Разгром армии Валента при Адрианополе был, конечно же, тяжелым ударом по всему военному потенциалу империи. Но вправе ли мы утверждать, что следствием его было разрушение римской военной организации? На протяжении своей, в прямом смысле слова, тысячелетней истории римская армия много раз терпела страшные поражения, стоившие ей десятков тысяч солдат. Особенно много римской крови проливалось во время многочисленных гражданских войн. В одной только битве при Мурсе (351 г.) с обеих сторон полегло в общей сложности 54 тыс. чел. (Zon., 13, 8). Это событие произвело сильное впечатление на историков XX в., которые посчитали именно его причиной тех трудностей военного характера, которые империя переживала в дальнейшем. И действительно, ни в каком другом бою не погибло столько римских солдат, сколько пало в этой ожесточенной битве, поглотившей цвет римской армии. Сегодня исследователи не склонны переоценивать значение этого сражения для всего дальнейшего хода развития римской военной системы. В самом деле, численность армий определяется не наличием или отсутствием необходимого числа людей, а теми возможностями, которыми располагает государство, чтобы оплачивать и обеспечивать всем необходимым своих солдат. Если государство имеет необходимые финансовые ресурсы, то любые потери могут быть восполнены достаточно быстро[937]. Не нужно переноситься в эпоху Пунических войн, чтобы подтвердить примерами это утверждение. Кто знает, сколько римских солдат полегло в 244 г. в битве при Мезише, в которой получил смертельное ранение император Гордиан III. Очевидно, немало, поскольку победа персов была настолько убедительной, что персидский царь счел необходимым переименовать Мезише в Пероз-Сабур (Победоносный Шапур), а император Филипп Араб вынужден был покупать мир в обмен на уплату огромной дани и отказ от притязаний на Армению (RGDS, 1, 1–2; 6–10). Многие ли вернулись домой после сражения при Абритте (251 г.), стоившего жизни императору Децию? А спустя всего два года римляне вновь понесли страшное поражение у Барбалисса, после которого неприятель сжег 37 населенных пунктов в римской Сирии. В 260 г. 70-тысячная римская армия вновь оказалась разбитой персами у Эдессы. Ситуация, сложившаяся в III столетии, была не менее, а, может быть, даже более драматичной, чем та, которая возникла в 70-х гг. IV в. Однако у империи хватало сил, чтобы после каждой неудачи собирать новую армию. В конечном итоге и Адрианополь не поставил формальную точку в римской военной истории. Ведь спустя всего 16 лет восточная армия оказалась настолько сильной, что смогла одержать решительную победу над западными войсками в битве при Фригиде. Следовательно, у государства нашлись возможности обеспечить своих солдат всем необходимым. В отношении людских ресурсов недостатка также не ощущалось, правда, привлекать их приходилось теперь со стороны. Почему и когда возникла необходимость заменить рекрутов из числа провинциального населения чужеземными наемниками? Что вызвало кризис системы пополнения армии и спровоцировало кризис всей римской военной системы IV в.? Нам представляется возможным выделить три основные причины этого явления:
1) прекращение широкомасштабной иммиграции варваров в империю;
2) опустошение провинций, дававших основную массу рекрутов;
3) разрыв федеративного договора с готами.
Ситуация на границах империи стала осложняться уже к концу правления Константина. В 337 г. началась затяжная война с персами, закончившаяся только в 363 г. В 350 г. власть над западными провинциями захватил Магненций, что послужило поводом для начала кровопролитной гражданской войны. Эти события не позволили правительству империи продолжать политику переселения варваров на римскую территорию. Более того, война между Магненцием и Констанцием II дала повод германцам для новых нашествий. В 352 г. аламанны вторглись в Галлию, заняли значительную часть ее территории и разрушили 48 городов (Lib., Or., XII, 44; cf.: Zos., III, 1, 1). В отличие от того что происходило в III в., варвары совершали свои вторжения уже не столько в поисках добычи, сколько ради захвата плодородных земель[938]. Юлиан сообщает, что германцы поселились на римской территории на расстоянии в 300 стадий от Рейна (Iul., Ad Ath., 5, 7). Они уже считали завоеванной территорию провинции Германии Первой и заселяли земли вокруг городов Аргенторат, Бротомаг, Таберны, Салисон, Неметы, Вангионы и Могонциак (Amm., XVI, 2, 12). В начале ноября 355 г. франки захватили и разрушили Колонию Агриппину (Amm., XV, 8, 18).
Хотя победоносные действия римской армии под командованием Юлиана позволили восстановить рейнскую границу, однако уход римских войск на Восток и известие о смерти императора во время персидского похода спровоцировали новую волну германского нашествия. Галлия, в очередной раз пострадавшая от этих набегов, оказалась более не в состоянии предоставить рекрутов необходимого качества и в необходимом количестве. К тому же изменилось и отношение самих галлов к военной службе. Если еще в 350-е гг. галлы не уклонялись от нее, то 10 лет спустя они стали, так же как и остальные провинциалы, отрубать себе большой палец на правой руке, чтобы избежать призыва. Именно это стало причиной того, что при Валентиниане I вместо рекрутов, которых уже невозможно было получить, все чаще стали требовать с землевладельцев aurum tironicum. Такая замена к 70-м гг. IV в. стала, очевидно, уже общепринятой. В преамбуле к закону от 375 г. указывается лишь на недопустимость того, чтобы денежные суммы, взимаемые вместо рекрутов, превышали установленные нормы. Основная часть этих денег, по всей видимости, шла на вербовку чужеземных варваров (CTh, VII, 13, 7 рг.)[939].
На Востоке правительство столкнулось с теми же проблемами, что и на Западе. Фракия, основной источник пополнения армии, защищавшей Дунай, как и Галлия, оказалась в 60-х гг. IV в. не в состоянии поставлять в армию необходимое количество новобранцев. Наиболее тяжелый удар по военному потенциалу восточной армии нанесло восстание Прокопия (365–366 гг.). Первым его следствием были большие людские потери[940]. После подавления восстания правительство прибегло к массовым репрессиям и, по словам Аммиана, люди «проклинали несчастную победу, более тяжкую, чем любая истребительная война… и не было никакого предела этим ужасным бедствиям, пока сам император и его близкие родственники не пресытились деньгами и кровью» (Amm., XXVI, 10, 9; 14; пер. Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни). Множество жителей Фракии, мелких земледельцев, колонов и рабов, спасаясь от преследований, бежало к готам[941].
Вторым важным итогом восстания был разрыв федеративных отношений с готами. Хотя отдельные разбойничьи шайки готов не упускали случая, чтобы совершить набег на римские владения (Amm., XXVI, 4, 5), однако вплоть до восстания Прокопия готы официально находились с римлянами в федеративных отношениях и считались дружественным народом (Amm., XXVII, 5, I)[942]. С точки зрения готов Прокопий принял императорскую власть на вполне законном основании, поскольку он принадлежал к дому Константина, а потому готы сочли себя вправе оказать ему военную помощь. Однако для Валента это был официальный повод начать с ними войну. Война длилась три года (367–369 гг.) и закончилась подписанием нового мирного договора на условиях, предложенных римской стороной (Amm., XXVII, 5, 5–9). Это соглашение содержало три основных пункта:
1) обязательство не нападать на римскую территорию;
2) ограничение торговых отношений, которые отныне могли осуществляться только в двух городах;
3) отмена субсидий, которые прежде выплачивались готам империей.
Подобный договор знаменовал собой разрыв существовавших прежде союзных отношений. Для готов война с империей имела самые тяжелые последствия: отмена субсидий и прекращение торговых отношений с римлянами ставили готов перед лицом голодной смерти, поскольку их общественная жизнь была устроена так, что они не могли существовать без импортируемых у римлян товаров[943].
Опустошение Фракии должно было заставить Валента искать иные источники пополнения армии[944]. В этой ситуации было естественным потребовать поставки рекрутов из восточных областей империи. Однако в 60-е гг. IV в. восточные провинции переживали экономический подъем, который привел к дефициту рабочей силы. Нежелание землевладельцев расставаться со своими колонами способствовало чрезмерному развитию практики откупа от военной повинности[945]. Это обстоятельство стало главной причиной, подтолкнувшей Валента к принятию решения о заселении Фракии готами, за счет которых он надеялся выйти из создавшегося критического положения[946].
Наконец, нужно сказать о сыновьях ветеранов. С начала 70-х гг. IV в. у детей ветеранов особенно заметным становится стремление уклониться от военной службы[947]. В это время широко распространенным становится укрывательство сыновей ветеранов на фермах их отцов, попытки устроиться на гражданские должности или даже самоувечья[948]. По всей видимости, такое положение было обусловлено тем, что интенсивное занятие ветеранов торговлей и земледелием создало условия, при которых их сыновьям было гораздо выгоднее продолжать земледельческую и торговую деятельность отцов, нежели становиться солдатами[949].
Трудности пополнения армии личным составом, вызванные нежеланием провинциалов идти на военную службу, заставили правительство с середины 60-х гг. IV в. все более и более делать ставку на привлечение в ряды армии чужеземцев. Созомен утверждает, что вместо пополнения войск рекрутами, набранными в римских городах и селах, Валент требовал от провинциалов денег, рассчитывая нанять на них готов (Soz., VI, 37; cf.: Amm., XXXI, 4, 4). Сократ Схоластик передает, что взамен каждого рекрута Валент собирал по 80 золотых (Socrat., IV, 34).
Привлечение варваров в римскую армию стало к концу IV в. уже устоявшейся практикой, необходимость которой ни у кого не вызывала сомнения. Провинциальное население тяготилось воинской повинностью и охотно откупалось от нее деньгами. Количество рекрутов-варваров, ежегодно попадавших в армию, должно было значительно превышать число новобранцев-провинциалов, поскольку землевладельцы предпочитали выплачивать aurum tironicum, чем лишаться своих колонов. По-видимому, в конце 70-х гг. IV в. правительство, не выходя за рамки принципов, заложенных Диоклетианом, полностью перешло к замене рекрутов-провинциалов наемниками-варварами. Характерно, что уже в кризисный 379 г. вышел указ Грациана, согласно которому всякий землевладелец, во владениях которого будет обнаружен «чужеземец, пригодный к военной службе или уже поступивший в армию», подлежал смертной казни (СТh, VII, 18, 2)[950]. Текст этого постановления опирается на принцип, согласно которому если какой-либо варвар был поселен на территории империи, то лишь только для военной службы, а не ради возделывания земли[951]. В это время варваризация западной армии достигла такого уровня, что число солдат и офицеров, бывших гражданами империи, намного уступало числу чужеземных наемников. Уже узурпатор Магн Максим похвалялся выставить тысячи варваров, состоящих у него на службе, против варваров Баутона — полководца Валентиниана II. Слово варвар стало в 380-е гг. на Западе синонимично слову солдат (miles) и совершенно вытеснило последнее[952].
Адрианопольская катастрофа лишь стимулировала развитие тех процессов, которые изнутри разлагали римскую военную машину уже на протяжении десятилетий. Стремительная и необратимая варваризация армии, особенно заметная с конца 70-х гг. IV в., служит самым ярким свидетельством грядущего развала старой системы. На месте отмиравших форм тут же зарождались новые. Если до этого времени мы могли говорить только об отличительных особенностях западноримской и восточноримской военных организаций, то с 378 г. начинается автономное развитие западной и восточной военных систем. Первая уже в начале V в. стала базироваться на совершенно иных принципах организации, чем те, что существовали в предыдущие столетия. Армия Западной Римской империи перестала быть римской и превратилась в вооруженные формирования, состоявшие из варваров. На Востоке разрыва с позднеантичной традицией не наблюдалось. Военная система, которая сформировалась к началу VI в. явилась логическим результатом тех внешне- и внутриполитических событий, которые происходили в конце IV–V в. Она возникла в результате синтеза римской военной организации и военной организации варварских народов, нападавших на империю или селившихся на ее территории в качестве федератов.