Рождение экзекутора

Глава 31 Уход

Пыхтя и балансируя пузом, чувствуя себя тяжело груженой арсавой на горном склоне, Крошка встала на низкую скамеечку и высыпала в котел ведро перемытого и нарубленного на четвертинки местного картофеля — сегодня как раз началась его выкопка. И сразу притащили кучу слишком крупных клубней — пояснив, что такие здоровущие начинают гнить изнутри посреди зимы. Зато в супе голубоватые на срезе клубни разварятся в пюре и получится отличная кремовая похлебка.

Обед почти готов. Осталось подождать, пока закипит, притушить огонь, поднять рычагом котел повыше и ещё немного проварить.

Еле убедила Хорху оставить ее одну на кухне. Поздней осенью биомехов уложили в спячку, а стая занималась заготовками на зиму. Урожай громадился под навесами, а оттуда разбирался и раскладывался в ящики и бочки. Что-то пересыпалось соломой, что-то песком. Арны кропотливо перебирали, что съесть сразу, а что выдержит хранение. Тыквы-таки заполнили погреб до потолка. Через день обеды отменялись, пеклись лепешки с начинкой, а в отскобленном котле кипятились варенья или маринад для солений. Кладовая заполонялась плотными рядами банок…

Ариш казалось, что она жила на кухне целую вечность. И всю эту вечность готовила еду и ела. Ела и варила, мыла посуду, зелень; резала корнеплоды, мясо, потрошила рыбу… И снова варила, жарила, ела, мыла…

На ночь, тяжело переваливаясь, как ожиревший пеликан, брела в спальню.

Пузо с дозревающими арнятками лезло впереди неё и страшно мешало. Ни сесть, ни лечь. Движение утомляло, двигаться вообще стало неудобно. Сместился центр тяжести. Вчера она даже упала, всего-навсего присев на корточки, чтобы заглянуть в духовку. Перепугала не только Хорху, но и обоих помошников: Мрайса и Роввара. После этого они еще с меньшей охотой оставляли ее одну. Постоянно рядом кружили арны. Заботились. Арны не давали ей делать ничего сложного или тяжелого. Даже от несложной кормежки пауков отогнали. И рыбьи яйца собирали без неё. Конечно, небеременным арнам проще шарить сачком под помостом! Но вокруг нее еще никто и никогда столько не прыгал! Джи настаивал, что экзекутор должен со всем справляться сам… Беременный экзекутор. Бред! Скорей бы это кончилось…

Вроар еще на первой диагностике заметил, что ее не радует появление Криса и сам, неизвестно как и когда, договорился, чтобы регент больше не приезжал. Теперь за анализами наведывался Эйр. И приносил сплетни. Жасса умерла, оставив Ингррису сына. Арнеки на императорской базе благополучно разродились и выкармливали потомство. Скоро их всех перевезут на Северную базу.

Крошка подвинула скамейку ногой к стене и села. Брюхо свесилось между колен. Как она себя ненавидела — такой неуклюжей и неповоротливой она не была никогда!

На маленькой табуретке неудобно сидеть. Крошка пересела на пол, вытянула ноги и оперлась о пухлый мешок с неудачными кусками тканей. Надо не просто сидеть, а вытягивать длинные нити и мотать в клубки… Надо потихоньку разбирать этот мешок, пока не набрался еще такой же. Всё время что-то надо. А хотелось посидеть в тишине и слушать маленьких. Такие минутки, когда она оставалась одна, бывали крайне редко. Арны не могли просто так даже пройти мимо. При каждом удобном и неудобном случае обнимали, гладили, лизали уши, заглядывали в глаза. Но она знала — вся эта любовь не для неё, а для приплода. Для двух маленьких чудовищ, зреющих внутри. Она же инкубатор. Дополнение. Обманщик, прокравшийся на чужой праздник в костюме юбиляра, чтобы украсть то, что никогда не может быть её. Понимание давно вошло острой иглой в сердце, отрастило колючки и беспрестанно царапалось.

Её арнятки почти дозрели… Такие маленькие, лежат внутри, свернутые как тыквочки с ножками. А вместе с радостью, что дети здоровы и довольны; арны счастливы и всё хорошо получается — изнутри набухал страх. Внутри, там, куда не мог достать даже Джи, два существа выедали её изнутри.

Она никогда на самом деле не видела никакой ауры, о которой постоянно говорили люди. Биополе живых ощущалось сложной мозаикой чувств, желаний и эмоций… Это было как запах, пронизанный музыкой и цветом, меняющийся в зависимости от настроения, состояния. Но у каждого свой, узнаваемый и всегда постоянный в своём изменении. Неживое ощущалось сканом как серые пресные абрисы… Но она всегда могла отгородиться от всех. Втянуть восприятие в броню своего тела и оставаться собой! Дети же взломали ее оборону изнутри. Оказались частью её самой. На четвертом месяце, перед самым рождением, дети начали разговаривать. Нет, не словами, какие слова? Но дети уже не выдавали плавно меняющиеся волны растущих и постоянно жрущих пиявок, а могли сформировать четкие и личные эмоции, ясно реагировали на её настроение… Ариш боялась, что дети окажутся телепатами. Как на это среагируют арны? Или когда они родятся, то связь прервется? Арны не телепаты. Она станет не нужна…

— Ариш! — в кухню вбежала Хорха и бросилась к печи, засуетилась. — Почему ты на полу? Дыму-то, дыму! У тебя суп сгорел! Ты сама-то не угорела? Принеси пустые ведра! Окно открой! Ты суп помешать забыла!

— Прости, я… — Крошка поднялась, придерживаясь за стену. На глаза навернулись слёзы: опять она всё испортила! От криков Хорхи вздрогнули и зашевелились дети. Отяжелел живот.

— Прости, — всхлипнула Крошка. Открыла окно, вдохнула прохладный воздух. И правда, дымовуха, даже глаза ест. Какая она… Корявая! Ничего толком не может. Даже у окна стоять муторно.

Хорха подняла рычагом котел и большим черпаком начала переливать пригоревшее варево в ведро.

— Ариш, давай быстренько. Сейчас исправим… Проварим с мукой таки, запах уйдет. Я смотрю, ты вместе с кожурой все сварила? — Хорха выловила несколько шкурок от корнеплодов. — Шкурка у батафы тонкая, но твердеет как деревяшка!

— Я не знала, что их надо чистить. Я их первый раз вижу! Прости, я…

— Ничего страшного. Давай за ведрами!

Ариш задержала плач и обхватила затвердевший живот руками, успокаивая малышей. Всё хорошо, маленькие. Все будет хорошо! Если она прямо сейчас не лопнет…

Дошла до прихожей. Ноги одеревенели. Кажется она, как напуганная улитка, сжалась в дрожащую массу внутри панциря своего тела. А панцирь вдруг дал трещину и… Крошка сползла на пол среди обуви и разрыдалась. Толку от нее нет! Суп сварить и то не смогла. Испортила задание… Она — инкубатор, вещь!

Дети не желали успокаиваться. Болезненно изгибались и хотели к ней. Из неё! Стремились наружу, но в тоже самое время словно гладили ее по сердцу любовью и ожиданием. Они единственные хотят быть еще ближе к ней! Только они её и любят.

Крошка не слышала, не видела ничего вокруг. Ушла внутрь, слушала себя и детей. Помогала им, сдерживала и раскрывалась… Как бутон, становящийся цветком, завязью… Яблоком… Нет, малышка, не торопись… Не вместе, по очереди! Братик подождет, сестричка первая…

— Ариш! Почему не позвала?! — острый голос Хорхи проткнул уши, ударил испугом.

Опять? В бездну! Вышвырнула Хорху вон. Все прочь! Она никому не нужна! Ей никто не нужен!

— Арришка, щеночек, пусти меня, я тебе помогу… Пусти меня… Хорха знает, что делать.

Вроаррист… Его добрая уверенность и сила… Неужели он боится за неё? Да, он боится за неё! Его нежность стремилась к ней, к ним… Дети хотят его тоже.

Крошка прислушалась. Да, и Хорха боится за детей и за неё! Крошка убрала блокировку, отпустила арнов. Мгновенно захлопали двери, муж оказался сзади, обнял, заговорил какие-то ласковости. Вокруг бесшумно проскальзывали арны, тоже что-то шептали, приносили, уносили. Хорха касалась ее тела. Иногда мягко поправляла, иногда жестко давила, что-то бесконечное говорила и говорила. Но Крошке не нужно было слышать, она чувствовала — они все вместе. С ней. С маленькими. Крошка не слушала слов. Ушла в детей, но впитывала чувства, делилась с детьми, с мужем. Соединила семью в одно целое.

Мышечный спазм огромной рукой сжал тело. Дочурка выскользнула наружу. Крошку подняло на волне счастья — родилась! Живая, маленькая!

Хорха схватила это розово-фиолетовое и скользкое за ножки и осторожно встряхнула. Девочка растопырила ручонки и запищала. Плачет!

— Отдай! — Крошка попыталась встать. Страх шевельнулся и притаился за сердцем. Ребенок отдельно от неё. Ребенок сам. Один! — Дай мне!

— Арришка, подожди, ты же умница… Смотри, какая! — муж держал крепко.

— Дай! Хорха, ну… — Крошка тянулась, чтобы взять малышку обратно, к себе! Забыла про скан, тянулась руками, всем телом. Сами по себе полились слёзы.

Хорха обернула ребенка в мягкое оранжевое одеяльце и положила Крошке на руки.

Такая маленькая! Легонькая… Мордочка дитеныша была измазана белой смазкой и немножко кровью… Малютка гримасничала, кряхтела, открывала беззубый розовый ротик. Крошка приложила ребенка к груди и растворилась в нежности и умилении — такое маленькое, такое беспомощное, но уже живет. Копошится и толкается. Сильное! Само ест! Она сотворила жизнь. Две жизни…

Второй ребенок внутри замер и не дышал в плотной ловушке её тела. Чуть было не забыла про сына! Его сердечко билось еле-еле. Конечно он не может дышать — он же еще внутри! Она чуть было не убила сына!

— Не торопись, Арришка, не так сильно, — муж развел ее руки, отобрал сверток с дочерью. Протянул незаметному Рхайрсу, сидящему в стороне. — Ты задушишь её. Имрис тут, рядом. Рхайс, сядь ближе.

Крошка заторопилась. Имрис! Да! А мальчика зовут Ристел. Как и хотели… Сейчас, вот еще немножко и они будут вместе…

Еще немного напряжения и мальчик оказался у нее на руках и жадно сосал вместе с сестрой.

Время ухнуло в омут. Крошка плохо помнила, как ее перевели или, наверное, все-таки перенесли в спальню. Притащили большой таз и заставили умыться целиком. Ей страшно хотелось спать и было страшно отойти от детей. Еле слышный писк дочки, оставшейся на руках Вроарриста, вызвал бурные слезы. Крошка оттолкнула Хорху и мокрая залезла на постель, склонилась над обоими младенцами. Иррациональный страх потери мучил. Счастье быть рядом с малютками, держать их, ощущать вместе с ними жизнь — вытеснило всё.

— Садись, щеночка, — Вроаррист уложил детей ей в руки. Подпихнул подушки под спину, укрыл одеялом. Выгнал изнывающих от любопытства арнов. Заставил съесть неожиданно сладкий и пахнущий яблоками суп.

— Я сожгла обед, — всхлипнула Крошка. — И забыла почистить эти клубни. А Хорха всю кожуру вынула…

— Это не Хорха. Твою порцию очисток съел Мрайс, — Вроар улыбнулся и отставил пустую тарелку на пол, а сам сел рядом, помогая поудобнее взять младенцев. — Арнам жесткая пища на пользу. Всё хорошо, отдыхай…

Ариш не могла оторваться от детей. Такие хрупкие! Такие теплые и хватаются ручками. Смотрят серо-голубыми глазёнками, щурятся и морщатся если попадают на яркий свет. Понятно, почему в комнатах маленькие окна!

Дети забрали её всю, проглотив каждую частичку тела и каждую мысль, не оставив ни кусочка, ни секунды свободной. Они либо ели, либо спали, либо просто требовали контакта и большую часть дня Ариш занималась с ними, лежа на постели или на полу. Ариш не переставала удивляться, как быстро дети развиваются. Еще вчера эти маленькие создания не могли поднять голову и только шевелили ручками и ножками, беспомощно лежа на спине или на пузе там, куда их положишь. А сегодня они пытались ползти и переворачиваться, карабкаясь на четвереньках и хватаясь и подтягиваясь ручками. И не было видно ничего волчьего в детях, но арны сказали, что способности «озверевать» проявляются гораздо позже, вместе с взрослением, и Ариш перестала искать в детях черты монстров.

Где то посреди зимы, при очередной диагностике, Эйр сообщил, что всех арнек поменяли обратно в самцов, перевезли на Северную базу и будут возвращать на территории. Несколько бывших нарушителей порядка уже воссоединились с семьями. Но никто не признавался, откуда у них дети. В стаю Фраввы вернулся Ингррис с сыном. Жасса умерла, несмотря на роды в инкубаторе. Легенда арнов, что женщины рода Отца Создателя не могут родить арненка и выжить, получила подтверждение. Ингррис рвался познакомится с выжившей женой Вроарриста. Но Крошка так перепугалась, что Вроаррист пресек попытки знакомства, когда вместе с регентом и дознавателем организовал проверку у Фраввы. Нашли запасы зараженного мяса, и Фравве чуть было не надели ошейник по законам Империи и не отдали под кураторство Вроарриста, но тот отказался от такой компенсации, потребовав оплату имуществом. В конюшне стаи Вроа добавилось пять лошадей, в хозяйстве — инструменты, одежда, кое-какая мебель и много посуды.

— Ариш пойдем во двор, ты и дети поделитесь с саженцами силой и любовью.

Пришла весна и Вроаррист был одержим идеей вырастить вокруг деревни лес. Дома арнов должны быть среди деревьев. А Крошка еще радовалась, что всякие сараи были в стороне, и из окна спальни виден другой берег. Биомехи там уже обработали поля. В стаю скоро придут новые арны с потомством, стае нужно больше плодородной земли. Дальше виднелся лес, а совсем далеко, невидимые даже с крутого берега деревни, были фарнойские горы — граница Территорий.

— Делится любовью с саженцами? Но дети еще маленькие! — Ариш изумилась: в мыслях у мужа росла целая роща, в которой бегала стая арнечат. — У меня столько не будет! Вот пришлют арнек, возьмешь следующую жену, и можете хоть двадцать нарожать!

— Не будет никакой следующей, у арна может быть только одна жена, — взял на руки малышку Имрис. — А любовь есть у всех, даже у маленьких. Пойдем, ты увидишь.

— Я ненастоящая арнека, — проворчала Крошка. Усадила на бедро Ристела и пошла за мужем во двор. — Это нечестно — обманывать ваши деревья.

— Перестань куксится. Для меня и детей ты самая настоящая, — Вроаррист остановился с внешней стороны дома перед их окном. Из серых остатков прошлогоднего сушняка уже лезли бодрые иголочки первой травы. — Я нашел три ростка капарба.

Крошка, прижимая к себе притихшего и глазеющего по сторонам сына, села и потрогала липкие лопающиеся ярко-зеленым почки на тоненьких полуметровых саженцах. Корни вместе с комом земли были обернуты тряпкой.

— Ну вот, теперь из окна ничего не увидишь!

— Хорошо, посадим их немного сбоку от окна, — усмехнулся Вроаррист. — Не смотри, что они сейчас хиленькие. Капарб — невысокое, но очень крепкое дерево. Раз в десять лет выпускает корневые побеги, то есть со временем у нас будет целая роща. И листья у капарба красивые, звездочками. Под ним мы нашли Хорху. А дети любят сушить листочки, а потом складывать из них узоры…

— Почему три? Один для тебя?

— Нет, мой капарб остался на Арнарасте. Это для тебя. Ты говорила, что не помнишь, когда родилась, поэтому день рождения детей будет днем рождения моей семьи и моей жены. Согласна?

— Не знаю… У меня нет дня рождения! Мне нельзя.

— Глупости. Ты арнека, и тебе все можно. Подержите со щеночками деревце и думайте о нем, а я пока ямки вырою…

Малыш Ристел пытался ходить, держась за ее пальцы, и радостно гукал. Маленькая арнечка-сестричка Имрис негодовала, что брат уже ходит на двух ногах. Ползала следом и цеплялась за его рубашку, за ноги Ариш и хныкала.

Ариш слышала, как приехал фургон с Грегом. Закрылась в пустоте непробиваемого мысленного кокона. Это хорошо, что за ней послали Грега. Кто-нибудь типа Дора, кто бы пытался участливо утешить, был бы многим хуже. А Грегу наплевать.

Это поможет.

Она выдержит.

Крошка остановилась и закрыла глаза. Это всё чужое.

— Ариш, а может… — Вроаррист остался в дверях, пропуская Хорху.

Тетушка-волчица мельком взглянула на окаменевшую Ариш. Села на пол, заговорила с капризницей-Имрис.

— Нет. Я иду, — Ариш шагнула к Хорхе и посадила к ней на колени маленького. Кажется, онемели руки.

— Как ты согласилась на такое? — Вроар взял ее лицо в ладони. — Не хочешь остаться?

— Это моя работа. Не ходи за мной, — Крошка отстранилась, стараясь удержать в ладонях ощущение от сильных и царапучих пальчиков сына. Запомнить мышцами тяжесть ребенка, рвущегося бегать, но всё еще цепляющегося за ее руки и еще так нуждающегося в поддержке… Её память — это все, что у неё есть.

Всё кончилось.

— Я провожу тебя. К тому же, я должен встретить новых.

Вот ей это не нужно — видеть бывших нарушителей. Они могут учуять ее и понять… Как вовремя она уезжает!

Нет. Она не будет, не может говорить, сливаясь с ним душой. Чувствуя его заботу и искренний интерес, даже закрывшись сканом.

Самое время уходить. Она должна быть рада — избежит массы ненужных расспросов и встреч…

Грег заходил в фургон только взять еду и даже спал на козлах.

Вроар тихо сидел рядом всю дорогу. Почти у самой базы, молча, положил ей на колени дощечку с вырезанными личиками Имрис и Ристела.

Крошка отскочила, как зверь от открытого огня.

— Нет! Ты с ума сошёл! — скинула и зашипела, пряча руки. — Нельзя! И некуда. Мне некуда это прятать. Не надо.

Крошка была как на иголках. Держала вокруг себя панцирь изолирующего скана и совсем не шевелилась. Хотелось выть волком. Кажется, если бы арн дотронулся до неё, то она бы пружиной выстрелила сквозь крышу. Или разрыдалась. Нет! Лучше быть пустым местом!

На площадке перед шлюзом никого не было. Крошка выскочила из фургона, как болт, выстреленый из арбалета. Чуть не отбила ладонь о сенсор замка. Сориентировалась: арны на конюшне с гвардейцами, регент марширует из глубин базы в направлении шлюза. Удача.

Побежала по коридору, метров за сорок до регента перешла на строевой шаг, дернув губой: строевая выправка от арнеки должна смотреться дико.

Застыла, смотря на носки его сапог.

— По приказу Джи у тебя две свободные декады, — Крис замолчал, смотря вдаль. И куда там смотреть? Тоннель, в соответствиями с зонами давления и напряжения внутри гор, нерегулярно изгибался. За ее плечом был виден короткий участок до следующего поворота. А сканить регент не умел.

Крошка ждала.

— Работу принимаю, — регент скользнул взглядом по застывшему лицу арнеки и добавил: — В инкубаторной предупреждены, что ты придешь меняться.

Держа осанку и не поднимая глаз, Крошка мотнула головой, сделала шаг вбок, и понеслась на склад. В бездну инкубатор — это лишний час на базе! Нет, прочь! Долой! Домой!

На складе собрала контейнер с обедами, канистру с водой и выскочила к флаерам. В бездну арнов! Она поменяется сама. Шесть часов полета — будет чем заняться.

Поставила навигацию на автопилот — шесть часов свободы! Сняла ожерелье-ошейник, оставила вместе с одеждой на кресле и ушла в багажник. Легла на жесткий пол, бездумно заталкивая в себя еду. Уйти в безвременье трансформации. Плавать в пустоте прожитого, отринутого, ненужного… Раскрыться навстречу старому и стабильному. Арнеки никогда не было. Забыть, забыть. Заткнуть странную, рвущуюся пустоту. Она — Стив!

Она — гений перемен, мастер по отбрасыванию ненужных масок! Она… Нет, Стив! Стив ненавидит арнов! Вонючие, примитивные, назойливые… Наконец-то никто не будет её хватать руками, обтираться боками — как будто нельзя просто пройти мимо! Арны ужасны.

А эта бесконечная готовка еды! Она так и не научилась готовить. И хлеб у неё получался мягкий, но как только остывал, так сразу твердел, как резина. Можно было вывихнуть челюсть, пытаясь откусить хоть кусочек. И делай что хочешь! Но её лепешками только рыб и кормить. Хотя она делала всё именно так, как ей показала Хорха!

Хорха совершенно безумная — кормила её размолотыми костями.

— Нет, не выкидывай кости, а дай сюда. Я прожарю кости на углях, раскрошу, и ты будешь есть по ложечке.

— Зачем? — удивилась Ариш.

— Щеночки растут и им нужны кости.

— Да ведь… — Ариш тогда с выражением грохнула тарелкой о стол.

Они что, думают, что если съесть мясо, оно прямо куском приклеится к детям? Дикари! Но Хорха была непреклонна и Ариш «солила» костяным порошком еду до самых родов.

А гнусная Хорха заставила ее съесть обе плаценты! Мерзость! Пользуясь тем, что она была чуть ли не в истерике после родов. Маленькие… Постоянно общались с ней, были с ней эмоционально и физически едины… Ристел немного чувствовал, а Имрис совсем нет. Имрис и Ристел. Нет, без имен! Но с ними больше никто не сольется душой, не почувствует биополем и они забудут…

Крошка рыдала и понемногу менялась. Немножечко еще побудет в семье, хотя бы в памяти. В одиноком флаере. Совсем немного. Нигде и никогда ей не было так хорошо, как в стае. Волки, ласковые и внимательные. Всегда смотрели влюбленными глазами. Нельзя было пройти мимо, чтобы кто-нибудь не обнял, не погладил.

Нет, она — Стив. Он — Стив… И Стив ненавидит арнов! Воняющие псиной, с грубыми руками, которыми умеют так нежно… Ну и пусть!

Крошка плакала. Отплачется, пока никто не видит и не увидит!

А там её ждет Император.

Вечность с Императором.

Который жил с другой Крошкой весь этот год.

Стив, холодный и пустой внутри, словно андроид, обтерся кое-как арнечьей рубахой и натянул штаны. К себе дойти сойдет и так. Закроется, никому и в голову не придет удивляться, что на нем за шмотьё.

Поставил флаер и вызвал сервис — пускай уберут свинарник.

Нырнул в бесконечный коридор старой казармы, зажав ожерелье с крилодом в кулаке — скорее к себе!

Влетел, затормозил об стол, хлопнул рукой по сенсору:

— Джи, я вернулся!

Включился экран, загорелся значок сообщения от Императора. Открыл и отшатнулся, отброшенный пустотой.

Сел на тахту.

«Экзекутору. Отпуск — две декады. Будешь нужен, позову».

Не нужен!

Встал. Подавил острое желание шарахнуть креслом по экрану.

Швырнул ожерельем в стенку — посыпались мелкие детальки. Ничего, стюард подберет и отнесет крилод Императору.

Зашел в спальню.

Вернулся.

«Вернулся!»

Хорошо.

Вымылся, переоделся и улетел в Лакстор.

Глава 32 Рон

Болтаясь по верхнему Лакстору, Стив исследовал чувство неприкаянности и внутренней пустоты, поселившееся в нем от момента возвращения. Хотелось незаметно быть там, где люди, но люди раздражали. Бездумно скользил из одной головы в другую: может, наткнется на что интересное? Но встречные думали всякую чушь: вот побеждает в гонках — и ведущая программы шалеет от любви… Космический полет, исследование новой планеты, и… сногсшибательный вождь потерянных аборигенов выбирает её единственной подругой… Узор нового дизайна, запускаемого на фабрике покрытий для мебели… и соблазнительно бычья шея и ломовой торс грузчика из третьего цеха.

Молодые мечтали о любовных играх. Более старшие, вроде бы, думали о работе, семье, о будущем для детей… и опять о любовных играх!

Идущий впереди жирдяй, колыхая телесами и перекрывая весь тротуар, вдруг развернулся и, как взбесившаяся арсава, ломанулся обратно, бормоча:

— Зайти в Островок — взять Крошке маленьких рыбок…

Вокруг потной лысины тряслись остатки волос, собранных в рыжие тощие хвостики.

Стив успел увильнуть с дороги. Посмотрел сканом. Крошка — это кошка. Такая же толстая, но не рыжая, а дымчатая. Островок — рыбный магазин, где в каскадах прудов и в огромных аквариумах можно было самому наловить рыбы по желанию и на удачу. Но толстяк собирался купить готовую расфасовку.

Нет, пора прекращать болтаться по чужим мечтам. Пора мечтать самостоятельно. Но о чем? Он, кажется, будет ненавидеть свободное время… Перед ним вечность с Джи. Без Джи. У Джи есть запасные Крошки, у Джи есть подружка Джул. У Джи есть работа. А что делать ему? Снова собирать камешки и шишки с тех мест, где он побывал?

Предположим, случится чудо. Он прочешет Сэмлу и найдет свою семью, а что им скажет? Здравствуйте, это я! Помните маленькую девочку, которая пропала много-много лет назад? Он даже не знает, когда его украли по их времяисчислению. Один стандартный имперский год — это примерно полтора года на Сэмле… Генетической карты популяции там нет — зачем бы её делать перед экспансией, когда часть жителей всё равно погибнет во время стабилизации, а две трети населения расселят в приготовленные и пока пустующие миры? Джи хранил украденную душу в кристалле пятьдесят стандартных лет, по времени Сэмлы прошло около семидесяти и никакой семьи давно уже нет. Но Джи может врать. Дневника у Джи нет, фактов нет… Возможно, на Сэмле живут дальние родственники, которые знать ничего не знают и которым он не нужен. Он только напугает всех существующей где-то там, вне их реальности и знаний, Империей. Предаст Джи… Родных искать глупо. Он — ажлисс, у него нет родных… Он не человек и никому не нужен, как человек. Он — оружие и орудие. Он не нужен на родной планете, зато нужен Империи.

Стив передернулся, сбрасывая неприятное ощущение. Нет, появляться на родине бессмысленно.

Ноги принесли его к привычному кафе недалеко от зоопарка. Зайти в «Тучку»? Именно как человек: отдохнуть, развеяться? Потратить свободное время на удовольствия. И сидеть на террасе, смотря как мимо ходят люди.

Перешел бульвар на другую сторону от «Тучки» и провел рукой по витой решетке круглосуточного клуба. Взглянул на афишу — на счастье, сегодня не будет детского утренника! Детей видеть совсем лишнее… В баре на первом подземном уровне началась танцевальная цепочка до шестнадцати часов. После ужина там же начнётся интерактивное эротическое шоу. В надземном, насквозь просматриваемом фонаре ресторана с витражными стенами, идет симфонический концерт.

В эти часы посетителей немного.

Зашел под арку. Впервые без стюарда.

— Молодой каэр школьного возраста без сопровождения взрослых… — бдительный охранник положил руку на турникет.

Стив пожал плечом и воткнул коммуникатор в паз.

Перед носом охраны высветилось: Стив Марк, двадцать два года, сотрудник Имперских лабораторий, отделение морфологии.

Страж убрал руку.

Стив спустился в бар.

— Треть кофе, треть кипятка и треть молока в суповую поллитровую кружку, — сделал заказ и, отвернувшись от обалдевшего официанта, приглядел себе столик.

— Каэр, у нас нет в баре суповых кружек!

— Так найдите — ресторан у вас этажом выше, — выдернул комм из платежного паза, и, прихватив вазочку с сырным печеньем, скрылся в дальней боковой нише.

Сел лицом к сцене.

Группами и по одному выступали танцоры.

Он давно не танцевал. Танцевать его учили, и он иногда танцевал для Джи в теломорфе Хакисс и Стива. Но это было давно. Музыка вела и поглощала. Это было интимно и… И ему не нужен был живой донор для получения почти оргазменного наслаждения от единства музыки и движения. Танцевать — это здорово, но для этого нужен соответствующий настрой.

Стив грыз печенье и понемногу погружался в лирическую атмосферу и впитывал настроение.

Вскрики веселящихся ажлисс, вспышки светомузыки, визг струнных. Тяжелый ритм ударных, отражающийся в желудке. Короткие паузы для стихотворной и песенной лирики — и снова взрыв шуток, инсталляций и шарад — Император любит активные игры. К тому же это праздник в честь нового сноваживущего! Управляющий химическим производством на Западном континенте ажлисс Еэкс разрушил свой кристалл и захлопнулся в расщепителе конвертора. Разложился на элементы. В сообщество приняли нового ажлисс — вон он, Фрим, разговаривает с Виком. Однако Фрим не поедет работать вместо Еэкса — специализация не та. К тому же, Вик сказал, что они нашли нового управляющего-человека. Но новые ажлисс все равно нужны — готовится очередная экспансия, пастухов будет нужно на целые три планеты…

Крошка стояла за пустующим креслом Джи, стараясь незаметно напрягать и расслаблять мышцы. Такая скукотища — вот так переступать с ноги на ногу и торчать до полуночи столбом! Ажлисс способны гудеть, не снижая темпов, до утра… Со всех сторон бегают, танцуют и едят, едят, едят…

Крошка переместилась в одного из людей-танцоров и утешалась виртуальным движением и украденными ощущениями закусок, стараясь не забыться и не начать двигаться по настоящему в унисон с «донором».

«Он нравится тебе? — прокралась мысль Джи. — Сейчас будет песенный перерыв. Возьми его и отдохни. Можешь уже не возвращаться, ты честно отработала почти весь праздник».

«Он же человек!»

«И что? Он артист и пришел сюда развлекать нас. Это его работа. Пройдет время, и ты поймешь, что у экзекутора должна быть некоторая свобода. Легально купленное у профессионала не может быть нарушением закона. Возьми его и отдохни».

Оркестранты бесшумно сложили инструменты и отступили вслед за танцорами. На сцене собирался хор.

Крошка создала у «своего» танцора непреодолимое желание следовать за собой — молоденькой и симпатичной девушкой в форме экзекутора. Обошла столики с закусками и прошла сквозь арку в коридор — ближайшие комнаты уже заняты! Она уже бывала тут вместе с Джи, но сейчас было странно искать пустой кабинет самой… Да еще ведя за собой любовника.

Открыла дверь, замок которой призывно горел бледно-малиновым огоньком. Улыбнулась и пропустила мужчину внутрь. Заперла дверь и обернулась. Освобожденный от давления, танцор разглядывал эротические панно сквозь прорези белой безликой маски.

— Сними маску и это, — Крошка указала рукой на обтягивающие шорты — единственную одежду танцора.

— О, экзекуторша сразу идет в атаку? — мужчина снял маску. Близко посаженные глаза взглянули и сразу опустились. Узкие губы растянулись в улыбку. Изнутри брызнуло нехорошими мыслями и образами, он считает ее пассией фальшивого императора, переодевшейся в экзекутора! Ему неприятно, что он потный… Но актер владел собой — голос оказался нежно-воркующим. — Ажлисс Император совсем на Императора не похож…

Крошка возмущенно заткнула его и поставила вверх ногами. Заставила пройтись на руках вокруг кровати. Опустила на четвереньки, и человек закружился, как щенок, ловящий свой хвост. Неожиданно для себя заговорил детским голоском: — Я маленькая шавка и гавкаю ав-ав!

— Император на внутреннем празднике ажлисс может выглядеть так, как ему удобно, — Крошка остановила «шавку» перед собой, выскользнула из его сознания и размеренно добавила: — И ему не надо спрашивать у приглашённых шутов, как должен выглядеть его экзекутор!

— Простите, ажлисс экзекутор! — танцор пошатнулся, подхватил с пола маску. Сутулясь и неуверенно держа маску в одной руке, стянул шорты и опустился на колени.

А теперь он ее боится! Это начинало злить.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть, ажлисс экзекутор.

— Не волнуйся, ничего страшного не будет. Просто сходи и вымойся, ванная там.

Вечно Джи придумает какую-то гадость! Зачем ей этот… Как его зовут-то? Надо спросить, как вернется, а то еще утонет там с перепугу, что с ним мысленно заговорила сама «ажлисс экзекутор»! Отдых вывернется в неприятность…

Крошка сняла форму и, смотав ее в комок вместе с сапогами, бросила у изголовья.

Потом вернулась к двери и ткнула пальцем в контакт сервисной службы:

— Принесите ужин на троих, вино, сок гелпы и что-нибудь разное на сладкое.

Прыгнула на кровать и потянулась — хорошо-то как! Джи отпустил её пораньше и никому не дал! Только что теперь делать с этим человеком? Играть с ним не хочется.

Замигал замок и Хакисс подбежала к дверям, забрать столик. Подняла крышку и выхватила еще теплый пирожок с рыбой.

Пойти тоже искупаться?

— Ажлисс… — объявился вымытый танцор, зачем-то продолжая сжимать в кулаке маску.

— Да положи ты маску! Не нужна она… Как тебя зовут?

— Сфоржес Кайарс, ажлисс.

— Я буду звать тебя Кай. Обращайся ко мне просто Хакисс. Тебе неудобно? Посмотри по шкафам, тут должна быть провизорная одежда или в ванной есть халаты. На самом деле, я взяла тебя случайно. Нам просто надо побыть здесь до завтра. Хочешь, я пошлю за твоей одеждой сервисного андроида?

— Мне потом надо будет вернуть одежду или заплатить?

— Нет, зачем? Она будет твоя. Как плата за работу.

Когда Хакисс вернулась, радостно ощущая посвежевшей кожей легкий бриз из кондиционеров, Кай сидел на полу — перенес себе ужин на закусочный столик. Чисто кочевник на ярмарке! Нашел же шерстяную плиссированную юбку до пят и рубаху с жилеткой. Взглянул и сразу опустил нос.

— Тебе не нравится, что я не одета, когда ты ешь? Прости, — Хакисс вернулась в ванную и замоталась в халат.

— Нет, ты у себя дома… Ты привела меня как преступника? Как экзекутор?

— Я и есть экзекутор, — Хакисс села на кровать и притянула поближе тележку. — Что тебе опять не нравится? Почему как преступника? Тебя же не первый раз выбирают для игр?

— Не первый. Но никогда меня еще не тащила насилием экзекутор… Я всегда мог отказаться.

— Ну и откажись.

— Ты накажешь меня?

— За что? Я не собираюсь тебя насиловать. Ты попался случайно, я же сказала. Я поем и лягу спать. А ты можешь посмотреть вид — вон шлем на пульте лежит. А завтра утром я тебя отпущу.

Так с этим танцором у Хакисс ничего и не вышло. Он попытался что-то изобразить потом, когда они оба уже были в постели, но Хакисс отогнала его: ей-то не были нужны никакие доказательства — она же видела его мысли…

Перед подиумом маячило несколько пар и групп танцующих посетителей клуба. Сменилась музыка, и на сцену выбежал новый танцор. Отдаленным ритмом встревоженного сердца звук бубна наслаивался на тонкую мелодию флейты. Артист сорвался с места и начал танец, как будто голодная кошка охотилась между горящих углей. Он был стремителен и точен, порхал и замирал, фиксируя свои движения в изумительной комбинации ритма и мелодии, и Стив сам не заметил, как встал и вышел на полупустую танцевальную площадку перед сценой. Стив давно не танцевал… Он незаметно для танцора слился с его сознанием и отдался ментальному единству, копируя и повторяя движение в ту же секунду, как оно возникало в чужом теле, подчиняя и отдавая свое тело танцующему хищнику в облике человека. Он закрыл глаза и перешел на ментальное зрение, чтобы полностью отдаться, перетечь в танец. Танцор замер, и Стив замер перед сценой. Танцор провел рукой себе по обнаженной груди, и Стив провел, расстегивая рубашку. Танцор прыгнул, закружился, и Стив летел вместе с ним, и его рубашка вилась вокруг него, как искрящиеся синие крылья.

На полу перед сценой вокруг Стива образовалось пустое место. Редкая публика раздалась в стороны, освобождая Стиву простор, но он это почти не зарегистрировал — его несли ощущения чужого тела и эйфории. Он погрузился в волшебную песню музыки и тела, поэзия танца увела его, вознесла его в иное измерение, иное ощущение реальности…

Танец кончился. Стив замер, возвращаясь в себя, возвращаясь в реальность, но продолжая еще чувствовать радость и восторг от слияния с музыкой и чужой душой.

И, слегка испугавшись, обнаружил себя стоящим в кольце аплодирующей восхищенной публики. О, бездонная бездна! Он смутился и судорожно просканировал весь зал. Вроде, все довольны, удивлены, но никаких подозрительных флюидов нет.

— Мальчик, потанцуй со мной! — ярко накрашенная женщина схватила его за руку и пахнула в лицо перегаром. Стив кинул в нее фантомом густой навозной вони и женщина, наморщив нос, отцепилась, рефлекторно вытирая руку о юбку, натянутую как барабан на объемных бедрах.

Опустил голову и, застегивая рубашку, пошел в свой угол — кружка с кофе уже ждала.

Люди, например, могут напиться. А ему что делать?

Воткнул комм в контакт и развернул экранчик — было забавно выйти в систему из чужого портала. Окошечко идентификации сделало портрет и вежливо спросило: сохранить внешний вид? Стив без особого желания повозил мизинцем по портрету, меняя черты туда-сюда. Да какая разница? Стер все изменения, разрешил сохранить реальный отпечаток своей кислой физиономии. В качестве локализации адреса высветились базовые лаборатории Лакстора. Стив хихикнул: ога, «сотрудник»! Читай — «лабораторное животное».

Нашел форумы… Бои, рукоделие, флористика. Животные.

Так. Общество поддержки кваргов. Ну надо же! Чего их поддерживать? Они вполне сами справляются.

Углубился в чтение. Влияние цивилизации на ареалы обитания. Вариабельность окрасов от рациона… Подписи под петицией «Отдайте кваргу свободу». Что за бред! Заглянул в список дискутирующих. Надо же, Ронах — участник форума! Уж он-то чего? Стив вытащил реплики Рона в отдельное окошко и захихикал: народ всем звериным форумом бил Рона за уверенность, что кварги вьют гнезда! Боже, Ронах видел его гнездо! Ну вот, он еще виноват в том, что подкрепил суеверие у отдельно взятого кочевника! И надо же: Рон перешел на работу в зоопарк!

Кинул скан. Рон был дома. Один. Этот-то почему один? У него же подружка была?

Позвонил.

— Привет! — ответил Рон. — Где ты был? Я писал тебе пару раз.

— Да? В почте ничего не было.

— Может, ты смотрел не в своей почте? — засмеялся Рон.

— Я год был на задании по работе. Ты дома? А где Яника?

— Яника — отлично. Мне надоело на помойке работать, перевелся в зоопарк. Сегодня мы с ней ночуем на выгуле кварга — я купил путевку. Покажу ей кусочек кочевничьей жизни.

— А… Я могу с вами? Никогда не ночевал в зоопарке!

— Приходи после закрытия, — Рон осязаемо пожал плечами. — В юрте есть место на шесть человек. Встретить тебя на проходной?

— Не надо, я найду.

Не смог усидеть в клубе и выскочил в парк. Пробежался до зоопарка. Нет, еще рано. Послал сообщение Джи: «Я бы хотел переночевать в зоопарке, меня пригласил Рон». Добавил: «Он будет со своей подругой». Подумал и еще добавил: «Пожалуйста!»

Посмотрел на часы: туристический маршрут по первому уровню как раз три часа прогулочным шагом и заодно можно купить смену одежды и гигиенический набор — не возвращаться же за вещами для ночевки на базу?

Джи ответил в конце рабочего дня, когда Стив уже ходил кругами перед главным входом в сафари. «Твое свободное время в твоих руках». Стив фыркнул: ага, мораль! Как же без морали!

Включил комм в кассу, чтобы купить билет и получил еще одно сообщение:

— Стив Марк, ваш билет оплачен. Вас ждут в шестнадцать часов у гостевого входа вольеры пустошей.

Короткими перебежками по пустеющим тропинкам и отмахиваясь сумкой от дикусов, Стив добрался к отделению степных животных и издалека увидел бывшего кочевника.

— Привет! Здорово, вот и посмотрим, как этот кварг будет пытаться строить гнездо! Надеюсь, ты с ним договорился?

— Конечно, еще один шутник, — усмехнулся Рон, щелкнув ногтём по кольцу на руке Стива. — Ты веришь в Джи? Веришь в эти сказки о бессмертном Императоре? Или тебя мама заставляет?

— Почему мама? — Стив пожал плечами. — Я живу один.

— Хорошо тебе одному. Хватает на ягнячью куртку и на танцевальные ботиночки из перчаточной кожи. Все новое, ручной работы.

— Почему танцевальные? — неожиданно для себя покраснел Стив. Он никогда не сравнивал! — Просто они удобные!

— А где ты их купил?

— На базе, при лаборатории есть магазин.

— Да? Такие вещи не продаются в магазинах. Покажи, — Рон отвернул полу куртки.

— Что? — Стив развел руки.

— Вот — только цех в Ахае шьет такие куртки, но у тебя нет клейма цеха. Это значит, что это вещи для ажлисс.

— А если я ажлисс, то что? — разозлился Стив. — Мне нельзя с тобой дружить?

— Можно, но почему ты не скажешь правду? Это же здорово! А что ты сделал, чтобы стать ажлисс?

— Рон, я не могу говорить. Мне нельзя.

— Ты прямо как маленький! — засмеялся Рон. — Прямо не верится, что ты ажлисс! Я бы никогда не поверил, что ты уже старый дедуля! Ну, сделал в первой жизни что-то секретно-важное. Хорошо, я не буду спрашивать. Ажлисс! Теперь ясно… Ты и в храм ходишь? И молишься?

Стив получил шутливый удар в плечо и задумался над ответом.

— Смотри, Яника идет, — отвлекся Рон. — Бросай сумку за дверь, пойдем, я вас по парку проведу.

По знакомому с детства зоопарку Стив мог сам водить экскурсии. Поэтому покорно шел сзади и, подслушивая Янику, копировал ее реакции. Однако у Ронаха был ключ от закрытых для посетителей мест: на задворках парка была целый комплекс с фабрикой-фермой! Кормовая, госпиталь и инкубаторий. И там уже не пришлось притворяться — инкубаторы для яиц Стив видел впервые. Хотя дикусы и сами буйно размножались по всем кустам, оказывается, большую часть их яиц высиживали в шкафах с подогревом, а полученных цыплят подпускали к специально отобранным квочкам в разгороженных на загончики цехах выращивания.

Вышли с фермы в сумерках. Без музыки, объявлений и людей, сафари выглядело таинственно. Слабоосвещенные дорожки, исчезающие в лабиринтах кустов. Причудливо подстриженные деревья с неожиданной подсветкой. Казалось, даже воздух стал чище и гуще. Словно в постоянном процессе жизни возникла пауза, когда дневные создания разбредались на ночевки, а ночные еще толком не проснулись. Редкое мяуканье сов откуда-то издалека и недовольное щелканье дикусов прямо у ног… Даже Яника умолкла, прижимаясь к Рону — стало заметно прохладней.

— Ничего, — Ронах обнял Янику за плечи. — Придем, разложим костер. А в юрте тепло!

За низким бордюром шакальей поляны кто-то некрупный копошился и повизгивал. Щенок гайдерского шакала поймал, но никак не мог убить дикуса. Зверёныш мотал птицей по песку, отпускал, ловил снова и никак не мог убить. Мусолил во рту переломанные крылья, подталкивал костяным носом. Дикус кувыркался, пытался встать на сломанную ногу, тряс вывернутыми крыльями и снова падал. Щенок любопытно склонял голову, шевелил ушами. Дикус таращил бессмысленные глаза и тяжело дышал открытым клювом — модифицированное зоопарковское животное боль все равно чувствовало.

Стив прыгнул сквозь линию забора, хлестнувшую по нервам страхом, и свернул птице голову. Бросил и выскочил обратно, получив еще один разряд от ограждения.

— Ты что, — сморщилась Яника. — Зачем? Ты же убил его! Почему не спас? Его бы тут вылечили.

— Их тут миллион, зачем его лечить? — не понял Стив.

— Ну… Да, нехорошо получилось, — сказал Рон. — Это кормовой дикус, они размножаются быстрее, чем их едят. Хорошо, что быстро убил, но ты ему свернул башку руками, как дикарь.

— А что мне его стрелять из бластера надо было? — обиделся Стив. — Я ему помог!

Через подземный коридор поднялись в прозрачную юрту, светящуюся посреди имитации Карфидской пустоши.

— Поужинаем, — Рон опять глянул на часы. — Потом выключим свет, и как раз кварг будет охотится.

Перед юртой было оборудовано огороженное кострище. Стив проверил сканом и потерял интерес к биороботическому кваргу. Конечно, кто бы позволил людям ночевать в клетке с настоящим зверем!

Ребята перенесли к разогревшемуся «костру» коробки с ужином. На низком столике Рон сложил шампуры и посуду, а потом выключил свет. Они поужинали в бордовом свете искусственных углей и рассеянной подсветке «пустошей», по которым, красиво поднимая ноги, гарцевал искусственный кварг, гоняясь кругами за биоантилопкой. Догнал и картинно убил, подбросив ее в воздух, прямо перед завизжавшей Яникой.

— А это убийство тебе не мешает? — не удержался Стив.

— Это же природа! — возмутилась Яника. — Животным приходится убивать друг друга ради еды!

Стив промолчал. Рон должен был знать, что кварг не настоящий — он же тут работает. А портить другу свидание нехорошо. К тому же он уже слегка испортил, да и сам напросился третьим. И спать пора — целый день на ногах!

Раскатал гостевой спальник по кровати и разделся. Подумал и сложил одежду на полочку у изголовья.

— А почему ты весь лысый… Без волос, как маленький? — подкравшаяся Яника дотронулась до покрытой тонким и, правда, невидимо-детским пушком ноги.

— Так надо, — Стив не поднимая глаз отогнал кровь от щек и нырнул в мешок. Вот идиот! Опять не подумал, ведь целый же день был в запасе!

— Кому надо? Твоя подруга любит предпубертальных мальчиков? — захихикала Яника.

Стив разозлился. Сейчас скинет волосы с головы и станет действительно лысым!

— Да отстань ты от него, человек в лаборатории работает, может это побочный эффект такой, — вступился Ронах.

— Кем ты работаешь в лаборатории, что успел заработать на косметическую коррекцию? — продолжала веселиться Яника. — Я так и знала, что в лабораториях опыты на людях ставят! Или ты андроид? Покажи руки!

— В запросе отказано, — буркнул Стив.

— Яни! — Ронах сбил Яни подушкой. — Он ажлисс!

— Да ладно! Ему всего ничего лет! Уже работает… — Яни кинулась подушкой обратно. — Сам балда! Какой он ажлисс!

Пересела к Стиву и провела пальчиком по его щеке:

— Покажи жало! Если ты ажлисс, то у тебя есть жало.

Стив бросил беспомощный взгляд на Рона.

— Покажи, тебе жалко что ли? — Рон откровенно ржал.

Стив приоткрыл рот, поднял язык и высунул жало: узкую мясистую трубочку с костяным кончиком.

— Ух ты! — Рон оказался рядом. — Я ж говорил, что ты ажлисс!

— Здорово! Говорят, когда ажлисс пьют кровь, человек испытывает необыкновенное блаженство! — Яни протянула руку: — Выпей у меня?

— Не буду, — Стив отдернулся и закрыл рот. — Яника, я не хочу!

— Тебе любовница запрещает? Это же игра! Вам же можно любить нормальных людей? — затормошила его девица. — Вы ведь все равно бесплодные и незаразные!

— Перестань! — Стив укрылся с головой. — Мы в зоопарке, но я не экспонат! Всё. Я буду спать. Я много ходил днем. Спокойной ночи.

— Яни, иди сюда. Не надо к нему приставать.

Рон смотрел на подругу и улыбался. Широко, счастливо и открыто. Стива кольнула обида: ему Рон никогда так не улыбался! Еще глубже зарылся в спальник и разозлился уже на себя: вот зачем он влез?! Им было так хорошо вдвоем, а он прицепился, вклинился… А если теперь Рон начнет ревновать, что Яни звала его поиграть? Аккуратно послушал сканом и снова спрятался: Рон был наполнен спокойной радостью и о ненормальном ажлисс совсем не думал…

Уйти прямо сейчас? Глупо и неудобно.

Получить немного чужой радости?

Не удержался. Присоединился к игре мысленно, и… Снова не удержался: усилил слабые людские чувства, довел их до пика восторга, взрыва счастья и потом, уже абсолютно довольный, провалился в сон.

Стив проснулся от того, что на него упала сумка. Удивился: всё еще темно. Кажется, только что уснул. Надо же, в такую рань…

— Вставай и вали отсюда, — Рон сказал это громко и зло. Стив прислушался. В голове у Рона кружился калейдоскоп: наваждение странно появившейся и пропавшей любви с Эйки… Эйка кричит от страха и боли — он в ужасе, но ему нравится… Эйкилла разрывает помолвку… Страх — он сумасшедший! Побег в пустоши, следы кварга, гнездо… Эйки опять кричит… Этот привязавшийся ажлисс и снова наплывы странных чувств. Слишком сильное, неестественное наслаждение с Яникой после года нормальной жизни… Страх — он снова сходит с ума! Неудивительно, ведь он видел исчезнувшее издевательски и без следов гнездо кварга. Примета к развалу мира…

Яники уже не было.

— Рон, что вдруг случилось? Хочешь, я тебе помогу тут убраться? — Стив начал резво одеваться. Забавно: Рон суеверный! Нашел чего бояться — радости не бывает слишком! Боится потерять Янику, как Эйки? Как неудачно его Генри забрал тогда. — Ты что, из-за гнезда расстроился? Это же просто доказать — сходи к дознавателю, он подтвердит…

— Не лезь ко мне! — Рон схватил сумку Стива и швырнул ее к двери. — Оделся? Вали! И прощай. Я не ажлисс. Я — человек, мне не нужно, чтобы в моей душе копались! Мне не нужно, чтобы мной управляли! Иди!

— Рон, я не хотел тебя обижать! — Стив начал складывать свой спальник, окутал Рона фантомом, пытаясь успокоить, но Рон дернулся и вспыхнул испугом, смешанным с негодованием. Стив спрятал щуп — надо же, Рон, и правда, чувствует скан!

— Мы разные, ты веришь в Императора, — Рон распахнул дверь. Пнул сумку Стива к спуску подземного коридора. — А я верю, что кварги делают гнезда к неприятностям! Провожать я тебя не пойду — мне еще тут надо убраться перед утренней сменой, — Рон выдернул внутреннюю простынь из спального мешка и скрутил в комок. — Что ты ко мне прилип?

— Совсем не разные! Я тебе верю, — Стив остановился в дверях и растерянно оглянулся: он не хотел ругаться! Он не хотел обижать сканом. Но как сказать?

— Я должен тебя ударить, чтобы ты ушел? — закричал Рон. — Пошел вон!

Стив выскочил из юрты, подхватил сумку и бежал до выхода из сафари.

Глава 33 Убийство

Стив провел целый день в природном резервате верховий Лакосты — снял туристический домик на берегу узкого, но чистого ручья далеко от цивилизации. Благо, найти свободный не составило труда. Такие «берлоги одиночек» большую часть года пустуют: люди любят более комфортные места отдыха. Вышел пройтись по «тропе познания природы», но навалились воспоминания: арнека не бродит вокруг дома. Зло себя оборвал, полез в кусты. Промочил ноги, расцарапался в зарослях шиповника. «…Устало бедное словечко и обессилено свалилось в щель между камнями…» Фыркнул, вернулся в хижину. Обнаружил, что каким-то сучком продрал нежную кожу «танцевальных» ботинок. Запихал оба ботинка вместе с мокрыми носками в утилизатор. Заглянул в пищевой отсек: полуфабрикаты, порошки, специи… Туристы любят готовить сами! Нашел буханку «охотничьего» хлеба в охранной оболочке и палку сухой колбасы.

Упал на кровать и тупо пересмотрел несколько случайных фильмов, отрывая руками хлеб и заедая колбасой.

К вечеру вернулся на базу с ощущением, что живет в чужом, бесчувственном теле.

Тускло подумал, что надо втягиваться в рутину. Посмотреть расписание визитов Императора. Начать тренировки. Найти увлечение. Занятые руки — легкая голова…

«Немедленно в тренировочный зал!» — ворвался мысленный приказ Джи, и сбил всю меланхолию.

Быстрым шагом, как был босиком и в старой одежде, с перебежками между лифтами, добрался вниз на бордовый уровень. Остановился на секунду у двери — выровнять дыхание.

Вошёл.

В центре на полу лежал связанный Рон.

Стив не расслышал, как закрылась дверь. Зачем-то огляделся, хотя и так видел, что Рон тут один. В этом проклятом зале с тренажерами, сливом в полу и инкубатором.

Рон в ужасе таращился на стену с креплениями, на него…

Стив ужаснулся тоже и, глотая спазм в горле, выдавил единственную глупость, которую смог:

— Здравствуй, Рон…

— Стив! Ты говорил, что ты лаборант! — неожиданно высокий голос Рона хлестнул по нервам.

«Я этого не говорил! Господи, молчи! Хотя какая разница, все и так по тебе видно! Джи, прости! Прости, но ничего же не было!» — мысли полетели сами, но вслух ничего не удавалось сказать…

— Я в магазин выскочил, а потом как уснул. Ничего не помню… Мне никто ничего не сказал! Что происходит? — Рон изогнулся и сел, тараторя какую-то чушь и смотря дикими глазами.

«Ничего особенного, — облила холодом мысль Джи: — Ты просто убьешь его».

— Что с тобой? — Рон ничего слышать не мог. Заметил, как Стив окаменел.

«Боже, — промелькнуло в голове: — И он ещё обо мне беспокоится!»

— Рон… — больше Стив не смог ничего сказать. Джи щёлкнул его по носу и взял управление на себя.

«Крошка, ты убьёшь его, но сначала снимешь с него шкуру. А лучше сделай ему напоследок подарок, полюби его. Не-е-ет, темпераментный ты мой, фантомом. Сделай ему любовь, какой у него никогда не было. Ты же хотел. Нет, не касайся его, только войди в его сознание».

— Стив, что происходит? Скажи мне, Стив!

«Выключи ему звук. Вот так. Возьми его и привяжи к стене, чтоб не мотался. Ты сильнее его».

Стив исчез: он здесь, но его нет. Его воля замерла, отлетела и лопнула мыльным пузырем.

Мысли отлетели, чувств не было. Император вошёл в его тело, в его душу, и Стив закрыл глаза и уши, забился в уголок, закопался.

Но куда и как? Куда может убежать марионетка, висящая на таких тонких, но таких прочных ниточках? Она жива только благодаря этим ниточкам, они дают ей жизнь…

Рон даже не пытался сопротивляться. Джи без каких-либо ритуалов овладел и им: Рон сам подошел к стене, вставил руки и ноги в кольца. Тело Стива без суеты, деловито и механически закрепило такое же согласное и спокойное тело, оставив без внимания панику сознания в ловушке чужой воли, а потом Стив проскользнул щупальцем своей мысли в это безвольное тело. Там билось сознание Рона, пока еще только удивленное и слегка испуганное, чего-то ждущее… «Сейчас дождешься», — услышал Стив и легким касанием скана прошелся изнутри пойманного тела, ища и проверяя, стимулируя и усиливая фантом любовного экстаза. Рон замер и задохнулся, затрепетал в своих оковах, даже не успевая еще сильнее удивиться. А потом уже сам отдался пришельцу, прижимаясь своим сознанием к паутине, окутавшей его волю, сливаясь с завоевателем, отдавая себя на растерзание сладострастному хищнику, запустившему острые когти в самые сокровенные уголки его желаний… И Стив захлебнулся спазмом вместе с жертвой.

Управлять человеком проще, чем проникать в сознание ажлисс, которые привыкли к ментальному общению и могли отбиваться хоть на своей, хоть на чужой территории. Человек не умел, не знал и был потрясен открытием, что он оказался в собственном теле всего-навсего пассажиром, который вдруг без единого прикосновения взрывается сильнейшим восторгом, крича и вырываясь из пут.

«Ну куда же тут вырвешься… А теперь сними с него кожу…»

Стив, оглушенный своим предательством и силой пережитого оргазма, но сейчас озабоченный только одним — как сдержать дикую вибрацию, пробивающую его изнутри — взял нож.

«Возьми зажим».

Стив вернулся к ящику. Закрыл глаза и оперся о стену лбом. Сейчас упадет…

«Дурачок, чем будешь держать кожу?»

Он не знал, чем будет держать сам себя…

«Вот, возьми крючок».

Его тело протянуло руку и вытащило из ящика крючок на длинной рукоятке.

Заныли руки, он слепо повернулся и подошел к телу, распятому на стене.

Рону разрешили кричать, видимо, чтобы не было так похоже на немое кино. Рон кричал. Остро, как заяц, разрываемый псами… Потом только выл и хрипел, дергаясь под его руками. Стив чувствовал и этот ужас, и эту боль вместе с ним. Джи, или все-таки Стив, удерживал Рона в сознании, усмиряя его боль, отодвигая шок… Прости, прости, это не я… О, нет, это все же я… Рон не слышал. Он сходил с ума, а Стив желал сойти вместе с ним. Убей меня, но ты никогда не умрешь… И эта теплая липкая кровь была везде… Скользкая кожа, которую невозможно было удержать, которая снова и снова выскальзывала из кровавых пальцев… И этот густой сладкий тошнотный запах… Запах крови, смешанный с запахом спермы, острый запах рвоты, мочи и кала глушил, проникал и жег… Наполнял внутренности, давил изнутри… Если бы мог, то он выблевал бы себе кишки, вывернул бы себя наизнанку. Потерял сознание, умер… Но марионетка и так мертва или просто не жива? Жива ли марионетка, когда ей не управляют? Что делает марионетка, когда её вешают на крючок за ненадобностью?

Крючок не протыкал упругую скользкую кожу, приходилось ввинчивать его, подцепляя кожу изнутри разреза. Джи не разрешил Стиву даже всхлипнуть.

Рон же только странно хрюкал. Сорвал горло или пытался прочистить его от рвоты? Почему он не удавился рвотой? Почему он все еще жив?

Потом он сложил это все ещё живое, дышащее, но уже молчащее месиво… С висящими лоскутами кожи, кровавым пластами одежды, и все еще в ботинках, в инкубатор.

Упал возле постамента. Желая оторвать себе руки, перерезать себе горло, соскрести с себя кровь, соскрести себя из жизни…

Сидел совершенно пустой. Без эмоций, без сил. Смотрел, как его тело, стремящееся насытиться после стресса, жаждущее возместить потерянную энергию, усваивает кровь Рона, и та постепенно впитывается и исчезает с дрожащих рук. В голове крутилась кровь, и кровь была везде… Его рука держит нож и режет. Крючок оттягивает кожу и нож подрезает… Кровь сочится и сочится…

Где-то над сердцем закрылся шлюз, словно вогнали в грудь лопату. Перекрыли трахею, и он не мог вздохнуть. Получались короткие судорожные движения ртом, как у высыхающей на берегу рыбы… Воздух входил и останавливался в глотке, не доходил до лёгких. За языком скопилась кислая желчь и жгла, жгла и прожигала… Тяжелая каменная голова хотела упасть и откатиться вон.

Полна ли марионетка или пуста, когда приходит кукловод?

Одежда омерзительно липла к телу…

Упырь. Марионетка-упырь.

Джи. Вошел и остановился перед ним.

— Что ты должен сказать?

Стив, не координируя свои движения, находясь где-то рядом, вне своего тела, вне этой вселенной, с трудом встал на колени. Зал кружился вокруг кровавой воронкой и засасывал…

— Прости меня. Я нарушил правила.

— Хорошо. Иди умойся. Сегодня ты спишь со мной.

Стив уже засыпал растворившись в императорской благости, а Джи говорил и говорил, ласкал и калечил, ломал тело и мозг. Стив не слушал, отстранёно удивляясь, что окружающая пустота все еще тянет куда-то. Стив старался не быть, не существовать. Но где-то рядом стонала его душа. Он старался развеяться дымом в мгновениях покоя и единства с богом, но слова текли и капали раскаленной ртутью, жгли желтым ядом, и Стив чувствовал, как умирает опять и опять. Он не слушал, но всё, что император делал или произносил, укладывалось в памяти и теле самостоятельно, без усилий со стороны императорской Крошки.

— Ты жертва по своему характеру, по сути своей. Ты думаешь, я испортил тебя? Нет, я искал такой характер, и поисковая система выложила тебя как один из вариантов. Ты думаешь, я сломал тебя? Нечего было ломать. Ты рожден жертвой, ты жаждал быть жертвой, а из жертв получаются лучшие палачи. Они стремятся этим еще больше покарать себя за свою слабость, за неспособность бороться. Ты это знаешь, но не можешь смириться. К сожалению, я взял тебя слишком поздно, эти глупые принципы умудрились вложить в тебя, несмотря на ранний возраст. «Каждый должен иметь семью, выбиться наверх, надо быть героем, надо бороться…» Зачем? Ты не герой. Предположим, что ты найдешь свою семью, но ты будешь проклятием для семьи. Я старался взять маленького ребенка, чтобы тебе было легче приспособиться, и чтобы ты не успел никому навредить.

Тебе надо избавиться от глупостей, которые ты всё ещё таскаешь в голове. Твоя цель — жить для меня, ты не сможешь жить по-другому. У тебя нет иной цели, нет иного смысла в жизни. Твоя истинная цель — жить ради меня. Ты жертва. Прими это. Смирись с этим. И тебе будет легче, когда ты согласишься со своей сутью. Но тебе нравятся твои депрессии — это единственный ответ.

…Стив не слушал. Он стремился умереть в сжигающей вспышке удовольствия, которую он впитывал от Джи, которая приходила за очищающей волной боли. Своя боль ощущалась чужой. Фоном… Искрой, разогревающей его тело до взрыва. А потом падал занавес тишины, разливалась удовлетворенная слабость. Приходил сон, а затем начнётся новый день. Непереносимое «сейчас» исчезнет в прошлом. Отлетит пожухлым листом ненужной памяти…

— Убей меня…

— Я не для этого вкладываю в тебя столько сил. Ты выдержишь — это твоя работа. Ты будешь мне потом благодарен, так тебе будет легче жить.

Потом, совсем потом, лежа в объятиях своего бога, Стив снова разрыдался.

— Ты много плачешь, — прошептал Джи. — Тебе нужны силы, возьми мою кровь…

— Кровь? Нет, я не хочу кровь, — нервы рвались и не могли удержать.

Джи позволил себя ласкать, бог ласкал его сам, и Стив сдался. А как он надеялся сойти с ума! А когда он, подчиняясь воле Джи, опять овладел им в очередной раз и забыл себя, отвечая на любовь своего бога… Всё-таки выпустил жало и, замирая одновременно от вожделения и отвращения, все-таки нашел жилку, впился в неё… Сила его бога навалилась мощью цунами, утащила с собой и выкинула где-то далеко в пустоте.

Он очнулся только утром. Джи, смеясь, сдернул его с кровати и отправил фехтовать с курсантами. В этот день, в горячке взятой взаймы энергии, он выстоял во всех дуэлях, и ему впервые не надрали задницу на тренировке.

А потом белая и мертвая рука памяти погладила по сердцу, привлекая внимание, зовя за собой, и он опять расхотел жить.

Но бог сказал ему:

— Я не буду тебя все время поддерживать, не привыкай! Пойдешь к коменданту, он тебе укажет кого-нибудь наказанного — возьмёшь у него. Всего немного, пару глотков, но в течение декады тебя это успокоит, а со временем всё утихнет само.

Механически передав приказ императора и получив брезгливый взгляд от коменданта, он пошел в казарменный карцер. Дежурный молча открыл дверь.

Запертый гвардеец встал и с издевкой смотрел на невысокого экзекутора, представляя, как тот будет тянуться и карабкаться к его шее.

Стив слегка собрался — ну и как его жалить? Жало достаточно тонкое, но все равно лучше толстая жила. В руку, если только у подмышки… Вот рожа. Грег — амбал дубовый, такой же урод, как они все. Просить он не будет. Стив проник ментальным щупальцем Грегу в сознание. Не усложняя, просто подкосил ему ноги. На коленях амбал стал вполне подручной высоты. Стив обошел его сзади и склонился к основанию шеи. Грег попытался вытолкать его из головы. Экзекутор усмехнулся: «Господи, ну и смердит от тебя. Не назло же мне тебя после тренировки подсунули, а?»

Но если он завтра заявится с гигиенической салфеткой, тогда оскорбленная гвардия на первой же совместной тренировке порвет экзекутора в пыль.

Приник открытыми губами к потной и соленой шее Грега и, мысленно обезболив, ввел жало в яремную вену. Сразу захотелось обнять. Приласкать… Руки сами тянулись погладить, прямо зуд в пальцах… Ужас какой… Грег про себя зарычал и Стив, сделав пару глотков, вынул жало. Оставил гвардейца с кровяным ручейком на шее.

Выскочил из сознания донора. Тот вскочил и схватился за шею, молча, но очень нехорошо смотря вслед.

А Стиву было хорошо, прямо отлично! Он был даже счастлив. Как будто его привязали к большой охапке воздушных шариков, и они того гляди отнесут его в небо. Шутливо поклонился и выскочил из карцера, хряснув дверью.

— Ой. Я не хотел! — извинился перед дежурным.

Тот не сказал ничего, глядя с мрачной вечностью в глазах.

А Стиву было просто отлично.

Потом Стив залез в систему. Нашел Рона. Точнее, информацию. Рона уже не найдешь… Рон бросился на монорельс в Лаксторе. Недалеко от сафари. В тот же день. Стив несколько раз просмотрел запись. Рон падал с платформы под поезд. Стива опять затрясло. Он даже не сможет извиниться! Хотя как за такое можно извиниться!? Как такое можно извинить… Как за это можно извиняться? Стив без конца проигрывал короткий вид: Рон подходит к краю и делает шаг, падает животом на рельс и товарняк наезжает, раздавливает Рона напополам. Стив не знал, сколько раз он бездумно приближал и отдалял картинку, пока не заметил на заднем плане высокого блондина с шоколадной татуировкой. Цветущая лилия вилась по скуле, изящным завитком дублировала бровь… Синие глаза без выражения смотрели прямо в камеру. Стив выключил запись и сполз на пол.

Когда успел? Он же был целый день с ним… Усыпил, отключил его и ушел убивать Рона? Стив не смотрел за временем, он был раздавлен… Убит. Раздавлен, но раздавило Рона…

Стив начал задыхаться. Он должен что-то сделать… Он не может быть здесь. Стены давили и наползали.

Он так надеялся, что Рон выжил, он же положил его в инкубатор!

Встал на колени у кровати, сложил голову на руки и попытался молиться. Но привычные слова, всегда приносившие утешение, теперь только усиливали боль.

— Ты смысл жизни моей…

«Но я смерть для других», — эхом отзывалось внутри.

— Я дыхание твое… А Рон уже не дышит…

Стив застонал. Пропасть, раскрывшаяся внутри, выворачивала наизнанку.

Он повторял молитву, но вместо утешения слова мучили его.

— Я рука твоя, я зрение твое…

Дышать сложно. Кажется, что вырвали душу. Вырвали сердце. Огромная сосущая дыра, что осталась внутри, гнала его вон.

Закрывшись сканом, выбрался в лес.

Полуручное стадо мелких ярко-оранжевых оленей с мраморными белыми разводами на толстых задницах и длинными белыми хвостами. Нашел стадо и пошел к нему. Почесал нос вожаку. Животные толкались мордами, искали подачки. Он также лез к Рону…

Отогнал оленей, сел в кустах на берегу пруда, разглядывая мостик, изгибающийся к меленькому островку. Столетия назад там жили зверики. На острове посреди озера, куда можно было пройти по кружевному мостику, жили сказочные звери. Единорог, дракончик, тигр… Дивные, ручные и забавные животные. Она убила их. А он убил Рона.

Стив криво улыбнулся. Смерть преступников в Сар Дижон прошла и забылась. Потом она убила звериков. Смешно. Просто выключила пару роботов. Она боялась и плакала, но перерезала им горло. Животное дрогнуло и молча ослабло, залив кровью песок. И другое… И третье. Она почти не почувствовала ту смерть. Ей было плохо, но потом пришла Гайдера. Одна смерть вытесняла другую, а потом уходила и уже так не мучила.

Но смерть Рона, которого Крошка не убивала… Эта смерть влезла и поселилась внутри.

По мосту прошла пара гвардейцев. Лон и Суна. Держась за руки, скрылись в деревьях, разросшихся на месте заброшенного игрушечного царства. А раньше там были дорожки. Вон, крыша домика единорожки до сих пор видна. Стив прислушался. Ну да, зачем еще эти уроды туда могли идти. Комнат им мало! Притащились на его острове! Стива захлестнуло… Он даже не знал, что его захлестнуло. Ревность? К острову? Бред! Но он чуть было не полетел по затопившей его черной волне.

Пойти в гаражи. Взять грузовой флаер. Включить силовую защиту. С диким восторгом пролететь со всей скоростью над самой водой. Врезаться в мостик. Мостик на несколько мгновений зависнет на овальной морде флаера, как лента на призовом авто… Флаер успеет долететь на середину пруда — там глубоко. Мостик перекосится, свалится и утонет. Потом можно мстительно развернуться и прогладить островок, уничтожая бывшие домики искусственных зверят. Парочка гвардейцев будет шарахаться между кустов. Будет отлично. И даже флаер на место можно поставить. Хотя шарахнуть грузовик в пруд было бы соблазнительно.

Стив заскулил и тут же заткнул сам себя. Глупо-то как… Тело растягивала черная дыра. Болели ладони. Стив помял пальцы, выворачивая их. Не то… Взялся за пук осоки и попытался вырвать с корнем. Рука соскользнула, и кожу разрезало жесткой острой травой. Стив сунул пульсирующую руку в воду. Вода холодила, но лечила. Встал. Обтер кисть о рубашку.

Вернулся в комнату. Задвинул за собой дверь и оперся лбом о прозрачную преграду. Бездумно смотрел на осеннюю пестроту леса. Положил руку на пластикло. Провел, ощущая кончиками пальцев пружинящее сопротивление материала. Оно выдержит выстрел бластера в упор, не разобьётся от атаки грузового флаера… Пластикло словно окружало его с детства. Сначала он не мог выйти один, без няньки. Но теперь может, но продолжает носить такую же непроницаемую оболочку скана на себе.

Его оставили, как ненужный инструмент. Но в отличие от инструмента, он может выйти, Джи мог бы его оставить запертым в карцере или на цепи… А сейчас может выйти, но куда? Слоняться по базе? Он не желал видеть этих людей. Нет, не людей. Сноваживущих. Пускай живут без него.

Он уйдет. Подальше от Джи.

Уйдет туда, где никого нет.

Оптимально было бы увести космический кораблик и смыться туда, где не было системы. Похитить корабль, похитить человека, умеющего управляться с кораблем… Удрать, как Тадей. Но это надо было организовывать долго и тщательно. Его бы раскрыли.

Есть планеты, даже две! Дикие, готовые к заселению, но безлюдные. Системы там нет, только портал…

Побросал в рюкзак немного одежды, затолкал универсальное одеяло, взял валяющуюся в ящике среди собранного хлама и разного барахла архаическую зажигалку, экзекуторский нож и бежал через несколько порталов на пустую планету, где не было базы, императора, Генри. Но система была.

Слабый сигнал чувствовался только у портала. Два примитивных обслуживающих андроида даже не среагировали на ажлисс, который появился и прошел через законсервированную припортальную базу.

Он отдохнет. Постарается спрятаться от себя, от Джи. От памяти. Если его захотят найти, так придут сюда, а здесь пусть ищут — планета большая и пустая.

Как только Стив отошел за холмы, сигнал системы потух для него.

Сверился с картой и пошел к морю.

Нашел себе уютное местечко в дельте реки, недалеко от засыпающего вулкана. В его жерле задумчиво варилась лава, вываливалось широким языком из коренастой расколотой глотки, остывала в море. Если быть осторожным, то на лавовом языке можно было жарить мясо и рыбу. Для этого надо было исхитриться и пропрыгать к удобному месту по беспорядочным валунам. Но эта маленькая опасность его немного развлекала. Дальше по берегу были озерца с горячей или едва теплой водой, где прекрасно можно было поваляться после успешной охоты. Стив почти не использовал ментальное воздействие на местных зверей. Они в жизни не видели людей и подпускали к себе без малейшего подозрения.

Стив потянулся, лежа на своем насесте, построенном среди ветвей большого дерева, на безопасном расстоянии от вулкана и от земли, где ходили большие хищники. Хотя кто его знает, крякнется тут берег и новый вулкан вылезет прямо у него под задницей. Но это почему-то совершенно не волновало. Как и еще одно нарушение устава в дополнение к побегу — перемещение на другую планету без ловушки души. Крилод остался где-то там далеко — в кабинете Джи…

Он был пьян свободой. Хотя опьянение можно было представить только теоретически: из-за продвинутой иммунной системы ажлисс не могли опьянеть. Зато нельзя было отравиться, и можно было безбоязненно лопать любое понравившееся растение или животное. Можно было просто смотреть на облака, разглядывать жилки на листьях, движение гусениц или полет птиц. Он впитывал тепло и холод, следил за каплями росы, стекавшей по стволу дерева, и не думал ни о чем. Лелеял пустую голову и спокойное сердце, словно его память только только начинает заполняться, словно он сам только что родился. Рождаться снова он умеет…

Прожил он там немного.

Генри объявился, веселый как всегда. Стив почувствовал приближающегося стюарда и начал отступать к лесу с песчаной косы, где бродил в теплой воде, наслаждаясь мельтешением живности у ног.

Стюард посадил флаер и замахал рукой:

— Привет дикарям! Надеюсь, ты не накопил тут неподъемных богатств, а то флаер маленький, больше трех тонн не поднимет!

Стив сжался и понял, что не хочет не только отвечать, а даже видеть Генри. А главное, он не может снова видеть Джи. Все внутри сжалось, и на теплом берегу недалеко от горячего моря Стиву стало холодно. Нет и нет. В бездну! Пошел этот Генри и этот император. Опять бегать по кругу?

— Да что ты скис? — Генри дружески обнял Стива за плечи. — Где ты тут живешь? Я вещи соберу!

— Нет ничего у меня, — пробормотал Стив, скидывая руку андроида. — Ну чего ты на меня таращишься? Иди возьми мои вещи. Одеяло там на полочке на дереве, — Стив махнул рукой в направлении своего гнезда. — И зажигалка там же, очень полезная вещь тут у вулкана…

Стив прикинул расстояние, бросив взгляд на флаер. Нет, на дороге стоит этот. Робот заботливый… И потом, куда лететь на флаере? Круги по планете наматывать? Нет у него выхода.

— Ты зажигалку сюда притащил? Шутник! Ладно, идём! — Генри широко улыбнулся и потянул Стива к флаеру.

— Никуда я не пойду! — Стив резко оттолкнул Генри и побежал в лес.

— Ну что ты, в самом деле! — закричал ему в след Генри. — Ты же несерьезно! Сти-и-ив! Ты же никуда не убежишь! Что, снова стрелять в тебя блокатором?!

Генри секунду постоял, смотря вслед исчезнувшему в лесу экзекутору, а потом равномерно и экономно двигая конечностями, добежал к флаеру и полетел догонять.

Стив повернул к вулкану. Он еще не совсем понял, почему он туда бежит — но бегать по лесу была бы еще одна абсолютная глупость. Ну вот, громадная пустая планета, а бежать некуда. В море прыгнуть? Ага, и плавать там до утонутия. Захлебнутия…

Стив, напрягаясь, но получая дивное феерическое удовольствие от того, что может бежать так быстро, так ловко перепрыгивать через непроходимые завалы из поваленных мертвых деревьев, мчался по склону вулкана вверх. Он бежал!

Генри занудно появился сзади. Летел медленно и невысоко, подведя флаер чуть ли не к самой голове Крошки:

— Куда ты бежишь? Там же некуда бежать! Побегал и хватит, заскакивай внутрь…

Стив даже не мог отвечать. Память услужливо разбудила злость, и та вытащила за собой старую безнадежность. Стив сжал зубы и прибавил темп, взлетая на край кратера. Остановился. Встал на самом краю жерла. Жар, идущий снизу, был почти невыносим. Жерло смотрело вверх красным оком медленно стынущей лавы, и можно было бесконечно разглядывать завораживающие узоры мрачного красного на поверхностной скорлупе лавы и сияющего желтого в ее трещинах. Через оранжевый и серо-коричневый аж до черного в постепенно темнеющей к краям воронке жерла…

Генри тупо висел сзади и бубнил свое.

Стив прислушался. Он не чувствовал системы. И отлично.

Прыгнул в кратер. Единственное, о чем он успел подумать, что Генри своим криком испортил последнюю минуту его жизни.

Генри сунул руку за пазуху и вытянул кристалл. Ловушка сыто светилась молочно-жемчужным цветом, насыщенная пойманной душой.

Глава 34 Рождение экзекутора

Инкубатор открылся, и Крошка обнаружила себя в тренировочном зале. В теле Хакисс. Она в ужасе закрыла глаза, и страх моментально сожрал её. Джи накажет за самоубийство, когда вернет. Вернул…

Джи был спокоен и холоден:

— Погуляла?

Она сделала нечеловеческое усилие и все-таки вздохнула сквозь сжатое горло. Преодолевая крупную дрожь и снова забывая дышать, спотыкаясь на каждом движении, выбралась из инкубатора.

Джи склонил голову набок и улыбнулся.

— Подойди ко мне, — Джи указал пальцем на пол перед собой.

Страх сожрал Крошку начисто. Остались только обглоданные кости, которые стремились сломаться, рассыпаться в пыль. Тщательно держа равновесие, не чувствуя свое тело, подошла и опустилась на колени. Любое неосторожное движение — она рассыпется, как шалашик из сушеных косточек.

Джи ласково провел пальцем, обрисовывая овал её лица. Она замерла, ожидая наказания, но чувствовала только тепло нежного касания пальцев, гладящих скулы… Крошка не смогла сдержаться и заплакала, не смея шевелиться, не смея упасть.

— Ты мое орудие. Не друг, не дитя, не член семьи. Ты — вещь, ты мой инструмент, и я использую тебя там, где мне будет угодно. У тебя не может быть других желаний, кроме одного — слушаться меня и делать так, как приказано. Ты не имеешь права убегать. Тебе некуда бежать. Ты хотела сгореть? Так гори.

И она загорелась. Боль ментального образа, проглотившая её, была бесконечна. Лопалась и слезала кожа, обугливались и рассыпались в пепел пальцы, взрывались и испарялись глаза. Крик отмирал на краю губ. Внезапная тишина и покой оглушили. В ужасе просканировала себя, но она была цела. Сердце бешено билось в висках, легкие разрывались, всасывая воздух, тело отзывалось болью в каждой клеточке, но все было цело.

Голос… Голос. Мягко рокочущий родной голос, бесконечно знакомыми обертонами срывал кожу, кромсал мышцы и бился внутри каждой кости:

— Не кричи. Крик отнимает разум и восприятие, отвлекает от боли, уводит от процесса, закрывает цель… Не сопротивляйся боли, не пытайся убежать. Прими её. Впусти в себя, раскройся навстречу и растворись в ней. Стань этой болью, и она выпьет тебя, утешит. Сожжет, и твой пепел развеется… Боли не будет…

И снова она горела, чтобы снова очнуться в тишине… Тьма и покой… Тьма душила прозрачной тишиной… Её нет, но Джи… Он везде…

Не осталось ничего, только голос Джи струился вокруг и творил мир.

— Крошка?

Она открыла глаза.

Она дышит.

Воздух. Тепло.

Джи.

Её бог.

Её жизнь. Её смерть.

— Ты понимаешь, кто я?

Где-то глубоко и незаметно шевельнулся страх. Дрогнула и сразу забылась ненависть, и всю её проглотила любовь.

Крошка, с готовностью растворяясь и отдаваясь, бессознательно зашептала:

— Ты мой император…

— А кто ты?

— Я твоя часть…

— Почему ты живешь?

— Ты так решил…

— Присягай мне.

— Моя душа принадлежит императору, моя жизнь в руках императора, моя цель служить императору, — впервые она прочувствовала смысл присяги. Она повторяла ее много раз, заступая на дежурство у трона вместе с гвардейцами, сопровождая императора на приемах, и только теперь слова присяги прожигали её до дна и добивали; распинали, разрывали на куски, вырывая оборванные ростки того, что было её самой сокровенной частью, её духом.

— Подойди ко мне.

Она почувствовала, как фантом императорской любви покинул её.

Она не могла двигаться, она была выжжена и развеяна; тело не слушалось, надорвавшись пережитой болью, страхом и безнадежностью. С трудом передвигая трясущиеся ноги и помогая себе руками, она перебралась ближе и осыпалась у ног императора. Джи протянул руку. Она отчаянно попросила и Джи принял её истрёпанную душу, и нега унесла последние осколки воли, жалкие обломки сознания.

Джи легко подхватил её на руки и унес к себе… и там она окончательно погибла, развеялась и исчезла во взрыве разделённого и усиленного наслаждения.

Джи тихо шептал, и яд его слов проедал кислотой и клеймил.

Слова невесомым пеплом проникали в беззащитное тело и серой чешуей оседали изнутри, вытесняли сердце…

Крошка соглашалась. Джи знает её самые глубокие желания, она живет только для Джи. Никто не даст ей больше, чем её бог. Никто не знает её лучше, чем её бог. И она не хочет никого и никогда, кроме своего бога. И нельзя ей никакой семьи, никаких друзей, она — урод и она рада, что Джи нашел её и взял к себе. Иначе она бы испортила жизнь себе или кому-нибудь еще, пытаясь жить, как все люди. А так она может быть полезна, её жизнь имеет смысл, она служит императору, она служит империи.

Но внутри, сквозь ту странную пустоту, образовавшуюся за сердцем, что-то тянуло её в бездну. Она никак не могла понять, что тянуло её. Она не могла понять, почему у неё вдруг так пусто внутри. Она не понимала и заплакала.

— Тебе нужно детское оправдание, что ты не виновата, что тебя заставили и я даю его тебе… Но мы же знаем, что ты хочешь сама. Я твоя единственная возможность жить честно, в мире со своими желаниями и нуждами. Я проверял тебя и теперь я уверен в тебе. У нас было два тяжелых года.

— Убей меня, — опять потеряв себя в ласках Джи и опять забывая дышать в его руках, она не могла кричать. Руки Джи — прекрасные руки с изящными и длинными, но сильными пальцами… Она могла смотреть на эти руки часами, лишь бы не видеть его глаза, которые выпивали её одним глотком. Под руками же она растекалась в безвольную массу, способную только всхлипывать, потеряв голос, потеряв себя, забыв представление о мире, не чувствуя время и не ориентируясь в пространстве. Спроси её сейчас, она не скажет, не сможет сосчитать даже до двух. Джи, её бог, её суть собралась в малое зерно, вселенная сжалась до величины рук Джи и жила в нем и билась. Она сама не была. Боль перерастала в наслаждение, и наслаждение было бесконечно…

Утром Джи разбудил ее и ушел в ванную.

Хакисс бессмысленно смотрела на потолок. Скан безвольным осьминогом колыхался по базе, в степи… Крошке казалось, что она растворилась в воздухе, разлетелась невидимым туманом, клочками паутины далеко от базы. Её нет. Но люди, кругом люди… ажлисс… А внутри душный пепел… Она встала и, не зная что делать, пошла вдоль стен, ведя рукой по затейливой резьбе деревянный мебели. Диван… стол… шкаф… Неясное ощущение заинтересовало. Оно было тут всегда, но казалось одним из эффектов базы, тихим голосом подсознания. Но нет, это другое… Словно кто-то глубоко-глубоко под землей кричит. Кричит устало и безнадежно, уже давно не слышно его, но остался след голоса, отпечаток ауры. Отпечаток сознания. Нескольких сознаний. Крошка провела рукой, нащупывая след. Средняя полка. Открыла дверцу и шкатулку, стоящую там. Положила ладонь на пять полных ловушек. Она могла бы отпустить их, если бы у нее был нож. Сгоревший в вулкане. Незнакомые ауры полных кристаллов. А её ловушки нет. Джи спрятал. Крошке на краткий миг стало смешно.

Рука Джи протянулась над плечом, закрывая шкатулку.

— Ты никогда не интересовалась моими вещами…

— И не буду… — с трудом ответила Хакисс. Тело было мертво, душа была мертва. Не было ни сил, ни эмоций. Она с трудом стояла. — Кто там?

— Запасные и неудачные крошки, — хмыкнул Джи. Поцеловал и обнял, прижимая к себе, и отвёл к кровати. Она откинула голову ему на плечо и слушала даже не удивляясь, что у нее нет никаких чувств. — Ты же у меня удачная. Ты никогда не хотела убить меня.

— Я обещала не предавать тебя, — еле слышно произнесла Хакисс. Слова были корявы и сухи, их приходилось выталкивать усилием всего тела. Ее начала бить крупная дрожь. Усталым эхом отозвались напряженные мышцы. Она неуклюже и больно прикусила язык.

Джи укутал её фантомом, растворил дрожь, распустил боль. Сел на кровать и притянул Крошку себе на колени.

— Зачем ты убивал меня? — она спрятала лицо у него на плече. Голова была тяжела.

— Я учил тебя. Без боли нет радости. Экзекутором быть тяжело, но теперь ты готова. Ты — хороший экзекутор. Ты будешь со мной, и я не буду искать никого другого. Легкую жизнь для других надо охранять, и ты будешь помогать мне. Я готовил тебя, чтобы ты могла делать свою работу с минимальным страданием. Чтобы ты могла делать свою работу с удовольствием. Я учил тебя и проверял. Ты же учила биологию: без стрессов нет развития, без проверки нет устойчивости. Ты прошла все проверки. И ты теперь готова. Ты моя упрямая, маленькая, но честная Крошка. Тебя сложно было разбудить. Ты ни за что не хотела мне навредить, и поэтому пришлось просить Криса. Но теперь все будет хорошо.

Джи ссадил ее с колен и встал.

— Подними руки, — развернул длинное голубое платье, которое принес из её шкафа в ванной. — Останешься со мной на завтрак?

— Нет, я пойду к себе, — Крошка покачала головой и добавила почти беззвучно: — И я не хочу быть Хакисс.

В памяти выплыла сказка: «Джи подобрал маленькое умирающее словечко… Собрал все пороки, всё зло мира и запер в экзекуторе…»

Крошка всхлипнула.

— Крошка, какая разница, что думают глупые кочевники? — Джи обнял фантомом и воображаемые руки прогладили теплом. — Главное, что ты — моя удачная крошка. Свободы нет ни у кого. Каждый должен держаться правил и рамок, иначе смерть. Я сделал для тебя невозможное. Ты свободнее любого глупого кочевника, который должен трудится с утра до ночи всю жизнь, чтобы прокормить себя и потомство. Который должен зарабатывать бонусы, чтобы было чем платить за лечение, и всю жизнь мучиться, что не успеет и умрет в глупых метаниях о том, что бы было, если бы он выбрал что-нибудь другое. Ты же единственно свободный человек Империи. Тебя ничто не ограничивает, кроме твоего решения жить. Любое несчастье и даже боль ты можешь превратить в любовь и удовольствие. И самое главное — я верю тебе. Можешь просканировать меня.

— Не надо… Я не хочу тебя проверять, — Крошка не могла говорить. Голос шуршал, как горячий песок… Голоса не было, сил не было, но говорить мысленно казалось еще хуже.

— Ты могла бы закрыться от моего скана, если не хочешь. Ты почти так же сильна, как я, — улыбнулся Джи, но убрал фантом и поправил ей кружевную пелерину. Ровно разложил по плечам.

— Опять проверяешь? Не хочу… — Крошка, не поднимая глаз, покачала головой. Вспомнила: — Это Кристофер был на Гайдере?

— Да, ты же узнала его. Он очень остроумно нашел способ твоей активации. Пригрел и использовал психа вроде себя самого.

— Я думала, я убила его.

— Он вовремя ушёл, — Джи взял ее лицо в ладони и поцеловал. — Экзекутор в момент пробуждения часто убивает всех вокруг. Ты же не хотела раскрываться со мной. Ты берегла меня. А Крис умница. Он всё организовал правильно. Не только вычистил дворец, то есть подготовил место и спас людей, но заметил, когда ты была близка к выходу за блок, и успел уйти. Ты убила только его помощника. Иди к себе и поменяйся в Стива. Потом я позову тебя. Не торопись, декады тебе хватит, — притянул к себе и шепнул на ухо, обволакивая теплом: — Ты моя любимая Крошка… Я сделал тебе величайший подарок — ты всегда можешь изменить чужие эмоции в своё удовольствие. Ты никогда не будешь одинока, люди всегда будут нужны тебе, а ты людям…

— Это ты называл якорем? — смогла прошептать.

— Нет, якорь — это основа поведения. Зная якорь можно управлять человеком без фантомов. У тебя это честность и долг. Я доволен тобой. Вызвать тебе Генри?

— Нет, я сама, — на секунду ухватилась за дверь — пол подозрительно качался под ногами. Уравновесилась и ушла.

Экзекутор не прощается.

Почему-то знание, что Джи намеренно отдал её Крису — больно ранило. Крис не побоялся пробуждения экзекутора, хотя она не давала клятвы Крису. А Джи испугался и выкинул в степь. Она присягала Джи, а он все равно не верил. Верил ли теперь? Лезть глубоко в мысли Джи не хотелось даже сейчас. Она всегда плавала поверху, там, куда он сам пускал её. Она никогда не пыталась нырнуть на самое дно. Тоже боялась? Прямо с детства боялась найти там что-то страшное? Оскорбить недоверием? Если он что-то прячет, значит лучше этого не знать? Она никогда не пыталась сканировать Джи глубоко, сама же была всегда открыта. Что ей скрывать? Она не император. Она не создает крошек одну за другой, пока не найдет нужную. Джи у неё один. Её якорь…

Но то, что Джи не верил ей и боялся, ранило больнее, чем пытки.

Крошка брела, с трудом держа скованное тело. Разучившись ходить, не умея дышать. Тащилась в одиночество своих комнат. Казалось, одно неловкое движение и она вытечет невидимым дымом из тела. А тело рассыпется в пыль, прах, развеется пеплом. Если она на мгновение вздохнет, если успокоит напряженные до дрожи мышцы, то тут же развалится, как поломанная марионетка, из которой выдернули веревочки. Связь между душой и телом выгорела, тело оглохло. Вместо сердца осталась пустота. В голове туманно плавали обрывки мыслей. Не понимая себя, не видя дороги, придерживаясь рукой за уворачивающиеся стены, натыкаясь на углы, она добралась к себе и там бессильно села и огляделась. Почему-то болела рука. Что-то её звало и она снова встала, наощупь подошла к шкафу. Не понимая зачем, и каждую минуту застывая, как робот с севшей батарейкой, открыла ящик застыла и зашептала:

— Я смысл жизни твоей, я воля твоя… Я зрение твоё и движение твоё…

Экзекуторский нож лежал на своем привычном месте, как будто он не сгорел вместе с ней в вулкане. Крошка слабо усмехнулась: пародия. Её жизнь бутафорская пародия. Дубли крошек и копии ножей. Дурная запись. Достала нож и прижала плашмя к груди. Холодная сталь пустила по телу волну ледяной изморози. Крошка осела на пол. Как в первый день. Даже, кажется, на то же самое место. Сидела и смотрела на нож, лежащий на раскрытых ладонях, и поняла, что замёрзла. «Любимая Крошка» — эти слова добивали… Холод шел изнутри и болела левая рука, как будто там росло нечто чужеродное и злое, выгрызающее и высасывающее плоть. Боль дергала ладонь, ввинчивалась в запястье. Вся её жизнь свернулась в кольцо, в ошейник, холодным металлом безнадежно сжавший горло. Каждый вздох давался с огромным трудом. Крошка запрокинула голову и прерывисто всхлипнула, пытаясь вздохнуть, но ледяной ошейник не отпускал, а легкие сжались в смёрзшийся узел.

— Крошка?

Генри! Дикое бешенство накрыло Крошку.

— Заткнись! — она зажмурила глаза и согнулась, прижимая к себе нож и пряча лицо между колен. Слова застревали, как колючие шарики. Не желали выпадать из спазматически сжатых челюстей и цеплялись за губы.

Генри прошёл в гигиенический угол и вернулся.

— Джи сказал ты будешь меняться в Стива, тебе нужна еда. Я наполнил ванну…

— Во-он! — захрипела.

Это невыносимое желание бросится к Джи, быть с ним немедленно, рвало кожу, взрывало сердце, бешено пульсировало во всём теле. Она любит его, она не может без него! Нет, это не любовь! Любовь не может быть так страшна и болезненна! Это одержимость! Безумное наваждение. Проклятье. Она не хочет! Ей не нужна такая любовь, такая ласка. Вблизи него она теряла себя. Когда Джи был рядом, то она переставала быть. Она превращалась в ничто… В воспринимающую мембрану существования Джи. Смогла бы она убить Джи? Она была уверена, что нет. Да, невыносимо хотелось прорвать ему грудь, воткнуть пальцы между рёбер, выломить каждое ребро с хрустом и криком, увидеть, как вздрогнут розовые доли лёгких и вырвать горячее, бьющееся и скользкое сердце! Раздавить в кулаке, чтобы тёплая кровь и раздавленные мышцы протекли между пальцами…

Смогла бы она жить, если бы Джи действительно умер?

Встала и легла в ванну. Уходя в горячую воду, положила нож на живот. Пытаясь впитать тепло, подставила больную ладонь под обжигающую струю… Боль перестала кусаться, но стала тяжело пульсирующей, давящей, словно в ладони вздувалось яйцо. Росла личинка. Злая личинка…

Боль, своя или чужая, может отвлечь. Может примирить с жизнью, дать близкую и легко достижимую цель. Принесёт не только опустошение, но и странное успокоение.

Крошка воткнула в ладонь нож, заикнулась и застонала, разрезая кисть, выпуская зло вон из своего тела, вымывая его кровью, уводя боль сердца в более острую, но успокаивающую и расслабляющую боль регенерации…