет, и он зашел воспользоваться нашим, – сказала она, беспокойно переводя взгляд с тебя на него. Казалось, она так смотрела на тебя, как будто ты сделал что-то плохое. Но это она сделала что-то плохое. – Что такое сынок, ты в порядке?

– Все нормально, – пробормотал ты, выходя обратно на улицу. Дома что-то изменилось. Он только не мог понять, что именно. Свет в кухне казался таким слепящим. Звук, с которым твоя мать мыла посуду, был похож на звон шпаг двух дуэлянтов. Здесь он теперь не мог найти утешения.

Ты поехал к магазинам. Думал, может, сесть на автобус. Куда-нибудь уехать. Куда угодно. Ты бродил по улицам, пока не стемнело, и тебе стало страшно, потому что ты боялся, что почему-то снова столкнешься с теми чудовищами из туннеля. А они попробуют тебя запихнуть в машину. Ты шарахался от каждого автомобиля, который медленно проезжал мимо по главной улице, с ужасом ожидая, что в одном из них окажется группа мужчин.

Когда ты, наконец, вернулся домой, твои мама, папа, младший брат Стюарт и старшая сестра Джеки сидели за столом и ужинали.

– Опять опаздываешь, Рэймонд, – смеялся отец. – Эти обжоры уже всю картошку съели. Налетай, сынок, а то не вырастешь!

Тогда ты не знал и узнал только много лет спустя, после смерти отца, что твоя мать спала с Джоком Эллардайсом.

Ты ушел в свою комнату. Ты никогда рано спать не ложился, но в этот раз лег. И свет не стал выключать, а то вдруг те чудовища вернутся.

И вот чудовище снова перед ним.

Чудовище

Вставай уже. Ты и так уже опозорился. Ты же можешь подняться. Можешь встать на ноги. Соберись. Ты же взрослый мужик уже, а не пацан. Может, это и не он. Ведь сорок лет прошло с тех пор! Приди в себя. У тебя что-то с памятью: слишком долго ты на педофилов охотился. Этот чувак не похож на старого извращенца... тот долбаный список всех этих зверей-рецидивистов... сначала на бумаге, потом на экране компьютера. Все эти лица: толпы извращенцев, одни просто запутавшиеся ублюдки, а другие – сознательно выбравшие этот путь твари.

Рэй Леннокс не чувствует ног, только головокружение и тошноту, но вот он уже встает в полный рост. Он широко улыбается Кармел, но это кажется лишь жалкой, идиотской попыткой сохранить лицо. И все же он сквозь зубы делает вдох и спрашивает, что она пьет. Но она не успевает ответить, резко поворачивая голову в сторону, потому что кто-то из коллег трогает ее за плечо.

Ноги едва слушаются Леннокса, когда он проходит мимо этого человека, этого чудовища. Он лишь бросает на него лишь короткие взгляды, и каждый раз его охватывает еще большее головокружение, а тошнота пронзает его тело так, что он стучит зубами.

Возьми, блин, себя в руки.

Тварь теперь разговаривает с кем-то другим.

Он делает глубокий вдох и осторожно берет Кармел за руку.

– Эй, милая.

– О, Рэй... ты снова с нами!

– Чертовы шнурки, – Леннокс смотрит на туфли. – постоянно развязываются. Я собираюсь в бар, что тебе взять?

– Красное, выбери сам, но только не мерло, – говорит Кармел.

Он улыбается с наигранной легкостью, а затем его будто окатывают ледяной водой, дыхание перехватывает: он снова встречается глазами с чудовищем. Они не могут избежать взгляда друг друга. Ответом на его короткий кивок служит холодная, натянутая улыбка, хотя в ней нет и следа узнавания. Но все же что-то в этом лице выдает настороженность.

Но я же тогда пацаном был. Не может же он узнать меня сейчас?

Проходя мимо, Леннокс сбросает на чудовище еще один взгляд. Оно снова разговаривает с Кармел.

У него выпуклый второй подбородок, который с возрастом появляется у многих мужчин. В его глазах сначала мелькает удивление, похожее на робость, но затем вспыхивает пугающая агрессивность. Леннокс знает, что один из двух взглядов –всего лишь маска, притворство. С успешным бизнесменом сложно угадать, какой именно.

Но эту змеиную рожу ни с кем не спутаешь. Этот маленький язык, играющий на полных губах. Мелкие глазки под этими густыми бровями. Туннель... туннель, мать его...

Кармел покидает свою компанию и следует за Ленноксом к бару, как раз в тот момент, когда ему удается привлечь внимание перегруженной барменши. Заказывая два бокала шираза, он чувствует, как пот выступает у него на шее и стекает по спине. Он поднимает один бокал. Рука так сильно дрожит, что ему приходится, не сделав ни глотка, опустить ее на мраморную стойку бара, чтобы она не заметила.

– Это мой? – Малиновые ноготки Кармел постукивают по стеклу, как когти в игровых автоматах, хватающие безделушку и поднимающие ее с полированной поверхности.

– Ага.

– Тебе правда не очень скучно?

– Нет... конечно, нет. Неловко вышло, а я не хотел подавать виду перед твоими друзьями, но меня немного подташнивало: как будто я съел что-то не то, – и его хрипловатое покашливание не был наигранным. В такие моменты оно на самом деле возвращалось.

– Ой, как обидно. Тебе уже получше?

– Да, худшее, кажется, уже позади, – бодро произносит Леннокс, борясь с низким, как у астматика, хрипом и оглядываясь на чудовище.

Но почему здесь? Кто он такой?

Сердце у Леннокса снова начинает колотиться, а внутри поднимается удушающая ярость. Он пытается вдохнуть поглубже. Сейчас он понимает, каково это. Все эти годы в отделе тяжких он пытался опрашивать людей, которые были в таком же состоянии, как он сейчас: разрываемые изнутри страхом и яростью. Ничто тебя к такому не может подготовить. Это просто безумие. Наркотик. Яд.

– Кто, хм... кто этот чувак, с которым ты говорила?

– Мэтью Кардингворт – очень важный покровитель университета и моего факультета в частности. Он финансирует наш новый центр химических исследований и большой проект, который я возглавляю, – с уважением мурлычет Кармел.

Леннокс кивает. Вспоминает, что Кармел как-то провозила его мимо строительной площадки новой лаборатории по пути в университет, рядом со стадионом футбольного клуба "Брайтон энд Хоув Альбион".

– Он очень известный местный бизнесмен. Владеет этим заведением, а также аукционным залом и долей в нескольких ночных клубах. Но основной капитал он заработал на сделках с недвижимостью. Он по-настоящему богат, – заканчивает она с заметным восхищением, даже благоговением.

Леннокс проводит языком по губам, воодушевленный этим открытием. У чудовища есть имя: Мэтью Кардингуорт.

Оно настоящее. Оно может страдать. Оно чувствует боль. И оно, блин, почувствует всю долбаную боль в мире. Ты об этом позаботишься.

Леннокс снова оглядывает Кардингуорта. Чувствует, как его тело восстает против разума: его прошибает пот, сердцебиение учащается, а челюсти сводит от напряжения. Ему удается подавить этот приступ.

Бояться больше нельзя: ты теперь не обосравшийся пацан в туннеле. Это всего лишь жалкий пожилой ублюдок. Он в твоих руках. Он, гад, теперь твой. Выследить. Загнать, как дикого зверя. Наслаждаться каждой секундой будущей мести, ведь ты так долго ее ждал! И вот он здесь!

И Рэй Леннокс внезапно понимает, что никогда еще не чувствовал себя настолько живым. В голове его звонят восторженные колокола. Кровь быстрее струится по жилам. Эти ощущения сильнее, чем новая влюбленность. Это его миссия. Его призвание. Его судьба. И вот он у цели. Он не отрывает взгляда от Мэтью Кардингуорта.

Может, окружающие уже заметили? Так, спокойно.

Кардингуорт удаляется в сторону туалетов.

– Ты точно в порядке, Рэй? – спрашивает Кармел.

– Да, я в норме, просто надо отлить.

Кармел кивает, и Леннокс следует за уходящим Мэтью Кардингуортом в дальний конец зала, где находится туалет. Он встает через два писсуара от него. Смотрит прямо перед собой. Как легко сейчас застать Кардингуорта врасплох и размазать по стене – мужика явно не в форме, которому, вероятно, чуть за шестьдесят.

Багровый туман ярости, исходящей откуда-то изнутри него, застилает глаза Леннокса. Уничтожить это чудовище – сейчас самое важное для него. Но этого недостаточно. Эта тварь должна страдать. Как тот ублюдок в Майями. Это мой шанс. Он должен почувствовать такую боль, чтобы смерть показалась избавлением.

Стоп, не позволяй этому безумию затмить твой разум. Спокойно. Дыши. Надо все обдумать.

Леннокс знает, что его эмоции означают нечто чрезвычайно важное, но ему еще предстоит выяснить, что именно. Те мутные лица в туннеле. Три мужика в том длинном, каменном мешке, полном страданий. Который из них был Кардингуорт?

Он слышит, как бизнесмен заканчивает свои дела. Слышит, как чудовище застегивает ширинку. Когда оно проходит у него за спиной, мурашки бегут по его спине. Голова кружится. Это уж слишком. Его разгоряченный мозг разрывается от жестокого желания уничтожить эту тварь. Он должен выплеснуть этот гнев, иначе потеряет сознание, у него случится припадок … Его рот наполняется тонким металлическим привкусом. Он вспоминает Майями... похожий случай, когда подобная сволочь была у него в руках, и он не прошел мимо. А как с Джинджером Роджерсом они уделали того Мистера Леденца… настоящее правосудие для педофилов... Раздавить гадину, размазать по стене... Нет, еще слишком рано… Он делает глубокий вдох.

Нет. Держи все под контролем. Думай головой!

Это не может быть Кардингуорт. Между ним и одним из мужиков в туннеле есть сильное сходство, но это ведь было сорок лет назад!

Ты был всего лишь пацаном, так что он был бы молодым парнем…

Этот человек, этот напыщенный, надутый старый хлыщ, который излучает богатство и успех, конечно же, не может быть одним из тех полунищих уголовников, от которых разит дешевой выпивкой и старыми сигаретами. Но почему же тогда его охватила такая черная, животная, всепоглощающая ярость? Почему?

Один из них был помоложе! А что он делал?

Чудовище Кардингуорт, монстр Кардингуорт моет руки, точнее, лапы. Свои грязные лапы. Из сушилки вырывается горячий воздух. Его рев не утихает, пока дверь туалета со скрипом закрывается. Леннокс переводит дыхание, осознав, что все это время не решался даже выдохнуть Начинает мочиться. Мочевой пузырь уже переполнен, и поначалу тонкая струйка становится все сильнее.

Закончив, Леннокс возвращается в бар. Останавливается там, где поменьше людей. Снова наблюдает за Кармел, которая увлеченно беседует с друзьями. Коллегами. Вид у них такой характерный: слегка самодовольный, но в то же время неудовлетворенный. С подтянутыми, хорошо натренированными в тренажерном зале и с помощью диеты телами, они чувствуют себя комфортно и уверенно, но не могут до конца расслабиться. Но где же Кардингуорт? Он замечает чудовище, когда вынимает телефон, чтобы позвонить Джорджу. Мэтью Кардингворт непринужденно прохаживается по залу, развязно болтая с посетителями. Похоже, он здесь свой . Популярная личность. Влиятельный человек.

– Рэймонд... – Голос у Джорджа недовольный.

– Ты занят?

– Можно и так сказать.

– Постараюсь быстро.

– Давай.

– Что ты знаешь о Мэтью Кардингуорте?

– Подожди немного... И он понимает, что Джордж отходит в сторону, где его никто не услышит. – Очень богат, такая типа местная легенда.

– А ничего такого за ним не замечали?

– Кроме обычных закидонов, которые бывают у богатых и знаменитых? Ничего не слышал, но проверю.

– Спасибо, Джордж.

Повисает пауза.

– Что там, черт возьми, происходит, Рэймонд Леннокс?

– Может, и ничего. Надеюсь, что ничего.

– Мне это уже не нравится.

– Тогда вот что тебе понравится: завтра встретимся за ланчем в "Айви", я угощаю. Ты сегодня утром в Истборне отлично отработал.

– Ну еще бы. В двенадцать тридцать тогда коктейли в баре, столик закажи на час дня, – фыркает Джордж, прежде чем повесить трубку, но Леннокс все равно успевает понять, что его партнер по бизнесу доволен.

Когда он убирает "iPhone" в карман, к нему подходит Кармел.

– Анджела звонила: она опаздывает. Может, еще по одной?

Леннокс непонимающе смотрит на нее, затем снова переводит взгляд на чудовище. Оно снова выглядит как-то иначе. Кардингуорт опять кажется некой силой из другого мира. Эти змеиные глазки все замечают, и ведет он себя, как неприкасаемый император. Но потом... он уже не такой. С кем бы ни заговорил Кардингуорт, он, кажется, полностью поглощен беседой. Дрожь пробегает по спине Леннокса, и его будто разрывает изнутри, когда этот маленький испуганный пацан из туннеля пытается завладеть его сознанием. Эта часть его всегда будет рваться наружу, пока он не уничтожит эту тварь. Рэй Леннокс бережет свой гнев, пряча страх глубоко внутри, но жгучая ярость рвется на поверхность.

– Рэй, у тебя точно все в порядке? Ты как-то странно себя ведешь? Неужели присущие этому сборищу эмоциональность и неприкрытая сексуальность, – она оглядывает бар, забитый научными сотрудниками. – просто ошеломили тебя? Голос Кармел возвращает его к реальности. Надо убираться отсюда.

Позже. Ты знаешь, что он. Не спеши. Он никуда, гад, не денется.

Многозначительно посмотрев на нее, он шепчет.

– Дело в том, что ты меня так сильно заводишь. Когда я смотрю, как ты порхаешь по комнате, такая классная и сексуальная, то мне хочется прямо сейчас отвезти тебя домой и отодрать хорошенько.

Суровый, оценивающий взгляд Кармел заставляет его засомневаться, не ляпнул ли он лишнего. Но она роется в кошельке в своей сумке, достает номерок и протягивает ему. Бросает хриплым, низким голосом.

– Забери мое пальто. Встретимся на улице через пару минут; я только попрощаюсь кое с кем.

Довольный, что покидает этот бар и Кардингуорта, Леннокс забирает верхнюю одежду и заказывает такси. В холле его дыхание приходит в норму. Вскоре появляется Кармел.

В машине они долго целуются взасос.

Ты будешь мужиком, а не пацаном. Вы вдвоем будете ходить по улицам, излучая самодовольную, уверенную сексуальность. Мужчины будут тебе завидовать, считать тебя настоящим жеребцом, крутым чуваком... типа Кардингуорта...

Нет!

Ты ведь не похож на это чудовище! На этого извращенца, надругавшегося над детьми! Сколько их было? Сколько еще испуганных ребятишек стали жертвами этой мерзкой твари... этих чудовищ?

Но точно ли Кардингуорт был в том туннеле? У многих людей такая же кривая улыбка, такая же форма головы, те же брови…

Все эти фотографии маньяков, которые он так тщательно изучал; сейчас все они мелькают в сознании Леннокса, мутные, размытые до бессмысленности формы…

Надо опять просмотреть всех этих ублюдков! Если Кардингуорт и не тот урод из туннеля, то все равно за ним что-то есть...

Они, наконец, переводят дыхание. Кармел приподнимает бровь.

– Ты так долго слушал все эти разговоры о моей работе, что заслуживаешь компенсации.

– Без проблем, мне было интересно, – отвечает он и решает закинуть удочку. – Похоже, у тебя там все сейчас очень оживленно.

– Да, как раз решается с новым исследовательским центром.

– Похоже, что это крупный проект. Чему он посвящен?

– Я исследую возможности использования синтетических добавок, заменителей летучей золы, которую мы получаем из угля. Они позволят сделать строительные технологии более энергоэффективными и экологичными, но мы сильно отстаем от Китая. Вот почему участие Мэта Кардингуорта в получении земельного участка так важно. Мы сможем построить передовой центр исследования инновационных материалов.

Когда они прибывают на Сассекс-сквер, Леннокс, несмотря на свои громкие заявления, уже не уверен, сможет ли в своем взвинченном состоянии доставить удовольствие хотя бы себе.

Позже, когда они лежат в объятиях друг друга, она озабоченно спрашивает:

– Рэй, с тобой все нормально?

– Все супер, – выдыхает он. – Просто офигенно.

И ему не пришлось лукавить. Эта тридцативосьмилетняя женщина в постели была настоящей машиной. Все говорило о том, что этот огонь в ней еще долго не угаснет. Эта мысль была одновременно восхитительной и пугающей.

Похоже, скоро придется пользоваться "Виагрой" из запасов Джорджа. Но будь осторожен: ты с ней знаком всего лишь несколько недель!

Однако сейчас главным препятствием для настоящего романа, как всегда, является то, что творится в голове Рэя Леннокса.

Кардингуорт. Чудовище где-то рядом. И ты его уничтожишь. И остальных тоже.

Бим.

Держи его, Бим! Кто это еще такой? Я...

– Рэй! Ты подумал о том, что мы обсуждали? Про то, как поэкспериментировать в постели? – спрашивает Кармел, и ласковые круговые движения ее указательного пальца по его груди внезапно превращаются в настойчивые царапания ноготком.

– А что конкретно? Мы же обсуждали все подряд.

– Ну, типа, свингинг.

– Да, я в деле. Само собой – конечно, смотря о ком мы говорим.

– Анджела этим увлекается. Она тебе нравится?

– Мне ты нравишься.

– Это, разумеется, правильный, в высшей степени политкорректный ответ, и я безусловно его приветствую, – весело отвечает она, откидывая волосы с глаз и пристально глядя на него. – Но ты бы не отказался?

– Ну, я же сказал, что я в деле, – ухмыляется Леннокс. – Мы же, эта, как его, команда!

– Ее бойфренда, вероятно, придется немного поуламывать. Хорошо, что мне нравятся мужики в возрасте!

У Леннокса перехватывает дыхание.

– А кто он?

– Тот мужик, с которым я разговаривала. Мэт. Бизнесмен, про которого ты спрашивал, Мэтью Кардингуорт.

Эти слова доносятся до Рэя Леннокса как-то приглушенно, как будто он находится под водой.

– Рэй? Эй, Рэй! – Голос Кармел доносится как будто издалека, но настойчиво, становясь все громче.

– Чего?..

– Я говорю, мне с ними тогда связаться? Можно договориться на завтра или воскресенье.

Леннокс медленно выдыхает и смотрит на нее.

– Я в эти выходные не могу, надо ехать на ту вечеринку, проводы в Эдинбурге.

Она смотрит на него озадаченно.

– Ты же вроде не хотел ехать.

– Знаю, так и есть, но я так долго работал вместе с этим парнем в отделе тяжких. Мне надо будет успеть на вечерний рейс. Как-то неудобно отказываться.

– Ну да, конечно, – говорит Кармел. – Когда вернешься, что-нибудь организуем. Анджеле надо будет время, чтобы подготовить Мэта!

Леннокс не знает, что сказать. Он и на следующий день чувствует себя ошеломленным и растерянным, даже не обращая внимания на огромный счет, который ему приходится заплатить за вино и коктейли в "Айви", где Джордж решил себе ни в чем не отказывать. После обеда он с облегчением покидает Брайтон, чтобы улететь в Эдинбург.

Скромный выход на пенсию

Иногда смерть старого заклятого врага может потрясти вас сильнее, чем кончина дорогого друга. Особенно это касается полицейских и преступников, жизнь которых определяется враждой, а не любовью.

Эта мысль еще больше подавляет и без того потрясенного Леннокса, и он чувствует, как в голове у него разливается алкогольный дурман, во рту пересыхает, а живот схватывает, пока ревут реактивные двигатели и самолет набирает высоту, прижимая его к сиденью. Грусть и сожаление пронзают его до глубины души. В таком настроении он отправляется поздним субботним рейсом в Эдинбург на вечеринку по случаю выхода на пенсию сержанта уголовной полиции Дугласа Гиллмана. Когда раздается сигнал, что можно отстегнуть ремни, и он видит приближающуюся стюардессу, он думает о своем нынешнем психотерапевте, невозмутимой Элейн Родман. Вспоминает, когда в последний раз с ней виделся.

Если ты сможешь спокойно находиться рядом с Гиллманом, это может снизить твою чувствительность перед встречей с Кардингуортом. Но участвовать в чертовой оргии с ЧУДОВИЩЕМ, раздеваться... да пошло оно... так можно и сорваться…

При этой мысли он громко и безумно хохочет, дергая плечами. Сам осознает это только тогда, когда стюардесса трясет его за плечо.

– Сэр, с вами все в порядке?

– Да, извините, я тут немного увлекся, – он натянуто улыбается ей, кивая взволнованным пассажирам, сидящим неподалеку. К его удивлению, на откидном столике стоит миниатюрная пластиковая бутылка красного вина со стаканчиком. После выпивки за обедом с Джорджем у него и так шумит в голове, и он не помнит, как заказывал вино, но расплачивается кредитной карточкой, открывает его, наливает в стаканчик и подносит ко рту. Он делает один-единственный глоток, уже понимая, что это еще больше ослабит его и снова разворошит вроде бы притихшее осиное гнездо мыслей в голове. Опускает вино обратно на столик и решает не продолжать, заказывая вместо него кофе.

Едва сойдя с трапа самолета и остановившись в дьюти-фри, чтобы сделать одну покупку, которую он убирает в сумку, Леннокс чувствует, как родной город шепчет ему о своей равнодушной, горькой покорности. Это место, настоящее сборище трусов, с его угрюмыми обитателями, съежившимися от холода и ветра, сразу начинает подпитывать его собственную нерешительность и замешательство. Трамвай, который не спеша везет его в город, будто подчеркивает неспособность Эдинбурга принять свое предназначение европейской столицы. Жители города жалели даже те крохи своих собственных денег, которые им неохотно разрешал тратить умирающий имперский режим на юге. Однако они не протестовали, пока миллионы фунтов заплаченных ими налогов тратились на инфраструктурные проекты, такие как высокоскоростная железная дорога через всю Британию и туннель между Эссексом и Кентом, от которого им не было никакой пользы. А теперь, против их политической воли, их вернули из мультикультурного, передового сообщества свободной торговли, включающего двадцать восемь стран, в реакционное провинциальное захолустье. Леннокс выходит из машины на площади Сент-Эндрюз, чувствуя, как сырой туман проникает в легкие.

Живот у него бурлит, а едкий кофе жжет желудок. Блин, полезнее было бы вина выпить. Пока он идет по мостам родного города, со спортивной сумкой, перекинутой через плечо, Леннокс, несмотря на старое толстое пальто и новую шапку, шарф и перчатки, чувствует, как возвращаются детские респираторные заболевания, которые, как казалось, давно прошли. Тот кашель, который появился сразу после случая в туннеле, как говорили, был психосоматическим. Его голос перешел в этот свистящий хрип, когда попытался заговорить с матерью, к которой на кухне присоединился "дядя" Джок Эллардайс. Он всегда возвращался в моменты сильного стресса. И вот Леннокс снова чувствует его приближение. Гул толпы, близкой, но все еще невидимой. Обрывки праздничной музыки болезненно отдаются в ушах. Затем на него обрушивается ураганный ветер, словно удар кувалдой, и он задыхается, обещая себе никогда больше не жаловаться на зиму на южном побережье.

Ссутулившись, он бредет по узким готическим переулкам Старого города. Ступая по булыжной мостовой, он слышит, как в одном из извилистых переулков кто-то высоким, странным голосом напевает детскую страшилку о призраках погибших ребятишек. Наконец, он добирается до Королевской мили, где от шума уличного движения и голосов гуляк ему становится полегче. Леннокс направляется к месту назначения – бару, который офицеры отдела тяжких обычно называют "Ремонтной мастерской". Входя в скромный паб, набитый копами, он ожидал враждебного приема и даже почувствовал бы себя обиженным, если бы оказалось иначе. Однако реакции долго ждать не пришлось. Дуги Гиллман почти сразу бросается к нему. Ставший еще более приземистым и поседевший, он, тем не менее, сохранил фирменную стрижку ежиком, а запавшие глаза все так же горят недобрым блеском.

– Малыш Ленни! Говорят, ты там обслуживаешь английских пенсионеров!

– И я тебя люблю, Дуглас, – отвечает Леннокс, не моргнув и глазом. "Не совсем так", думает он, прежде чем признаться самому себе: "хотя в целом он прав". А лучший способ обезоружить Гиллмана – это с ним соглашаться. – Ты, прав, примерно так и есть.

– Ага, верно, – Гиллман выпрямляется и даже кажется немного выше. Это не так и просто: его шея превратилась в набухший мешок и стала еще более скрюченной, чем помнит Леннокс. Родинка у него на подбородке стала темнее и больше. Леннокс не может не заметить эти огромные сильные руки, которые свисают у него по бокам, как пистолеты у стрелка на Диком Западе. Они все еще остаются грозным оружием, способным причинять боль. – Так значит, карьера удалась?

– Ага, все круто. Разве не видно, какой я счастливый? – Леннокс слышит, как в его голос возвращаются старые ехидные нотки, которые, как он думал, остались за Валом Адриана. – Чем сам думаешь на пенсии заняться? Гольф? Домик на южном море?

В сверкающих глазах Гиллмана мелькает нерешительность. Несмотря на то, что Гиллман всегда проклинал профессию полицейского, у него никогда не было никакого плана "Б". Кроме этой работы, у него ничего нет. Он сразу пойдет ко дну. Эта мысль сначала вызывает у Леннокса злорадное удовольствие, но затем его поражает то, насколько сильно это чувство.

Еще один бывший коллега по отделу тяжких, Элли Нотман, незаметно подходит к ним, когда Гиллман отвечает:

– Хрен знает. Буду фигней страдать, и то если захочу!

Это неубедительная и жалкая бравада; Леннокс знает, что задел его за живое, но решает не продолжать. Он теперь на гражданке, и Гиллман скоро окажется там же, поэтому привычные перепалки прежних времен теряют свою привлекательность. Он обнимается с Нотманом, который тоже кажется более коренастым, чем год назад. Взгляд у него по-прежнему мутный, а на стриженых черных волосах по бокам ровно пробиваются седые полосы, словно нашивки за выслугу лет.

– Элли!

– Рэйми! Рад тебя видеть, приятель, – с пьяным дружелюбием восклицает Нотман.

– Снимите, что ли, номер, голубки, – ухмыляется Гиллман, издевательски хохотнув от своей же удачной остроты.

Вечер продолжается в таком же ключе. Отказавшийся от регулярных возлияний Леннокс растягивает одну единственную бутылку пива, с презрением бывшего алкоголика глядя на своих старых друзей, предающихся привычному пороку. Но вскоре обстановка становится невыносимой: появляются телефоны, на которые все снимают пьяного Гиллмана, резвящегося со стриптизершей. Негласный этикет копов требует, чтобы такие снимки не выставлялись в "Facebook" и "Instagram", но между коллегами они получат широкое распространение. Все это напоминает Ленноксу ту злосчастную поездку в Таиланд, которую он возненавидел с самого начала.

Вид жирных, пьяных белых мужиков, которые гордо прогуливались с молоденькими азиатками, вызывал у него почти физическую тошноту. Что еще хуже, на лицах некоторых его коллег – часто тех, которых он уважал, – читалось отвратительное одобрение. Какие-то австралийцы посоветовали шотландским копам посетить скандально известную улицу Даймонд. А там...

...Гиллман замечает, что он нервно потирает свой нос, и тут же понимает, о чем думает его старый соперник. Двое мужчин обмениваются резкими взглядами, а потом Леннокс отворачивается, не в силах выносить выражения лица своего врага: жесткого, проницательного, даже торжествующего.

Если ты даже Гиллману не можешь в глаза посмотреть, то как, блин, ты собираешься участвовать в оргии с Кардингуортом?

Тут в него почти что врезается Нотман. Леннокс всегда думал о своем бывшем напарнике как о более молодом коллеге, но сейчас у него потасканный вид тех шотландцев, которым уже давно за тридцать, а они еще не определились, оставаться ли им молодыми или быстро перейти к сорока пяти. Этому тренду явно не собирается следовать Скотт Маккоркел, которого он видит через плечо Нотмана, пока помогает своему бывшему подопечному вернуть равновесие. Низкорослому компьютерному гению сейчас, должно быть, около тридцати, но выглядит он лет на двенадцать. Нотман со злым презрением смотрит на Гиллмана, который удалился в бар, чтобы выпить с вновь прибывшими.

– Конец ему настанет теперь. Теперь ему делать нечего будет, так он, это... – он делает удушающий жест и притворно хрипит. – повесится нафиг!

Леннокса с сожалением смотрит на своего недавно такого бодрого коллегу, которого разрушает алкоголь; но больше его беспокоит неожиданное сострадание, которое он испытывает к Гиллману. Он решает сосредоточиться на более насущных проблемах.

– Элли, мне нужна помощь.

– Без проблем, для тебя все, что угодно.

Леннокс оглядывается по сторонам и отводит Нотмана на пару метров от стойки, демонстративно понижая голос.

– Только между нами, приятель.

– Само собой, – говорит Нотман и с усилием выпрямляется, делая глубокий вдох и выпучив глаза от напряжения.

– Я тебе вышлю фотку одного чувака. Можешь его проверить по списку педофилов?

Нотман медленно кивает.

– С тебя двойная водка с тоником... – Он смотрит на свой пустой стакан

– Заметано, – Леннокс заказывает выпивку.

То скрытое сочувствие, которое он продолжает ощущать по отношению к Гиллману, помогает ему расслабиться. Несмотря на напускную воинственную уверенность, его старый враг выглядит растерянным. Может, это всегда так и было. И Леннокс думает, что Гиллман не один здесь такой.

Все мы такие.

Это чувство товарищества сохраняется до тех пор, пока на вечеринку не приходит начальник отдела Аманда Драммонд. При ее появлении голоса стихают: пристальный взгляд Драммонд, как бы говорящий "вольно", может только испортить всем настроение, а никак не поднять его. Ленноксу она кажется еще более худой, чем раньше, из-за чего ее глаза кажутся больше и печальнее. Движения Драммонд выглядят более жесткими и властными. Гиллман внезапно шепчет ему на ухо:

– Ты ведь спал с ней когда-то, да, Ленни?

В голосе Леннокса звучит больше откровенного презрения, чем нужно, когда отвечает Дуги Гиллману.

– Что, если и так? Какая теперь разница?

— Ну, ты точно ее не удовлетворил, – невнятно бормочет Гиллман, оглядываясь на ухмыляющихся коллег-мужчин в поисках поддержки. – Скорее всего, с тобой она совсем разлюбила мужиков! А кто теперь отдувается? – Гиллман тычет себя пальцем в грудь, затем указывает на Нотмана. – Клоуны, которым приходится слушать, как она несет разную фигню. Феминистки чертовы... занялся бы ими кто-нибудь, Ленни. Облажался ты, приятель. Подвел команду!

Леннокс чувствует, как скрипят его крепко сжатые зубы. Он едва сдерживается. Он и забыл о том, насколько циничными могут быть шотландцы, самые озлобленные из которых намеренно стараются быть максимально язвительными. – Да я специально старался ее разочаровать, зная, как она потом на тебе будет отыгрываться, Дуглас. Есть другие предложения, как я мог бы тебе еще жизнь испортить?

Пока остальные смеются, Гиллман лишь фыркает. Он злится из-за того, что Леннокс так его подколол, но в то же время рад, что заставил его играть в свою игру, которая обещает еще больше волнующих моментов в будущем. Направляя свой гнев на Скотта Маккоркела, который во время этого диалога явно нервничал, он рычит: – А ты помалкивай, мистер Компьютер. Интернет-ботаники, блин... – и он косится на нескольких присутствующих молодых копов, которые держатся позади ветеранов. МакКоркел, покраснев до ушей, скрывается за их спинами.

Но все они внезапно разбегаются. Этот переполох вызван появлением худощавой, угловатой женщины, которая подходит к Ленноксу.

– Ну что, Рэй, – спрашивает Аманда Драммонд. – как твоя … – он видит, как слово "пенсия" застывает у нее на губах, и она заканчивает: – новая карьера?

– Не слишком увлекательное занятие, но деньги неплохие, и есть время, чтобы рисовать, учить итальянский и заниматься кикбоксингом, – улыбается он. Леннокс в жизни не увлекался рисованием, но знал, что это хобби Драммонд, на которое, как она часто жаловалась, у нее никогда не было времени. А теперь ей тем более некогда. Если его колкость и попала в цель, она хорошо это скрыла, не подав и виду. Он продолжает. – Брайтон – прекрасный город, довольно оживленный, а до Лондона, где можно посетить музеи, концерты и так далее, меньше часа езды, – и он видит ее оценивающий взгляд, скользящий по его телу. – В общем, лучше и быть не могло. Полагаю, я перестал искать в работе какой-то самореализации.

– Супер, – холодно отвечает она, и Леннокс понимает, что она считает его несущественным. Это что-то новое. Раньше он могла чувствовать к нему и раздражение, и неприязнь, но равнодушной не была никогда. Затем они внезапно обмениваются короткими взглядами, и оба понимают, как все могло бы быть, сложись обстоятельства по-другому. Но это ощущение мимолетно: оба в конечном счете прагматики, считающие ностальгические чувства приторным, болезненным потаканием своим желаниям. – Береги себя, Рэй.

– Ты тоже, - говорит он, и Драммонд кивает, поворачивается и незаметно уходит в уголок для руководящих сотрудников. Это было их проклятием на руководящих постах: надо было уходить после одной рюмки.

Однако единственное воспоминание из прошлого Леннокса, которое сейчас преследует его, находится не здесь, в его родном Эдинбурге, а на юге, в Брайтоне, ставшем его вторым домом.

Кардингуорт... ну и как, блин, ты собираешься это сделать?

Но отгадки все еще могут быть где-то здесь, и ответы нужно искать быстро.

Интересно будет посмотреть, как этому ублюдку понравится за решеткой в "зверином загоне".

Но будет ли этого достаточно? Хватит ли того, что он привлечет Кардингуорта к ответственности? Он же хотел заставить этого человека и его приятелей страдать. Причинить им настоящую боль. А может, это у меня с головой не все в порядке? Разве это жгучее желание мести не было лишь свидетельством окончательной победы Кардингуорта? Жестокий опыт научил Рэя Леннокса, что многие люди, пережившие гораздо более жестокое надругательство, чем он сам, не устраивали такие душераздирающие драмы. Они оставляли это позади и продолжали жить.

А ты что, особенный?

С уходом Драммонд к нему снова подходит Гиллман, сопровождаемый Нотманом. – Так как там жизнь, на юге? Брайтон?

– Что посеешь, то и пожнешь, Дуги, – устало говорит Леннокс. Грубая бесцеремонность Гиллмана, которая в присутствии Драммонд должна была бы поутихнуть, совсем не оскорбляет его, а просто кажется какой-то странной причудой. Но его ответ не успокаивает пьяного Гиллмана.

– Ага... смотри у меня, – угрожающе произносит он.

– Дуги, я тоже рад тебя видеть, приятель, – и Леннокс роется в своей сумке и достает бутылку восемнадцатилетнего односолодового "Макаллана". – Желаю тебе всего наилучшего на пенсии, друг, – и он сует подарок в большие руки Гиллмана. – А теперь, джентльмены, я должен пожелать вам доброй ночи, – и Рэй Леннокс поворачивается к Элли Нотману. – Я тебе вышлю подробности по электронке. Завтра созвонимся.

– Договорились, – Нотман неуклюже дает ему "пять" и ковыляет обратно к барной стойке.

Гиллман бережно, как своего первенца, держит подарок и смотрит на уходящего Леннокса так, словно любовь всей его жизни только что покинула его. До Леннокса доносится его уже спокойный, печальный голос.

– Да... кто старое помянет…

Спринтер

Под резиновыми подошвами кроссовок "Адидас" плещутся лужи, а теплое дыхание превращается в пар. На улице совсем не жарко, но Рэю Ленноксу больше не холодно, и он в ровном темпе бежит по Уотер-оф-Лейт. С этой старой одноколейной железнодорожной линии видно, как река внизу падает небольшим водопадом. Высотой он всего пару метров, но в детстве они называли его "Ниагарой".

Впереди смутно виднеется туннель. Леннокс несколько раз возвращался сюда уже взрослым, в иррациональной, но стойкой надежде, что напавшие на него вернутся на место преступления и он столкнется с ним лицом к лицу. Как он все еще жаждет этой встречи, умом понимая, что это никогда не случится. Хотя недавно все изменилось. Но почему он не прислушивается к своему чутью или памяти и не бросает открытый вызов Кардингуорту?

Почему ты так не уверен?

Он допускает мысль, что, возможно, боится Кардингуорта. Не в физическом уровне, а так, как многие представители его класса боятся тех, кто обладает богатством и властью, понимая, что их связи и влияние могут быть смертельно опасны. Он уже не полицейский, и его взаимоотношения с государством изменились.

Взбешенный, он врывается в туннель, резко сбрасывает скорость и останавливается прямо посередине: это черное пятно длиной всего в пару метров, где изгиб скрывает вход и выход, и ты не видишь ничего, кроме абсолютной темноты. В этой оглушающей пустоте он слышит только неровные удары собственного сердца. Крепко зажмуривает глаза. Он пытается представить лицо Кардингуорта, или кого-то из тех двоих.

Бим.

Что?

Его регулярные возвращения в это место ужаса и страданий; слепая вера в то, что сила его воли каким-то образом сможет вытащить их обратно из тьмы, в этот туннель, чтобы они встретились с ним лицом к лицу.

Держи его, Бим...

Но, как всегда, он не чувствует ничего, кроме собственного пульса и напряжения в мышцах отяжелевших ног. Леннокс открывает глаза в той же темноте, не замечая никаких изменений. Он все еще один. Затем он слышит громкий крик, эхом разносящийся по туннелю.

Выходите, вы, чертовы ублюдки, давайте, посмотрите мне в глаза.

Леннокс знает, что это он сам издает этот протяжный вой боли, который вырывается из какой-то мрачной глубины его души, в которой он так и не смог полностью разобраться. Она скрыта где-то внутри, эта зловещая сила, и стресс открывает ей дорогу наружу. Каждый раз, когда она возвращается, он проклинает свою наивную веру в то, что она исчезла навсегда.

Затем он делает шаг вперед, переходя на бег, пока к желудку подступает тошнота, и вскоре Рэй Леннокс вылетает из туннеля, едва не сбив с ног двух собачников, которые поспешно отводят своих встревоженных животных в сторону. Один из них с упреком окрикивает его, но, хотя легкие, кажется, сейчас взорвутся, Леннокс мчится вперед, наслаждаясь собственной силой и скоростью.

К тому времени, как он добирается до дома своей сестры, его переполняет всепроникающая, сотрясающая боль в груди, от которой он получает жгучее удовольствие. Сейчас он больше всего хочет плюхнуться на диван, но за спиной яростно хрустит гравий на подъездной дорожке, сообщая ему, что Джеки вернулась на своем внедорожнике из поездки в магазин за хлебом и молоком.

– Подожди, Рэй, – окликает она, когда он собирается войти в дом.

Он поворачивается и упирается руками в колени, втягивая холодный утренний воздух, пока она выходит из машины.

– Джеки, – говорит он, поднимая взгляд.

– Выглядишь не очень, – замечает сестра. Джеки большую часть времени живет дома с семьей, но у нее давно роман с коллегой-юристом Мойрой Галливер, которая постоянно настаивает на том, чтобы она развелась со своим мужем Ангусом и переехала к ней. Сестра покойного врага Леннокса и когда-то объект его досадно безответных ухаживаний, Мойра пришла в замешательство, когда Джеки перевезла в себе домой сначала свою мать Аврил, а затем и брата Стюарта.

Благодаря своим усердным занятиям в тренажерном зале и соблюдению диеты, Джеки отлично выглядит. Она проводит ухоженной рукой по мелированным волосам. Леннокс прикидывает, что ее плиссированная кашемировая юбка стоит столько же, сколько он потратил на свою последнюю кожаную куртку от "Hugo Boss". Он выпрямляется.

– Ускорился больше, чем надо было.

Джеки безразлично кивает и понижает голос, как это часто делают юристы.

– Нужно поговорить о его светлости, – Она указывает на дом. – О маленьком Гамлете.

– Ну... а что с ним? – Леннокс все еще глотает сырой воздух.

Джеки объясняет, как они с Ангусом взяли все в свои руки и отправили своего младшего (по мнению Леннокса, так и застрявшего в детстве) брата Стюарта в реабилитационный центр для лечения алкогольной зависимости. Сейчас он участвует в программе анонимных алкоголиков, что, конечно, замечательно, но есть и свои неудобства.

– Он выезжать не собирается, Рэй, – Джеки качает головой. – Он вообще не собирается искать собственное жилье. Может, ты с ним поговоришь?

– Ага, а он, типа, меня послушает?

– Ну, у вас обоих были зависимости, и ты тоже участвовал в этой программе...

– Это не самая хорошая идея, Джеки. Стюарт и я... ну, я его люблю, но копы и актеры, это как-то...

Его сестра резко выдыхает, бросая на Леннокса вызывающий и властный взгляд, который он помнит еще мальчишкой. Он знает, что сейчас ничего приятного не услышит.

– Послушай, Рэй, мы с Ангусом думали об этом: на самом деле несправедливо, что нам приходится возиться с мамой и Стюартом, в то время как ты смотался на юг и никак семьей не занимаешься. Я имею в виду, – и она наклоняет голову набок, увлекаясь своей темой. – Все это очень в твоем стиле, не так ли?

– Ну, я... – начинает Леннокс.

Но Джеки в ударе.

– Слушай, Рэй, теперь у тебя нет такой удобной отмазки, как срочная работа в отделе тяжких преступлений. Ты там расслабляешься за продажей систем сигнализации пожилым людям... Это уже не покатит.

Леннокс поджимает губы и неохотно выдавливает:

– Если нужны деньги...

– Нет, Рэй, – Джеки морщит нос, как будто кто-то рядом с ней отвратительно пукнул. – Нам нужны не спонсоры. Вопрос, конечно, не в деньгах, – и, чтобы подчеркнуть это, она машет рукой в сторону великолепного дома с роскошным садом. – Помочь нужно делом. Пора разделить это психологическое и социальное бремя.

– Что ты имеешь в виду?

– Как насчет взять Стюарта к себе на время? Брайтон недалеко от Лондона, и ему легче будет ездить на пробы.

– Ну, понимаешь, Джеки...

Пока Леннокс отчаянно придумывает, что бы возразить, Джеки продолжает:

– Ему действительно нужно работать, Рэй. Все это сидение без дела и не дает ему окончательно поправиться. С тех пор как отменили этот его ужасный сериал "Типичное Глазго", он сам не свой.

Каждая клеточка его существа кричит "ничего подобного не будет", но сейчас у Леннокса нет душевных сил на семейные ссоры. Он может только пробормотать:

– Я подумаю... Может быть, перекинусь с ним парой слов. А "Типичное Глазго" было не так уж и плохо...

Открывая входную дверь, Джеки не может сдержать улыбку.

– Оно было действительно было ужасно, – заявляет она, протягивая брату маленький пластиковый пакет с продуктами, и торжествующе напевает. – Возьми, а я собираюсь вернуться в постель, чтобы поболтать по телефону с Мойрой!

Рэй Леннокс проходит через гостиную на кухню и ставит пакет на стол. Затем он с облегчением падает на диван рядом со своими племянниками, Фрейзером и Мердо, которые учатся в университете с разницей в год. Формально они живут отдельно, но постоянно околачиваются дома. Кроме этой троицы на диване, весь клан Ленноксов сейчас проживает на большой вилле, принадлежащей Джеки и ее мужу. Его мать, Аврил, живет в свободной комнате, в то время как Стюарт, по иронии судьбы, живет в "бабушкиной пристройке" в глубине сада. Леннокс был в комнате Аврил только однажды. И желания туда возвращаться у него нет. Когда он помогал перевозить вещи матери из ее старого дома, он увидел его. Тот большой дубовый сундук; среди прочего, в нем хранились его рисунки. У нее осталось три из них, сохранившиеся со школьных времен, – один, самый ранний, "Мама, папа и Джеки", а другой, нарисованный позже, но все еще до рождения Стюарта, где его отец ведет поезд, высовывается из окна и машет рукой, а они с Джеки и Аврил машут ему вслед. Но вот третий рисунок, на котором изображены трое мужчин, стоящих у входа в туннель, совершенно не подходил для того, чтобы мать его хранила на память о детстве своего ребенка. Он вздрогнул, увидев его: его прошиб холодный пот, и он захлопнул сундук. Зачем она его сохранила? Там были кое-какие подробности, которых он не помнил. Интересно, он еще лежал там, в сундуке?

– Видел его, дядя Рэй? – Фрейзер смотрит по телеку какой-то из сериалов "Netflix".

– Нет, – Фильм ему не знаком. Теперь он, как правило, слушал совета людей, у которых, кроме свободного времени, был еще и какой-то вкус. Таких персонажей уже осталось немного.

Он смотрит на Мердо, сидящего в позе лотоса на диване и читающего учебник по праву. Леннокс не совсем понимает этих парней: оба учатся в университете, один живет в общежитии, другой на квартире, но, похоже, оба до сих пор не в состоянии окончательно покинуть родительский дом. В чем-то они были такими зрелыми и умными, а в другом оказывались хронически инфантильными. Фрейзер, стройный, с длинными вьющимися черными волосами и точеными скулами, заводит с Ленноксом разговор о политике в отношении трансгендеров, которую они периодически обсуждают. Его племянник идентифицирует себя как нечто, что не имеет для Леннокса смысла. Рэй не уверен, какие личные местоимения тому сейчас приходится использовать.

Его брат входит в кухню через заднюю дверь из своей пристройки и начинает готовить себе мюсли, фрукты и йогурт. Он смотрит в гостиную.

– Раймондо! Ты тоже вчера не пил, да? – восклицает он. – Все еще в завязке?

– Не совсем так, но в целом почти не пью, – отвечает Леннокс, гадая, сколько времени это продлится. Теперь, когда уровень его тревожности снова стал зашкаливать, серьезный запой стал ежедневно напоминать о себе, рассылая соблазнительные приглашения. Леннокс делает глубокий вдох и пытается взять себя в руки, борясь с охватывающим его унылым отчаянием. – Сколько времени ты уже не пьешь?

– Сто семьдесят шесть самых скучных дней, которые я когда-либо имел несчастье провести на этой долбаной планете!

Услышав это, Мердо смеется, роняет книгу и растягивается на диване. Джеки и ее муж Ангус, несмотря на раздельную сексуальную жизнь, на людях сохраняли всю видимость успешного брака. Как правило, они не терпели ругани в доме, но на Стюарта, как самого младшего в семье и творческую личность, это, казалось, не распространяется. Леннокса это раздражает, хотя ребята любят своего экстравагантного младшего дядю.

– А он хорошо выглядит, правда, дядя Рэй? – спрашивает Мердо.

Леннокс смотрит на своего брата, который заправляет кофеварку. Он встает и проходит на кухню, чтобы поближе его рассмотреть. Его забавляет генетическая путаница: сам он стройный и жилистый, в то время как якобы поэтическая душа Стюарта ютится в мускулистом теле клубного вышибалы. Но глаза оба унаследовали от матери: беспокойные, подозрительные и немного встревоженные.

Он думает о той свободной комнате наверху. Может ли тот рисунок все еще лежать в сундуке? Может, он поможет вспомнить больше подробностей о тех людях в туннеле или вызовет новые воспоминания? Он снова поворачивается к Стюарту, который с ясными глазами, коротко подстриженными блестящими каштановыми волосами и аккуратной козлиной бородкой действительно выглядит крепким и жизнерадостным. Он был одним из тех людей, кто быстро оправлялся от последствий любого разгула. Начинавшее расти брюшко исчезло, а эластичная кожа туго обтягивала череп. Хотя, конечно, вечно это длиться не может. Когда-нибудь он переборщит и уже не сможет на следующее утро быть таким же огурчиком. Но пока что его спасает тщеславие актера, которое вызывает у него достаточно отчаяния от своего вида в зеркале, чтобы вынудить пройти серьезный курс детоксикации и реабилитации.

– Тебе хоть сегодня главную роль давай, Стю, – улыбается Леннокс, похлопывая брата по крепкому плечу и направляясь к кофеварке. Еще один приступ изжоги ему нужен меньше всего, но он тоскует по дозе кофеина. – Где мама?

– В постели, – Стюарт показывает большим пальцем в потолок. – Весь день спит, Рэйми, а по ночам бродит, как привидение.

– Вот как, – Леннокс поглаживает уже давно сбритые усы. Ему показалось, что он слышал шум, доносившийся из комнаты для гостей, когда он приехал вчера ночью. – Как с работой?

– Отдыхаю так много, – жалобно стонет Стюарт, – что кажется, будто меня криогенно заморозили в продуваемом сквозняками корабле, летящем в дальний космос. С тех пор как эти телевизионные придурки отменили показ "Типичного Глазго" – с восклицательным знаком – работы в кино совсем не стало, а что касается Мельпомены, то она просто отказалась задирать юбку для меня, несмотря на то, что с другими поклонниками она и не думает стесняться!

Ленноксу понимает, как сильно ему на самом деле нравится трезвая версия брата, когда его остроумие направлено на то, чтобы смешить других людей, а не унижать их.

– Кроме того, – Стюарт застенчиво смотрит на него, прикусывая нижнюю губу. – финансовые проблемы затрудняют поездки на прослушивания в туманной столице. Вот где реальная работа.

– Кто успел, тот и съел, – язвит Леннокс и проверяет телефон, чуя подвох и отчаянно пытаясь вывернуться.

– Вот я-то как раз и не успеваю, майн брудер, – Стюарт с надеждой приподнимает брови. – Так что, возможно, мне придется воспользоваться свободной комнатой в прекрасном доме в стиле "ридженси" в Брайтоне.

Можно было поспорить, обладал ли Стюарт (сейчас или вообще когда-нибудь) внешностью исполнителя главной роли, но время не ослабило его способности к искусной игре. Леннокс подозревает, что автором сценария для этой корометражки выступила Джеки. Теперь средний брат колеблется.

– Э-э... возможно, мы немного торопимся с выводами... – Рэя Леннокса, к счастью, прерывает звонок от Нотмана. – Я должен ответить, – говорит он Стюарту, уставившемуся на него неподвижным взглядом, и направляется в сад через заднюю дверь, понижая голос. – Элли… как дела, приятель?

В трубке раздается сдавленный хрип, а его пробирает холод.

– Черт, Рэйми, ну и ночка вчера выдалась, а?

Ленноксу так и хочется сказать: "У тебя, конечно, но я-то не бухал, уже несколько часов на ногах и даже, блин, пробежался", но, подавив порыв, он отзывается:

– Ага. Ну надо ведь было Дуги Г. проводить, как полагается. Он еще тот ублюдок, но он все же наш ублюдок.

Череда воспоминаний переполняет его сознание, и мысли у него начинают путаться.

Таиланд. Как они с парнями туда ездили, и некоторые развлекались с местными проститутками. Леннокс не принимал в этом участия, но и других не осуждал, за исключением Гиллмана, чья спутница выглядела слишком молоденькой. Они повздорили из-за этого, и он получил серьезную травму: его коллега из отдела тяжких ударом головы сломал ему нос. Голова кружилась, и, размазывая кровь по лицу, Леннокс слезящимися глазами наблюдал, как его проявивший такую убийственную ловкость соперник торжествующе уходит прочь.

Его комплимент Гиллману теперь кажется слишком щедрым.

Утром, перед тем как отправиться на пробежку, Леннокс послал Нотману по электронной почте фотографию Мэтью Кардингуорта, которую он скачал с сайта газеты "Брайтон Аргус". Это чудовище вручило премию "Молодой предприниматель" члену молодежной торговой палаты.

– Так и есть, – соглашается Нотман. – Послушай, Рэйми, мы могли бы встретиться, может быть, выпить по стаканчику?

Леннокс дрожит от холода, натягивая капюшон куртки. Вздох, который вот-вот вырвется у него, буквально замерзает на полпути.

– Хорошо.

– "Сити Кафе", через полчаса?

– Давай через час. Мне надо в душ заскочить.

В ответ Нотман что-то бормочет в знак согласия. Когда Леннокс вешает трубку и возвращается, в комнату медленно входит его мать, слегка сутулящаяся и в длинном развевающемся халате кажущаяся безногой. Она прищуривается.

– Рэймонд... это ты?

– Да, – бросает Леннокс, чмокая ее в сухую щеку. – Мне нужно идти, мам, – и он направляется к двери, наблюдая, как она в вялом замешательстве медленно поворачивается к нему. – Увидимся позже.

К тому времени, как он подходит к бару, Нотман уже опустошил полпинты светлого пива, а его развязное поведение и небритая морда указывают на то, что это не первая выпивка за день. Еще только полдень, и в "Сити Кафе" совсем пусто. Леннокс берет содовую с лаймом и садится рядом со своим неряшливым бывшим коллегой.

– Я вчера нажрался, да? – грустно спрашивает Нотман, глядя на него покрасневшими, запавшими глазами.

– Ну так, немного, – соглашается Леннокс, понимая, что Нотман не поверил бы никому, кто стал бы решительно это опровергать. – Спасибо, что согласился проверить для меня эту фотку.

– Ага, – уныло отвечает Нотман. – Постараюсь, типа.

Этот ответ мало ободряет Леннокса: энтузиазм прошлой ночи был вызван алкоголем, и его друг ничего так и не сделал. Ему просто был нужен собутыльник. С покрасневшими глазами навыкате, прерывистым дыханием и дергаными манерами, он, кажется, просто хочет вывалить на Леннокса свои собственные проблемы, который уже через пять минут думает о Брайтоне. И каждый раз, когда он вспоминает о своей красивой девушке, любые сексуальные позывы безжалостно заглушаются образом чувака, преследующего его в темном туннеле: чудовища, превратившегося в бизнесмена из Сассекса.

Того, с кем ему скоро предстоит столкнуться лицом к лицу. Он извиняется и оставляет Нотмана изнывать от жалости к себе.

Реминисцентная терапия 1

– Да, вот уж были времена, скажу я вам. Все проще было. Я работал какое-то время на железных дорогах. Лучше бы я туда не совался. Я ведь всегда моряком был. В море лучше всего было. И отец у меня в море ходил, на китобое. В детстве я только об этом и мечтал.

– О, морские приключения!

– Я поступил в мореходку в Лите, получил диплом. Да, я море всегда любил. Есть чего порассказать о тех временах!

(Смеется).

– Конечно, тогда из самого Лита уже корабли не отплывали. Но мы устраивались на суда, где угодно, и не только в Англии и Европе: мы летали до самого Рио, или до Монти, или в Майями, и там попадали на корабль...

– Монти?

– Монтевидео.

– В Уругвае?

– Ну да! Монти!

Ну и фигня... Я выключаю старый кассетный магнитофон. Эти две долбаных кассеты "С45", таких я не видел уже сто лет, это, блин, целых полтора часа надо слушать этого старикана и эту чертову дуру, которая пытается его перебивать. Без меня, спасибо! Что это вообще за фигня и зачем она заставляет меня ее слушать? Ты поймешь, сказала она. Для нее, судя по всему, это было важно. Я ее спросил, почему эта лажа была записана на таких старых кассетах. По-видимому, это и держит их в этой группе - артефакт аналоговой эры, как она сказала. Ну, меня она точно не будет нигде удерживать.

Ну, ладно, хорошо, работа в этом медицинском центре помогла ей разобраться в себе. Мы уж точно не будем снова повторять всю эту тупость. К тому же, она уже слишком взрослая для этого. Что касается самой записи, то она ни фига не приводит в восторг: какой-то старый хрыч рассказывает психотерапевту, как он служил на торговом флоте. Они считают, что, если старые ублюдки кому-то будут рассказывать про это дерьмо, то они не сойдут с ума. Реминисцентная, или как там ее, терапия. Когда я был пацаном, мне и так приходилось каждый чертов день выслушивать такую же лажу от моего старика, который постоянно говорил, как все когда-то было лучше, и каким избалованным я был, и как мне повезло, что я вообще живу. Как его отец каждый день его ремнем лупил, а мне он, видите ли, только изредка пинка давал. Ага, спасибо, блин, большое.

Короче, задолбало это все. Потом ей скажу. Есть и попроще способы развлечься. Эта бутылка вискаря сама себя не выпьет!

Мой заботливый брат

Леннокс отправляется обратно на юг дневным рейсом в воскресенье, терзаемый приступами черной депрессии и мучительной тревоги. У него так не и было возможности заглянуть в сундук в комнате матери, где хранился тот его рисунок, изображающий троих мужчин у входа в туннель. Ему было одиннадцать лет, когда он выполнил его на уроке рисования. Учительница, мисс Гамильтон, похвалила его, хотя и была озадачена черным солнцем, которое попросила его объяснить. Он лишь пожал плечами и промолчал. Тогда он был так же склонен к сотрудничеству, как Элли Нотман сейчас.

Еще больше его расстраивало то, что он позволил Джеки посадить Стюарта на самолет вместе с ним. Его брат заявил, что у него есть шанс пройти прослушивание в театральной труппе, и даже не в Лондоне, а в самом Брайтоне. Это, скорее всего, было враньем, но Леннокс решил, что присутствие брата поможет ему выиграть немного времени и избежать пока разговоров с Кармел об оргии.

На самом деле, это же не первый раз, когда мы с Мэтом развлекаемся, а, Мэт? Хотя тогда я, само собой, согласия не давал, да и не мог дать в силу возраста. Ты же помнишь тот случай в туннеле, да, Мэт, дружище?

Стюарт, развалившийся на сиденье рядом с ним, отвлекает его от размышлений, протягивая небольшой сверток, аккуратно завернутый в подарочную бумагу.

– Это тебе. А это мне, – и он машет точно таким же свертком. – Они не были уверены, вернемся ли мы к Рождеству.

Леннокс разворачивает свой подарок, стеклянный шар в цветах ФК "Хартс". На нем изображен северный олень в бордовую полоску на фоне трибуны с табличкой в стиле заставки "Тома и Джерри", гласящей "ТАЙНКАСЛ ПАРК". Как полагается получившему столь оригинальный подарок, он сразу его встряхивает.

– Ну, раз ты уже открыл свой, – говорит Стюарт со слегка смущенным видом и разворачивает точно такой же шар, но в бело-зеленых тонах "Хибс" и вывеской "СТАДИОН ИСТЕР РОУД".

– О, как же мило, – отзывается Стюарт. Его брат, вопреки семейной традиции, стал поддерживать "Хибс", а не "Хартс". Это была одна из форм протеста, на котором он специализировался.

Повисает долгое молчание.

Братья жаждут чего-нибудь выпить, нервно пытаясь скрыть это друг от друга. Стюарт своими толстыми пальцами постоянно барабанит по подлокотнику, что раздражает Леннокса, который жалеет о том, что у него так и не нашлось времени поговорить со своим старым приятелем Лесом Броуди. Лес ненавидел разговоры о туннеле, но это было до того, как появился Кардингуорт.

Хотя Леннокс места себе не находит, он с облегчением понимает, что Стюарт слишком поглощен своими собственными трудностями, чтобы заметить его тревогу.

– Я вот думаю, почему я выбрал такую жизнь, Рэйми, жизнь актера, со всей ее бессмыслицей и постоянными отказами, – Он закатывает глаза, а веки дрожат. – Но ведь не ты ее выбираешь, это сказки: она тебя выбирает, – и он внезапно поворачивается к Ленноксу. – Конечно, тебе нравится цепляться за иллюзию, что ты как-то контролируешь ситуацию, но что такое контроль, а, Рэй? – спрашивает его брат, не ожидая ответа. – Контроль сам по себе иллюзия, но я сейчас даже не об этом говорю, – Стюарт пренебрежительно машет рукой. – Хотя говорят, что в сорок лет ты в полной заднице, они просто не знают, как тебя использовать, но в пятьдесят ты снова будешь востребован и сможешь наверстать упущенное. Хотя не знаю, может, это и не правда, а лишь выдумки представителей нашей профессии, которые повторяют себе эту чушь просто для того, чтобы было зачем вставать по утрам с постели…

Пока он разглагольствует, Леннокс читает сообщения от Кармел:

"Анджела на все готова! Я думаю, она тебя реально хочет! Ты с нами сделаешь, что захочешь. Ну как?"

Надо будет позволить этому ублюдку раздеться, чтобы все увидели его пузо. А потом ты его раскроешь, и все узнают правду. ЭТА ТВАРЬ - ПРОКЛЯТОЕ ЧУДОВИЩЕ. ТЫ, МЭТ КАРДИНГУОРТ, СВОЛОЧЬ ПРОКЛЯТАЯ. СКАЖИ ИМ! РАССКАЖИ ИМ ПРО ЧЕРТОВ ТУННЕЛЬ!

Он так сильно сжал подлокотники, что пальцы побелели.

– ...понятно было, что я считал себя лучшим кандидатом на эту роль: ясное дело! Но разве я завидовал Джерри Батлеру? Конечно, нет! Что, ну это жизнь. Надо двигаться дальше. Но больше всего меня задалбывают режиссеры, которые почему-то считают...

Леннокс не будет сам раздеваться до последнего. Он подождет, пока это сделает Кардингуорт, чтобы они все смогли увидеть этого ублюдка – голого, внезапно такого же уязвимого, каким он сделал Рэя Леннокса и Леса Броуди много лет назад в том темном призрачном туннеле. Он презрительно покажет на Кардингуорта пальцем...

Вот этот извращенец надругался над молодым парнем. ВСЕГО ЛИШЬ ПАЦАНОМ, КОТОРОМУ БЫЛО ОДИННАДЦАТЬ!

– ...потому что я чувствую, что посвятил свою жизнь профессии, которая все чаще отворачивается от меня!

– Ага...

– Ты даже и близко себе не можешь представить, каково это, Рэйми. Никто, если сам этого не пережил, не сможет понять, как выматывают эти постоянные отказы, и да, конечно, в некотором смысле это делает тебя сильнее, но, в конце концов, это так разрушает твою душу, что…

Ты раздавишь его, будешь смотреть, как они корчится под твоим ботинком. Увидимся в суде, скажешь ты этому ублюдку. Ты увидишь, как его друзья смотрят на него, жалкую тварь, распростертую на полу, а потом на тебя, не веря своим глазам. ОН БУДЕТ ЛЕЖАТЬ, РАСТОПТАННЫЙ, И СКУЛИТЬ, ЧТО ВСЕ ЭТО БЫЛО УЖАСНОЙ ОШИБКОЙ, НО ТЫ ЗАГЛЯНЕШЬ В ЭТИ ХИТРЫЕ, КАК У ХОРЬКА, НО СЕЙЧАС ПОЛНЫЕ УЖАСА, ГЛАЗА И ПОЙМЕШЬ!

Внезапно Стюарт придвигается к нему поближе:

– Ты ведь даже не слушаешь, что я говорю, не так ли, Рэйми? Я имею в виду, слушаешь, но не слышишь. Мне плохо; мне больно, и я тут душу изливаю своему родному брату, и...

– Ты говорил про отказы, Стюарт, и про то, что это удел всех актеров.

– Да, да, конечно, молодец, но еще про то, как сильно это разрушает душу!

Рэй Леннокс поворачивается на сиденье и обхватывает голову брата обеими руками. Смотрит тому в глаза, неподвижным, немного безумным взглядом.

– Ты сильнее, Стю, сильнее, чем ты думаешь. И я тебя люблю. Помни об этом. Может, я этого никогда не говорил, но это правда. Братишка мой, – и он целует его в лоб, а потом, поймав встревоженный взгляд стюардессы, опускает руки и слабо ей улыбается.

– Ну, спасибо… Я тоже тебя люблю, – отвечает Стюарт с горячей убежденностью, будто впервые увидев брата. – У тебя все нормально?

– Лучше не бывает, – рычит в ответ Леннокс, тихим, но дрожащим от ярости голосом. Он стучит костяшками пальцев по стеклу иллюминатора. – Ко мне едет погостить мой братишка, а моя подружка готовит какое-то сексуальное приключение!

– Круто... Что бы это ни было, похоже, ты действительно на взводе!

– Вот это ты верно подметил!

КАРДИНГУОРТУ НЕ ЖИТЬ!

Система коммерческого железнодорожного транспорта на юго-востоке Англии, по-видимому, существует для того, чтобы высасывать из местных жителей всякий интерес к жизни. Запас адреналина у Леннокса уже иссякает, пока поезд из аэропорта в Гэтвике до Брайтона опаздывает из-за технических работ. К тому времени, как они въезжают в город, его одолевает изнурительная тоска. Это настроение передалось и Стюарту, который на вокзале не стал жаловаться, когда Леннокс решил поймать такси, хотя сам только что сообщил брату, что до Сассекс-сквер всего двадцать пять минут приятной прогулки по оживленным улицам, а у самого Стюарта из багажа только маленький чемодан на колесиках. Но по пути слишком много пабов, и он боится, что его брат, вероятно, скоро и так все их найдет.

Добравшись до квартиры Леннокса, Стюарт быстро осваивается.

– Отличная хата, Рэйм, – Он подходит к окну, глядя на море за садами. – Буржуазная пышность Сассекс-сквер в стиле "ридженси" – как раз то, что нужно уставшему художнику. Уже чувствую, что не зря приехал!

Когда Стюарт бросает свой чемодан в свободной комнате, Леннокс замечает, что он так и не снял куртку. Он явно и не собирался этого делать.

– Ладно, увидимся позже, Рэйми, – говорит он, снова появляясь в гостиной и поднимая вверх большой палец.

– Ты куда?

– Есть два типа котов, которых можно взять домой из приюта для бездомных животных, мой заботливый брат; один – ленивая сволочь, которую ты сажаешь в красивую корзину у камина и слушаешь, как она мурлычет, – утверждает он, задумчиво потирая подбородок, а потом принимает боевую стойку. – А я скорее второй тип – любопытный, сварливый кошак, который сразу хочет пометить свою новую территорию, – заявляет он, и Ленноксу остается только пожать плечами, когда Стюарт исчезает на улицах Брайтона.

Его брат скоро снова начнет бухать, шляясь в поисках бара, где собираются его единомышленники: мало востребованные актеры, писатели, музыканты и художники, которые когда-то были полны энтузиазма, даже имели какой-то незначительный успех, а возможно, и нет. Теперь они проводят свое время, убедительно рассказывая о своих прошлых успехах или горько сетуя на то, что какие-то, по их мнению, значительно менее талантливые люди захватили их место в мире искусства.

Рэй Леннокс вполне доволен ужином навынос из китайского ресторана и просмотром сериала "Нарко" на "Netflix". Ему снова приходит сообщение от Кармел:

"Ты уже вернулся? Нам надо начинать планировать свидание с остальными..."

Свидания? Ага, в прошлый раз с этим козлом у тебя было зашибись какое свидание.

Рэй Леннокс не помнит, как открывал бутылку белого вина, вообще не замечает ее присутствие, пока уже не выпил половину. Бутылка стоит на кофейном столике, какая-то застенчивая: одна сторона в темноте, другая освещена колеблющимся светом телевизора, как неопытная, но возбужденная любовница, застигнутая полуголой. В панике он заталкивает пробку обратно в тонкое горлышко и грубо швыряет ее в холодильник, захлопывая дверцу, как суровый тюремщик.

Даже вспотевший от изумления Леннокс напрягается, когда в замке поворачивается ключ. Однако этот зловещий звук всего лишь подтверждает, что поход Стюарта завершился успехом. Его полупьяный младший брат, спотыкаясь, вваливается в квартиру, ведя за собой женщину. С иссиня-черными волосами и острыми, как бритва, чертами лица, она напоминает вампиршу. Стюарт поспешно представляет ее как Джульетту, и они, пошатываясь, удаляются в комнату для гостей. Леннокс предполагает, что она актриса. Сидя на диване, он погружается в депрессию, пока из-за стены доносятся сексуальные стоны. Они периодически нарастают и затихают, прерываемые, судя по всему, декламацией из Шекспира.

Леннокс, спотыкаясь, добирается до своей спальни и засыпает беспокойным сном, ожидая, когда утро понедельника нанесет свой безжалостный удар.

На следующее утро, толком не проснувшись и чувствуя в голове вчерашнее вино, он рассеянно выходит голым в гостиную. Только собираясь хорошенько потянуться, Леннокс резко вздрагивает, когда видит брата, который в одних трусах стоит у окна и смотрит через площадь в сторону Ла-Манша. На откинутой панели бара стоят две кружки с дымящимся кофе.

– Твою же... – Леннокс устремляется обратно в свою комнату.

Вслед ему несется голос Стюарта:

– А ты не говорил, что у тебя принято так ходить, Рэйми!

Когда он возвращается, полностью одетый, Стюарт убирает кружки, и Леннокс с раздражением замечает, что горячие напитки стояли без подставок.

– Извини, Стю, я забыл, что ты здесь, – говорит он, осматривая свою драгоценную мебель и радуясь, что она, кажется, не пострадала.

– Не удивительно. Я тихо себя веду.

– Ну, Ромео, о твоей Джульетте так не скажешь. А где она?

Стюарт кивает в сторону своей комнаты для гостей.

– Я как раз собирался отнести ей кофе в постель, – подмигивает он.

Леннокс заваривает чай и готовит себе тосты с бананом и медом. Пока он возится на кухне, за стеной снова начинает звучать вчерашний саундтрек.

Когда он возвращается в свою комнату, звонит Кармел, которая продолжает развивать свою тему.

– Мои друзья Тереза и Майк состоят в группе. Все безопасно, все разумные люди и ведут себя корректно.

– Если ты этого хочешь, то я не против, – повторяет он.

– Давай тогда встретимся сегодня с Анджелой и Мэтом, и поговорим, как все устроить? Надо обсудить кое-какие вопросы...

Кое-какие вопросы точно, блин, надо будет обсудить...

– Ладно, хорошо.

– Приезжай ко мне после работы, я запеку курицу на всех. Часиков в семь?

– Хорошо, тогда увидимся.

Звуки в соседней комнаты становятся громче и напряженнее. Это напоминает какое-то пьяное исполнение караоке.

– Что там у тебя происходит? – спрашивает заинтригованная Кармел.

– Это мой брат Стюарт, он со мной вчера приехал. Похоже, он там в соседней комнате с женщиной.

– А он времени зря не теряет!

– Ну, в этом смысле он никогда не стесняется. Мне тоже надо выезжать. Увидимся позже.

Выйдя на улицу, Леннокс обнаруживает, что утренний туман рассеялся, и стало теплее. Небо такое голубое, какое в Эдинбурге и летом редко увидишь. Пригревает солнце, и похоже, что наступила весна. "Альфа-Ромео" припаркована рядом с фургоном службы мойки окон, и двое ее сотрудников разгуливают в шортах.

Когда Леннокс добирается до офиса в Севен-Дайалз, он чуть не сталкивается с человеком, поспешно выходящим из здания. У дверей оба одновременно уворачиваются от столкновения, молодой человек дергает головой, и они обмениваются короткими оценивающими взглядами. У него угрюмое, презрительное выражение лица и вызывающий, воинственный взгляд. Этот случай приводит Леннокса в ярость, но еще больше он злится потому, что вдруг понимает, что у него в руках бутылка вина. Вспоминает, что заходил в магазин купить жевательную резинку. Как он умудрился прихватить бутылку такого дешевого пойла? Он вспоминает, как взял ее с полки и расстался с пятью фунтами девяноста девятью пенсами. Некая другая сущность, призрак из прошлой жизни, бродивший по мощеным улочкам Старого города Эдинбурга на пути к алкогольной зависимости, на короткое время захватил контроль над его телом и разумом. Сделав глубокий вдох, он решает оставить инцидент с молодым человеком без внимания. Его противник, явно радуясь своей предполагаемой победе, с важным видом удаляется.

Направляясь в офис, Леннокс прячет бутылку дешевого вина в большой карман пальто. Приветствует Риа, проверяющую электронную почту на компьютере.

– Джордж поехал сразу в "Роуз-Гарден" проводить осмотр, – сообщает она, не поднимая глаз. – Вернется к обеду.

– Спасибо, – отвечает Леннокс, направляясь в свой маленький унылый кабинет и представляя, что же именно Джордж там будет осматривать. Он чувствует знакомый затхлый запах, который поднимается от ковровой плитки, испорченной сыростью из-за старой протечки где-то на крыше. В углу вздувшегося потолка расплывается неприятное светло-коричневое пятно. Пока оно, по-видимому, высохло, но протечка требует ремонтных работ, которыми оба партнера по бизнесу не хотят заниматься. Леннокс пинком возвращает на место расшатанную плитку и ставит бутылку вина на обшарпанный стол из ДСП, на котором стоит его "Apple Mac". Он опускается в офисное кресло на колесиках, которое, похоже, разработано для создания проблем со спиной. Интерьер дополняют серый шкаф для картотек, унаследованный от предыдущих арендаторов, и два выцветших желтых стула. Единственным ярким пятном является плакат "Хартс" в честь победы в Кубке Шотландии в 2007 году, висящий на стене в рамке. Между столом и стеной стоит бейсбольная бита.

Включив компьютер, Леннокс начинает изучать местные сделки с недвижимостью. Становится ясно, что за последние десять лет Кардингуорт приобрел здесь много участков: похоже, он стремится стать в Сассексе местным герцогом Вестминстерским.

Мысли Леннокса уходят в сторону и он думает о Кармел. Сегодня после работы они встретятся. Его охватывает радостное волнение, но тут он вспоминает, что у них будет встреча с Анджелой и Кардингуортом, и настроение сразу падает. Но ему быстро удается взять себя в руки. Он чувствует, как сильно, до боли сжимаются кулаки, и его охватывает эйфория иного рода. Жажда мести охватывает все его существо. Скоро он положит этому конец. Наконец, Леннокс разжимает руки, наслаждаясь тем, как спадает напряжение. Вскакивает на ноги, принимая боксерскую стойку. Пробивает несколько стремительных комбинаций, после которых, как он знает, Кардингуорт повалится на пол с выпученными глазами и открытым ртом. Смотрит на завернутую в зеленый бумажный пакет бутылку вина, стоящую на столе.

Она напоминает, что ему нужно кое-где побывать, прежде чем решить вопросы с Кардингуортом.

Психотерапия 1

Клиника Элейн Родман находится на Бедфорд-сквер, которая всегда была одним из лучших районов Хоува в стиле "ридженси". Сейчас здесь сочетаются постоянное и временное богатство: жители великолепных домов с высокими потолками и видом на море соперничают с обитателями офисов, устроенных в бывших особняках, и студенческих квартир, а для туристов хватает апартаментов, которые можно забронировать через "Airbnb". Входную дверь украшает рождественский венок. Элейн Родман живет в квартире на первом этаже, но Леннокс направляется в подвальное помещение, где находится ее кабинет. Он звонит в дверь в 13.57, с удовольствием отмечая, что пришел на три минуты раньше назначенного времени.

В комнате темно-розовые стены и камин из черного мрамора. В углу у эркерного окна, как еще одна вынужденная уступка предпраздничному времени, стоит небольшая рождественская елка, со вкусом украшенная гирляндами. Леннокс чувствует, как его ноги утопают в роскошном ковре "Аксминстер" с бордовым рисунком. В комнате стоят два больших коричневых кожаных кресла и длинный диван, на котором Леннокс любит лежать, расслабляясь. Но в этот раз он решает сесть в одно из кресел, напротив Элейн Родман, под огромной репродукцией картины, по его мнению, Пикассо, хотя он не уверен. Интересно, Кармел узнала бы ее?