Ричард Глостер, король английский

Виктория Воронина

Ричард Глостер, король английский

Аннотация: Герцог Ричард Глостер, ставший впоследствии королем Ричардом Третьим, всей душой предан идеалам рыцарства, и судьба посылает ему непростое испытание. Что предпочтительней - сдержать слово, данное умершему брату или изо всех сил стараться сохранить мир в родной стране? Защищать интересы своей семьи или соблюсти правила чести по отношению к женщине, враждебной роду Йорков? Ричард Третий сделает свой выбор, но он не будет соответствовать ожиданию многих людей. Повесть будет интересна поклонникам любовно-исторических романов Филиппы Грегори и Симоны Вилар.

Трагическая новость о смерти старшего брата Эдуарда настигла Ричарда на охоте. Герцог Глостер с недоумением посмотрел на посланца, доставившего печальную весть. Сорокалетний Эдуард был только на десять лет старше его, и Ричард надеялся прожить с ним всю свою оставшуюся жизнь, пользуясь его поддержкой и советами. В следующую минуту потеря брата отозвалась резкой болью в его груди, и Ричард машинально перевел взгляд на тушу дикого кабана, которого он только что заколол своим кинжалом. Мертвые глаза вепря уже покрыла серая пелена, и на мгновение Ричарду представилось, что он видит перед собой тело своего мертвого брата, чьи глаза также закрылись навеки. Ричард перекрестился, прочел короткую молитву об усопшем и пожелал больше никогда не переживать горечи утраты от смерти близкого человека. Но вспомнив о том, что благочестивый христи­анин никогда не будет просить об этом бога, и будет смиренно принимать все испытания судьбы, нахмурился и велел своей свите готовиться к воз­вращению в замок Ньюкасла, в котором проживал последние два года вмес­те со своей семьей.

Приветственные крики народа, восторженно встречавшего герцога Глос­тера и его свиту, на минуту согрели сердце Ричарда, и он подумал, что в полной мере заслужил любовь простых людей. Он со своим войском упор­но сражался с шотландцами, препятствуя их набегам на англичан, прила­гал все доступные ему средства, чтобы на севере Англии восторжествовал закон, а не грубая сила, и простолюдины не могли не оценить наступившей безопасности, которая после многих лет смуты казалась им чудом. Да и многие дворяне северных областей были благодарны Ричарду Глостеру за надежду на мирное процветание. Он вполне оправдал доверие своего брата короля Эдуарда Четвертого, и Эдуард, нисколько не сомневаясь, предоставил младшему брату титулы лорда-наместника, адмирала Англии, и вместе с ними неограниченную власть над северной половиной королевства. Ричард успешно правил на севере Англии, и Эдуард мог спокойно решать проблемы власти на юге. Ричарду было горько сознавать, что когда он месяц назад окончательно разгромил шотландцев в последнем сражении и начал надеяться на спокойную счастливую жизнь со своей семьей, умер Эдуард, бывший всю жизнь кумиром Ричарда и его опорой. Герцог понимал, что его ждут трудные времена, - с честолюбивой королевой Елизаветой Вудвилл и ее родственниками у него сложились неприязненные отношения.

Переехав мост через реку Тайн, свита герцога Глостера въехала в его резиденцию. Ричард первым делом принялся разыскивать свою супругу леди Анну Невилл. Никто не понимал его лучше, чем она, и мысль поделиться с ней своим горем была естественным желанием Ричарда. Правда, на этот раз она могла отказать ему в своем сочувствии - леди Анна откровенно не любила короля Эдуарда, считая его виновным в гибели своего отца графа Уорика. Когда-то граф Уорик был преданным сторон­ником братьев Йорков в их борьбе против Ланкастеров, и самым любящим их родственником, - его родная тетка Сесилия Йоркская была матерью Эдуарда и Ричарда. Но после того как король Эдуард нанес ему непростительное оскорбление, женившись на Елизавете Вудвилл во время сватовства Уорика от его имени к французской принцессе Боне, надменный граф объявил Эдуарда недостойным короны и поклялся отомстить ему за свой позор. Он перешел на сторону изгнанной королевы Маргариты Анжуйской, которую прежде считал своим смертельным врагом, и обручил свою младшую дочь леди Анну с ее сыном принцем Эдуардом Ланкастером. Но удача отвернулась от графа Уорика, - в междоусобной войне погибли и он, и принц Эдуард Ланкастер. Для беззащитной леди Анны со смертью отца и жениха наступили тяжелые времена. Дочь Уорика была объявлена дочерью предателя и бунтовщика, лишенной права на свою долю наследства, которую захватил муж ее старшей сестры Изабеллы герцог Георг Йоркский, и она испытала много притеснений от своих недоброжелателей. От дальнейших лишений Анну спас только Ричард Глостер. Он с детства симпатизировал своей кузине Анне Невилл, и без раздумий предложил ей свою руку, которую она приняла с благодарной готовностью. Признанию их брака немало способствовала мать Ри­чарда герцогиня Йоркская, в свою очередь возмущенная недостойной женитьбой Эдуарда на вдове простого дворянина Грея. Чтобы умиротворить родственников король Эдуард дал согласие на брак младшего брата, и все же леди Анна, став герцогиней Глостер, не могла простить ему перенесенного горя. Ее неприязнь к королю Эдуарду стала одной из причин, по которым Ричард согласился принять в управление северные области Англии.

Ричард нашел герцогиню уже облаченную в черное траурное платье и об­легченно вздохнул, - как бы леди Анна не относилась к его умершему брату, ее преданность ему, Ричарду, оказалась выше ее ненависти к покойному. На ее лице отражалась непритворная скорбь, ее глаза смотрели на него участливо и выражали желание уменьшить по возможности его горе. Их былые препирательства по поводу отношения к Эдуарду были забыты. Ричард со слезами поцеловал жену, она же прижала его голову к себе, словно этим жестом хотела укрыть его от постигшего его несчастья.

- Ничего, Дик, ничего, - шептала Анна, ласково гладя его по волосам. - Никто не умирает окончательно, бог по своей милости еще позволит вам встретиться, мы только не знаем когда это будет и как.

-- Анна, я остался один из рыцарей Йорков, - сокрушенно проговорил Ричард. - Врагов у нашей семьи много, родня же королевы Елизаветы алчна.

-- Вы, мой супруг, одолели могущество Ланкастеров, поверьте, вам ничего не стоит справиться с этими ничтожными Вудвилями, - в голосе Анны прозвучало презрение высокородной леди, когда она говорила о родственниках королевы. - Я верю в вас!

-- Ты женщина разумная, и дай бог, твоя вера в меня не напрасна, - Ричард распрямился, приободренный поддержкой жены. - Давай подготовимся к обеду, не будем заставлять детей ждать нас.

Ричард также переоделся в траурное платье, и спустился в обеденный зал с таким спокойным выражением лица, по которому нельзя было догадаться о боли, терзающей его изнутри. Леди Анна сопровождала его также спокойная, но ее омраченные глаза говорили о семейном горе. Но, в любом случае они должны подавать своим детям и челяди пример стойкости перед жизненными невзгодами.

За большим дубовым столом уже собрались их ежедневные сотрапезники. Девятилетний сын Эдуард в сопровождении своего воспитателя подошел к родителям за благословением, и леди Анна не смогла удержаться от того, чтобы не коснуться его макушки коротким поцелуем - своего единственного сына она любила без памяти. За своей долей родительского внимания поспешила и дочь Кэтрин. Сердце Ричарда сжалось при виде дочери - одиннадцатилетняя девочка уже явно начала превращаться в девушку, чего ему решительно не хотелось. Насколько сильно он желал, чтобы его сыновья скорее выросли и возмужали, настолько ему хотелось, чтобы Кэт навсегда осталась его малышкой и ничего не знала бы кроме его отцовской любви. Слишком много примеров наблюдал Ричард, какой немилосердной была жизнь в средневековой Европе для женщин. 'Междоусобные войны приводили к тому, что множество из них становилось жертвами насильников и грабителей; именно женщины и их маленькие дети первыми умирали от различных болез­ней и подвергались всевозможным унижениям. Ричарду оставалось только надеяться, что ему удастся надежно обеспечить будущее Кэтрин.

Благословив дочь, Ричард коротко поприветствовал капеллана, своих приближенных и нескольких юношей из благородных дворянских семей, которые воспитывались в его доме с надеждой получить рыцарское звание из его рук. Пустым оставалось только место Джона, его незаконнорожденного сына, который, как и Кэтрин, был плодом юношеской любви Ричарда до его брака с леди Анной Невилл.

- Гью, вы не знаете где мой сын Джон? - спросил Ричард у сына барона Латимера, постоянного товарища всех игр и проделок Джона Глостера.

Гью Латимер вскочил и поспешно ответил:

-- Он остался смотреть новых лошадей, которых вы купили на днях, мой господин.

-- Разве ему не сообщили о смерти нашего повелителя короля Эдуарда Четвертого? - нахмурился Ричард.

-- Господин, Джон заявил, что выбор коней не менее важное дело, чем оплакивать покойников, - смутился юный Латимер. С одной стороны ему не хотелось подставлять друга, с другой стороны авторитет герцога Глосте­ра был так велик, что никто из приближенных никогда не лгал ему.

-- Вы можете сесть, Гью, - спокойно сказал Ричард, и обратился к капеллану. - Отец мой, прочтите молитву за упокой души нашего возлюбленного короля Эдуарда.

Капеллан с готовностью встал и начал читать молитву. Все присутствующие принялись повторять за ним слова, и стойко держались, не смотря на величину молитвенного правила.

После того как прозвучало "аминь", двери распахнулись и стража пропустила тринадцатилетнего юношу с веселым лицом, отдаленно напоминающего Ричарда в том же возрасте. Джон единственный из присутствующих не был одет в черную траурную одежду, и он откровенно радовался тому, что пропустил длинное унылое молебствие, воплощая собой торжество жизнелюбивой юности. Ричард, глядя на него, сознавал, что у него не хватит духу быть с ним суровым. Джон единственный вел себя так словно не было гонца с трагической вестью, и он постоянно напоминал Ричарду о счастье первой любви, которую он испытал к его матери, прелестной леди Бланш Уэд.

Ричард увидел Бланш при дворе своей матери герцогини Сесилии, и ее красота произвела на него столь неотразимое впечатление, что он не хотел замечать остальных дам, какими бы достоинствами они не обладали. Саму Бланш Ричард поначалу не привлек, его в отличие от его братьев трудно было назвать красавцем, одно его плечо было выше другого из-за травмы при родах, когда повитухе, чтобы помочь уже немолодой герцогине Йоркской родить, пришлось вытаскивать Ричарда из материнского лона. Но, несмотря на отсутствие внешней красоты, Ричард, в чем убедилась леди Бланш, обладал тем безграничным личным обаянием, до которого было далеко его более удачливым старшим братьям. Он умел говорить более проникновенные слова любви, чем самые искусные трубадуры и вдохновенные поэты, и с каждым разом, расставаясь с Ричардом, Бланш все больше мечтала о новой встрече с ним. Красавица думала - она знает о любви все, но Ричард подарил ей такие более глубокие и утонченные переживания нежного чувства, что весь мир стал видеться ей в более сияющем свете. Все чаще Ричард говорил во время их тайных свиданий о необходимости узаконить их отношения. Сначала Бланш не воспринимала его предложение всерьез, она знала, как горда мать Ричарда герцогиня Сесилия Йоркская, и понимала, что она никогда не согласится на брак своего сына с ней, ее придворной дамой. Но время шло, любовь увеличивалась в сердце Бланш и, благодаря этому чувству, невозможное стало казаться возможным. Когда она родила сына Джона, то позволила Ричарду обратиться за разрешением на брак к герцогине Йоркской и королю Эдуарду. Хотя король Эдуард был склонен согласиться выполнить просьбу младшего брата о браке, герцогиня Йоркская, как предвидела Бланш, пришла в гнев и выгнала ее из своего дома с запрещением видеться с членами семьи Йорков. Несмотря на почтение к матери, Ричард в этом случае пренебрег ее запретом, и продолжал встречаться со своей возлюбленной, пока у них не родилась Кэтрин. Рождение дочери заставило Ричарда слова настойчиво добиваться разрешения на брак с леди Бланш. Но герцогиня Йоркская заняла непримиримую позицию и заявила, что еще один недостойный брак одного из ее сыновей ее убьет. Напуганный перспективой близкой кончины матери по его вине, Ричард отступился от своего намерения и тем самым разбил все надежды леди Бланш, возымевшей такое отвращение к жизни, что она ушла в монастырь. Потеряв желание жить, в скором времени возлюбленная Ричарда умерла.

Оставшись с двумя детьми на руках Ричард, ощущая свою вину за их сиротство и незавидное социальное положение, поклялся окружить их двойной заботой, а также не иметь больше незаконных любовных связей, приводящих к трагическим последствиям. Леди Анна помогала ему в воспитании его старших детей тем более охотно, что кроме сына Эдуарда она больше никого не могла родить, что ее удручало. Пасынок и падчерица в какой-то мере замещали ей нерожденных детей, и она испытывала к ним спокойную привязанность, хотя и не такую сильную как к своему родному сыну.

И все же трепетное отношение к старшему отпрыску не гарантировало тому, что Ричард будет смотреть сквозь пальцы на его вызывающее поведение, и когда он направился к отцу, чтобы поцеловать его руку, заметил:

- Вы показали, Джон, что не намерены вести себя как подобает дворянину, очевидно, вы собираетесь сделать карьеру конюха. Но мне хотелось бы знать - достаточно ли в вашем сердце любви ко мне для сочувствия моему горю по моему безвременно умершему брату. Вы даже не потрудились сменить свою одежду на более подобающий печальному случаю траур.

-- Я люблю вас, отец, и приложу все свои усилия к тому, чтобы вы забыли свое горе, - весело отозвался Джон, бесстрашно глядя на отца. Ричард, желал знать все сокровенные мысли и чувства своих детей, никогда не прерывал их в разговоре и позволял им свободно высказываться с тем, чтобы вернее наметить линию их воспитания. Его внимательное отношение к детям еще сильнее привязывало их к нему.

-- Если вы, юноша, будете вести себя подобным образом, то моя скорбь еще больше усугубится, - заметил Ричард.

-- Так что мне брать пример с этого тихого мышонка? - спросил Джон, отпуская легкую затрещину своему младшему брату, послушно следовавшему за столом всем указаниям своего наставника. Болезненный малыш Эдуард залился слезами. Джон считал Кэтрин недостойной своего внимания и никогда не дразнил ее, зато не упускал случая задеть младшего брата и посмеяться над ним.

- Отец, Джон снова обижает меня, - пожаловался мальчик Ричарду.

-- Не плачь, Эд, ты вырастешь, и я научу тебя достойно отвечать на обиду, - ласково сказал Ричард своему любимцу, казалось, вовсе не замечая выходки своего старшего сына.

-- Эдуард, ты должен более мужественно встречать нападки. Как ты сможешь противостоять врагам нашей семьи, если даже безобидное поддразнивание своего брата встречаешь потоком слез, - сделала замечание леди Анна, желавшая, чтобы ее маленький болезненный сын походил на мощных и неустрашимых рыцарей ее семьи Невилл.

-- Эду есть с кого брать пример, матушка, с нашего отца, который так горюет по своему несравненному братцу Эдуарду, что ни разу не улыбнулся, хотя я ему поменял соль на сахар. Ей-богу, он бы вас всех давно заразил своей скорбью, если бы не я, - подхватил Джон, с аппетитом уплетая подрумяненный кусок кабана, заколотого сегодня Ричардом.

-- Знаешь, Джон, я пожалуй ошибся насчет тебя, ты готовишься не конюхом стать, а шутом, - задумчиво сказал Ричард, мысленно задавая себе вопрос, что он упустил в воспитании Джона, что тот так равнодушен к памяти его покойного брата.

-- Кто это претендует на мое место? - встрепенулся шут Джарвик, который до сих пор молчал, опасаясь еще больше растревожить горе своего господина.

-- Найдется, кому исполнить твои обязанности, шут, если ты отлыниваешь от дела, - крикнул Джон, бросая в Джарвика кабаньей костью. - Уже час идет, а ты ни словечка не сказал, чтобы отвлечь своего хозяина от его скорби.

-- Что ж, я, пожалуй, тоже как наш герцог Глостер буду рыдать и биться о стену головой, когда мне скажут, что я получил власть над Англией, глубокомысленно заметил Джарвик.

-- Правду говорят - выслушай дурака и понимай все наоборот, - вздохнул Ричард, заканчивая, обед чаркой бургундского вина, - Сегодня мы слушали двух шутов, но их участь будет разной. Джон, ты последуешь за капелланом, пусть он назначит молитвы для твоего покаяния, чтобы ты мог искупить свою дерзость, А ты, Джарвик, ступай на кухню, там тебя ждет кувшин отборного красного вина для поддержания твоего здоровья.

Шута не нужно было упрашивать идти на кухню, он помчался туда вприпрыжку, а вот Джон, пробормотав "Слушаюсь, отец" нехотя побрел за капелланом за наложенным на него наказанием. При всем своем озорстве Джон знал, когда нужно подчиниться Ричарду, поскольку больше всего на свете боялся, что отец может выгнать его и лишить своего общества.

Ричард, встав из-за стола, подозвал дворецкого и дал ему поручение послать гонцов ко всем знатным лордам севера Англии, чтобы известить их о смерти короля Эдуарда и приказать им дать присягу верности его старшему сыну Эдуарду Пятому. Так герцог Глостер начал выполнять свое обещание данное покойному брату сделать его наследника королем.

- Те лорды, которые откажутся без уважительной причины явиться в Ньюкасл, будут считаться изменникам и врагами дома Йорков, - закончил Ричард свое распоряжение.

Надежда Ричарда на поддержку династии Йорков северной английской знати оправдалась, - приехали почти все приглашенные, кроме старого лорда Уэнора, разбитого ревматизмом. Вместе с ними Ричард со своей семьей присутствовал на заупокойной мессе и все дали клятву верности новому королю 0x08 graphic

Эдуарду Пятому.

Обеспечив надежный тыл на севере, Ричард начал собираться в Лондон, зная, что завещание покойного брата назначает его опекуном несовершеннолетнего Эдуарда Пятого и лордом-протектором королевства. Предвкушение путешествия не доставляло удовольствие Ричарду, оно сулило ему неприятные встречи с заносчивыми Вудвиллями и долгую разлуку с семьей. Впервые он отправлялся в долгую дорогу без леди Анны, с которой, не разлучаясь, прожил десять лет, и все эти десять лет она была единственной женщиной, которую он знал. Ричард добровольно хранил супружескую верность и ни разу об этом не пожалел. Слишком хорошо помнил он свои душевные терзания, когда он метался между своей матерью и леди Бланш, не в силах примирить интересы этих двух дорогих ему женщин. Ему казалось немыслимым переступить через сыновнюю почтительность, и невозможным предать доверие своей возлюбленной. Эта неопределенность не могла длиться вечно, и он сделал выбор в пользу матери, о чем впоследствии не раз сокрушался. Женясь на леди Анне, Ричард твердо решил про себя, что больше не допустит борьбы двух любовных чувств, не допустит, чтобы у него была любовница, претендующая на него. Желание любовных утех со многими женщинами лишает возможности искренне любить одну из них. Его сердце должно быть отдано только супруге Анне, и только она должна быть сосредоточием его супружеской нежности и заботы. Даже если он повстречает женщину во много раз краше своей герцогини, это не должно смущать его, недаром Христос сказал: "Только одна женщина может быть женой мужчины, все остальные сестрами для него". Если Анна состарится, заболеет, потеряет свою красоту, все равно она останется для него единственной женщиной на свете, поскольку он отдал много своих душевных сил на укрепление их супружеского союза, и был готов отдать еще столько же. Чуткая Анна сознавала преданность мужа и сторицей возвращала ему благодарностью за все его заботы. Она жила только ради него, разделяла все его радости и печали, понимая его с полуслова. Ему же была нужна именно такая женщина с благородной натурой. Ричард не помнил случая, когда жена отказала бы ему в просьбе.

Анна, заметив подавленное настроение Ричарда, ободряюще шепнула ему на прощание:

- Дик, как только ты обустроишься в каком-нибудь месте, я тут же приеду к тебе с детьми.

Ричард немного успокоился, и спустился к сводчатому проходу над аркой, ведущему во двор, где его ожидала охрана. Ждущий его конный отряд отличался слаженностью и добротной экипировкой. Оружейники королевских мастерских в Гринвиче научились делать доспехи и оружие не хуже своих континентальных коллег, и рыцари герцога Глостера были обладателями отличных бригатин - доспехов, наклепанных на суконную основу, новых арбалетов и полуторных мечей с характерным делением рукоятки на две части - цилиндрическую у гарды и коническую у противовеса. Их головы защищали прочные шлемы-салады, сделанные с подвижными нащечниками; и, также рыцарей предохраняли от возможных ударов прочные щиты с фамильными гербами. Над отрядом развевался багровый флаг герцога Глостера с изображением белого вепря. На языке геральдики Вепрь был символом нарастающей мощи, и Ричард выбрал для него белый цвет своего рода, означающий непорочную чистоту.

Шестьсот рыцарей представляли собой незначительную силу против королевской армии, но их по праву можно было назвать лучшими бойцами из лучших. Обычно благородные сквайры северных графств неохотно поступали в армии знатных феодалов в качестве рыцарей. Торжественный обряд посвящения в рыцари и воинское снаряжение стоили целого состояния, а страна была разорена длительной междоусобицей Алой и Белой роз. Но если герцог Глостер замечал способного молодого человека, он посвящал его в рыцари за свой счет, и не жалел денег на вооружение своих воинов. Рыцари в ответ на заботу герцога Глостера отвечали ему небывалой преданностью, и Ричард мог надеяться, что с их помощью он справится со всеми кознями врагов. Да и его невестка Вудвилл по малочисленности его воинов поймет, что он не злоумышляет против нее. И Ричард отправился в Нортгемптон, чтобы встретиться с юным племянником-королем, проходившим учебу в Лудлоу, и вместе с ним ехать в Лондон, на коронацию.

В Нортгемптоне его встретил лишь герцог Бекингэм, который сообщил плохие новости. Королева Елизавета уничтожила завещание своего покойного мужа о назначении Ричарда Йорка регентом королевства. Дорсет, ее сын от первого брака, захватил арсенал и королевскую сокровищницу в Тауэре. Приказы королевского Совета были подписаны лордом Риверсом, братом королевы. Другие Вудвилли начали вооружать войска и снаряжать корабли на Ла-Манше. Из всего сказанного следовало, что королева-мать и ее приближенные твердо решили не допустить Ричарда к исполнению его обязанностей и самим захватить власть до совершеннолетия Эдуарда Пятого. Но было много вельмож, которые не желали правления партии алчных Вудвиллей, способных покуситься на их владения. Во главе их стояли герцог Бекингэм и лорд Хейстинг. Они пообещали поддержку Ричарду в борьбе против Вудвиллей и присоединили свои войска к его свите. В Стрэдфорде Ричард со своими союзниками настиг лорда Риверса, сопровождавшего юного короля, и арестовал его за сопротивление законной власти, стараясь одновременно успокоить племянника, изрядно напуганного столкновением двух своих дядей. Юный Эдуард внял внушениям своего старшего родственника по отцу - Ричарду удалось пробудить в нем фамильную гордость Йорков, которая возобладала над кровью Вудвиллей, и юный наследник доверился герцогу Глостеру, взявшему на себя роль его проводника на пути к трону.

Они въехали в Лондон четвертого мая, и Эдуард удивился отсутствию матери и ее свиты. Через час он и герцог Глостер узнали, что королева Елизавета с остальными детьми заперлась в Вестминстере. Вудвиллей никто не захотел поддерживать ни народ, ни даже нанятые ими войска, и королевский Совет объявил герцога Глостера регентом.

До умиротворения разбушевавшихся страстей Ричард решил за лучшее от­дать юного короля под временную опеку лондонского епископа, а сам по­селился в городской резиденции Йорков - Бейнард-касл. Там регент занялся подготовкой к коронации Эдуарда Пятого, которая должна была состояться 22 июня.

Вскоре к нему приехала мать, герцогиня Йоркская. Как и сам Ричард, она долгое время не появлялась в Лондоне, предпочитая жить в фамильных владениях из-за неприязни к королеве и ее родственникам, которые оттеснили при дворе Эдуарда Четвертого истинных Йорков и их верных слуг. Многочисленные внуки несколько примирили ее с существованием королевы Елизаветы, но все равно она не могла простить сыну Эдуарду его недостойный брак с ней. Когда ее средний сын Джордж, герцог Кларенс заявил о своих притязаниях на английскую корону, она открыто приняла его сторону. Герцогиня не побоялась публично заявить о своей супружеской измене, о том, что настоящий отец Эдуарда был ее любовник, а не ее покойный муж герцог Йорк, и, следовательно, Эдуард не по праву занимает трон, и ему следует со своей Елизаветой удалиться в сторону. Но взбешенный Эдуард никому не собирался отдавать свою корону, он признал герцога Кларенса изменником, приговорил его к смертной казни и лишил его детей прав наследства. Ричард в этом семейном споре поддержал Эдуарда, он не поверил своей матери, зная, как упорно она настроена против своего старшего сына и невестки. Хотя он тоже был недоволен родством с Вудвиллями, преданность старшему брату, одержавшему блестящую победу над их смертельными врагами Ланкастерами, снова взяла верх. Впрочем, Ричард пытался всех помирить и даже добился от Эдуарда отмены публичной казни для Джорджа.

Но вскоре герцог Кларенс умер в Тауэре при неясных обстоятельствах, и сокрушенная герцогиня Йоркская, забрав с собой его осиротевших детей, надолго покинула Лондон.

Теперь, после первых приветствий, герцогиня Йоркская принялась язвительно попрекать Ричарда теми событиями пятилетней давности, будто вина за гибель Джорджа лежала всецело на нем, и совсем не упоминала своего старшего сына Эдуарда, словно это не он скончался месяц назад, а Джордж.

-- Как, Ричард, вы довольны сложившейся ситуацией? - держала она свою обличительную речь. - Вудвилли порядком намутили воду в королевстве, эти ничтожные незнатного рода людишки, - и, похоже, хорошенько растрясли государственную казну. Все это произошло при вашем прямом попустительстве, вы ведь всеми силами старались поддержать вашего братца Эдуарда и всю его негодную семейку, которая вот-вот приведет нас к полному краху.

-- Успокойтесь, матушка, я назначен регентом и постараюсь в скором времени навести порядок, - мягко произнес Ричард.

Старая герцогиня только махнула рукой,

-- Да уж, ты со своим добросердечием наведешь порядок, - проворчала она. - Стоит какому-нибудь Вудвиллю заплакать перед тобой, так ты последнюю рубашку с себя снимешь и отдашь ему.

- Вы напрасно не верите мне, матушка, - взгляд Ричарда стал жестким.

- Изменников и предателей я буду карать без всякой пощады.

- Дай-то бог, - вздохнула герцогиня Йоркская, и в ее глазах, устремленных на младшего сына, наконец-то мелькнула материнская нежность.

-Ты выглядишь уставшим, Дик, - ласково сказала она.

-- Стараюсь, чтобы на английском троне был Йорк, а не Вудвилл, - пошутил Ричард. - Наш маленький Эдуард уже начинает сознавать, что значит быть потомком Плантагенетов, и он пытается держать дистанцию от родни своей матери.

-- Надеюсь, он не повторит прискорбных ошибок своего отца, - веско произнесла герцогиня Сесилия.

-- При постоянном обществе такой бабушки как вы это невозможно, - улыбнулся Ричард. - Моя госпожа, позвольте мне увидеться с Уориком и Маргарет.

Герцогиня милостиво дала ему разрешение повидать детей покойного брата Джорджа, и Ричард нашел, что они очень выросли и находятся в добром здравии, только их манеры отличала некоторая неуверенность, свойственная детям, лишенным родительской ласки. Ричард, заметив это, уверил детей в своей готовности заменить им отца, и предложил им в любой нужде обращаться непосредственно к нему. После визита он написал письмо леди Анне, в котором много места было уделено Уорику и Маргарет. Она тоже очень интересовалась детьми, поскольку их покойная мать была ее старшей сестрой, и не раз выражала желание разделить опеку над ними.

Пятого июня свершился долгожданный приезд леди Анны в Лондон, и Ричард со своей семьей переехал жить в другой столичный дом Йорков Кросби-плейс. Общество жены, ее поддержка как никогда были нужны Ричарду поскольку обстановка в столице Англии заметно обострилась. Вудвилли и их вассалы не смирились с потерей власти и, как старший сын королевы маркиз Дорсет, покидали страну, чтобы вести борьбу против Ричарда Глостера, подобно изгнанным Ланкастерам во Франции. Активизировались и участились военные стычки. Кроме того, Ричард поссорился со своими союзниками лордом Хейстингом и герцогом Бекингэмом. В беседе с ним они потребовали захвата имущества Вудвиллей, рассчитывая поживиться за счет их немалого состояния. Ричард отказал им ведь подобный шаг еще больше обострил бы его отношения с королевой Елизаветой, а она как-никак была матерью Эдуарда Пятого, и заявил, что собирается считаться только с законом и своей совестью. Обманутые в своих ожиданиях могущественные лорды решили, что такой неуступчивый и независимый регент не соответствует их интересам, и хорошо было бы устранить его со своего пути,

Десятого июня верные сторонники герцога Глостера донесли ему о заговоре против него лорда Хейстинга, графа Стэнли и Илийского епископа Джона Мортона. Ни минуты не медля, Ричард арестовал заговорщиков и назначил над ними суд - страх за свою семью заставлял его действовать решительно и беспощадно. Граф Стэнли покаялся перед ним и был им прощен. Епископа Мортона отправили в изгнание. Но Ричард не смог простить лорда Хейстинга, бывшего другом его юности, не смог забыть его предательства и вероломства. Хейстинг был казнен спустя неделю после ареста, но Ричард не конфисковал имущество мятежника, а передал его вдове и детям Хейстинга.

Ричард все еще переживал измену своего бывшего друга, когда из Бейнардз-касл явился посланный от герцогини Йоркской с просьбой посетить ее, и Ричард немедленно отправился к матери.

В покоях герцогини Йоркской пахло лечебными снадобьями, тяжелые бархатные занавеси закрывали окна, и темные старинные стены освещались слабым пламенем камина и пятью горящими свечами, вставленными в высокий позолоченный канделябр. Усохшая фигура герцогини, одетой в фиолетовое платье, совершенно терялась в широком, обитом штофом кресле.

-- Как ваше здоровье, моя госпожа? - осторожно осведомился он, видя, что герцогиня Йоркская неважно выглядит, и явно чем-то подавленна.

-- Оставь в покое мое здоровье, Ричард, я должна поговорить с тобой о более важных вещах, - резко сказала герцогиня Сесилия.

Ричард покорно занял кресло напротив матери и приготовился слушать ее длинные речи.

- Говорите, матушка, и я постараюсь выполнить все, что вы мне предложите, поскольку ваша воля для меня закон, - сказал он.

Но, не смотря на то, что герцогиня Йоркская любила поговорить, на этот раз она не спешила начать разговор. Наконец она собралась с духом и начала:

- Ричард, я давно наблюдаю за тем, что происходит вокруг и пришла к

выводу, что королем должен стать не маленький Эдуард, а ты!

Ричард, ожидавший от матери какой угодно речи только не таких слов, подумал, что он ослышался и попросил мать повторить сказанное. Когда она выполнила, его просьбу, он растерянно проговорил:

-- Матушка, я не могу поверить, что вы предлагаете мне стать узурпатором и отнять наследие ваших собственных внуков.

-- Как раз это у тебя есть законные основания претендовать на английский престол, Ричард, и благодарить за все сложности и опасности нашего положения мы должны твоего любимого брата Эдуарда, - хмуро произнесла герцогиня Йоркская. - Его брак с Елизаветой Вудвилл незаконен, его дети незаконнорожденные, потому что он обвенчался с вдовой дворянина Грея, будучи женатым на леди Элеоноре Батлер.

Но Ричард не поверил матери, считая ее рассказ очередной сказкой женщины, мечтающей сокрушить Вудвиллей, которых она ненавидела.

- Матушка, этого не может быть, - мягко возразил он. - Ни дети Эдуарда, ни он сам не могут быть незаконнорожденными. Я никогда не поверю, что ты изменяла моему отцу. Все знают, как горячо и преданно ты его любила.

- И, тем не менее, измена была, хотя она случилась не по моей воле, - тихо сказала герцогиня, и прижала руку к своей груди, словно желая унять боль своего сердца. - Это произошло в Руане. Однажды я как обычно отправилась спать, твердо уверенная в том, что мой муж скоро ко мне присоединится. Мое ожидание оправдалось, я провела страстную ночь любви, но утром выяснилось, что провела я ее с незнакомцем, чье лицо даже не видела. Герцогу накануне пришлось так срочно выехать по делам службы, что он даже не успел предупредить меня о своем отъезде. Вскоре я почувствовала под сердцем Эдуарда, и никто не переубедит меня в том, что он не сын того негодяя, который обесчестил меня. Теперь я всегда сплю с открытым светом, прогоняющим обман. Что касается леди Элеоноры Батлер, то если ты не веришь мне, то прочитай документы английского парламента, в них отмечен ее брак с Эдуардом. Он тайно женился на ней, посколь­ку эта девушка стойко сопротивлялась и не желала быть его любовницей. Иногда я думаю, прости Господи, что королевская власть была нужна Эдуарду только для того, чтобы лишать невинности девиц и отнимать жен у своих подданных.

-- Но почему я ничего не знаю о леди Элеоноре? - спросил Ричард, подавленный потоком неприглядных семейных тайн, который мать обрушила на него.

-- Венчание Эдуарда и леди Батлер произошло, когда тебе исполнилось двенадцать лет, ты был слишком мал для того, чтобы знать о недостойных похождениях брата, - сухо ответила герцогиня Сесилия. - Когда я принялась упрекать Эдуарда за этот поспешный и неосмотрительный брак, который не делал чести Йоркскому дому, он рассмеялся и заявил, что не считает свою женитьбу серьезной, и добьется развода, как только покончит с Ланкастерами. В самом деле, он бросил леди Элеонору вскоре после первой брачной ночи, и ей не оставалось другого выхода, как уйти в монастырь. Так же обстояло дело со сватовством к леди Елизавете Вудвилл. Эдуард женился на ней, рассчитывая позабавиться ею некоторое время, тем более что этот второй его брак был недействительным, но вышло иначе. Елизавета приобрела неограниченное влияние, и Эдуард, в самом деле, захотел стать ее законным супругом. Он спешно отправил священников в монастырь, чтобы добиться у леди Элеоноры развода и узаконить свой второй брак, но не успел. Леди Элеонора Батлер к тому времени уже умерла, и умерла она законной супругой Эдуарда. Эдуарду не хватило духа обнародовать позорные обстоятельства своей женитьбы и привести факт ее существования в соответствие с законом, и он решил скрыть их, рассчитывая на преданность епископа Батского, который обвенчал его с леди Батлер, и на мое молчание. Хотя я не люблю Елизавету Вудвилл, в данном случае мне было жаль ее, ведь она порядочная женщина и верила в законность своего супружеского союза. Мне казалось несправедливым заставить ее расплачиваться за грехи Эдуарда, но сейчас я жалею об этом, поскольку ее сына сейчас собираются возвести на престол, когда живы за­конные представители дома Йорков.

- Даже если ты говоришь правду, матушка, все равно мои претензии на английский трон выглядят прямой узурпацией власти, - подавленно проговорил Ричард. - Весь народ Англии видит в моем племяннике Эдуарде единственного законного наследника трона, и никто не подозревает сомнительности его происхождения.

-- Не забывай, твой брат Эдуард также незаконнорожденный, он не сын твоего отца герцога Йоркского, - напомнила мать.

-Тогда мне придется публично обвинить его в этом, а для меня, матушка, будет пыткой порочить ваше имя, - содрогнулся Ричард, страстно же­лая, чтобы мать отказалась от своих замыслов.

-- Я стойко переживу свой собственный позор и людские насмешки, но не переживу падения и гибели дома Йорков, - жестко проговорила герцогиня.

-- Матушка, вспомните, как сильно вы любите принцев Эдуарда и Ричарда, как гордитесь тем, что они ваши внуки. Неужели вам не жаль лишать их наследства? - умоляюще произнес Ричард, - Как вы думаете, что они будут о вас говорить, когда узнают, что именно вы, их любимая бабушка, лишили их блестящего будущего, которое они считают своим по праву. Вы подумали о том, что они могут нас обоих возненавидеть смертельной ненавистью?

Герцогиня побледнела и снова прижала руку к своей груди.

- Не терзай мое сердце, Ричард, оно и так исходит болью за них, - глухо сказала она. - Ты не представляешь, как много я думала об этом, и как нелегко мне было принять решение. Но поверь, другого выхода нет. Если мы коронуем маленького Эдуарда, Вудвилли не успокоятся, пока не изведут всех Йорков, наших родственников Невиллей, и не завладеют имуществом Уорика, Маргарет и твоих детей! Запомни, Ричард, ты сохранишь свою жизнь и свободу, только если сам станешь королем. И перестань сомневаться и малодушествовать, кто, в конце концов, мужчина в нашей семье - ты, могущественный герцог тридцати лет, или я дряхлая старуха, уже стоящая одной ногой в могиле!

Упрек матери словно отрезвил Ричарда, избавил его от всех сомнений, главным мотивом слов и поступков герцогини Йоркской была неустанная забота о процветании своих детей и внуков, а отстаивание интересов семьи Ричард считал главным делом своей жизни. Когда он понял, что его мать и он сам хотят одного и того же, и герцогиня Йоркская права почти во всей своей оценке сложившейся ситуации, его сердце исполнилось твердости и он сказал:

-- Избави меня бог, чтобы я хоть в чем-то ослушался вас, матушка. Надеюсь, вы и вперед не будете оставлять меня своими советами.

-- Я послала письмо епископу Батскому с приказом немедленно раскрыть тайну первого брака Эдуарда на королевском Совете, - сообщила герцогиня Всесилия, и все ее морщинистое лицо выражало непреклонную решимость бороться с врагами. - Он уже в пути, так что, Ричард, готовься к тому, что в очень скором времени ты станешь королем.

Ричард после этих слов ушел, испытывая двойственное чувство восхищения своей матерью, проявившей редкую силу духа, и тягостного предчувствия грядущих несчастий. Положение было настолько плохим, что как бы он не поступил, все равно его ожидали плачевные результаты. Но Ричард уже выбрал путь, указанный ему матерью, и был твердо намерен пройти все испытания судьбы.

Девятого июня Стиллингтон, епископ Батский, на собрании вестминстерских лордов, представляющих собой королевский Совет, заявил, что преж­де чем Эдуард женился на Елизавете Вудвилл, он, Роберт Стиллингтон, обвенчал его с леди Элеонорой Батлер.

Ричарда, присутствовавшего на этом собрании, занимало главным образом не то, как воспримут знатные лица королевства эту новость, одобрительно или отрицательно посмотрят на его притязания, а отношение к нему его племянника Эдуарда. Для ребенка все, что происходило на Совете, несомненно, стало большим ударом. Накануне Ричард долго думал, как не пустить его на собрание, но так и не мог найти благовидного предлога, чтобы не пустить наследника своего брата на Совет, где должна была обсуждаться его коронация. А ведь юный Эдуард уже начал доверять ему, искренне и от всего сердца ища дядиного внимания: он тоже все сильнее привязывался к мальчику, перенеся на него свою любовь к умершему брату. И ему страшно было подумать, как неприглядно он выглядит в глазах доверившегося ему ребенка, и что сказал бы сейчас покойный брат Эдуард, поручивший ему опеку над своими детьми. Хотя Ричард убедился в том, что у его матери было достаточно оснований желать устранения старшего сына от решающего влияния на судьбу их рода и дела королевства, он сохранил преданность умершему Эдуарду, вспоминая только хорошие его черты.

В довершение всего этого позора после того как епископ Батский представил Совету письма Эдуарда Четвертого и свидетелей его венчания с леди Батлер, Ричард был вынужден для подкрепления своих прав, заявить, что покойный король был рожден от неизвестного отца. Теперь в глазах людей он выглядел законченным алчным честолюбцем, не погнушавшимся выставить на позор родную мать ради собственной выгоды.

При первой же возможности, когда закончился злополучный Совет, Ричард, ни на кого не глядя, удалился к себе, рассчитывая побыть в одиночестве и хоть отчасти вернуть себе душевное равновесие. Но долго быть наедине с собой ему не удалось. Как только Ричард, задыхаясь, сорвал с себя верхнюю парадную одежду, постучался оруженосец и доложил, что Эдуард Пятый хочет видеть регента Глостера. Ричард застыл в нерешительности, затем покорно махнул рукой и разрешил племяннику войти в свои покои. В конце концов, от этого испытания ему никуда не уйти.

Юный принц нерешительно переступил порог комнаты, словно размышляя, стоит ли идти дальше и не лучше уйти сейчас, пока не открылось нечто страшное, способное навсегда разбить его сердце и заставить его потерять веру в разумное начало земной жизни. При этом он не сводил настойчивого вопросительного взгляда с Ричарда, пытаясь понять, что он представляет собой на самом деле - любящего родственника или коварное лицемерное чудовище.

-- Дядя, - тихо проговорил принц Эдуард, все еще сомневаясь, стоит ли ему вообще начинать разговор. - Как ты мог так со мной, поступить? Ты ведь обещал сделать меня королем, зачем же ты берешь корону, предназначенную мне?

-- Эд, ты слышал, что сказал епископ Батский? Дети двоеженцев не имеют прав на корону, - глухо произнес Ричард.

-- Но отец не мог так обманывать мою мать, меня, всю Англию! - в отчаянии крикнул мальчик.

- Скорее твой отец обманывал самого себя, не желая помнить свое прошлое,- грустно заметил Ричард.

- А я считаю эти разговоры о якобы незаконном рождении, моем, моего брата и моих сестер наветами и интригами, подстроенные подкупленными вами людьми, - упрямо заявил юный Эдуард, продолжая прямо смотреть на дядю. Тот невольно улыбнулся несгибаемости своего племянника - чужая храбрость всегда внушала ему уважение.

Ричард подошел к мальчику поближе и взял его за плечи.

- Можешь мне верить или не верить, Эд, но знай, ты мне дороже любой короны. А твою же, как ты говоришь, корону я взял для того, чтобы вернее защитить тебя и всю нашу семью от многочисленных врагов здесь в Англии и за морем. Я знаю, сегодня я потерял твою любовь, потому что нельзя любить человека, которому не доверяешь, - тут голос Ричарда задрожал, на его глазах показались слезы. - Но я буду терпеть твою ненависть и твое презрение, так как для меня важно, чтобы ты остался жив, был в безопасности, и надеяться, что когда-нибудь я верну себе твое доверие.

Искренность Ричарда, его непритворное выражение любви произвели решительную перемену в поведении мальчика, - он разом отмел все свои подозрения, и забыл о своем негодовании.

- Тебе не придется долго ждать, дядя, я верю тебе, верю всем твоим словам, - пылко воскликнул маленький принц. - И матушке я скажу, что ты ни в чем не виноват, я буду стараться, чтобы вы помирились.

Ричард почувствовал такое облегчение, словно был грешником, которому прощались многочисленные грехи, и даровалось райское блаженство. Благодарные слезы с новой силой полились с его глаз, он крепко прижал к себе мальчика, не желая его от себя отпускать. Теперь не имело значения, кому из них должна достаться корона - они понимали, что оба они Йорки, и у них одна вера, одни чувства и одни общие надежды. Эту минуту подлинного единения Ричард и юный Эдуард запомнили навсегда, воспоминание о ней влияло на их отношения в будущем. И Ричард пожалел, что его брат Эдуард не прожил хотя бы еще пять лет до возмужания своего наследника. Тогда бы мальчик не находился под сильным влиянием родственников своей матери как сейчас, более справедливо и объектив­но относился к спорам английской знати, и Ричарду не было бы необходимости выдвигать свои притязания на королевский трон Англии.

Вопрос об избрании Ричарда королем был решен в парламенте положительно. Принцы Эдуард и Ричард Йоркские были признанны незаконнорожденными, а дети герцога Кларенса были лишены прав, поскольку их отец был объявлен по закону изменником и бунтовщиком. Реакция Вудвиллей и их сторонников была явно негативной, они открыто протестовали против назначения нового преемника на трон. Особенно бурным было возмущение королевы Елизаветы, на которую не могли повлиять уговоры ее старшего сына помириться с Ричардом. Она снова развила бурную деятельность: слала воззвания к своим сторонникам во все концы страны, искала новых союзников в борьбе против герцога Глостера, и сумела договориться о союзе с самим Генрихом Тюдором, графом Ричмондом, посулив ему в жены свою старшую дочь Елизавету, которая отныне считалась невестой предводителя партии Ланкастеров.

Для наведения в стране порядка, Ричард запросил из Йорка свои войска и обратился за помощью к своему кузену лорду Невиллу. При виде его превосходящей военной мощи немногочисленные сторонники королевы были вынуждены умолкнуть и отступить. Теперь ничто не могло помешать коро­нации Ричарда Глостера и его жены Анны Невилл.

Церемония коронации проходила 6 июля в Вестминстерском аббатстве, и она была самой многолюдной коронацией, которую только знали современ­ники Ричарда, поскольку он в своем стремлении вернуть стране гражданский мир почтил своим приглашением многих сторонников Ланкастеров.

Яркий солнечный свет лился через цветные витражи многочисленных окон огромного Вестминстерского аббатства, делая богатую одежду собравшейся английской знати еще более роскошной и нарядной. Ричард поддерживал рукой побледневшую от волнения Анну Невилл, и думал о том, что коронация очень напоминает ему его вступление в брак с Анной одиннадцать лет назад, только сейчас он венчается не с Анной, а с не менее дорогой его сердцу Англией, процветание которой было его давней мечтой.

Внезапно Ричард увидел то, что никак не могли заметить остальные при­сутствующие в храме. Легкое, едва обозначенное, светящееся облачко отделялось от купола собора, и поплыло над головами людей к алтарю, не останавливаясь и не задерживаясь, легкой струйкой пара. Перед алтарем оно чуть заколебалось, но опустилось на Анну Невилл, благоговейно смотревшую на образ Искупителя Христа. Анна, ничего не почувствовала, но Ричард, который не доверял обычной человеческой премудрости и ощущал не видимую мистическую связь между многими явлениями и людьми, понял, что представилось его взору, хотя раньше он считая подобное всего лишь сказочной легендой. Когда-то ему рассказывали в детстве, что дух-покровитель Англии появляется в момент коронации истинного монарха для его благополучного царствования, и вселяется либо в какой-либо предмет, либо в подходящее живое существо, и пока эти носители находятся в целости и сохранности, жизни и царствованию короля ничего не угрожает. Еще рассказчики прибавляли, что видеть духа-покровителя Англии может только чи­стый сердцем король, чья совесть не запятнана ни одним преступлением.

Раньше Ричард не очень верил в эту сказку, ничего подобного видеть ему не приходилось, но сейчас, когда он стал свидетелем этого явления, он осознал, что живет на острове, окутанном древней светлой магией, охраняющей Англию от зла и несчастья. Ричард с удвоенным пылом принялся благодарить на коленях Бога за все его милости к нему до тех пор, пока его голову и голову его жены не покрыли королевские короны, и хор не запел "Тебя, Бога, хвалим",

Коронационный день закончился посвящением избранных сквайров в рыцари и раздачей щедрой милостыни нищим. Затем Ричард с новой королевой предпринял поездку по Англии. Они посетили Оксфорд, Глостер, Вустер, Йоркшир. Всюду население встречало их радостно, приветствуя в их лице твердую власть, способную обуздать своеволие и бесчинства злодеев.

Осенью Ричарду уже пришлось противостоять нападению Ланкастеров и их наемников. Они привели целую флотилию с французской армией на борту. Сторонники Вудвиллей готовы были к ним присоединиться в Солсбери, Экстере и Брекноке, но подавляющее большинство англичан осталось верным королю Ричарду Третьему, и не поддержало иноземных пришельцев. Этот факт и плохая погода в море, разбросавшая и потрепавшая многие корабли заставили Генриха Тюдора отступить.

Но гораздо больше этого вражеского нападения Ричарда встревожило вы­ступление канцлера Франции в Туре перед представителями Генеральных штатов, уговаривающего их оказать помощь Генриху Тюдору. Обвинение было настолько порочащим, что и менее щепетильный в вопросах чести человек, чем Ричард Третий, и то пробудился бы к действию. Оно гласило: "Обратите, пожалуйста, внимание, на события, что произошли в этой стране после смерти короля Эдуарда. Вы увидите, что дети его, уже большие и храбрые, безнаказанно умерщвлены, и корона его передана убийце по благосклонности народной".

Мера безопасности, предпринятая Ричардом, когда он спрятал сыновей Эдуарда, чтобы их не захватили сторонники Вудвиллей, обернулась против него обвинением, хуже которого не придумаешь - обвинением в их убийстве. Ричард решил во избежание этих порочащих его слухов как можно ско­рее помириться с вдовствующей королевой Елизаветой и восстановить мир в семействе Йорков.

Поначалу гордый и неприступный вид Елизаветы Вудвилл не располагал к откровенному разговору. Она всячески старалась подчеркнуть, что считает своего деверя наглым самозванцем, беззастенчиво укравшим корону ее старшего сына. И раньше их отношения были далеки от идеала, поскольку Ричард, как и его мать, герцо­гиня Йоркская, считал женитьбу Эдуарда на вдове лорда Грея неподходящим браком для Йорка. Королева Елизавета знала это, знала она также, что Ричард по мере своих возможностей старался не допускать ее родственников к власти, что и обусловило ее враждебное к нему отношение. Но теперь Ричард решил быть терпимым, не напоминать королеве Елизавете об их прошлых взаимных обидах, ни в чем не обвинять ее и добиваться ее расположения.

-- Добрый день, сестра моя, - ласково произнес Ричард, подходя к королеве Елизавете, неподвижно сидевшей в своем кресле. - Я давно мечтал о нашем семейном согласии и пришел сюда с надеждой осуществить это свое желание.

-- Вам не стоило трудиться, милорд, и тратить время на беспомощную вдову, которая все равно ничего не сможет вам сделать, - неприязненно сказала королева Елизавета, бросая на Ричарда мрачный взгляд, удивительно гармонирующий с ее траурным платьем. - О каком согласии может идти речь, если мы с вами не доверяем друг другу?

-- Если вы попробуете поверить мне, то сможете убедиться, что поверили мне не зря. Я теперь помазанный король Англии, и сам Бог будет способствовать моей заботе о вас, - предложил Ричард, надеясь пробудить в невестке способность к здравому смыслу. Но королеву Елизавету от его слов передернуло как от приступа боли.

- О, я не напрасно не доверяла тебе, Ричард, и всеми силами пыталась отговорить Эдуарда от назначения тебя регентом, - с яростью проговорила она, - К сожалению, я оказалась права, ты не только захватил власть и отнял наследие моих детей, но и опозорил и нас, и свою собственную мать. У тебя черное сердце, Ричард, даже не надейся, что я когда-нибудь поверю тебе!

Ричард не стал напоминать Елизавете Вудвилл, что истинной причиной устранения ее от власти стала алчность ее родственников, не на шутку встревожившая многих знатных лордов. Он почувствовал, что любое обвинение будет в штыки принято этой женщиной, потерявшей голову от горя, и решил говорить о том, что было близко им обоим, и даже взять всю вину за их трения на себя.

-- Вы правы, сестра моя, предвзято ко мне относясь, и я заслужил ваш гнев, - покорно сказал он, садясь на ступеньку кресла возле ее ног. - Да, я в свое время пытался не допустить союза между вами и Эдуардом, теперь я понимаю, что совершал великий грех, стараясь разлучить такую любящую и преданную друг другу пару. Вы и я любили Эдуарда больше всех на свете, и не можем утешиться от скорби по нему в объятиях друг друга, поскольку вы справедливо видите во мне врага. Я раскаиваюсь в том, что я не принял вас как сестру после свадьбы с Эдуардом, но я хочу исправить этот грех и сказать, что как бы вы не относились ко мне в дальнейшем, я всегда буду о вас заботиться как самый преданный брат.

-- В последнее время вы совершили много такого чего нельзя простить,- в волнении произнесла королева Елизавета. - Неужели вас не мучила совесть, когда вы забирали корону у моего мальчика?!

- Сестра моя, давайте представим себе, что свершилось ваше желание, и наш принц Эдуард был бы коронован, - предложил ей Ричард. - Ваши братья, дяди, сыновья Грей не успокоились бы, пока не уничтожили меня и моих сторонников, а победу в этой войне вполне мог одержать и я. Нашей смутой воспользовались бы Ланкастеры для начала войны за английскую корону. Лордам, которые до сих пор не брали участия в военных столкновениях, пришлось бы выбирать, на чьей они находятся стороне, и тогда бы в Англии началась настоящая бойня, длящаяся до по­лного уничтожения одной из сторон. Беспорядками в нашей стране вполне бы могли воспользоваться шотландцы, французы и воинственные датчане. Как вы думаете, много шансов у двенадцатилетнего мальчика-короля уце­леть в этой тотальной войне, если он не то, что свою страну, самого себя не может защитить. Почему-то вы думаете, что корона это обязательная гарантия власти, благополучия и счастья, но это далеко не так. Корона иногда бывает знаком обреченности жертвы на мучительную смерть, достаточно вспомнить несчастного безумного короля Генриха Шестого. Подумайте над моими словами, и в случае необходимости всегда обращайтесь ко мне, - Ричард слегка поклонился невестке и вышел из ее покоев, оставив ее в глубокой задумчивости.

Поразмыслив над услышанным, королева Елизавета была вынуждена признаться самой себе, что Ричард во многом был прав, и его поступки были поведением честного человека, заботящегося о благе всех членов своей семьи. Через два дня она послала за Ричардом, и когда он пришел, она бросилась к нему со словами, что полностью вручает его опеке и саму себя и своих детей. Ричард тогда ощутил радость большую, чем при своем короновании, - еще одно сердце повернулось к нему с любовью, что он ценил гораздо больше своего высокого положения. Елизавета же впервые за долгие месяцы страха и волнений почувствовала покой и умиротворение, чувствуя, что она действительно приобрела верного и надежно­го защитника, готового бескорыстно протянуть ей руку помощи.

После примирения с королевой Елизаветой Ричард Третий публично зая­вил о том, что он будет заботиться об детях Эдуарда Четвертого как о своих собственных детях. Принцев Эдуарда и Ричарда отправили в Лудлоу продолжать образование, королева Елизавета и ее дочери покинули свое убежище и возобновили светскую жизнь, посещая все приемы и балы, устраиваемые Ричардом Третьим. Разумное и тактичное поведение королевы Анны Невилл почтительно обращавшейся с вдовствующей королевой, окончательно примирило Елизавету с новыми монархами. Она даже начала обсуждать с Ричардом Третьим перспективу брака их детей, и они договорились до того, что возможно единственная дочь Ричар­да Кэтрин выйдет замуж за сына королевы маркиза Дорсета, а наследник Ричарда Третьего Эдуард обвенчается со второй дочерью королевы Сесиль, поскольку старшая, Елизавета, уже была просватана за Генриха Тюдора, графа Ричмонда. Елизавета Вудвилл написала письмо своему старшему сыну от первого брака маркизу Дорсету с просьбой вернуться в Англию и помириться с Ричардом, уверяя его, что король не причинит ему ни малейшего вреда. Но маркиз Дорсет предпочел остаться во Франции, сбитый с толку предостережениями изгнанных врагов Ричарда, убеждавших его в необычайном коварстве нового короля.

Согласие между королем и Елизаветой Вудвилл бесило заклятого врага Ричарда Третьего Илийского епископа Мортона, который подумывал, не добавить ли к своему измышлению о тайном убийстве сыновей Эдуарда Четвертого обвинение Ричарда в колдовстве, ибо ему непостижимым образом удалось склонить на свою сторону вдовствующую королеву, которая его прежде ненавидела.

В дни встреч с королевой Елизаветой, Ричард имел сомнительное удовольствие познакомиться с еще одной женщиной, с которой проводил свои ночи Эдуард Четвертый, с его любовницей Джейн Шор. Он не раз замечал в Вестминстере молодую женщину, которая, не занимая никакой должности, вольготно чувствовала себя при дворе, и шныряла во все уголки дворца подобно крысе, водя со всеми знакомство. Ричард недоумевал также, почему эта женщина смотрит на него с вожделением. Он навел справки о ней и узнал, что она была любовницей не только покойного короля, но и казненного им лорда Хейстинга.

Джейн Шор еще в отрочестве была выдана замуж за развращенного старика, и потеряла всякое представление о нравственности и морали. Природа наделила ее необычайно красивой внешностью: при густых светло-каштановых волосах она имела завораживающие чуть раскосые зелёные глаза, а ее точеная, в меру полная фигура сводила с ума всех мужчин. Джейн Шор видела цель своей жизни в том, чтобы быть фавориткой могущественных вельмож, имевших силу и власть исполнять все ее прихоти и желания. После казни лорда Хейстинга она сразу решила сделаться любовницей Ричарда. Осуществить немедленно ее намерение помешала поездка нового короля по Англии, но теперь она снова вернулась к своему прежнему плану. Джейн Шор предполагала, что одержать любовную победу над Ричардом Третьим ей не составит никакого труда, ей не придется бороться с его другими любовницами, поскольку у Ричарда не было увлечений на стороне, а королева Анна отнюдь не отличалась красотой леди Хейстинг.

Воодушевленная этими мыслями, Джейн Шор попросила аудиенции у короля с целью приступить к его соблазнению. Ричард как раз рассматривал первый пробный экземпляр книги сэра Томаса Мэлори с повестями о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, который он предназначал в подарок леди Анне. Он и его жена очень любили рыцарские романы и романтические истории, и Ричард заранее предвкушал наслаждение, которое он с королевой получит от чтения. К тому же книга Мэлори была необычна тем, что была не написана от руки на пергаменте, а отпечатана на бумаге Кэкстоном, и текст отличался необычайной четкостью и доходчивостью.

Но книгу пришлось отложить в связи с приходом Джейн Шор, - Ричард ни­когда не отказывал своим подданным, обращающимся к нему за помощью.

- Чем я могу помочь вам, мадам? - как, можно приветливее спросил у Джейн Ричард, стараясь не вспоминать о том негативном впечатлении, которое на него произвело ее прошлое. Слабая женщина сейчас обращалась к нему с просьбой о помощи, и он собирался выполнить ее, насколько это было в его силах.

- Вы в чем-то нуждаетесь, не так ли?

- Вы правы, ваше величество, только вы сможете мне помочь, - развязно ответила Джейн Шор, стараясь подойти к королю как можно ближе. - Сейчас моя постель по ночам холодна, и если по справедливости, то это вы должны ее согревать.

- Что вы имеете и виду? - нахмурился Ричард.

- Ваше величество, вы казнили красавчика лорда Хейстинга, который служил мне единственным утешением в моей вдовьей доле и в скорби по безвременной кончине нашего возлюбленного короля Эдуарда, - с шутливой плаксивостью проговорила Джейн Шор. - Теперь вы просто обязаны поддержать меня в моих невосполнимых потерях, тем более, что последняя прои­зошла по вашей вине.

Подобного отсутствия стыда у женщины Ричарду еще не приходилось видеть, даже продажные девицы вели себя гораздо скромнее и сдержаннее. Особое отвращение ему внушала неизменная готовность Джейн Шор пробуждать в мужчинах самые низменные похотливые желания. Этой способностью она яв­но гордилась.

-- Мадам, вы отдаете себе отчет, с кем вы говорите? - опомнившись, спросил Ричард, желая как можно скорее покончить со своим разговором с Джейн Шор.

-- Конечно. Я говорю с мужчиной, с которым сегодня ночью узнаю все любовные наслаждения, созданные богом, - сладострастно произнесла Джейн, сбитая с толку первоначальной благожелательностью Ричарда, обычно проявляемой им к просителям.

- Ваши удовольствия подлежат ведомству дьявола, мадам, и я больше не собираюсь терпеть ваше общество, - жестко сказал король, и рот Джейн Шор раскрылся от удивления. Непонимание людей с благородной натурой сыграло с ней злую шутку, и она не знала, что внутреннее содержание Ричард ценит больше привлекательной оболочки. Он оказался первым мужчиной, на которого не подействовали ее чары, и этот мужчина разрушил все ее планы.

Король схватил ее за руку, и вытащил из своей комнаты со словами:

- Я запрещаю вам показываться в королевских резиденциях Вестминстера и Тауэра. Если вы нарушите мой запрет, то ваше пребывание в дальнейшем ограничится тюремными застенками.

Стражники увели разочарованную и разозленную Джейн Шор, но Ричард продолжал думать о ней. Эта женщина представилась ему более опасной, чем он думал вначале, и он пожелал узнать все подробности ее жизни. Узнав, что король Эдуард ради нее основательно опустошил государственную казну, Ричард решил хотя бы частично компенсировать эти затраты и велел конфисковать поместье, которое Эдуард подарил Джейн Шор. Теперь она ненавидела Ричарда и за пренебрежение к ней, и за потерю имущества, и в своих ругательствах могла посостязаться с епископом Мортоном, засевшим в кройландских болотах вдали от карающей руки Ричарда Третьего. При всех своих пороках Джейн Шор обладала большой смелостью и не упускала случая публично осыпать бранью короля Ричарда. Особенно ему был памя­тен случай, когда она бросилась к нему при его выезде из ворот Сент-Олбанского аббатства. Ричард едва смог удержать своего коня, чтобы он не затоптал орущую женщину, но животное продолжало нервничать и беспокойно перебирать копытами, поскольку Джейн Шор, крича словно фурия, кружила вокруг них, явно не замечая опасности, пока в пылу ярости не свалилась в огромную грязную лужу, освобождая им дорогу.

Ричард считал за лучшее не обращать внимания на выходки Джейн Шор, думая, что со временем ей надоест преследовать его. Но забыть Джейн Шор было непростым делом. Вскоре она вскружила голову его главному юристу Тому Лайному, и тот обратился к Ричарду с просьбой дать королевское согласие на его брак с Джейн Шор. Король отнюдь не обрадовался такому повороту событий. Он считал, что недобрая и безнравственная женщина разрушит жизнь добродушного Лайнома, и кроме того он терял ценного советчика по юридическим вопросам, поскольку тот попал под полное влияние Джейн Шор, и король больше не мог доверять ему как прежде. А именно Том Лайном помог Ричарду при оформлении новых законов, отменяющих вымогательство "добровольных пожертвований", покровительствующих английской торговле и развитию ремесел, наказывающих за насильственную выдачу женщины в замужество. Благодаря новым законам парламент Ричарда Третьего стал самым терпимым и свободным, чем прежде. Ричард, в стремлении к всеобщему благу, ввел право поручительства и запрещение под страхом наказания влиять на присяжных в суде. Ричард сделал попытку спасти Тома Лайнома от необдуманного брака и обратился за помощью к лондонскому епископу.

- Не было границ моему удивлению, когда я услышал от Тома Лайнома о его желании соединиться браком с женой Шора. Очевидно, она свела его с ума, если, кроме нее, он больше ни о чем и ни о ком не хочет думать, - сказал он ему.

- Мой дорогой епископ, непременно пригласите его к себе и постарайтесь вразумить его. Если же вам это не удастся и церковь не возражает против их брака, то и я дам ему свое согласие.

Епископ выполнил просьбу короля и переговорил с Лайномом, но влюбленные, как правило, не поддаются уговорам, и Том Лайном твердо стоял на своем венчании с соблазнившей его женщиной. Ричард остался верен своему обещанию и дал согласие на этот брак. Не смотря на то, что он не испытывал к Джейн Шор никаких добрых чувств, он все же не захотел лишать ее шанса стать добропорядочной женой и матерью.

Проблемы с Джейн Шор и стычки с нею были единственными неприятностями Ричарда на конец осени, едва задевавшие его, и он решил воспользоваться представившейся ему возможностью провести желанный досуг в кругу своей семьи. Король стал больше уделять внимания матери, жене, своим детям, осиротевшим детям своих братьев, пригласил в гости свою старшую сестру герцогиню Суффолкскую с сыновьями.

В заботе Ричарда Третьего о своих родных и близких проявлялась вся суть его натуры и рыцарского отношения к окружающим. Ричард особо не наказывал за прегрешения, обо всех заботился, всегда был готов поддержать любого обратившегося к нему за помощью, но замечал любую мелочь и досконально исследовал подробности всех жизненных обстоятельств. Ричард тяготел к скромности, к тщательному исполнению своих обязанностей, и не упускал случая сделать благородный жест. Для своих подчиненных он был хорошим начальником, а для детей понимающим воспитателем. Все лица, находившиеся под его опекой, могли рассчитывать на стабильность и надежность своего жизненного благополучия, поистине он был для всех "отцом родным". Самая заветная мечта Ричарда состояла в том, чтобы люди относились к нему с такой же любовью, с какой он относился к ним.

Рождественские подарки своим родным Ричард выбирал с намерением дос­тавить им удовольствие, с учетом их личного вкуса. Он и королева Анна в праздники посетили детей покойного короля Эдуарда Четвертого. Их встретили с подлинной радостью, словно не было тревожного лета с дворцовым переворотом. Только вторая дочь королевы Елизаветы Вудвилл так и не могла простить дяде, что ее семья утратила свое первое место при королевском дворе, и не вышла приветствовать новых монархов. Сесиль тайком сбежала на удаленную от главных покоев дворцовую галерею, где час спустя ее нашла ее старшая сестра, которая желала продемонстрировать подаренную ей Ричардом дорогую меховую накидку из редкого в Англии серебристого русского соболя. Елизавета Йоркская не поддерживала возмущения младшей сестры, она полностью разделяла мнение своего отца Эдуарда, безоговорочно доверявшему Ричарду. Старшая принцесса Йоркского дома всегда испытывала сильнейшую привязанность к дяде, отличающемуся благородством поведения, и у нее, в отличие от остальных членов ее семьи, воцарение Ричарда не вызвало никакого внутреннего протеста. Она даже приняла его как должное, веря, что возвышение нового короля из ее рода послужит благу всех Йорков.

- Почему ты здесь топчешься на морозе, Сесиль? - удивилась Елизавета. - Идем скорее обратно, дядя Ричард и королева Анна принесли всем замечательные подарки.

-- Элизабет, разве тебе приятно видеть, как они занимают положение, которое принадлежало нашему брату и матери? - неприязненно вздернула вверх свой носик Сесиль. Но Елизавету ничуть не смутили ее слова. Старшая дочь вдовствующей королевы обладала на редкость счастливым характером, позволявшим ей во всех обстоятельствах видеть только хорошие стороны.

-- Вот тебе-то вроде не на что жаловаться, Сесиль! - ласково улыбнулась младшей сестре Елизавета. - Ты ведь помолвлена с их наследником, нашим кузеном Эдуардом.

- Хилый плаксивый мальчишка, терпеть его не могу, - скривилась Сесиль. Как все здоровые дети, она не понимала слабости своего болезненного товарища, и приписывала его нездоровье несовершенству его натуры.

-- Зато он очень добрый мальчик и, благодаря браку с ним ты когда-нибудь станешь королевой Англии, - примирительным тоном заметила Елизавета. - А когда я выйду замуж за Генриха Тюдора, графа Ричмонда, то буду везде уступать тебе первое место и склоняться перед тобой в глубоком поклоне.

-- Если так, тогда я согласна его терпеть, - сказала Сесиль, польщенная блестящей перспективой своего будущего. Она и восхищалась Елизаветой, и завидовала ей, поскольку сестра со спокойным достоинством всегда могла продемонстрировать ей свое нравственное превосходство. Елизавету Йоркскую ничуть не задевали строптивость и капризы Сесиль, она во всех случаях жизни мягко, но настойчиво заставляла младшую сестру придерживаться пристойного поведения. Сесиль возмущалась давлением со стороны Елизаветы, но, в конце концов, всегда подчинялась старшей сестре, которую без памяти любила. Она тоже не могла оставаться в стороне от всеобщего обожания старшей дочери Эдуарда Четвертого и Елизаветы Вудвилл. Елизавета Йоркская со своей добротой, учтивостью и необычайно привлекательной внешностью по праву заслуживала любовь всех окружающих ее людей. Ее чудесная улыбка могла сделать обаятельным самое некрасивое лицо, ее же юную красоту она делала просто неотразимой. В глубине души Сесиль отчаянно мечтала как можно больше быть похожей на старшую сестру, и она сердилась оттого, что ей не удавалась эта затея. Вторая принцесса приписывала свою неудачу маленькому росту; она заказывала себе туфли на самых высоких каблуках, но и на них она не могла дотянуться до своей высокой, статной сестры. Но упоминание о блестящем браке с престолонаследником польстил ее тщеславию, и создал иллюзию, что она, наконец, достигнет превосходства над Елизаветой.

-- К тому же дядя Ричард тебя очень любит, он расстроился, когда сегодня не застал тебя, - Елизавета поспешила закрепить благоприятную перемену в настроении своей сестры. - Зная, как ты обожаешь верховую езду, он подарил тебе богатую конную сбрую и уздечку, украшенную драгоценными камнями. На коне ты будешь выглядеть как настоящая королева.

- Я хочу немедленно видеть свои подарки, - оживилась Сесиль, но Елизавета задержала ее, шепнув: - Подожди немного, нам нужно поприветствовать нашего кузена, Джона Глостера.

Старший сын Ричарда Третьего, заметив принцесс на дворцовой галерее, приветственно махал им своей шляпой. Елизавета благосклонно улыбнулась ему и слегка присела в поклоне. Сесиль же сделала вид, что не замечает кузена и высокомерно отвернулась в сторону. Джон Глостер не стал дожи­даться, когда принцесса Сесиль вспомнит о правилах приличия. Он вскочил на коня и в сопровождении своей свиты отправился на верховую прогулку.

-- Как ты могла не поприветствовать нашего двоюродного брата, Сесиль!- упрекнула ее Елизавета. - Нехорошо ссориться с ним.

-- Он всего лишь бастард моего дяди-узурпатора и какой-то незначительной придворной дамы моей бабушки, тогда как я дочь короля и королевы Англии. Мне вообще не подобает замечать его, - пренебрежительно ответила Сесиль, и Елизавета подумала о том, что вместе с именем их бабушки Сесиль унаследовала и ее вызывающую гордыню. Тем не менее, Елизавета постаралась образумить младшую сестру и смягчить ее нрав.

- Сесиль, сейчас Джон всеми признанный сын царствующего короля, наши родные братья не упускают случай засвидетельствовать ему свою дружбу и почтение, - сказала она. - Пойми, от нашего поведения зависит благосостояние нашей семьи, и неразумно ссориться с членами семьи нашего дяди Ричарда. Я подойду к Джону и объясню ему, что твое поведение было недоразумением, а ты, будь добра, извинись перед ним и веди себя с ним любезно.

Сесиль нехотя пообещала старшей сестре выполнить ее требование, но на большом рождественском балу, данным Ричардом Третьим в честь своей сестры герцогини Суффолкской, ее натура не позволила ей принести своему презираемому кузену настоящее извинение, она говорила так высокомерно, что ее слова походили на новое оскорбление. Но, вместо того, чтобы рассердиться, Джон Глостер решил посмеяться над своей гордячкой-кузиной, - в отличие от нее, он ничуть не страдал сословным высокомерием.

- Конечно, я не должен даже смотреть на вас, высокородная госпожа принцесса, чтобы у вас не возникало необходимости здороваться со мной, - с показным смирением произнес он, и сделал такой низкий поклон, что тщеславие принцессы Сесиль было приятно удовлетворено. Но распрямившись, Джон Глостер насмешливо щелкнул пальцами и произнес: - Однако, по правде говоря, и смотреть не на что, от горшка два вершка, не поймешь даже сразу, кто это перед тобой - пигалица, козявка или принцесса.

Принцесса Сесиль замерла от неожиданной обиды, затем, опомнившись, кинулась под смех Джона Глостера к Ричарду искать у него управы на своего обидчика, не обращая внимания на то, что он был занят важным разговором с герцогиней Суффолкской и архиепископом Кентерберийским. Даже присутствие ее грозной бабушки, герцогини Йоркской, сидевшей рядом с ними, не остановило ее.

-- Дядя, ваш сын Джон оскорбил меня, - подбежав, сердито затараторила Сесиль. - Он назвал меня пигалицей, козявкой, и сравнил с горшком!

-- Джон, это правда? - строго спросил Ричард у сына,

- В общем... да, государь, - настороженно ответил Джон Глостер.

Ричард сокрушенно вздохнул, но принцесса Елизавета заступилась за кузена, к которому испытывала искреннюю симпатию.

-- Ваше величество, Сесиль спровоцировала Джона на эти слова, - с поклоном доложила она Ричарду. Старшая принцесса Йоркского дома в отличие от младшей сестры в очередной раз продемонстрировала безупречное владение манерами, и, своим умением держать себя в руках, подчеркнула ее пренебрежение правилами приличия. Тем не менее, Ричард принял сторону Сесили.

-- Как бы ни было, Джон не имел права оскорблять принцессу Сесиль, и потому он заслуживает наказания, - решил он, и приговорил:

-- Джон, ты на весь вечер поступаешь в распоряжение принцессы Сесиль, и будешь обязан выполнять любое ее приказание.

Джон побледнел, а торжествующая Сесиль, довольная решением дяди-короля, запрыгала от радости и показала кузену язык.

-- Отец, я и часа не смогу выдержать общества моей высокочтимой кузины - растерянно пробормотал Джон Глостер.

-- Ничего, Джон, этот вечер, наконец, научит тебя вежливому обхождению с дамами, - непреклонно ответил Ричард Третий, и снова повернулся к своей сестре.

Сесиль уже хотела вцепиться в свою жертву, когда ее за руку решительно схватила королева Елизавета и вытащила дочь из бального зала. Она видела, как недовольна была герцогиня Йоркская дерзким вмешательством своей внучки в беседу первых лиц королевства, как была изумлена герцогиня Суффолкская невоспитанным поведением Сесили, и поняла, что ей пора положить конец дерзким и глупым выходкам своей второй дочери, и задать ей хорошую взбучку.

- Видно, я давно не брала в руки розги, Сесиль, чтобы поучить тебя как следует, - угрожающе произнесла Елизавета Вудвилл, гневно глядя на дочь. - Хорошая порка пойдет тебе на пользу!

-- В чем я провинилась, матушка? - оробев, пролепетала Сесиль.

-- Как ты смела так своевольно вести себя перед знатнейшими особами королевства и самим королем? И главное, как ты посмела смертельно оскорбить Джона Глостера! - королева от возмущения чуть не задохнулась.

-- Матушка, он всего лишь бастард. Ты даже имя его раньше запрещала упоминать, - удивилась Сесиль.

-- Бог мой, ко всему прочему ты еще и глупа, - сокрушенно вздохнула Елизавета Вудвилл. - Что было раньше, то было раньше. Теперь Джон Глостер сын короля, ему скоро будет предоставлено высокое звание графа Вустера. Он будет могущественным знатным лордом королевской крови Плантагенетов, а ты, если не образумишься, останешься бедной королевской родственницей, даже недостойной вытирать пыль с его сапог. Запомни, Сесиль, если в течение вечера я замечу, что ты чем-то обидела, оскорбила или задела Джона Глостера, то знай, я собственноручно выпорю тебя так, что |ты неделю не сможешь присесть.

Угроза матери подвергнуть ее наказанию напугала Сесиль, она притихла и вернулась в бальный зал, где ее ожидал не менее подавленный Джон Глостер. Он с тоской смотрел на принцессу Елизавету, беззаботно танцующую с другим своим кузеном старшим сыном герцогини Суффолкской Джоном де ла Полем, графом Линкольном, явно желая, чтобы Елизавета оказалась его дамой на этот вечер. Это задело Сесиль, и она в полном расстройстве покинула бал. Джон Глостер, обреченно вздохнув, вскоре отправился искать свою кузину, назначенную ему в качестве наказания. Он нашел ее на балконе дворца, она совсем окоченела, поскольку вышла в одном платье.

-- Благороднейшая принцесса, не угодно ли вам вернуться во дворец, здесь слишком холодно, - преувеличенно учтивым тоном обратился к ней Джон Глостер. Сесиль ничем не ответила ему, только сильнее прижала свои озябшие руки к груди.

-- Сесиль, давайте вернемся в зал, не то мой отец подумает, что я бросил вас в Темзу, - резко предложил Джон, устав ждать от кузины ответа. Сесиль, дрожа от холода, посмотрела на него. Судя по его недружелюбному взгляду, он вполне мог бы бросить ее в зимнюю реку.

-- Я не вернусь на бал, - упрямо заявила Сесиль.

-- Это почему же? - спросил Джон.

-- Потому что там никто не любит меня, все любят только мою сестру Елизавету, - с досадой проговорила Сесиль, топнув ногой.

Ее слова заставили Джона внимательно посмотреть на нее, затем, сам не зная как, он быстро произнес: - Тогда, Сесиль, наверно, я единствен­ный, кто любит не вашу старшую сестрицу, а вас!

- Почему? - обрадовано спросила Сесиль.

- Потому что у вас, Сесиль, звездные глаза, перед которыми меркнет весь остальной мир, - прошептал Джон Глостер. Поразительная непосредственность Сесили удивительным образом гармонировала с его собственной бесшабашностью, и она показалась ему бесконечно очаровательной. Сорвав с себя меховой плащ, Джон укрыл им свою несносную кузину, мечтая провести с нею как можно больше времени.

Они отсутствовали так долго, что встревоженная принцесса Елизавета отправилась их искать. Вспомнив про любимый балкон Сесили, она догадалась прийти туда, и застала парочку уже целующейся.

-- Сесиль, прекрати немедленно, - в отчаянии сказала Елизавета, и обратилась с упреком к Джону Глостеру. - Я знала, что моя сестра безрассудна, но от вас, кузен, я ожидала большей осмотрительности. Разве вы не помните, что Сесиль - невеста вашего брата Эдуарда?

-- Да, я совсем забыл об этом, - пробормотал Джон Глостер, приходя в себя словно после долгого сладкого сна.

-- Все гости удивляются вашему отсутствию, бабушка уже вас ищет, - торопливо произнесла Елизавета. - Ступайте в зал, танцуйте, и делайте вид, будто ничего не случилось.

Влюбленные последовали ее совету, и бал больше не нарушался неожиданностями. Ричард нашел, что праздник удался на славу. Его сестра Елизавета была _в восторге от его избрания королем, видя в нем гарантию процветания рода Йорков. Она обещала ему, что ее муж, герцог Суффолк, окажет всю необходимую поддержку его власти как ближайший союзник. Все выглядели довольными и счастливыми. Единственное, что омрачало веселье, было нездоровье его сына, наследного принца Эдуарда. Королева Анна тоже не присутствовала на балу, предпочитая провести время возле постели своего больного мальчика. Ричарду оставалось надеяться, что его наследник поправится, окрепнет, и тогда он женит его на своей второй племяннице Сесилии Йоркской.

Надеждам Ричарда не суждено было осуществиться, - в начале весны его единственный законный сын умер. Для Ричарда его смерть стала жесточайшим потрясением: этот мальчик занимал особое место в его сердце, с ним были связаны его главные мечты и планы. Король был безутешен, но он пытался держаться ради своей жены Анны. Для нее горестная потеря оказалась еще большим ударом, со смертью маленького Эдуарда она и вовсе стала бездетной, что сразу сказалось на ее здоровье. Со дня похорон сына коро­лева Анна стала болеть и чахнуть.

Одна беда вела за собой другую, - вскоре поднял мятеж герцог Бекингэм, считая, что Ричард Третий недостаточно отблагодарил его за помощь в возведении на трон. Но истинная причина восстания Бекингэма заключалась в интригах епископа Илийского, уверившего герцога в том, что он тоже имеет право на корону как Плантагенет и потомок шестого сына короля Эдуарда Третьего герцога Томаса Вудстока. Генрих Стэффорд, герцог Бекингэм, рассчитывал с разъяснений Джона Мортона, что Англия, уставшая от междоусоб­ной войны, охотно примет его своим королем, и его поддержат сторонники как Ланкастеров, так и Йорков.

Бекингэм собрал армию у себя в Брэкноке и в других поместьях Уэльса и столкнулся с непредвиденными трудностями: мало кто желал сражаться против Ричарда Третьего, люди герцога неохотно шли в его армию. Ричард, узнав о мятеже, тяжело переживал предательство Бекингэма, он считал его своим родственником, преданным ему. Король, не смотря на тяжелое чувство обиды, повел себя мудро и запретил причинять вред людям герцога как гражданским, так и военным. Политика такого расчетливого усмирения оказалась успешной - солдаты Бекингэма открыто отказывались повиноваться ему и дезертировали. К тому времени, когда военачальник Ричарда Третьего Томас Воген окружил со своими отрядами владение Бекингэма Брекнок, от войска противника остались только несколько сот человек. Мятежный герцог вместе с епископом Мортоном пробовал было бежать в Херефордшир. Он спрятался в доме своего старого друга Ральфа Бэнастера, но через несколько дней шериф Шропшира обнаружил его. Бекингэма арестовали и препроводили его в город Солсбери, где находился король Ричард. В Солсбери Бекингэму во встрече с королем было отказано: Ричард больше не доверял ему и не видел смысла в дальнейшем общении с ним. Герцога долго и мучительно пытали, стараясь выведать имена его пособников и остальных заговорщиков. В результате признаний Бекингэма были объявлены изменниками и лишены собственности епископ Кентерберийский, сэр Уильям Норис - придворный Эдуарда Четвертого, рыцарь Западного графства Англии Роберт Уилоби. Сам герцог был казнен, а его семья была передана под опеку короля.

Была замешана в заговоре и мать Генриха Тюдора, леди Маргарет Бифорт, увидевшая в мятеже прекрасную возможность способствовать честолюбивым планам своего сына. Но ее муж граф Томас Стэнли, заподозрив провал предприятия с первых неудач Бекингэма, вовремя сориентировался в обстановке, и первый явился к королю с повинной на свою жену. Он открыл все ее связи с заговорщиками, передал письма, которым они обменивались, и при этом так сокрушался тем, что недоглядел за своей супругой, что ему поневоле хотелось верить.

- Ваше величество, простите мою неразумную супругу, - причитал граф Стэнли. - Какая-то зловредная гадалка двадцать лет назад предсказала моему пасынку Тюдору некую корону, и теперь моя бедная, сбитая с толку, жена мечется, уверенная в правдивости предсказания.

Для Ричарда как бальзам на рану было это признание, говорящее о том, что и среди Ланкастеров у него есть сторонники. Он поднял графа Стэнли с колен, в порыве благодарности обнял его, и не только не арестовал за измену Маргарет Бифорт, но передал эту даму и все ее владения под надзор ее супруга.

С подавлением мятежа Бекингэма обстановка ненамного стала спокойнее, спустя месяц стала еще более угрожающей. Существовала более широкая сеть заговорщиков, чем проявившая себя во время мятежа: она объединяла сторонников казненного герцога Бекингэма, Бифортов, Стэнли, Вудвиллей и придворных короля Эдуарда. После неудачного восстания против Ричарда Третьего многие его противники бежали через пролив Ла-Манш в Бретань, где находился Генрих Тюдор, представляющий династию Ланкастеров. Особенно много было придворных Эдуарда Четвертого, которых возмутило низложение его сына. Все они - рыцарь сэр Жиль Добени, эсквайр Джон Чийн - начальник охраны покойного короля, министр Уильям Брэдон, сэр Найт, - со своими приверженцами, не считая родственников королевы Елизаветы, поспешили примкнуть к Генриху Тюдору, который прежде был их главным врагом. Ричард пробовал умиротворить слуг своего брата и привлечь их на свою сторону, но они при жизни Эдуарда Четвертого сделали ставку на могущество родственников королевы Вудвилей, и не могли примириться с тем, что доверенные люди нового короля оттеснили их на второй план и устранили от влияния на судьбу королевства.

Генрих Тюдор умело разжигал мстительные чувства мятежных йоркистов, и чтобы сильнее привлечь к себе своих новых союзников, дал торжественную клятву в защите их интересов и публично подтвердил свое намерение взять в жены принцессу Елизавету Йоркскую в Реннском соборе. Придворные Эдуарда Четвертого с готовностью дали ему ответную клятву в верности, и признали его престолонаследником, как династии Ланкастеров, так и династии Йорков. Отныне Генрих Тюдор называет себя единственным законным королем Англии, и в таком качестве обращается ко всем монархам Европы.

Ричарду последнее обстоятельство несло большую угрозу его власти и самой жизни, чем открытая война. Оно означало, что при удачной комбинации интриг Тюдоров духовные и светские государи Европы могут принять сторону изгнанника Генриха и объявить его, Ричарда, узурпатором власти. Остро встал вопрос об укреплении династии Йорков, и вопрос о наследнике. У Ричарда было сильное желание восстановить в правах любимого племянника Эдуарда Пятого. План имел много выгод - он по-настоящему восстановил бы единство семьи Йорков, и отторг бы сбежавших придворных Эдуарда Четвертого от Тюдоров. Но этот шаг устранял самого Ричарда от власти и отдавал его на милость его врагов. Наиболее доверенные лица Ричарда Третьего епископ Джон Линкольский, канцлер Джон Гантроп, герцог Норфолк, рыцари Рэтклифф и Кэтсби советовали своему королю узаконить его внебрачного сына Джона Глостера и сделать его принцем Уэльским. Но, несмотря на всю свою любовь к старшему сыну, Ричард Третий так и не удостоил его этого высокого титула. Он в свое время твердо и недвусмысленно сказал: "Не должно быть прав у внебрачных отпрысков, если живы законные наследники". Выход был только один - объявить наследником престола юного графа Уорика, сына покойного герцога Кларенса. Так Ричард и сделал, чем немало порадовал свою мать, герцогиню Сесилию Йоркскую. И все же решение короля вызвало немалое удивление у людей. Все хорошо помнили, какими натянутыми, даже враждебными были в последние годы жизни герцога Кларенса его отношения с Ричардом, как не желал он отдавать брату наследство Анны Невилл и интриговал против него, наговаривая на него Эдуарду Четвертому. И признание Ричарда Третьего своим наследником Уорика казалось, по меньшей мере, необычным событием. Не меньше других был удивлен сам Уорик, кото­рый никогда не был близок со своим венценосным дядей.

В то смутное беспокойное время у Ричарда Третьего был только один повод для личной радости - ему удалось найти подходящего мужа для своей дочери Кэтрин в лице Уильяма Герберта, графа Хартингтона, человека благоразумного, доброго и не склонного к авантюрам. Ричард отступил от своего намерения держать дочь при себе, поскольку понимал, что в случае его возможной гибели из-за вторжения Тюдоров, Кэтрин останется почти без защиты. Ее брат Джон и королева Анна были слишком слабой опорой для незамужней девушки. Графу Хартингтону пожаловали титул камергера принца Уэльского и дали понять, что он может рассчитывать на успешную придворную карьеру. И, хотя Ричарда не раз кололо в сердце на свадьбе дочери, будто он во второй раз прощался со своей прелестной леди Бланш Уэд, на которую была очень похожа Кэтрин, умом он понимал, что поступает правильно. Тучи продолжали сгущаться над его головой. В ответ на настойчивые требования Ричарда Третьего к герцогу Бретонскому выдать Англии мятежников, Генрих Тюдор с своими приспешниками сбежал в Францию и там попросил помощи у французского короля Карла Восьмого. Просьба изгнанника была благосклонно услышана, интересы короля Франции и претендента на английский трон совпадали. Ричард Третий считал делом своей чести и чести Англии претен­довать на присоединение к своей стране Франции, которую завоевал ан­глийский король Генрих Пятый, и неуклонно следовал этому принципу, несмотря на соображения благоразумия. Французскому королю такое требование казалось неприемлемым, а Генрих Тюдор в обмен на его помощь обещал отказаться от всяких притязаний Англии па территорию Франции, чем вызвал немалое возмущение Ричарда.

- Генрих Тюдор, потерявший стыд и совесть, не знающий, что такое верность Отечеству, дерзнул дать Карлу полное право на трон Франции, за который народ Англии боролся сто пятьдесят лет. Более того, главарь мятежников признает право французов на английскую Гасконь и даже на порт Кале, - негодовал он, и патриоты- англичане всецело разделяли гнев своего короля.

Зимою ряды сторонников Ланкастеров во Франции пополнились: из замка Хэммес в Кале сбежал объявленный государственным преступником Джон де Вэр, граф Оксфорд Ланкастерский. Страж крепости Хэммеса Джеймс Блаунт, начальник порта Кале Джон Фортескью изменили присяге королю Ричарду и вместе с графом Оксфордом примкнули к Генриху Тюдору, поскольку их семьи в прошлом были сторонниками Ланкастеров, и лишь по необходимости повиновались Йоркам. На их решение также сильно повлиял лорд Стэнли, скрытно продолжавший интриговать в пользу своего пасынка Генриха Тюдора. Очередное предательство разрушительно подействовало на психику Ричарда, - в нем уже мало что оставалось от того человека, который в день своей коронации оптимистично верил, что его добрая воля и стремление к всеобщему благу благотворно подействуют на Англию и уничтожат междоусобицу Ланкастеров и Йорков. Душевное равновесие короля пошатнулось, на него часто нападали приступы яростного гнева по ничтожным поводам, которые не на шутку пугали окружающих его людей. Страх за себя и своих близких приобретал все более сильную власть над королем. Правда, Ричард пытался совладать с собой и держать свои эмоции в узде, в нем осталось неизменным стремление следовать правилам чести и жить в согласии со своей совестью, но слишком часто благородные качества его натуры подвергались суровому испытанию. Ему же было важно не столько получить поддержку людей, сколько быть уверенным в том, что он эту поддержку получит.

Джон Мортон не переставал, насколько это было возможно, разжигать пламя борьбы против ненавистного монарха. Для вражды у него имелась основательная причина - Ричард отстранил его от всякой власти, помня как французский король Людовик Одиннадцатый подкупил его для того, чтобы заключить с Эдуардом Четвертым мир и сохранить Францию для себя, что герцог Глостер считал прямым предательством интересов Англии. При Ричарде Третьем епископу Джону Мортону не на что было надеяться кроме прихода скромного священнослужителя, а его натура требовала реализации его незаурядных государственных способностей. Поэтому Мортон неутомимо интриговал в пользу Генриха Тюдора, распуская о Ричарде Третьем порочащие его слухи. Епископ Илийский постарался внести раскол в круг самых ближних родственников Ричарда Третьего и принялся настраивать престолонаследника Уорика против дяди. Тайно подосланные агенты Мортона убеждали наследника остерегаться короля, уверяя его, что никто иной как Ричард Третий виноват в преждевременной загадочной смерти его отца герцога Кларенса. Назначение Уорика наследником всего лишь временная уловка, нужная Ричарду для того, чтобы удобнее было возвести на трон собственного потомка.

Уорик поверил всем этим наветам и дал втянуть себя в заговор. Верные слуги предупредили Ричарда о готовящейся измене, и Уорик был арестован. Подросток еще никогда не видел своего дядю в таком гневе: исчез заботливый старший родственник, неустанно пекущийся о его благе, остался страшный разъяренный незнакомец со странной пустотой во взгляде, громящий и крушащий все вокруг, чтобы не поддаться желанию растерзать изменника.

- Подлый мальчишка, как тебе только в голову взбрело выступить против меня! - кричал он. - Или для того, чтобы получить от тебя нож в спину, нужно возвысить тебя над всеми людьми, осыпать всевозможными благами?!

- Простите меня, дядя, простите, - лепетал мальчик, в ужасе отсту­пая перед ним. - Меня сбили с толку, обманули...

-- Если бы тебе было знакомо чувство нашей фамильной чести, то тебя нельзя было обмануть, - продолжал бушевать Ричард. - Но видно ты по­шел в своего отца, самого вероломного и бесчестного из всех Йорков!

-- Простите, дядя, - плакал Уорик, но Ричарда не трогали его слезы, он видел, что племянник раскаивается только из страха.

-- Наверно, именно таким негодяям вроде тебя и следует сидеть на троне. Если королем становится благородный человек, вы разорвете его сердце на части своей подлостью и неблагодарностью! - в отчаянии воскликнул Ричард.

Он так и не простил племянника, не смотря на то, что из-за этого поссорился со своей матерью, заступившейся за любимого внука. Только мольбы и слезы королевы Анны, которой Уорик был дорог как внук ее отца и память о ее умершей сестре Изабелле, смягчили его участь. Ричард не стал выдвигать против племянника никаких обвинений, только заключил его под надежным надзором в замке Шеррифф-Хаттон в графстве Йоркшир, где проживали самые преданные его сторонники.

Было еще донесение, что агенты Мортона несколько раз беседовали также с королевой Елизаветой, разжигая ее честолюбие, но у Ричарда уже не было душевных сил разбираться еще и с невесткой. Поразмыслив, Ричард решил еще раз проявить свое милосердие и публично объявил полное свое прощение и возврат имущества тем сторонникам Ланкастеров, которые перейдут на его сторону. В этом прощении также назывались имена недавних предателей Джеймса Блаунта и Джона Фортескью, но из этого шага ничего не вышло. Парадокс, но врагов Ричарда Третьего в гораздо большее смятение приводила не его жестокость, которую они понимали, а его благородное великодушие к ним, которое они как раз не понимали и объявляли сплошным притворством с его стороны, еще более опасным, чем открытая вражда. Каждый судит по себе и считает остальных представителей рода человеческого похожими на себя. В толковании сторонников Ланкастеров добродетели и заслуги Ричарда Третьего были не подлинными свойствами его ума и характера, а утонченным коварным лицемерием, служившем его амбициям и скрывавшим его преступления. Его бессонницу по ночам они объявляли муками преступной совести, хотя на самом деле этого короля терзало отсутствие совести у своих врагов.

На призыв Ричарда никто из его противников не откликнулся, и ему ничего не оставалось другого как укреплять береговую охрану Англии, искать новых союзников в борьбе с Тюдорами и решать внутренние проблемы королевства. Дела настолько поглотили его, что он не смог выполнить просьбу леди Анны навестить ее, хотя она просила его об этом посыльными несколько раз.

В начале марта Ричарду донесли, что королева уже совсем плоха и почти не встает с постели. Это известие настолько испугало Ричарда, что он тут же прервал заседание городского совета в Солсбери и поспешил в Тауэр, где в целях безопасности проживала королева Анна.

Слух о его скором прибытии мгновенно достиг столицы, и лондонцы пос­пешили на улицы встретить своего короля, который в последнее время не часто баловал их своим посещением. Одной из жаждущих увидеть его была Джейн Шор, не забывшая, что только один мужчина отверг ее соблазнительные прелести, и этим мужчиной был Ричард Третий. Воспоминание об этом не давало ей покоя даже больше, чем сожаление о потерянном поместье, она постоянно строила планы, как покорить сердце Ричарда и заставить его мучительно раскаяться за то пренебрежение, которое он когда-то проявил к ней. Со временем это стремление стало главной жизненной целью Джейн Шор, перед ней отступила даже ее безграничная алчность, она жадно ловила любые новости о короле, стараясь изыскать возможность приблизиться к нему.

Джейн энергично работала локтями, расталкивая толпу, мешавшую ей пройти к дороге, по которой должен был проехать король со свитой. Ее яростному напору мало кто мог противостоять, и скоро Джейн оказалась на самой обочине.

Зевакам не пришлось долго ждать монарха. Ричард слишком спешил к своей жене, чтобы мешкать, и то и дело торопил своего коня, лишь изредка отвечая на приветственные крики толпы. Джейн впилась взглядом в его лицо, остро отмечая осунувшиеся от многих забот черты, но Ричард даже не повернул головы в ее сторону, предпочитая как можно скорее преодолеть свой путь. Ее это расстроило, и разочаровало то, что она видела Ричарда всего несколько мгновений.

Домой Джейн Шор пришла сердитая, подавленная, и тут же принялась распекать служанок за их мнимые провинности. Ее муж Лайном с опаской выглянул из своего кабинета, и тут же предпочел спрятаться обратно, не желая попасть под горячую руку жены. Разогнав всех, Джейн села перед зеркалом и сосредоточено принялась наводить на себя дополнительную красоту, страстно желая следующей встречи с Ричардом. В мыслях она была в Тауэре, куда король уже должен был прибыть.

Королева Анна по случаю приезда мужа, встала с постели, шатаясь от слабости, и встретила его, сидя в кресле. Ричард с опаской ожидал, что жена встретит его градом справедливых упреков за долгое отсутствие, но леди Анна спокойно поприветствовала его и попросила только удалить всех их приближенных из ее комнаты, чтобы без помех поговорить с ним наедине. Ричард с готовностью выполнил ее просьбу, но начало их разго­вора оказалось для него хуже всяких упреков.

- Ричард, это правда, что ты хочешь развестись со мной, чтобы жениться на своей племяннице Елизавете? - спросила, затаив дыхание, леди Анна и увидела, как Ричарда передернуло от ее слов.

-- Анна, откуда ты взяла это нелепое, это бесстыдное предположение, распространяемое моими врагами, от которого я немало пострадал, - тихо спросил король, но леди Анна увидела, что ее муж начинает сердиться.

-- Так говорят в народе, - неуверенно произнесла королева.

-- В народе?! Вернее сказать, это говорят скрытые недобитые отребья Ланкастеров и безмозглые сплетники, у которых слишком длинный язык! - в гневе закричал Ричард Третий, и принялся в волнении расхаживать по комнате. - Может быть и ты, Анна, вслед за моими врагами начнешь повторять, что я не только хочу жениться на Елизавете, но намерен отравить тебя, что я убил моих племянников Эдуарда и Ричарда, утопил брата Кларенса в бочке с вином, зарезал юного принца Ланкастера и задушил старого короля Генриха. И тебе, видно, не дорога честь моего имени!

-- Ричард, будь же справедлив, я спросила всего лишь о наших отношениях, внушающих мне тревогу, ты ведь так долго не навещал меня, и ничто не могло развеять моих опасений, - с мольбой в голосе произнесла леди Анна. Ей удалось пробудить жалость в своем муже: Ричард сел рядом с ней и пылко начал уверять ее в своей преданности и многолетней любви к ней.

- Елизавета мне как дочь, и я очень надеюсь на ее брак с Генрихом Тюдором. Дай-то бог, чтобы в этом молодом человеке проснулось благородство, и он простил бы все прошлые обиды, причиненные его семье. Анна, вспомни хотя бы о том, что церковь не позволяет брака между племянницей и дядей из-за их слишком близкого родства, - закончил свои уверения Ричард. - Да и чтобы я стал делать с этим ребенком после свадьбы, разве я могу хотя бы пять минут говорить с ней так, как беседую сейчас с тобой, душа в душу?

- Не знаю, - заплакала леди Анна. - Может, ты захочешь жениться на какой-то другой женщине, а меня развод с тобой убьет вернее всякого яда. Я не только не могу рожать тебе детей, даже свои прямые супружеские обязанности выполнять уже не способна. У тебя есть вполне обоснованный повод оставить меня.

- Я клялся перед алтарем быть верным тебе в болезни и в здравии, - напомнил Ричард. - И я люблю тебя, Анна!

-- Невозможно любить столь безобразную женщину, какой я стала из-за своей болезни, - в расстройстве проговорила Анна, пытаясь закрыть руками предавшее ее свое лицо, которое теперь ужасало людей своей желтизной. Ричард мягко отвел ее руки и нежно поцеловал ее.

-Ты не веришь моей любви, Анна, но я все же докажу тебе, что никогда не оставлю тебя, - твердо произнес он, и рассказал жене о видении, которое предстало перед ним в момент его коронации в Вестминстере. - Я не могу расстаться с тобой, ибо пока ты со мной - моей жизни и моему царствованию ничего не угрожает, в тебе заключен дух-хранитель моего благополучного царствования. Стоило тебе заболеть, и у меня тут же начались неприятности с Генрихом Тюдором и с прочими лордами-изменниками. Если я тебе хоть немного дорог, как ты говоришь, то постарайся выздороветь, чтобы всегда занимать свое место при мне. Что касается наследников, то видит бог, их у нас предостаточно, хотя они не совсем такие, какими бы я хотел их видеть.

0x08 graphic

- О, Ричард, я даже не подозревала, что я для тебя так важна, - щеки королевы Анны даже порозовели от радостного волнения. - Конечно, я постараюсь поправиться и встать на ноги.

Довольный восстановленным согласием с женой, Ричард бережно препроводил ее в спальню, где и сам остался ночевать. Полночи он и королева вспоминали самые трогательные и волнующие моменты своей супружеской жизни, начиная с той минуты, когда Ричард приехал в замок Миддлхэм, где ее содержали под стражей по приказу Эдуарда Четвертого, и сделал ей предложение руки и сердца.

Ричард в первый раз за многие дни безмятежно заснул, не тревожимый призраками угрожающих ему врагов, но утро следующего его пробуждения не было для него добрым. Королева Анна Невилл умерла во сне, и ее тонкая изящная рука по-прежнему лежала у него на груди, храня желание своей владелицы подарить мужу последнюю нежную ласку.

Ричард, осознав свое несчастье, вскочил, и полуодетый помчался к лекарю своей жены Джонатану Хайту. Он вытащил его, сонного, с постели, и привел к телу своей жены с умоляющими словами:

- Оживи ее, Хайт, и проси у меня все, что захочешь.

Но лекарь, осмотрев умершую королеву, сокрушенно покачал головой.

- Ваше величество, я не могу пойти против воли господа бога, который забрал ее, - признался он.

Потерявший последнюю надежду Ричард разразился безудержными рыданиями.

Вместе с королевой Анной ушло его счастье, его вера в лучшее будущее, сама его прежняя более счастливая и беззаботная жизнь. Лорд Невилл, заметивший почти невменяемое состояние своего кузена-короля на похоронах, приказал могильщикам поторопиться, опасаясь, что еще немного, и король потребует заживо похоронить себя рядом с супругой. Горе Ричарда было глубоким и безграничным как его натура, но не прошло и месяца со дня смерти королевы Анны, как его советники, собравшись с духом, заговорили с ним о необходимости найти новую жену для него. Наиболее подходящей кандидатурой в их глазах была принцесса Иоанна Португальская. Ричард был вынужден согласиться с ними главным образом затем, чтобы избежать обвинения в том, что он принуждает свою племянницу Елизавету Йоркскую вступить с ним в брак. Из пересудов о Ричарде и его старшей племяннице верным было только утверждение, что их взаимное восхищение друг другом выходило за рамки обычных семейных отношений. В этой сильной родственной привязанности недоброжелатели с нечистоплотным воображением усмотрели преступную кровосмесительную связь. Король был вынужден всеми силами пытаться положить конец порочащим слухам, которые вредили как его репутации, так и репутации Елизаветы Йоркской. Но врагов, ненавидящих Ричарда, вовсе не остановил факт его официального сватовства.

Джон Мортон, епископ Илийский, не упустил возможности создать новый миф, порочащий Ричарда Третьего. Разговаривая с группой английских дворян с целью привлечь их на сторону Тюдора, он обрисовал смерть королевы Анны как очередное тайное убийство, совершенное ненавистным королем.

- Убил кровавый тиран свою кроткую невинную беззащитную жену, чтобы совершить еще одно тяжелое злодеяние, - насильственно жениться на собственной племяннице Елизавете, невесте моего господина Генриха Тюдора, поскольку она является законной наследницей дома Йорков, - с чувством глубокого удовлетворения повествовал Джон Мортон.

- Каким же способом король погубил свою супругу? - с любопытством спросил один из его слушателей.

- Каким? - растерялся на мгновение Мортон, не сразу вспомнив, что он приписывал Ричарду отравление леди Анны. - Не важно, главное, мы знаем, что он убил ее, и знаем, что великий грех терпеть царствова­ние узурпатора и убийцы.

Ричард был до того безутешен в своем горе, что лондонский епископ стал увещевать его:

- Крепитесь, государь. Своим поведением вы ропщете против воли нашего Господа. Если он забрал у вас вашу супругу королеву Анну, зна­чит, так было лучше и для нее, и для вас. Господь отбирает у нас что-то, чтобы дать взамен нечто лучшее. Только нужно верить в это, и это произойдет.

- Нет, ваше преосвященство, никогда я не поверю, что для меня найдется жена лучшая, чем покойная королева, - отрицательно покачал головой измученный своим горем Ричард. - С леди Анной мы были одной крови, мы на многое смотрели одинаково, находя радость в том, что поддерживали друг друга в этой земной жизни. Трудно даже представить, что найдется женщина хоть в чем-то подобная ей.

Хотя Ричард в прошлом любил леди Бланш Уэд более пылко, со всей безоглядностью первого юношеского чувства, брак с леди Анной оставил гораздо более глубокий след в его душе, с ее смертью он действительно потерял свою вторую половину.

Скорбь короля Ричарда была так велика, что даже новости о действиях своих врагов он воспринимал совершенно равнодушно. Целыми днями он сидел, запершись в своих покоях в Тауэре, лишь изредка принимая решение по неотложным вопросам.

Новость о смерти королевы Анны, распространившаяся в Лондоне, подтолкнула Джейн Шор к немедленным действиям. Она решила использовать еще один шанс сблизиться с Ричардом, когда он стал свободным.

Переодевшись служанкой, отважная красавица беспрепятственно пробралась в Тауэр. В личных покоях короля на нее никто не обращал внимания, поскольку никто не считал нужным интересоваться личностью женщин низкого сословия.

Дождавшись вечерней темноты, Джейн Шор незаметно проскользнула в спальню Ричарда Третьего, и притаилась за огромным сундуком, устроившись как можно удобнее на новом месте. Ей оставалось только молиться, чтобы другие слуги не вздумали нарушить покой королевской спальни, но ей повезло. После нее в комнату вошел только Ричард Третий, сразу же поставивший свечу, которую он принес с собой, возле своего изголовья. Затем Ричард немного постоял в задумчивости возле окна, горестно вздохнул, и, раздевшись, лег в постель.

Тяжелые мысли и сознание своего безотрадного существования не отпускали его даже после чрезвычайно утомительного дня. Король думал то о происках врагов, то о своем намечающемся бракосочетании. О внешности и поведении принцессы Иоанны Португальской послы доносили самые благоприятные отзывы, но Ричард предчувствовал, что невеста так и останется для него чужой женщиной, чье присутствие рядом с ним будет подчеркивать потерю королевы Анны Невилл. Покойная жена забрала с собой его сердце, и для Ричарда перестали существовать женская красота и обаяние. Но он сознавал, что став королем он утратил право распоряжаться собственной жизнью, его поступки должны укреплять положение близких ему людей и служить им защитой. И Ричард приготовился со смирением встретить все перемены в своей судьбе.

Некоторое время он ворочался с боку на бок, потом, по его мерному дыханию, Джейн Шор догадалась, что король заснул. Только тогда Джейн отважилась выйти из своего убежища, и, затаив дыхание, подойти к спящему человеку, за которым столько времени охотилась, чтобы свободно разглядеть его при свете одинокой свечи. Даже во сне Ричард сохранял вид страдающего человека, чем невольно тронул сердце Джейн, до сих пор думавшей только о себе. Она невольно попыталась разгадать тайну притягательности этого человека, в своем облике непостижимым образом сочетающем и безобразие, и безграничную привлекательность. С каждой минутой Джейн Шор все больше пленялась спящим Ричардом: она кружила возле его постели, мечтая заиметь колдовское могущество Феи Морганы. Тогда она силою своих чар перенесла бы Ричарда в свой волшебный замок, и никто, кроме нее, не мог бы видеть его и разговаривать с ним.

Желание быть ближе к Ричарду привело к тому, что Джейн решила проскользнуть к нему в постель. Король не проснулся, но даже во сне ощутил, что он больше не один. Джейн и не подумала отстраняться от его ищущей руки, наоборот, теснее прижалась к его телу. Убедившись в присутствии женщины, Ричард начал просыпаться. Его руки обняли Джейн Шор, и сам он, со счастливой улыбкой, прошептал: "Анна!". Джейн не обратила внима­ния на произнесенное вслух чужое женское имя, а стала осыпать Ри­чарда бурными поцелуями, испытывая чувство погибавшего от жажды человека, который наконец-то добрался до воды. Но страстные ласки, непохожие на любящие прикосновения сдержанной Анны, насторожили Ричарда, и он окончательно проснулся.

Увидев вместо пригрезившейся ему леди Анны презираемую им Джейн Шор, Ричард содрогнулся, словно перед ним была старая безобразная ведьма, и резко оттолкнул ее от себя. Открыто обнаруженное к ней отвращение Ричарда привело Джейн в неистовство. Безграничная обида за отвергнутую любовь привела ее к желанию уничтожить предмет этого чувства, которое доставило ей столько страданий. Джейн схватила охотничий нож Ричарда и попыталась поразить им его сердце. Король еле сумел отвести руку взбешенной женщины, но она все-таки нанесла ему неглубокую рану.

Звуки борьбы и крики Джейн насторожили дворцовую стражу, и караул почти в полном составе ворвался в королевскую спальню. Два стражника схватили орущую Джейн Шор, а начальник стражи Томас Воген позвал оруженосца Генри Смолла, чтобы вместе с ним поскорее перевязать королю рану. Все это время Джейн Шор не переставала оскорблять Ричарда.

-- Проклятый горбун! Скрюченный калека! Худосочный боров!- кричала она, вырываясь из рук своих противников.

-- Сумасшедшая баба! - пробормотал Томас Воген, глядя, как два стражника тщетно пытаются связать Джейн Шор. - Государь, простите меня за недосмотр.

-- Томас, отпустите эту женщину! - вдруг велел ему Ричард Третий.

-- Но, мой король, она опасна! - оторопел Томас Воген.

- Делай, что я говорю, мне нужно поговорить с Джейн Шор наедине, - уже нетерпеливо повторил свое приказание король, и стража быстро удалилась, оставив вдвоем Ричарда и озадаченную неожиданным поворотом событий Джейн.