— Ответа не будет, — покачала головой Мадина. — Я пришла не к вам, не по вашей просьбе. Мы не знакомы и знакомиться я не собираюсь.
— Погоди! — Шу отпустила пятерню Ржевского, чтобы схватить за руку менталистку. — Не трогай моих родителей, я сама! Мама, папа, этот негодяй, — она указала взглядом на дядю, — после возвращения от Ивасаки решил, что может ходить по нашей половине дома и решать за меня.
Норимацу-младшая за половину минуты пересказала случившееся.
— По счастью, усилиями Дмитрия мы справились, — закончила она. — Но теперь торопимся в другое место, а с этими действительно нужно что-то решать. Присмотрите? Они без сознания, сейчас нет времени разбираться. Вон тот — менталист, не снимайте с него блокировку.
— Вообще-то твой дядя действовал не без моего ведома, — родитель узкоглазой на первый взгляд, казалось, задумался. — Я тебе всего не говорил, чтобы не испортить дела, но свои планы были не только у руководства Клана, — затем он сделал шаг, перекрывая выход. — Шу, извини, что не поставил тебя в известность раньше. Говорю сейчас: интересы семьи требуют…
БАХ! Завершить пассаж у Норимацу-старшего не вышло.
Шу снесла родного отца ударом пятки в грудь, каким-то чудом за миг простроив в голове точную картину случившегося:
— Так вот откуда у твоего брата коды к моим помещениям?!
А ведь она далеко не всегда тормоз, кто б мог подумать.
— Погоди! — резкий окрик матери хлестнул по ушам.
— Прочь с дороги! — зашипела Норимацу-младшая. — Позор рода!
— Кто?
— И ты, и он, и его брат! Я же слово давала! А вы за моей спиной?.. Как вы могли?!
У тебя в жизни может быть ещё много подобных огорчений, философски вздохнула про себя Мадина. С твоей цыплячьей наивностью да с такой, хм, занимательной роднёй.
— Если ты сейчас выйдешь из дома, обратно больше не войдёшь, — не обращая внимания на слабо ворочающегося за спиной мужа, пообещала дочери Нозоми. — Говорю тебе как мать. Вы, — она загородила проход вместо супруга и холодно посмотрела по очереди на менталистку Ржевского. — Если вам хоть сколь-нибудь дорога моя дочь, повернитесь спиной и сложите руки на затылок. — В как женщины появился один весьма неприятный амулет.
Точная копия того, которым ставил эксперименты над собой Дмитрий.
— А-а-а-га-га-га-га! — блондин сделал сразу две вещи за долю секунды.
Прикрыл собой девчонок, раз — становясь напротив вооружённой японки и растопыриваясь пошире.
Мадина это заметила и поняла. Партнёрша опекуна по бизнесу, видимо, тоже.
Ещё попечитель идиотски заржал — смотрелось достаточно унизительно, особенно для незнакомой с ним взрослой собеседницы, принадлежавшей к народу с другими правилами этикета.
Попутно Ржевский радостно и непринуждённо обдал Нозоми капельками слюны (непреднамеренно, но эффективно).
Мать Шу окаменела и тут же отреагировала: по техно в её руках пробежала искра, воздух перед раструбом размазался.
Поскольку и сама она попала в фокус, следующую секунду Мадина запомнила плохо. Единственное, попыталась держать спину ровной; казалось, так будет легче перетерпеть.
А через эту секунду ударом Ржевского снесло уже Нозоми Норимацу:
— Шу, извини, — поогорчался он достаточно искренне. — И женщин я не бью, и твоя семья вообще… ой.
Закончив разворачиваться, Дмитрий увидел, что его напарница по бизнесу тоже попала под раздачу родной матери. Глаза японки закатились, ногти впились в ладони до крови, мышцы лица свело судорогой.
Сама Шу без сил подпирала спиной стенку.
— Мадина, чем ей помочь?!
— Погоди, я сама. — Менталистка на ватных ногах преодолела полтора шага за две долгие секунды.
Когда других целителей под рукой нет, нет и вариантов сослаться на плохое самочувствие.
Бросив ладони на виски наивной курицы, Наджиб щедро поделилась личным резервом.
Пациентка тут же порозовела, ожила и с благодарностью распахнула глаза:
— Спасибо! А я думала, сейчас буду час откачиваться!
Сказать бы ещё тебе, чего это МНЕ стоило, вздохнула про себя Наджиб. Разумеется, молча.
Ладно. У менталиста по определению порог сильнее. Сейчас бы прогуляться пару минут по улице, там полегчает.
До Норимацу-младшей тем временем в полной мере дошёл драматизм случившегося:
— Дмитрий, приношу свои извинения. — Японка забежала вперёд, поклонилась низким глубоким поклоном и застыла в этом положении, наверное, секунд на пять. — Клянусь, я понятия не имела, что мои родители… — она неожиданно всхлипнула.
— Эй, ты чего! — Ржевский подхватил её за плечи и решительно разогнул. — Шу, не плачь!
Ну да, было бы сказано.
Младшая Норимацу стояла, словно проглотив лом. Чуть повернувшись, она ненавидящим взглядом смотрела на слабо шевелящихся на полу родителей и глотала слёзы.
Её плечи вздрагивали, тело содрогалось, по лицу катились и катились частые капли.
— Шу! — Ржевский затравленно огляделся по сторонам. — Мадина, что-нибудь сделать можешь?!
— Не ближайшую минуту, — честно покачала головой менталистка.
Тут бы самой смог не упасть, но вслух не скажешь.
Ржевский неожиданно расслабился, по его лицу пробежали и последовательно сменили друг друга три-четыре мысли.
Он решительно обнял азиатку за плечо, как мужика, и потащил вперёд:
— Погнали. Извини, что с твоими предками неловко получилось, но давай отсюда валить на всякий пожарный!
Идея была здравой. Не проходной двор, но весьма на него похоже. Ещё и с постоянными попытками захомутать.
— Погоди, — Шу вывернулась из-под его ладони и вернулась на шаг назад.
Тягуче посмотрев на родителей, она ровно произнесла:
— В клане Ивасаки больше нет Шу Норимацу.
Японка стащила с руки браслет, являвшийся кроме прочего достаточно сложным устройством:
— Будьте вы прокляты, бесчестные твари, — затем бросила артефакт, словно тот был ничего не стоящей мелочью.
Её отец именно в эту секунду попытался что-то провернуть: его ноги ножницами мелькнули в воздухе, скрутка и гимнастический прогиб спины почти поставили японца на ноги.
Но дальше просто не повезло.
Ржевский из какого-то только ему понятного куража без затей наподдал по падающему браслету ногой, как по мячику в одной мальчишеской игре.
Попал.
Достаточно тяжёлый металлический предмет резко сменил траекторию.
Потомок самураев, являющийся по совместительству отцом Шу, акробатическим трюком закончил подниматься на ноги. Почти.
Выброшенный Шу родовой артефакт, направленный в полёт многострадальным ботинком блондина, траекторией полёта пересёкся с брюками Норимацу-старшего.
С той их частью, где левая нога соединяется с правой.
— Ой! — Ржевский с силой впечатал ладонь в лицо даже до того, как железо ударило японца в очень деликатное место. — Случайно попал!
Второй рукой он непроизвольно схватился за собственный пах.
Японец упал на колени, согнулся в три погибели, прижал левую руку к ушибленному месту, а ногтями правой бессильно заскрёб по полу.
— И захочешь, не прицелишься, — блондин озадаченно потёр затылок, стоя над поверженным родителем партнёрши по бизнесу.
Через секунду он спохватился:
— Ух! Шу, прости! Это же батя твой! Я правда нечаянно!
— Пойдёмте, — японка сама подхватила его под руку и увлекла вперёд. — У Шу Норимацу больше нет отца.
Мадине было что сказать, но, скользнув по мозгам Нозоми и её супруга, менталистка промолчала: появление якудза именно в этот период случайностью не было.
Дядя действовал не по собственному почину. Оба брата всё время находились на связи (и между собой, и с Ивасаки), первый просто быстрее успел домой.
Якудза в дом провёл бы и отец — если бы прибыл раньше.
Шу в тёмную разыгрывали тоже оба.
Как только менталистка увидела чужие планы в собственный адрес, её человеколюбие мгновенно испарилось вслед за гуманизмом.
— Шу, не жалей о родителях, — хмуро бросила Наджиб, нагоняя товарищей в коридоре. — Вечером поясню, — пообещала она в ответ на молчаливый вопрос во взгляде. — Сейчас сама в шоке. Страшно, успокоиться хочу.
БАХ! БАХ! БАХ! Из дальнего крыла большого дома донеслись ритмичные звуки, словно кто-то тарабанил в двери тяжёлым.
— Асато и Юки?! — Ржевский замер, как скала.
Шу дёрнуло инерцией назад, поскольку она держалась за него рукой.
Мадина налетела на спину попечителя, больно прикусив кончик языка.
— Откройте! Сволочи! — донеслось из противоположного крыла.
— Надо их выпустить! — Дмитрий решительно требовал, глядя на партнёршу по бизнесу.
— Всё равно мы с тобой девственницы и бесполезный в его хозяйстве груз, — с ангельским выражением лица выдала Мадина японке (неожиданно для себя самой).
А про себя подумала: юмор — та защитная реакция психики, которая в подобные моменты помогает сохранить разум. Даже если этот юмор — чёрный.
Ржевский перед нужной дверью выхватил ключи из рук Шу и открыл замки чуть ли не быстрее, чем менталистка скользнула по ним взглядом.
— Хренасе, энтузиазм. — Наджиб начала оправляться после удара японским техно.
Даже вернулся сарказм.
— Как вы? Они вас насильно заперли?! — лицо попечителя излучало глубочайшую тревогу вперемешку с неподдельной заботой.
Он старательно ощупал Юки и Асато, не обращая внимания на заявления, что те не пострадали.
— Их тоже обманули. — Плюнув на загоревшиеся нездоровым огнём глаза опекуна, Мадина сейчас общалась только с сестрой по несчастью. С Шу. — Их отец завёл обеих сюда и закрыл, чтобы не путались под ногами. Сами они были против, твой дядя даже ударил Асато по лицу.
— У меня больше нет дяди, — спокойно напомнила младшая Норимацу.
— Расскажи?! — кузины потребовали подробностей.
Из офиса-дома семьи Норимацу они вышли через минуту и впятером. Минута ушла на поиск целой рубахи для Ржевского.
Асато после всего помрачнела и механически переставляла ноги: случившееся было ей неприятно, смиряться не хотелось.
Она старательно искала некий выход, которого не находила.
Юки, коротко поцеловав Ржевского в губы, таким образом по-своему подвела итог услышанному:
— Ты мой герой!
Сейчас она держала блондина под руку, а он восторженно косился на её правую грудь, то и дело скользящую по его трицепсу.
Мадина могла бы сказать вслух, что единственной мыслью Юки сейчас был предстоящий вечером поход в статусное место. Но, во-первых, она не планировала широко демонстрировать контроль чужого ментала.
Во-вторых, восторженное и бесшабашное лицо опекуна прозрачно намекало: ни к каким логическим аргументам он сейчас не прислушается.
Запрещённые стволы, все три, Ржевский непостижимым образом разместил за ремнём штанов так, что снаружи и видно не было.
— Сейчас к Барсуковым заскочим на минутку, — вальяжно просвещал он восхищённую им же японку. — Вы внизу подождёте. Потом деньги поменять — и в СТОЛИЦУ, — потомок гусара небрежно похлопал по карману штанов, в котором лежала четверть тысячи золотом.
Его добрый и ласковый взгляд елеем проникал, казалось, в каждую пору Юки.
Улучив момент, на перекрёстке опекун тихо спросил на языке Залива:
— Мадина, а эта хоть не девственница?
Наджиб коротко стрельнула ему под нос кукишем, оставляя вопрос без прямого ответа.