Пока ему перевязывали рану, Ричард все пытался понять, что привело к нему Джейн Шор. Не затем же она, в самом деле, явилась, чтобы заколоть его и быть повешенной за убийство короля. На поиск корысти это тоже не было похоже - Ричард ясно дал ей понять, что не потерпит рядом с собой алчную куртизанку. Ответ на его вопрос ему дали его же губы все еще горевшие от слишком горячих поцелуев неистовой красавицы. Поведение Джейн Шор было поведением женщины, влюбившейся безрассудно и глубоко, не смотря на всю безнадежность своего чувства. И Ричард еще никому так не сочувствовал как этой вздорной к безрассудной жительнице Лондона.

- Джейн, садись рядом со мной, стоять на каменном полу Тауэра очень холодно, - предложил ей Ричард, показывая место на широкой кровати.

- Государь, вы только что вытолкали меня из своей постели, - негодующе произнесла Джейн Шор, упрямо не двигаясь с места.

- Может быть, я захотел рассмотреть тебя поближе, вижу теперь, что я плохо тебя знаю, - нашелся Ричард. - Садись, ты ведь не разочаруешь ме­ня в своей смелости, не так ли, Джейн?

- Какой прок в моей смелости, если вы, государь, все равно отвергаете меня? - угрюмо заметила Джейн, но все-таки села на предложенное место.

- Отвергаю, потому что не понимаю, зачем я тебе, Джейн, - ласково произнес Ричард Третий. - Что ты нашла во мне, несчастном горбуне и скрюченном калеке, когда у тебя есть красивый любящий муж Том Лайном, который жизнь готов за тебя отдать.

- Меня потому и влечет к вам, что вы, король, отвергли меня и остались верным своей жене, - откровенно призналась Джейн Шор.

- Тогда, Дженет, тебе не стать счастливой, - сочувственно проговорил Ричард. - Если ты выбираешь тех, кто отвергает тебя, и отталкиваешь человека, который к тебе тянется всей душой.

- Да, Том прекрасный муж, красивый, любезный собеседник. Он исполняет любое мое желание, покупает все, что я захочу, я полностью подчинила его своей воле, но это не удовлетворяет меня, я хочу чего-то большего! - страстно воскликнула Джейн, и тихо прибавила: - Но я не знаю, чего я хочу от Тома.

- Так любить его, как он любит тебя, Джейн, только и всего, - невозмутимо ответил ей Ричард на ее вопрос.

Джейн озадаченно посмотрела на короля и тут же отрицательно передернула плечами.

- Тогда я стану его рабой, а он хозяином положения, нет, меня это совсем не устраивает, - заявила она,

-- Пусть хозяйкой в вашем доме станет любовь, - предложил Ричард. - Вы оба с Томом будете подчиняться ей, пытаясь угадать, кому она вручит бразды правления в следующую минуту. Высшее наслаждение любви, Джейн, состоит в том, чтобы подчиняться человеку, который сам считает тебя своим властелином. Если ты этого не понимаешь, то тогда напрасно бог создал тебя женщиной, ведь только женщинам в полной мере доступно искусство этой чудной игры.

-- Напрасно вы считаете меня столь тупой, государь, - с досадой проговорила Джейн, и по ее заблестевшим глазам Ричард понял, что его слова нашли живой отклик в ее сердце. Теперь вместо недавней разъяренной тигрицы перед ним сидела женщина с прекрасным лицом ангела. Джейн ощущала то мистическое единение с Ричардом, которое бы не дала ей телесная близость. Казалось, Ричард забрал себе ее душу, дав ей взамен свою, - она все понимала и воспринимала действительность как он, отказавшись от самой себя. - Вы еще увидите, какой прекрасной женой я могу стать.

-- Когда у вас с Томом родятся дети, не забудьте про меня. Кажется, я заслужил право стать их крестным отцом, - улыбнулся Ричард.

-- Непременно, мой король, - заверила его Джейн Шор.

Ричард вызвал своего оруженосца Генри Смолла, и поручил ему доставить Джейн Шор домой в целости и сохранности.

Визит Джейн Шор неожиданно возымел благотворное влияние на короля. Ричард почувствовал, что он нужен другим людям, своим родным и своей стране. В нем появилась былая энергия и желание защищать своих подопечных от всякой опасности. Даже скорбь по умершей леди Анне уже не отдавалась такой сильной болью в сердце.

Угроза вторжения сторонников Генриха Тюдора, именуемого себя английским королем Генрихом Седьмым, продолжала расти. В начале лета 1485 года Ричард Третий узнал, что при помощи французского короля Карла Восьмого Тюдоры собрали пятитысячную армию. В самой Англии приверженцы Ланкастеров начали открыто проявлять себя, намереваясь присоединиться к войску Тюдоров. Положение английского короля сделалось настолько шатким, что португальцы не спешили ответить согласием на предлагаемый им брачный союз, и оказать ему нужную военную помощь.

Ричард понял, что, не смотря на все его усилия Англии не избежать новой кровопролитной войны, и в который раз горестно задумался над тем, почему бог посылает ему столь тяжелые испытания. Он всегда старался следовать священным христианским заповедям, и если нарушал их, то помимо своей воли. Скорее ему приходилось отвечать за грехи своей семьи, ибо много проклятий обрушивалось на дом Йорков во время войны Алой и Белой роз, как со стороны Ланкастеров, так и со стороны простого народа, страдавшего от междоусобицы, затеянной Йорками. Хотя сам Ричард считал неоспоримым право своего рода на королевский трон, он признавал, что на Йорках лежит одно черное пятно, которое до сих пор не было смыто, - гибель кроткого короля Генриха Шестого Ланкастера, убитого в тюрьме по приказу его старшего брата Эдуарда. Отец Ричарда, герцог Йоркский, торжественно клялся, что пока Генрих Шестой будет жив, он со своими сыновьями и вассалами будет повиноваться Генриху как своему королю. По идее, любой шаг против своего короля расценивается как тягчайшее преступление, а Йорки к тому же лишили его жизни. Недаром в народе поговаривали, что Генрих Шестой мученик и святой, и Ричард был склонен с этим мнением согласиться. Из аббатства Чартси, где Генриха Шестого похоронили как скромного дворянина, Ричард Третий перевез его останки в роскошную часовню святого Георга в Виндзоре, воздал ему королевские почести, и потом всю ночь молился возле его гробницы, прося именно тень этого короля, так жестоко и немилосердно обиженного его семьей, прийти к нему на помощь в грядущих испытаниях. Король из рода Йорков знал, что вряд ли дух Генриха Шестого захочет ему помочь в борьбе против Ланкастеров, но он не хотел иной помощи кроме как от этого царственного мученика, которого чуть ли не вся Англия презирала за то, что он не мог быть жестоким со своими врагами.

1 августа 1485 года Генрих Тюдор и его воины поднялись на борт кораблей в Онфлере, и переправились по Сене к заливу Ла-Манш. Они плыли шесть дней, и 7 августа перед закатом солнца флотилия вошла в воды Милфорд Бэй. Армия Тюдора высадилась на берег в маленькой бухте чуть южнее селения Дэйл. Генрих поджег корабли, давая понять, что обратного пути нет. Этот отважный поступок заставил еще больше собраться его воинов. Все понимали - их ждет победа или смерть.

Путь из северного берега Милфорд Бэй тянулся к Пемброукширу, центру юго-западного Уэльса. Генрих Тюдор не случайно выбрал это место для высадки своих войск. Это место было более свободным от патрулей Ричарда Третьего, и Тюдоры рассчитывали на поддержку своих земляков уэльсцев, которые присоединялись к ним целыми отрядами. Также они получили подкрепление в тысячу шотландцев, которыми командовали Брюс Эршел и Джон Хаддингтон.

Известие о высадке своих врагов Ричард встретил спокойно, он даже ощутил радость от конца неопределенности. Теперь ему не нужно было ломать голову, какие интриги плетут Тюдоры, вести бесплодные переговоры с увертливым Карлом Восьмым и опасаться новых предательств. Наконец-то он выступит против своих врагов как воин, и постарается одолеть их в честном бою.

Армия Ричарда Третьего стояла наготове, ему оставалось только проститься со своими близкими. Чтобы его честолюбивая невестка не поддалась соблазну выдать свою дочь Генриху Тюдору, Ричард Третий на всякий случай послал свою племянницу Елизавету составить компанию своему кузену Уорику в замке Шеррифф-Хаттон.

Ричард созвал к себе всю знать с тем, чтобы собрать в Ноттингеме все силы. С севера страны прибыл граф Нортумбленд, герцог Норфолк из восточной Англии. Королю доложили: захватчики пошли на восток от Шрусбери. Затем они повернули на юг, и пошли по дороге рядом с Личфилдом на Лондон. Армия Ричарда также пошла к югу, построенная в шеренги в виде квадрата. Ричард и его охрана находились в конце двух колонн кавалерии, вместе со всеми перенося тяготы пути. До заката 20 августа они прошли двадцать три мили по направлению к Лестеру, при этом избегая сворачивать с дороги. В своей неизменной заботе о бедняках Ричард строго запретил своим солдатам топтать крестьянские поля с посевами.

Как опытный военачальник Ричард Третий точно рассчитал, когда нужно солдатам находиться в походе, когда остановиться лагерем. В Лестере подоспели остальные части его армии. Почти сотня знатных лордов и рыцарей откликнулась на призыв Ричарда Третьего. Они поклялись сражаться за не­го до последней капли крови.

На следующий день королевские войска двинулись на запад от Лестера по дороге, ведущей к Цистерцианскому монастырю в миле от Атерстоуна. Ричард ехал спокойно и величаво, будто Генрих Тюдор, с которым ему предстояло встретиться, был не смертельным его врагом, а самым преданным вассалом и другом. Его голову венчала золотая корона. Напоказ были выставлены все королевские доспехи и оружие. Его окружала свита высокородных господ Англии и самые верные слуги. Впереди процессии возвышался огромный, тонкой работы крест с эмблемой Йорков: солнечные лучи, исходящие от белой розы. На эмблеме красовался личный девиз самого Ричарда Третьего: "Верность делает меня твердым".

Разведчики короля обнаружили вражеские отряды в Атерстоуне. Там Генрих Тюдор остановился на постоялом дворе "Три бочки" и имел неприятный разговор с прибывшим туда же Джоном Мортоном, епископом Илийским.

- Ваше преосвященство, что вы хотите мне сообщить? - раздраженно спросил его Генрих Тюдор, вовсе не желая отвлекать свое внимание на этого коварного дипломата перед решающей битвой.

-- Всего лишь о некоторых предосторожностях, которые нужно принять вашему величеству в случае победы, - невозмутимо ответил Джон Мортон.

- Говорите, - подумав, разрешил Генрих.

- Вам нужно срочно послать верных людей в Тауэр, которые могут сделать так, чтобы сыновья Эдуарда Четвертого никогда не смогли бы покинуть эту крепость, - спокойно произнес епископ Илийский.

Если бы рядом с ним ударила молния, Генрих Тюдор был бы меньше поражен, чем этими словами.

- Как, что вы сказали?! - все больше бледнея, выдавил он из себя. - Епископ, вы же уверяли, что мальчиков убил Ричард Третий.

- Что вы, этот чувствительный дядюшка скорее сам наложит на себя руки, чем тронет хотя бы волос на голове этих мальчишек. Он же дорожит ими в память о своем обожаемом брате Эдуарде Четвертом, - иронично сообщил епископ Мортон, насмешливо относившийся к идеализму Ричарда. - Да и зачем ему убивать принцев, лишенных прав на трон. Тогда ему пришлось бы убить всех дочерей Эдуарда Четвертого, к которым перешли бы их права. В Англии, в отличие от Франции, женщина имеет право наследовать трон. Придумал я эту легенду затем, чтобы больше возмутить народ против Ричарда, который не разбирается во всех юридических тонкостях, и привлечь к вам еще больше сторонников.

- Если бы я знал, что принцы живы, я бы никогда не стал претендовать на корону Англии, - в волнении произнес Генрих Тюдор, поддаваясь своему здравому смыслу. - Я бы помирился с Ричардом, женился на Елизавете Йоркской и занял свое место среди высшей знати Англии.

- Разве? - позволил себе усомниться Джон Мортон. - А как же ваша ненависть к Йоркам и желание отомстить им?

-- Чувства должны отступать перед давлением обстоятельств, - сухо ответил Генрих Тюдор. - Получается, что мой брак с Елизаветой Йоркской ничего не даст мне. Мало того, что принцесса незаконнорожденная, так еще живы ее братья, обладающие большими, чем она правами, если они только у них есть.

-- Почему же, принцесса Елизавета не потеряла своей ценности для вас, мой повелитель, - возразил епископ Мортон, - Если Ричард будет побежден, а принцы исчезнут, будет весьма возможно добиться аннулирования акта о лишении прав детей Эдуарда Четвертого, и тогда брак даст вам очень весомую причину претендовать на английскую корону.

-- Но тогда нужно будет убить принцев, - глухо произнес Генрих Тюдор. - Мне противно это деяние.

Вспомните, мой король, они Йорки, Йорки, вы их ненавидите, - напомнил Мортон.

- Это так, и все же, епископ, они дети, дети, которые никому не причинили зла, - в тон ему сказал Генрих.

Мортон раздраженно вздохнул - будущий король намеренно не понимал его.

- Государь, отступать нам некуда, - жестко проговорил он. - Ричард не забудет, как вы назвали себя королем Англии, и не простит вам этого. Теперь вопрос стоит так: кому из вас жить на этом свете - Ричарду с его племянниками или вам. Надеюсь, мой повелитель, что вы выберете все-таки себя.

С этими словами епископ Мортон поклонился своему принцу, и хладнокровный, как рыба, удалился из комнаты. Генрих Тюдор остался в тягостном одиночестве и принялся размышлять над новостями епископа Мортона. Теперь ему стало ясно, почему королева Елизавета Вудвилл решилась на опасную авантюру, взяв его, лишенного всех прав изгнанника, в союзники, - ставки были слишком велики. Она рассчитывала, сделав приманкой свою дочь, его руками расчистить дорогу к трону для старшего сына, который оказался жив, ибо принцесса Елизавета, конечно, уступала брату в правах. Ненависть к Йоркам из-за вероломства Елизаветы Вудвилл как никогда овладела сердцем Генриха Тюдора. А тут еще старший сын королевы, маркиз Дорсет, зашел к нему, желая еще раз услышать от него подтверждение его намерения взять в жены его сестру. У Дорсета были основания для беспокойства: с тех пор как изгнанники вступили на землю Англии, Тюдоры стали заметно более холодны к нему. Маркиз, желая пробудить в Генрихе Тюдоре личный интерес к Елизавете, стал рассказывать, как красива, мила и обаятельна его сестра, и какую радость всем окружающим приносит ее присутствие. Словом, старшая дочь Эдуарда Четвертого была идеалом жены для любого мужчины. Однако, самое большее, что мог добиться Дорсет от будущего зятя, это его скупого высказывания, что "согласие леди Елизаветы сочетаться со мной браком - это великая честь для меня".

Стоило только Генриху Тюдору вспомнить, что Елизавета принадлежит к ненавистному для него роду Йорков, острейшая неприязнь овладевала им к незнакомой невесте, и никакая прелесть ее не могла его тронуть. Долгие годы безрадостного, горестного, полного унижений изгнания, наложили неизгладимый отпечаток на личность Генриха Тюдора, и приглушили в нем добрые качества его натуры. Несправедливое лишение в пять лет всех своих фамильных владений, вечный страх его выдачи врагам, унизи­тельные просьбы денег у французских принцев разви­ли в нем подозрительность, расчетливость, скупость и эгоизм. Он неохотно делился деньгами даже с близкими друзьями, и только своей матери и лорду Джасперу Тюдору он доверял как самому себе.

Глядя на Генриха Тюдора, маркиз Дорсет с тревогой подумал о том, что его юная сестра приобретает себе далеко не самого лучшего мужа, и ему оставалось только надеяться на прекрасные душевные качества самой Елизаветы, на ее кротость и покладистость, которые могли бы смягчить и камень.

Плохие предчувствия не обманывали маркиза Дорсета. Генрих Тюдор твердо решил про себя как можно больше ограничить в привилегиях свою будущую жену из семьи Йорков и принизить ее значение. Ей предстояло быть всего лишь его наложницей, рожающей ему законных детей.

Ричард, как и Генрих плохо провел ночь перед решающим сражением, хотя совершенно по иной причине. Люди герцога Норфолка перехватили отряд лорда Стрэнджа, направляющегося к Генриху Тюдору, и король начал сомневаться в верности графа Стэнли, который был близким родственником Стрэнджа. А ведь именно от того, чью сторону примет многочисленное войско Стэнли, зависел исход сражения. Ричард все больше мучился мыслью, что привел своих людей на верную гибель, но у него уже не было времени собирать новых сторонников. Король послал графу Стэнли предупредитель­ное письмо с твердым обещанием казнить лорда Стрэнджа при малейшей попытке предательства с его стороны.

Утром 22 августа 1485 года армия Ричарда Третьего поднялась на рассвете на самую верхнюю точку Рэдмурской долины возле деревни Босворт и двинулась по ней к западу к горе Амбьен Хил: оттуда открывалась вся панорама возможных боевых действий.

Ричард обратился к воинам. Он заявил, что сегодняшний день решающий не только для него, но и для всей Англии и всех англичан. Только от них, его воинов, теперь зависит, кто будет хозяином в Англии, они, ее исконные жители, или иностранные наемники Тюдоров, будет ли английский дух господствовать в их стране, или будет попран насилием чужеземцев.

Его пылкая речь пробудила патриотические чувства солдат, они приветствовали его громкими криками одобрения. В их глазах появилась неудержимая жажда победы, и их вера в него вселила в короля новые силы. После этого выступления Ричард двинулся навстречу врагу. Его военные силы были прекрасно обучены и вооружены: кавалерия мудро перемежалась пехотой и стрелками, которыми командовал герцог Норфолк. Впереди авангарда ехал верхом сам Ричард со своим избранным отрядом.

Авангарды двух армий увидели противника, и раздался ритуальный клич, возвещающий о начале боя. Обменявшись пушечными ядрами и стрелами, бойцы перешли к рукопашной. Французские солдаты графа Оксфорда прорвали линию защиты Норфолка, но Оксфорд осмотрительно отдал приказ слишком далеко не заходить. Его бойцы перешли в наступление, построившись в форме клина, и держась вплотную. Ричард сначала наблюдал за ходом боя. Нортумберленд по его плану должен был зайти с тыла, но так и не решился. Стэнли со своими тремя тысячами воинов отказался повиноваться Ричарду, и открыто перешел на сторону своего пасынка Генриха Тюдора. В гневе за это предательство король отдал приказ казнить лорда Стрэнджа и решил взять инициативу в свои руки, - схватиться с самим Генрихом Тюдором, благоразумно державшимся на наиболее безопасных участках битвы. Ричард почти физически ощущал опасность, исходившую от этого представителя Ланкастеров для своих родных и для своей страны, даже его племяннице Елизавете, нареченной невесте Тюдора, грозила гибель. Король почувствовал желание спасти их даже ценой своей жизни, он пришпорил коня, вышел из прикрывающего его северного фланга и помчался к главному своему врагу.

Ричарду удалось убить несколько человек, защищавших претендента Лан­кастеров, перевернуть символ Тюдоров - знамя с алым драконом, но затем в бой вступил граф Стэнли с трехтысячным войском, буквально спасший от гибели Генриха Тюдора. Охрану Ричарда, сэра Рэткдиффа, сэра Чарлтона, Персиваля Трибола, - уложили быстро. Перед превосходящим напором про­тивника Ричард отступился и упал. На него набросились уэльские лучни­ки Тюдоров и растерзали его тело до неузнаваемости.

Золотую корону Ричарда, которую король носил в бою, немедленно подхватили и водрузили на голову Генриха Тюдора. Сразу же после благодарственной молитвы "Тебя, Боже, славим!", Генрих Седьмой опубликовал свое воззвание к народу, объявляющее изменниками покойного герцога Глостера, незаконно именовавшего себя королем Ричардом Третьим, герцога Норфолка, графа Суррея, виконта Лавелла, лорда Феррерса, и многих других знатных лиц, сподвижников врага Генриха Тюдора.

Для многих англичан поражение и гибель Ричарда Третьего стало одним из самых черных и трагических событий истории Англии. Погасло солнце Йорков, и страной завладел красный дракон Тюдоров. Через два дня жители Йорка записали в своей городской хронике о 22 августа 1485 года: "В этот несчастливый день наш добрый король Ричард был побежден в бою и убит, отчего наступило в городе великое горевание".

Граф Нортумберленд испытывал двойственное чувство от исхода битвы при Босворте. С одной стороны, он был рад победе Генриха Тюдора, поскольку понимал, что Ричард Третий никогда не простил бы ему предательства, с другой стороны он сожалел о гибели этого короля, всегда великодушно к нему относившегося. Его же предчувствие, что битва закончится трагически для короля из рода Йорков, увы, оправдалось.

Оставив пока свои переживания в стороне, граф Нортумберленд решил явиться в ставку Генриха Седьмого, чтобы получить свою долю вознаграждения за предательство Ричарда Третьего. Но новый король встретил его очень холодно, и дал понять, чтобы он, Нортумберленд, был доволен и тем, что его не покарают за то, что он не присоединился в битве к войску Тюдоров.

Разочарованный Нортумберленд пошел к своему лагерю, сердито торопя своих воинов и слуг. Но возле места на Рэдмурской равнине, где погиб покойный король, он невольно задержался, - никогда он еще не видел трупов в таком количестве в одном месте.

От груды мертвецов вдруг явственно послышался стон. Граф при свете сгущающихся сумерек стал присматриваться внимательнее в поиске спасше­гося человека, которого он, возможно, в прошлом хорошо знал и с которым может быть состоял в дружеских отношениях. От его внимания не ускользнуло слабое движение непонятно кому принадлежавшей руки. И граф узнал на ней любимое кольцо с жемчужиной Ричарда Третьего, память о покойном отце, с которым король никогда не расставался. Словно ужаленный граф приказал своим слугам освободить от остальных тел выжившего рыцаря, и вскоре его догадка получила подтверждение - перед ним действительно лежал весь израненный, еле дышащий король Ричард.

В последних проблесках сознания Ричард все еще переживал подробности роковой битвы. Когда он упал от последней раны, к нему молниеносно подскочил его оруженосец Генрих Смолл, и, надев на себя золотую корону, принял мученическую смерть, предназначенную Ричарду Третьему. Уэльские лучники в пылу сражения не заметили подмены, для них королем был тот, кто носил корону, и они представить себе не могли, что приближенные Ричарда Третьего настолько любят его, что, не задумываясь, были готовы отдать за него свою жизнь.

По знаку графа Нортумберленда, его слуги осторожно положили умирающего короля на свои плащи, и украдкой понесли его мимо буйно праздновавшего свою победу лагеря Генриха Тюдора. Нортумберленд тайно увез Ричарда в лежащую возле Рэдмурской равнины деревню Мэнсетер, где поручил своим людям ухаживать за ним, надеясь на безграничную благодарно­сть короля за его спасение. Он был весьма изумлен тем, что и эта его надежда не оправдалась. Оправившись, Ричард встретил его бранью. Король был в ярости от своего поражения, от гибели своих верных боевых товарищей, и оттого, что Генрих Тюдор теперь носит его корону. Во всех этих несчастьях Ричард винил главным образом предательство Стэнли и спасшего его графа. Не смотря на то, что от Нортумберленда зависела его свобода и сама жизнь, король прямо заявил графу, что также покарает его как изменника.

В свою очередь возмущенный неблагодарностью Ричарда граф Нортумберленд выдал его лорду Джасперу, дяде Генриха Седьмого. Тот, обрадованный возможностью предать мучительной казни злейшего врага своей семьи, отослал Ричарда под усиленным конвоем в тюрьму замка города Лестер, где томились остальные сторонники Йорков в ожидании решения своей участи в Лондоне. Чтобы унизить бывшего короля, лорд Джаспер бросил Ричарда в застенок, куда обычно помещали узников самого низкого социального положения. Но Ричард не жалел об этом когда увидел там пленных герцога Норфолка, графа Суррея, лорда Феррерса и рыцаря Уильяма Кэтсби. Они же встретили своего короля с возгласами радостного изумления, вставали перед ним на колени и целовали его руки и одежду. Для них его появление было подлинным чудом воскрешения из мертвых.

Через шесть дней к ним присоединился виконт Лавелл, который также прослезился от радости, увидев живого Ричарда. Король начал расспрашивать его об обстоятельствах его пленения. Лавелл же ответил так:

-- Мои злоключения не представляют особого интереса, государь, меня настиг отряд шотландцев Брюса Эршела. Гораздо важнее новости, которые я могу вам рассказать, - одна из них хорошая, а другая плохая.

-- Начинай с хорошей новости, слишком давно у нас не было повода для радости, - нетерпеливо потребовал Ричард.

-- Генрих Тюдор погиб от случайной стрелы, когда преследовал отряд вашего кузена лорда Невилла, - широко улыбаясь, сообщил виконт Лавелл.

- Благодарю тебя, Господи, - Ричард от сильного волнения, причиненными этими словами даже закрыл глаза, а его сторонники разразились восторженными возгласами. - Стало быть, я теперь единственный претендент на трон Англии, если только Генрих Тюдор не оставил после себя незаконнорожденного потомка.

-- Это не совсем так, от Ланкастеров уже есть новый претендент на английскую корону, - осторожно заметил виконт Лавелл. - В этом и состоит плохая новость.

-- Кто же это, лорд Джаспер Тюдор? - презрительно сощурил глаза Ричард. В его голосе звучал такой гнев, что людям Ричарда стало жаль его неведомого соперника.

-- Принцесса Екатерина Ланкастер, дочь Генриха Шестого и Маргариты Анжуйской, - с тяжелым вздохом произнес виконт Лавелл. - Ее права настолько весомы, что их может признать вся Англия.

-- Что ты несешь, Лавелл, у короля Генриха Шестого был только один ребенок - сын Эдуард, - недоверчиво произнес Ричард Третий.

И, тем не менее, в Англии появилась особа, называющая себя дочерью Генриха Шестого, - виновато ответил Лавелл.

- Скорее всего, она самозванка! Это ложь, придуманная. Ланкастерами для того, чтобы скрыть свою беспомощность после гибели Тюдора! - гневно воскликнул Ричард.

- Нет, государь, это известие похоже на правду, - вступил в разговор до сих пор молчавший герцог Норфолк. - После выкупа из плена Маргариты Анжуйской, до Англии начали доходить слухи, что бывшая королева родила в Провансе дочь. Ваш брат Эдуард Четвертый весьма обеспокоился этим обстоятельством и послал в Францию своего самого ловкого рыцаря Гербер­та Кортни с приказом похитить принцессу Ланкастер, если это правда. Но сэр Кортни попал в руки Маргариты Анжуйской и был предан мучительной казни. Вскоре же Маргарита объявила, что ее дочь умерла и назначила на­следником Ланкастеров Генриха Тюдора.

- Вы все слышали, сама Маргарита объявила, что ее дочь мертва, - громко обратился ко всем слушателям Ричард. - Кем бы ни была эта девица, которую выставляют Тюдоры, она самозванка!

- Со стороны Маргариты Анжуйской это мог быть хитрый ход, чтобы отвлечь внимание вашего брата от наследницы, - снова не согласился герцог Норфолк. - А самозванка она или нет, это легко проверить. У принцессы была заметная родинка, и король Эдуард Четвертый знал об этой примете.

Последний довод герцога Норфолка убедил Ричарда в правдивости неожиданного известия. Совершенно подавленный новым обстоятельством про­тивостояния двух королевских родов Англии, он сокрушенно проговорил:

-- Поистине род Ланкастеров - настоящий заколдованный дракон. Стоит ему отрубить голову, так тут же на ее месте вырастает новая. Теперь только об одном прошу бога, чтобы новоявленная Ланкастер не была подобием своей матушки.

-- Второй Маргариты Анжуйской Англия не переживет, - содрогнулся лорд Феррерс.

Их опасения не были напрасными. Миловидная, изящная, черноволосая королева Маргарита Анжуйская своей жестокостью превосходила многих мужчин, о ее расправах с врагами ходили легенды. Ее юная прелесть настолько покорила молодого короля Генриха Шестого, что он вступил с ней в брак, не смотря на полное отсутствие приданного у дочери очень бедного и почти лишенного земель провансальского короля Рене. Лорд Сеффолк, устроивший этот брак во имя прекращения войны с Францией, изматывающей Англию, стал первым лицом в государстве, действовал в союзе с честолюбивой и властной Маргаритой. Король Генрих Шестой был слишком добр и нерешителен, чтобы справляться со склоками английских лордов, со временем становившихся все более ожесточенными. Однако Сеффолк с королевой восстановили против себя почти всех своей непомерной алчностью и хищениями. В 1450 году герцог Ричард Йоркский, отец Эдуарда Четвертого и Ричарда Третьего, вернулся с войском из Ирландии и начал подготавливать государственный переворот. Он добился того, что в виду бездетности Генриха Шестого парламент назначил Йорка наследником престола. В 1453 году у Генриха все же родился сын, принц Эдуард, однако из-за проявившегося в короле душевного недуга Йорк был назначен регентом. Этому воспротивилась Маргарита Анжуйская, сама желавшая стать регентшей. Генрих Шестой со слезами на глазах умолял как королеву и ее сторонников, так и своего кузена герцога Йорка помириться, но обе стороны с презрением отвергли его предложение. Йорк поднял восстание и в битве при Сент-Олбенсе в 1455 году нанес королевскому войску тяжелое поражение. Заменивший Маргарите Анжуйской Сеффолка лорд Сомерсет был убит, а Генрих Шестой попал в плен. Йорк удовольствовался возвращени­ем ему звания протектора и наследника престола, согласившись на то, что Генрих пожизненно сохранит сан короля. Но благодаря интригам Маргарита Анжуйская снова оттеснила герцога Йорка в сторону и стала фактической правительницей страны.

В 1459 году началась открытая война. Сторонник Йорка граф Уорик в 1460 году захватил Генриха Шестого в плен и восстановил Йорка в его прежних правах. Но в конце того же года, королева Маргарита, собрав новое войско, в битве при Уэкфилде одержала крупную победу. Йорк был убит в сражении. Маргарита Анжуйская казнила его несовершеннолетнего сына Эдмунда, а голову самого Йорка приказала прибить к городским воротам, и в насмешку над его притязаниями велела также надеть на него бумажную корону. Сын герцога Йорка, Эдуард, горя желанием ото­мстить за убитых отца и брата, объявил, что отныне Йорки освобождают себя от всяких обязательств по отношению к Генриху Шестому. Он собрал новое войско, вступил в Лондон и там короновался. Генрих Шестой был схвачен и заключен в тюрьму Тауэра. Но Эдуард Четвертый оскорбил гра­фа Уорика своей женитьбой на Елизавете Вудвилл, в то время как Уорик сватал ему французскую принцессу. Брат Эдуарда Четвертого, герцог Джордж Кларенс, посчитавший, что его обошли при раздаче благ во время во­царения Эдуарда, недолго думая присоединился к Уорику в Франции. Оба они помирились с находившейся там Маргаритой, и при поддержке французского короля в 1470 году Уорик с крупным отрядом высадился в Англии, и, с помощью многочисленных сторонников снова восстановил Генриха Шестого на престоле. Король Эдуард Йоркский вместе с младшим братом Ричардом бежал к своей сестре, бургундской герцогине, чтобы с ее помощью снова собрать и снарядить войско.

Маргарита Анжуйская была так счастлива возвратом своего прежнего цар­ственного положения, что на время снова сделалась нежной и внимательной супругой Генриху Шестому. Но вскоре вернулся Эдуард с бургундским войском, и стал одерживать одну победу за другой. Он занял Лондон и снова пленил короля Генриха. Герцог Кларенс поспешил примкнуть к брату, и сделал он это вовремя. В битве при Барнете граф Уорик потерпел поражение и был убит вместе со своим братом Монтегю. Маргарита Анжуйская спешно отправилась к французскому королю за помощью, но и она была разбита в битве при Тьюксбери. Ее сын, принц Эдуард, погиб в этом сражении, а сама Маргарита Анжуйская попала в плен, и была заключена в тюрьму. В довершение всех несчастий она узнала, что убийцы нового короля Эдуарда Четвертого тайно умертвили ее супруга Генриха Шестого.

Бывшая королева в полном отчаянии проклинала весь мир и была готова разбить собственную голову о каменные стены своей мрачной темницы. У нее больше не оставалось никакой надежды отомстить своим врагам и вернуть трон. Муж и сын, которые делали законными ее притязания на английскую корону, погибли, ее войско было разбито, а сторонники рассеяны за границей. Скупой французский король Людовик Одиннадцатый тоже не спешил оказать помощь своей союзнице, без всяких сантиментов прикидывая, может ли ему хоть чем-то быть полезна эта узница, больше похожая на разъяренную львицу. У пленной Маргариты Анжуйской оставалось только одно оружие против ненавистных Йорков - жажда мести Тюдоров, сводных родственников Генриха Шестого по его матери Екатерины Валуа, которые из-за Йорков также лишились высокого общественного положения и блестящих перспектив на будущее.

Вскоре Маргарита ощутила, как рассеивается окруживший ее судьбу бес­просветный мрак. Сначала с недоверием, затем все с большей радостью бывшая королева убеждалась в том, что она понесла ребенка. Уверившись окончательно, Маргарита дала знать о новости лорду Джасперу Тюдору. Тот воспрянул духом и одновременно встревожился. У рода Ланкастеров появилась надежда на наследника и, следовательно, на возвращение власти, но вместе с тем была велика опасность для королевы Маргариты Анжуйской и ее ребенка. Йорки платили Маргарите Анжуйской ответной сильной ненавистью: если бы не ее принадлежность к женскому полу и родственные связи с большинством королевских домов Европы, давно казнили бы ее без всякой отсрочки. Пока они ограничились для Маргариты заключением в тюрьму, не видя в ней большой угрозы для себя. Но все могло измениться, узнай король Эдуард о беременности королевы Ланкастеров, означавшей появление претендента, обладавшего чрезвычайно сильными правами на английский трон. Лорду Джасперу было ясно - Маргариту Анжуйскую нужно немедленно освобождать от плена, поскольку долго скрывать беременность было невозможно. Тюдор насел с новостью на Людовика Одиннадцатого без особой надежды на успех, но, к его удивлению, французский король сразу ответил согласием на просьбу о помощи. Объяснялось это чудо тем, что юный брат Эдуарда Четвертого Ричард Глостер стал настойчиво призывать английских лордов к новой войне с Францией, представляющей, по его мнению, английское наследство. Подобные призывы не на шутку растревожили осторожного Людовика Одиннадцатого, и привели его к выводу о необходимости поддержки Ланкастеров, всегда лояльно относившихся к независимости Франции. Людовик Одиннадцатый предложил Эдуарду Йоркскому огромный выкуп в тридцать тысяч золотых монет за пленную королеву Ланкастеров. Эдуард, которому нужно было удовлетворять растущие аппетиты родственников своей жены и прихоти любовниц, не мог устоять перед таким предложением, хотя его насторожило, что Людовик Одиннадцатый предлагает немыслимые деньги за никому не нужную, полубезумную Маргариту Анжуйскую, которая уже начала превращаться в тюрьме в старуху.

Так Эдуард отпустил злейшего врага своей семьи, но осторожность и тут не изменила ему, он послал шпионов за бывшей королевой. Они и проследили ее путь до самого Прованса, этого южного Французского королевства.

Прованс, объединивший в себе и горные массивы, и морское побережье, собрал в себе коллекцию красивейших пейзажей, пронизанных ослепительным солнечным светом и воздухом лазурного неба. Вперемежку были расположены города и маленькие деревушки, забравшиеся на отвесные скалы. В Провансе почти все дни были солнечными, а мягкий теплый климат Средиземноморского побережья дарил красивейшие экзотические цветы и сладчайшие фрукты.

Королева Маргарита отправилась прямо к своему отцу, королю Рене Ан­жуйскому, жившему в городе Эксе. Экс был защищен стеной с 39 башнями и славился своими римскими фонтанами, минеральными источниками и церковью святого Жана Мальтийского.

С приездом дочери миролюбивый король Рене совсем потерял покой. Мар­гарита требовала от него, чтобы он принял непосредственное участие в осуществлении ее беспощадных планов мести врагам, а Рене мечтал только о занятиях поэзией, музыкой и стремился к устройству всенародных праздников. Несогласие с отцом привело к тому, что Маргарита сильно поссорилась с ним, и, покинув королевский дворец, поселилась в одной из башен Экса в ожидании родов.

Рождение ребенка исторгло у Маргариты Анжуйской новые вопли отчаяния и разочарования. Родился не сын, которого она так ждала, а девочка, сразу показавшаяся своей матери совершенно ненужным существом. Ее доверенная дама, графиня Оксфорд, еле смогла успокоить свою госпожу, напирая на то, что в Англии дочь имеет право на отцовское наследство и их общие надежды вовсе не напрасны. Да и остальные приближенные твердили Маргарите Анжуйской, что нужно благодарить бога хотя бы за то, что ребенок родился живым, а живая дочь гораздо лучше мертвого сына и ее нужно готовить к роли будущей властительницы большой страны.

Безутешная Маргарита наконец-то вняла увещеваниям, приняла дочь, и девочку назвали Екатериной в честь матери Генриха Шестого. Маргарита принялась воспитывать дочь твердой рукой, и стремилась внушить ей ненависть к Йоркам. В этом она не преуспела. Девочка росла тихой как мышка, ни к кому не питала злобы, и заливалась слезами всякий раз когда какого-нибудь нерадивого слугу наказывали палками. Она явно пошла в своего отца, кроткого и милосердного Генриха Шестого. Маргариту поведение дочери приводило в настоящее негодование, и она старалась хоть в чем-то сделать дочь похожей на себя. Не отставали от королевы английские лорды и их жены, разделившие изгнание с Маргаритой Анжуйской, но все они ока­зались неважными воспитателями. Вместо того, чтобы взвешенно и продуманно внушить ребенку свои убеждения, они стремились в зародыше подавлять ее естественные желания: им не помогало даже то, что в башне Экса проклятия Йоркам звучали чуть ли не через каждые два часа в день. Описание ужасов, жестокости и несправедливостей привело к тому, что заслышав одно только слово "Йорки", маленькая Екатерина начинала дрожать всем те­лом и старалась забиться подальше в какой-нибудь угол. Королева-мать пыталась привить Екатерине хотя бы обычное для человека стремление к власти, ее окружение твердило малолетней принцессе о предстоящем ей блестящем жребии, но и это простое дело оказалось им не под силу, - наследница была не честолюбива. Да и слишком рано Екатерина Ланкастер поняла, что жизнь часто вступает в противоречие с человеческими надеждами и ожиданиями. В этом ее убеждал глубокий контраст ее жизни. Екатерину придворные называли единственной законной наследницей английского престола, а она жила изгнанницей в Провансе, опасаясь любого англичанина, не принадлежащего двору ее матери. Наследница Ланкастеров стояла на высшей ступеньке социальной лестницы, и, тем не менее, ей перешивали старые платья, поскольку не было денег купить новые. С одной стороны ее окружал блеск королевского двора, обладатели которого носили громкие титулы, с другой стороны нужда ощущалась даже в самых важных и необходимых вещах. Старый король Рене любил внучку, он увлеченно рассказывал ей о благах, которыми хотел ее одарить - дворцах, более прекрасных, чем те, в которых они жили, о птицах с великолепным хвостом, именуемых павлинами, о драгоценностях, переливающих волшебным блеском, и прочих чудесных подарках, подсказанных его поэтическим воображением. Маленькая Екатерина радовалась обещаниям деда и наивно ждала момента, когда насладится зрелищем всех этих даров. Но время шло, а она так и не получила ни одного подарка. Когда принцесса время от времени напоминала деду о его обещаниях, старый король так сильно огорчался из-за невозможности их осуществления, что Екатерина решила больше никогда не говорить королю Рене о них, тем более что канцлер Готье с равнодушным видом говорил, что у него нет денег на королевские причуды.

Что касалось государственной власти, то Екатерина Ланкастер все больше начинала сомневаться в ее благе для себя, наблюдая за поведением французских принцев и итальянских князей, гостивших у ее деда Рене. Эти высокородные аристократы ради присоединения лишнего клочка земли к своим владениям готовы были убить всех своих ближайших родственников, использовали власть для насилия над другими людьми, удовлетворения своих низменных желаний и аппетитов своих алчных фаворитов. Власть развращала их носителей до полной потери человеческого облика, и они даже не замечали этого. Йорков Екатерина представляла себе наподобие этих владык, только в сто раз хуже. Ее неприязнь к ним усилилась, когда торжес­твующая Маргарита Анжуйская сообщила ей:

- Дочь моя, пойман шпион Эдуарда Йоркского. Он хотел похитить тебя и отвезти в Англию. Там тебя в лучшем случае ждало бы пожизненное тюремное заключение, в худшем тебя умертвили бы как твоего отца Генриха Шестого. Но бог не допус­тил этого злодеяния, он сам попал в наш застенок.

- Матушка, но кто-то еще, подобный ему, может попытаться снова это сделать, - в ужасе проговорила девочка.

- Не беспокойтесь, дочь моя. Герберта Кортни пытали, и он выдал всех своих сообщников, - снисходительно ответила Маргарита Анжуйская. - Теперь нам нужно полюбоваться, как палач расправляется с нашими второстепенными врагами, пока мы не добрались до Йорков!

Герберта Кортни ожидала самая мучительная казнь - колесование. Для начала его тело растянули в разные стороны несколько лошадей, создавая Герберту Кортни невыносимые мучения. Без конца слышались его крики и стоны. Маргарита Анжуйская наслаждалась каждой секундой этой жестокой экзекуции, но она пожелала взглянуть, какое впечатление производит возмездие на ее дочь и ... оторопела. Глаза Екатерины были полны слез, ее дыхание было почти таким же прерывистым, как у пытаемого человека, маленькая ручка была прижата к груди, чтобы не выскочило сердце.

Заметив ошеломленный взгляд матери, Екатерина бросилась перед ней на колени и принялась молить:

- Матушка, пощадите!

Но девочка только ухудшила дело. Маргарита Анжуйская пришла в такую ярость, какой еще никогда не испытывала.

- Да как ты смеешь, презренная, просить за наших врагов!? С этой минуты ты мне не дочь! - вне себя закричала она.

Наказание, которому Маргарита Анжуйская подвергла свою дочь, ненамного было мягче пыток Кортни. Королева собственноручно так избила девочку, что ее пришлось везти на лечение в аббатство де Сенанк, и потом не пожелала забрать Екатерину обратно домой после выздоровления. Генриху и Джасперу Тюдорам, прибывшим из Бретани засвидетельствовать свое почтение принцессе Екатерине, Маргарита Анжуйская мрачно объявила, что больше не считает слабодушную девчонку своей дочерью, - она назначает своим наследником Генриха Тюдора, способного расправиться с Йорками.

-- Но я ведь не Ланкастер, а всего лишь сын сводного брата по матери вашего супруга, королева, - удивился Генрих Тюдор.

-- Твоя мать, леди Маргарет Бифорт, происходит от первого герцога Ланкастера, значит ты тоже наследник английского престола, - непоколебимо заявила Маргарита Анжуйская. - Не сомневайся, я склоню французского короля на твою сторону.

Обрадованный внезапно открывшимися блестящими перспективами Генрих Тюдор принял предложение Маргариты Анжуйской, не задумываясь над тем, как воспримет Екатерина новость о лишении ее статуса наследницы. А девочка оказалась очень довольна, узнав ее, ей захотелось остаться в монастыре. Монахини женской обители де Сенанк отнеслись к ней с добром, обращались с неизменной лаской, аббатиса Беренгария не оставляла ее своим попечением и вниманием. Особенно пекся о ней замещавший аббата де Сенанка брат Пьер Ланже, заведовавший также монастырской библиотекой. Он подолгу беседовал с одинокой девочкой, приносил ей ценные рукописи средневековых книг с цветными рисунками, и понемногу учил ее тому, что знал сам, а был он очень образованным человеком, общаться с которым считали за честь самые выдающиеся ученые Европы.

Со временем Екатерина узнала, что ее духовный отец Пьер Ланже ушел в монахи, чтобы искупить свой грех ненависти к англичанам, разграбившим тридцать лет назад его дом и убившим его семью.

- Когда-то в молодости я мечтал о воинских подвигах, славе и человеческом восхищении, - рассказывал Ланже Екатерине. - И длилось это до тех пор, пока я не увидел настоящее лицо войны, сгубившей мою семью. Но и тогда я не понял, почему господь послал мне это испытание, проклял всех англичан и поклялся мстить им до последней капли крови. Я поступил в войско Карла Седьмого, но так и не мог найти успокоения своей боли. Напротив, мне становилось все хуже от своей злобы, пока, наконец, ко мне не пришло откровение, что нельзя ненавидеть то, что создал всевышний бог. Если англичане причинили мне жестокое горе, то я должен понять, почему господь счел нужным послать такое испытание моей душе, а не ненавидеть тех, кто был орудием в его руках. Я осознал, что богу было за что наказывать меня - за мою гордыню, честолюбие, жажду сатанинских утех. За то, что я хотел грабить и убивать других людей, бог отнял у меня семью посредством англичан.

-- Отец Ланже, вы не похожи на человека, способного причинить зло другому существу, - недоверчиво произнесла Екатерина. - Вы самый добрый человек, которого я только знаю.

-- Такой душевной чистоты я достиг долгими днями раскаяния, покаяния и взыванием о помощи к Пресвятой богородице, дитя мое, - ответил Пьер Ланже, ласково погладив по голове девочку. - И я надеюсь, что тебе никогда не придется испытать моих прежних мучений.

-- Так и будет, отец Ланже, ведь я решила остаться здесь и принять постриг, - горячо воскликнула Екатерина Ланкастер, выдавая свое самое заветное желание. Аббатство де Сенанк казалось ей надежным убежищем от мира, безумного своей жестокостью, цветущим садом любви посреди пустыни ненависти. Много раз Екатерина становилась свидетельницей того, как люди, потерпевшие жизненное крушение за стенами монастыря, возрождались к жизни благодаря стойкой вере монахов в милосердие бога. Особенно хорошо в старинном аббатстве становилось летом, когда зацветала лаванда, и ее запах смешивался с чистым горным воздухом. Тогда даже звездное небо становилось ярче, и весь мир казался подлинным совершенством.

Малолетняя принцесса скучала только по своему дедушке Рене и короле­ве-матери, которые отнюдь не были любителями посещения монастырей. И все же Екатерине Ланкастер довелось увидеться с Маргаритой Анжуйской, когда королева неизлечимо заболела язвой желудка. В надежде облегчить ее страдания королеву привезли в аббатство де Сенанк. Принцесса ожида­ла, что теперь мать призовет ее к себе, но напрасно. Тогда девочка по­тихоньку приблизилась к келье, отведенной Маргарите Анжуйской и увидела, что льстивые придворные ее матери теперь совершенно открыто показывают свое к ней равнодушие. Они были разочарованы тем, что их госпожа не могла вернуть себе прежнее величие, и считали зря потерянными годы, отданные службе королеве Маргарите.

Пользуясь безразличием придворных, Екатерина проскользнула в келью матери. Королева находилась совершенно одна и тщетно пыталась привстать с постели, чтобы позвать на помощь. Увидев дочь, Маргарита замерла, и неподвижно уставилась на нее. Екатерина в невольном порыве бросилась к ней, и, обняв ее, прошептала:

- Матушка, пожалуйста, не отталкивайте меня. Простите меня, матушка.

Она просила прощения у матери за то, что не оправдала ее надежд, за то, что ни разу не доставила ей никакой радости. Маргарита молчала, но слезы побежали по ее исхудавшим щекам, она прижала дочь к своей груди, и Екатерина в первый раз почувствовала ее материнскую любовь.

С их последней встречи прошло четыре года, но Екатерина не передумала принять постриг. Особенно она укрепилась в своем намерении, когда ее духовный отец Пьер Ланже стал аббатом де Сенанк. Дни Екатерины проходили в самых разнообразных занятиях: в молитвах, в переписывании старинных рукописей, в уходе за больными и раненными, обратившимися за помощью в аббатство де Сенанк. Для нее не было большей радости на свете, чем видеть как выздоравливающие люди все больше проникаются к обитателям монастыря теплыми чувствами. Постриг Екатерины немного отложился из-за того, что она пожелала собственноручно ухаживать за двумя итальянскими путешественниками, сильно пострадавшими от горных разбойников.

Спускаясь во двор, чтобы переменить в тазу воду, Екатерина вдруг заметила возле ворот аббатства крупный конный отряд воинов, да еще под знаменем с изображениями английских львов. "Что делают в нашем аббатстве англичане? " - испуганно подумала Екатерина, и ее сердце заныло от тревожного предчувствия. Особенно всполошилась принцесса, когда она узнала в одном из всадников графа Оксфорда. Девочке сразу захотелось уйти от него подальше, но спрятаться ей не удалось. Граф Оксфорд заметил ее, и, подойдя к ней с остальными рыцарями, неожиданно со своими спутниками преклонил перед ней колено, что заставило ее испуганно вскрикнуть.

- Собирайтесь, моя королева, мы приехали за вами, - сказал граф Оксфорд, делая вид, что не заметил ее испуга. - Настало вам время занять ваше законное место.

- Что вы такое говорите, граф? Моя мать назначила наследником Ланкастеров кузена Генриха Тюдора, - протестующим тоном произнесла Екатерина.

- Ваш благородный кузен убит вашими врагами и теперь никто, кроме вас, не может законно претендовать на корону Англии, - веско проговорил граф Оксфорд.

- Вы хотите сказать, что теперь пришла моя очередь погибнуть в вашей бесконечной войне? - запальчиво воскликнула Екатерина. - Умоляю вас, граф, уезжайте и оставьте меня в покое. Ни на что я не собираюсь претендовать. Мне предстоит принять постриг, я должна предаваться благочестивым размышлениям, а вы своими разговорами о мирском величии смущаете меня.

- Я бы повиновался вам, королева, если бы вы признали себя моей повелительницей, и пока вы этого не сделаете, я от вас не отстану, - упрямо заявил граф Оксфорд. - Я никогда не поверю, что дочь благородного Генриха Шестого и отважной Маргариты Анжуйской решится оставить верных слуг сво­их родителей на произвол судьбы. Мы клялись в вечной верности царствен­ным Ланкастерам и надеялись на их ответное к себе участие.

- Ах, я ничего не хочу слышать. Я не разбираюсь в ваших распрях! - Екатерина зажала свои уши руками и кинулась бежать прочь от опасного собеседника.

Убежав в монастырский сад, юная принцесса заплакала навзрыд. Не о борьбе за власть мечтала Екатерина. Она была уверена, что больше никогда в жизни не услышит о междоусобице в Англии, которая больше никоим образом ее не будет касаться, и вот появление мрачного графа Оксфорда, который вцепился в нее мертвой хваткой бульдога, разбило ее надежды на мирную жизнь и ее простые радости. Екатерина надеялась, что настоятель Пьер Ланже выполнит свое обещание взять ее с собой в поездку в столицу Ренессанса - чудесную Флоренцию, и главное, - в конце октября в Прованс должен был вернуться ее любимый менестрель Робер Верль из Сицилии, и спеть свои новые песни.

Вспомнив о настоятеле Ланже, Екатерина повеселела. Его ум обязательно поможет ей выбраться из затруднительной ситуации, он найдет способ избавиться от англичан, приехавших за нею. Принцесса была уверена - ее духовный отец любит ее и не захочет с нею расстаться. Надеясь услышать подтверждение этому, Екатерина поспешила к настоятелю.

Очевидно, граф Оксфорд успел побывать у Пьера Ланже раньше ее, поскольку из его комнаты явно говорили о состоянии дел в Англии. Но беседовал с настоятелем не граф, а аббатиса Беренгария. Екатерина невольно остановилась и прислушалась к разговору.

-- Явное безумие посылать на этот остров ребенка, отец де Сеннанк, - возмущалась аббатиса. - Как может малолетняя Екатерина уцелеть в ожесточенной борьбе, в которой погибли могучие рыцари, гораздо более ее сведущие в искусстве воины. А ей исполнилось всего четырнадцать лет, она не выживет в атмосфере постоянных заговоров и интриг. Согласиться выполнить требование графа Оксфорда все равно, что согласиться отдать ягненка стае кровожадных волков.

-- Вы забываете о божьей воле, что вам вовсе не к лицу, матушка, - проговорил Пьер Ланже с такой суровостью, что Екатерина с трудом узнала его голос. - Я тоже не менее вас надеялся, что молодой граф Тюдор останется единственным претендентом от Ланкастеров на корону Англии и Екатерину минует опасная участь быть вовлеченной в войну Алой и Белой роз. Если этого не произошло, значит, мы не правильно понимали волю бога. Екатерине следует отправиться в Англию с графом Оксфордом. Она родилась на английском троне, с первых минут ее существования на белом свете ей было предназначено быть владычицей своей страны и ее судьба быть королевой Англии вне наших взглядов и желаний. Я тоже ничего хорошего не жду от этого предприятия для нашей при­нцессы кроме возможного пленения и ранней смерти, - ее враги слишком могущественны, - но каждый должен нести свой крест!

Екатерина замерев, впитывала в себя каждое слово аббата Ланже. Его ду­ховный авторитет был так велик, что она не усомнилась в верности ни одного его слова. Подслушанный разговор произвел полный переворот в душе Екатерины, и она с бесчувственной покорностью дала согласие графу Оксфорду на свой отъезд.

Проживающие в аббатстве дамы благородного дворянского происхождения почтительно сняли с наследницы английского престола грубое монастырское одеяние из простого холста, надели на нее парчовое платье с золотой вышивкой, и заплели ей косы с жемчужными нитями. Екатерина Ланкастер приобрела облик особы королевского происхождения, за которой приехал отряд знатных англичан, и они с немалым чувством удовлетворения увезли ее из стен аббатства де Сенанк.

Екатерина тайком проплакала всю дорогу до Парижа, оплакивая гибель кузена Тюдора и свою участь. Принцесса была уверена, что едет в Англию за своей гибелью, а она была очень молода, и ей хотелось жить всем своим существом. Грубое веселье окружавших ее английских баронов навевало на нее еще большую тоску. Но перед встречей с Карлом Восьмым Екатерина постаралась взять себя в руки, и с полным самообладанием говорила с фран­цузским королем, обещая ему от своего имени быть ему верным союзником и никогда не начинать войны с Францией.

Вступив на берег Англии, Екатерина окончательно распрощалась со своей жизнью. Она решила посвятить себя усилиям, которые способствовали бы увеличению благосостояния ее королевства и согласию с ее совестью. Сначала Екатерина направилась в военный лагерь Тюдоров, встретилась со своим дядей лордом Джаспером и познакомилась со многими своими сторонниками из английской знати, затем поехала в хорошо укрепленный город Лестер, где содержались главные пленники, взятые после Босвортской битвы.

Узнав, что в тюрьме содержится сам король Ричард Третий, Екатерина Ланкастер выразила желание встретиться с ним и с его людьми. Сами пленники не горели желанием встречи с дочерью своих заклятых врагов, которая сама стала их главной противницей. Но неповиновение грозило им еще большим унижением, поскольку Джаспер Тюдор отдал их под надзор одного из самых больших ненавистников Ричарда Третьего - лорда Томаса Леукнора, чей замок Бодиам король захватил и его семью пленил. Лорд Леукнор не упустил бы случая поиздеваться над пленниками, если только они подали к тому повод.

Изнуренные долгим плохим содержанием в цепях, пленники медленно поднимались по ступенькам вверх в наиболее благоустроенную часть башни. Екатерина в то время находилась возле горящего камина, тщетно пытаясь согреться: она не привыкла к суровому английскому климату, и от преждевременно наступивших холодов ее не спасало даже теплое платье из плотного зеленого бархата.

Появление группы людей в оковах, одетых в изодранную в клочки одежду, заставило ее забыть о холоде. Екатерину обдало жаром волнения, - от этой первой встречи многое зависело и в жизни этих людей, и в ее судьбе.

Принцесса Ланкастер подошла к пленникам, и они увидели подростка, который только что стал девушкой. Екатерина находилась в том возрасте, когда люди больше всего похожи на ангелов. Ее черты лица окончательно сформировались, сменив их детскую неопределенность, но чистота их линий еще не была потревожена неумолимым временем. Свежесть красок подчерки­вала прелесть ее облика, и делало его незабываемым отпечатком особой душевной ясности. Строгий ценитель мог найти кое-какие изъяны ее внешности, но большинство зрителей сочли бы, что более совершенные линии лица не нужны такому обаятельному облику, прекрасному своим соответствием душевной чистоты и оригинальной внешности. На свою мать, Маргариту Анжуйскую, чего сильно опасались товарищи Ричарда Третьего, разделявшие с ним его пленение, Екатерина мало была похожа, она напоминала ее разве что гибкой фигурой и темными глазами. Овал лица и светлые каштановые волосы Екатерина унаследовала от своего отца.

Екатерина Ланкастер рассматривала пленников не менее внимательно, чем они ее. Она тоже опасалась этой встречи, боясь, что все ее детские страхи, в которых фигурировали беспощадные к ней Йорки, окажутся правдой. Но вместо чудовищного горбуна, чья кровожадность сразу бросалась бы в глаза, Екатерина увидела молодого мужчину с приятным, хотя и изнеможенным от многих лишений лицом, имеющим чуть непропорциональную фигуру. Его спутники тоже ничем не отличались от обычных людей, если не счи­тать крайней изнуренности, напомнивших ей многочисленных страдальцев, искавших приюта в ее родном аббатстве. Над ними черной тенью висело присутствие лорда Томаса Леукнора, которого даже присутствие принцессы не могло заставить отвести от них взгляд, полный открытой ненависти.

Ричард Третий острее всех переживал униженное положение пленника и, не выдержав, он первый прервал затянувшееся молчание.

- Если вы вдоволь насмотрелись на нас, госпожа Ланкастер, то проявите христианское милосердие, отпустите нас назад в темницу, - резко проговорил бывший король. - Многие из нас получили столь тяжелые раны, что теперь недолго могут стоять на ногах.

Лорд Леукнор как коршун, кинулся к нему, и гневно заявил:

- Хотя бы вы все и подохли, как паршивые собаки, мир бы ничего от этого не потерял. Многие совестливые люди сочтут, что способствовать гибели мятежников это благое дело!

- Я считал по правилам рыцарской чести - врагов можно изводить только в открытом и честном бою, а не морить беззащитных пленников. Вы не благородный человек, лорд Леукнор, - сжал свои тонкие губы Ричард.

- Тебе ли толковать о благородстве, узурпатор Йорк?! Благодаря твоим стараниям и стараниям твоих подлых родичей, наша королева Екатерина долгое время была лишена своих законных прав. От этого в нашем королевстве следовала одна беда за другой - принялся было горячо доказывать лорд Леукнор, но Екатерина, видя, что словесная перепалка между ним и королем Ричардом приобретает опасный оборот, поспешно прервала своего защитника следующими словами:

-- Лорд Томас, прошу вас, успокойтесь, от вашей запальчивости может быть больше зла, чем пользы. Избегайте употреблять по отношению к королю Ричарду слово "узурпатор" пока парламентский суд не докажет этого.

-- Разве нас еще не осудили? - изумленно спросил Ричард Третий, вспомнив указ Генриха Тюдора.

- Я намереваюсь пригласить как можно больше известных европейских юристов, чтобы они раз и навсегда прояснили вопрос по поводу наследования английской короны, - твердо заявила Екатерина. - Я встретилась с вами только затем, чтобы сообщить вам об этом и избавить вас от неизвестности по поводу вашей дальнейшей участи. В следующий раз, король Ричард, мы увидимся с вами в Вестминстере, на парламентском суде, где кроме нас будут присутствовать другие особы, имеющие основания претендовать на английский престол, - сыновья вашего брата Эдуарда Четвертого, дети покойного герцога Бекингэма, граф Уорик, и Джон де Поль - сын вашей сестры герцогини Суффолкской. Если решение суда будет не в мою пользу, я удовольствуюсь герцогством Ланкастерским на что, как мне кажется, я имею полное право.

- Парламент уже собирался по этому вопросу, и высказался недвусмысленно и ясно. Только Йорки имеют право на английскую корону, а мой господин Ричард имел первоочередное право наследования в момент смерти короля Эдуарда Четвертого, поскольку граф Уорик был восстановлен в пра­вах парламентом только год спустя по настоянию короля, - не сдержавшись, сказал граф Суррей. Но его гневная отповедь не смутила душевной безмятежности Екатерины Ланкастер.

- Как ваше имя, милорд? - терпеливо спросила она.

- Эдвард Ховард, граф Суррей, - назвал себя тот, и Екатерина продолжила свою речь:

- Вы верно говорите, граф, но упускаете из виду одно обстоятельство. В момент того заседания парламента, о котором вы упомянули, в зале суда присутствовали юристы только семейства Йорков, так что их решение трудно назвать беспристрастным. Я же пригласила в суд не только законников моей семьи и вашей стороны, но и юристов из Франции, Италии и Бургундского герцогства - союзника Йорков. Надеюсь, вы согласитесь с моим предложением, - предположила принцесса Ланкастер, посмотрев на короля из рода Йорков. Ричард встретился с ней взглядом, и тут же отвел свои глаза, словно их ослепила мощная вспышка солнечного света. Но неведомая сила заставила его снова искать ее взгляд, словно в нем содержались ответы на все его вопросы.

- Если так обстоят дела, то я согласен с вашими намерениями, принцесса, - высказался Ричард.

-- Еще бы тебе не согласиться, Йорк, ведь все складывается для тебя как нельзя лучше, - возмущенно фыркнул лорд Леукнор. - Вместо казни под топором, которую ты заслужил, обрекая на эту смерть лучших людей Англии, противящихся твоей тирании, благодаря мягкосердечию моей госпожи тебя ждет лишь справедливый суд, и то касающийся не твоих злодеяний, а твоих сомнительных прав.

-- Лорд Томас, окажите мне услугу, - окликнула его Екатерина.

- Да, моя госпожа.

- Возглавьте мою охрану в дороге. Я собираюсь ехать к моему дяде лорду Джасперу и поговорить с ним, - непреклонно сказала Екатерина, видя, что Леукнору не по душе ее поручение. Но он не посмел ей возразить­, и, выходя из зала, бросил на пленников растерянный и возмущенный взгляд хищника, у которого отняли его добычу.

- Я вижу, лорд Леукнор плохо обращается с вами. Не можете вы назвать мне имя моего сторонника, на чьем попечении вы предпочли бы находиться, - мягко обратилась к пленникам Екатерина.

- Думаю, миледи, им бы мог стать граф Стэнли, - осторожно предположил герцог Норфолк, видя, что король не склонен отвечать на этот вопрос - для него все лорды из стана Ланкастеров-Тюдоров были одинаковы. - Он коварен, но не жесток.

- Вот уж нет, я предпочитаю иметь дело с лордом Леукнором, который, по крайней мере, открыто показывает мне свою вражду, чем с этим двуличным изменником, - резко высказался Ричард, который до сих пор не мог простить себе, что доверился мужу Маргарет Бифорт.

- В таком случае, милорды, я сама найду вам нового стража, - пообещала им Екатерина, и приказала своей охране отвести пленников в соседнее помещение, более пригодное для жилья, чем их бывший застенок.

Поразмыслив немного, Екатерина решила доверить надзор за Ричардом Третьим и его людьми капитану французских наемников Филиберу де Шанде. Его, как иностранца, мало касались перипетии войны Алой и Белой роз, у него не было ни одной причины для личной ненависти к Ричарду Третьему, он сражался на стороне Генриха Тюдора исключительно ради платы. Любезный француз согласился выполнить поручение принцессы Ланкастер, включая обязательство хорошего обращения с пленниками и заботы о них.

Екатерина с легким сердцем начала готовиться в дорогу, а капитан Шанде тут же приступил к своим новым обязанностям. Для узников была доставлена теплая вода для мытья и новая чистая одежда. Они в первый раз за много дней отведали нормальной еды, состоящей из горячего бульона и запеченной дичи, а не остатки обеда остававшегося после слуг. Все происходящее казалось пленникам нереальным сном, и они испытывали невольную благодарность к Екатерине, чье имя раньше вызывало у них только ненависть.

Ричард Третий как всегда воспринимал события глубже и острее своих приближенных. В то время как они пустились в горячее обсуждение встречи с принцессой Ланкастер, он замкнулся в себе, прислушиваясь к незримо начавшейся новой работе своей души, и даже не услышал, как к нему обращается герцог Норфолк.

- Государь, вы видели примету, ведь вы стояли к принцессе ближе всех? - был вынужден тот повторить свой вопрос.

- Я не смотрел на ее руки, я смотрел на ее лицо, - рассеянно ответил Ричард, совсем забывший, как он договаривался с соратниками обнаружить наличие или отсутствие родинки - доказательства происхождения Екатерины Ланкастер. Но лорд Феррерс, стоявший позади короля, утверждал, что родинка была, и Ричард был склонен с ним согласиться, - знакомство с принцессой Екатериной захватило его сердце без остатка.

Заслышав шум во дворе, предвещавший отъезд Екатерины, он бросился к окну, движимый желанием еще раз ее увидеть, и оставался стоять на месте еще долгое время после того как кортеж принцессы скрылся из вида, весь во власти противоречивых мыслей и чувств.

Пытаясь вывести своего короля из прострации, рыцарь Кэтсби спросил:

- О чем вы думаете, государь? - и к своему удивлению получил от него немного сбивчивый ответ: - Принцесса так молода, Уильям, она ровесница моей дочери и носит тоже имя, что и она... Трудно питать к ней вражду.

- Но если мы этого не будем делать, государь, Ланкастеры нас погубят - заметил герцог Норфолк.

Ричард ничего не ответил на это замечание, но, начиная с этой минуты, его приближенные явственно ощутили произошедшую в нем перемену. Исчез монарх, находившийся в постоянном гневе из-за непокорства своих подданных, исчез воин, яростно ненавидевший своих врагов. Вместо них в Ричарде вдруг проявился придворным кавалер, трепетно подвластный всем движениям своего сердца и умело придававший им форму, предписанной канонами куртуазной науки. Речь Ричарда стала мягкой, плавной, полной многих метафор и блестящих сравнений. Он стая гораздо терпимее к людям и их недостаткам, чувствовал желание творить для них благо в благодарность за тот подарок судьбы, которым стала для него встреча с Екатериной Ланкастер.

Сама Екатерина переживала не самые приятные минуты, объясняясь по его поводу с лордом Джаспером Тюдором. Когда она приехала в военный лагерь, чтобы обговорить дальнейшие действия, то обнаружила, что лорд Томас Леукнор уже успел нажаловаться ее дяде за то, что она отстранила его от надзора за пленным Ричардом Третьим. Лорд Джаспер пришел в немалое изумление, выслушав рассказ Леукнора. Разумеется, Маргарита Анжуйская рассказывала ему о странностях своей дочери, но он и предположить не мог, что необычность принцессы Екатерины дойдет до того, что она будет делать явные поблажки своему кровному врагу. Лорд Тюдор попытался сделать строгое внушение своей царственной племяннице, указывая на необходимость публичной устрашающей казни для Ричарда Третьего и его соратников, и наткнулся на не менее твердое заявление Екатерины, что она никому не собирается подписывать смертный приговор: ни о какой мести Йоркам с ее стороны и речи не может идти. Лорду Джасперу с его неприятными предчувствиями оставалось только готовиться к походу на столицу.

На пути в Лондон Екатерина заметила, что население отнюдь не радо возвращению Ланкастеров, вернувшихся в Англию при помощи французских наемников. Также неприветливо встретили ее 1 декабря 1485 года и лондонцы, - из их памяти еще не выветрилось воспоминание, как армия ее матери Маргариты Анжуйской разграбила город и сожгла половину его домов.

Вступив в столицу, Екатерина первым делом направилась в Тауэр, но не для того, чтобы захватить арсенал или забрать корону, как думали сторонники Йорков. Не обращая внимания на королевскую сокровищницу Англии, принцесса спустилась в подземную тюрьму, где уже пятнадцать лет томился верный слуга Ланкастеров Роджер Гриффитс, пострадавший за верность ее отцу Генриху Шестому. Он наконец-то дождался двойной радости - радости освобождения и радости видеть свою обожаемую принцессу. Однако потрясение оказалось слишком велико для его ослабевшего сердца, и он умер два дня спустя в Брукском замке Джаспера Тюдора, где остановилась жить принцесса Ланкастер.

На парламентское заседание в Вестминстере Екатерина пришла в траурном платье по умершему Роджеру Гриффитсу. Скорбь ее была так велика, что она вовсе не прислушивалась к прениям законников, поглощенная собственным бессилием достойно вознаградить преданного слугу. Защиту ее интересов взял на себя Джон Мортон, епископ Илийский.

Ричарда ее безучастный вид занимал больше, чем все происходящее вокруг. Все обстояло так, как обещала ему Екатерина, - на заседании присутствовали юристы из пяти европейских стран, на чье справедливое и беспристрастное мнение можно было положиться. Были также дети герцога Бекингэма, его племянники Уорик и Джон де Поль, чьи права также досконально разбирались по каждому пункту. Несколько встревожило Ричарда отсутствие сыновей Эдуарда Четвертого, но он успокоил себя объяснением, что королеве Елизавете было бы неприятно, если бы ее дети целый день слушали бы о своей незаконнорожденности, поэтому она не пустила их в Вестминстер. Думая об этом, Ричард пропустил первую часть судебных прений, и стал прислушиваться, когда понял, что против прав Екатерины Ланкастер на английский престол имелись серьезные возражения, выдвинутые советником его сестры Маргариты Бургундской Филиппом де Коменжем. Во-первых, существовал юридический акт, по которому Генрих Шестой передавал права на английский престол Йоркам; во-вторых, род Ланкастеров происходил от незаконнорожденного сына первого герцога Ланкастера, и вообще не мог иметь прав на престол, поскольку в свое время силою сверг законного короля Ричарда Второго, прямого, наследника своего деда Эдуарда Третьего. Джон Мортон блестяще опроверг эти возражения.

- Покойный государь Генрих Шестой подписал акт под силовым принуждением Йорков, которые первые нарушили взятое в нем свое обязательстве чтить в нем своего короля, что сделало документ недействительным. Вопрос о передаче Йоркам престола возник из-за отсутствия у короля наслед­ников, и поскольку у Генриха Шестого все же появились дети по милости божьей, этот вопрос отпадает сам собой, - говорил он. - Далее. Граф Джон Ланкастер был соответствующим образом узаконен своим отцом, чему я могу предъявить доказательства. Если игнорировать подобные документы, то тогда становится непонятным, для чего существует юриспруденция, и чем мы с вами сейчас занимаемся. И Ричард Второй указал на потомков герцога Ланкастера как на своих наследников, чтобы обеспечить прямую преемственность власти. Следовательно, пока существуют потомки герцога Ланкастера, других наследников быть не может, какими бы правами они не обладали. Что касается низложения Ричарда Второго, то если принимать подобные факты во внимание, придется признать, что никто из присутствующих здесь наследников не имеет прав на трон - все они происходят от короля Эдуарда Третьего, который силой сверг своего отца с престола с помощью своей матери Изабеллы Французской и барона Роджера Мортимера!

Желающих поспорить с умелым оратором епископом Илийским не нашлось, и представитель римского папы Лоренцо Монтини уточнив напоследок у старшего сына герцога Бекингема, может ли он представить дополнительные документы в свою пользу и, получив отрицательный ответ, торжественно объявил вердикт всех судей:

- Да здравствует Екатерина, Божьей милостью королева Англии!

Его возглас подхватили почти все присутствующие кроме самых упорных сторонников Ричарда Третьего:

- Да здравствует Екатерина, Божьей милостью королева Англии!

Этот крик вывел Екатерину из ее задумчивости. Она глубоко вздохнула, прощаясь со своей скорбью и ощущая необходимость своего участия во всем происходящем вокруг. Сперва она своим негромким, но четко поставленным голосом поблагодарила своих сторонников за поддержку, затем перевела свой взгляд на пленного Ричарда Третьего.

- Милорд, если вы сейчас отречетесь от престола и дадите мне клятву верности, то вы и ваши люди получите немедленное освобождение и полное прощение своих проступков против рода Ланкастеров, - сказала Екатерина.

Ричард заколебался. Он настолько свыкся с мыслью, что является законным королем Англии, что ему было трудно отказаться от этого утверждения. С другой стороны, он не мог найти серьезного возражения против предложения Екатерины, оно не противоречило его представлениям о чести. Ее же предложение было лучшим выходом из ситуации их династического противостояния. Ричард опустился на одно колено и медленно произнес слова отречения и клятвы верности.

Екатерина облегченно вздохнула, - ей решительно не хотелось снова отправлять его в тюрьму, - и во всеуслышание объявила:

- Возвращаю вам титул герцога Глостера и связанные с ними земельные владения. Что касается герцогства Йоркского, то, учитывая ваши сложные запутанные семейные отношения, придется разобраться с этим вопросом на дополнительном судебном заседании. Благодарю вас за внимание, милорды, и надеюсь увидеть вас завтра, поскольку накопилось много имущественных споров.

Стремясь поскорее завершить этот трудный день, Екатерина спешила удалиться в свои покои в Вестминстере, но дорогу ей преградил мрачный лорд Джаспер:

-- Племянница, вы сегодня подписали смертный приговор не только себе, но возможно всем нам, вашим верным слугам. Ричард Йорк, которого вы отпустили на свободу, не успокоится, пока не вернет себе и своему роду прежнее царственное положение, - жестко произнес он. - Королевское милосердие к изменникам Йоркам имеет пагубные последствия, достаточно вспомнить трагическую судьбу вашего отца Генриха Шестого, которого я до сих пор оплакиваю.

-- На все воля божья, - устало произнесла Екатерина, не желая с ним спорить и не желая объяснять ему, что простилась со своей жизнью давно, при отъезде из аббатства де Сенанк.

А Ричард, герцог Глостер, наслаждался вновь обретенной свободой, быстро проезжая на коне по лондонским улицам и ласково кивая бурно приветствующим его лондонцам. Он чувствовал, что для него наступает новая жизнь, и был готов с воодушевлением принять от нее новые сюрпризы.

К его удивлению, в городском доме Йорков Бейкардз-касл его встретила невестка Елизавета Вудвилл, явно обрадованная его появлением. Она выглядела как женщина, избежавшая смертельной опасности и видевшая в нем своего единственного защитника.

-- Ричард, как я счастлива, что ты, наконец, вернулся домой! - воскликнула королева Елизавета, быстро подходя и протягивая к нему свои руки.

-- Что случилось, Элизабет? - с беспокойством спросил Ричард: он никогда не был дорог своей невестке настолько, чтобы ее взволновало его появление.

- Я должна покаяться перед тобой, Ричард, и попросить у тебя прощения за все мои интриги, направленные против тебя в сообщничестве с Генрихом Тюдором, - ответила, дрожа, королева. - Не смотря на все наши договоренности с тобой, я не смогла примириться с тем, что мои сыновья потеряли свое положение первых лиц в Англии. Я изыскивала способы вернуть им корону, не смотря на здравый смысл. Но когда я услышала о твоей гибели в Босвортской битве, то погрузилась в безграничную печаль, - ты за год сделал мне больше добра, чем вероломный Эдуард за двадцать лет.

-- Да, я подозревал о твоем сообщничестве с Тюдором, Элизабет, но у меня не хватило решимости бороться с тобой, вдовой моего любимого брата, - грустно признался Ричард. - Я предпочел думать, что если я уничтожу Генриха Тюдора, эта проблема решится сама собой.

-- Бог чуть не покарал меня за это, - на глазах Елизаветы показались слезы. - Генрих Тюдор подкупил твоего слугу сэра Джеймса Тиррела, что бы он убил моих сыновей Эдуарда и Ричарда в Тауэре. Их спасло только чудо, гибель Генриха Тюдора и воцарение Екатерины Ланкастер. Только тогда я поняла, насколько жизнь моих мальчиков важнее короны, и как ты был прав, предостерегая меня от блестящей, но опасной королевской участи.

-- Эдварда и Ричарда хотели убить?! - Ричард Глостер побелел от ужаса, представив себе, какая смертельная опасность грозила его любимым племянникам. - Где они, я хочу их видеть!

-- Они здесь, наверху, в детской, - Елизавета показала на одну из лестниц в доме, и Ричард быстро поднялся по ней наверх, движимый желанием убедиться, что с принцами все в порядке.

В детской комнате оба племянника радостно бросились к нему, приветствуя его возвращение. Ричард прижал их светловолосые головы к своей груди, и в волнении проговорил:

- Теперь вы всегда будете рядом со мной, я с вас глаз не спущу, пока вы не вырастете.

Затем к нему на шею бросилась принцесса Сесиль, проживающая с брать­ями, и Ричард с удовлетворением отметил, что и с племянницей на первый взгляд все обстоит благополучно. Наговорившись с королевой Елизаветой и ее детьми, рассказав им, что ему пришлось пережить за последние ме­сяцы, Ричард с признательностью произнес:

-- Я и многие мои люди живы только благодаря великодушию Екатерины Ланкастер.

-- Да благословит ее бог! - восторженно воскликнула принцесса Сесилъ.

-- Вряд ли стоит призывать божье благословение на соперницу величия дома Йорков, - вновь нахмурилась честолюбивая Елизавета.

-- Спасение жизней моего дяди и братьев дает мне основание так поступать, - нашлась принцесса Сесиль.

-- Да, мы остались живы только потому, что Джеймс Тиррел узнал, что Екатерина Ланкастер не одобряет казней, - подтвердили принцы.

-- Где этот негодяй? - резко спросил Ричард.

-- Он сбежал во Францию, опасаясь твоего гнева, - ответила Елизавета.

-- Ничего, я еще до него доберусь, - угрожающе пообещал Ричард, и спросил о своем сыне Джоне Глостере.

-- Джон был вместе с нами, с тревогой ожидая известий о вашей участи. Услышав новость, что вас, дядя, отпустили на свободу, он успокоился и сказал, что ему нужно посетить кулачные бои. Якобы вам, дядя, нужно непременно знать, кто сейчас является самым искусным бойцом в Лондоне,- недовольно проговорила Сесиль.

Ричард грустно улыбнулся - его сын оставался верным себе, самым главным в его жизни оставались развлечения. А он давал унизительную процедуру отречения от престола не в последнюю очередь движимый желанием поскорее увидеть своего дорогого мальчика.

Перед тем как пойти на отдых, Ричард послал гонца с распоряжением скорого приезда к нему старшей племянницы Елизаветы из замка Шеррифф - Хаттон, желая, чтобы в это беспокойное время как можно больше юных наследников Йорков были под его крылом.

Екатерина на следующий день после судьбоносного заседания парламента принялась вознаграждать своих сторонников за верную службу. Сначала она поторопилась выплатить деньги французским наемникам и выслать их из Англии, видя, как не нравится лондонцам их присутствие. Затем юная королева произвела в рыцари несколько воинов, особо отличившихся в Босвортской битве, и стала наделять новыми титулами своих приближенных. Лорд Джаспер, граф Пембрук, получил титул герцога Бедфордского: Томас, лорд Стэнли и его жена Маргарита Бифорт, мать Генриха Тюдора, были пожалованы Екатериной графским достоинством Дерби, а сорат­ник Тюдоров Эдвард Кортни стал графом Девонским. Лорду Томасу Леукнору был возвращен замок Бодиам, и в награду за свою верность он был наделен титулом барона.

Возвращение имущества, присвоенного людьми Йорков, и вознаграждение сторонников Ланкастеров стала немалой головной болью для Екатерины, поскольку права обеих сторон были весьма запутанны и неопределенны. Несколько раз она решала проблему тем, что одному из претендентов отдавала собственность, другого наделяла за отказ от нее выгодной должностью. Юная королева то и дело заседала в зале суда, выслушивая длинные юридичес­кие прения, и разбирала целые кипы документов. Во время этого занятия ей не раз приходилось рассматривать бумаги, составленные при личном участии короля Ричарда Третьего, и она ясно видела, что только душевное благородство двигало им в решении многих вопросов, когда он поступал даже в ущерб своим интересам. Изучение его писем помогло ей лучше узнать его. Ричард стремился стать не надменным властелином, далеким от надежд и чувств своих подданных, а первым среди равных по благородным качествам натуры людей. И Екатерины часто жалела о том, что вражда их семей не позволяет ей видеть Ричарда Глостера в числе своих друзей. А преданный друг был ей нужен как никогда, ибо те друзья, которые у нее были, возмущались ее поступками и грозили ее покинуть. Как не старалась Екатерина угодить своим сторонникам, они были недовольны тем, что Ричард Третий и его люди были отпущены на свободу и занимали такое же положение, как и до Босвортской битвы, разочарованы тем, что королева не дала им грабить сторонников Йорков и никак не мстила им за свое изгнание и их лишения. Они же надеялись найти в ней вторую Маргариту Анжуйскую. Новый герцог Бедфорд до хрипоты в голосе уговаривал племянницу одуматься и нанести последний сокрушительный удар Йоркам.

-- Йорки и Ланкастеры никогда не смогут ужиться вместе, одному роду суждено исчезнуть с лица земли, чтобы процветал другой, так пусть же здравствует род Ланкастеров, - твердил он. - Немедленно прикажите схватить Ричарда Глостера и его рыцарей, предайте их скорой казни!

-- Я не согласна с вами, дядя, Йорки мои подданные. Сколько бы горя они не причинили мне в прошлом, я должна заботиться об их благе, - ответила ему Екатерина.

-- Ну, если вы так думаете, то не жалуйтесь, если ваши враги погубят вас в ближайшем будущем, - задохнулся от возмущения лорд Джаспер. - Да будет вам известно, Екатерина, что бургундская герцогиня Маргарет Йоркская снаряжает войско для своего обожаемого братца Ричарда с целью вернуть ему английскую корону. Если их намерения увенчаются успехом, то где же мы тогда все окажемся?

-- На все воля божья, - последовал неизменный ответ Екатерины, но на душе у нее стало тоскливо. Возможно герцог Глостер, не смотря на свою клятву верности ей, видит в ней только врага своей семьи, и месть будет основным мотивом в его отношении к ней. Но Екатерина не стала изменять своим принципам даже в случае угрозы с его стороны.

Благодаря тому, что в детстве Екатерина внимательно слушала предания о злоключениях сторонников Ланкастеров, она хорошо знала историю большинства английских знатных семей, и это позволило ей решить большинство их проблем до праздника Рождества. Получив временную передышку, Екатерина издала новый указ, способствующий достижению согласия между сторонниками Йорков и Ланкастеров, а значит мира в стране. Она велела, чтобы сотня знатных юношей и девушек с обеих сторон поселилась при ее дворе. Юная королева рассудила, что ее ровесники будут более склонны к миролюбивым занятиям и любовным играм, чем к междоусобной вражде их родителей, - их браки по личной склонности быстрее изгонят из Англии призраков гражданской войны.

Первые десять юношей и девушек прибыли в Вестминстер в канун Рождества, и Екатерина разослала праздничные приглашения на бал, как Ланкастерам, так и Йоркам.

Ричард получил свое приглашение от юной королевы не в самое благоприятное для себя время - из-за его небрежения на нем снова открылись плохо залеченные раны, и герцог Глостер почти все время находился в постели. Но, получив приглашение, Ричард немедленно встал и начал одеваться, не смотря на возражения врача, - он не мог упустить возможности лишний раз увидеть Екатерину. Его приближенные, граф Суррей и виконт Лавелл, неохотно последовали за ним. Им вовсе не хотелось видеть торжество сторонников Ланкастеров, но они не могли отпустить явно нездорового герцога Глостера без всякой поддержки, от любого неосторожного движения у Ричарда возникала острая боль.

Вестминстер они застали ярко освещенным и весьма оживленным, повсюду толпились празднично одетые люди. В нем Ричард был уже не хозяином, а гостем, но благодаря тому, что Вестминстерским дворцом теперь владела Екатерина, он казался Ричарду более великолепным и торжественным, чем он привык его видеть.

В парадном зале вновь прибывшие гости увидели почти всю знать юго-западной Англии, издавна поддерживавших Ланкастеров, а также незнакомых им лордов, прибывших из Уэльса. Королева Екатерина, стоя на возвышении, беседовала с лондонским мэром и графом Нортумберлендом. Новоиспеченный герцог Бедфорд неотступно следовал за нею, не выпуская ее из своего надзора. Молодежь собралась возле группы играющих музыкантов и увлеченно танцевала первые танцы, не дожидаясь официального начала праздника.

Когда большинство собравшихся заметило запоздавших гостей, в зале возникла тишина, волнами катившаяся на остальные ряды придворных. Постепенно смолк смех и говор, и спутники герцога Глостера поняли, что здесь им откровенно не рады, в особенности бывшему королю.

Екатерина не дала затянуться этому угнетающему молчанию. Приветливо улыбаясь, она приблизилась к последним приглашенным гостями, и мягко произнесла:

- Очень рада вас видеть, милорды, мне не хватало только вас. Надеюсь, в этот святой для нас праздник Рождества, мы с новой силой ощутим связь между нами как верные последователи Христа.

-- Таков долг всех христиан, моя королева. Мы будем ждать от вас приглашения посетить вместе с вами все рождественские службы, - с поклоном ответил ей Ричард, и тут же ощутил в своем теле нестерпимую боль. Граф Оксфорд заметил его невольную гримасу, и вполголоса, но с возмущением сказал своим соседям:

-- Удивляюсь долготерпению королевы, имеющей дело с этим надменным Йорком. Он не может сдержать своей злобы даже в обычном разговоре, требующем элементарной вежливости.

Мнения графа Оксфорда придерживался не только он. Лорд Джаспер выступил вперед и резко сказал, не удостаивая Йорков ни одним приветстве­нным словом:

- Екатерина, с тобой хочет побеседовать архиепископ Кентерберийский. Ты заставляешь его ждать.

Юная королева послушно последовала за своим дядей, и после обмена любезностями с высшим церковным сановником Англии, подала знак к началу праздника. Мажордом вступил в центр зала и объявил начало танцев. Первым была церемонная павана, Екатерине предстояло самой выбрать себе партнера и тем самым показать, кому она желает оказать наибольшую честь в этом зале.

Екатерина медленно обвела взглядом присутствующих, и задержалась на Ричарде. Заметив это, лорд Джаспер поспешно прошептал:

- Ни в коем случае, ваше величество! Своим выбором вы обидите ваших верных друзей. Ни к чему привечать вашего смертельного врага, вы сами видели, как его передернуло от ненависти при разговоре с вами. Лучше выберите партнером графа Оксфорда или уэльского лорда Мэредада Фичана.

- Я все же постараюсь смягчить короля Ричарда, - еле слышно ответила ему Екатерина, и, преодолевая слабость, протянула свою руку по направлению к Ричарду, произнеся имя своего партнера: - Милорд Глостер!

Ее голос, называющий это имя, произвел эффект внезапной грозы. Все в который раз умолкли, ярко освещенный зал будто потемнел. Застигнутого врасплох Ричарда, не ожидавшего, что на него падет выбор королевы, ее обращение взволновало больше всех. Вместе с тем он засомневался, что сможет выдержать оказанную ею честь, так как чувствовал себя значительно хуже, чем при выходе из дома. Ему бы следовало воздержаться от любых движений, только в этом случае у него был шанс простоять до конца бала.

Екатерина напряженно следила за внутренней борьбой Ричарда Глостера, чувствуя все возрастающий страх перед публичным унижением быть отвергнутой наиболее опасным из своих подданных. Она уже начала раскаиваться в своем желании вызвать хоть какие-то дружелюбные чувства к себе у Йорка, когда Ричард отбросил все свои сомнения и шагнул ей навстречу. Не смотря на голос благоразумия, твердившего ему, что он поступает опрометчиво, Ричард не мог противостоять соблазну коснуться руки Екатерины и провести несколько упоительных минут в танце, думая только о ней.

Под взглядами своих растерявшихся приближенных, знавших сколь незавидно его физическое состояние, Ричард, собравшись с силами, поклонился Екатерине, поблагодарил ее за оказанную ему честь, и повел ее к началу блестящей танцевальной процессии. Все увеличивающаяся радость от близкого присутствия очаровавшего его юного существа поначалу столь укрепила Ричарда, что он почти не замечал своей боли, и присутствующие могли в некотором оцепенении наблюдать за зрелищем, казавшимся им прежде невозможным, - видеть как предводитель Йорков танцует с наследницей Ланкастеров.

Два танцевальных круга Ричард успешно преодолел, но на третьем стал все больше шататься и делать неверные движения. Екатерина с ужасом увидела, как побледнело и заострилось его лицо. Она инстинктивно протянула свои руки, чтобы помочь ему, но не смогла удержать его вдруг отяжелевшее тело, и Ричард без сознания упал к ее ногам. Граф Суррей и виконт Лавелл тут же кинулись к своему повелителю. Они расстегнули на нем темный, шитый серебром камзол и стало видно, что его белая рубашка все больше пропитывается кровью.

-- Как это произошло? - в недоумении спросила Екатерина, с жалостью глядя на кровавые раны находившегося в беспамятстве Ричарда.

-- - Милорд Глостер был цел и невредим, когда пришел к нам сегодня вечером.

-- Это не так, ваше величество, - отозвался граф Суррей. - Наш герцог получил столь тяжелые раны, что через время они снова открылись. Но благородный Ричард Йорк не посмел пренебречь вашей волей и явился на ваше приглашение.

-- Ах, я ничего не знала о тяжелом состоянии герцога, иначе бы мне и в голову не пришла мысль так рисковать его жизнью, - растерянно проговорила юная королева, и тут же отдала распоряжение своей прис­луге приготовить самую удобную повозку для раненого. Ричарда Глостера подняли с необходимой осторожностью и вынесли под охраной виконта Лавелла и графа Суррея, после чего королева потеряла всякий интерес к балу. Она велела доложить ей о состоянии герцога Глостера на следующий день, и при первой же удобной возможности покинула танцы.

Через несколько дней, когда в состоянии Ричарда наступило заметное улучшение, королева решила лично проведать его и подъехала со своей свитой к городскому дому Йорков Бейнардз-касл, не смотря на то, что ее сторонники уговаривали ее не делать этого. Для Ричарда ее приезд стал полной неожиданностью, но, не желая, чтобы Екатерина видела его беспомощным и ослабевшим, он приказал слугам задернуть все занавеси балдахина своей кровати. Герцогу оставалось только жалеть о том, что он много сил отдал написанию письма своей сестре Маргарите Бургундской, в котором просил ее воздержаться от присылки снаряженных ею войск - силы ему были нужны для разговора с Екатериной, все больше завладевавшей его воображением. Но герцогу Глостеру нужно было применить весь свой дар убеждения, чтобы остановить сестру. Маргарита обычно трудно поддавалась на сдерживающие уговоры, твердо веря в то, что ее долг способствовать возвышению своей семьи Йорков. Ричард полностью разделял ее убеждения, но чувствовал, что ему все труднее будет причинить какое-либо зло Екатерине Ланкастер, не говоря уже о том, чтобы начать против нее войну.

Не догадываясь о противоречивых мыслях Ричарда Глостера, Екатерина подошла ближе к его кровати, чтобы он мог хорошо слышать ее голос сквозь плотные занавеси, поздравила его с начавшимся выздоровлением и поделилась с врачом рецептами лечебных мазей, быстро заживляющие раны, которые использовались в ее родном аббатстве де Сенанк.

От ее ласковых слов Ричард чувствовал все большее облегчение своей душе, перенесшей в последние полгода слишком много жестоких потрясений, и все же он не мог не высказать вслух своего сомнения по поводу иск­ренности ее доброты к нему.

-- Вы проявляете ко мне столько участия, моя королева, что я все больше чувствую себя недостойным его, поскольку ничем не заслужил вашего хорошего ко мне отношения, - глухо проговорил он.

-- Вы ошибаетесь, милорд Глостер, я ваша должница, - живо откликнулась Екатерина. - Вы единственный почтили память моего отца и удостоили его останки приличествующему его сану похоронами. Такое не забывается... Когда вы окончательно поправитесь, хочу попросить вас о еще одном одолжении, - присоединитесь к моим молитвам за упокой его души возле его гробницы в Виндзоре.

Разумеется, герцог Глостер выполнил просьбу королевы, и вся Англия могла убедиться в воцарившемся между ними согласии. Этот факт весьма воодушевил сторонников Йорков, и даже позволил им с надеждой смотреть в будущее. Королева из рода Ланкастеров не только не подвергла их гонениям, но явно была склонна уважать их права наравне с правами своих сторонников. Лорды из северных областей Англии, посовещавшись с герцогом Глостером, окончательно решили признать Екатерину Ланкастер своей королевой и склонить ее начать войну за французское наследство, поскольку этого, по их понятиям, требовала честь Англии.

На следующий день после совещания делегация во главе с герцогом Глостером отправилась в Вестминстер. У Екатерины в это утро состоялся важный разговор со своими лордами, настаивающими на ее немедленной ко­ронации. Они откровенно недоумевали по поводу того, что Екатерина не спешит с проведением этого важного акта, окончательно закрепляющим за ней верховную власть в английском государстве.

-- Я не тороплюсь короноваться, поскольку все еще решаю, достойны ли вы быть моими подданными, - прямо заявила лордам Екатерина, чем и привела их в крайнее замешательство полным отсутствием у нее честолюбия. - Со дня нашей первой встречи вы часто игнорировали мою волю, иногда даже противодействовали ей, а так быть не должно.

-- Племянница, мы всего лишь старались подсказать вам, как поступить в той или иной ситуации, - нашелся герцог Бедфорд. - Вы еще очень молоды и неопытны, и вам нужно прислушиваться к голосу своих советников.

-- Как бы там ни было, вы не смеете противоречить мне, - не согласилась Екатерина. - Советы вы мне можете давать только, когда я спрошу их у вас. Для меня неприемлемо быть королевой лишь по названию и превращать корону в пустое украшение... - в зал вошел герольд и возвестил о прибытии партии Йорков. Екатерина с удовлетворением заметила:

-- Вот эти господа ни разу не возразили мне, хотя им, по вашим словам, не по душе моя власть.

-- Ваше величество, нужно смотреть на суть поступков, а не на форму поведения, - чуть не простонал граф Оксфорд, но Екатерина, больше не обращая внимания на своих собеседников, велела мажордому пригласить к ней приезжих йоркистов.

К растерянности Екатерины, герцог Глостер повел речь о деле, с которым она никак не могла согласиться, поскольку покой и благополучие ее родины Франции были ей не менее дороги, чем мир в Англии. Даже не дослушав герцога Глостера до конца, юная королева прервала его, сухо заявив, что он может не трудиться быть красноречивым, никакой дар слова не поможет ему добиться ее согласия по поднятому им вопросу. Изумленный непривычной резкостью юной королевы Ричард принялся настаивать на необходимости новой войны с Францией. К его уговорам присоединились его приближенные и даже несколько лордов из партии Ланкастеров, принявшие расписывать королеве выгоды от войны с французами. Но все их доводы оказались напрасными.

- Запомните, милорды, пока я королева Англии, англичане никогда не начнут войны с Францией, - сказала, как отрезала, Екатерина. - Французский король Карл Восьмой мой союзник, я клялась ему в вечной дружбе, и я не желаю становиться вероломной из-за вашего давления.

- И это говорит внучка Генриха Пятого, завоевателя Франции! - сокрушенно проговорил герцог Норфолк. Его слова прибавили гневной запальчивости Екатерине, но обрушила она ее на Ричарда Глостера.

- Не хочется напоминать, милорд, о вещах явно вам неприятных, но настало время прояснить, почему в битве при Босворте бог даровал победу не вам, а моему кузену Генриху Тюдору, - язвительно произнесла королева. - Господь устал терпеть безрассудные притязания англичан на соседнее королевство, постоянно уносящих тысячи жизней, и решил остановить постоянных разжигателей войны, не видящих ничего, кроме своего честолюбия, и попирающих его святую волю. Да, вы идете против воли бога, захватывая чужие земли, поскольку каждая страна имеет свою божественную идею, свое предназначение, и мешать им есть тяже­лое прегрешение, - усилила свой голос Екатерина, видя, что герцог Глостер пытается ей возразить. - Я отказываю вам в вашем прошении, поскольку, во-первых, оно игнорирование воли бога, во-вторых, это, безусловно, безумное предприятие. Англия обескровлена постоянными войнами, ей нужна не война, а длительный мир, который поможет ей восстановить свои силы.

Ричард уехал из Вестминстера разочарованный, он не ожидал отказа от Екатерины, которая, казалось, разделяла его понятия о чести.

- Королева по своей матери, месту рождения и чувствам является француженкой. Ее воспитание перебило даже ту малую толику английской крови, которая в ней есть. Пока Екатерина Ланкастер сидит на троне, нече­го надеяться на то, что Англия займет первое место среди европейских государств, - хмуро сказал Ричард своим приближенным, согласно кивающими ему своими головами. Он был не на шутку задет, поскольку являлся истинным патриотом своей родины, радеющим о ее славе, и притягательный ореол юной королевы Екатерины значительно померк в его глазах.

После этой ссоры в Вестминстере королева и герцог Глостер перестали видеться, считая каждый из них, что вправе быть недовольным другим. Но отходчивая Екатерина вскоре пожалела об их размолвке. Она захотела сделать шаг к примирению, но наткнулась на столь холодную сдержанность главы рода Йорков, что сочла за лучшее не испытывать его терпение, не догадываясь, что в глубине души Ричард терзается не меньше ее из-за их несогласия.

Неопределенное положение не то друга, не то врага длилось между двумя королевскими родами Англии до начала весны, когда была получена тревожная весть об иноземном вторжении. Двадцатитысячная армия шотландцев с примкнувшими к ним норвежцами и датчанами, шла на Лондон для грабежей, воспользовавшись внутренней смутой в Англии, Ситуация была настолько угрожающей, что требовала от всех англичан немедленных и решительных действий. Ричард созвал на совещание всех лордов союзных Йоркам в Сент-Олбенское аббатство, думая при этом, что юная королева не столь неправа, когда отказалась начать войну с Францией. Тогда положение Англии стало бы катастрофическим, она не смогла бы биться сразу на два фронта.

Екатерина тоже не могла думать ни о чем другом, кроме как о спасении своей страны. После получения известия она всю ночь провела в молитвах, прося бога вразумить ее и внушить ответ на вопрос как избежать смертельной опасности для Англии. Утро застало ее поникшей перед аналоем, но не спящей, вновь обретшей уверенность в себе. Наскоро позавтракав, Екатерина велела графу Оксфорду, герцогу Бредфорду, графу Дерби и другим военачальникам партии Ланкастеров сопровождать ее в Сент-Олбенское аббатство к Йоркам. Лордам не понравилось ее распоряжение, но они не смели ей перечить. Мягкая и покладистая в мелочах, королева Екатерина становилась неподатливой, когда речь заходила о важных вещах.

Екатерина вступила в главный зал аббатства Сент-Олбени, когда обсуждение обороны было в самом разгаре. Ричард, заметив ее, немедленно вскочил с председательствующего места, и подошел к ней, говоря:

- Мы весьма встревожены дурными вестями, моя королева, и пытаемся решить, как отвести беду.

- Вы занимаетесь похвальным делом, милорд, но положение Англии касается меня больше всех, поэтому вам придется считаться, с моим мнением, - сказала королева. Ричарду явно не понравился ее безапелляционный тон, к тому же он сомневался, что Екатерина хоть что-нибудь понимает в делах войны - весь ее опыт знакомства с армией ограничивался светскими разговорами с командирами рыцарских отрядов, и предвидел помехи с ее стороны. Лорды партии Ланкастеров довольно зашептались, удовлетворенные тем, что их королева, наконец, осадила надменного Йорка. Но герцог Глостер пересилил себя и холодно спросил:

- С чем же мы должны будем согласиться, ваше величество?

- Для начала с тем, что мои войска должны объединиться с вашей армией, милорд Глостер, - спокойно ответила Екатерина. - Согласитесь, что в отдельности они мало смогут противостоять врагам, имеющим численный перевес.

- Вы правы, королева, но об объединении легче сказать, чем сделать его, - вздохнул Ричард Глостер. - Как бы наши воины не передрались еще до того как увидят врага.

- Я думаю уладить этот вопрос, назначив на должность главнокомандующего английской армии компетентного человека, - продолжала гнуть свою линию Екатерина. - Им будете вы, милорд Глостер!

- Я?! - не поверив, растерянно проговорил Ричард. Своим распоряжением Екатерина фактически отдавала ему всю власть в стране. Он же предполагал, что она назначит главнокомандующим своего дядю, герцога Бедфорда, которого слова юной королевы поразили даже больше, чем его. Екатерина по собственной воле отдавала в руки своего врага Йорка не только судьбу Англии, но и собственную жизнь.

- Вы правильно поняли меня, герцог, - подтвердила свои слова Екатерина. - Вы больше всех подходите на роль главнокомандующего английским войском, поскольку много лет управляли северными областями страны и являетесь наиболее искусным военачальником Англии.

- Тогда, племянница, отдайте заодно герцогу Глостеру свою королевскую корону, вы в таком случае только избавите всех от лишних хлопот, - гневно заявил лорд Джаспер, не вынеся неожиданного возвышения своего главного врага. Торжество Ричарда стало последней каплей, переполнив чашу его возмущения снисходительным отношением Екатерины к своим кровным врагам. Герцог Бедфорд круто повернулся и покинул зал.

- Вас, милорды, я призываю немедленно дать присягу на верность герцогу Глостеру, вашему главнокомандующему, - невозмутимо сказала Екатерина своим сторонникам, словно не заметив выходки своего старшего родственника. - Кто откажется подчиниться, тот станет мятежни­ком и государственным изменником.

Чуть помешкав, лорды Алой розы нехотя стали подходить к еще рас[Author ID1: at Mon Apr 25 16:21:00 2011 ]стерянному и одновременно обрадованному Ричарду Йорку. Они опускались перед ним на одно колено и говорили положенные слова клятвы верности. Когда эта процедура закончилась, Екатерина обратилась с просьбой к аб[Author ID1: at Mon Apr 25 16:21:00 2011 ]бату провести ее в самую удаленную келью, где она без сил упала на узкую кровать и проспала до самого вечера.

После ужина лорд Джаспер хмуро заявил племяннице, что после ее назначения Ричарда Йорка командующим армией, которое является чудовищным поруганием памяти ее родителей и погибшего брата, он больше не находит нужным оставаться у нее на службе и возвращается в Уэльс. По его непреклонному виду Екатерина поняла с остановившимся сердцем, что дядя говорит серьезно и его не умолить. Она оставалась без своего главного и самого надежного защитника.

- Хорошо, что королева Маргарита Анжуйская не дожила до этого приско­рбного дня и не видела, как ее родная дочь исполняет все потребности Йорка. Это зрелище окончательно разбило бы ей сердце, - гневно закончил лорд Джаспер свою обличительную речь, пробудив в Екатерине чувство вины перед всеми своими живыми и мертвыми родственниками, для которых она мало что сделала хорошего.

- Дядя, не уезжайте, не оставляйте меня без своей поддержки, - взмолилась юная королева.

- Пусть теперь вас защищает Ричард Йорк, для которого вы так много сделали, и другие враги вашей семьи, я же не желаю встречаться с ними каждый день, - насмешливо произнес Джаспер Тюдор и повернулся к двери. Екатерина кинулась к нему и упала перед ним на колени.

- Пожалуйста, простите меня, дядя, - взмолилась она. - Да, я поступаю дурно по отношению к вам, но у меня нет другого выхода. Ссора с вами разрывает мне сердце, и я сделаю все, чтобы помириться с вами,

- Встаньте, Екатерина, - с презрением произнес лорд Джаспер. - Если вы не можете поступать как настоящая королева, то хотя бы внешне ведите себя как она. Ваши старания бесполезны, я не останусь с вами, поскольку я сам стал бесполезным с такой слабодушной девчонкой как вы. Злой рок вынуждал меня вам повиноваться!

Но его обидные слова не пошатнули решимости Екатерины помириться с ним

- Дядя, я не встану с колен, пока вы не выслушаете меня, - жалобно проговорила она. - Я не прошу вас остаться, если такова ваша воля и желание, уезжайте в Уэльс, но я молю вас не вовсе лишать меня вашего теплого родственного участия. Я знаю, истинный король Ланкастеров это вы, вы бы больше могли принести блеска нашему роду, но я должна думать о своей стране, и ради ее блага рисковать многим, даже своей жизнью.

Лорд Джаспер ничем не ответил на пылкие слова племянницы, но она увидела, как что-то дрогнуло в его лице, и после его ухода в ней затеплилась надежда на примирение с ним.

На следующее утро лорд Джаспер прислал свое войско Ричарду Йорку. Сам он так и не мог пересилить себя и уехал в Уэльс, но за него присягу верности герцогу Глостеру дал его родственник лорд Мэредад Фичан, держащий в руке знамя Тюдоров с извивающимся уэльским драконом.

Ричард был столь признателен королеве Екатерине за мощное войско, которое она предоставила ему для борьбы с захватчиками, что отправился лично благодарить ее за эту милость. Его безмерно радовал тот факт, что под его началом оказались многие искусные военачальники Ланкастеров, чью воинскую доблесть он испытал на себе в полях сражений. Особенно же ему хотелось заполучить Джона де ла Вера, графа Оксфордского, чьими военными талантами он откровенно восхищался, хотя граф Оксфорд при принесении присяги умудрился окинуть его откровенно враждебным взглядом, явно не собираясь прощать обиды, нанесенные ему Йорками. Ричард же любезно улыбнулся ему и выразил надежду на то, что они станут добрыми боевыми товарищами, как прежде были хорошими противниками. Граф Оксфорд только фыркнул в ответ, ему явно не нравилось быть под началом у герцога Глостера.

Ричард с чистым сердцем и от всей души поблагодарил юную королеву в одной из молелен аббатства Сент-Олбени, но Екатерина удержала его для дальнейшего разговора. Недоумевая, о чем пойдет речь, герцог Глостер уселся напротив нее на дубовой скамье. Екатерина немного задержалась с разговором, ей было нелегко начать его.

- Милорд, вы видите, что последние события говорят о гибельности на­шей семейной вражды не только лично для нас, но и для Англии, - решилась сказать она.

-- К чему вы клоните, ваше величество? - настороженно спросил Ричард, предпочитавший не поднимать этой болезненной для них темы.

-- Фактически страна находится в состоянии двоевластия, ваши сторонники многочисленны и не желают подчиняться мне. В стране должен быть один властелин, и я нашла способ решить этот вопрос, - торопливо произнесла Екатерина.

- Не понимаю, как можно устранить этот раздор, это невозможно и не под силу человеку, только богу, - нахмурившись, высказался Ричард, невольно начиная подозревать королеву в обмане.

-- Милорд, я отдала под ваше начало почти всех моих людей, это дает вам прекрасную возможность присмотреться к ним и помириться с ними. Если я увижу, что вы перестали относиться к ним как к врагам, а ви­дите в них в своих подданных, требующих вашей заботы, то обещаю вам, - я отрекусь от короны и признаю вас королем Англии, - сказала Екатерина. В глубине души она надеялась, что этот разговор поможет ей вернуться в свой родной Прованс, и снова поселиться в аббатстве де Сенанк.

Она ожидала увидеть радость на лице герцога Глостера, поскольку ее приближенные постоянно твердили, что единственной целью коварного Ричарда Йорка является королевская власть, но вместо этого, к своему удивлению, увидела его гнев и разочарование. Ричард не мог поверить в искренность Екатерины Ланкастер, - подобное самоотречение превосходило его воображение, и он заподозрил юную королеву в стремлении заманить его в ловушку, смысла которой он еще не мог разгадать. Ричард резко поднялся и сухо сказал:

- Ваше предложение слишком хорошо для того, чтобы быть правдой.

- Но я говорю искренне, - растерялась Екатерина. - Только вы достойны быть королем Англии.

- В таком случае, после моей победы вы явитесь в мой военный лагерь, подадите себя в мои руки, и я решу, как с вами поступить. Только тогда я поверю в вашу искренность, - сурово произнес Ричард, и вышел, не про­щаясь, оставив Екатерину в совершенном расстройстве. Она рассчитывала на его благодарность, и теперь она недоумевала, что заставило герцога Глостера перемениться к ней в худшую сторону.

Приближенных Ричарда Глостера также удивил его рассерженный вид, к королеве Екатерине он отправлялся совершенно в другом настроении. Но они не осмелились обратиться к нему с расспросами. Когда Ричард был доволен и спокоен, не было человека более приятного его в обращении, и решительно все могли надеяться на его милость, когда же он приходил во взрывоопасный гнев, его слуги старались лишний раз не попадаться ему на глаза. Только его доверенный советник виконт Лавелл и покойная королева Анна могли без опаски обращаться к Ричарду, в каком бы настроении он не был. Лавелл и на этот раз решил воспользоваться доверительностью их отношений, и осторожно начал расспрашивать герцога Глостера о причине его гнева.

Ричард глубоко вздохнул и начал жаловаться другу.

- Я просто поражен коварством Екатерины. Казалось бы, она так молода, что не станет готовить западню другому человеку, но я забыл, что имею дело с дочерью Маргариты Анжуйской, - мрачно проговорил он. - Очевидно, при угрозе иноземного вторжения королева решила загрести жар моими руками, а после усыпить мою бдительность и ударить мне в спину мечами своих вассалов. Я не могу иначе объяснить ее последние поступки.

Виконт Лавелл не столь скорый в принятии решении как его хозяин, предположил:

-- Милорд, но возможно королева искренна, нужно посмотреть на дело с двух сторон. Пока мы не знаем ни одного факта, подтверждающего ваши подозрения.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги