Resolution

Леннокс чувствует, как какая-то внутренняя сила пронизывает его насквозь, поднимаясь от живота к груди, а затем, кажется, рвется наружу сквозь кожу.

Кассеты.

Он смотрит на стол, где они лежат. В них лишь половина информации, которая ему нужна.

– Но прежде чем я все расскажу, – Кардингуорт хватает стул и ставит его напротив Леннокса, садясь в паре метров от него. – Ты должен мне рассказать, что ты с ним сделал, – спрашивает он напряженным голосом, добавляя: – С Крисом.

– Что? – Леннокс чувствует, как его лицо расплывается в улыбке, когда эта новость наполняет радостью его измученную душу. – Тот мелкий придурок, что возле моего офиса околачивался?

Джордж? Уж он точно не стал бы?

– Верни его.

– У меня его нет, – Леннокс точно знает, что кто-то еще, возможно, Даррен Ноулз, дергает Кардингуорта за ниточки. Но теперь для этого кого-то все станет несколько сложнее.

– А, ну очень жаль, – Лицо Кардингуорта искажается гримасой страдания. – Ведь его отец скоро подъедет. А Даррен умеет заставлять людей делать то, что ему нужно.

Невыносимо громко раздается рингтон пришедшего на телефон Леннокса СМС-сообщения.

Кардингуорт берет его со стола и смотрит в треснувший экран, а а потом подносит к лицу Леннокса. Оно от Стюарта, но телефон заблокирован, поэтому видно только начало сообщения:

Говорят, это не было самоубийство,

с бедным стариной Ральфом Тренчем. Его нашли

– Рэй, скажи, пожалуйста, код от телефона.

– На этот раз, – Леннокс улыбается. – Я вам, гады, разрешаю... – его лицо кривится в ухмылке. – ...отвалить нахрен!

– Разблокируй телефон, – скалится Кардингуорт, показывая дорогие коронки. – или я скажу им найти этого Стюарта и всех остальных из твоего списка контактов, так что лучше тебе сотрудничать!

Леннокс молчит.

Кардингуорт берет его бумажник и достает сезонный абонемент на матчи "Хартс". Он смотрит на дату "1874" на гербе клуба, потом на Леннокса.

– Не может же быть такого... – вводит цифры, и у Леннокса замирает сердце. Кардингуорт таращится на него, качая головой, и его плечи трясутся от смеха, когда код оказывается верным. – Специалист, блин, по безопасности...

Леннокс просто раздавлен.

Это уже не детская ошибка, а настоящий идиотизм.

Но когда Кардингуорт читает весь текст, в его лице нет злорадства. Он как-то весь поникает, опуская плечи. Пытаясь перевести дыхание, он смотрит на Фила и Марко. Затем он показывает Ленноксу текст, закрывая его от тех двоих и глядя на своего пленника широко раскрытыми от ужаса глазами.

Говорят, это не было самоубийство,

с бедным стариной Ральфом Тренчем. Его нашли

порубленного на части

его же собственным мечом.

Кардингуорт снова смотрит на своих подручных, потом понижает голос, испуганно шепча Ленноксу:

– Отдай мне парня, Рэй, они ведь не шутят… Даррен... ну, он ведь из ваших, шотландец, из тех цыган, которые вечно путешествовали вдоль восточного побережья... от них он и почерпнул свой фирменный прием, с которым Моне пришлось познакомиться!

Даррен Ноулз. Молодой Крис, яблоко от яблони...

Мозг Леннокса, кажется, сейчас взорвется, но он делает глубокий вдох.

– Я становлюсь старым и уродливым, как и ты. Капля кислоты уже ничего не изменит, – смеется он легким, непринужденным голосом, а Марко и Фил, который облизывает губы, смотрят на него, не отрываясь. – Если Крис в руках того, о ком я думаю, то беспокоиться вам нужно об этом мелком гаденыше. У него впереди еще вся жизнь, а изуродуют его порядочно, а может, и нет. Возможно, не меня одного ждет мучительная кончина, – издевается Леннокс, повышая голос и глядя прямо на Кардингуорта.

– Она, блин, будет мучительнее, чем ты думаешь, – шипит он на Леннокса, кивая на своих молчаливых приспешников.

Леннокс переводит глаза на Фила, который окидывает их обоих презрительным взглядом. Затем он снова смотрит на Кардингуорта.

– Даррену ни хрена не понравится, что его сын по вине одного засранца попал в руки этого злобного ублюдка.

Глаза Кардингуорта расширяются. Он смотрит на Леннокса, кивая на своих подручных.

– Кто? Кто его похитил?

– Так я тебе и сказал, ты, сволочь, насильник чертов, – усмехается Леннокс. – Ты мне, гад, всю жизнь поломал. Так что давай, забери ее нафиг, ты, чертов бесполезный ублюдок – И он смотрит на Марко, который что-то шепчет Филу. – Или, может, сначала расскажешь мне о про тех уродов в туннеле. Очевидно, что Даррен Ноулз там был! Он, ты, а кто был третий ублюдок?

– Ты должен мне сказать, Рэй, где Крис, – цедит Кардингуорт сквозь зубы.

– Пошел ты!

– Мне жаль, Рэй, – говорит Мэт Кардингуорт, обливаясь потом и проводя рукой по своим редеющим волосам. – Я дал тебе шанс сотрудничать.

– Вот вы на кого работаете, – кричит Леннокс Марко и Филу, которые смущенно переглядываются, а затем смотрят на Кардингуорта. – На чертовых педофилов, которые получают удовольствие, терроризируя маленьких пацанов в туннеле, – ухмыляется он. Затем он холодно улыбается Кардингворту. – Ты тварь лицемерная, гад.

– Нет, – кричит Мэтью Кардингуорт своим подручным, потом поворачивается к Ленноксу. – Я совершил несколько ужасных ошибок и попал в еще худший замес, пытаясь их исправить, – Он встает и наливает немного вина в бокал. – Но чем старше становишься, тем запутаннее становится жизнь. Это неизбежно, если у тебя вообще есть хоть какая-то жизнь, – внезапно обращается он к двум своим приспешникам, которые, кажется, избегают смотреть ему в глаза. Фил смотрит куда-то вдаль, сквозь заросшие грязью окна от пола до потолка. Дрожащий Марко не сводит глаз со своих ботинок.

– А у меня этот замес еще в детстве начался, благодаря вам, сволочи!

– Ты меня не так понял, Леннокс, – почти умоляет Кардингуорт.

– Ни фига подобного, – орет Леннокс, и в его голосе звучит отчаяние.

Ты продолжаешь загонять его в угол... Не очень разумно, да, Рэй? Ну, я полагаю, это в порыве страсти.

Клевый велик...

– Я делал все, что мог.

– Для Ральфа? Для Гэвина?

– Ральф Тренч и его маленький хитрожопый Гэвин были неразлучны. Они хотели получить Ральфа... Я не мог этого позволить.

– И поэтому ты отдал им его маленького друга. Ах ты гад!

– Чтобы спасти моего приемного брата!

– А они порубили беднягу на куски, – Он смотрит на Фила. – Это ты тоже не мог остановить, или сам же и подстроил?

– Смерть Ральфа была... – начинает Кардингворт, и слово "самоубийством" застревает у него на губах, когда он украдкой бросает взгляд на Фила.

– Ага, он сам себя изрубил себя на куски собственными мечами, прочти это чертово сообщение, – Леннокс кивает на телефон, затем смотрит на Фила. – или спроси того, кто мечом орудовал.

Кардингуорт поворачивается к своим сообщникам. Вид Марко выдает его с головой: его нервозные движения стали более заметными, и он выплевывает жвачку. Фил остается спокоен, но на его лице появляется легкая улыбка.

– Убирайтесь отсюда на хрен, – рявкает на них Кардингуорт. – Подождите у фургона. Валите!

Фил закатывает глаза и медленно направляется к лестнице, сопровождаемый Марко, который закусывает нижнюю губу и дергает плечами, как бы извиняясь перед Кардингуортом.

– Что, не хватает сотрудников, да? На всем приходится экономить. Как тот белый фургон, в который ты пересел из "ягуара", когда я приезжал к тебе в гости. Куда ты ездил на этом педофиломобиле?

Мэтью Кардингворт мрачно смотрит на него.

– В Уайтхоук, чтобы передать кое-какие ненужные мне вещи, в основном старые кастрюли и сковородки и садовый инвентарь, моим бывшим соседям, Биллу и Лили Уорбертон. Они там обустраиваются, и мне нравится их навещать. В последний раз, когда я ездил туда на "ягуаре", какой-то завистливый урод его ключом поцарапал. Еще есть вопросы?

Леннокс не замечает фальши в его словах, но высокомерие Кардингуорта раздражает его.

– Расскажи мне об этом сраном Биме.

Кардингуорт смотрит на Леннокса несколько секунд, которые кажутся вечностью.

– Ноулз познакомился с Бимом в тюрьме. Я думаю, это был первый раз, когда Даррен встретил кого-то, кто он боялся так же, как другие боялись его. Бим… – Ехидная усмешка Кардингуорта снова режет Леннокса. – ...показал ему совершенно новый образ жизни. Они вышли из тюрьмы в одно и то же время, оказавшись на свободе почти без средств к существованию. Семья Даррена была нашими соседями, и он знал, что я студент и получил деньги по страховке от несчастных случаев. Вот они ко мне и прицепились. Они были очень страшными, особенно Бим. Потащили меня с собой в Шотландию. А дальше ты знаешь.

– Где эта тварь?

– Он где-то неподалеку… – Кардингуорт вздрагивает, пытаясь взять себя в руки. – Просто в последнее время он немного занят… После этого Бим исчез, ушел в море, как и всегда. Даррен отправился в Лондон, где был окружен богемными придурками, которые прославляли преступников, пока те не начинали обращать внимание на них самих. Были разные вечеринки. На некоторые из них я ходил. Признаюсь, это была захватывающая жизнь по сравнению с моей учебой в Имперском колледже. Потом я встретил Мону. Она мне очень нравилась, я хотел уехать с ней. Я бы все бросил ради нее. Я видел, как Даррен обращался с ней, что он заставлял ее делать.

Леннокс чувствует жжение в горле, когда подступающая желчь заставляет его промолчать.

– Потом она его бросила. А он ведь был, ну... – и Кардингуорт, понизив голос, смотрит в сторону лифта и лестницы. – ...настоящим психом. Я думал, что смогу ее защитить, – Он испускает вздох, полный горечи. – Что он так шутит. Он совсем с цепи сорвался. Плеснул в нее кислотой.

– Да, видел я работу твоего дружка-педофила.

– Я любил Мону, – Кардингуорт бьет себя в грудь. – Я заботился о ней, как мог!

– Ага, оно и видно, так же, как и о Ральфе. Ты тех парней быстро приструнил.

Держи его, Бим...

Кардингуорт выглядит потрясенным. Он делает глоток вина.

– Я думал, они поссорятся и поубивают друг друга, – Он умоляюще смотрит на Леннокса. – Я действительно хотел, чтобы так было. Это был бы наилучший результат для меня, тебя, Леса Броуди, британских налогоплательщиков, не говоря уже обо всех этих детях! – Мэтью Кардингуорт встает, делает шаг к Ленноксу и снова понижает голос. – Я очень на это надеялся, Рэй. Ты же знаешь таких типов. Они же всегда грызутся между собой!

Леннокс передразнивает его тихий, жалобный голос. – А они прекрасно поладили, да?

– Да... – нерешительно начинает Кардингворт, бросая взгляд на пустынный лифт и лестницу, прежде чем сосредоточиться и продолжить: – Но меня втянули в этот проект насильно, я оказался между двумя очень жестокими мужиками. Они подружились, чтобы предаваться своим страстям, и начали все это в Эдинбурге, где у Бима был друг, который был ему должен…

Эллардайс … Джок Эллардайс... спал с моей матерью... и это продолжалось долгие годы… настоящий отец Стю… вот, блин…

– Меня не интересовали пацаны или мужики, – Он опускает взгляд, чтобы посмотреть в глаза Ленноксу. – Ты же знаешь мои вкусы, Рэй: как я уже говорил, они до банального традиционные.

– Пошел на фиг, врешь ты все. Все ты врешь, – заявляет Леннокс, и его осеняет какая-то мысль. – Когда ты узнал, что я был одним из ребят из туннеля?

Кардингуорт делает еще глоток вина.

– Я навел справки, когда ты познакомился с Кармел, на случай, если ты был каким-нибудь любопытным журналюгой, – Он то скрещивает, то распрямляет ноги. – Мне нравится знакомиться с коллегами моих коллег. Я забеспокоился, когда узнал, что ты бывший полицейский, – Он поворачивается на стуле, чтобы еще раз посмотреть взгляд на лифт и лестницу. – и что у тебя раньше не было связей в этом городе. Уже на том ужине я заподозрил неладное. Ну, а потом Броуди... все прояснил, – Кардингворт дотрагивается до шрамов на лице. – До этого я бы ни за что на свете не принял тебя за одного из тех пацанов из туннеля.

– Но ты за мной следил еще до того, как Лес на тебя напал!

Лицо Кардингуорта морщится, пока он то-то обдумывает.

– Просто вел наблюдение. К счастью, Брайтон – большая деревня, и юный Крис уже тогда был без ума от твоей секретарши, – Он улыбается Ленноксу. – Его не отвергали, и он начал свою игру.

Яблоко от яблони недалеко, так сказать.

– Он терроризировал молодую девушку, а ты это позволял, как и все остальное. Ты скользкий ублюдок и пытаешься увильнуть от своей роли в этом деле, но со мной это не прокатит. И с Лесом не прокатило!

– Нет! – Кардингуорт сверлит его глазами. – Это я тебя отпустил!

Лицо Леннокса искажается.

– Я видел тебя на Лесе, как ты смотрел на меня и говорил, что я следующий!

– Фигня это все, – Кардингворт с властным презрением откидывает голову назад. – Это Бим и Даррен сделали, – Он подходит ближе к Ленноксу и приседает перед ним на корточки с бокалом вина в руке. – В какой-то момент ты нас перепутал. Кто это катался на твоем велосипеде по этим ухабам и издевался над тобой? Я, что ли? Ты реально так думаешь?

Клевый велик.

Кардингворт пристально смотрит на Леннокса.

– Я думаю, ты знаешь, что это был Бим.

Клевый велик...

Леннокс корчится, не в силах совладать с собой. Он хочет заткнуть уши, но не может пошевелить руками. Он смотрит в пол, медленно качая головой.

– Нет!

Кардингуорт встает и обходит вокруг него, как матадор, терзающий раненого быка.

– Ты не знаешь Бима и того, на что он способен. Бим надругался над Лесом Броуди, а потом и Даррен. Да, я помогал держать вас обоих, так что тоже виноват, Рэй, – И Кардингуорт поднимает голову Леннокса, чтобы встретиться с ним взглядом. – Но я больше ничего не сделал, – и он яростно отдергивает руку. – Я был так же напуган, как и ты! БЛИН, ДА Я СПАС ТЕБЯ!

В голове Леннокса мелькают неясные образы. Лица всплывают у него в голове, но ничто не привлекает внимания, как будто он пролистывает ленту с анкетами в "Tinder".

– Что тот чувак в туннеле тебе сказал, а, Рэй? – мягко настаивает Кардингуорт.

Леннокс вызывающе поднимает голову.

– Ты сказал: "Клевый велик!"

Мэттью Кардингуорт, похоже, разочарован в Рэе Ленноксе.

– Что, правда? А как он это сказал? Какой у этого психа был акцент?

– Это был ты, ты... – Леннокс чувствует, как по лицу текут горячие слезы.

Тогда ты не плакал – по крайней мере, на глазах у отца и матери. Ты чувствовал, что у них проблемы, ощущал эту напряженность и хотел их защитить, все от них скрыть.

Бедный маленький засранец.

– Это был не мой голос, Рэй, – печально говорит Кардингворт, как будто сообщает мечтательному, но уже взрослому ребенку, что Санта-Клауса не существует. – Он же был из Бирмингема. Он говорил: "Кльоовый велик", – Плохая попытка Кардингуорта подражать акценту Уэст-Мидленда коробит Леннокса. – Это правда, да, Рэй? Я-то знаю, потому что стоял там, в темноте, всего в паре метров от него!

Клевый велик... эта рожа... все время возвращается...

О, нет... е-мое... как же я мог так все перепутать?

– Кто же были эти насильники, Рэй? – Кардингуорт опять смотрит в сторону лифта. – Чертов шотландский цыган с блестящими глазами и лукавой улыбкой. О, дамам, таким как Мона, обычно к их большому несчастью, они сначала так нравились! И здоровенный небритый бирмингемец, с огромными немытыми руками, – Кардингуорт делает шаг вперед, размахивая одной из своих ладоней перед лицом Леннокса. Потом делает глоток вина. – Я вздрогнул, когда он тебя ударил, Рэй. Помнишь, как он тебе врезал по лицу?

Хотел, чтобы ты рот открыл. Ты все повторял: "Пожалуйста, мистер, не надо", но его тяжелая рука ударила тебя по щеке, и у тебя закружилась голова. А потом он прижал разбитую бутылку к твоему лицу...

– А потом он поднес этот зазубренный осколок стекла к твоей щеке, так ведь, Рэй?

– Да… – хрипит Леннокс, когда какая-то его часть предательски признает эту ужасную правду. – Так он и сделал…

А ну открой рот, мать твою!

Кардингуорт закашливается, в его глазах мелькает внезапное замешательство, и он потирает горло.

– А другой чувак… Даррен, у него шотландский акцент, – каркает он. – Его семья часто переезжала. Они это сделали, он и Бим... морячок из Бирмингема.

А Кардингуорт позволил ему убежать. И это Бим скалился ему в лицо во мраке того туннеля.

Клевый велик!

Да, этими насильниками были Бим и Даррен Ноулз, которые с трудом смогли удержать Леса. Но Кардингуорт был там. Он был моложе, очень напуган. И он держал маленького Рэя Леннокса, но в его глазах были страх и нерешительность. Но он там был.

– Ты там был! Ты был там!

– Был, но не я надругался над твоим другом! Я тебя отпустил, Рэй! Что еще я мог сделать?

Он и правда тебя отпустил. Ты смотрел в его полные страха глаза и умолял...

Пожалуйста, пустите, мистер. Я никому ничего не скажу. Пожалуйста.

Ты видел Леса, но никак не мог ему помочь. Никто не мог помочь бедняге Лесу.

А теперь тебе никто не поможет.

Клевый велик!

– НЕТ, ГАД, УБЛЮДОК!! Ты бросился на Леса, после того, как я убежал!

– Это он тебе так сказал? – ухмыляется Кардингуорт.

– Он всем рассказал, когда врезал тебе стаканом! Почему бы еще он так сделал?

– Потому что эти монстры, эти мерзкие уголовники-педофилы изуродовали его навсегда так же сильно, как и тебя. Об этом он тебе, нахрен, не сказал, а, Леннокс?

Нет...

Рэй Леннкос не знает. Постоянная неопределенность и замешательство так давили на него, что он чувствовал себя окончательно потерянным. Мы жили в мире, где власть имущие сводили правду к тихому шепоту в нашем сознании, который почти полностью вытесняли резкие, оглушающие, лживые россказни, которые они орали нам в уши, чтобы полностью поработить нас. Их пропаганда бомбардировала нас, заставляя наши мозги кипеть, и мы уже сами себя не помнили Наши сомнения и растерянность воспринимались как слабость в изменчивом мире, где мы всего лишь хотели определенности. Мы становились легкой добычей для фашизма, расизма и классовой ненависти, которые в нас взращивали наши хозяева и их лакеи.

В почти что жалобном выражении лица Кардингуорта Леннокс видит свои собственные мучительные терзания.

– Теперь припоминаешь, а, Рэй?

Ведь тебе так легко будет согласиться. Да, возможно, ты и впрямь все перепутал. Да, тебе жаль. Попытаться обмануть его, попробовать выкрутиться.

Хотя нет, Рэй, разве ты бы так поступил?

Но потом он осознает другую жестокую правду: что бы ни произошло на самом деле, Леннокс знает, что это была его жизнь, и жизнь Леса тоже. Эту веру – и крестовый поход, который она породила, – нужно было поддерживать до самого конца, поскольку ничего другого не оставалось. Мы живем в бинарном мире. Мы больше не можем жить в царстве тонкостей и скептицизма, которые когда-то считались краеугольными камнями интеллекта и цивилизации. И теперь, попав в окружение на своих укрепленных позициях, мы вынуждены продолжать борьбу, пока не произойдет некий мистический синтез, который приведет нас к следующему состоянию зыбкого равновесия. Ничего другого ему не остается. Держаться.

– Тренч. Ты его убрал. Он все знал и начал тебя шантажировать!

– Ты понятия, блин, не имеешь, сколько раз я давал ему шанс...

– Сначала ты подкупил его, а потом попытался втянуть в то, что здесь творится. Думаю, что когда когда это место начнут сносить, – Он оглядывает похожее на пещеру пространство, сильно топая ногами по полу. – здесь найдется немало какого-нибудь отвратительного дерьма.

Кардингуорт протирает глаза и устало вздыхает.

– Я пытался защитить Ральфа, присматривал за ним. Но у него было раздвоение личности, и он мне все мозги выебал. Упрямый был, сволочь, в самом плохом смысле. И нафига так себя вести, если в этом нет выгоды? Просто смысла нет, – говорит он раздраженно.

– Ты сам не был педофилом, но ты им помогал, – гнет свое Леннокс. – Ты не был убийцей, но дал им прикончить своего брата, – Его лицо искажается. – Ты слабый ублюдок, который думает, что все можно купить...

– А ты у нас, значит, сильный...

Леннокс повышает голос, чтобы перебить его.

– Ты всего лишь потворствуешь идиотизму тех, кто привык поклоняться богатым, как богам. Погляди на себя: даже я бы не согласился поменяться с тобой местами. Подумай о тех, кто здесь похоронен, – И он снова топает ногой. – Сироты, которых похищали и пытали эти звери!

– Все это их рук дело, а я ни при чем, – кричит Кардингуорт. – Я же тебя отпустил, Леннокс! Я поступил правильно!

– Так поступи правильно сейчас, Мэт, – внезапно просит Леннокс сквозь стиснутые зубы. – Пойдем со мной в полицию. Расскажи им все!

На лице Мэтью Кардингуорта отражаются по очереди боль, ужас и спокойное презрение.

– Ты представляешь, чего я достиг и сколько времени мне на это потребовалось? Ты правда думаешь, что я все это променяю на тюремную камеру? Серьезно?

– Все кончено. Ты же это понимаешь. Тебе все равно не уйти.

– А я попробую. Деньги очень хорошо помогают сваливать вину на других и заставлять людей смотреть в другую сторону. Но ты ошибался, Леннокс. Ты меня не знаешь. Я тебя отпустил, и ты сбежал.

– Конечно, сбежал, мать твою! Мне одиннадцать лет было!

– Я бы тоже сбежал, но они, блин, прекрасно знали, где я живу! Они всегда знали, всегда возвращались, – рявкает Кардингуорт.

Телефон Леннокса снова вибрирует, и Кардингуорт берет его в руки. Он набирает "1874", издав издевательский смешок и прикрыв глаза, потом смотрит на экран. – Еще одна женщина... Джеки... похоже, ты ей дорог... тут какое-то вложение.

Джеки...

Леннокс чувствует, как презрение к саму себе обжигает его. 1874... каким идиотом надо быть?

Специалист по системам безопасности, Рэй! Мы все так любим эту прекрасную игру, да?

Кардингуорт открывает файл, и пока он его просматривает, глаза у него загораются.

– Эврика! А вот и неопровержимая улика! Карандашами младенца рисует истина! Смотри, Рэй, – Он подносит телефон к его лицу.

Леннокс опускает глаза.

– СМОТРИ! "Рэймонд Л., 11 лет". СМОТРИ!

Леннокс поднимает взгляд и видит собственный рисунок.

Тот самый, который он нарисовал ребенком.

А вложение в электронном письме, с припиской "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ", пришло не от его сестры Джеки, а от его матери Аврил.

Талантливый художник

– Специалист по безопасности и талантливый художник, – иронизирует Кардингуорт. – Е-мое, да ты сегодня не перестаешь удивлять, Рэй, – Он машет телефоном перед носом Леннокса. – Ну, о чем тебе говорит эта картина?

Грустный Мужик. Мерзкий Мужик. Полосатая футболка. И Здоровый Мужик: тот, в белой футболке с синей надписью "BLUES".

Совсем я забыл про эту футболку!

Ленноксу нечего сказать. Это они. Та самая банда. Какими бы примитивным ни был этот рисунок, он шокирующе и безоговорочно подтверждает, кто такой Здоровый Мужик. Но он, вероятно, больше его никогда не увидит, потому что Мерзкий Мужик уже едет.

– "Грустный Мужик". Это твои слова, – Кардингуорт горестно вздыхает, затем поднимает бокал и задумчиво поглаживает подбородок. – Держу пари, Рэй, мы с тобой выросли в похожих районах.

Рэй Леннокс смотрит на бетонный пол. Слабое, астматическое дыхание его детства вновь проявляется в нервных вдохах. Связанные запястья горят от режущей боли, а раны жгут и пульсируют.

– В детстве у нас была еще та компания, – вспоминает Кардингуорт. – Добрый старый район Уайтхок. Пацаны из рабочего класса, в городке заносчивых снобов мы были в самом низу списка. Нас считали...

Леннокс внезапно поднимает голову и смотрит прямо на Кардингворта.

– Пошел ты на хрен, – говорит он холодно, четко, насмешливо.

Этот плевок презрения разрушает самоуверенный образ могущественного, избалованного жизнью человека. По выпученным глазам Кардингуорта заметно, как его это задело.

– Я слышал эту фигню от каждого, включая включая, блин, самого себя, с тех пор, как еще под стол пешком ходил, – Голос у Леннокса холодный и безжалостный. – В школе, на улицах, на стадионах и на работе. От копов, от заключенных. Ностальгическая херня, которую несут выжившие из ума старики, о том, какими безумными, но, по сути, хорошими были все эти милые негодяи в молодости, – Он резко качает головой. – Задолбала этот занудная фигня, приятель. Не хочу слушать эту жалкую болтовню. А другие тоже стали проклятыми педофилами? Вы с туннеле с психопатами терроризировали маленьких пацанов и надругались над ними. Расскажи мне про Бима!

Впервые Леннокс видит во взгляде Кардингуорта настоящую ненависть и понимает, что одержал небольшую победу: тому стало стыдно за то, что он поддерживал его мучителей. Вызвал его на откровенность, заставив осознать, кто он такой на самом деле.

Мэтью Кардингуорт отступает назад, частично скрывая от Леннокса свое напряженное лицо за бокалом, который он поднимает в вызывающем тосте.

– Жаль, ты не можешь выпить со мной этого красного вина, Рэй, – хрипит он, делая большой глоток. Леннокс чувствует, что что-то здесь не так, и это совсем не раздражение Кардингуорта от ситуации, в которой они оказались. Его противник, кажется, внутренне содрогается от приступа тошноты. Подавляя досаду, Кардингуорт продолжает: – Уверен, тебе бы понравилось, – И он делает еще глоток, дрожащей рукой поднимая бокал к свету. – Вино насыщенное, но в нем есть и замечательная мягкость. Он делает еще один глоток, побольше, и его лицо вдруг искажается. Леннокс видит, что он изо всех сил пытается взять себя в руки: с усилием втягивает воздух, на лбу блестят капельки пота. Он с недоумением смотрит на бокал с вином.

– Что, поплохело, да? – внезапно раздается резкий голос. Он принадлежит фигуре, выходящей из-за штабелей деревянных поддонов. Она на мгновение задерживается в тени, и Леннокс ожидает новых мучений.

На свет выходит Кармел, в зеленой толстовке с капюшоном и с зазубренным ножом в руке. Однако дразнит она не его, а Кардингуорта.

– У тебя, наверное, сейчас живот скрутило, а в горле пересохло.

– Чего?... – Кардингуорт смотрит на предательский стакан в своей трясущейся руке.

– Тошнота подступает?

Кардингуорт смотрит на нее, потом на Леннокса.

– Сначала я не верила ни единому слову: ну не может же это быть Мэт Кардингуорт, – презрительно говорит Кармел, прежде чем повернуться к Ленноксу. – Я думала, ты ошибся, Рэй. Думала, ты как-то накрутил Леса, или у вас было коллективное помешательство. Извини.

Собираясь заговорить, Леннокс видит, что Кардингуорт изо всех сил пытается сделать то же самое, но его усилия пресекает очередной предательский хрип в горле. Затем его рука тянется к шее, как будто он пытается ее разорвать, а лицо наливается кровью. Глаза у него выпучены, будто он пытается втянуть с себя воздух между веками и глазными яблоками.

– По крайней мере, люди подумают, что ты поступил благородно, – Вишнево-красные губы Кармел, кажется, не разжимаются, пока она обращается к Кардингуорту, который роняет бокал и хватается обеими руками за край стола. – Упал на собственный меч.

Кардингуорт выкашливает неразборчивые мольбы о пощаде.

Кармел заходит Ленноксу за спину и режет ножом стяжки. Леннокс поворачивается к ней.

– Фил и Марко внизу… как ты мимо них прошла?

– Вопрос цены, – тихо шепчет Кармел, продолжая яростно резать, – Прости, что не поверила тебе.

Он отворачивается от своего похитителя, который стоит на коленях, надрываясь кашлем, к своей подруге.

– Я сомневался в тебе, в себе, во всех. Я сам еще не во всем до конца разобрался. Но... ты...

– Теперь все позади, – объявляет Кармел, когда его левая рука высвобождается. Пока она работает над правой, Кардингуорт, которому уже совсем плохо, напоминает Ленноксу о том, как он сам себя чувствовал, когда встретил его в том винном баре. Затем бизнесмен блюет кровью на бетонный пол. Он падает вперед и в неестественной позе застывает, уткнувшись подбородком в собственную блевотину.

Освободив вторую руку Леннокса, Кармел отдает ему нож. Он разрезает стяжки на лодыжках, потирает ссадины на запястьях. Не мигая, смотрит, как ее потенциальный благодетель умирает на полу, пока Кармел помогает ему подняться на ноги.

– Спасибо, – говорит он, затем кивает на стол. – Эти кассеты… – И они наблюдают за последними секундами Мэтью Кардингуорта, и Рэй Леннокс становится свидетелем того, как один из тех людей из туннеля, которые преследовали его десятилетиями, испускает последний вздох на холодном полу этого завода.

Кармел толкает его локтем и кивает на грузовой лифт, который теперь со скрипом и лязгом поднимается вверх. Он со скрежетом останавливается, и Леннокс чувствует, как напрягается все его тело. Он крепче сжимает нож, ожидая появления Даррена Ноулза.

Но вместо этого возникает Мона, сопровождаемая Филом и Марко. Отсутствующий взгляд ее единственного глаза с ужасом падает на безжизненное тело Кардингуорта, и она кричит своим спутникам:

– Уберите его отсюда!

Поступить правильно

Мона прислоняется к столу, закрыв лицо руками.

– Почему? – всхлипывает она, глядя на Кармел и указывая на тело, которое неохотно поднимают Марко и Фил. – Почему ты это сделала? Мы же договаривались, что дадим ему снотворное!

– Ты не знаешь, что он сделал, и не слышала, о чем он тут говорил! – рявкает Кармел и делает шаг к Моне. – Он был заодно с Ноулзом и другим зверем, – Она дрожащим пальцем обвиняюще указывает на труп, который Марко и Фил волокут по полу. – Он убил Ра...

Кармел осекается, увидев, что Леннокс отчаянными знаками просит ее замолчать, настойчиво кивая в сторону тех двоих, которые затаскивают останки Кардингуорта в лифт.

Слышали ли они?

Но они не останавливаются: Фил открывает дверь лифта, в то время как Марко, искрививший лицо, чтобы не смотреть на Кардингуорта, втаскивает тело внутрь. Образы высокомерного бизнесмена и отзывчивого филантропа, похоже, уже покинули труп Кардингуорта. Тело напоминает бесформенный манекен, лицо обвисло, а кожа в электрическом освещении кажется восковой. Дверь с грохотом закрывается, и лифт начинает спуск.

Мона выпрямляется и смотрит на Кармел и Леннокса с негодованием. Потом срывается с места, следуя по лестнице за своими спутниками. Когда ее шаги на скрипучем металле ступенек затихают, Кармел тянет Леннокса за руку.

– Она придет в себя. У них с Мэтом были сложные отношения. Это ведь Мона меня с ним познакомила. Она работает техником в университете, и мы уже давно знакомы. Брайтон, каким бы изменчивым он ни был, не такой уж большой город.

– Кардингуорт так и сказал, – Леннокс поспешно берет ее за плечо. – Ты что, хотела его убрать? Типа для этой сделки? Когда ты это решила?

Кармел стряхивает его руку и отступает.

– Я, блин, жизнь тебе спасла!

– Знаю, но...

– Послушай... – Кармел ахает, делает шаг вперед и утыкается головой в подбородок Леннокса.

Он чувствует, как она вся дрожит. И все же его блуждающие руки не могут просто крепко ее обнять. Одной он неловко похлопывает ее по спине, а другую безвольно опускает вдоль тела.

Он слышит, как она бормочет, уткнувшись ему в грудь:

– ... Я отравила человека. Я отняла жизнь. Я говорила, что так и сделаю, если он окажется монстром. Он был не самым плохим из них, но все же он участвовал в похищении и насилии над детьми, – Она поднимает голову и смотрит на него. – Он, как минимум, был причастен к убийству Ральфа Тренча.

– Он не сам это сделал, а тот Фил...

Но Кармел не так просто сбить с толку.

– Но в нем было и нечто большее. Он хотел поступить правильно. А теперь так и будет!

– А твои исследования только выиграют.

– Мэт мне помогал, - хрипло говорит Кармел. – То, что он делал, было правильно. Этого не отнять ни у него, ни у меня. Он не был педофилом и убийцей, но он был слаб, и он был соучастником всего этого.

– Как долго ты нас слушала?

– Достаточно.

Снаружи доносится лязгающий звук, потом приглушенный крик, и они отходят друг от друга. Потом слышно хлопанье автомобильного багажника. Несколько секунд они молчат. Кармел понижает голос до шепота.

– Я все продумала. Пусть люди думают, что Кардингуорт поступил благородно. Сомневаюсь, что она сам сделал бы такой выбор, так что я решила за него!

Леннокс прижимает пальцы к глазам, которые горят под веками. Вино было отравлено еще до признаний Кардингуорта. Что же она смогла выяснить? И что ему на самом деле было известно об этой женщине? Он допускает возможность, что встречается с психопаткой.

– Что ж, я перед тобой в большом долгу... – соглашается он. – но нам надо убираться отсюда и продумать наш следующий шаг. Эти парни внизу... они убили Тренча!

– Ты в этом уверен? – настойчиво спрашивает Кармел, вытаращив глаза и глядя на стол. – Что ты там говорил о кассетах?

Леннокс бросается к большому столу, где лежат его вещи. Убирает телефон и бумажник в карман пальто. Колеблется, глядя на кассеты и магнитофон. Потом смотрит на нее.

Его палец зависает над кнопкой "плей", а Кармел задумчиво смотрит на него.

Реминисцентная терапия 5

Легко ненавидеть кого-то, о ком ты на самом деле ничего не знаешь. Действительно, так оно даже и легче. Ты видишь только поступки, верхушку айсберга, а не то, то стоит за ними. У нас у всех хватает своих проблем. Мой старик годами выбивал из меня все дерьмо. Это прекратилось, когда мне стукнуло шестнадцать. Я тогда уже занимался боксом в клубе "Спарта" на Макдональд-роуд. Каждый вечер, когда я собирался в зал со спортивной сумкой на плече, он украдкой наблюдал за мной из своего кресла. Он не знал, что это я за ним следил. С каждым месяцем он слабел, его плечи становились все более узкими, а голос – все менее дерзким, в нем все больше слышалась шепелявость домохозяйки. Но я никуда не торопился. Тупой ублюдок думал, что я забыл про все те побои. Когда я уходил из дома, через два дня после своего восемнадцатилетия, я сломал ему челюсть. Вырубил его с правой и наблюдал, как старый пердун рухнул на пол. Моя мать кричала: "Ты зачем это сделал?", а я не ответил "Он знает" или что-то в этом роде в качестве самооправдания. Просто пожал плечами: "Так, захотелось, и все". Неделю спустя я зашел к ней повидаться. Он сидел молча, с этой проволочной фигней на челюсти, и потягивал суп через соломинку. Смотрел на меня так же жалостливо, как я на него в детстве много лет назад. Он вызывал у меня отвращение, его вид жертвы был еще более жалким, чем образ садиста. Если бы у него была вторая челюсть, я бы ее там же сломал.

Я поклялся, что никогда не буду таким по отношению в своим детям. И я сдержал свое слово: я никогда в жизни не поднимал на них руку. А вот со всеми остальными я не церемонился, особенно с преступным отребьем, с такими, как он, которые мне попадались. Фиг знает, правильно ли я поступал. Одно скажу точно: кошмары меня из-за этого по ночам не мучили.

Но Ленни... бедный засранец. Хрен знает, что произошло в том туннеле, но уж точно у старого мудака из его группы реминисцентной терапии что-то пошло не так. А еще этот баран, который позволил ему говорить дальше. Его надо уволить нафиг. Моя дочь не должна слышать это дерьма: медицинский персонал – тоже люди. Они такие же ранимые, как и все остальные. Но она слушала, и я тоже.

Рэймонд и его друг Лес катались на велосипедах, не подозревая, что Бим и его кореша поджидают их в туннеле. Ему тогда было десять или одиннадцать. В то утро он вернулся рано, намного раньше, чем обычно. Я видел, как он входил через заднюю дверь, когда спускался по лестнице. Я был наверху, в спальне, с матерью этого пацана. Она уже спустилась, чтобы сделать бутерброды. Я спускался к ней, когда он вошел и застал меня на лестнице. Когда он посмотрел на меня, по лицу парня я понял, что произошло что-то ужасное. Блин, никогда не забуду этот взгляд. Сначала на меня, потом сквозь меня, как будто он увидел что-то во мне и сделал свои выводы.

Меня мучила совесть, и мучает по сей день.

После того, что я натворил, я не мог там оставаться. Сказал Аврил, что не могу жить на суше, что было полной лажей. Я не мог смотреть ей в глаза, как и этому маленькому, но уже сломленному Рэймонду и его другу. Тот другой пацан, судя по всему, пустился во все тяжкие. Бедный ублюдок, но, вероятно, он все равно бы таким вырос. Больше всего мне нужно было убраться подальше от Бима, который к тому времени покончил с торговым флотом после того, как чуть не убил человека в драке в одном из баров Барселоны. Он его избил так сильно, что тот овощем стал. Но теперь он болтался по Британии и континенту, ввязываясь во все эти мерзкие дела со своей маленькой бандой. Когда становилось жарковато, он находил краткосрочный контракт на судно и уходил в море. Он был прямо как призрак.

Я должен был на них донести, но слишком боялся.

В общем, я вернулся в море.

После этого я приехал обратно в Эдинбург только через шесть лет. Я больше ничего не слышал ни о Биме, ни о двух других, Даррене, как звали того бандита, и о молодом парне, Мэте, по-моему, как они его называли. Я решил, что все спокойно. Джок все цеплялся за жизнь, а бедная Аврил мучилась с ним. И ведь был еще Стюарт. Он совсем парнишкой был тогда. Я любил их обоих, но подозревал, что ничего хорошего им дать не смогу. Но и подальше держаться от них я не смог. Я снова связался с Аврил.

Рэймонд только что закончил школу и поступил в академию полиции. Он тогда еще учился на вечернем в университете на курсе по информационным технологиями. Для него, Джеки и малыша Стюарта я был "дядя Джок". Это было очень неловко. Аврил и я пытались держать себя в руках, но ничего не получилось. Наш роман возобновился и продолжался много лет. Стюарт вырос, Рэймонда повысили, а Джеки сделала успешную карьеру юриста. Джон Леннокс, черт бы его побрал, все никак не умирал. Так оно все и тянулось. Мое увлечение этой семьей отнимало все силы. Я отдалился от собственной дочери.

Прошло почти тридцать лет, когда у Джона, наконец, случился третий сердечный приступ, и он умер. Я почувствовал облегчение, но в то же время и тревогу. Мы так привыкли к обману, моя Аврил и я – и, наверное, Джон тоже, упорно не подававший виду, – что это стало частью нашей жизни.

А теперь это больше было не нужно. Возможно, я как-то себя выдал, или, может, Джон Леннокс рассказал обо всем своему сыну. Как бы то ни было, Рэймонд был детективом, и довольно приличным: он раскрыл несколько громких дел, сажая сексуальных маньяков. Я думал о том, что, возможно, сам невольно толкнул его на этот путь. Короче говоря, он все узнал и на похоронах набросился на нас. Орал на нас при всех, а потом уехал.

Аврил была очень расстроена. Мой сын меня ненавидит, говорила она. Из-за чего?

И-за того, что произошло в том туннеле, корова ты тупая.

Бедняга Ленни, я же не знал. Никто не знал.

И свет гаснет

Рэй Леннокс, сжимая руку Кармел Деверо, слушал последнюю часть признаний Джока Аллардайса с непереносимой болью и в мучительном замешательстве. В течение сорока лет он считал, что его мучители просто воспользовались подвернувшейся возможностью: кучка безродных, полунищих уголовников, к его несчастью оказавшихся в том туннеле. Но их присутствие в том темном подземелье было не случайным. Все эти годы, работая в отделе тяжких, он охотился за серийными убийцами и сексуальными маньякам, время от времени арестовывал банды педофилов в Британии и даже однажды во Флориде, не подозревая, что сам стал жертвой одной из них. И все это случилось из-за импотенции его отца, блуда матери и ужасной трагедии, в которую Джок Аллардайс попал в море, после чего он стал жертвой мерзкого преступника.

Теперь Леннокс чувствует, что очень медленно постигает историю своей собственной жизни. Кажется странно логичным, что главные роли в ней играют малознакомые ему люди. Так оно всегда и было. Он смотрит на Кармел, думает о прошлых возлюбленных и чувствует себя так, словно втянул их всех в свою беду.

Почему ты не мог жить так, как Лес? Да, сначала сорваться, но потом оставить все позади и жить дальше? Все женщины, которых ты любил – Пенни, Катриона, Труди и так далее – задавали тебе один и тот же вопрос. А ты никогда не мог на него ответить. Поэтому они уходили. И Кармел уйдет. Они все будут уходить, пока ты не сможешь разобраться в этой истории и двигаться дальше.

Джордж. Та их встреча в Хэрроугейте, "Ну, разумеется". Вся эта постановка моей жизни. Но не может же быть, чтобы это он все подстроил! Я не знаю, но так или иначе все выясню. Он пишет длинное сообщение, прося друга об услуге. Чувствует, что Кармел пожирает его глазами, изнывая от нетерпения узнать, что он делает. Уклончиво говорит:

– Ты меня спасла, и спасибо тебе за это, но ты отомстила Кардингуорту, а это должен был сделать я.

– Но он же не был твоим настоящим врагом, заявляет Кармел, когда Леннокс отправляет свое послание. – Эти Даррен и Бим, о которых почти ничего не знал, причинили тебе намного больше страданий.

Удар, который, как ему казалось, чуть не сломал его челюсть, был нанесен, когда он закрыл глаза, но он уже до этого достаточно увидел. Как он могли эти нападавшие так стереться из его памяти? А разве могло быть иначе? Как мог он сопротивляться желанию ослабить остроту этих воспоминаний, смягчить их зловещие образы, пока появление Кардингуорта не поставило его на первый план в сознании Рэя Леннокса? Его образ как главного злодея казался таким реальным, но исповедь Эллардайса подтвердила утверждение Кардингуорта о его (относительно) второстепенной роли. И все же в воспаленном воображении Леннокса брайтонский бизнесмен стал громоотводом, несущим боль, которую на самом деле причинили его намного более жестокие сообщники.

Кармел собирается продолжать, но осекается, услышав лязгающий звук. Лифт снова поднимается к ним. Они смотрят друг на друга, и имя "Ноулз" застывает у них на губах. Леннокс хватает разбитый бокал из-под вина. Делает знак Кармел, которая достает из заднего кармана свой зазубренный нож.

Но это оказывается Мона в сопровождении нервного Марко и непроницаемого Фила.

– Так вы обе тут были замешаны? – спрашивает Леннокс Кармел, пока они подходят.

– Так и было, – говорит Мона.

– Мона рассказала мне, что Мэт связался с парой подонков, один из которых и напал на нее с кислотой, – объясняет Кармел. – У него же было все, что он делал в такой компании? – Убрав нож в задний карман, она подходит к Моне и кладет руку на ее напряженное плечо. – Мне так жаль, подруга...

Леннокс подходит к столу и ставит на него стакан.

– Ну, так что мы теперь будем делать? – размышляет он вслух. Вдруг он ощущает за спиной какое-то движение. Прежде чем он успевает среагировать, перед его глазами проносится массивный кулак с татуировкой в виде кроваво-красной розы, а чья-то рука хватает его за горло. Он не может дышать... тянется к бокалу, но тот в нескольких сантиметрах от его руки. Чувствуя, что его ноги отрываются от земли, он понимает, что Фил уперся бедром ему в спину. Ему не хватает воздуха, и он не может проронить ни слова. Он может лишь молча наблюдать за тем, как в глазах Кармел появляется ужас, когда Мона сильно бьет ее по лицу, а Марко хватает за руку. Мона визжит:

– Ах ты тварь, моего мужика убила!

Затем Рэй Леннокс больше ничего не чувствует, потому что кислород покидает его легкие и мозг, а в голове у него мечутся какие-то разноцветные грохочущие формы. Сладковатая тошнота поднимается у него в животе. И свет гаснет.

Железобетонные факты

Холод. Он приникает через одежду, обхватывает его аккуратно, даже нежно, как цветок в нервной, острожной ладони. Капли влаги падают ему на лицо. В его ушах звучат мягко переливающиеся звуки, напоминающие шум водопада. Затем тихий плач, мольбы:

– Пожалуйста, Мона, не делай этого…

Но их заглушает скрежещущий, свирепый рев, резкий и устрашающий.

Ты не можешь пошевелиться.

Тебе известно, каково это.

На тебя что-то давит.

Вставай.

Поднимайся.

– РЭЙ!

Леннокс открывает глаза и откидывается обратно на какую-то удобную подушку. Затем густой, противного вкуса бульон попадает ему в рот… он выплевывает его, инстинктивно запрокидывая голову. Даже когда его затуманенный взор постепенно проясняется, он не может понять, что с ним происходит. Пытается пошевелиться, но руки и ноги не слушаются. Это как зыбучий песок, но не похоже ни на воду, ни на землю. Эта масса поглощает его, оттягивает его голову и плечи назад. Но он не погружается в нее: она поднимается вокруг него, и ему приходится бороться, чтобы она не попала в рот, моргая из-за постоянных брызг на лице и глазах. И этот шум. Несмотря на то, что он не может пошевелиться, он видит впереди свет фонарика, прорезающий темноту, откуда слышится гневный рев мотора, который, казалось бы, минуя уши, попадает ему сразу в мозг.

Фонарик держит Мона. Она стоит на возвышении и смотрит сверху вниз на его распростертую фигуру. Но голос, пытающийся перекричать шум двигателя, принадлежит не ей.

– Мона, пожалуйста … прошу, не делай этого... остановись…

Он еле слышен сквозь громкий, нарастающий шум механизмов, но Леннокс узнает Кармел. Затем брызги попадают на его гениталии: тяжелые, леденящие, проникающие внутрь одежды. Постепенно приходя в себя, он понимает, что они вылетают из густой серой жижи, которая льется из какого-то желоба, падая у него между ног.

Леннокс лежит в чем-то, что на вид и на ощупь напоминает холодную кашу. Он поворачивает голову влево. Кармел распростерта рядом с ним, в полуметре, ее голова и плечи приподняты, а маленькое тело уже почти покрыто тем, что, как теперь становится ясно, является влажным цементом. Попробовав освободиться, он понимает, что его запястья снова связаны за спиной. Глаза чешутся и слезятся, но он, еще выше задирая голову, видит, как масса скапливается вокруг него.

Они лежат в яме, выдолбленной в бетонном полу, примерно в метр глубиной, что означает, что они находятся на первом этаже. Яма заполняется цементным раствором из желоба, который разливается вокруг них, а за ним с адским грохотом работает бетономешалка.

– Пожалуйста, Мона, – слышит Леннокс приглушенные крики Кармел. – мы же были заодно… Рэй, скажи ей, кем был Мэт... Он не тот, за кого ты его принимаешь, Мона… Мэт помогал педофилам. Они пытались убить Рэя... убили Ральфа... отрубили руки и ноги... – ее голос превращается в квакающий хрип.

– Пошла ты, Кармел, – ухмыляется Мона. – Ты любую фигню скажешь, лишь бы спасти свою лицемерную задницу!

Тут Кармел замечает, что Леннокс очнулся.

– РЭЙ! Скажи ей!

Рэю Ленноксу едва удается держать над поверхностью голову, изо всех сил пытаясь наполнить легкие воздухом. – ЭТО ПРАВДА, МОНА, – кричит он, перекрывая неумолимый рев мотора. – Зачем бы еще я здесь оказался? Фил меня чуть не убил, а Ральфа Тренча порубил на куски его собственным мечом, тем самым, с которым он и на меня напал!

– Фил и Марко с нами, – и она презрительно указывает на Кармел: – Они хотя бы правду говорят!

– Они манипулировали Кардингуортом, – рявкает Леннокс, изо всех сил стараясь не выдать отчаяния в голосе, а бетон продолжает заливать яму. Он уже видит только кончики пальцев на ногах. – Они и тобой будут манипулировать! Они всех используют в своих целях!

Мона снова указывает на Кармел.

– Эта сука убила Мэта!

– Ты же не такая, – умоляет Кармел.

Леннокс решает пойти ва-банк и кричит ей:

– Нет, такая. Вот именно такая она и есть!

Мона дергается, как от удара, но смотрит на Леннокса так, словно только сейчас увидела его.

– Да что ты знаешь?!

– Они нас победили, - говорит ей Леннокс, пытаясь придать голосу обреченную покорность и напрягая шею, чтобы удержать голову над бетоном, заливающим его связанное тело. – Они выиграли. Отравили нас своим ядом. Они нами управляют. Эти ублюдки, насилующие детей, убивающие и обливающие кислотой взрослых! Мы все именно такие, какими они хотят нас видеть, – и он поворачивает голову в сторону Кармел. – Все мы!

Единственный глаз Моны сердито смотрит сначала на Леннокса, потом на жидкий цемент, льющийся на него. Она делает глубокий вдох и нажимает красную кнопку. Рев мотора стихает, и поток бетона быстро превращается в тонкую струйку.

Звенящую в ушах тишину разрезает голос Кармел.

– Слава Богу! Теперь помоги нам выбраться, Мона, прошу!

– Пошла ты, психованная тварь, убийца, сами разбирайтесь. – Леннокс наблюдает, как Мона орет на Кармел. – Даррен уже едет сюда! Меня он не тронет, потому что я заплатила Марко и Филу, чтобы они взяли в заложники его сына. Но когда он вас тут найдет, забавный будет съезд психопатов. В отличие от тебя, я не убийца, – она поворачивается к Ленноксу. – Спасибо, блин, что напомнил, Рэй, а вот Даррен Ноулз с удовольствием с вами разделается, – Она поворачивается и уходит.

– Кармел... – Леннокс поворачивается к ней.

Из общей массы бетона вокруг нее виднеется только ее лицо.

– Рэй! Это, блин... я не могу...

– Послушай, старайся удержать голову на поверхности, – Леннокс пытается говорить спокойно, все время думая о том, насколько безнадежна ситуация. Они скоро будут замурованы в цементе. Даже если они не задохнутся, то станут пленниками психопата, который подвергнет их ужасным пыткам. Но снова его тело, вопреки доводам разума, кричит: "НЕ СДАВАЙСЯ". – Не опускай ее обратно в цемент!

– Я пытаюсь, Рэй, – сердито шипит Кармел. – но у меня шея адски болит… Слушай, нож все еще у меня в заднем кармане, и мне удалось его вытащить… Я пытаюсь разрезать стяжки на руках…

– Зашибись, да, Кармел, детка! Продолжай в том же духе, – восклицает он. – Держи голову повыше, но старайся двигать ею из стороны в сторону, – говорит Леннокс, сам делая такие движения. Но цемент начинает схватываться, будто холодные тиски все сильнее сжимают его. Хорошо то, что он затвердевает у него за головой, что помогает удержать ее на поверхности.

– Не могу разрезать, всем своим весом ведь на нож навалилась, – произносит, задыхаясь, Кармел, потом закашливается и выплевывает сгусток цемента. – Блин...

Леннокс чувствует, как начинает мочиться в штаны. Интересно, вдруг от этого цемент не так быстро схватится.

– Продолжай пилить, – умоляет он, понимая, что от удушения их может "спасти" только Ноулз. Теперь из вязкой массы видны только их лица и пальцы ног, и он не может думать о страшных пытках, которым их могут подвергнуть.

– Я, блин, пытаюсь… Не уверена, что из этого что-то выйдет... А, это бесполезно, Рэй… – стонет Кармел, а затем вдруг кричит: – Е-мое, кажется получается... Похоже, одна рука освободилась!

– Да! Сможешь ее из-под себя достать?

– Надеюсь... Это трудно, я на ней лежу, и этот чертов бетон действительно твердеет!

– Пожалуйста, постарайся, милая... – Леннокс уже почти не может повернуть голову. Такое ощущение, что его зажало заклинившим подголовником в самолете. Он переводит взгляд влево как раз в тот момент, когда показывается выскакивает серая рука. – Да! Детка, ты, блин, это сделала!

– Ага... теперь с ее помощью попробую освободить другую руку, – и Кармел переносит левую руку на другую сторону и погружает ее в густеющий цемент. Она находит свою правую руку и помогает ей оказаться на поверхности. – Вот и хорошо, – выдыхает она, и обе руки оказываются в поле зрения Леннокса.

Но шея у него совсем отказывает, как будто чья-то рука сильно, не отрываясь, давит ему на лоб, и он медленно погружается…

...становясь единым целым со стенами туннеля, с темнотой.

Его рот и нос наполняются цементным раствором, и его дыхание пузырится на поверхности густой массы. Тело Леннокса сдается, и его финальные конвульсии вызывают лишь небольшое колыхание сгущающейся массы вокруг него.

Сдайся уже, Рэймонд. Это и правда будет к лучшему...

Просто шагни во мрак, Рэй...

Да... обратно в эту темноту...

Но вот некая внешняя сила вмешивается в происходящее, продолжая сопротивление вместо него. Она тащит его обратно из этой трясины...

...он открывает глаза и, моргая, видит, как Кармел, севшая на него верхом, вытаскивает его за плечи из цементного гроба. Ее промокшая серая фигура возвышается над ним, словно причудливая статуя, вынырнувшая из трясины. Леннокс кричит от боли, и вязкая масса вырывается из его легких.

– Нужно встать, Рэй!

Да, Рэймонд, вставай, нужно двигаться!

Пока Кармел помогает ему подняться на ноги, он может только кивать, как глупая игрушечная собачка на заднем сиденье машины, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха, а его полные слез глаза горят огнем. Она снимает с пояса нож и освобождает его от стяжек, а он с хрипом вдыхает прогорклый, воняющий химикатами воздух, будто это чистая вода из горного источника. Цемент затвердевает вокруг их голеней, пока они продвигаются по густеющей массе, помогая друг другу выбраться из ямы. Густой раствор капает с них, растекаясь по всему полу.

– Ну, блин… – Леннокс с облегчением выплевывает еще несколько сгустков удушающей смеси.

– Давай раздеваться, – говорит Кармел, круглое личико которой будто выглядывает из туши бегемота. – Надо смыть с себя это ядовитое дерьмо.

– Надо отсюда убираться, – колеблется Леннокс, поглядывая на лестницу. –Может, мой телефон и те кассеты все еще там валяются. Они мне нужны. А ты иди!

– Ни за что, – объявляет Кармел. – Вместе будем выбираться.

Леннокс не видит смысла спорить по этому вопросу. Он всегда подозревал, что чужое мнение редко может сбить Кармел с выбранного ей пути. В последнее время это стало особенно очевидным. Они поднимаются по оставшейся в целости лестнице, но, судя по скрипу, ее скоро ждет та же судьба, что и соседнюю, и Леннокс сомневается, правильно ли они поступили.

Снова неправильные решения...

– Вниз, блин, на лифте поедем, – шепчет Кармел. На повороте лестницы откуда-то из-под ног у них вырывается протяжный скрип, и платформа раскачивается.

– Само собой.

– Тренч мне рассказал, что мой исследовательский проект был для Кардингуорта всего лишь ширмой, – шипит Кармел, пока они осторожно поднимаются. – Он планировал передать участок китайским инвесторам для строительства жилых комплексов для их студентов. Четыре года он меня за нос водил. Такие ублюдки, как он, богатые избалованные придурки, для которых жизнь других людей просто игра...

– И ты за это его убила? – Леннокс резко оборачивается и смотрит на нее, пока они поднимаются во мраке.

– Упреждающий, блин, удар, Рэй! Ты же слышал, что они сделали с Тренчем, – говорит она, и ее серая фигура теперь кажется ему похожим на буйную ростовую куклу футбольной команды. – Ты же не думаешь, что я тоже не попала бы в их черный список? Кроме того... – Она сбрасывает отяжелевшую толстовку с капюшоном и бросает ее в пустоту, открывая футболку с надписью "МЕЖДУ НАМИ ОТЛИЧНАЯ ХИМИЯ". – Я не могла позволить ему причинить тебе боль. Просто не могла!

С трудом двигаясь в своем тяжелом цементном костюме, Леннокс испытывает облегчение, когда они ступают на твердый пол. По примеру Кармел сбрасывает толстовку.

– Позже об этом поговорим.

– Согласна.

– Эти чертовы кассеты... если они их забрали...

К его радости пальто так и осталось на столе. Он поднимает его и обнаруживает магнитофон, кассеты и свой телефон.

– Фу, блин, – он испускает глубокий вздох облегчения. – Я чуть не обосрался, думал, Мона или эти два гада забрали их...

– Я не говорю, что предательство Мэта по поводу участка тут ни при чем, – Глаза Кармел горят, пока она наполняет ведро водой. – Нам нужно смыть это дерьмо, – Она выплескивает его на Леннокса, показывая ему сделать то же самое. – но это намного, намного серьезнее, чем... Намного серьезнее, чем твоя личная месть. Тренч намекал, что здесь, в карьерах возле завода, похоронены другие дети, – Она подходит к окну с прогнившей рамой и трет стекло, чтобы выглянуть наружу. – Это абсолютное зло, – Она поворачивается обратно к нему. – Если бы я пошла в полицию, им бы опять все с рук сошло. Так всегда бывает.

Леннокс надевает пальто.

– Почему ты мне, блин, ничего не сказала?

– Нужно было все проверить. Тренч был ненормальным. Я думала, может, ему все привиделось. Я же тебе звонила, сообщения оставляла...

Леннокс кивает. Он их не проверял.

– А потом бедняги Ральфа не стало.

– Ага, блин, вот тогда мне все стало ясно! Тренч сказал, "Мне конец, Мэтью Кардингуорт и Даррен Ноулз меня прикончат", – говорит Кармел. Она собирается снова наполнить ведро, но замирает. На лестнице слышны скрип и шаги.

Они смотрят друг на друга. Спрятаться негде.

Леннокс оглядывается в поисках какого-нибудь оружия, но видит только разбитый бокал.

Первой на свет выходит Мона.

Их незначительное облегчение от ее появления недолговечно, поскольку Леннокс и Кармел видят, что она в ужасе, и совсем не от их жутковатого вида. Дело в том, что Фил и Марко стоят по бокам от нее, причем последний крепко держит ее за плечо. Марко избегает смотреть в глаза Ленноксу. Фил зловеще улыбается и качает головой, глядя на них.

– Ну вы даете.

Рэй Леннокс бросает взгляд на Кармел Деверо и видит страх на ее бледном, как мел, лице. Потом смотрит на Мону, вопросительно окликая ее по имени.

Мона поворачивается к нему, а затем смотрит на своих бывших подручных. Из ее единственного глаза по щеке текут слезы .

– Ты был прав, Рэй. Меня они тоже предали.

Те двое украдкой переглядываются и отходят в сторону, чтобы Ленноксу и Кармел был виден верх лестницы.

Почти по-театральному зловещий скрип металлических ступеней, похожий на звук открывающейся крышки гроба. А потом Рэймонд Леннокс чувствует, как у него внутри все сжимается и замирает: Даррен Ноулз, с его ухмылкой безумного клоуна, выходит на свет.

Химия

Второй призрак из туннеля стоит прямо перед ним, сжимая в руке лабораторную колбу с длинным горлышком и толстыми стенками, полную какого-то вещества. Тот самый человек, воспоминания о котором он подавлял. Не Бим, тот коренастый демон, который чуть не сломал ему челюсть, с тем насмешливым голосом: "Кльоовый велик".

Теперь, когда эти слова звенят в его голове, он не может понять, как мог забыть их. Как он мог стереть воспоминания об этом неопрятном существе с безумными глазами, стоящем сейчас перед ним.

На тебя был похож.

Он начал обо всем забывать, как ни странно, в Майами-Бич, во время необычного, мучительного дела, в которое он ввязался, будучи в отпуске. Потом было еще одно дело, очень жестокое, и, чтобы остаться в здравом уме, он решил забыть все и всех, включая не только его тогдашнюю подругу, но и работу в полиции и вообще всю его жизнь в Эдинбурге. И он полагал, что все это осталось в прошлом, когда однажды появление Кардингуорта снова пробудило былые кошмары, заслонив в его памяти двух остальных злодеев. И вот теперь этот человек, второй из тех троих, более опасный, чем Кардингуорт был когда-либо, стоит перед ним.

Вот теперь ты припоминаешь Даррена, Рэймонд... должен вспомнить...

– Здорово, ублюдки, – Даррен смотрит на Рэя Леннокса, затем на Кармел. – Ну и видок у вас!

На тебя похож...

... акцент...

Его шотландские интонации, со временем стершиеся, все еще различимы. Когда все становится на свои места, Леннокс ощущает это так остро, что у него все внутри вспыхивает, как будто он принял яд: он никогда в жизни никого и ничего так сильно не ненавидел. Этот человек схватил Леса. Черты его лица по-прежнему тонкие, но еще больше затвердели, волосы поредели, а в этих хитрых глазках по-прежнему горит дьявольское безумие. Когда-то красивый парень, огрубевший за годы тюрьмы и скитаний, но все еще в хорошей форме для своего возраста.

– Ну, че-как? – скалится Даррен. – Похоже, маленький эксперимент с бывшим мусором и птичкой-химичкой вышел из-под контроля, – Он смотрит на Мону. – Что ж, в жизни всякое бывает, ага, – И он взмахивает склянкой. Она в ужасе отшатывается, не сводя глаз с колбы, которую он держит.

– Добро пожаловать в кислотный дом, – Ноулз ухмыляется Ленноксу. – Парни на само деле никогда не работали на этих двух шлюшек, – И он переводит взгляд на Фила. – А бедняга Ральфи должен был к нам присоединиться. Он так расстроился, что покончил с собой!

Марко нервно смеется, мрачно глядя на Мону и подтверждая свое двойное предательство.

– Прости дорогуша, но это не только бизнес. Мне насрать на Кардингуорта, но с Дарреном мы давно знакомы.

Леннокс чувствует, что эти слова адресованы не только им, но и самому Даррену, и что Марко его до смерти боится. Может, даже Фил, молчаливый чувак в балаклаве, его побаивается. Тут входит Крис Ноулз, и Мона обхватывает себя руками, пытаясь что-то сказать, но не может проронить ни слова.

Леннокс прикидывает их шансы. Перспективы хреновые.

Даррен Ноулз перехватывает его оценивающий взгляд. Разгадав его мысли, он делает несколько шагов вперед, а Фил направляется к Ленноксу. Судя по его уверенным движениям, он не ожидает сопротивления, Леннокс отступает назад, к окну.

– Две тупые шлюшки и полу-инвалид против четверых, – Акцент восточного побережья Шотландии у Даррена теперь более заметен. – Думаю, тебе стоит... – но он внезапно замолкает, когда Леннокс, с удивительной для его скособоченной фигуры скоростью бросается навстречу приближающемуся Филу. Одним стремительным движением он хватает его за горло и за пах и швыряет в окно. Стекло разлетается, прогнившая рама рушится, и тот с воплем вываливается наружу. Дикий крик сменяется ударом, а затем мертвой тишиной.

Все, замерев, смотрят на проем в стене, поворачиваются к Ленноксу.

– Против троих, – удается ему просипеть.

Ему удалось несколько умерить пыл противников, но даже несмотря на выброс адреналина, вызванный его внезапным решительным поступком, эта попытка превратиться из самого безобидного в самого опасного человека в комнате заставляет все тело Рэя Леннокса пульсировать от боли.

Выпучивший от изумления глаза Даррен Ноулз быстро сбрасывает оцепенение, резко бросается вперед и хватает за шею все еще шокированную Кармел. В другой руке он держит толстую колбу с узким горлышком.

– Полегче, ты, гад… – предупреждает он наступающего Леннокса. – Концентрированная серная кислота портит красивое личико, но ты уже это знаешь, да? – Он с холодной ухмылкой смотрит на Мону.

– Не трогай ее. Пожалуйста, – просит Леннокс.

– СВОЛОЧЬ, ОТВАЛИ! – визжит Кармел, извиваясь в железной хватке Даррена Ноулза.

Он немного наклоняет колбу, прижимая горлышко к ее щеке. Леннокс замирает на месте и про себя молится, чтоб Кармел перестала сопротивляться. Она так и делает.

– Так-то лучше, птичка-химичка, – хрипло говорит Ноулз. – Может, сначала капельку, сладкая, – Рэю Ленноксу его голос теперь почему-то напоминает ехидную шотландскую бабушку. – Посмотрим, что получится...

– Прошу, не делай этого, – снова просит Леннокс.

Крис, с безумной улыбкой на лице, подбадривает отца:

– Давай, батя! Поджарь ее нахрен!

Вдруг рука Кармел стремительно взлетает вверх, отбрасывая колбу назад, и едкая, смертоносная жидкость разлетается в воздухе, сопровождаемая шипящим звуком, как будто жарятся сосиски. Протяжные, нечеловеческие крики мужчины и женщины сливаются в один, и колба разбивается об пол.

Измотанные чувства Леннокса отказываются воспринимать происходящее. Видит ли он эту жуткую сцену наяву, или бредит с закрытыми глазами? Ему кажется, что он видит, что Даррен Ноулз прыгает на месте, зажимая руками лицо, а Кармел несется к раковине, паническим движением открывает кран и сует обожженную руку под струю воды. Раздается шипение, поднимается пар, а она кричит от мучительной боли.

– О, БОЖЕ МОЙ!

Он понимает, что это кричит Мона.

А Марко внезапно подтверждает, что Ленноксу это все не привиделось. Что-то в его взгляде меняется, когда он смотрит не на происходящее, а на Леннокса, и, повернувшись к побелевшему Крису, произносит:

– Мне, блин, столько не платят, приятель, так что извиняй, – И он быстрым шагом направляется к лестнице.

Крис этого даже не замечает и бросается на помощь отцу, лицо которого растворяется буквально у него в руках, пока он, топая ногами, издает нечленораздельные вопли. Кармел кричит:

– ААА, ПОВЕРИТЬ НЕ МОГУ... – и бьет рукой по здоровенной раковине, которая наполняется водой. Леннокс все еще не может пошевелиться. Его ноги как будто снова оказались в застывающем цементе. Он со страхом ожидает, что увидит, как на руке Кармел проступают кости, но она оказывается в целости, хотя и сильно покраснела.

Цемент... он ее защитил...

Крис отбрасывает Кармел в сторону и толкает к раковине отца, окуная его голову в воду. Кармел здоровой рукой тычет пальцем ему точно в глаз, потом хватает бутылку из-под вина. Леннокс, который все не может сдвинуться с места, видит осколки стекла и слышит отчаянный вопль и понимает, что она разбила ее об его голову. Летят брызги крови, а она обеими руками хватает Криса за голову и сует ее в воду, завывая от ярости и боли. Леннокс обнаруживает, что карман его пальто зацепился за угол стола. Он с силой дергает, слышит, как рвется ткань, но все рано не может освободиться. Во время кровавого крещения сына отец выныривает из раковины. Его лицо – бесформенная масса красной плоти. Мона, которая подошла ближе, наблюдает за ним, и ее изуродованные губы дрожат.

– Рэй! – взывает Кармел. – Помоги!

Леннокс понимает, что грубая сила тут ничего не даст. Он делает шаг назад, освобождает карман и бросается вперед. Странный булькающий звук вырывается из груди бьющегося в слепой ярости Даррена Ноулза. Мона внимательно смотрит на него, шарф с ее лица слетел. Она будто очарована зрелищем страданий Ноулза, который, пошатываясь, как зомби, кидается из стороны в сторону. На его пути встает Леннокс, который подавляет желание врезать по этому на глазах растворяющемуся лицу. Вместо этого он пытается обойти его сбоку, но рука обезумевшего слепого вцепляется в рукав его пальто. Леннокс пытается сбросить его с себя, не коснувшись разъедающей все вокруг жидкости, которой залит его противник. Пока он пытается отбросить отца, Мона бросается к раковине и бьет ногой под колено сына. Это нападение странным образом придает Крису новые силы, и он вырывается из рук Кармел и отбрасывает ее от себя, а она падает на спину. Потом он поворачивается и бьет Мону по лицу. От сильного бокового удара голова у нее отдергивается, а изо рта вылетает выбитый зуб.

Леннокс сбрасывает хватку Даррела, который врезается в бетонный столб. Крис разворачивается и в слепой ярости бросается к нему. Но его останавливает точный правый прямой в солнечное сплетение, от которого у него перехватывает дыхание. Крис замирает, оцепенело глядя на Леннокса, а затем, получив мощный левый боковой и еще один правый в челюсть, валится на пол. Кармел прыгает ему на спину, локтем правой руки врезаясь ему в затылок, и начинает бить его головой о бетон.

– УБЕЙ ЕГО! РАЗМОЖИ МЕЛКОМУ УБЛЮДКУ ЧЕРЕП! – визжит Мона с безумным остервенением, изо рта у нее капает кровь, и она начинает пинать Криса ногами. Леннокс оттаскивает Кармел. Он слышит запах горящей плоти, а вопли ужасных страданий достигают своего пика, и у него звенит в ушах.

Нанося беспорядочные удары, Даррен Ноулз молотит бетонную колонну. Он мотает головой, но уже ничего не видит. потому что его лицо растворилось. В воспаленном мозгу Леннокса это лицо снова обретает былые черты, эту дьявольскую ухмылку в туннеле, когда он держал Леса, глядя на Леннокса безумными, полными угрозы и похоти глазами. Теперь его дерганые, конвульсивные движения продолжаются в странной тишине: Леннокс понимает, что кислота уже проникла Ноулзу в горло и сожгла голосовые связки. Леннкос делает шаг перед и изо всей силы пинает Ноулза по яйцам, но тот уже в агонии и вряд ли обратит на это внимание. Леннокс отходит в сторону, подальше от беспорядочных ударов.

Весь шум теперь слышится у него за спиной.

Несмотря на цементную защиту, пальцы и кисть Кармел обожжены, и Леннокс снимает свое неудобное пальто, потом рубашку, которой заматывает ей руку. Он смотрит на Мону, которая бросается к лифту. Леннокс и Кармел, которая морщится от боли, следуют за ней, оставляя Даррена, который скорчился на полу в паре метров от окровавленного сына.

Крис подползает, чтобы утешить отца, но Даррен вдруг хватает его, сжимая, как в тисках.

– ОТВАЛИ... ТЫ МЕНЯ ОБЖИГАЕШЬ... – орет Крис, но Даррен Ноулз уже не слышит своего сына, он просто прижимает его к себе, и Крис кричит от ужаса, когда едкие, смешанные с кислотой остатки плоти на лице отца выжигают лицо сына.

Когда лифт со скрежетом начинает подниматься к ним, Леннокс крепко обнимает Кармел.

– Блин, так больно, Рэй, – морщится она. – но цемент меня спас...

– Нахрен твой цемент, – говорит Мона, которая стоит у нее за спиной, яростно сверкая единственным глазом.

Первый этаж

Пока они спускаются, Мона и Кармел начинают спорить, и Леннокс раздраженно вмешивается. Мона решает положить конец этому безумию, вскидывает голову и кричит:

–ЛАДНО! ПОЗЖЕ!

Трое смотрят друг на друга в виноватом молчании, пока лифт спускается на первый этаж. Леннокс проверяет свой телефон и видит, что от Джорджа пришло невероятно длинное письмо. Он не успевает прочитать все, но, судя по всему, тот согласен встретиться.

Или, по крайней мере, он так говорит.

Когда они выходят на парковку, оказывается, что Фил чудесным образом пережил падение. Леннокс напрягается, но затем понимает, что реванша не предвидится: ноги чувака в балаклаве, похоже, раздроблены, и Марко, украдкой оглядываясь, тащит его к задней части их фургона. У него сломана и правая рука, которая волочится по земле. Леннокс понимает, что в поездке его будет сопровождать окоченевший труп Кардингуорта. Их попытка сбежать будет тщетной: ему кажется, что он уже слышит сирены экстренных служб, проникающие сквозь хаос звуков, ревущий в его голове. Вероятно, их вызвали Мона или Кармел. Вместе с ними обоими он уже собирается сесть в машину Кармел, когда на территорию завода внезапно сворачивает машина.

Она останавливается в паре метров, ослепляя их светом фар. Леннокс подходит к машине и сразу понимает, что за рулем – его старый недруг, в бейсболке и темных очках.

– Залезай.

Он понимает, что должен повиноваться. Это единственный способ со всем этим покончить.

Кармел не может ничего разглядеть в тени, скрывающей водителя, но от его фигуры исходит угроза. Сделав шаг вперед, она кричит вслед Ленноксу:

– Рэй!

Рэй Леннокс ее не слышит. Он знает, что нужно делать. Он садится на пассажирское сиденье, и машина трогается с места, чуть не сбивая вцепившегося в забор Марко и Фила, которые прячутся в поисках укрытия на травянистой обочине рядом с фургоном.

Кармел и Мона наблюдают, как машина с Рэем Ленноксом выезжает за ворота и исчезает. Звуки сирен становятся все громче.

Письмо

Кому: Рэй Леннокс rayoflight@gmail.com

От: Джордж Марсден inquisitor@horshamsecuritysolutions.co.uk

Re: Замес: Как я это вижу.

Ну, Рэймонд,

"Спасибо, что держишь меня в курсе", сказал он, брызгая на клавиатуру соплями, мокротой и сарказмом. Этот грипп делает еще более мучительным то оскорбление, которое ты нанес, посчитав меня Мистером Мухомором или Токсичным Педофилом. Что ж, признаю, что мое зачастую скрытное поведение в обществе представительниц прекрасного пола может вызвать подозрения в двуличии и в других смыслах, особенно в таком воспаленном мозгу, как твой!

Хотя нет необходимости об этом говорить, но с самого первого дня я всегда был преданным игроком команды Леннокса. Итак, вот что я смог извлечь из тех обрывков информации, которые получил от тебя, и из моих собственных поисков.

Семья Кардингуортов брала в Брайтоне приемных детей с 1975 года. Первым ребенком, попавшим под их опеку, был Ральф Тренч – угрюмый, толстый мальчуган, с которым плохо обращались его последние приемные родители. Жизнь юных Мэтью и Ральфа изменилась, когда они познакомились со соседом из района Уайтхок, подростком по имени Даррен Ноулз.

У Ноулза было более суровое воспитание, чем у Кардингуорта, его семья переезжала с места на место по всему восточному побережью Великобритании, от Абердина до Халла. После того, как его, подростка, уличили в сексуальном насилии над десятилетней девочкой, он был исключен из общины цыган и изгнан. В возрасте 15 лет он уже промышлял на лондонских улицах.

Родственники из оседлых цыган взяли Даррена к себе в Брайтон. В 19 лет он подружился с заносчивым парнем, который жил по соседству. Над Мэтью Кардингуортом, которому тогда было 15 лет, издевались в школе, и он полагал, что причиной этого был его незадачливый "приемный брат" Ральф Тренч, который был на несколько лет младше его. Ноулз был заинтригован тем, что Тренч был сиротой, и тем, как совершенно незнакомые люди могли взять на себя ответственность за благополучие ребенка. Он научил Кардингуорта презирать парня и издеваться над ним.

Но Ноулз был обречен оказаться в тюрьме: его арестовали за похищение и изнасилование 16-летней девочки.

Если кто-то настолько мерзкий по своей сути и с таким ужасающим прошлым действительно может измениться к худшему после пребывания в тюрьме, то это был Ноулз. На нарах он познакомился с таинственным "Бимом", моряком торгового флота, склонность к насилию и жестокости которого превосходили даже наклонности самого Ноулза. Совершивший множество преступлений Бим был чем-то вроде городской легенды. Не так уж много информации об этой эпохе современных пиратов, поэтому, в основном, это мои предположения: он болтался по портам Европы и Америки, устраиваясь на корабли, часто по поддельным документам. Когда Бим встретил Ноулза в тюрьме, он увидел в нем нечто большее, чем просто свежее мясо; эти двое увидели друг в друге родственные души. Я предполагаю, что Бим приобщил Ноулза к мерзким сексуальным извращениям, привив ему интерес к молодым парням, заботливо поставляемым тюремной системой. Бим развил извращенные инстинкты Ноулза в отношении секса как инструмента власти и контроля, поощряя садистское удовлетворение от жестокого обращения с жертвами.

В то время как бедняга Ральф Тренч оставался изгоем, Кардингуорт стал вундеркиндом и в 17 лет поступил в Лондонский университет. На этом его общение с Ноулзом должно было закончиться, но после освобождения из тюрьмы Даррен и Бим разыскали его. Я предполагаю, что они заставили Кардингуорта сопровождать их, чтобы он придавал их группе видимость законности. Так и образовалась эта педофильская банда, Рэй, первыми жертвами которой стали вы с Лесом.

Но это нападение на вас было слишком публичным, что заставило Бима и Ноулза пересмотреть свою стратегию. Я полагаю, что Кардингуорт оказался ненадежным союзником. Итак, они узнали – возможно, Тренч проболтался, – что соседка, Джули Уилкинс, и ее муж Клайв, тоже воспитывают приемных детей. У них жил мальчик, Гэвин Картер, который дружил с Ральфом Тренчем. Вероятно, Гэвин стал первой жертвой убийства. Когда его отдали на воспитание Джули и Клайву Уилкинсам, Тренч забеспокоился. Клайв был запойным алкоголиком, которым легко манипулировала Джули, которая, в свою очередь, была одержима Ноулзом. Когда Гэвин пропал, Ральф поделился своими страхами с Мэтом Кардингуортом. Его старший приемный брат предупредил его, что это опасные люди и что ему не стоит в это соваться. Я предполагаю, что Бим и Даррен Ноулз похитили Гэвина, надругались над ним и убили, а потом сбросили тело в море.

Но, как и в случае с их первым изнасилованием, их первое убийство было небрежным. Тело Гэвина выбросило на берег, и это попало в газеты. Хотя его считали сбежавшим сиротой и никто не задавал вопросов, Тренч был убежден, что Бим и Даррен имеют какое-то отношение к исчезновению Гэвина. Он стал одержим идеей раскрыть их.

Мэтью не мог отвязаться от Даррена, который теперь тоже переехал в Лондон со своей девушкой, 17-летней Моной Мостон. Мона собиралась стать фотомоделью, и Ноулз, который снимал квартиру в Ислингтоне, вовлек ее в тусовочный образ жизни, полный свингинга и кокаина. Маргинальная, полная запретных радостей жизнь, которую они вели, вероятно, увлекала более молодого Кардингуорта. Но на Мону она не произвела такого впечатления, и она ушла от Ноулза из-за его жестокости. Ноулз жестоко отомстил за эту обиду, плеснув ей кислотой в лицо и изуродовав на всю жизнь.

После освобождения из тюрьмы Ноулз женился на Джули Уилкинс, которая развелась со своим мужем Клайвом. Она начала навещать еще Даррена в тюрьме, попала под его влияние и помогла им с Бимом организовать схему с усыновлением. Они брали на воспитание детей и объявляли, что они "могут нанести себе вред или сбежать", надругались над ними, а затем избавлялись от них, утверждая, что те сбежали по собственной воле.

Ноулз расширил сферу их деятельности. Он, Бим и Джули находили таких же мужиков-извращенцев, часто знакомя их со слабыми, уступчивыми женщинами, чтобы зарегистрировать их в качестве приемных родителей и расширить свою преступную сеть. Работники социальных служб, часто те, у кого были проблемы с алкоголем или наркотиками и кого можно было легко шантажировать и запугать, были подкуплены. Группа работала с переменным успехом в течение многих лет, хотя и Бим, и Ноулз плохо контролировали свои импульсы и часто поддавались соблазну насилия, особенно когда напивались или принимали наркотики. Бим попал за решетку в Китае и провел некоторое время в шанхайской тюрьме за очередное преступление. Он оставался номинальным главой группы, а Ноулз был его "исполнительным директором" в Англии. Но Тренч не оставлял свое тайное расследование.

Тем временем Кардингуорт дистанцировался от этих сомнительных знакомых. Он разбогател и завел связи с влиятельными людьми, включая начальников полиции. Поэтому Бим и Ноулз не решались больше давить на него, и в течение нескольких лет они, так сказать, мирно сосуществовали.

Тренч был занят поиском информации, но Ноулза было трудно вычислить, а Бим постоянно скрывался в море. Поэтому он занялся расследованием дел самого Кардингуорта. Он обнаружил финансовые нарушения в ходе кампании по покупке имущества больницы, а также подкуп представителей оппозиционных групп и должностных лиц в городской администрации, получив доказательства компрометирующих платежей. Ноулз, в свою очередь, обнаружил, что Тренч что-то вынюхивает, и потребовал у него все, что тот достал на Кардингуорта. Насмерть перепуганный Тренч передал ему всю информацию.

Стало очевидно, что если скандал со взятками всплывет наружу, Кардингуорт может сесть в тюрьму, и Ноулз и Бим использовали это в своих интересах. Они настоятельно рекомендовали ему купить заброшенный цементный завод, которым они будут управлять. Таким образом, Кардингуорт снова был повязан с двумя очень опасными людьми. Ставки возросли, когда у Кардингуорта возникли подозрения, что в подвале завода они хоронят тела. Он решил сделать Тренча охранником, тем самым делая его соучастником любого преступления.

Тренч начал сдавать. По сути, он вел двойную игру: открыто критиковал проект Кардингуорта, связанный с больницей, но при этом покрывал намного более тяжкие преступления на цементном заводе, с которым он теперь сам был связан. Сильно выпивая и постоянно находясь на грани нервного срыва, он продолжал вести свое расследование и вскоре снова попал в поле зрения Ноулза, который решил его устранить.

Китайские власти выпустили Бима из шанхайской тюрьмы, и он вернулся в Англию.

Ну да, это не я был! Торговый флот, Рэй! Ты что, серьезно? И еще кое-что: ты говоришь, что я "будто бы знал тебя раньше", когда мы впервые встретились в Хэрроугейте. Ты привел в пример мои слова "ну, разумеется", которые я произнес "с загадочным видом", когда ты представился. Ради всего святого, Рэй, если ты помнишь (а ты, очевидно, не помнишь!), на тебе был чертов бэйджик с именем, как и на мне!

Ну что, у меня хорошо получается, Рэй? Я надеюсь, что ты читаешь это понимаешь, что если бы ты сразу меня во все посвятил, то с этим делом уже было бы покончено. Ты слишком близко к сердцу все принимал. Я не критикую тебя, Рэймонд (ну, может быть, слегка). Как я уже сказал, я понимаю, что у тебя были свои причины вести себя так скрытно. Просто немного ворчу, на что у меня есть полное право. На самом деле, да будет тебе известно, что я пишу это, лежа на смертном одре: мы с Полли действительно подхватили этот чертов грипп. Осмелюсь предположить, мы будем ухаживать друг за другом, пока не восстановим здоровье настолько, чтобы снова начать трахаться и побыстрее выгнать остатки болезни из наших организмов!

НО я тебя информирую, что я также выполнил твою странную просьбу, которая меня немного обеспокоила. Вряд ли нужно напоминать тебе, насколько опасны возможные последствия. Так что, пожалуйста, не делай слишком больших глупостей. (Когда я смотрю на последнее предложение, то понимаю всю тщетность и наивность этих слов.) Просто будь осторожен, Рэймонд. Я чувствую, что скоро произойдет что-то ужасное.

С отчаянной надеждой на лучшее,

Джордж

Очищающее пламя

В Истборне ужасно холодно. Через дорогу от пансионата "Роуз Гарден" краны поднимают огромные облицовочные панели, формируя внешний каркас какого-то здания и заслоняя драгоценный свет слабого декабрьского солнца. Внутри несколько обычных подозреваемых сидят за своими столиками в зоне отдыха. Персонал и обитатели, похоже, ожидают очередной скучной субботы, готовясь заниматься своими обычными делами под люминесцентными лампами, вызывающими головную боль. Позже неоновые полоски над головой со щелчком погаснут. Только огромный телевизор будет мерцать в темноте, освещая лица заключенных.

Менеджер дома престарелых Полли Айвз взяла пару дней больничного, что бывает очень редко. Грета и Салли обсуждают, как плохо она выглядела, и решают, что она и ее бойфренд правильно сделали, что остались дома. Грета, посмеиваясь, замечает:

– Да, у нее ужасная инфекция в груди, этот гриппозный вирус сейчас везде ходит!

– Такой большой симпатичный парень, – сжимает губы Салли. – Я бы рада была, если бы он и с моей грудью поиграл. Заметь, если бы он захотел это сделать, ему бы пришлось руки к моим коленям протянуть! – Она указывает на свою обвисшую грудь и хохочет.

– Повезло Полли, – соглашается Грета. – Я бы точно не отказалась!

И обе женщины громко гогочут в знак согласия. Это привлекает взгляды мужчин, играющих в домино.

Брайан, крупный парализованный старик, собирается принять одну из своих любимых ванночек для ног. Он заметил, что санитар сегодня новый. Где же Гэри? И у воды, которую новый сотрудник наливает в тазик, странный запах. Потом он брызгает ей на халат Брайана. Зачем он это делает?

Она холодная.

Брайан дрожит, когда она проникает ему на спину и плечи. После второго инсульта, перенесенного несколько лет назад, он прикован к инвалидному креслу и едва может двигаться. Гэри это знает. Гэри всегда все понимает. Где же Гэри?

Возникает знакомое ощущение, когда его ноги поднимают и опускают в таз, но в этот раз все по-другому: так холодно. Брайан хочет убрать ноги, но не может ими пошевелить.

Одним быстрым движением новый санитар достает из кармана зажигалку "Bic", зажигает ее и бросает в тазик. Присутствующие с нарастающим изумлением и ужасом наблюдают, как разгорается пламя, охватывая ноги здоровяка, облизывая его голени. Крики Брайана заглушают все остальные звуки. За считанные секунды пламя поднимается по его халату.

Обитатели пансиона замечают, что на санитаре хирургическая маска. Он держит в руке канистру, из которой льет еще бензин на их горящего друга. Языки пламени вздымаются вокруг здоровяка, безжалостно пожирая его тело, и от него валит едкий дым, отчего срабатывает оглушительный сигнал пожарной тревоги. Пансионеры, наконец, обретают дар речи и кричат, а огонь, кажется, скоро превратится в адское пламя.

Санитар смерти выскальзывает через оранжерею. Движения у него дерганые, но стремительные, как у животного, будто собака или кошка спасается бегством с того места, где они получили травму. Охваченные паникой заключенные едва ли замечают, как он добегает до ожидающей его машины, которая тут же трогается с места.

За рулем – пожилой мужчина с суровым лицом. В его глазах сквозит жестокость. Он знает, что находится здесь только потому, что у того человека, который ему позвонил, больше никого не осталось. Двое мужчин обмениваются кивками, машина выезжает на главную дорогу, и санитар снимает маску. Очевидно, что они коллеги, но за друзей их вряд ли можно было бы принять.

В доме престарелых один из самых крепких заключенных, невысокий мужчина в очках, Мэйнуоринг, бросается к ревущему пламени с одеялом.

– ЭТО БРАЙАН, – ревет он. – МЫ ДОЛЖНЫ ЕМУ ПОМОЧЬ!

Пока завывает пожарная сигнализация, Брайан Иэн Мандерсон сгорает заживо, его крики разносятся по всему зданию, приводя в ужас как жильцов, так и персонал. В его голове мелькают лица. Их много, но в конце остаются только два. Одно из них – пацана из туннеля, самого первого; другое – нового санитара, который только что скрылся...

Кто старое помянет

Гэри бросается к месту происшествия, но его почти отбрасывает назад ужасная вонь. Он хватает огнетушитель, заливает пеной пылающее тело. Но этот бесполезный поступок лишь показывает, что Брайана Иэна Мандерсона больше нет. Все, что от него осталось, – это обугленное месиво в инвалидном кресле. Почерневшая плоть отслаивается под напором струи огнетушителя, обнажая белые кости, напоминающие закопченные деревянные палки. Затем тело проваливается сквозь прогоревшее сиденье, складываясь пополам и превращаясь в расплывчатую дымящуюся груду праха на кафельном полу.

После этих ужасных событий жильцов, радующихся, что их спасли от режущих уши звуков сигнализации и едких клубов дыма, выводят в сад. Им разрешают зайти в свои комнаты за верхней одеждой. Перепуганный Гэри думает о том, как безутешна будет Полли. В маленькой диспетчерской объектив камеры показывает пустоту, а на пленках ничего нет. Эта дорогостоящая система безопасности была установлена совсем недавно, но злоумышленник смог отключить камеры видеонаблюдения и скрыться, оставив после себя этот жуткий хаос.

Теперь машина едет медленнее по извилистой прибрежной дороге. Ее место назначения – коттедж, арендованный в отдаленном районе Саут-Даунс. Пассажир смотрит на водителя с суровым лицом, который старше его примерно на десять лет. Глядя ему прямо в глаза, он говорит:

– Ты не такой, как они. Стопудово.

Пожилой мужчина натянуто улыбается.

– Скажи только… как ты узнал, что он был в том доме престарелых?

– Это называется оперативными мероприятиями, – самодовольно отвечает тот. – Как только я выяснил остальное, я разыскал его.

Он видит, что пассажир отвлекся на текстовое сообщение на телефоне.

– Это от сестры, – говорит его более молодой спутник. – Напоминает, что в эти выходные маме исполняется восемьдесят.

– Поедешь?

– Почему бы и нет, – пожимает плечами Рэй Леннокс. – Может, подругу возьму, пусть со всеми познакомится. Повидаю старый Дымоград. Кто старое помянет... – Он высовывает голову наружу и смотрит на волны, которые набегают на гладкий песок, потом на небо. Похоже, за ними по пятам несется грозовая туча. – В любом случае, похоже, что собирается дождь. Как думаешь?

– Хрен его знает. Я что, похож на чертово погодное приложение?

Дуги Гиллман, со своим красным квадратным лицом, действительно напоминает Ленноксу иконку какого-то приложения, которое он скачивал, хотя оно и не для прогноза погоды. Он думает незаметно заглянуть в телефон, но потом решает этого не делать.

– Нет.

Копы и бандиты: две разные разновидности одного и того же дерьма. Они питаются слабостью и недолговечностью. Шаткие конструкции, соединяющие тех, кем мы себя считали, и тех, кем мы были на самом деле. Лучше держаться подальше и от тех, и от других. Но даже если ты будешь избегать этих смертельно скучных ублюдков, они обязательно когда-нибудь влезут в твою жизнь.

Леннокс зажигает сигарету. Вдыхает бессмысленный дым.

Думает о поцелуе с Кармел Деверо, медленном и восхитительном – теперь, когда они оба вне закона. Милая, сложная, порочная и коварная женщина… приятное шевеление в штанах внезапно сменяется приступом безысходной тоски. Но он будет держаться, и все образуется. А может, и нет: во многом нужно разобраться, с Кармел и с законом. Мы только притворялись, что в жизни когда-нибудь наступит развязка. Может, это происходит только тогда, размышляет он, когда у тебя наконец заканчиваются оправдания.

Хватит с него спасать других. Только что он спас свою шкуру, но свою жизнь можно спасти, только проживая ее. Вот этим он и собирается теперь заняться.

КОНЕЦ