Глава 19

Миссис Инглби говорила Джессике, что когда в шестнадцатом веке Аткорт перестраивали и расширяли, то сделали такую же планировку, как в Хардвик-Холле в Дербишире. На нижнем этаже были преимущественно служебные помещения, на втором – семейные апартаменты, на третьем, самом светлом и воздушном благодаря высоким потолкам и окнам, размещались официальные апартаменты.

Во времена деда Дейна функции второго и третьего этажей поменяли местами, только длинная галерея с портретами предков осталась на прежнем месте.

Однако детская, школьный класс, няньки и гувернантки остались там же, где находились с конца пятнадцатого века, – на первом этаже, в северо-восточном углу, самом холодном и темном месте во всем доме.

– Это неприемлемо, – сказала Джессика миссис Инглби вскоре после того, как Дейн и Фелпс уехали. – Ребенок и так будет расстроен разлукой с единственной семьей, которую знал. Он окажется в громадном доме, полном незнакомых людей. Я не выгоню его на два этажа ниже, в темный угол, где его наверняка будут мучить ночные кошмары.

Посовещавшись, женщины решили, что больше всего подходит Южная башня, находящаяся прямо над спальней Джессики. Все, что надо убрать из комнат Южной башни, можно перетащить по крыше в одну из других пяти башен. Так же слуги приволокут нужные вещи из других кладовок. Понадобится несколько длинных путешествий из старой детской в новую, но немного – большую часть обстановки детской вынесли в кладовки еще двадцать пять лет назад.

Благодаря армии слуг справились довольно быстро.

К вечеру в новой детской были кровать, коврик, чистое белье и красивые желтые занавески. Последние были не слишком свежие, но их хорошо выбили во дворе. Джессика нашла детское кресло-качалку, поцарапанную, и целую деревянную лошадку с половиной хвоста.

Мэри Мердок, назначенная нянькой, перерыла сундук с детскими вещами его светлости и набрала достаточно одежды для подвижного мальчика на то время, пока не будет пошит его собственный гардероб. Бриджет спарывала кружевные воротники с ночных сорочек, потому что госпожа сказала, что ни один мальчик нынешнего поколения не наденет такую вычурную вещь.

Они трудились в кладовке Северной башни, сделав ее своим штабом, потому что прежний маркиз именно сюда изгнал большую часть артефактов краткого периода правления его второй жены. Джессика откопала набор книг с картинками. Она складывала их на подоконник, когда уловила вспышку в темноте внизу.

Она придвинулась к толстому стеклу окна.

– Миссис Инглби, – резко сказала она. – Подойдите сюда, скажите, что это такое.

Экономка подбежала к окну, выходящему на запад. Посмотрела – и поднесла руку к горлу.

– Боже мой! Это привратницкая, миледи. Похоже, там пожар.

Немедленно прозвучала тревога, и дом опустел – все помчались тушить пожар.

Маленький домик, строение наподобие перечницы, стоял у одного из второстепенных въездов в Аткорт. По воскресеньям охранник вечером уходил на молитвенное собрание. Если домик сгорит дотла, что было весьма вероятно, потому что огонь должен был хорошо разгореться, чтобы его увидели, – потеря невелика. Однако неподалеку от этих ворот находился лесной склад его светлости. Если огонь перекинется на него, погибнут пиломатериалы вместе с лесопилкой, расположенной под навесом. Этот лесной склад поставлял пиломатериалы для строительства и ремонта домов всех служащих имения, пожар касался всего сообщества, и со всей деревни сбежались дееспособные мужчины, женщины и дети.

Короче, все вышло так, как говорила Черити.

Весь Аттон собрался возле горящего домика. В этой суматохе Ваутри ничего не стоило незаметно пробраться в дом лорда Дейна.

И все-таки это было не так легко, как планировалось неделю назад. Во-первых, Ваутри не мог выбирать время, и пришлось устроить поджог сразу после дождя. Дерево и камень «перечницы» медленно поддавались огню, а надо было, чтобы огонь был виден за несколько миль в округе. Из-за сырости пламя распространялось вяло, а значит, с ним справятся быстрее, чем это нужно мистеру Ваутри.

Во-вторых, по первоначальному плану, Ваутри только поджигал, Черити отвечала за проникновение в Аткорт, поиск иконы и побег. Теперь Ваутри должен был сыграть обе роли, а значит, с бешеной скоростью промчаться из одного конца имения в другой, молясь, чтобы скрывающая его темнота не скрыла также препятствий, на которых он мог бы сломать себе шею.

В-третьих, Черити несколько раз бывала в этом доме и знала общее расположение. Ваутри был здесь всего один раз, на похоронах прежнего маркиза, а одной ночевки мало, чтобы ориентироваться в десятках лестниц и коридоров одного из самых больших домов Англии.

Хорошо, что никто не побеспокоился запереть двери и окна, убегая на героическую битву с огнем, как и обещала Черити, и мистер Ваутри без труда пробежал в нужный конец дома.

Плохо то, что пришлось перебегать от одной комнаты к другой, прежде чем он нашел северную заднюю лестницу, про которую Черити говорила, что она начинается за дверью, замаскированной под панельную обшивку стены, хорошо сохранившуюся со времен Тюдоров.

Только найдя ее, он вспомнил насмешливое замечание Черити, что выходы для слуг притворяются чем-то другим, так что кажется, что слуг вообще нет и весь большой дом управляется сам по себе.

И все-таки он сумел ее найти, а дальше найти вторую было несложно.

Дверь в апартаменты Дейна была первой слева. Как Черити и утверждала, понадобилась секунда, чтобы нырнуть в нее, и еще секунда, чтобы перебежать через комнату и схватить икону. Что важнее всего, она находилась там, где сказала Черити.

Языческую картину, подаренную женой, лорд Дейн держал в изголовье кровати. Лакей Джозеф сказал об этом младшему брату, тот – своей невесте, она сказала своему брату, а тот был одним из постоянных клиентов Черити.

Но больше этого не будет, поклялся Ваутри, выходя из спальни. После сегодняшней ночи Черити будет делить кровать и одарять своим ошеломляющим умением только одного мужчину. И этот мужчина – смелый, героический Роуленд Ваутри, который увезет ее за границу, подальше от Дартмура и его неумытых сельских жителей. Он введет ее в утонченный мир Парижа. Французская столица покажется ей волшебной страной, думал он, сбегая по лестнице, а сам он будет рыцарем в сверкающих доспехах.

Забывшись, Роуленд проскочил лестничный пролет и оказался в коридоре, которого не помнил. Он побежал в конец, там оказалась музыкальная комната.

Пройдя еще полдюжины дверей, он очутился в бальном зале, из парадной двери которого была видна главная лестница. Он ринулся к ней, но остановился, размышляя, не лучше ли снова попытаться найти черный ход.

Нет, он не будет искать. Роуленд двинулся к главной лестнице, через широкую площадку, за угол… и остановился. На ступеньках стояла женщина. Она посмотрела вверх – на него, потом на икону, которую он прижимал к груди.

В одно мгновение Ваутри пришел в себя и кинулся бежать вниз. Женщина набросилась на него, он слишком поздно увернулся. Она схватила его за рукав, он споткнулся, икона выпала из рук. В следующий миг он восстановил равновесие и оттолкнул Женщину.

Он слышал треск, но не обратил внимания – глаза были прикованы к иконе, лежавшей у подножия лестницы, устланной ковром. Он сбежал вниз и схватил ее.

Джессика стукнулась головой о стену и, отыскивая вслепую, за что бы ухватиться, столкнула с подставки китайскую вазу. Та ударилась о перила и разбилась.

Хотя перед глазами все крутилось, она заставила себя выпрямиться и, держась за перила, торопливо пошла вниз.

Спустившись в главный холл, она услышала, как хлопнула дверь, потом послышались ругательства и торопливые шаги по камню. В голове прояснилось, она поняла, что похититель пытался бежать через заднюю дверь, но попал в буфетную.

Она кинулась через холл к скрытному проходу в буфетную и добежала до ее двери, когда он из нее выходил. На этот раз он успешно увернулся и кинулся в холл, но она схватила первое, что попалось под руку, – китайскую фарфоровую собачку, и швырнула вдогонку.

Удар пришелся по голове. Ваутри покачнулся, упал на колени, но все еще прижимал к себе икону. Джессика подбежала и увидела, что у него по лицу льется кровь. Но гнусный человек не сдавался. Он пополз к двери и потянулся к ручке. Она схватила его за воротник, он извернулся и ударил ее с такой силой, что она упала на плиточный пол.

Джессика видела, как пальцы обхватили дверную ручку, как потянули… Она вскочила с пола, навалилась на него, схватила за волосы и ударила головой о дверь.

Он толкался, ругался, пытался вывернуться, но она была в такой ярости, что не чувствовала его ударов. Этот негодяй пытался украсть драгоценную Богородицу ее мужа, так просто ему не уйти!

– Не уйдешь! – крикнула она и снова ударила его головой о дверь. – Никогда!

Ваутри выпустил дверь и икону и откатился, чтобы стряхнуть ее с себя.

Но она не сдавалась. Джессика вцепилась в него, царапала ему лицо, шею. Он попробовал навалиться на нее – она ударила его коленом в пах, он дернулся и скрючился, зажимая руками низ живота.

Она за волосы приподняла его голову, чтобы размозжить ее о мраморный пол, и тут сильные руки обхватили ее за талию и подняли – от Ваутри, от пола.

– Этого достаточно, Джессика. – Приказ мужа проник в ослепленный яростью мозг, она перестала сражаться и вернулась к действительности.

Джессика увидела, что парадная дверь распахнута и в ней застыла толпа слуг. Впереди этих статуй стоял Фелпс, а рядом с ним Доминик, который держал кучера за руку и во все глаза смотрел на Джессику.

Больше она ничего не увидела, потому что Дейн развернул ее за плечи и повел через скрытый проход в главный зал.

– Родсток, – сказал он не оглядываясь, – пошлите кого-нибудь сейчас же убрать здесь.

После того как жена погрузилась в ванну и над ней хлопотала Бриджет, а при входе в апартаменты стояли два дюжих лакея, Дейн вернулся на первый этаж.

Ваутри, вернее, то, что от него осталось, лежал на столе в старой классной комнате, его сторожил Фелпс. Нос у него был сломан, зубы выбиты, вывихнута кисть руки. Лицо покрыто засохшей кровью, опухший глаз не открывался.

При виде всего этого, Дейн заметил:

– Ты легко отделался. Повезло, что у нее не было пистолета.

Пока Дейн нес Джессику в ее комнату, он понял, что произошло. Он видел икону, валявшуюся на полу в холле, по дороге к дому он слышал о пожаре. Он мог сложить два и два.

Ему не надо было допрашивать сына, чтобы понять, что Ваутри и Черити были сообщниками по преступлению.

Дейн не потрудился допрашивать и Ваутри, он сам рассказал ему, что случилось.

– Жадная шлюха с жирным выменем превратила тебя в законченного идиота, и ты это допустил, – подытожил Дейн. – Это очевидно. Что я хочу знать, так откуда у тебя появилась идея про двадцать тысяч. Черт возьми, Ваутри, ты не мог, взглянув на икону, дать ей больше пяти тысяч, и понимал, что ни один ростовщик не даст и половины этого.

– Некогда… смотреть. – Разбитые губы и опухшие десны не давали говорить, его высказывание прозвучало как «не… да… реть», но с помощью Фелпса Дейн сумел перевести.

– Другими словами, до сегодняшнего дня ты ее не видел, – сказал Дейн. – Значит, кто-то тебе рассказал, скорее всего Берти. А ты ему поверил – что было идиотством, потому что ни один здравомыслящий человек не станет слушать Берти. Но потом тебе еще надо было пойти и рассказать все этой шлюхе сатаны. А она за двадцать тысяч продала бы мать родную.

– Ты был дурак, это точно, – скорбно прогудел Фелпс, словно греческий хор. – Она продала своего мальчика всего за полторы тысячи. Ну как, не чувствуешь, что над тобой посмеялись? Не хочу обидеть, сэр, но…

– Фелпс. – Дейн устремил на кучера уничтожающий взгляд.

– Да, милорд. – Фелпс смотрел широко раскрытыми невинными глазами, которым Дейн ни на минуту не поверил.

– Я не давал Черити Грейвз полторы тысячи, – очень тихо сказал его светлость. – Насколько я помню, ты трогательно предложил отправиться на черную лестницу, чтобы не дать ей сбежать, в случае если она от меня ускользнет. Я полагал, что ты опоздал, и она сбежала. Ты не соизволил сообщить обратное.

– Ее светлость беспокоилась, что мамаша закатит скандал на глазах у малыша, – сказал Фелпс. – Ее светлость не хотела его волновать сверх меры, ему и так досталось. Вот она и велела дать девушке утешительные деньги. Ее светлость сказала, что это ее деньги «на булавки» и она может тратить их как хочет. Вот она и потратила их на то, чтобы успокоить мамашу, и записку написала, чтобы девушка поехала на эти деньги в Париж. Там ей будет хорошо.

– В Париж? – Ваутри резко сел.

– Сказала, что там парни будут ее любить и обращаться с ней лучше, чем здешние. Мне показалось, что эта идея ей пришлась по нраву, потому что она загорелась и сказала, что ее светлость неплохой человек. Я должен был передать ее светлости, что она сделала то, что говорила ее светлость, – что-то сказала мальчику, о чем просила ее светлость.

Джессика сказала шлюхе, что говорить, и шлюха это сделала.

Потом Дейн увидел, сколько доверия к нему проявила Джессика. В противном случае она поехала бы с ним, что бы он ни говорил. Но она верила: Дейн даст мальчику почувствовать, что тот в безопасности.

Возможно, жена знает его лучше, чем он сам, думал Дейн. Она увидела в нем качества, которые он не замечал, глядя на себя в зеркало.

Если это так, возможно, она и в Черити увидела черты, о которых он не подозревал. Может, у Черити есть что-то вроде сердца, если она потрудилась приготовить Доминика к своему отъезду.

Джессика сказала, что Черити сама как ребенок.

Похоже, это так. Подбрось ей идею, и она помчится ее осуществлять.

Он заметил, что ухмыляется, глядя на Ваутри.

– Придется тебе найти другую пустышку, чтобы отвлечься от этой. Планировать и мечтать о чем-то более безопасном. Она ребенок, знаешь ли. Аморальный, беспринципный ребенок. Сейчас у нее в руках полторы тысячи, она и думать забыла об иконе – и о тебе. Она не узнает, а если узнает, ей будет наплевать, что ты рисковал жизнью и честью… ради чего? – Дейн хохотнул. – Что это было. Ваутри? Любовь?

Даже сквозь синяки и запекшуюся кровь было видно, что Ваутри покраснел.

– Она не будет. Она не может.

– Ставлю пятьдесят кусков, что в эту минуту она уже на пути к побережью.

– Я ее убью, – квакнул Ваутри. – Она не может меня бросить. Не может.

– Потому что ты ее догонишь, – насмешливо сказал Дейн. – Хоть на краю земли, если раньше тебя не повесят.

Кровь отхлынула с избитого лица Ваутри, оставив испещренный кляксами серый пейзаж.

Дейн долго смотрел на бывшего товарища.

– Беда в том, что я не могу придумать более злодейского чистилища, чем то, в которое ты сам себя вверг. Нет мучения более дьявольского, чем безнадежно сохнуть по Черити Грейвз. – Он помолчал. – Кроме одного. – Рот Дейна изогнулся в язвительной улыбке. – Жениться на ней.

«Самое эффективное решение, – подумал Дейн. – Куда проще, чем отдавать под суд влюбленного дурака».

Ваутри совершил одно преступление – поджог – и планировал второе – кражу.

Все же он устроил пожар в наименее ценном строении, а благодаря сырости и быстрой реакции людей Дейна ущерб получился минимальный.

Что до кражи, Джессика наказала неудачника более жестоко, чем это сделал бы Дейн. То, что его одолела женщина, добавляло бедам Ваутри прелестный унизительный оттенок.

Джентльмен, обладающий хоть каплей мужской гордости, скорее даст оторвать себе яйца раскаленными щипцами, чем позволит всему миру узнать, что его побила тоненькая фемина.

С мудростью Соломона и воспоминанием о способе шантажа, который Джессика продемонстрировала в Париже, его светлость вынес приговор:

– Ты найдешь Черити Грейвз, где бы она ни была. И женишься на ней. Так ты станешь отвечать за нее по закону. А я возложу на тебя законную и персональную ответственность за то, чтобы она на десять миль не приближалась к моей жене, сыну или любым домочадцам. Если она нас побеспокоит – любого из нас, Ваутри, – я дам грандиозный обед.

– Обед? – моргнул Ваутри, ничего не понимая.

– На обед я приглашу всех наших веселых собутыльников, и когда наполнят бокалы, я встану и угощу компанию историей о твоих приключениях. Я снабжу рассказ изысканными подробностями, которые сам наблюдал, стоя в дверях.

Как только до Ваутри дошло, он взорвался.

– Найти ее? – закричал он, дико озираясь. – Жениться? Как? Господи, неужели ты не видишь, я пошел на это, потому что судебные приставы были в трех шагах от меня. Дейн, я ничто, меньше нуля. – Он застонал. – Если быть точным, на пять тысяч меньше. Я разорен. Разве ты не видишь? Я никогда не поехал бы в Девон, если бы Боумонт не сказал, что на соревновании по борьбе я заработаю двадцать тысяч.

– Боумонт? – повторил Дейн. Ваутри не обратил на это внимания.

– Целое состояние на этих твердоголовых любителях. – Он взъерошил волосы. – Он распалял меня, свинья. Говорил, «величайший матч после Канна и Полкинхорна».

– Боумонт, – повторил Дейн.

– Двадцать тысяч, он сказал, столько эта штука стоит, – продолжал несчастный Ваутри. – Но ведь он меня распалял! Сказал, что знает русского, который отдал бы за нее первородство. И я ему поверил.

– Значит, не Берти Трент вложил это тебе в голову, а Боумонт, – заключил Дейн. – Я мог бы догадаться. Он затаил на меня злобу, – объяснил он Ваутри, который явно пришел в замешательство.

– Злобу на тебя? Но при чем тут я?

– Думаю, чтобы ты позавидовал и между нами пробежала кошка, – сказал Дейн. – А то, что этим он усугублял твои несчастья, приводило его в особый восторг. – Дейн нахмурился. – Он любит причинять неприятности. Он не может отмстить как мужчина, слабоват для этого. Что меня особенно раздражает – в своей игре он зашел куда дальше, чем мечтал. Я мог отправить тебя на виселицу, а он смеялся бы до упаду.

Пока Ваутри переваривал услышанное, Дейн медленно глядел маленькую комнату, размышляя. Наконец сказал:

– Думаю, я заплачу твои долги, Ваутри.

– Что?!

– Также выделю тебе скромное содержание, – продолжал Дейн, – за оказанные услуги. – Он помолчал, сложив руки за спиной. – Видишь ли, мой дорогой, мой преданный друг, я понятия не имел о ценности иконы, пока ты не сказал. Я даже собирался отдать ее миссис Боумонт за портрет моей жены. Джессика вспоминала, как миссис Боумонт восхищалась иконой, и я подумал, что для художника это будет более приятное вознаграждение, чем просто деньги. – Дейн слабо улыбнулся. – Но никакой портрет, даже кисти несравненной Лилии Боумонт, не стоит двадцать тысяч, не так ли?

Ваутри, наконец, сообразил. Избитое лицо скривилось в улыбке.

– Конечно, ты напишешь Боумонту, – продолжал Дейн, – поблагодаришь за то, что он поделился информацией. Как вежливый человек. А он, естественно, как твой лучший друг, бескорыстно восхитится, что ты смог выгодой воспользоваться его мудростью.

– Он будет рвать на себе волосы, – покраснев, сказал Ваутри. – Дейн, я не знаю, что сказать, что думать… Все было… так плохо, а ты нашел, как выправить, несмотря на то что я сделал. Если бы ты бросил меня в ближайшую выгребную яму, ни один человек в Англии тебя не осудил бы.

– Если ты не будешь держать эту адскую фемину подальше от меня, я брошу в сортир вас обоих, – пообещал Дейн. Он пошел к двери. – Фелпс отыщет кого-нибудь, кто тебя залатает. Я пришлю слугу с деньгами на дорогу. Чтобы к тому времени, как взойдет солнце, тебя здесь не было, Ваутри.

– Да-да, конечно. Спа… – За Дейном захлопнулась дверь.

Загрузка...