(Суббота, 14 апреля; 5 ч. 10 м. дня)
— Ну, в чем проблема, Вэнс? — резко потребовал Маркхэм. — Я позвонил Хису, как вы просили, и привез его с собой.
— Гадкое дело, — ответил Вэнс. — Как я вам и сказал. Боюсь, вы столкнетесь с проблемами. Это не рядовое преступление. Все, что я смог изучить до сих пор, противоречит всему остальному. — Он посмотрел мимо Маркхэма и вежливо кивнул Хису. — Жаль взваливать на вас все это дело, сержант.
— Ничего, мистер Вэнс. — Хис протянул руку с торжественным добродушием. — Я рад, что шеф мне позвонил. Итак, в чем тут дело и куда мы отсюда направимся?…
Тут в прихожую энергично ворвалась миссис Гарден.
— Вы действительно окружной следователь? — спросила она, свирепо уставившись на Маркхэма. Не ожидая ответа, она продолжала: — Все это сущий произвол. Мой бедный племянник застрелился, и этот джентльмен здесь, — она посмотрела на Вэнса с высочайшим презрением, — пытается раздуть из этого скандал. — Ее глаза пробежали по Хису и двум детективам. — И я полагаю, что вы — полиция. Нет никаких причин вам здесь находиться!
Маркхэм стойко выдержал взгляд женщины и, казалось, немедленно взял ситуацию под контроль.
— Мадам, если дело обстоит так, как вы говорите, — его голос звучал умиротворяюще, но строго, — вам нечего бояться какого-либо скандала.
— Я полностью полагаюсь на вас, — ответила женщина со спокойным достоинством. — Я буду в гостиной и, полагаю, вы уведомите меня, когда закончите все, что необходимо. — Она повернулась и прошла обратно в холл.
— В высшей степени деликатное и сложное положение, Маркхэм, — снова заговорил Вэнс. — Признаю, все выглядит так, что парень наверху убил себя. Но это, я думаю, именно то, во что все должны поверить. Сцена подготовлена. Постановка и декорации хороши. Но все в целом далеко от совершенства. Я уже нашел несколько несоответствий. Фактически, парень не убивал себя. И здесь есть несколько человек, которых необходимо допросить позже. Все они теперь в гостиной… кроме Флойда Гардена.
Гарден, который стоял в дверях кабинета, сделал шаг вперед, и Вэнс представил его Маркхэму и Хису. Затем Вэнс повернулся к сержанту.
— Я думаю, что вы должны распорядиться, чтобы Сниткин или Хеннесси, оставались здесь и следили, чтобы никто не покидал квартиру некоторое время. — Он обратился к Гардену. — Надеюсь, вы не будете возражать?
— Нисколько, — любезно ответил Гарден. — Я присоединюсь к другим в гостиной. В любом случае. чувствую потребность выпить. Он обошел нас по дуге, слегка поклонился и прошел в холл.
— Теперь мы должны пройти на крышу, Маркхэм, — сказал Вэнс. — Я расскажу вам все. В деле есть некоторые странные элементы. Мне все это не нравится. Просто жаль, что я приехал сегодня. Все могло пройти как хорошее рафинированное самоубийство без каких-либо беспокойств или подозрений — облегчение для всех. Однако я здесь…
Он прошел в холл, а Маркхэм с Хисом и я последовали за ним. Но прежде, чем подниматься по лестнице, он остановился и повернулся к медсестре.
— Вам больше не нужно дежурить здесь, мисс Битон, — сказал он. — И спасибо за вашу помощь. Но еще одна просьба: когда приедет судебно-медицинский эксперт, пожалуйста, проведите его сразу наверх.
Девушка согласно кивнула и прошла в спальню.
Мы немедленно поднялись в сад. Когда мы вышли на крышу, Вэнс указал на тело Свифта, раскинувшееся на кресле.
— Вот ваш малый, — сказал он. — Именно так его и нашли.
Маркхэм и Хис подошли поближе к лежащей фигуре и некоторое время рассматривали ее. Наконец Хис поднял хмурый взгляд.
— Ну, мистер Вэнс, — ворчливо объявил он, — это очень похоже на самоубийство. — Он передвинул сигару из одного угла рта в другой.
Маркхэм также повернулся к Вэнсу. Он кивнул, выражая согласие с выводом сержанта.
— Конечно, все выглядит как самоубийство, Вэнс, — заметил он.
— Нет, нет, — вздохнул Вэнс. — Не самоубийство. Чертовское зверское преступление — и бесконечно умное.
Маркхэм некоторое время курил, все еще скептически разглядывая мертвеца, а затем уселся лицом к Вэнсу.
— Давайте послушаем всю историю прежде, чем сюда явится Доремус, — сказал он с некоторым раздражением.
Вэнс остался стоять, и его взгляд бесцельно перебегал по саду. После небольшой паузы он кратко, но точно изложил всю последовательность событий дня, описав группу присутствующих людей, их отношения и темпераментные стычки; различные забеги и пари; уход Свифта в сад, чтобы прослушать результат главного забега; и, наконец, выстрел, который поднял всех нас и заставил броситься наверх. Когда он закончил, Маркхэм на мгновение скривил подбородок.
— Я все еще не вижу ни единого факта, — заметил он, — который логически противоречит самоубийству.
Вэнс прислонился к стене около окна кабинета и зажег «Режи».
— Конечно, — сказал он, — в том резюме, что я вам дал, ничего не указывает на убийство. Однако, это было убийством, а резюме — это та последовательность и связь событий, которые убийца хочет, чтобы мы приняли. Предполагается, что мы приходим к очевидному выводу о самоубийстве. Самоубийство как результат проигранных на лошадях денег — ни в коем случае не редкость, и лишь недавно в газетах был репортаж о таком самоубийстве. Вполне возможно, что схема убийцы составлена под влиянием именно этого репортажа. Но есть другие факторы, психологические и физические, которые противоречат этой поверхностной и обманчивой структуре. — Он затянулся сигаретой и смотрел, как тонкая струйка дыма рассеивается на легком ветерке, дующем с реки. — Для начала — продолжал он, — Свифт не относится к типу самоубийц. Банальное наблюдение — и часто оказывающееся ложным. Но мало сомнений в том, что в данном случае оно справедливо несмотря на то, что молодой Гарден старался изо всех сил убедить меня в обратном. Во-первых, Свифт — слабая и впечатлительная натура. Кроме того, он был слишком полон надежд и честолюбия — слишком уверен в собственных суждениях и удаче — чтобы убрать себя из этого мира просто потому, что потерял все свои деньги. Факт, что Хладнокровие могло и не выиграть гонку, был возможностью, которую он, как опытный игрок, должен был учесть заранее. Кроме того, его характер таков, что, если бы он расстроился, результатом была бы жалость к себе и ненависть к другим. В чрезвычайной ситуации он, возможно, и совершил бы преступление — но не против себя. Как все игроки, он был доверчив и легковерен; и, думаю, именно эти черты его характера вероятно сделали его легкой добычей убийцы…
— Но смотрите, Вэнс. — Маркхэм подался вперед с недовольным видом. — Никакое количество простого психологического анализа не может сделать преступлением ситуацию, столь очевидную, как эта. В конце концов, это — практичный мир, а я — принадлежу к практичной профессии. У меня должны быть более материальные причины, чем вы мне дали, чтобы я отказался от теории самоубийства.
— О, не сомневаюсь, — кивнул Вэнс. — Но у меня есть более материальные доказательства, что малый не убрал себя из этой жизни. Однако именно психологические черты характера человека — противоречия, если можно так выразиться, между его характером и текущей ситуацией — были тем, что заставило меня пытаться искать более конкретные и наглядные доказательства, что в этом уходе ему кто-то помог.
— Ну, давайте послушаем. — Маркхэм нетерпеливо заерзал на стуле.
— Во-первых, мой дорогой Юстиниан, пулевое ранение в висок несомненно вызвало бы больше крови, чем вы видите на покойном. Имеется, как вы видите, только несколько частично засохших капель, тогда как сосуды мозга не могут быть пробиты, не вызвав значительного потока крови. И нет никакой крови ни на его одежде, ни на плитках под его стулом. Значит, кровь была, возможно, пролита в другом месте прежде, чем на сцену прибыл я — а это случилось, скажем, через тридцать секунд после того, как мы услышали выстрел…
— Но ради Бога, послушайте!..
— Да, да, я знаю, что вы собираетесь мне сказать. И мой ответ — джентльмен не получил пулю в висок, когда сидел на вон том стуле с надетым наушником. Его застрелили в другом месте и перенесли сюда.
— Неправдоподобная теория, — пробормотал Маркхэм. — Раны не кровоточат одинаково.
Вэнс проигнорировал возражение окружного следователя.
— И, пожалуйста, взгляните повнимательнее на беднягу, сидящего там и освобожденного от всех этих ужасов борьбы за существование. Его ноги согнуты под неестественным углом. Брюки перекручены и выглядят очень неопрятно. Его пальто, хотя и застегнуто, сидит на плечах так, чтобы воротник по меньшей мере на три дюйма выше его изящной сиреневой рубашки. Никакой человек не мог бы вынести, чтобы его одежда сидела так криво, даже в момент самоубийства — он старается выглядеть пристойнее почти бессознательно. Сorpus delicti [1] демонстрирует нам все признаки того, что его перетащили на стул и опустили на него.
Пока Вэнс говорил, Глаза Маркхэма внимательно рассматривали обмякшее тело Свифта.
— Даже этот аргумент не совсем убедителен, — сказал он категорически, хотя его тон немного изменился, — особенно ввиду факта, что на нем все еще надет наушник…
— А, точно! — быстро подхватил Вэнс. — Это — другой момент, на который я обратил бы ваше внимание. Убийца зашел немного слишком далеко — в своем старании он перегрузил сцену подробностями. Если бы Свифт застрелился в этом кресле, полагаю, что его первым импульсивным движением должно было бы снять наушник, поскольку он очень легко мог помешать его цели. И наушник этот, конечно же, был бы ему совершенно бесполезен после того, как он уже услышал сообщение о гонке. Кроме того, я сильно сомневаюсь, что он поднялся наверх слушать гонку, уже решив, что совершит самоубийство, если лошадь не победит. И, как я вам объяснил, револьвер этот принадлежит профессору Гардену и всегда хранится в столе в кабинете. Следовательно, если бы Свифт решил застрелиться после окончания гонки, он едва ли сходил бы в кабинет, достал оружие, затем вернулся на свой стул на крыше и надел наушник снова прежде, чем покончить с жизнью. Несомненно, он застрелился бы тут же в кабинете — за столом, из которого достал револьвер.
Вэнс чуть шагнул вперед словно для усиления сказанного.
— Другой момент насчет того наушника — момент, который дал мне первый намек на убийство — это тот факт, что наушник в настоящее время надет на правое ухо Свифта. Ранее сегодня я видел, как Свифт ненадолго надевал наушник, и он тщательно надел его на левое уху — как обычно. Видите ли, Маркхэм, наушник в телефонной будке всегда кладут слева, чтобы оставить свободной правую руку, чтобы делать записи или для других целей. Результат — левое ухо привычнее и лучше слышит телефон, чем правое ухо. И человечество в результате привыкло прижимать наушник к левому уху. Свифт действовал просто согласно привычке и инстинкту, когда надел наушника на левую сторону головы. Но теперь наушник занимает противоположное положение и поэтому неестественен. Я уверен, Маркхэм, этот наушник надели на Свифта после того, как он был уже мертв.
Маркхэм на некоторое время задумался.
— Однако, Вэнс, — сказал он наконец, — можно привести разумные возражения против всех пунктов, которые вы перечислили. Они почти полностью основаны на теории а не на доказуемых фактах.
— С юридической точки зрения вы правы, — признал Вэнс. — И если бы это были мои единственные причины полагать, что совершено преступление, я не стал бы вызывать вас и отважного сержанта. Но даже в этом случае, Маркхэм, могу вас уверить, что несколько капель крови, которые вы видите на виске паренька, не могли бы свернуться до такой степени, которую они имели, когда я впервые увидел тело — они, должно быть, взаимодействовали с воздухом в течение нескольких минут. А я, как уже сказал, оказался здесь спустя приблизительно тридцать секунд после того, как мы услышали выстрел.
— Но если это так, как вы это объясняете?
Вэнс немного выпрямился и посмотрел на окружного следователя с непривычной для него суровостью.
— Свифт, — сказал он, — не был убит выстрелом, который мы слышали.
— Это бессмысленно, мистер Вэнс, — вмешивался Хис, хмурясь.
— Один момент, сержант, — Вэнс дружески кивнул ему. — Когда я понял, что выстрел, который выбил жизнь у этого малого, не был выстрелом, который мы слышали, я попытался выяснить, где мог быть сделан фатальный выстрел, чтобы мы его не услышали. И я нашел это место. Это в подобном сейфу звуконепроницаемом чулане — с другой стороны от прохода, который ведет в кабинет. Я обнаружил дверь открытой и поискал там доказательства некоторой деятельности…
Маркхэм поднялся и сделал несколько нервных шагов вокруг бассейна в центре крыши.
— Вы нашли какие-нибудь данные, подтверждающие вашу теорию? — спросил он.
— Да, несомненные данные. — Вэнс прошел к неподвижной фигуре в кресле и показал на пенсне с толстыми стеклами, сидевшее на носу трупа. — Начнем с того, Маркхэм, что пенсне Свифта насажено далеко не нормально. Это указывает, что его впопыхах надел на него кто-нибудь другой, как и наушники.
— Да, мистер Вэнс, — согласился сержант. — Конечно, похоже на то, что не он сам их надел.
Маркхэм выпрямился, сжал губы и кивнул:
— Отлично, — сказал он, — что же дальше?
— Взгляните, Маркхэм, — сказал Вэнс, указывая своей папиросой. — Левое стекло пенсне, — то, которое дальше от простреленного виска, — треснуто и не хватает маленького треугольного кусочка в начале трещины. Я могу вам заявить, что стекло не было треснутым, когда я в последний раз видел Свифта в живых.
— Не мог ли он уронить свое пенсне здесь на крыше? — спросил Хис.
— Конечно, сержант, — ответил Вэнс. — Но он этого не сделал. Я тщательно просмотрел весь пол вокруг кресла и не нашел недостающего куска стекла.
— Может быть, вы знаете, где он? — иронически спросил Маркхэм.
— Да, о да, — сказал Вэнс. — Поэтому-то я и вызвал вас. Этот кусочек стекла сейчас находится в кармане моего жилета.
— Где вы его нашли? — воскликнул Маркхэм.
— Я нашел его, — сказал Вэнс, — на полу в чулане по ту сторону коридора. И он лежал около разбросанных бумаг, которые легко могли упасть с полки, если бы кто-нибудь, падая, задел за них.
Маркхэм поглядел на мертвеца, глубоко вздохнул и сжал губы.
— Я начинаю понимать, почему вы вызвали меня и сержанта сюда, — сказал он. — Но чего я не понимаю, Вэнс, это второго выстрела, который вы слышали. Как вы его объясняете?
Вэнс затянулся своей папиросой.
— Маркхэм, — сказал он, — когда мы узнаем, как и почему был произведен второй выстрел, — рассчитанный, конечно, на то, чтобы мы его услышали, — мы будем знать, кто убил Свифта.
В эту минуту появилась сиделка, которая вела с собой доктора Доремуса. За судебным врачом шли эксперты по отпечаткам пальцев, капитан Дюбуа и детектив Беллами, и полицейский фотограф Питер Квакенбуш.