Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

Буйный ветер бушевал над гребнем высоких Апеннин, сотрясая верхушки столетних дубов, и склонял долу колеблющиеся языки пламени. У костра, горевшего в небольшой долине подле крутой скалы, сидели Ринальдо и Альтаверде. Ночь была темной, плотные тучи заволокли луну, и ни одна приветливая звезда не сверкала на небосводе.

— Ну и ночь! Такой мне еще переживать не доводилось!.. Ринальдо! Ты спишь? — тихо спросил Альтаверде.

— Сплю? Да что ты! Я люблю такую погоду, как сегодня. Буря бушует и во мне!

Альтаверде покачал головой:

— Атаман, ты уже не тот, каким был прежде.

— Верно говоришь! Когда-то я был невинным мальчуганом, а теперь… — Ринальдо вздохнул.

— Признайся, ты влюблен? К чему же печаль?

— Я же атаман разбойников.

— А что, дама твоего сердца знает об этом? Разве не принимают тебя, когда ты появляешься в больших городах, за богатого маркиза из самого знатного дома? — спросил Альтаверде.

— И однако ж объявляют награду за мою голову! — Ринальдо поднялся.

— Кто же захочет получить ее?

— Может, даже кто-то из наших!

Альтаверде возмутился:

— Тьфу! Так не поступят те, кто присягнул тебе на верность…

— О, они тоже только люди, и даже злые люди. Ведь добрыми, черт побери, ты нас не назовешь?

— У тебя сегодня скверное настроение. Хочешь выпить? Нет? Ну так выпью я. К чему эти мрачные мысли? Все равно уже ничего не изменишь, — слишком поздно!

— Горе и мне, и тебе, и всем нам, что уже слишком поздно! О Альтаверде, какая погибель нас ждет? — печально вопросил Ринальдо.

— Каждому предначертана своя. Но не все ли равно, кто будет кормиться нами после нашей смерти — черви, рыбы или вороны… Во всяком случае, мы не будем сами платить могильщикам. Вход в жизнь — единая тропа, на которую равно вступают и короли и нищие. А вот для выхода есть множество ворот. Выйдем ли мы через средние или боковые ворота, никакой разницы нет. Только выпустят нас наверняка. Будет небу угодно, так мы спокойно умрем в своих постелях, как все другие люди, которым это тоже суждено.

— Спокойно? — переспросил Ринальдо. — Многие ли умирают спокойно? А боль, а муки, что же, не в счет? Страдают все. Другое дело, что не все умирают с позором!

— С тех пор как ты влюбился, — ответил раздраженный Альтаверде, — с тобой невозможно разговаривать. Кто завлек тебя к нам?

— Мое легкомыслие, — вздохнул Ринальдо.

— Ну так и пеняй на него, а на себя нечего злиться. Что выбрал, то выбрал. Теперь ты ничего изменить не можешь, держись начеку, вот и все. А найдешь свою погибель, так не по своей вине. Кем был бы ты, если бы остался в Остиале и пас бы там коз твоего отца?

— Кем мне теперь не быть. Честным человеком!

— Ты совершил такие великие деяния, которым должны завидовать благороднейшие люди… — возразил Альтаверде.

— Деяния эти не имеют никакой ценности. Их совершил разбойник…

— Но это ничуть не умаляет ценности великодушных поступков! Сам черт и тот может иной раз послужить добру…

— Кто выбрал черное ремесло, того ничто не обелит, — настаивал Ринальдо.

— Будь прокляты твои слова! — вспылил Альтаверде. — Разве не лились из твоих глаз слезы радости? Разве не возносили тебя в молитвах? Разве не благословляли тебя?

— Но они не знали, что благословляют разбойника.

Тут Альтаверде еще больше рассердился:

— Так казни самого себя! Молись, постись, хлещи себе до крови спину, бормочи «memento mori!»[2] и становись картезианцем. Почему ты умаляешь то благое, что сотворил?

— О, лучше бы я остался со своими козами! Говорю тебе — не вправе я ни похваляться своими делами, ни радоваться им, ибо хоть и были кое-какие из них добрыми, но куда больше было недобрых, кои все-таки приведут меня однажды на виселицу… — со вздохом ответил Ринальдо.

— Так разве ты уже там, что так вздыхаешь?

— О Альтаверде! Кто знает час своего конца?

— Никто. И это хорошо, иначе как можно было бы спать спокойно! А сон — это лучшее, что есть в жизни человека…

— Нам ли спать спокойно?

— Я лично так и поступлю. Спокойной ночи! Следи, чтоб огонь не потух. А захочешь спать, так разбуди меня.

Раздосадованный Альтаверде завернулся в плащ и улегся спиной к Ринальдо.

Он и в самом деле тотчас заснул. А Ринальдо взял свою гитару, тронул струны и запел:

Тут вдруг залаял один из чутких догов, лежавших у костра. Альтаверде вскочил, схватился за карабин. Ринальдо не успел еще крикнуть: «Кто идет?», как получил знак, что это один из их товарищей. Собаки замолчали, и к костру подошел Николо.

— В чем дело? — спросил Альтаверде.

— Мне поручено вам передать, что вдали были слышны колокольчики мулов, — ответил Николо.

— В такую-то ночь?

— Кто-то, верно, заблудился.

— А вы все еще у горного прохода?

— Пьетро и Джамбатиста ушли на разведку. Остальные тридцать там же, все в сборе.

— Джироламо тоже с вами? — спросил Альтаверде.

— Да… Он уже заранее радуется, что заполучит мулов. — Николо рассмеялся.

— Это уж как водится!

— Альтаверде! — вступил в разговор Ринальдо. — Не пойти ли тебе к нему? Ты же знаешь Джироламо, он ведь всегда забывает об осторожности.

— Как скажешь, так и сделаю.

— И пришли ко мне Чинтио. Я буду ждать его здесь.

— Хорошо, — сказал Альтаверде.

— И… постарайтесь не проливать кровь!

— Постараемся… — согласился Альтаверде.

— Атаман! Ты хочешь остаться один? — испуганно спросил Николо.

— Да, пока не придет Чинтио.

— Тогда поспи немного, — посоветовал Альтаверде.

— Если смогу! Оставьте мне псов.

— Спокойной ночи! — пожелал атаману Альтаверде.

— До счастливой встречи! — крикнул Николо.

Они ушли. Ринальдо подбросил хвороста в костер, лег под дерево и натянул на голову плащ. Над ним неистовствовала буря, сухие ветки в костре громко трещали.

— Ах! — вздохнул Ринальдо. — Храните меня все святые и добрые ангелы!.. Так с искренней верой молился я некогда, засыпая. А теперь не в состоянии больше молиться и сон не идет. О, если бы я мог хоть плакать!

Тут залились лаем собаки. Ринальдо откинул плащ, вскочил на ноги и схватился за пистолеты. Собаки яростно бросались на какого-то человека. Ринальдо усмирил догов и шагнул навстречу подходившему, тот оказался старцем с седыми волосами и бородой, в коричневых одеждах. В правой руке старик держал посох, в левой — потушенный фонарь. Маленькая собачонка испуганно жалась к нему.

— Кто ты? — обратился к нему Ринальдо.

Старец ответил:

— Меня знают под именем Брат с горы Ориоло. Иду из ближайшего городка. Я там, как обычно, заказал немного провианта. Теперь возвращаюсь в скит. Буря погасила свет моего фонаря, и я, как ни хорошо знаю эту местность, все же сбился с пути. Позволь мне зажечь фонарь. Тогда я снова найду дорогу… Спи спокойно!

— Как ты думаешь, кто я? — спросил Ринальдо.

— Я рад, что нашел тебя у этого костра, ведь я опять буду с огнем.

— А за кого принимаешь ты меня?

— Не все ли мне равно, кто ты.

— Судьба вынуждает меня скитаться тут. А Ринальдини, этот пресловутый разбойник, говорят, орудует как раз в этих долинах, — сказал Ринальдо, и в глазах его сверкнула искорка.

— Так говорят, — подтвердил отшельник.

— Я боюсь этого свирепого разбойника.

— Он вовсе не так свиреп, как говорят. Я сам хочу его найти, попросить у него охранный лист для моей хижины.

— Смотри не ошибись в нем!

— Да имеет ли это какое значение. Ту малую толику лет, что мне еще осталось прожить, пусть отнимет у меня, если такова воля Божья. Со временем он все равно за них заплатит. А подпалит Ринальдини мою хижину, так я построю себе другую. Денег он у меня не найдет. Забьет моих коз? Ну что ж, крестьяне из окрестных деревень, которые любят меня, подарят мне конечно же парочку других. На все воля Божья!

— Ты, верно, нуждаешься в самом необходимом?

— Кто в силах обходиться малым, никогда не терпит нужды.

— Мне очень хотелось бы совершить доброе дело, — сказал Ринальдо. — Возьми этот кошелек.

— Я неохотно делаю долги, зная, что не смогу их возвратить. Да и деньги мне не нужны… Спи спокойно!

Старец побрел дальше, и Ринальдо не посмел его задерживать.

Он опять улегся под деревом, а когда собаки вновь залаяли, уже брезжило утро. Пришел Чинтио.

— Атаман! — воскликнул, присев к огню, Чинтио. — Что с тобой? Почему ты чураешься твоих людей? Ты ищешь одиночества и этим раздражаешь нас…

Ринальдо устало ответил:

— Я сам себя раздражаю. Не знаю, что со мной.

— Альтаверде считает, что ты влюблен.

— И это верно…

— Ну, — сказал Чинтио, — это не беда.

Ринальдо приподнялся на локтях, глянул на Чинтио и принялся рассказывать:

— Четыре дня назад я прогуливался в одной маленькой долине и увидел девушку. Ах, Чинтио, это был ангел! Она собирала ягоды! Я заговорил с ней, она ответила. Так невинность бесхитростно беседует с пороком… Тут подошли наши люди. Я должен был расстаться с ней, и с тех пор не видел ее и не знаю, кто она и где ее искать…

— Так забудь ее, — подал совет Чинтио.

— Смогу ли?

— Каждый может все, что он хочет!

— Это заблуждение, — возразил Ринальдо, — иначе я мог бы стать опять честным человеком!

Чинтио сердито возразил:

— Подобными речами ты только расхолаживаешь наших людей…

— Расхолаживаю? Боже, как я устал. Поспать бы еще часок.

Ринальдо опять улегся под деревом и вскоре забылся сном. Когда он через некоторое время проснулся, солнце уже сияло. Буря стихла, тучи развеялись. Общество у костра увеличилось, к Чинтио присоединились два его товарища, а также подошли Джироламо и Паоло. Они сидели и варили какую-то еду.

— Доброе утро, атаман! — сказал Чинтио.

И двое его друзей тоже сказали:

— Доброе утро!

Ринальдо поднялся.

— Благодарю вас! Дайте мне попить.

— Альтаверде передает тебе привет, — сказал Джироламо. — Мулы уже наши, три животины. Они были нагружены багажом неаполитанского князя и направлялись во Флоренцию, куда, понятно, теперь не попадут. Но добыча наша невелика.

— Погибли при этом люди? — спросил очень серьезно Ринальдо.

— Все три погонщика, — равнодушно ответил Джироламо. — Эти парни могли бы сболтнуть лишнее. В мире достаточно погонщиков мулов. Альтаверде делит сейчас добычу. В одной шкатулочке он нашел вот этот медальон, который и посылает тебе.

Ринальдо взял медальон, открыл его и увидел там портрет прекрасной девы в монашеском одеянии. На оборотной стороне — молодой человек в военной форме. Оправа, хоть и не дорогая, была выполнена со вкусом.

Вскоре к ним подошел Альтаверде со своими людьми. Разбили палатки, развели костры; разбойники варили и жарили, ели, играли, пели и пили.

Атаман обсудил с Альтаверде различные меры предосторожности. Когда они разместили всех и расставили часовых, Ринальдо, перейдя гору, спустился в другую небольшую долину, где улегся у родника, под несколькими тополями.

К полудню Альтаверде разбудил Ринальдо, и они оба вернулись к своим гомонящим товарищам. Их ждал обильный обед.

Когда все уселись и наполнили тарелки, Джироламо сказал:

— Атаман, твои люди заметили, что последнее время ты словно не в себе. Они хотят знать — почему. Если ты страстно чего-то желаешь, что в наших силах раздобыть, так ты это получишь, пусть даже мы все костьми поляжем. Если же тебя просто терзают мрачные мысли, то мы просим тебя их прогнать. А то и мы все, вместе с тобой, впадем в глубочайшее уныние!

Какое-то время Ринальдо молчал и лишь переводил взгляд с одного товарища на другого. Потом заговорил:

— Вы все читали объявления республик Венеции, Генуи и Лукки. Они повсюду развешаны. За мою голову назначена высокая награда.

— И пусть назначают, атаман! — крикнули все в один голос. — Никто ее не получит.

— Да кто посмеет тебя хоть пальцем тронуть?! — воскликнул Джироламо. — Разве мы не с тобой?

Он поднялся и выхватил саблю. Все последовали его примеру, еще раз выкрикнув:

— Жизнь отдадим за тебя, атаман! Клянемся в верности до гроба!

Ринальдо, глубоко тронутый, сердечно поблагодарил их. После этого все разошлись. И опять они играли на гитарах, пели, гомонили.

Ринальдо лежал в стороне под деревом, когда к нему подошла Фьорилла, амазонка из его шайки. Присев рядом с ним, она стала чистить свой пистолет. Потом тихо заговорила:

— Не одна лишь награда, назначенная за твою голову, атаман, навевает на тебя тоску. Такой человек, как ты, не дрожит при мысли об этом. Другое тебя гнетет…

— Ты так думаешь?

— И наверняка не ошибаюсь. Спроси сам свое сердце.

— Сердцу моему, и вправду, тяжело!

— Полгода назад и я пережила подобное, — сказала Фьорилла.

— Полгода назад? — удивился Ринальдо.

— Да. Но теперь, надо думать, все прошло. Я, дуреха, влюбилась в тебя тогда… — Она опустила голову.

— В меня? — воскликнул Ринальдо. Глаза его блестели.

— Мне казалось, что ты это заметишь… — Фьорилла с силой швырнула на землю пистолет и поднялась. — Я верила, что могу стать возлюбленной атамана, — добавила она и поспешно ушла.

Ринальдо долго смотрел ей вслед. Потом рывком поднялся со своего жесткого ложа и подал знак, по которому все его люди тотчас собрались вокруг него.

— У меня есть план, — сказал Ринальдо. — Мы отправляемся в горы Альбониго. Выходим немедля. Снимайте часовых. Вечером устройте привал в долине часовни Сан Джакомо, а завтра к полудню вы уже будете на равнине четырех гор Ла Чера. Я разработал для вас одну отчаянную вылазку! Только бы удался мой замысел…

Все, громко возликовав, стали собирать свои пожитки. Часовые были сняты, и вот уже Джироламо выступил с застрельщиками. За ним следовал Альтаверде с основной командой, а Чинтио замыкал тыл.

Ринальдо же, взяв гитару и ружье, направился в сопровождении двух псов в ту сторону, куда в прошлую ночь ушел отшельник.

Вскоре он обнаружил тропинку и заметил, когда тени уже стали длиннее, среди кустов, вблизи одного из горных хребтов, крышу небольшой хижины. Он зашагал к ней и, не дойдя еще до жилища, увидел отшельника, выкапывающего корешки.

Они поприветствовали друг друга, но оба выглядели несколько смущенными. Наконец старец спросил:

— Ты все еще не нашел проселочной дороги?

— Я ее еще не искал, — ответил Ринальдо. — Я искал тебя, чтобы попросить у тебя ночлега. Если моя просьба тебе не по душе, так я останусь ночевать, как и в прошлую ночь, под открытым небом.

— Переночевать у меня ты можешь, но… удобств у меня, признаться, никаких.

— Я всегда сумею устроиться как надо, — возразил Ринальдо, — особых удобств мне не требуется.

— Ложе из сена…

— Я не неженка. Ты же видел, что в прошлую ночь я лежал на еще более жесткой постели. Моя судьба…

— Что гонит тебя в эту глушь? — спросил отшельник.

— Позволь мне не отвечать на твой вопрос.

— Ну что ж. Коли ты удовольствуешься тем, что найдешь в хижине, так ступай за мной.

Ринальдо молча последовал за отшельником в его скит. Чистой и милой была тесная та горница. Два-три столика и несколько стульев — вот и вся ее обстановка. На одном из столов — латинская Библия и распятие. На другом — вязанье со спицами. Старец убрал его, заметив, что гость внимательно разглядывает работу. А потом на некоторое время вышел из горницы.

Когда он вернулся с зажженной лампой, Ринальдо вынул из принесенных сумок несколько бутылок вина, поставил их на стол и сказал:

— За стаканом вина мы познакомимся ближе.

— Знакомство двух-трех честных людей за бутылкой вина нередко становится очень и очень сердечным, — ответил старец. — Вино — это драгоценный напиток, который Небеса подарили людям. Оно украсит наш скромный ужин. Ведь я не могу предложить моему гостю ничего особенного, только сыр и хлеб, немного масла… Да еще дыня, которую я срезал только сегодня.

— С лихвой хватит для двоих. Хватило бы даже и для третьего, пожелай он отужинать с нами, — сказал Ринальдо.

Старец быстро переспросил:

— Для третьего? Есть еще кто-то, кто следует за тобой?

— Нет, никого. Но если здесь…

— Здесь, кроме меня, никого, ни единой души. Если не считать моей собачки и двух-трех горлиц.

Ринальдо молчал. Старец, однако, не унимался:

— Отчего пришла тебе в голову мысль, будто здесь кроме меня есть еще кто-то?

Ринальдо усмехнулся, выдвинул ящик стола и показал на вязанье.

— Ах, это! — Старец улыбнулся. — Да, это вязанье и вправду принадлежит одной особе, которая, однако, не живет у меня. Она забыла его здесь на столе сегодня утром.

Старец оставил гостя, чтобы принести свое простое угощение.

Ринальдо же тем временем осмотрелся внимательнее. Он открыл дверь, ведущую в маленькую каморку. Здесь было ночное ложе старца. Над ним меж двух картин, писанных масляными красками, висели несколько пистолетов. Ринальдо взял лампу, осветил картины и отпрянул, пораженный; с полотен на него глянули уже знакомые ему монахиня и офицер! Разительно схожи были эти картины с теми маленькими портретами из медальона, что передали ему утром как добычу. Ринальдо вышел из каморки и в задумчивости вернулся в горницу.

Старец, назвавший себя Донато, внес кушанья и, сотворив краткую молитву, сел со своим гостем к столу.

Они с аппетитом поели. Когда первая бутылка была выпита и вторая уже почата, завязался оживленный разговор.

— А теперь, — предложил Ринальдо, — поднимем бокал за здоровье третьей особы, живет она здесь или нет!

— За ее здоровье! — подтвердил Донато. — Но здесь она не живет. Примерно в часе пути отсюда, под горами, расположена мыза. Там и живет девушка, оставившая здесь свое вязанье. Она время от времени навещает меня.

— Она дочь мызника? — с интересом спросил Ринальдо.

— Его приемная дочь. Очень доброе, веселое создание. Я люблю ее отцовской любовью. Да, за ее здоровье!

Они чокнулись и выпили. Наступила пауза. Но в конце концов старцу вино вновь развязало язык, и он поинтересовался:

— Могу ли я спросить, откуда ты?

— Я — римлянин.

— Римлянин? Родился в самом Риме?

— Нет, родился я в деревне.

— Руку, земляк! Я тоже уроженец Рима. Но я не горжусь своей родиной. Неблагодарная это земля, — сказал сердито отшельник.

— Ты познал ее неблагодарность на собственном опыте? — Ринальдо испытующе посмотрел на него.

— Да, со мной там обошлись ужасно… Довольно! Я живу тут спокойно и простил своих врагов. В Риме не может больше быть истинных мужчин. Ценить их он не умеет. Римляне стали заносчивым, жестоким и несправедливым народом. А как они с тобой обходились?

Ринальдо не торопился с ответом.

— Мое несчастье породила моя собственная вина.

— Мне было бы легче, если бы я мог сказать то же самое. Но я страдал безвинно.

Ринальдо уже хотел было ему ответить, как вдруг они совершенно отчетливо услышали голоса. Голоса приближались. И вот уже в дверь застучали.

— Кто там? — крикнул Ринальдо не без замешательства.

Донато открыл окно.

— Отпирай! — закричали извне.

— У дверей стоят вооруженные люди, — сказал Донато. — Это могут быть полицейские стражники или солдаты. Если ты опасаешься их, так ступай в соседнюю каморку. Ты легко выберешься оттуда через окно в сад. А перелезешь через изгородь и свернешь направо — доберешься до скалы. Там, по левую руку, есть грот, в нем можешь спрятаться. Я же открою им дверь, чтобы они ничего не заподозрили.

Ринальдо подозвал к себе псов и шагнул в соседнюю комнату. Донато пошел открывать дверь скита.

В горницу ввалились шестеро вооруженных. Ринальдо слышал весь разговор, что происходил в горнице.

— Кто ты?

— Я — отшельник Донато.

— Есть здесь кто-нибудь еще?

— Я живу здесь один.

— Ты нас знаешь?

— Откуда мне знать вас?

— Ты нас боишься?

— Если вы слуги законности, так человеку невинному вас нечего бояться.

— Ты ошибаешься. Мы не ищейки беззубой юстиции. Где твои деньги?

— В этом кошельке. Вот он.

— Пошел к черту со своими грошами! Выкладывай остальное!

— Мое богатство все тут.

— Мы этому не верим.

— Но это правда.

— Старый хрыч! Вот стоит вино. Ты вовсе не нищий. Давай сюда еще вина.

— Это вино — подарок. У меня больше нет.

— Черт побери! Здесь ужинали двое. Убейте подлеца, он нам солгал.

— У меня был гость…

— Свяжите старого обманщика! Пусть исповедуется!

— Помилосердствуйте…

— Деньги!

— Берите все, что найдете. Денег у меня нет.

— Плут закоренелый! Все еще не хочешь исповедоваться?

И разбойники набросились на Донато. Он громко воззвал о помощи. Ринальдо рывком распахнул дверь. Выхватил пистолет и крикнул громовым голосом:

— Что вам здесь надо?

— Силы небесные! Черт побери! Атаман!.. — крикнул один из разбойников.

Все сняли шляпы. И отпустили дрожащего отшельника.

Донато, шатаясь, подошел к стулу, сел и повторил срывающимся голосом:

— Атаман?

— И это ваши героические подвиги?! — продолжал Ринальдо. — Разве не позорите вы мое имя подобными поступками? Хороши товарищи Ринальдини! Неужели вы до того обнищали, что отбираете последний грош у бедняка? И хороша доблесть — связать беззащитного человека! Кто тот негодяй, кто первым поднял руку на немощного старца?

Глубокое молчание сковало языки. Ринальдо возмущенно повторил:

— Кто тот негодяй? Назовите его, или я пристрелю первого, кто стоит передо мной.

— Это был Паоло, — пробормотал кто-то.

Не сказав ни единого слова, Ринальдо выстрелил. Пуля размозжила Паоло руку. Он упал, но товарищи его стояли не двигаясь.

— Почему вы оставили ваш отряд? — грозно задал вопрос Ринальдо.

— Мы искали тебя, атаман, — сказал один из разбойников.

— Вам что, приказано выслеживать меня? Вон отсюда! Вы наши законы знаете; и знаете, что совершили и что заслужили. Возьмите этого человека с собой, но к людям Ринальдини он более не принадлежит. Ждите меня и заслуженное вами наказание завтра.

Разбойники вышли, неся на руках Паоло, Донато сидел, дрожа, на стуле.

Ринальдо подошел к нему и взял его руку. Пожав ее, он сказал:

— Успокойся, добрый старец!

— Открой тот шкафчик, — пробормотал Донато, — дай мне круглый флакончик с красными каплями.

Ринальдо сделал так, как просил старец, налил по его указанию полную ложку из флакона и подал ему. Проглотив капли, Донато вроде бы пришел в себя. Он тихо переспросил:

— Так ты, значит, сам Ринальдини?

— Да, я Ринальдини.

— Я обязан тебе жизнью, и все же я не рад знакомству с тобой.

— Почему?

— Одно твое имя внушает страх, и ты сам страшен. А то, что ты совершил тут у меня на глазах, наполняет мое сердце трепетом и ужасом.

— А мое — горестью… О, если б только я мог избавить тебя и себя от совершившегося. Но ты не знаешь этих мерзких людей. Только страх и ужас могут держать их в повиновении и узде.

— А сам ты не боишься этих нелюдей?

— Даже если бы я их боялся, они не должны были бы об этом догадываться.

— Несчастный, в какую же компанию ты попал!

Ринальдо помолчал немного. Потом сказал:

— Друг мой! К тебе влечет меня мое сердце, тебе я могу довериться. И рассказать свою историю. Но только не сейчас, она потрясла бы тебя. А тебе необходим покой. Позволь мне проводить тебя до твоего ложа. Я же дождусь утра на этом стуле.

Он отвел Донато к его постели, а сам завернулся в плащ и уселся на стул. Но задремать ему удалось только далеко за полночь. И уже с первым лучом солнца он проснулся.

— Мне очень плохо! — вздохнул Донато, когда Ринальдо подошел к нему и осведомился о его самочувствии.

— Могу я тебе помочь? — спросил Ринальдо.

Отшельник опять попросил его достать из шкафчика пузырьки с лекарствами. Ринальдо принес что требовалось, Донато растолковал ему, как сделать нужную смесь. Едва он проглотил ложку этой смеси, как тихий сон смежил его веки.

Ринальдо вышел из хижины и прошелся по саду, вбирая сердцем и глазами великолепие восходящего солнца. Величественно, озаряя все вокруг, поднималось царственное светило над клубящимися туманом вершинами гор и направляло теплые лучи свои в маленькую долину, где стоял скит Донато. Птицы прославляли блистательное появление светила гимном, но Ринальдо печально закрыл руками лицо.

— И мне светит оно, златое солнце! — вздохнул он. — И мне тоже, равно как всем добрым и злым. Ах! Его лучи — это молнии, направленные в мое виновное сердце. Они разят без промаха!

Вдруг Ринальдо уловил поблизости от себя легкий шорох. Он открыл глаза. И что же?! Перед ним стояла прекрасная девушка, та самая, которую он встретил несколько дней назад, с которой беседовал так непринужденно-бесхитростно и которую с тех пор не надеялся увидеть.

Смущенно стояли они несколько мгновений друг против друга. В конце концов заговорил Ринальдо:

— Ты живешь на соседней мызе и порой навещаешь отшельника Донато?

— Да…

— Как зовут тебя?

— Аурелия мое имя. А вы, видимо, тот господин, который несколько дней назад говорил со мной, когда я собирала землянику?

— Да. И я тоже друг твоего друга Донато.

— А где он?

— Он спит, — ответил Ринальдо.

— Он еще спит? Так, значит, он болен.

— Он и правда чувствует себя плохо. Небольшая слабость. Если сон подкрепит его, он поправится. Не будем его будить.

— А кто вы?

— Путешественник, — сказал Ринальдо.

— И вы так долго оставались в этих местах?

— Мне нравится здесь, в горах, где живут такие прекрасные девушки.

— Вы меня имеете в виду? Вы, верно, не знаете, что я живу не в горах.

— О да! Донато сказал мне, где вы живете.

— Вы говорили с ним обо мне? Что напомнило вам обо мне?

— Твое вязанье.

— Ах, значит, вязанье! Да, вязанье все еще у Донато. Я его забыла.

Тут у изгороди раздался легкий шорох. Ринальдо посмотрел туда и увидел Чинтио, который подавал ему знаки. Аурелия бросилась в скит.

— Атаман, — сказал Чинтио, — тебе всенепременно надобно быть у нас. Наши люди подняли великий шум.

— Жди меня здесь, — бросил ему Ринальдо и пошел в скит.

— Милая девушка, — обратился он к Аурелии, — побудь с Донато. А когда он проснется, скажи, что я вскорости вернусь. Мой слуга зовет меня. Что-то неладно с моим багажом. Какой-то непорядок. Всего тебе доброго!

Ринальдо пожал Аурелии руку и поспешно вышел.

В сопровождении Чинтио он добрался до места, где расположились его люди.

— Хорошо, что ты пришел, атаман! — закричали, перебивая друг друга, разбойники. — Мы хотим знать, почему ты стрелял в Паоло!

— Тихо! — зычным голосом крикнул Ринальдо. — Джироламо! Зачитай громко пятый и шестой пункты нашего Закона!

Джироламо так и сделал, после чего Ринальдо рассказал о том, что произошло в ските. И, закончив, воскликнул:

— Так пусть это дело решает наш Закон!

— Пощады! Пощады! Пощады для Паоло! — закричали многие.

Ринальдо молчал.

Паоло лежал на земле. Ему только что сменили повязку. Он тоже слабым голосом молил о пощаде.

Ринальдо молчал.

Джироламо подошел к нему и стал просить за Паоло.

Ринальдо не промолвил ни слова.

Тогда к нему приблизилась Фьорилла, она сказала:

— Атаман! Ради тех страданий, что испытало мое сердце из-за тебя, прошу тебя пощадить Паоло. Ведь я полюбила его, дабы подавить мою любовь к тебе.

— Я, как и вы, подчиняюсь Закону, — ответил Ринальдо, — и потому не вправе пощадить его.

— Не подчиняйся Закону, — закричали все. — Будь сам законодателем, чтоб самому щадить и миловать!

— Если вы этого хотите…

— Мы заклинаем тебя!

— Так объявляю Паоло помилование, и его сотоварищам тоже. Но при одном-единственном условии.

— Говори!

— Чтобы случай сей был первым и последним, когда я при подобных поступках объявляю помилование.

— Да будет так!

— Кстати… Паоло и его сотоварищам, которые столь жестоко обошлись с бедным старцем, следует передать ему двух коз, две бочки вина и десяток домашней птицы…

— Браво! Браво! Да здравствует атаман!

Под бурное ликование, под музыку и радостные возгласы завтракал теперь Ринальдо у своей палатки. Минуту-другую наблюдал он за суетой в лагере. Потом написал несколько приказов, запечатал их в конверты и приказал созвать всех. Разбойники с напряженным вниманием и интересом приготовились слушать своего атамана. Ринальдо, оставаясь на своем месте, обратился к ним со следующими словами:

— Джироламо! Передаю тебе приказ, который ты распечатаешь в Борго. По обстановке решишь, идти тебе в Ареццо или нет. Дело, тебя туда ведущее, требует осторожности.

Тебя, Фьорилла, я посылаю в Бибиену. Послушай, что там говорят о нас.

Николо и Себастьяно прочешут лесной массив у Бозины.

Тебе, Амадео, я поручаю леса у Анчьярто.

Альтаверде берет шесть, а то и восемь человек и попытается захватить председателя суда в Бранколино.

Ближе к вечеру Матео с двадцатью молодцами отправится в южные горные районы и займет Козью тропу.

Альзотто с тридцатью храбрецами остается здесь, ожидая приказа.

Чинтио отберет себе двенадцать человек и, пройдя по Тополиной долине слева от Ориоло, выйдет там к ущелью.

Все остальные расположатся лагерем в западной равнине перед Марчанским лесом. Вот вам пароль, — и он назвал его.

Все тотчас принялись исполнять приказания.

Ринальдо же погрузил на двух своих огромных псов разные лекарства и продукты и направился вновь к скиту Донато…

Аурелии там уже не было, но крестьянский паренек, сын другого мызника, стоял у постели Донато.

Донато поручил своему юному стражу насобирать дров. Ринальдо тем временем дал старцу несколько ложек подкрепляющих лекарств, из тех, что принес с собой.

— Надеюсь, что очень скоро буду опять на ногах, — сказал Донато. — Может, ты пришел, чтобы проститься со мной?

— Ты считаешь, так будет лучше?

— Я хочу этого. Теперь я знаю, кто ты. Мне не хотелось бы разговоров, будто я с тобой подружился. Тебе ведь известно, как это бывает. Людские пересуды — не такой пустяк… Я благодарен тебе за спасение моей жизни и буду молчать. Никто не узнает от меня, что внушающий всем страх Ринальдини, за голову которого дают высокую награду, был у меня… Аурелия доверилась мне.

— А если я скажу тебе, что люблю ее?

— Смеешь ли ты любить ее? Можешь ли надеяться на взаимную любовь, если Аурелия узнает, кто ты, Ринальдини?

— А надо ли ей это знать?

— Хочешь обмануть ее?

— Я скажу Аурелии…

— Ты не будешь больше говорить с ней, Ринальдини!

— Правда?.. Ну, так жди моих ответных действий.

— Не затевай никаких мерзких дел, Ринальдини!.. Если ты взаправду любишь Аурелию, как можешь ты желать, чтобы она стала несчастна? Ты любишь ее не той чистой любовью, какую заслуживает эта девушка. Или ты хочешь ввести ее в свою шайку? Тогда рано или поздно правосудие покарает и ее, как твою сообщницу. Для тебя самого уже несчастье быть тем, кто ты есть, но ее оставь жить и умереть всеми уважаемой… Надеюсь, ты скоро оставишь меня, чему я буду весьма рад, ибо жду гостя.

— Не из страха, которого не ведаю, а токмо из любезности ухожу, Донато. Но до того еще один вопрос: кто те особы, чьи портреты висят над твоей кроватью? Она — в одежде монахини, он — в форме?

— Мои друзья. Этого человека, портрет которого ты тут видишь, я сейчас жду. Он направляется во Флоренцию. В горах у него отобрали — видимо, твои люди — мулов с багажом. Погонщиков пристрелили. Только один парнишка удрал. Он спасся, убежав к приемному отцу Аурелии, там сейчас находится и мой друг, чей портрет ты здесь видишь.

— Если он твой друг, так верни ему эту вещь, об утере которой он, быть может, сожалеет.

Ринальдо передал Донато медальон с портретами, который он получил из багажа ограбленных мулов. Донато взял медальон, открыл его и, едва увидев портреты, стал их целовать.

— Ты сделал мне весьма ценный подарок, и он опять попадет в руки своего истинного хозяина, — сказал отшельник.

— Не назовешь ли ты мне его имя? — спросил Ринальдо. — Быть может, благодаря тебе я когда-нибудь смогу быть ему полезен.

Донато уже хотел было ответить, как в комнату влетел крестьянский парнишка с криком:

— Они идут!

Сразу же вслед за ним в горницу вошел тот самый человек, о котором говорили Ринальдини и Донато. В мундире, с мальтийским крестом. Вместе с ним вошли два местных жителя: уже не раз упоминавшийся мызник и его брат.

Мальтиец было пристально вгляделся в Ринальдо, но тотчас отвел свой взгляд, заметив ответное неудовольствие.

Ринальдо подал Донато руку и со словами: «Скорейшего выздоровления!» — быстро покинул скит.

Мальтиец не мешкая последовал за ним. Ринальдо обернулся.

— Милостивый государь! — сказал мальтиец, медленно приближаясь к нему. — Мы с вами уже где-то встречались.

— Вполне возможно, — согласился Ринальдо.

— Вы тот человек, который назвал себя другом Донато и этим утром разговаривал с девушкой, которую зовут Аурелия?

— Да, это я.

— Позвольте узнать ваше имя?

— Вы узнаете его, если прежде назовете ваше.

— Я князь делла Рочелла.

Как раз в это время несколько разбойников доставили коз, птицу и вино, все, что Паоло должен был отдать отшельнику во искупление своей вины. Ринальдо передал что было привезено крестьянскому пареньку и сказал:

— Это принадлежит моему другу Донато. Он знает, почему и за что… Можешь позже сказать ему, что все прибыло.

Затем опять повернулся к князю.

— Вы пришли из усадьбы, где живет Аурелия, так скажите: она еще там?

— Не понимаю, почему…

— Почему я задаю этот вопрос, хотя вы ждали услышать мое имя?

— Верно! Я это хотел сказать!

— Если возможно, позвольте мне не называть его. Чужим именем я не хочу называться, а мое истинное…

— Не может быть, чтобы я ошибся! Я встречал вас под именем маркиза Пеполи примерно полгода назад во Флоренции. Не помните? Мы беседовали, и вы еще очень разгорячились, когда кто-то рассказал о пресловутом Ринальдини историю, свидетельствовавшую в его пользу…

Один из людей Ринальдини подал ему знак. Ринальдо понял его, приблизился к князю почти вплотную и громко прошептал ему на ухо:

— Так вот, я — Ринальдини!

После чего поспешно ушел.

Можете представить себе изумление князя!

Чуть позже Ринальдо расспросил у своих товарищей, как идут их дела. В ответ услышал: у Чинтио возникли сомнения, стоит ли идти к Тополиной долине у Ориоло, поскольку там расположилась лагерем изрядная группа путешественников.

Услышав это, Ринальдо поспешил к Чинтио и нашел его с командой в кустах на одном из холмов. И уже от него самого узнал все то, что недавно услышал. Поразмыслив немного, Ринальдо отдал ему следующий приказ:

— Иди сейчас с нашими людьми направо, к проселку, займи его и не выпускай из виду дорогу из Ориоло в женский монастырь Сан-Бенедетто. А если вам повстречается карета, в которой будет сидеть юная прекрасная дама, так задержите карету и выкрадите без всяких церемоний девицу. С наступлением ночи мы встретимся здесь, на этом месте.

Затем он выкрасил себе лицо коричневой краской, переоделся в костюм охотника и призвал к себе одного из своих людей, по имени Северо. Вооружившись двуствольным карабином, несколькими, хорошо спрятанными карманными пистолетами и охотничьим ножом, Ринальдо, в сопровождении Северо и догов, зашагал к Тополиной долине.

Вот и холм. Они окинули взглядом долину. Палатка, возле которой пасутся мулы… Несколько человек прохаживаются туда-сюда. Горит большой костер, на котором, видимо, готовится ужин.

Ринальдо и Северо наблюдали какое-то время за происходящим. В палатке они заметили несколько дам. Чуть поодаль лежал багаж. Рядом с ним отдыхали погонщики мулов.

Лагерь разбили недалеко от ручья. К ручью, с пустым кувшином, направился из лагеря паренек. К нему и вышел Ринальдо. Водонос испугался и хотел уже бежать. Но Ринальдо окликнул его:

— Постой, приятель! Кто эти дамы в палатке?

— Моя всемилостивая госпожа, маркиза Альтанаре, и ее сестра… Мы едем из Сан-Лео во Флоренцию.

Ринальдо сделал знак своему спутнику, Северо, и вместе с ним направился к палатке. Люди маркизы, поздоровавшись с неожиданными гостями, смотрели на них во все глаза. Конюший маркизы вышел навстречу Ринальдо и Северо; дамы, стоя у входа в палатку, прислушивались к разговору между ними.

Ринальдо заговорил:

— Я лесник из Сорсины и возвращаюсь домой со своим помощником. Тут я увидел ваше общество и подумал: надо глянуть, кто эти господа. Заодно хочу дать вам деликатный совет. Будьте начеку! В этих горах орудует шайка Ринальдини.

— О Боже! — воскликнула одна из дам. — Это меня пугает.

— Почему? — удивился конюший. — Нас достаточно, чтобы на насилие ответить насилием.

— Хм! — усмехнулся Ринальдо. — Это вам вряд ли удастся, у людей Ринальдини дьявольский нрав.

— Какова же численность этой шайки? — поинтересовался конюший.

— Кто может это знать! Ринальдини объявлен вне закона. За его голову назначена награда, которой не следует пренебрегать. Между нами говоря: я уже восемь дней брожу по этой местности и охотно заработал бы немного денег. Попадись только он мне в руки, так конечно же не сбежит, — Ринальдо опять усмехнулся.

— Разве он вам знаком?

— Его приметы описаны достаточно подробно.

— Так вы, значит, считаете, — уточнил конюший, — что он и вправду здесь, поблизости?

— Я знаю это наверняка. Нас здесь восемнадцать человек, все охотники и хорошие стрелки. Поймаем его, надеюсь, и разделим вознаграждение.

— Сколько же вы получите, если передадите этого висельника в руки правосудия? — спросила та же дама.

— В Венеции, Генуе, Лукке и Флоренции, — ответил ей Ринальдо, — заплатят за его голову большие деньги. Все вместе это составит, видимо, кругленькую сумму — в три, а то и четыре тысячи цехинов. От такого богатства мы, конечно, не откажемся. Времена нынче тяжелые. Но конечно же мы рискуем при этом жизнью. Кое-кто из наших может и жизни лишиться…

— Надо было выслать войска против этого лиходея, — опять сказала дама.

— Это уже было сделано, уважаемая! Но не дало плодотворных результатов. У хитреца много пристанищ, да он еще и сопротивляется. Волонтеры города Лукки знают об этом по собственному опыту. Триста волонтеров опрометью бежали от восьмидесяти молодцов под командованием Ринальдини. Семьдесят человек потеряли они и никогда больше не пытались выступать против разбойников.

С трудом удалось Ринальдо, рассказывая об этом, не выказать свою гордость.

— Ужасно, что этакий бродяга может переходить всякие границы, — высказала свою мысль маркиза.

— Совершенно верно! — согласился Ринальдо. — Он, говорят, человек бесстрашный и часто даже в одиночку учиняет проказы, от которых со смеху умрешь.

— Такое я охотно увидела бы хоть раз, — сказала маркиза. — У нас подобные проказы ему наверняка не удались бы…

— Представьте себе, будто вы стоите здесь, ничего не подозревая, рядом с вами господин конюший, а все ваши люди собрались вокруг вашей палатки. Ринальдо левой рукой направляет пистолет в вашу грудь, правой — в грудь господина конюшего, в то время как его сопровождающий прицеливается в окружающих, и говорит: прошу выложить мне ваши кольца, ваши часы и сто цехинов, я — Ринальдини…

И тут он все только что рассказанное воспроизвел в действительности! Маркиза громко закричала. Конюший, отпрянув, воскликнул:

— Господин лесничий! Прошу так не шутить!

— Это не шутка, я говорю совершенно серьезно, господин конюший!

— Как так? — не поверил конюший.

— Боже мой! — зарыдала маркиза.

— Вы хотели увидеть проказу Ринальдини, от которой со смеху умрешь. Что ж, извольте!

— Так правда, что вы…

— Да, я — Ринальдини! Я выполнил ваше пожелание, а вы теперь выполните мое. За это я выдам вам охранную грамоту. До самой Флоренции, когда вы будете ее предъявлять, мои люди вас и пальцем не тронут.

Дрожа всем телом, маркиза стянула с пальцев кольца и передала атаману часы и еще кошелек.

— Ну как, познакомились со знаменитым разбойником? — бросил Ринальдо и пошел прочь; ни одна живая душа не посмела следовать за ним…

Наступила ночь, люди Ринальдо собрались в условленном месте, так и не встретив на всем пути карету. Ринальдо помрачнел и улегся после весьма скромного ужина на землю под тополем. Укрывшись плащом, он скоро уснул.

Его товарищи развели костры, выставили часовых и после рассказа Северо о том, как Ринальдо подшутил над маркизой, тоже легли отдыхать.

Под утро они проснулись, разбуженные выстрелами. Они схватились за ружья и услышали крики часовых:

— Мы окружены!

— Окружены? — воскликнул Ринальдо.

Часовые показали на соседние горные хребты и на долины, откуда со всех сторон сверкали в их направлении ружья.

— Атаман! Что же нам теперь делать? — спросил Северо.

— Сражаться!

— Это уж конечно. Но нас всего горстка, и…

— Надо собрать сюда всех, кого только можно! Альсетто с тридцатью молодцами все еще стоит лагерем на нашем прежнем месте, и нас здесь двенадцать человек. Трубите тревогу и заряжайте ружья двойными зарядами.

Долины огласились трубными звуками, тем более громкими, что эхо возвращало их обратно.

Внезапно совсем близко раздался ответный звук трубы, и они вскоре увидели, что к ним приближается Альтаверде с пятью товарищами.

— Друзья! — кричали они. — Мы окружены! Против нас выступили отряды волонтеров и войска. Тонетто и Рисперо уже у них в руках.

Вскоре после этого до отряда Ринальдо донеслись отдаленные звуки труб. Вот они все ближе и ближе, и наконец разбойники увидели Альсетто с его отрядом.

Теперь их было уже сорок девять человек. И все в один голос закричали:

— Атаман! Прикажи наступать!

— Да будет так, — сказал Ринальдо. — Только прежде я хотел бы знать, где стоят волонтеры. Там нам легче всего пробиться.

Через мгновение-другое Ринальдо отдал приказ своим молодцам держаться левее и стал вместе с ними спускаться в долину.

Не прошагали они и нескольких сот метров, как увидели на земле какой-то листок бумаги. Альтаверде поднял его и передал Ринальдо. Тот развернул листок и прочел:

Усмехнувшись, Ринальдо сунул бумагу в карман, затем сказал:

— Друзья! Считаю, что нам следует идти к границе Папской области и пробиться сквозь отряды волонтеров в Марлейские леса.

— Давай! Выступаем! — закричали все.

Они пересекли долину и пробирались теперь мимо горы, к границе. И уже едва не обошли гору, как наткнулись на отряд волонтеров. Те молниеносно атаковали шайку и отбросили ее назад. Тут разбойники столкнулись с отрядом особого назначения, численностью более чем в сто пятьдесят человек, который также немедля вступил с ними в бой.

— Друзья! — воскликнул Ринальдини. — Теперь защищайтесь как отважные мужи. Нам осталось всего ничего, чтобы перейти границу, а лес от нас менее чем в ста шагах. Захватят они нас живыми, так жизнь свою мы потеряем либо на скамье пыток, либо от руки палача. Лучше уж умрем с саблей в руках. Смело в бой! Мы конечно же прорвемся! Итак, вперед!

С последним словом Ринальдо выстрелом подал сигнал и ринулся на солдат, увлекая за собой товарищей. Ярость, с какой они предприняли эту атаку, поначалу ошеломила солдат. Они и правда начали отступать, пока один из их офицеров, пристыдив их за трусость, не встал во главе отряда и не повел их в атаку на неистового противника.

И началась ужасающая битва. Альсетто рухнул подле Ринальдо, и три его товарища вместе с ним.

Альтаверде, Чинтио, Северо и Ринальдо сражались как львы. Пули низвергались на них, словно потоки дождя, удары сыпались градом. С раскроенным надвое черепом упал Северо, рядом с ним еще дюжина разбойников, сраженных пулями и сабельными ударами.

Ринальдо, в тесном окружении своих, пробился к флангам отряда и счастливо добрался до границы, но остался при этом один. Тут на него напали два драгуна. Одного он выстрелом сбил с коня, второй умчался прочь.

Измученный, почти без сил, добрался Ринальдо до леса, заполз в густой кустарник и, задыхаясь, повалился на землю. Сознание тотчас покинуло его.

Когда он пришел в себя, время уже перевалило за полдень. Его томила жестокая жажда. Он поднялся, пошатываясь углубился в лес, где набрел на родник, и, приникнув к нему, освежился. Обшарив затем карманы, Ринальдо нашел несколько сухарей и с жадностью их проглотил. Потом забрался под куст и стал размышлять.

Но вскоре голод опять заставил его выйти из укрытия. Он поднялся, проверил ружье, наполнил походную флягу водой и двинулся в путь.

Спустя короткое время, Ринальдо вдруг уловил вдалеке какой-то шум. Атаман насторожился и вскоре увидел, что в его сторону идет крестьянин с корзиной. Ринальдо вышел ему навстречу и спросил, не найдется ли у того какой-нибудь еды.

Крестьянин вытаращился на него и сказал, что несет сыры и колбасы в соседний город на продажу. Ринальдо тотчас объявил себя его покупателем, взял столько сыров и колбас, сколько вместилось в его ягдташ, и заплатил не торгуясь; крестьянин же отдал ему еще и хлеб. После этого между ними состоялся следующий примечательный разговор.

— Что слышно нового?

— Этим утром, — ответил крестьянин, — на границе пролилось много крови.

— Как так?

— Тосканские солдаты захватили этого мошенника Ринальдини.

— Неужто захватили?

— Да. Он, правда, вместе со своими людьми защищался как истый дьявол, но их всех изрубили и перестреляли.

— И Ринальдини тоже?

— И его тоже.

— Вот это хорошо.

— Конечно же хорошо! Мошенник давно уже заслужил виселицу. Но чертовски жаль, что они не заполучили его живым и что умер он по-честному! А попадет этот негодяй все-таки в пекло.

— Все-таки?

— А то как же! Он ведь умер, не получив отпущения своих мерзких грехов.

— Да, именно так!

— Наш брат умирает все-таки спокойнее, как порядочный человек. Не так ли?

— Это уж точно! Мы с тобой ведь не мошенники.

— Так с Богом!

Крестьянин запел, а Ринальдо, смеясь про себя, проводил его глазами, углубился в лес и как следует подкрепился.

После короткого бодрящего сна он поднялся и несколько часов кряду прошагал глухим лесом. Неожиданно для себя он очутился возле небольшого взгорья, на котором высились руины замка.

Ринальдо огляделся и не заметил ни единого живого существа. Кладбищенская тишина царила в этих местах. Не слышно было даже голосов птиц. И все-таки Ринальдо показалось, что замок и вовсе не обитаем.

Атаман направился к развалинам замка и вступил в большой двор, заросший высокой травой. У рухнувшей колоннады он сел на упавшую колонну и стал внимательно рассматривать все вокруг.

Какой-то шорох вспугнул его. Мимо проскакала косуля. Ринальдо встал и подошел к лестнице, ведущей в верхние этажи замка.

Он поднялся наверх и попал в большой зал. Здесь на каждый его шаг отзывалось громкое эхо. Ринальдо напряг слух, но вокруг было по-прежнему пустынно и безжизненно.

Из зала можно было выйти в просторный покой, в задней стене которого Ринальдо заприметил две старые деревянные двери с железными задвижками. Он остановился, прислушался, но и в этот раз не уловил ничего, кроме собственного громкого дыхания. Он постучал в обе двери. Все было тихо.

В конце концов он отодвинул задвижку на одной двери; дверь заскрипела. Ринальдо вошел в пустой зал, и тотчас из него вышел. Затем он открыл вторую дверь и нашел здесь еще одну пустую комнату. После этого он запер на задвижки обе двери и вернулся тем же путем, каким вошел сюда.

Теперь он обнаружил в одном углу зала узкое отверстие. Это был вход в пустой покой, из которого можно было пройти во второй и в третий. Нечаянно Ринальдо наступил на сухие ветки и, посмотрев под ноги себе, увидел, что под ногами у него запертый люк. Он отодвинул задвижку люка, поднял крышку и заглянул в темную глубину, куда вела узкая каменная лестница. Окончив осмотр, он вновь опустил крышку на место, запер люк и пошел назад. Снова лестница, снова двор… Похоже, во всем этом каменном лабиринте и впрямь — ни души.

Сумерки уже изрядно сгустились. Ринальдо поискал глазами какое-нибудь подходящее для ночлега дерево, увидел царственный вечнозеленый дуб, забрался на него и устроился поудобнее в густых ветвях. Впрочем, о каких удобствах можно было тут говорить!

После почти бессонной ночи Ринальдо оставил свое жесткое ложе, едва рассвело, и тотчас отправился на поиски воды. А когда утолил жажду и наполнил свою флягу, пошел дальше, не забывая делать на деревьях надрезы, чтобы найти дорогу назад к руинам.

В полдень он вышел через лес к проезжей дороге и прилег в нескольких шагах от нее за кустом.

Но пролежал так Ринальдо недолго, вскоре до него донеслись людские голоса и звон колокольчиков, какие обычно подвязывают мулам. И голоса и звон колокольчиков звучали все громче, и в конце концов он увидел группу цыган. Вся компания состояла из трех мужчин, двух старух и трех молодых цыганок, четырех детей, одного груженого мула и двух псов.

Цыгане, видимо, хорошо знали местность. Завернув в лес, они сразу же пошли к ручью, от которого незадолго до этого отошел Ринальдо. Псы, тут же почуяв его, подняли дикий лай и бросились на атамана. Один из цыган схватился за ружье, а два других выхватили ножи.

Ринальдо стукнул раз-другой псов, те отскочили, и он вышел из куста.

— Эй! Ты кто? — закричал один из цыган.

— Отзовите собак, — крикнул в ответ Ринальдо, — или я пристрелю их.

Цыгане приманили собак к себе, а женщины взяли их за поводки. Ринальдо подошел ближе и решительно сказал:

— Нам едва ли надобно бояться друг друга!

— Кто ты? — спросил цыган.

— Человек, не ведающий страха, — был ответ. — Думай обо мне что хочешь. Но дай мне глоток водки.

Цыган рассмеялся.

— Ты получишь ее, если заплатишь. Черт побери, парень! Сдается мне, что ты из шайки Ринальдини!

— Какое нам с тобой дело до Ринальдини?

— Мне-то есть до него дело! Он стоит, по меньшей мере, пару-другую тысяч цехинов! — пробурчал цыган.

— Ну так ты уже опоздал.

— Опоздал? Я думаю, он еще вовремя попадет на виселицу.

— В последнем бою его зарубили тосканские солдаты.

— Тысяча чертей! Да ты из его шайки!

— Черт побери! — вскричал Ринальдо. — Скажешь это еще раз, и я размозжу тебе череп. Что ты позволяешь себе? Я лесничий из соседней местности, и меня с моими людьми призвали, чтобы сразиться с Ринальдини. У нас был жаркий день, а ты, негодяй, хочешь…

— Ладно, ладно! Прошу прощения, можно же…

— Не празднословь, а наливай! Это первое. Второе: покажите ваши паспорта. Мы получили строжайшие приказы гнаться за вами, бродягами, по пятам.

Одна из цыганок вышла вперед:

— Рюмочку вкуснейшего ликера! Господину лесничему совсем задаром.

— Я не принимаю ничего в подарок, — заявил Ринальдо. — Я знаю свои обязанности… Налей еще одну, ведьма!

— С удовольствием, милейший господин лесничий!

— А это твои дочери, старая сова? — спросил Ринальдо, показав на девушек.

— Маленькая — моя дочь. Большая — родственница. Сирота. Ее зовут Роза, она добрая христианка, ей семнадцать лет, и у нее превосходнейшее сердце… Налить еще рюмочку?

— Пожалуй! — ответил Ринальдо, поглядев при этом на девушку.

— Роза! Подай кусочек рисового пирога господину лесничему, — приказала старуха.

— Пожалуйста, господин лесничий!.. На здоровье! — Роза сделала книксен.

— Послушай, девушка! Ты и правда крещеная?

— Прости вам Господь этот вопрос! — воскликнула цыганка. — Конечно же крещеная. Ее крестили в Мачерате, как сказано в ее свидетельстве.

— Тогда все в порядке. Ну, так сколько я должен?

— Ничего. Не станем же мы у господина лесничего брать деньги.

— Никаких подарков, — возразил Ринальдо. — Вытаскивайте ваши паспорта. А что это у вас в корзинах? Черт! Где это вы раздобыли такие большие восковые свечи? Вы их украли…

— Избави Бог! Господин лесничий, что вы о нас думаете? Мы их купили. Они нам нужны. Ночью, когда в лесу бушует буря, когда…

— Я покупаю у вас две свечи. И хлеб я тоже у вас покупаю. Ну, составьте счет. Быстро! И давайте паспорта!.. А не оставите ли вы мне всю бутылочку водки?

— Почему нет? Господин лесничий может купить у нас все не хуже, чем на ярмарке.

— Да! Я куплю все, что мне нравится. Я куплю у вас и эту девушку, если вы захотите оставить ее у меня и если она захочет уйти со мной, — сказал Ринальдо с особой интонацией.

— А в качестве кого? — решила уточнить Роза.

— Как моя экономка. Мне нужна такая девушка в хозяйстве.

— Если я буду получать жалованье, так охотно пойду с вами, — сказала Роза.

— Жалованье? — переспросил Ринальдо. — Но это же само собой разумеется!

И тогда цыганка сказала:

— Забирайте это бедное дитя. Я отдаю ее вам за три дуката.

— За два.

— Ладно, берите ее. Но… при одном условии. Вы не требуете наших паспортов…

— Ага!.. Что ж, извольте. Но поберегитесь, иначе попадете в руки волонтеров.

— Так мы поспешим выйти из лесу.

— Это и я вам советую. Вот деньги за девушку, а вот несколько паоли за все, что я съел и выпил.

— Благодарим тебя.

— Прощайте! — сказала Роза цыганам. Сказала не очень-то сердечно.

— Веди себя хорошо, чтобы нам за тебя не стыдиться. Как зовется местность, куда вы ее ведете, господин лесничий? — спросила старуха.

— В Сарсилью, где я служу лесничим. Меня зовут Бенвенуто Тромилья. Меня вся округа знает.

Ринальдо отвернулся от старухи.

— Да я спрашиваю, только чтоб знать, где нам справляться о нашей девушке…

— Ладно! С Богом! — Ринальдо дотронулся до полей шляпы.

— Прощайте! — еще раз сказала Роза.

Цыгане напоили своих ослов и тотчас двинулись в путь.

Роза взяла узелок и пошла рядом с Ринальдо, который шагал к развалинам замка, веселый, в хорошем настроении.

Роза, с восхищением глядя на руины, сказала, что здесь цыганам жилось бы хорошо. Ринальдо растянулся на траве, а она улеглась рядом с ним.

— Ты и правда охотно пошла со мной? — спросил он через некоторое время.

— А то не радовалась бы так. Жизнь, которую я вела, мне давно уже разонравилась. Я даже решила уйти как-нибудь ночью. Только не знала — куда… А вот так даже лучше.

— Кто знает, лучше ли это.

— Почему же? Цыганская девушка — бедное создание. Ей надо быть готовой к тому, что с ней обойдутся по-всякому, у нее порой и куска хлеба не бывает, а поймают на воровстве, так не помилуют. Но если я буду вашей экономкой…

— Не стану тебя обманывать. Я не лесничий.

— Силы небесные! А кто же?

— Ты успеешь еще догнать своих, если не хочешь оставаться у меня. Я не буду тебя удерживать. И чтоб ты знала, сколь честен я с тобой, я поступлю даже безрассудно и скажу, кто я… Я — Ринальдини.

— Ах! Святые угодники! Как же я напугалась… потому что… потому что… Вы такой знаменитый, а я… Будь что будет. Я остаюсь у вас…

— Хорошо! Увидишь, я о тебе позабочусь. А пойдут мои дела хорошо, так и тебе будет хорошо. У тебя будет все, что только я смогу для тебя раздобыть. Дай мне руку и обещай, что останешься у меня.

— Вот моя рука. Я тебе это обещаю, — торжественно произнесла Роза.

— Твой открытый взгляд сразу расположил меня к тебе, а раз я тебе доверяю, так знай, что я хочу быть достойным и твоего доверия.

— Ринальдини! Будь ты хоть самым ужасным человеком, я тебя не боюсь. Я остаюсь у тебя и буду тебе верно служить. Мне вот даже представляется, что я давно тебя обихаживаю и знакома с тобой…

— Я откроюсь тебе во всем… Ты видишь меня здесь потому, что я спасся бегством с поля боя. Мы бились с тосканскими солдатами, в этой битве немногие мои люди уцелели. Тут я теперь совсем один. Как я узнал от встречного крестьянина, тосканцы думают, что я остался на поле брани, среди мертвецов. Меня вполне устраивает, что они так думают. Я хотел бы, чтоб вся Италия думала так. В этих руинах я хочу схорониться и переждать несколько дней, пока солдаты не уйдут. А потом мы попытаемся добраться туда, где я зарыл деньги. Найдем мы хоть три таких тайника, так нам хватит с лихвой на жизнь. Мы сядем где-нибудь на корабль, оставим Италию, уплывем в другую страну и будем себе спокойно жить вдвоем.

— Изумительный план. Чтобы выполнить его, я тоже готова сделать все, что в моих силах! — воскликнула Роза в полном восторге.

— Вот и хорошо! Попытаемся его выполнить.

Так был заключен и скреплен вкусным завтраком их союз.

После этого Ринальдо повел Розу в бывший замок и, чтобы осмотреть подземелье, куда вела лестница под крышкой люка, зажег обе купленные у цыган свечи.

Спустившись вниз, они попали в просторное подполье, которое было подступом к еще большему. Ринальдо и Роза осмотрели его. Ничего и никого! В конце подполья их ждала еще одна лестница. Поднявшись по ней, они вышли через люк на маленький, заросший травой двор и сквозь узкое отверстие в стене — прежде, видимо, здесь была дверь — протиснулись в небольшую комнатку. Ставни закрыты, дверь заперта на засов… Когда они открыли ее, мимо них с шипеньем проползли две гадюки. Ринальдо и Роза вошли в узкую комнату, в нос им ударил отвратительный запах: на полу лежали два трупа, начинавшие гнить. Тела были нагие, окровавленные.

— Здесь хозяйничали убийцы! — сказал Ринальдо, поспешно выходя и запирая дверь.

Страшное открытие взволновало его. Он обратился к Розе:

— Вряд ли нам придется надолго здесь задержаться. Я полагал, что эти развалины служат обиталищем гадюк и сов, а выходит, что сюда проторили дорогу убийцы.

Роза содрогнулась от ужаса. Ринальдо больше не колебался. Они поспешили к выходу и едва оказались на площади перед замком, как раздался выстрел; пуля пролетела между Розой и Ринальдо. Он бросился на землю, вскинул ружье и разрядил его в куст, откуда стреляли.

И сразу же услышал громкие проклятья, треск веток, и вот перед ним возник вооруженный человек, громогласно обрушившийся на него:

— Не сопротивляться! Я — Батистелло, все дрожат передо мной, атаманом команды, грозой всей округи!

— Ну наконец-то я вижу тебя, Батистелло! Неужели это ты? А я — Ринальдини.

— Вот мы и встретились. Я завидую твоей славе. Обнажай саблю, и поглядим, как ты владеешь оружием. Кто из нас двоих не падет замертво, тот будет наследником другого.

— Мое наследство — эта девушка.

— Вот и ладно, Ринальдо, доставай свой клинок!

Ринальдо снял с плеча ружье и ягдташ. У Розы выступили слезы на глазах. Ринальдо не смотрел на нее, он обнажил шпагу и пошел на Батистелло. Тот, заняв оборонительную позицию, встретил Ринальдо хладнокровно и мужественно. Удары посыпались градом, так длилось несколько минут. Ринальдо распалялся все более и более, Батистелло же оставался холодным, как клинок. Ринальдо ничего не видел и не слышал и все яростнее наскакивал на противника. А тот тайком левой рукой вытащил карманный пистолет. Заложив руку за спину, он выстрелил в Ринальдо, но промахнулся.

— Ах, мерзавец! — вскричал, рассвирепев, Ринальдо.

Он тоже выхватил из-за пояса пистолет и всадил Батистелло пулю в голову. Батистелло упал, как подкошенный.

Не успев вымолвить и слова, бандит испустил дух. Ринальдо бросил его под тот куст, из которого Батистелло в него стрелял.

Под кустом лежал узел. Ринальдо взял его и передал Розе. Потом снял с пальца мертвеца красивое кольцо и сорвал с пояса кошель, набитый золотыми монетами.

— А теперь, Роза, — тихо сказал Ринальдо, — собирайся, идем, пока не заявились дружки этого подонка!

Отшагав добрых полтора часа, они набрели в лесной чащобе на холм, заросший кустарником, у подножия его бил, журча, серебристый родник. Посередине холма нашлось удобное местечко. Здесь они расположились на отдых и перекинулись словом о недавнем кровавом приключении.

Ринальдо подсчитал золотые монеты в добытом кошеле. Их оказалось более двухсот дукатов. Роза между тем перерыла найденный узел. Она нашла там рясу отшельника, два-три фальшивых носа, бороду и белье, которое им было очень кстати.

После этого они немного подкрепились и устроились на ночлег.