Ривермонтский Большой приз

ГЛАВА 1 Троянские кони

(Пятница, 13 апреля, 10 ч. веч.)

Ужасное, во многих отношениях совершенно необыкновенное преступление, совершенное в доме Гарденов в день розыгрыша Ривермонтского Большого приза, было так умело задумано, что только по чистой случайности, или я бы сказал, вследствие неожиданного вмешательства, оно вообще было раскрыто. Я считаю, что это было одним из самых больших успехов Фило Вэнса, т. к. только его необыкновенное понимание человеческой природы, его поразительный нюх к подпочвенным течениям повседневной жизни привел его к истине.

Убийство в день Ривермонтского приза было поразительной смесью страсти, скупости, честолюбия и увлечения скачками. Была тут также и примесь ненависти.

Для нас это дело началось вечером 13 апреля. Мы сидели в квартире Вэнса, вместе с его приятелем, следователем Маркхэмом. Обед, как всегда у Вэнса, был превосходный, и после него мы уселись в библиотеке за рюмкой удивительного коньяка «Наполеон, 1809». Вэнс и Маркхэм рассуждали о преступлении вообще. Вэнс отрицал возможность возникновения «волн преступности», утверждая, что преступление — нечто совершенно личное, не поддающееся никаким законам. Во время разговора в комнату вошел Карри, старый английский лакей Вэнса. Мне показалось, что ему не по себе. По-видимому, и Вэнс почувствовал что-то необычное в его манере, потому что он повернулся и спросил:

— В чем дело, Карри? Видели вы призрак, или в доме грабитель?

— Только что звонили по телефону, сэр.

— Какие-нибудь скверные вести от ваших? — спросил Вэнс.

— О нет, сэр, звонили не мне, один джентльмен…

— Джентльмен, Карри?

— Он говорил, как джентльмен, сэр. Это не был простой человек у него был культурный голос, сэр.

— Раз вы так много узнали по голосу, — сказал Вэнс, — может быть, мне сообщите возраст этого джентльмена?

— Мне кажется, что он был средних лет или немножко старше, — сказал Карри. — Голос его звучал солидно и основательно.

— Великолепно, — сказал Вэнс, гася папиросу. — Зачем же звонил этот основательный, солидный джентльмен средних лет? Хотел он говорить со мной и назвал ли он свое имя?

В глазах Карри появилось тревожное выражение:

— Нет, сэр, это-то и странно. Он сказал, что не хочет говорить с вами лично и что он не назовет свое имя. Но он просил меня кое-что передать вам. Он заставил меня записать это слово в слово и затем прочесть ему. И когда я это сделал, он повесил трубку. Вот это послание, сэр, — и он протянул Вэнсу листок блокнота.

Вэнс взял его и кивком приказал Карри удалиться. Потом он стал разглядывать бумажку. Глаза его несколько затуманились. Он прочел послание еще раз более внимательно и откинулся в кресле.

— Честное слово, — прошептал он, — весьма необыкновенно! Это, конечно, вполне понятно, но я не улавливаю связи.

— Что это — секрет? — с некоторым неудовольствием спросил Маркхэм.

Вэнс виновато посмотрел на него:

— Простите меня, Маркхэм, мой ум невольно двинулся по рельсам. Простите. Вот послание, которое записал Карри: «В доме профессора Эфраима Гардена имеется весьма тревожное психологическое напряжение, не поддающееся диагнозу. Перечтите то, что известно о радиоактивном натрии. Взгляните книгу XI-ую Энеиды, строчку 875. Хладнокровие существенно». Курьезно, не правда ли?

— Мне это кажется довольно-таки бессмысленным, — сказал Маркхэм. — Разве вы водитесь с сумасшедшими?

— О, это совсем не был сумасшедший, — заверили его Вэнс. — Это загадочно, я признаю, но довольно ясно.

— Во имя неба, какое отношение имеют друг к другу профессор, натрий и Энеида?

Вэнс глубоко затянулся папиросой перед тем, как ответить.

— Эфраим Гарден, о котором вы наверное слышали, один из наиболее известных специалистов по химии в нашей стране. Кажется, он профессор химии в Стейвезантском университете. Его последние изыскания касались радиоактивного натрия. Удивительное открытие, Маркхэм. Новый радиоактивный натрий, по-видимому, открывает новые пути для лечения рака. С другой стороны, радий и радиоактивные вещества могут быть очень опасны, если попадают в нормальную ткань человеческого тела. Открытие радиоактивного натрия сильно продвинуло дело вперед…

— Все это весьма увлекательно, — иронически сказал Маркхэм, — но что это имеет общего с вами или с тревогой в доме Гарденов? А уж, в особенности, с Энеидой. Во времена Энеиды не знали о радиоактивном натрии!

— Маркхэм, старина, я не гадатель. У меня нет ни малейшего представления о том, причем тут я или Энеида. Но у меня смутное ощущение, что в этой книге Энеиды имеется одно из лучших описаний битвы в древней литературе. Однако посмотрим…

Вэнс достал с полки книгу и стал ее перелистывать.

— Вот то место, на которое ссылаются, Маркхэм, — сказал он. — Это знаменитая звукоподражательная фраза, гласящая в более или менее точной передаче:

«От топота копыт пыль по полю несется».

Маркхэм вынул сигару изо рта.

— Тайна только сгущается, — сказал он. — Вы теперь мне расскажите, что имеют общего троянцы с этим профессором химии и его радиоактивным натрием.

— Нет, о нет. — Вэнс говорил совершенно серьезно. — Не троянцы, но может — топот лошадей.

— Вам это может казаться осмысленным… — начал Маркхэм.

— Видите ли, — ответил Вэнс, — я улавливаю намек на некую схему. Молодой Флойд Гарден, единственный сын профессора, и его кузен, тщедушный малый по имени Вуд Свифт, страстно увлекаются лошадками, Маркхэм. Они интересуются спортом. Это весьма распространенная болезнь вообще, но лошадки — это их страсть. Они принадлежат к той группе молодых аристократов, которые проводят свои дни в бесплодных гаданиях о том, какая лошадь придет первой.

— Вы хорошо знаете Флойда Гардена?

Вэнс кивнул:

— Недурно. Он член клуба Далеких Лужаек. И я часто играл с ним в поло. Молодой Гарден несколько раз приглашал меня присоединиться к нему и к его небольшой компании в момент розыгрыша скачек. По-видимому, он получает по радио сведения со всех ипподромов, и у него есть громкоговоритель. Профессор этого не одобряет, но он не возражает против того, что миссис Гарден иногда делает ставки на ту или иную лошадь.

— Бывали ли вы у него? — спросил Маркхэм.

— Нет, — сказал Вэнс, — но я думаю на этот раз принять его приглашение.

— Я не понимаю, как вы можете серьезно относиться к этому загадочному посланию.

— Вы упустили из виду одну фразу, — ответил Вэнс. — «Хладнокровие существенно». Одна из наиболее знаменитых лошадей, участвующих в скачках, называется Хладнокровие. Она принадлежит к той же компании «бессмертных», как Боевик, Истребитель, Смелый Фокс и Граф Рей. Кроме того, Хладнокровие участвует завтра в розыгрыше Ривермонтского Большого приза.

— Я все же не вижу оснований… — начал Маркхэм.

— Кроме того, — продолжал Вэнс, — доктор Майльс Зиферт, домашний врач Гарденов, сообщил мне, что миссис Гарден уже несколько времени страдает загадочной болезнью.

— Дело становится все более запутанным, — проворчал Маркхэм.

— Я могу сказать, — заметил Вэнс, — кто послал мне это сообщение.

— Вот как!

— Да. Это был доктор Зиферт.

— Можете вы мне сообщить, как вы пришли к этому заключению?

— Это было нетрудно, — ответил Вэнс. — Во первых, меня не вызвали к телефону самого. Очевидно, этот человек боялся, что я узнаю его голос. Затем, это послание составлено на профессиональном медицинском наречии. «Психологическое напряжение» и «не поддается диагнозу», — это фразы, которые редко употребляет рядовой обыватель. Далее, говоривший, очевидно, знает, что я более или менее осведомлен о положении в доме Гарденов и о страсти молодого Гардена к скачкам. Из этого я вывожу, что говоривший — врач, которому известно мое знакомство с Гарденами. Единственное лицо, соответствующее этим условиям, — Майльс Зиферт. Я к тому же случайно знаю, что он знаток древних языков. Я встречался с ним в клубе латинской литературы.

— В таком случае, почему же вы не позвоните ему и не спросите, что скрывается за этой криптограммой?

— Дорогой Маркхэм, о, дорогой Маркхэм! — Вэнс прошел к столу и выпил рюмку коньяку. — Зиферт не только негодующе отверг бы какую-либо причастность к этому посланию, но стал бы мне всячески препятствовать. Этика медицинской профессии поразительна. А Зиферт — фанатик в этом отношении. Нет, такой способ действий не подойдет. Я должен разобраться в этом сам.

— Но в чем вы, собственно, должны разобраться? — настаивал Маркхэм, — и почему вы думаете, что тут нечто серьезное?

— Кто знает! — протянул Вэнс. — Кстати, я и сам интересуюсь скачками.

— Что же вы предполагаете делать? — спросил Маркхэм.

— Нью-йоркский следователь, почтеннейший Маркхэм должен гарантировать мне безнаказанность раньше, чем я отвечу.

— Вы собираетесь нарушить закон? — спросил удивленно Маркхэм.

Вэнс снова взялся за рюмку коньяку.

— О да, сказал он. Это преступление, кажется, карается тюрьмой.

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать для вас.

Вэнс еще раз хлебнул Наполеона.

— Ну, старина Маркхэм, — объявил, он, — я завтра отправляюсь к Гарденам и буду вместе с молодежью держать пари насчет лошадей.