Риторическая теория числа

Кто есть Бытие, или Так мыслит Пифагор

История философии остается последней надеждой сохранения философии как дисциплины в прагматической среде современной науки. На вызов науки, присвоившей себе все качества рациональности и устойчивого объективного мышления, философское сообщество не берется даже отвечать, почитая себя заранее проигравшим и подбирая на обочине естественнонаучного дискурса эвристические структуры и конструкции, имеющие в самой науке сугубо дидактическое, либо модельное значение.

Так вознесенная на небывалые высоты современного философского дискурса конструкция «деконструкции» Ж. Дерида всего лишь воспроизводит модельный тип реальной «критики способности суждения» в физике, прототипом которой служит принцип неопределенности Гейзенберга. Всякий «прорыв» в философии лишь тогда становится реальным, когда разрешается проблема выявления внутренней структуры и организации некоторого риторического континуума, соответствующей, или, скорее, наследующей «истинным» физико-математическим образцам. Зависимость философского сообщества от разрешенных для него институциональной наукой степеней свободы представляется неодолимой. Философия оказалась не способной производить более знание. Горечь этого обстоятельства не может не затрагивать достоинство самостоятельного мышления. Преодоление препятствий на пути истинности, рациональный тонус интеллекта, присутствие и полноценность мышления, наконец, — все эти свойства разума надежно от-своены кругом естественнонаучного видения. Философствующее сообщество являет себя как экзотическое. А ведь в полемике с абсолютной интеллектуальной властью современной науки мы имеем дело с традиционным для истории философии конфликтом непосредственности и опосредования, значения и смысла, суждения и понятия, знака и символа. Сумеет ли сообщество быть абстрактным, столкнувшись с вызовом реально существующего и господствующего конкретного в виде физики, математики и др.

Единственный шанс — рассмотрение истории философии как научной дисциплины, изучающей историю реального мышления. В этом смысле сама философия открывается как эффект, момент «истории философии», операциональное средство конкретного изучения события мышления. Реальное мышление, его история априорны форме естествознания. История философии оказывается каталогизацией опыта разума, дефинирующего основания естествознания. Дефиниция оснований естествознания является самостоятельным делом мышления, ничего общего не имеющим с современной наукой.

Здесь мы подходим к главному тезису. Дефиниция основания естествознания и породила естествознание как момент истории мышления. Но дефиницией оснований естествознания всегда занималась философия в своей истории, в определенные ее моменты прямо направляя развитие науки. При этом дефиниция оснований естествознания была прямым делом мышления, но никак не естествознания, подобно тому как произведение искусства является делом рук художника, а не самопорождается из собственного «внешнего вида», идеи. Не было никакого естествознания до мышления. История философии вне контекстов ее употребления действующим философским сообществом — это энтропия естественнонаучного знания. По мере восхождения естественнонаучного знания к своей действительной безосновности (проблемы оснований математики, теории гравитации и др.) история философии как система истории мышления «возрастает», усложняется, наращивается в качестве опыта дефинирующего разума. История философии раскрывает естественнонаучную стратегию порождению порядка из хаоса, выражая «хаос» философии, упорядочиваемый простым наличием истории философии.

В этом определении проблема Бытия как предмета истории философии и является фундаментальной проблемой истории философии как затянувшегося во времени эксперимента, имеющего конкретные генезис, структуру и совокупность результатов. Таким образом, проблема Бытия есть научная проблема, проблема, имеющая решение, импульс которого открывает новую эпоху истории мышления. История философии ищет ответ на вопрос: «Кт. е. Бытие?», в то время как философское под-опытное дефинирующему разуму сообщество кружится вокруг вопроса: «Что есть Бытие?». История философии — это вопрос о том, Кто создал сознание нашей европейской цивилизации, задаваемый с тем, чтобы с высокой степенью достоверности представить себе ее реальное (субъектное) основание. Ведь «ничто не происходит без основания».

История философии — это реальная проблема, имеющая решение, с нахождением которого она перестанет быть проблемой. Философия лишь работает на историю философии. Важна не столько философия, сколько та специфическая особая реальность, возникающая в силу ее наиболее простого действия во времени, существования в нем.

История философии как каталог, состоящий из имен, обозначающих континуумы философских систем и произведений, раскрывает одну из фундаментальных составляющих истории мышления, а именно, существо «начала» мышления как оно (начало) возникло как существовало, работало и осмысливалось на протяжении истории мышления. Бытие как «слово», содержащее существо начала мышления, является универсальной истиной действительности мышления, в то время как действительность мышления раскрывается многообразием неуниверсальных истин, раскрывается как время, измеряемое способом рассмотрения истории мышления. История философии «несокрыта» как действительный поиск Слова Бытия, изначальной риторики бытия. Вопрос о том, Кт. е. Бытие, это вопрос о форме начала мышления, риторическая сущность которого окончательно прояснена.

Вопрос об изначальном опыте разума, дефинирующего основания естествознания, разведывающего в этом опыте самостоятельный путь бытия, — это историко-философский вопрос о Пифагоре. Мы раскрываем здесь историко-философский вопрос о Пифагоре как коренной вопрос истории философии, завершающий ее судьбу.

Пифагор есть Бытие. История философии, осмысливая те или иные философские учения, анализируя интеллектуальные системы и конструкции, переопределяя взаимодействие между философами и школами, в действительности производит разведывание истока мышления. Вопрос о бытии, по Хайдеггеру, центральный вопрос истории философии.

Бытие есть достояние истории философии, то основание мышления, которое обусловило его историю. Философия же есть лишь бытописание мышления, его падения в ту или иную историческую эпоху.

Пифагороучение открывает историю мышления. Пифагороучение осново-полагает эпохи истории мышления. Пифагороучение есть учение о Бытии.

Теорема Пифагора создает науку из бытия. Она гласит: «Бытие может быть Временем (в виде Времени). Именем (мерой) Времени есть Число. Нет Числа без Времени, нет Времени без Числа. Бытие есть только без Времени, без Числа».

Или другая формулировка теоремы Пифагора, более короткая: «Пространства нет». Так выясняется, возникает первая дефиниция как смысл всякого определения вообще.

Пифагор есть тот самый, искомый субъект истории философии. Употребляя реальное понятие Субъекта, философия соотносится с Пифагором, вступает с ним в диалог. Субъект не работает с пространством. Пространство — удел вещей. Имя Субъекта — Пифагор. Геометрическое толкование теоремы Пифагора для его времени не имело какого-либо утилитарного значения, оно было эйнштейновской формулой энергии, но гораздо более продвинутой, раскрывающей бесконечную власть времени над пространством. Время изменяло пространство по своему усмотрению, что называлось впоследствии законами организации пространства, безосновной евклидовой (за недоказанностью пятого постулата) и безосновной неевклидовой (по смыслу и способам формализации) геометрией одновременно.

Теорему Пифагора знают все. Так или иначе. Так, пожалуй, должна была бы начинаться метафизика Аристотеля, если бы она не была упрощенным комментарием к его «Физике». «Все люди от природы стремятся к знанию», — так начинается аристотелевский труд, Величайшая профанация пифагореизма. Аристотелизм — дидактический пифагореизм, объяснительный, полемизирующий с платонизмом как пифагореизмом эвристическим, показывающим. Речь должна была идти о Субъекте. История философии как постижение Пифагороучения, этого реального основания истории мышления, знает себя как диалог философских учений, их последовательность, взаимосвязь, иерархия.

У «подножия» Пифагора разворачивалась мировая (европейская) история мышления. К нему сходится, собирается реальное многообразие эпох мышления. Великие основатели религий, ученые, философы, художники, государственные мужи знают Субъекта в качестве своего Учителя.

Основным ремеслом Пифагороучения является организация. Все организации как субъективности истории мышления суть пифагорейские образования.

Знание Субъекта европейской цивилизации, демиурга, создавшего ее рациональную структуру, завершает историческую миссию философии. Истинное познание Субъекта возможно лишь через познание истории строго определенной последовательности отклонений от Пифагороучения, возвращающихся к мифологизированному субъекту истории мышления с новой силой.

Самой радикальной «ересью» Пифагороучения является, безусловно, античный атомизм, воспроизводящийся сегодня в качестве тяжелого наследия современного естествознания. Основывающийся на антипифагорействе досократиков, этой квинтэссенции заблуждений, пытавшейся остановить ход истории мышления в самом его начале, атомизм, по существу, овладевает идеей и статусом начала рациональности. Пифагороучение сохраняется в довольно невнятной форме лишь в произведениях Платона и Аристотеля, гипостазирующих «философию» в качестве некоторого абсолютного свойства мышления.

Пифагороучение может быть определено как Первая Хроника. Пифагор задает изначальный статус рационального как коренящегося во времени. Число утверждает нерасторжимую связь мышления со временем, раскрывает существо их взаимодействий. Число выражает временную природу мышления и воплощает разумный смысл времени. Число есть Удерживающее. Число есть Организующее. Число само есть Организм. Число есть Произведение. Таковы аксиомы Пифагора.

Теорема Пифагора, являющаяся основанием современного естествознания, попросту удерживает состояние настоящей эпохи истории мышления. Современное естествознание все еще не способно осознать себя как исследование и употребление (сущность техники) реальной бесконечности числового ряда. Спор Эйнштейна и Бора — это диалогическое интуитивирование реальности числового ряда как действительности физики — не окончен, хотя и разродился квантовой механикой, имеющей сугубо конвенциальное значение. Современное естествознание не знает собственного основания. В этом — единственная возможность, но и неизбежность возобновления пифагорейского сообщества, восстанавливающего сквозь время истинностные связи с Субъектом мировой истории мышления.

Слово раскрывает нерасторжимую связь мышления с бытием. Слово свидетельствует о Бытии как начале мышления. Преобразуемое в вопрос слово овладевает временем, из которого образует письменность как инобытие действительности числового ряда. Письменность и действительность числового ряда — основания Пифагороучения. Письменность числового ряда (математика) и числовой ряд письменности (история) замыкают круг творения. Риторика творит в квадратуре круга. Геометрия исчезает. Новая физика, свободная от материальных оков геометрии, механика времени — Хроника, рождается.

Новый Пифагор образуется как новое начало мышления. Ессейский проект Христа выразил неосведомленность античной классики, эллинизма вообще о Пифагоре. Пифагор через христианство раскрылся не меньше, чем через античный рационализм, и в структуре его личности кроется разгадка так и не проясненного долговременного альянса античности и христианства, образовавшего современную европейскую цивилизацию. Альянса, вокруг которого небезуспешно кружил Ницше. Распятие показывает изначальность экзистенции, в которой неразделимо сращены число и слово, конкретизировано абстрактное отношение времени и бытия.

Новый Пифагор восстанавливает Субъекта из Распятия. Поэтапное восстановление Субъекта из Распятия образует структуру Риторики, формирует новую письменность, способную удерживать бытие.

Пифагор отказался выступить в одной из величественных номинаций своего времени, назвавшись человеком, сущностно просто связанным с мышлением, — «философом». Радикальный отказ от номинации «философия» в открывающуюся эпоху ведет к риторике.

Новый Пифагор — это мегапроект мировой политической организации, основанный на меганауке хроники и мегакультуре риторики.

Новый Пифагор — это содержательная сторона стратегии мировой глобализации, образующая новую, семиотическую прагматику, которая в отличие от семантической американской прагматики осуществляет семиозис (качество сращенности риторики и хроники в риторической теории числа), выявляет хронологическую природу мировых денег. Новый Пифагор — это проект системы мирового управления, раскрывающийся как хронография, письмо самого времени.

История цивилизации оказывается историей нормообразования фундаментальных норм права, развитием реальных систем естественного права, связанных с «жизнью людей», когда генезис и структура правовой нормы полностью прояснены в риторике. Гносеологический смысл и основание риторики образует хроника. Механика времени совершает поворот в сущности техники.

Риторика совершенствует идею этики. Этические обстоятельства личности априоризуются риторическим образом. Новая пифагорейская этика ведет к образованию сообщества мирового народа.

Новый Пифагор открывает новую цивилизацию. Новая цивилизация открывается, подобно открытию Колумбом Америки, на месте бывшего СССР, месте «злостного цветения» наиболее радикальной антипифагорейской ереси, пытавшейся восстановить материю и свойственное ей пространство на территории, земле, наиболее тесно сращенной со временем. Новый Пифагор восстанавливает Россию из Распятия за мир, реконструирует ее белую, несокрытую как чистый лист письменности, пифагорейскую «усию» (сущность).

Пифагорейское сообщество структурирует мир, как оно это уже сделало, создав современную европейскую цивилизацию.