ПРИЛОЖЕНИЯ

ИЛАРИОН «СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ»


(Старославянский перевод Библии, многократно цитируемый, иногда с мелкими неточностями, Иларионом, в деталях расходится с Синодальным переводом XIX века. Для точности восприятия переводчик исходил из старославянского текста в цитации Илариона, приближая его к ныне принятому там, где это возможно).


О ЗАКОНЕ, МОИСЕЕМ ДАННОМ, И О БЛАГОДАТИ И ИСТИНЕ, ИИСУСОМ ХРИСТОМ ПРИНЕСЁННЫХ, И КАК ЗАКОН УШЁЛ, БЛАГОДАТЬ ЖЕ И ИСТИНА ВСЮ ЗЕМЛЮ НАПОЛНИЛИ, И ВЕРА ВО ВСЕ ЯЗЫКИ ПРОСТЁРЛАСЬ И ДО НАШЕГО ЯЗЫКА РУССКОГО, И ПОХВАЛА КАГАНУ НАШЕМУ ВЛАДИМИРУ, ОТ КОТОРОГО МЫ КРЕЩЕНЫ, И МОЛИТВА К БОГУ ОТ ВСЕЙ ЗЕМЛИ НАШЕЙ.


Господи, благослови, отче!

Благословен Господь Бог Израилев, Бог христианский, что посетил и сотворил избавление людям своим, что не презрел до конца тварь свою идольским мраком одержимой в бесовском служении гибнуть. Но оправдав прежде племя Авраамово скрижалями и законом, после же Сыном Своим все языки спас Евангелием и крещением, введя их в обновление нового бытия, в жизнь вечную.

Да хвалим Его, и прославляем хвалимого ангелами непрестанно, и поклонимся Тому, Кому поклоняются херувимы и серафимы, Кто, призирая, призрел людей своих и не послом, не вестником, но Сам спас нас, не привидением пришёл на землю, но истинно, пострадав за нас плотью и до гроба, и с Собой воскресив нас. К живущим ведь на земле человекам, в плоть одевшись, пришёл, к сущим в аду — распятием и лежанием в гробе снизошёл, чтобы и те, и другие, и живые, и мёртвые узнали посещение своё и Божий приход, и поняли, что и над живыми, и над мёртвыми крепок и силён Бог.

Кто велик так, как Бог наш! Он один, творя чудеса, положил закон в приготовление истины и благодати, чтобы обвыклось в нём человеческое естество, от многобожия идольского уклонившись, в Единого Бога веровать, чтобы, как осквернённый сосуд, человечество, омывшись водою, законом и обрезанием, приняло млеко благодати и крещения.

Закон ведь предтеча был и слуга благодати и истины, истина же и благодать слуга будущему веку, жизни нетленной. Как закон приводил подзаконных к благодатному крещению, крещение сынов своих пропускает в вечную жизнь. Моисей ведь и пророки о Христовом пришествии поведали, Христос же и апостолы его о воскресении и о будущем веке.

Если поминать в писании сем и пророческие проповеди о Христе, и апостольские учения о будущем веке, то излишне это и к тщеславию уклоняется. Ведь если и в иных книгах писанное, и вам ведомое здесь излагать, то это пример дерзости и желания славы. Ведь не невежественным мы пишем, но с избытком насыщенным сладости книжной, не к врагам Божьим иноверным, но самым сынам Его, не к чужакам, но к наследникам небесного царства. Но о законе, Моисеем данным, и о благодати и истине, Христом принесённых, эта повесть, и что успел закон, а что — благодать.

Прежде закон, лишь затем благодать, прежде тень, лишь затем истина. Образ же закона и благодати Агарь и Сарра, рабыня Агарь и свободная Сарра, прежде рабыня, потом свободная, «да разумеет читающий»!

Ведь Авраам от юности своей имел женою Сарру, свободную, а не рабу. И Бог ещё прежде веков изволил и умыслил Сына Своего в мир послать и тем благодать явить.

Сарра же не рожала, поскольку была бесплодной. Не была бесплодна, но заключена была Божьим промыслом в старости родить. Безвестное же и тайное Премудрости Божьей утаено было от ангелов и от людей, не как неявное, но как утаённое, чтобы в конце веков явиться.

Сарра же сказала Аврааму: «Вот, заключил меня Господь Бог не рождать; войди же к рабе моей Агари, и родишь от неё». Благодать же сказала Богу: «Если нет ещё мне времени сойти на землю и спасти мир, то снизойди на гору Синай и закон положи».

Послушал Авраам речи Саррины и вошёл к рабе её Агари. Послушал же и Бог словеса Благодати и снизошёл на Синай.

Родила же раба Агарь от Авраама, раба — робичича, и нарёк Авраам имя ему Исмаил. Вынес же и Моисей с Синайской горы закон, а не благодать, тень, а не истину.

После же, когда Авраам и Сарра уже состарились, явился Бог Аврааму, сидящему пред дверьми кущи своей, в полдень, у дуба Мамврийского. Авраам же поспешил навстречу ему, поклонился ему до земли, и принял его в куще своей. Когда же век сей к концу приблизился, посетил Господь человеческий род и сошёл с небес, войдя в утробу Девицы. Приняла же и Девица с поклоном в кущу плоти, без боли, глаголя ангелу так: «Се раба Господня, будь мне по глаголу твоему».

Тогда-то отверз Бог ложесна Саррины, и, зачав, родила Исаака, свободная — свободного. А когда Бог посетил человеческое естество, явилось уже безвестное и потаённое, и родились благодать, истина, а не закон, сын, а не раб.

И когда вскормлен был Исаак и окреп, сотворил Авраам угощение великое, когда вскормлен был Исаак, сын его. Когда был Христос на земле, и ещё не укрепилась благодать, но вскармливалась, то ещё 30 лет Христос таился. Когда же была вскормлена, и окрепла, и явилась благодать Божья всем людям в Иорданской реке, сотворил Бог угощение и пир великий Тельцом, от века упитанным, возлюбленным Сыном Своим Иисусом Христом, созвав воедино веселье небесное и земное, совокупив воедино ангелов и людей.

После же увидела Сарра Измаила, сына Агарина, играющего с сыном её Исааком, и что обидел Измаил Исаака, и сказала Аврааму: «Изгони рабу и с сыном её, ибо не наследует сын рабыни с сыном свободной». По вознесении же Господа Иисуса ученики и иные веровавшие уже в Иисуса пребывали в Иерусалиме, и смешивались между собой иудеи и христиане, и крещение благодатное обижено было обрезанием законным, и не принимали в Иерусалиме христианской Церкви епископа необрезанным, поскольку, старшим притворяясь, обрезанные чинили насилие христианам, робичичи — сынам свободной, и бывали меж них многие распри и усобицы. Видя же чад своих, христиан, обижаемыми от иудеев, сынов рабского закона, свободная Благодать возопила к Богу: «Изгони иудейство и с законом расточи по странам — что за причастие у тени с истиной, у иудейства с христианством?»

И отогнана была раба Агарь с сыном своим Измаилом, и Исаак, сын свободной, наследником стал Аврааму, отцу своему. И отогнаны были иудеи и расточены по странам, а чада благодатные христиане наследниками стали Бога и Отца. Ушёл ведь свет луны, и солнце воссияло, — так и закон при явлении благодати, и холод ночной сгинул, когда солнечное тепло землю согрело, и уже не теснится в законе человечество, но в благодати свободно ходит.

Иудеи ведь при свече закона творили себе оправдание, христиане же при благодатном солнце своё спасение созидают. Итак, иудейство тенью и законом оправдывалось, а не спасалось, христиане же истиной и благодатью не оправдываются, но спасаются.

У иудеев ведь оправдание, у христиан же — спасение. Оправдание — в мире, а спасение — в будущем веке. Иудеи ведь о земном веселятся, христиане же — о сущем на небесах. И то же оправдание иудейское скупо было из-за зависти, не простиралось ведь на иные языки, но только в одной Иудее и было. Христиан же спасение благо и щедро простирается во все края земные.

Сбылось благословение Манассиино на иудеях, Ефремово же на христианах. Манассиино старшинство ведь левой рукой Иакова благословлено было, Ефремово же меньшинство — десницей. Хотя и старше Манассия Ефрема, но благословением Иакова меньше стал. Так и иудейство, хотя и прежде было, но благодатью христиане стали больше.

Рек ведь Иосиф Иакову: «На этого, отче, положи десницу, ибо он старший», и отвечал Иаков: «Ведаю, чадо, ведаю. И от него произойдут люди, и вознесутся; но брат его меньший более его будет, и племя его будет во множестве языков».

Так ведь и сталось. Закон прежде был и едва вознёсся, и ушёл. Вера же христианская, после явившись, больше первой стала и расплодилась на множество языков. И Христова благодать всю землю объемлет, и как вода, покрыла её. И всё, ветхое отложив, обветшавшее завистью иудейской, новое держат, по пророчеству Исаии: «Ветхое миновало, и новое вам возвещаю. Пойте Богу песнь новую, славьте имя его от концов земли, и выходящие в море, и плавающие по нему, и острова все». И ещё: «Работающие мне нарекутся именем новым, кое благословится на земле, ибо благословят Бога истинного».

Ведь прежде в одном Иерусалиме поклонялись, ныне же по всей земле. Как рек и Гедеон к Богу: «Если рукою моею спасёшь Израиля, да будет роса на руне только, по всей же земле сушь». И было такю По всей ведь земле сушь была прежде, идольской прелести языки держались и росы благодатной не принимали. В Иудее ведь только знали о Боге, и в Израиле величали имя его, и в Иерусалиме одном прославлялся Бог.

Рек же ещё Гедеон к Богу: «Да будет сушь на руне только, по всей же земле роса». И было так. Ведь иудейство пресеклось, и закон ушёл, жертвы не принимаются, кивот, скрижали и чистилище отняты. По всей же земле роса, по всей ведь земле вера простёрлась, дождь благодатный пролился, купель заново рождённых сынов в нетление облачает.

Так же и самаритянке глаголал Спас так: «Грядёт год, и ныне пришёл, когда ни на горе сей, ни в Иерусалиме не поклонятся Отцу, но будут истинные поклоняющиеся, которые поклонятся Отцу духом и истиной, ибо таковых поклоняющихся ему ищет Отец», то есть с Сыном и со Святым Духом. Так и есть. По всей земле уже славится Святая Троица и поклонение принимает от всей твари, малые и великие славят Бога по пророчеству: «И не научит каждый ближнего своего и человек брата своего, глаголя “познай Господа”, ибо познают Меня от мала до велика». Так же Спас Христос к Отцу глаголал: «Исповедаю се Тебе, Отче, Господи неба и земли, что утаил Ты от премудрых и разумных, и открыл младенцам, — ей, Отче, ибо таково было благоволение пред Тобою».

И столь помиловал благой Бог человеческий род, что и люди плотские крещением и благими делами сыновья Богу и причастники Христу становятся. Как речёт и евангелист: «Принявшим его даст власть чадом Божьим быть, верующим во имя Его, не от крови, не от похоти плотской, не от похоти мужеской, но от Бога родившимся», Святым Духом во святой купели.

Всё это Бог наш на небе и на земле, как захотел, сотворил. И кто же не прославит, кто не похвалит, кто не поклонится величеству славы его и кто не подивится бесчисленному человеколюбию его!

Прежде веков от Отца рождённый, один на престоле с Отцом, единосущный, как солнца свет, снизошёл на землю, посетил людей своих, не отлучившись от Отца, и воплотился от Девицы чистой, безмужней и неосквернённой, войдя, как Сам весть. Плоть приняв, изошёл, как и вошёл.

Единый Сын от Троицы в двух естествах, Божественном и человеческом. Совершенный человек по вочеловечению, а не привидением, но совершенный Бог по Божеству, а не просто человек, показавший на земле божеское и человеческое: как человек ведь в утробе матери рос, и как Бог изошёл, девство не повредив; как человек материнское молоко принимал, и как Бог приставил ангелов с пастухами петь: «Слава в вышних Богу»; как человек пеленался в пелены, и как Бог волхвов звездою вёл; как человек возлежал в яслях, и как Бог от волхвов дары и поклонение принимал; как человек бежал в Египет, и как Богу изделия египетские поклонились; как человек пришёл на крещение, и как от Бога Иордан, отпрянув, потёк вспять; как человек, обнажился, вошёл в воду, и как Бог от Отца свидетельство принял: «Се есть Сын Мой возлюбленный»; как человек постился 40 дней и взалкал, и как Бог победил искушающего.

Как человек пошёл на свадьбу в Канне Галилейской, и как Бог воду в вино обратил; как человек в корабле спал, и как Бог запретил ветрам и морю, и послушались его; как человек Лазаря оплакал, и как Бог воскресил его из мёртвых; как человек на осла садился, и как к Богу взывали: «Благословен грядущий во имя Господне!»; как человек распят был, и как Бог Своею властью распятого с Ним пустил в рай; как человек, оцта вкусив, испустил дух, и как Бог солнце омрачил и землю сотряс. Как человек во гроб положен был, и как Бог ад разрушил и души освободил; как человек, запечатан был в гробе, и как Бог изошёл, печати целыми сохранив; как человека тщились иудеи утаить воскресение, подкупая стражей, но как Бог проявился и познан был всеми концами земли.

Поистине, какой бог столь велик, как Бог наш! Он — Бог, творящий чудеса, сотворивший спасение посреди земли крестом и мукой на месте лобном, вкусив оцта и желчи, дабы сладостного вкушения Адамова от давешнего древа преступление и грех вкушением горести избыть.

Створившие же это Ему преткнулись о Него, как о камень, и сокрушились, как Господь и глаголал: «Падший на камень сей разобьётся, на кого падёт он, того раздавит». Пришёл ведь к ним, исполняя пророчества, проречённые о нём, как и глаголал: «Ни к кому не послан, только к овцам погибшим дома Израилева». И ещё: «Не разрушить пришёл закон, но исполнить». И ханаанейке иноязычной, просившей исцеления дочери своей, глаголал: «Не добро отнять хлеб у чад и бросить псам». Они же нарекли Его обманщиком и от блуда рождённым, и с Вельзевулом бесов изгоняющим.

Христос слепых у них просветил, прокажённых очистил, горбатых выпрямил, бесноватых исцелил, расслабленных укрепил, мёртвых воскресил. Они же, как злодея, подвергнув пытке, к кресту пригвоздили. Потому-то и пришёл на них гнев Божий конечный.

Ведь и сами свидетельствовали за свою погибель. Когда Спас изрёк притчу о винограде и виноградарях: «Что же сотворит виноградарям тем?» — ответили: «Злых зло погубить ему, а виноградник отдать иным виноградарям, которые воздадут ему плоды в свой срок». И сами своей погибели пророками стали.

Пришёл ведь на землю посетить их — и не приняли Его, поскольку дела их темны оказались. Не возлюбили света, дабы не выяснилось, что дела их темны.

Потому-то Иисус, когда пришёл в Иерусалим и увидел град, прослезился о нём, глаголя так: «Если бы ты хотя в сей твой день уразумел, что к миру твоему! Ныне же скрылось от очей твоих. Ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя острогом и окружат тебя, и сожмут тебя отовсюду, и разобьют тебя и чад твоих в тебе, потому что не разумел времени посещения твоего». И ещё: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Как бы хотел собрать чад твоих, как собирает птица птенцов под крыла свои, — и не восхотели. Се оставляется дом ваш пуст».

Так и было. Пришли же римляне, пленили Иерусалим и разбили его до основания его. Иудейство же оттоле погибло, и закон потом, как вечерняя заря, погас. И рассеяны были иудеи по странам, чтобы вкупе злое не пребывало.

Ведь пришёл Спас и не принят был от Израиля. И, по евангельскому слову, «к своим пришёл и свои его не прияли». От языков же прият был, как рек Иаков: «И Тот надежда языкам». Ибо и при рождении Его волхвы от языков прежде поклонились Ему, а иудеи убить Его искали, из-за Него и младенцев избили.

И сбылось слово Спасово, что «многие от востока и от запада придут и возлягут со Авраамом, и Исааком, и Иаковом в царствии небесном, а сыны царствия изгнаны будут во тьму кромешную». И ещё, что «отнимется у вас царство Божье и отдастся странам, творящим плоды его».

К тем же послал учеников своих, глаголя: «Идя по всему миру, проповедайте евангелие всей твари. Да кто верует и крестится, спасён будет». И: «Идя, научите все языки, крестя их во им Отца и Сына и Святого Духа, уча их блюсти всё, что заповедал вам».

Достойно было благодати и истине над новыми людьми воссиять. Не вливают ведь, по словесам Господним, вина нового учения благодатного в мехи ветхие, обветшавшие в иудействе. Ведь не сумевшим удержать и тени закона, но многократно идолам поклонявшимся, — как удержать учение истинной благодати? Но новое учение, новые мехи, новые языки. «И то, и другое сберегается».

Так и есть. Ведь вера благодатная по всей земле простёрлась и до нашего русского языка дошла. И законное озеро осушилось, евангельский же источник наводнился и всю землю покрыл, и до нас разлился. Вот уже и мы со всеми христианами славим Святую Троицу, и Иудея молчит, Христос прославляем, а иудеи проклинаемы, языки приведены, а иудеи отринуты, как пророк Малахия рек: «Нет Мне желания в сынах Израилевых, и жертвы от рук их не приму, поскольку от востока и до запада имя Моё прославляемо в странах и на всяком месте фимиам имени Моему приносится, ибо имя Моё велико в странах». И Давид: «Вся земля да поклонится Тебе и да поёт Тебе». И: «Господи, Господь наш, как чудно имя Твоё по всей земле».

И уже не идолослужителями зовёмся, но христианами, более не безнадёжные, но уповающие на жизнь вечную. И уже не капище сатанинское городим, но Христовы церкви созидаем, уже не закалываем бесам друг друга, но Христос за нас закалываем и дробим в жертву Богу и Отцу. И уже не погибаем, вкушая жертвенной крови, но, вкушая Христовой пречистой крови, спасаемся.

Все страны благой Бог наш помиловал и нас не презрел, восхотел и спас нас, и в разум истинный привёл.

Пусть и суха была земля наша, иссушенная идольским зноем, внезапно потёк источник евангельский, напоив всю землю нашу, как рек Исаия: «Прольются воды странствующим в пустыне и превратится безводье в озеро, и в земле жаждущей источник водный появится».

Были мы слепы и истинного света не видели, но в прелести идольской блудили, к тому ж и глухие к спасительному учению, но помиловал нас Бог, и воссиял и в нас свет разума, чтобы познать Его, по пророчеству: «Тогда отверзнутся очёса слепых и уши глухих услышат».

И, спотыкающихся на путях погибели, то есть бесам следующих, пути, ведущего в жизнь, не ведающих, к тому же и косных языком, моля идолов, а не Бога своего и Творца, посетило нас человеколюбие Божье. И уже не следуем бесам, но ясно славим Христа, Бога нашего, по пророчеству: «Тогда скакнёт, как олень, хромой, и ясен будет язык косный».

И нам, прежде бывшим будто звери и скоты, не различающим десницы и шуйцы, к земному прилежавшим и нимало о небесном не пёкшимся, послал и к нам Господь заповеди, ведущие в жизнь вечную, по пророчеству Иосиину: «И будет в день оный, глаголет Господь, — заключаю завет с птицами небесными и зверями земляными, и реку людям не моим “люди мои вы”, и те мне прорекут “Господь Бог наш Ты”».

И так чужие людьми Божьими нареклись мы, и быв врагами, сыновьями Его прозвались. И не хулим по-иудейски, но по-христиански благословляем, не творим совета, как бы распять, но как Распятому поклоняемся, не распинаем Спаса, но руки к Нему воздеваем, не пронзаем рёбер, но от них пьём источник нетления, не берём за Него тридцать сребреников, но друг друга и весь живот наш Ему предаём, не утаиваем воскресения, но во всех домах своих зовём: «Христос воскресе из мёртвых», не говорим, будто украден был, но что вознёсся, как оно и было, не неверующие мы, но как Пётр ему глаголем: «Ты Христос, Сын Бога Живого», с Фомою — «Господь наш и Бог Ты», с разбойником: «Помяни нас, Господи, во царствии Своём».

И так, веруя в Него и держась предания семи соборов святых отцов, молим Бога ещё и ещё споспешествовать и направить нас на путь заповедей Своих.

И сбылось о нас, языках, проречённое: «Откроет Господь мышцу Свою святую пред всеми языками, и узрят все концы земли спасение от Бога нашего». И другое: «Жив Я, глаголет Господь, и Мне поклонится всякое колено, и всякий язык исповедует Бога». И Исаиино: «Всякий дол наполнится, и всякая гора и холм смирится, и станет кривое прямым, и неровные пути гладкими, и явится слава Господня, и всяка плоть узрит спасение Бога нашего». И Даниилово: «Все люди, племена и языки Ему поработают». И Давид: «Да исповедают Тебя люди, Боже, да исповедуют тебя люди все, да возвеселятся и возрадуются языки». И: «Все языки восплещите руками и воскликнете к Господу гласом радости, ибо Господь вышним страшен, Царь великий надо всей землёй». И немного спустя: «Пойте Богу нашему, пойте, пойте Царю нашему, пойте, ибо Царь всей земли Бог, пойте разумно! Воцарился Бог над языками». И: «Вся земля да поклонится Тебе и поёт Тебе, да поёт же имени Твоему, Вышний». И: «Хвалите Господа все языки, и восхвалите, все люди». И ещё: «От востока и до запада хвалимо имя Господне, высок надо всеми языками Господь, над небом слава его... По имени Твоему, Боже, и хвала твоя на концах земли... Услышь нас, Боже, Спаситель наш, упование всем концам земли и сущим далеко в море». И: «Да познаем на земле путь твой и во всех языках спасение твоё». И: «Цари земные и все люди, князья и все судьи земские, юноши и девы, старцы с отроками да хвалят им Господне». И Исаиино: «Послушайте Меня, люди Мои, глаголет Господь, и цари, ко Мне приклонитесь, ибо закон от Меня исходит и суд Мой — свет странам, приближается вскоре правда Моя, и изойдёт, как свет, спасение Моё. Меня острова ждут и на мышцу Мою страны уповают».

Хвалит хвалящими голосами Рисская страна Петра и Павла, через которых уверовала в Иисуса Христа, Сына Божьего, Азия, и Эфес, и Патмос — Иоанна Богослова, Индия — Фому, Египет — Марка. Похвалим же и мы, по силе нашей, малыми похвалами великое и дивное сотворившего нашего учителя и наставника, великого кагана нашего Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святослава, которые в свои лета владычествовали, мужеством и храбростью прославились в странах многих, за победы и крепость поминаются ныне и славятся. Не в худой ведь, не в неведомой земле владычествовали, но в Русской, которая ведома и прославлена всеми четырьмя концами земли.

Сей славный, от славных родившийся, благородный от благородных, каган наш Владимир, возрос и окреп от детской юности, возмужав же ещё, крепостью и силой совершенный, мужеством же и разумом преуспевший, единодержцем стал земли своей, покорив под себя окрестные страны, одних миром, а непокорных мечом, и так, когда во дни свои жил и землю свою пас по правде, мужественно и разумно, пришло на него посещение Вышнего, призрело на него всемилостивое око благого Бога, и воссиял ум в сердце его, уразумевшем суету идольской прелести и взыскавшем Единого Бога, сотворившего всю тварь видимую и невидимую.

Кроме того, слышал он всегда о благоверной земле Греческой, христолюбивой и сильной верою, как Единого Бога в Троице почитают и кланяются, какие у них совершаются сильные чудеса и знамения, как церкви людьми исполнены, как веси и грады благоверные все в молитвах предстоят, все Богу предстоят. И слыша это, возжелал сердцем, возгорелся духом, чтобы стать ему христианином и земле его.

Так и сталось, Бог так изволил и возлюбил человеческое естество. Разоблачился каган наш, и с ризами ветхого человека отложил тленное, отряс прах неверия и вошёл в святую купель, и родился от Духа и воды, в Христа крестился, в Христа облёкся, и вышел из купели бел, став сыном нетления, сыном воскрешения, имя приняв вечное, именитое в роды и роды, Василий, под ним же вписавшись в книги животные в вышнем граде и нетленном Иерусалиме.

Когда же свершилось, не оставил на этом благоверные подвиги, не в этом только явил сущую в нём любовь к Богу, но подвигнулся более, заповедав по всей земле креститься во имя Отца и Сына и Святого Духа, и ясно и велегласно во всех городах славить Святую Троицу, и всем быть христианами, малым и великим, рабам и свободным, юным и старым, боярам и простым, богатым и убогим. И не было ни единого противящегося благочестивому его повелению, — если кто и не любовью, но страхом повелевшего крестились, поскольку благая вера его с властью сопрягалась.

И в единое время вся земля наша восславила Христа со Отцом и со Святым Духом. Тогда начал мрак идольский от нас отходить, и заря благой веры явилась, тогда тьма служения бесам погибла, и слово евангельское нашу землю осияло. Капища разрушались, и церкви ставились, идолы сокрушались, и иконы святых являлись, бесы убегали, крестом грады освящались.

Пастухи словесных овец Христовых, епископы встали пред святым алтарём, жертву неосквернённую вознося, попы и диаконы, и весь клирос украсили и достойно одели святые церкви. Апостольская труба и евангельский гром все грады огласил, фимиам Богу возносится, воздух освятился, монастыри на горах встали, черноризцы явились, мужи и жёны, и малые, и великие, все люди, наполнив святые церкви, восславили, глаголя: «Един свят, един Господь Иисус Христос, во славу Богу Отцу, аминь! Христос победил, Христос одолел, Христос воцарился, Христос прославился! Велик Ты, Господи, и чудны дела Твои! Боже наш, слава Тебе!»

Как же тебя восхвалим, о честный и славный среди владык земли, мужественнейший Василий? Как доброте твоей не удивиться, крепости и силе, как благодарение тебе воздать? — ведь тобою познали Господа и прелесть идольскую избыли, и твоим повелением по всей земле твоей Христос славится. Что же ещё сказать о тебе, христолюбивый, друг правды, разума вместилище, милостыни гнездо?

Как уверовал, как разгорелся до любви Христовой, как вселился в тебя ум выше ума земных мудрецов, невидимое возлюбив и к небесному подвигнувшись? Как взыскал Христа, как предался ему, поведай нам, рабам твоим, поведай, учитель наш, откуда обонял ты Святого Духа, откуда испил сладкую чашу памяти о будущей жизни, откуда вкусил, дабы увидеть, что благ Господь.

Не видел ты Христа, не ходил за Ним, а учеником Его оказался. Иные, увидев Его, не веровали, ты же, не видя, уверовал. Поистине сбылось на тебе благословение Господа Иисуса, проречённое Фоме: «Блаженны невидевшие и уверовавшие». Потому с дерзновением и без сомнения призываем тебя, о блаженный, самим Спасом наречённый. Блажен ты, ибо уверовал в Него и не соблазнился о Нём, по словесам Его неложным: «И блажен, кто не соблазнится о Мне». Ведь ведавшие закон и пророков распяли Его, ты же, ни закона, ни пророков не почитая, Распятому поклонился.

Как твоё сердце отверзлось, как вошёл в тебя страх Божий, как пристал ты к любви Его? Не видел апостола, пришедшего в землю твою, нищетою своей и наготою, гладом и жаждой сердце твоё к смирению склонившего, не видел бесов, изгоняемых именем Иисуса Христа, больных выздоравливающими, немых говорящими, огня, в холод превращаемого, мёртвых встающими. Всего это не увидев, как же уверовал?

Дивное чудо! Иные цари и властители, видя всё это, явленное святыми мужами, не уверовали, но, более того, предавали их на страсти и муки. Ты же, о блаженный, без всего этого притёк к Богу, только от благого разума и острого ума понял, что есть Единый Бог — творец видимого и невидимого, небесного и земного, и послал Он в мир спасения ради возлюбленного Сына Своего. И помыслив это, вошёл в святую купель. И там, где иным мнится уродство, тебе явилась сила Божья.

К тому же кто поведает многие твои ночные милостыни и дневные щедроты, к убогим творимые, к сирым, к болящим, к должникам, к вдовам и ко всем требующим милости. Слышал ведь ты глагол, сказанный Даниилом Навуходоносору: «Совет мой да будет тебе угоден, царь Навуходоносор, грехи твои милостынями очисти и неправды твои — щедротами к нищим». Когда услышал ты, о честной, не оставил, услышав, сказанного, но делом довершил, просящим подавая, нагих одевая, жадных и алчных насыщая, болящим всякое утешение посылая, должников выкупая, рабам свободу давая.

Твои щедроты и милостыня ведь и ныне людьми поминаются, паче же пред Богом и ангелами Его. Ради той милой Богу милостыни многое дерзновение обрёл ты перед Ним, как присный Христов раб. Подкрепляют меня слова сказанные: «Милость хвалится на суде» и «Милостыня мужу, как печать на нём». Вернее же самого Господа глагол: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут».

Иное же, яснее и вернее свидетельство приведём о тебе из Святых Писаний, проречённое Иаковом апостолом, что «обративший грешника от заблуждений пути его спасёт душу от смерти и покроет множество грехов».

Так если одного человека обратившему такое вознаграждение от благого Бога, то какое же спасение обрёл ты, о Василий, который бремя греховное рассыпал, не одного обратив человека от заблуждений идольской прелести, не десять, не град, но всю область эту.

Показывает нам и уверяет сам Спас Христос, какой тебя славы и чести сподобил на небесах, глаголя: «Кто исповедует Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим, который на небесах». Так если исповедание Христа о себе пред Богом Отцом приемлет исповедавший Его только пред людьми, сколь же ты им восхвалён будешь, не только исповедавший, что Сын Божий есть Христос, но и веру в Него установивший, не в одном соборе, но по всей земле сей, и церкви Христовы поставивший, и служителей его введший.

Подражатель великого Константина, равно умный, равно христолюбивый, равно честный служитель Его. Тот со святыми отцами Никейского собора закон человекам положил, ты же с новыми нашими отцами епископами собирался часто, со многим смирением совещался, как в человеках сих, только познавших Господа, закон уставить. Он у эллинов и римлян царство Богу покорил, ты же в Руси. Ведь уже и у них, и у нас Христос царём зовётся. Он с матерью своей Еленой крест от Иерусалима принёс и по всему миру своему разослал, веру утверждая. Ты же с бабкою своей Ольгой принёс крест от нового Иерусалима, Константинова града, и по всей земле поставил его, утверждая веру. Итак, того подражатель ты, с тем же единой славы и чести совладельцем сотворил тебя Господь на небесах благой веры твоей ради, какую имел при жизни своей.

Добрый свидетель благой веры твоей, о блаженный, — святая церковь Святой Богородицы Марии, кою создал на правоверной основе, где и мужественное твоё тело ныне лежит, ожидая трубы архангельской.

Добрый же весьма и верный свидетель — сын твой Георгий, которого сотворил Господь наместником по тебе твоему владычеству, не рушащим твои уставы, но утверждающим, не умаляющим положение твоей благой веры, но ещё прилагающим, не вредящим, но строящим. Он неоконченное тобою окончил, как Соломон за Давидом, и дом Божий, великой святой Его Премудрости создал на святость и освящение граду твоему, со всяческой красотой украсив златом и серебром, и драгоценными камнями, и сосудами честными. Такой церкви, дивной и славной всем окрестным странам, не найти иной во всех полуночных землях от востока до запада!

И славный град твой Киев величеством, как венцом, он обложил, предал людей твоих и град святой, всеславной, скорой в помощи христианам Святой Богородице, ей же и церковь на Великих Вратах создал во имя первого Господнего праздника, святого Благовещения, — да будет целование, данное архангелом Девице, и граду сему. Как ей — «Радуйся, обрадованная, Господь с тобою!» — так к граду: «Радуйся, благоверный град, Господь с тобою!»

Встань, о честная глава, от гроба твоего, восстань, отряси сон! Не умер ведь, но спишь до общего всем восстания. Восстань, не умерший, ведь нелепо умирать уверовавшему в Христа, Жизнь всего мира! Отряси сон, возведи очи, да увидишь, какой тебя чести Господь там сподобил, и на земле не без памяти оставил для сынов твоих! Встань, увидь чадо своё Георгия, увидь кровь свою, увидь милого своего, увидь, кого Господь извёл от чресл твоих, увидь украшающего столь землю твою, и радуйся, и веселись!

Увидь к тому ж благоверную сноху твою Ирину, увидь внуков твоих и правнуков, как живут, как хранимы Господом, как благую веру держат по преданию твоему, как в святые церкви частят, как славят Христа, как поклоняются имени Его!

Увидь же и град, величеством сияющий, увидь церкви цветущие, увидь христианство растущее, увидь град, иконами святых освещаемый и блистающий, и фимиамом благоухающий, и хвалами Божественными и пением святым оглашаемый! И видев всё это, возрадуйся и возвеселись, и похвали благого Бога, всему этому строителя!

Увидев же, пусть не телом, но духу твоему покажет Господь всё это, радуйся о них и веселись, что посев твой надёжный не был иссушен зноем неверия, но дождём Божьей помощи расплодился множеством плодов.

Радуйся, апостол среди владык, не мёртвые тела воскрешавший, но нас, мёртвых душою, умерших от недуга идолослужения воскресивший. Тобою ведь обожились и жизнь Христову познали. Скорченные бесовской прелестью, с тобою распрямились и на пусть жизни вступили. Слепые сердечными очами, ослеплённые неведением, с тобою прозрели мы свет трижды солнечного Божества. Немы были, и с тобою заговорили, и ныне уже малые и великие славим единосущную Троицу.

Радуйся учитель наш и наставник благой веры! Ты правдой был облечён, крепостью препоясан, истиной обут, разумом венчан и милостыней, будто гривной и утварью золотой, украсился. Ты был алчущим кормилец, ты был жаждущим утробам охлаждение, ты был вдовицам помощник, ты был странниками приют, ты был бездомным кров, ты был обижаемым заступник, убогим помощник.

Этим же благим делам и иным воздаяние приняв на небесах, блага, которые «уготовал Бог вам, любящим Его», и зрелищем сладостным Его лица насыщаясь, — помолись о земле своей и о людях, над которыми благоверно владычествовал, да сохранит Он их в мире и благой вере, тобою переданных, и да славится пред Ним правоверие, и да проклинается всякая ересь, и да соблюдёт их Господь Бог от всякой рати и пленения, от глада и всякой скорби и стыда!

Паче же помолись о сыне твоём, благоверном кагане нашем Георгии, в мире и в здравии ему пучину бытия переплыть и в пристани небесного безветрия пристать, безвредно корабль душевный и веру сохранив, и с богатством добрых дел, без соблазна Богом данных ему людей направить, встать с тобой незазорно пред престолом Вседержителя Бога и за труд пастьбы людей его приять от Него венец славы нетленной со всеми праведными, трудившимися Его ради!

МОЛИТВА ИЛАРИОНА


Сим же, о Владыко, Царю и Боже наш, высокий и славный, Человеколюбец, воздающий за труды славу и честь, причастниками творящий Твоего царства, помяни, как Благой, и нас, нищих твоих, ибо имя Тебе Человеколюбец. Пусть и добрых дел не имеем, но многой ради милости Твоей спаси нас, мы ведь люди твои и овцы паствы твоей, и стадо, кое внове начал пасти, исторгнув из пасти идолослужения.

Пастырь добрый, положивший душу за овец, не оставь нас, пусть ещё и блудим, не отвергни нас, пусть ещё и согрешаем пред Тобой, как только купленные рабы, во всём не угождая Господу своему, — не погнушайся пусть и малым стадом, но реки нам: «Не бойся, малое стадо, ибо благоволил Отец ваш Небесный дать вам царствие».

Богатый милостью и Благой щедротами, обещавший принимать кающихся и ожидая обращение грешников, не помяни многих грехов наших, прими нас, обращающихся к Тебе, загладь рукописание соблазнов наших, укроти гнев, коим разгневали Тебя, ведь Ты Господь, Владыка и Творец, и у Тебя есть власть — жить нам или умереть.

Утиши гнев, Милостивый, которого достойны мы по делам нашим, мимо проведи искушение, ибо персть мы и прах, и не входи в суд с рабами Своими, — мы люди Твои, Тебя ищем, к Тебе припадаем, Тебе сожалеем, согрешив и злое сотворив, не соблюдя, не сохранив того, что заповедал нам.

Земные, к земному преклоняемся и лукавое делаем пред лицом славы Твоей, похоти плотской предаёмся, порабощаемся грехам и печалям житейским, беглецы от своего Владыки. Убогие в добрых делах, окаянные из-за злого жития, каемся, просим, молим. Каемся в злых своих делах, просим, да страх Твой пошлёшь в души наши, молим, да на Страшном Суде помилует нас. Спаси, расщедрись, призри, посети, умилостивься, помилуй, Твои ведь мы, Твоё создание, Твоей руки дело.

Ведь если беззакония узришь, Господи, кто устоит? Если воздашь каждому по делам, то кто спасётся? Ибо у Тебя прощение, у Тебя милость и многое избавление, и души наши в руке Твоей, и дыхание наше в воле Твоей. Ведь пока благое призрение Твоё на нас, благоденствуем, а если с яростью призришь, исчезнем, как утренняя роса. Не устоит ведь прах против бури, а мы против гнева Твоего.

Но как тварь от сотворившего нас, милости просим, помилуй нас, Боже, по великой милости Твоей. Ведь всё благое от Тебя к нам, всё же неправедное от нас к Тебе. Ведь все уклонились, все вкупе непотребны были, нет ни единого из нас о небесном пекущегося и подвизающегося, но все о земном, все о печалях житейских, ибо оскудела земля преподобными. Не Ты оставляешь и презираешь нас, но мы Тебя не взыщем, а к видимому сему прилежим. Оттого и боимся, что Ты сотворишь с нами, как с Иерусалимом, оставившим Тебя и ходившим по путям Твоим. Но не сотвори нам, как тем, по делам нашим, и не воздай нам по грехам нашим. Но потерпи нас, и долго ещё потерпи, останови гневный Свой пламень, простирающийся на нас, рабов Твоих, Сам направляя нас на истину Твою, уча нас творить волю Твою. Ибо ты Бог наш, и мы люди Твои, Твоя часть, Твоё достояние. Не воздеваем ведь руки наши к богу чужому, не следуем ложному какому пророку, и учений еретических не держимся, но Тебя призываем, истинного Бога и к Тебе, Живучему на небесах, очи наши возводим, к Тебе руки наши воздеваем, молимся Тебе. Воздай нам, как Благой Человеколюбец, помилуй нас, Призывающий грешников к покаянию, и на Страшном Твоём Суде от правого стояния не отлучи нас, но благословения праведных причасти нас. И покуда стоит мир, не наводи на нас напасти искушения, не предай нас в руки чужих, да не прозовётся град Твой градом пленённым и стадо Твоё пришельцами в земле не своей, да не изрекут страны: «Где Бог их?» Не попусти на нас скорби и глада, и напрасных смертей, огня, потопления.

Да не отпадут от веры нетвёрдые верой, мало накажи, а многих помилуй, мало уязви, а милостиво исцели, в малом опечаль, а вскоре возвесели, ибо не может наше естество долго выносить гнева Твоего, как стебли — огонь.

Но укротись, умилосердись, ибо Твоё есть помиловать и спасти. Потому продли милость Твою на людях Твоих, супротивников прогони, мир утверди, страны укроти, глады насыть, владыками нашими устраши страны, бояр умудри, грады распростри, Церковь Твою возрасти, достояние Твоё соблюди, мужей, и жён, и младенцев спаси, сущих в рабстве, в пленении, в заточении, в пути, в плавании, в темнице, в голоде и жажде, и наготе — всех помилуй, всех утешь, всех обрадуй, радость сотворив им и телесную и душевную!

Молитвами, молением Пречистой Твоей Матери и святых небесных сил, и Предтечи Твоего и Крестителя Иоанна, апостолов, пророков, мучеников, преподобных, и всех святых молитвами умилосердись на нас помилуй нас, да милостью Твоей пасомые в единении веры вкупе весело и радостно прославим Тебя, Господа нашего Иисуса Христа с Отцом, с Пресвятым Духом, Троицу нераздельную, Единую Божеством, Царствующую на небесах и на земле над ангелами и над человеками, над видимой и невидимой тварью, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

«ЗАДОНШИНА»

ИЗ «ЗАДОНШИНЫ»[232]


СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРИИ ИВАНОВИЧЕ И О БРАТЕ ЕГО, КНЯЗЕ ВЛАДИМИРЕ АНДРЕЕВИЧЕ, КАК ПОБЕДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО ЦАРЯ МАМАЯ


Князь великий Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, и со своими воеводами был на пиру у Микулы Васильевича, и сказал он: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришёл он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю».

Пойдём, братья, в северную сторону — удел сына Ноева Афета, от которого берёт своё начало православный русский народ. Взойдём на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. И после того посмотрим на земли восточные — удел сына Ноева Сима, от которого пошли хинове — поганые татары, басурманы. Вот они-то на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая, — князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, жён и детей, и всё достояние своё, и, заслужив честь и славу мира этого, головы свои положили за землю за Русскую и за веру христианскую. Стародавние дела и жалость Русской земли описал я по книжным сказаньям, а далее опишу жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу...

И вот князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, помолившись Богу и пречистой его Матери, укрепив ум свой силой, закалив сердца свои мужеством, преисполнившись ратного духа, урядили свои храбрые полки в Русской земле и помянули прадеда своего, великого князя Владимира Киевского.

О жаворонок, летняя птица, радостных дней утеха, взлети к синим небесам, взгляни на могучий город Москву, воспой славу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу! Словно бурей занесло соколов из земли Залесской в поле Половецкое! Звенит слава по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, стоят знамёна русские у Дона Великого на берегу.

Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, собрались мужи новгородские у храма Святой Софии и говорят так: «Неужто нам, братья, не поспеть на подмогу к великому князю Дмитрию Ивановичу?» И как только слова эти промолвили, уже как орлы слетелись. Нет, то не орлы слетелись — выехали посадники из Великого Новгорода и с ними семь тысяч войска к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу, на помощь.

К славному городу Москве съехались все князья русские и говорили таково слово: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровом и Михайловом, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу».

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Брат, князь Владимир Андреевич, пойдём туда, прославим жизнь свою, удивим землю, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую!»

И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни чёрному ворону, ни поганому этому Мамаю!»

О соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Ольгердовичей, Андрея и брата его Дмитрия, да Дмитрия Волынского! Те ведь — сыновья Литвы храбрые, кречеты в ратное время и полководцы прославленные, под звуки труб их пеленали, под шлемами лелеяли, с конца копья они вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле.

Молвит Андрей Ольгердович своему брату: «Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы, а правнуки мы Сколомендовы. Соберём, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьёмся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы немецкие о кольчуги басурманские!»

И сказал ему Дмитрий: «Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю Русскую, и за веру христианскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь, брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук стучит, не гром гремит, то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочёными доспехами и червлёными щитами. Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих осёдланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам, — сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников».

Вот уже, братья, подули сильные ветры с моря к устьям Дона и Днепра, принесли грозные тучи на Русскую землю, из них выступают кровавые зарницы, и в них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому на речке Непрядве, меж Доном и Днепром, покрыться трупами человеческими полю Куликову, потечь кровью Непрядве-реке!

Вот уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идут хинове на Русскую землю! Набежали серые волки с устьев Дона и Днепра, воют, притаившись на реке Мече, хотят ринуться на Русскую землю. То не серые волки были — пришли поганые татары, хотят пройти войной всю Русскую землю.

Тогда гуси загоготали, и лебеди крыльями заплескали. Нет, то не гуси загоготали, и не лебеди крыльями заплескали: то поганый Мамай пришёл на Русскую землю и воинов своих привёл. А уже гибель их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками, вороны неумолчно грают, а галки по-своему говорят, орлы клекочут, волки грозно воют, а лисицы брешут, кости чуя. Русская земля, ты теперь как за царём за Соломоном побывала.

А уже соколы, и кречеты, белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шёлковые путы, взвиваясь под синие небеса, звоня золочёными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчётные стада гусиные и лебединые, — то богатыри и удальцы русские хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая.

Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое своё стремя, сел на своего борзого коня, и взял свой меч в правую руку, и помолился Богу и Пречистой его Матери. Солнце ему ясно на востоке сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих.

Что шумит, что гремит рано пред рассветом? То князь Владимир Андреевич полки устанавливает и ведёт их к Великому Дону. И молвил он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: «Не поддавайся, брат, поганым татарам — ведь поганые уже поля русские топчут и вотчину нашу отнимают!»

И сказал ему князь великий Дмитрий Иванович: «Брат Владимир Андреевич! Два брата мы с тобой, а внуки мы великого князя Владимира Киевского. Воеводы у нас уже поставлены — семьдесят бояр, и отважны князья белозерские Фёдор Семёнович и Семён Михайлович, да Микула Васильевич, да оба брата Ольгердовичи, да Дмитрий Волынский, да Тимофей Волуевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович, а воинов с нами — триста тысяч латников. А воеводы у нас надёжные, а дружина в боях испытанная, а кони под нами борзые, а доспехи на нас золочёные, а шлемы черкасские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряжские, а мечи булатные; а пути им известны, а переправы для них наведены, и все как один готовы головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую. Словно живые трепещут стяги, жаждут воины себе чести добыть и имя своё прославить».

Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы и не кречеты, — то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья калёные о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом на речке Непрядве.

Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита. Это сильные рати сошлись вместе и растоптали холмы и луга, а реки, потоки и озёра замутились. Кликнул Див в Русской земле, велит послушать грозным землям. Понеслась слава к Железным Воротам, и к Орначу, к Риму, и к Кафе по морю, и к Тырнову, а оттуда к Царьграду на похвалу русским князьям: Русь великая одолела рать татарскую на поле Куликовом, на речке Непрядве.

На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно молнии сверкали, и гремели громы великие. То ведь сошлись русские сыновья с погаными татарами за свою великую обиду. Это сверкали доспехи золочёные, а гремели князья русские мечами булатными о шлемы хиновские.

А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой Богородицы.

Не туры возревели у Дона Великого на поле Куликовом. То ведь не туры побиты у Дона Великого, а посечены князья русские, бояре и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Полегли побитые погаными татарами князья белозерские, Фёдор Семёнович и Семён Михайлович, да Тимофей Волуевич, да Микула Васильевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович и много иных из дружины.

Пересвета-чернеца, брянского боярина, на суженое место привели. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитым быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своём борзом коне, золочёными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона Великого на берегу...

В тот же день, в субботу, на Рождество святой Богородицы, разгромили христиане пожи поганых на поле Куликовом, на речке Непрядве.

И, кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золочёным шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.

И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: «Брат Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили — столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по колено бродят. Жалостно ведь, брат, видеть столько крови христианской. Не медли, князь великий, со своими боярами».

И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: «Братья, бояре и воеводы, и дети боярские, здесь ваши московские сладкие меды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и жёнам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть».

И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: «Господи Боже мой, на Тебя уповаю, да не будет на мне позора никогда, да не посмеются надо мной враги мои!» И помолился он Богу, и пречистой его Матери, и всем святым, и прослезился горько, и утёр слёзы.

И тогда, как соколы, стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели: поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Дон, а за ним и всё русское войско. И сказал: «Брат, князь Владимир Андреевич, — тут, брат, изопьём медовые чары круговые, нападём, брат, своими полками сильными на рать татар поганых».

И начал тогда князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. Поганые прикрыли головы свои руками своими. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревёт в стягах великого князя Дмитрия Ивановича, поганые спасаются бегством, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочёными доспехами осветили. Уже встал тур на бой!

Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, полки поганых вспять повернули и начали их бить и сечь беспощадно, тоску на них наводя. И князья их попадали с коней, а трупами татарскими поля усеяны и кровью их реки потекли. Тут рассыпались поганые в смятении и побежали непроторёнными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жён своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зелёную мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не прашивать». Вот уже застонала земля татарская, бедами и горем наполнившись; пропала охота у царей и князей их на Русскую землю ходить. Уже веселье их поникло.

Теперь уже русские сыновья захватили татарские узорочья, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и дорогое узорочье, тонкие ткани и шелка везут жёнам своим. И вот уже русские жёны забряцали татарским золотом.

Уже по Русской земле разнеслось веселье и ликованье. Преодолела слава русская хулу поганых. Уже низвергнут Див на землю, а гроза и слава великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, по всем землям пронеслись. Стреляй, князь великий, по всем землям, рази, князь великий, со своей храброй дружиной поганого Мамая-хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие своё побросали, а головы свои склонили под мечи русские. И трубы их не трубят, и приуныли голоса их.

И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: «Что же это ты, поганый Мамай, заришься на Русскую землю? Ведь побила теперь тебя орда Залесская. Далеко тебе до Батыя-царя: у Батыя-царя было четыреста тысяч латников, и полонил он всю Русскую землю от востока и до запада. Наказал тогда Бог Русскую землю за её прегрешения. И ты пришёл на Русскую землю, царь Мамай, с большими силами, с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А ныне ты, поганый, бежишь сам-девять в лукоморье, не с кем тебе зиму зимовать в поле. Видно, тебя князья русские крепко попотчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Видно, сильно упились у быстрого Дона на поле Куликовом, на траве-ковыле! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за тёмные леса!»

Как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за баловство розгой сечёт, а за добрые дела хвалит.

Так и Господь Бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве.

И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях на поле Куликовом, на речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было в то время смотреть: лежат трупы христианские словно сенные стога у Дона Великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Сосчитайтесь, братья, скольких у нас воевод нет и скольких молодых людей недостаёт?»

Тогда отвечает Михаиле Александрович, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: «Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, сорока бояр муромских, семидесяти бояр рязанских, тридцати четырёх бояр ростовских, двадцати трёх бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят три тысячи. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество».

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Братья, бояре и князья и дети боярские, суждено вам то место меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за святые церкви, за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдём, брат, князь Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю к славному городу Москве и сядем, брат, на своём княжении, а чести мы, брат, добыли и славного имени!»

Богу нашему слава.

«ШЕСТОДНЕВ» ИОАННА ЭКЗАРХА БОЛГАРСКОГО

ИЗ «ШЕСТОДНЕВА»[233]

Пролог

«Что прекраснее, что сладостнее для боголюбцев, поистине жаждущих вечной жизни, нежели всегда держаться мыслью Бога и помнить благие дела Его? И раз уж ты, господин мой, славный князь Симеон-христолюбец, непрестанно познаешь заповеди Его и творения, дабы теми украсить и прославить себя, того же и мы держимся правила. А доброжелательный раб, видя добрые дела господина своего, не только сам бы хотел, об этом ведая, радоваться и веселиться, но желал бы, если возможно, чтобы и мир о том услышал. Сколь румяны, радостны и веселы бывают те, кто насыщает себя питьём и пищей! Но ещё более — тот, кто питает себя мыслями, взирая на дела Божии и радуясь им! Хочет тот, чтобы и другие видели и полюбили их. У таких людей, как говорит Писание, крылья вырастут, как орлы полетят они без труда, ибо радость не знает тягот и крылья растит. И как же им не радоваться, ища и постигая, для кого это небо украшено солнцем и звёздами, ради кого земля покрыта садами, дубравами и цветами и увенчана горами, для кого море и реки и все воды наполнены рыбой, кому рай и само то царствие уготованы? Как им не радоваться и не веселиться, славословя, постигая, что это — не для кого-либо иного, но для них самих! А нужно ещё и о том помыслить, каким образом сами они сотворены, каков их сан, на что они позваны. И помыслив так, пусть они на деле и не таковы, как им не радоваться и не веселиться! Я же здесь быстро в шести кратких словах всё это напомню. А потом — и отдохнуть, о добром этом творении побеседовав.

Творил Бог не так, как люди, возводящие здания или строящие корабли, или медники, или золотых дел мастера, или ткачи шерсти, или кожевники, или, скажем, художники. Те создают свои изделия, какие им нужно, по готовым образцам, запасаясь материалом и беря орудия труда друг у друга. Богу же достаточно что-то помыслить, чтобы сотворить то, чего прежде не бывало. Ибо Богу для созидания ничего не нужно, а человеческие искусства нуждаются друг в друге. Кормчему нужен кораблестроитель, и дровосек, и кузнец, и смолокур; также и сеящему что-либо нужны земля, растения, семена и вода для полива; и кузнецу для работы нужен материал и тот, кто построит кузницу. И своё орудие нужно для каждого дела — какое кому больше годится. А Творец Великий ни в орудии не нуждается, ни в материале, ни вообще в чём-либо. Другим созидателям нужны материал и орудие, а также время, труд, умение, старание, а Богу — только Его воля. Ибо всё, что захотел Господь, то и сотворил — в море и во всех безднах, как говорят чистые слова. Захотел же Он сотворить не столько, сколько мог бы, но столько, сколько знал, что нужно. Мог бы легко Он сотворить вселенных таких, что зовутся миром, и десяток тысяч, и два десятка великих светил. Это и значит: творение много легче хотения. Нам вот гораздо легче захотеть что-нибудь, чем сотворить, ибо мы не можем творить всё, что хотим. А Богу-Творцу по силам всё, чего бы Он ни пожелал. Ибо Божие желание сопряжено с силой сотворения того, что хочется.

Из сотворённого же одно мы видим и чувствуем, другое мыслим. Область мысленных созданий — эфир и небо. Одно из сотворённого земное, а другое — небесное. Как и надлежало, Он сотворил и живые существа: одни чувственные, а другие мысленные. Мысленным дал Он для житья небо и эфир, а земным землю и море. Некоторые же из мысленных созданий совратились на зло и были изгнаны из небесных жилищ, и Он выделил им часть в воздухе и на земле — не для того, чтобы они совершали зло, какое умыслят на людей, — препятствует им в этом ангельское охранение и стража, — но чтобы по этой перемене было понятно, какое зло влекут за собой гордыня и обман. И сотворил Он род чувственных, разделив его надвое, сделав одних осмысленными и словесными, а других без смысла. И подчинил бессмысленные существа осмысленному роду. Однако же некоторые из бессловесных пакости творят и, сопротивляясь, восстают на своих властителей. Но ведь и властители их то же делают: приняли почесть владения смыслом и словом и восстают на своего Творца. Потому-то и бессловесные эти восстают, что они сами так поступают. Отсюда понятно, какое зло кому бы то ни было нарушать свой чин и безбоязненно преступать установленные ему пределы. Надлежит знать, как бездушные вещи соблюдают эти установленные пределы.

Так, море, мутимое бурями, воздымаясь на соседку землю и обрушиваясь, стыдится песка и не любит преступать определённых границ; но как конь бегущий удерживается уздою, так и море, видя неписаный закон, песком начертанный, возвращается в свои пределы. И реки, как устроены сначала, так и текут; и ключи бьют, и колодцы дают потребное людям. И все часы времени по порядку друг за другом проходят; по тому же закону и дни, и ночи хранят тот чин, и, будучи удлиняемы, не хвалятся, а сокращаемы, не тужат; но, друг от друга приемля пору, вновь без споров, долг отдавая, должное приемлют. И вот ещё что показывает премудрость и силу Творца: ведь ни земля, тысячи лет возделываемая, и засеваемая, и засаживаемая, и кормящая плоды, и толкаемая, и копаемая, и дождём мочимая и снегом, и опаляемая, нисколько не оскудела, но приносит земледельцам изобильные плоды. Ни море, откуда облака берут водную стихию, и дожди рождают, и земле дают, не уменьшилось, не высохло нисколько, и так же не выросло, принимая бесчисленные реки, втекающие в него. И вот что скажу: а откуда истоки рек истекают? Непонятно мне и такое явление: почему солнце не может с великой лёгкостью высушить всё мокрое? Для тех, кто хочет уразуметь: ведь не высушивает оно ни тины, ни водоёмы, минует и наши тела. Реки кажутся меньше, когда оно, оставив южные страны, переходит в северные и производит лето. Потому и наводнения Нила, считают, происходят не в то время, что у других рек, ибо он напояет Египет в середине лета, в то время когда солнце ходит по северному поясу и угнетает иные реки, а от этих краёв отдаляется. Хотя существуют и другие мнения о том, чем это объясняется, но сейчас они тебе совершенно ни к чему.

Дивлюсь я и тому, как не кончается, не оскудевает воздушное естество, когда столько людей, а кроме того, и бессловесных тварей, дышат непрестанно, и столько лучей солнечных, таких горячих, проходит сквозь него, а ведь ещё и луна, и звёзды делают то же. Высшее из чудес чудо! Но, смею сказать, не удивительное чудо. Ведь когда Бог творит что-либо, нам подобает не удивляться, но, скорее, хвалить и славить Его. Ибо Он с лёгкостью творит, что Ему требуется. В создания же те Он вложил силу достаточную, чтобы они существовали столько лет, сколько Он им повелел. Потому-то и земля пребывает такой, какой изначально сотворена, и море не убывает и не увеличивается, и воздух как изначально принял естество, так доселе его и хранит, и солнце растопить не может небесные тверди, и водная не разлилась твердь, бывшая прежде, но пребывает твердь в той участи, какую дал ей Творец. И противоположное по природе — мокрое и сухое, а также холодное и тёплое — совокупил Творец воедино ради созидания и любви. Каждое же из творений, видя солнце, то по северной стороне, то по южной, то посреди небес ходящее, луну, растущую и убывающую, звёзды, в сроки свои восходящие и заходящие, время жатвы и сева указывающие и по водам плавающим бурю и тишь возвещающие, — всё это видя, господин мой, мы хвалим Творца, все блага эти сотворившего, и через это видимое восходим к Невидимому.

Но не восшествие нам требуется, а вера, ибо благодаря ей мы можем увидеть Его. Когда же увидим Его, в сроки свои приступающего и дождь земле дающего, а её растящую и травой покрываемую, и нивы волнующиеся, и зеленеющие дубравы, и порастающие лесом горы, и зреющие плоды, то используем язык для хвалы и скажем с божественным Давидом, воспоём с ним, говоря: «Возвеличились дела твои, Господи! Всё премудростью сотворил еси!» Когда слышим, как певчие птицы поют всякими голосами прекрасные песни, соловьиные трели, голоса дроздов и соек, иволг и дятлов, кузнечиков и цикад, ласточек и жаворонков и иных птиц, а они бесчисленны, — тогда мы, умиляясь, славим Творца.

Не таков Он, как другие творцы, что создают из готовой материи, а Он всё вывел из небытия и дал бытие небывшим. Легко ведь Ему из небытия творить. Так Он в древности мир сотворил, так, попросту сказать, и во всякий день творит. И не из готовых тел творит Он тела живым; а из небытия творит души, но не всем живущим, а только человеку. И птицами творит птиц, а плавающих плавающими, и иных родов каждого делает соответствующим его роду. Так же и земные плоды, сеянные и садимые, приносит людям. Прежде чем начали пахать и засевать землю, Он прорастил все виды растений и создал виды пресмыкающихся и четвероногих, и водное естество родил таким, каким повелено ему быть, и тех, что в воде живущие существа, и передвигающиеся по воздуху. А сами эти землю, небо, воздух, воду, огненный не материи Он повелел произвести, но Сам их, никогда не бывших, вывел из небытия в бытие, Сам Творцом явившись этому великому кораблю, то есть творению этому, Сам же и правит мудрёными снастями корабля. Так нам сказал верховный Его пророк Моисей, восприняв это от премудрого Творца, Господа Бога и Владыки, на Синайской горе.

Эти же шесть слов, господин мой, не сам я сочинил, но иное взял из верных слов Шестоднева святого Василия, а иное по смыслу у него заимствовал, также и у Иоанна, а другое у других: что мне когда-либо приходилось читать, то я и соединил.

Это похоже на то, как если бы кто-нибудь, кого минует, ходя мимо, его господин, захотел бы построить ему хоромы. Не имея же из чего строить, пошёл бы он к богатым людям и попросил бы у них — у одного мрамор, у другого бревна, и возвёл бы стены, а мрамором, выпрошенным у богатых, вымостил бы пол. И захотел бы те хоромы покрыть, но не имея материала, достойного стен и мраморного пола, сплёл бы сетку на том доме и покрыл бы его соломой, а двери сплёл бы из прутьев и такой же сделал бы запор. Так ведь остаётся поступить не имущему в своём доме ничего.

Таков же и нищий наш ум: не имея у себя дома ничего, строит он из чужих слов, добавляя понемногу из своего нищего дома, но вроде соломы и прутьев — свои слова. Если владыка, снисходя к нему, все эти труды его примет как свои, то дай этому владыке Господь, Бог над владыками, угодить Тебе в этой жизни и со всеми преподобными мужами до рая дойти.

Аминь.

«ФИЗИОЛОГ»

ИЗ «ФИЗИОЛОГА»[234]

Слово и сказание о зверях и птицах

«Физиолог» о льве. Три свойства имеет лев. Когда львица родит, то приносит мёртвого и слепого детёныша, сидит она и сторожит его до трёх дней. Через три же дня приходит лев, дунет ему в ноздри, и детёныш оживёт. То же и с верными народами. До крещения они мертвы, а после крещения очищаются Святым Духом.

Второе свойство льва. Когда спит, то глаза его бодрствуют. Так и Господь наш говорит иудеям: «Я сплю, а глаза мои божественные и сердце бодрствуют».

А третье свойство льва — когда львица бежит, то следы свои заметает своим хвостом, и охотник не может отыскать её следов.

Так и ты, человек. Когда творишь милостыню, то пусть левая рука не знает, что делает твоя правая. Да не помешает дьявол делам помысла твоего.

Об антилопе. У антилопы два рога. Живёт она около реки-океана на краю земли. Когда же захочет пить, то пьёт из реки и упивается, упирается в землю и роет её рогами своими. И есть там дерево, называемое танис, сильно напоминающее виноградную лозу широкими ветвями и густыми прутьями, — и, продираясь сквозь прутья, антилопа запутывается в них, — тогда охотник её ловит и одолевает.

Так и человек. Вместо рогов Бог дал ему оба Завета, Ветхий и Новый. Рога — это сопротивление силе; как говорит пророк Давид: «С тобою избодаем рогами врагов наших». Река океанская — это богатство. Танис же — житейские наслаждения. Запутывается в них человек, который не заботится о вере, и находит его дьявол и одолевает его.

О слоне. Слон живёт в горах. Слониха находит траву, называемую мандрагорой, и поглощает её. Так же и слон; и сходится с нею. А когда слониха рожает, то входит в реку до вымени и рожает в воде. Спит же слон стоя около дерева. А если упадёт, то вопит, и приходит большой слон, но не может поднять его; и затем приходят другие двенадцать. Но и они поднять не могут. И тогда завопят все двенадцать слонов. И приходит маленький слон, и подставляет хобот свой, и поднимает его.

Таким образом, первый слон — это Ева, второй — Адам. Трава — древо ослушания. И если вкусил, то совершил преступление. А «увы мне» — это значит согрешил. — А что такое озеро? — Рождества рай. А что такое склонённые деревья? — Оплот райский. И кто от топора падёт? — Дьявол. А что топор? — Это язык змеи. И когда упал, то был изгнан. А кто большой слон? — Моисей. А кто двенадцать слонов, которые не могли поднять его, и кто поднял его? — Христос, который вывел того Адама из ада.

Об олене. Олень живёт пятьдесят лет. А затем уходит в долины и горные леса, и учует запах змеи, и где найдёт её, трижды сменившую кожу, обнюхивает её и отбрасывает её. И после этого идёт и пьёт воду. Если же не пьёт, то умирает. Если же выпьет, то живёт другие пятьдесят лет. Об этом говорит пророк: как стремится олень к источникам водным.

Так и ты, человек, заключаешь в себе три обновления: крещение, покаяние и нетление. А когда согрешишь, то устремись к церкви, и к живому книжному источнику, и к пророческому сказанию, и испей живой воды, то есть святого причастия.

Об орле. Орёл живёт лет сто. И растёт кончик клюва его. И ослепнут глаза его, так что он не видит и не может охотиться. Тогда он взлетает в высоту, бросается на утёс, и отломится кончик клюва его; и искупается в золотом озере. А потом садится на солнцепёк. Когда же он согреется, с него сходит чешуя, и он опять становится птенцом.

Так и ты, человек, если много нагрешишь, возвысься, то есть обратись к вере, и оплакивай проявление греха, и умойся слезами своими. Отогрейся в церкви и сбрось с себя грехи.

О фениксе. Феникс — самая красивая птица из всех, и красивее павлина. У павлина в обличье ни золота, ни серебра, а у феникса — иакинфы и многоценные камни. Голова его украшена венцом, а на ногах — сапоги, как у царя. Обитает же феникс близ Индии, около Солнечного города. Возлежит он лет пятьсот на кедрах ливанских без еды. Питается же от Святого Духа. И по пятьсот лет наполняет крылья свои благовониями. И бьёт в било иерей Солнечного города, и та птица идёт к иерею и входит в церковь. Иерей же садится на солее с птицей. И превращается птица в пепел. А назавтра приходит иерей и находит птицу в виде малого птенца. А через два дня он находит её зрелой, какой была раньше. И целует её иерей, а она опять уходит на своё место.

А неразумные иудеи не верят в тридневное воскресение Господа нашего Иисуса Христа. И что эту птицу он сам оживляет и будто сам себя не воскрешает. Сего ради пророк Давид говорит: «Праведник процветает, как феникс, как кедр ливанский, умножится насаждение в доме Господнем».

О куропатке. Куропатка кладёт много яиц в гнезде своём. Она весьма чадолюбива. И даже идёт к чужим гнёздам и таскает оттуда яйца. Только чтобы увеличить число птенцов своих.

Так и ты, человек: когда собираешь богатство, не можешь насытиться, и всё тебе мало.

О горлице. Горлица — птица-однолюб. Если погибнет одна из четы, то другая улетает в пустыню, садится на сухом дереве и оплакивает супруга своего. И уже не сочетается больше ни с кем другим никогда.

Так и ты, человек, если разлучился с женой своей, то не прилепись к другой.

О пеликане. Пеликан — чадолюбивая птица. Самка проклёвывает рёбра птенцам своим. А самец прилетает с кормом, раздирает клювом грудь свою и вытекшей кровью оживляет птенца.

Так и Господь наш. Его рёбра прокололи иудеи копьём. Выступили кровь и вода. И оживил он вселенную, то есть умерших.

Сего ради и говорит пророк, что уподобился пеликану в пустыне.

О ласточке. Ласточкино гнездо в пустыне на распутье. Когда ослепнет один из птенцов её, она отправляется в пустыню, и приносит травы, и кладёт их на очи его. И он прозревает.

Так и ты, человек, когда согрешишь, то обратись к молитве и прими покаяние, и ради единосущной Троицы ты избавишься от того греха.

Об удоде. Удод свивает гнездо своё и выкармливает птенцов своих. А затем птицы линяют и делаются нагими. Тогда выходит один из их птенцов и приносит пищу родителям своим, пока они не оперятся и не взлетят оба.

Так и ты, человек. Когда состаришься, не отчаивайся, но, идя в церковь, помолись, и обретёшь милость.

О дятле. Дятел — пёстрая птица, живёт она в горах, садится на кедры и стучит своим клювом. А где найдёт мягкое дерево, там делает себе гнездо.

Так и дьявол борется с людьми. И когда в ком-то найдёт слабость и пренебрежение к молитвам, то войдёт в него и угнездится. Если же в другом найдёт крепость, то бежит от него.

О лисице. Лисица, когда будет голодна, идёт на солнечное место, и ложится на солнцепёке, и сдерживает своё дыхание. Увидев это, птицы, принимая её за мёртвую, слетаются, чтобы клевать её. Когда же они приблизятся к ней, она вскакивает, хватает какую-нибудь из них и съедает. Так и кормится.

О жене и о муже. Жена на западе, а муж на востоке. И вот они сходятся, и жена съедает голову своего мужа, и зачнёт, и родит двойню. А как родит, сразу тут съедает своих детей. И тотчас умирает. И уходит муж на восток, а жена на запад.

Так и ты, человек. Когда настигнет тебя житейская беда, устремись в церковь, прослезись и плачь. И отступит от тебя неудача.

О Горгоне. У Горгоны обличие красивой женщины и блудницы. Волосы же на её голове — змеи. А взгляд её — смерть. Играет она и всё время смеётся. Живёт она в горах на западе. И когда приходит её брачная пора, встанет она и начнёт звать. Начиная от льва и прочих зверей, от человека до домашних животных и птиц и змей, зовёт, говоря: «Идите ко мне!» Как только они услышат её зов, то идут к ней. А увидев её, умирают.

И знает она язык всех зверей. Каким же образом одолевает её волхв: он своей мудростью по звёздам узнает день её брачной поры. И идёт на место её, волхвуя издалеча. Она станет звать, начиная от льва и всех прочих зверей.

Когда же дойдёт до языка волхвов, он ей отзовётся так: «Выкопай на этом месте яму и вложи в неё свою голову, чтобы я не видел её и не умер. Тогда я приду и лягу с тобой». И она сделает так.

Тогда волхв, придя, убьёт её, не глядя на неё и не видя головы её, поэтому и не умирает. И прячет голову в сосуд. А если он увидит змею, или человека, или зверя, то покажет им голову Горгоны, и тотчас они оцепенеют; и Александр ведь имел эту голову и победил все народы. И ты, человек, имей уважение к Господу, и непременно одолеешь вражьи силы.

О змее. Когда змея идёт пить воду, то яд свой в гнезде своём оставляет. Чтобы не отравить пьющих после неё.

И ты, человек, когда идёшь в церковь святую, всякую злобу оставь дома.

И ещё: когда состарится змея и не видит, влезает в узкую расселину в скале, и постится сорок дней, и затаится, и полиняет, и опять станет молодой.

И ты, человек, постился сорок дней, чтобы сбросить с себя лесть дьявола и принять новый облик, обновляющийся во Христе.

И ещё: когда змея видит одетого человека, то убегает от него. Если она увидит его раздетым, то нападает и борется с ним. Если же он защищён верою, то она бежит от него.

Сего ради Господь говорил: «Будьте мудры, как змея, и чисты, как голуби».

О голубе. Голубь — славнейшая из всех птиц. Различай же белую и чёрную голубку, как ходят белые, и пёстрые, и чёрные, и красные и кормят птенцов своих как сына по-голубиному. Не могут они сами возлететь, — пока красная голубка не появится и не подаст им пищу, они не возлетят.

Так и Спасово пришествие предсказали пророки Моисей и Аарон, Самуил, Даниил, Малахия, Исаия, Иеремия и прочие пророки о Иисусе. И не могли удостоверить своё слово, пока не пришла красная голубка — Иоанн Креститель; он же и крестил Иисуса, говоря: «Это агнец Божий, принявший грехи всего мира». И ты, человек, не отдаляйся от церкви, чтобы не услышать: «Не знаю вас».

О ехидне. Ехидна от пояса и выше имеет человеческий образ. А от пояса и ниже — образ крокодила. Идут же и самец и самка на соитие. И когда распалится самка и хочет сойтись с самцом, она идёт к самцу, съедает лоно его. И зачинает, и тотчас умрёт самец. А когда приблизятся роды у самки, съедают чрево её детёныши. И она умирает. И потом выходят отцеубийцы и матереубийцы, как и иудеи отцеубийцы и матереубийцы.

Они убили отца, то есть Христа, убили мать, то есть Церковь. Того ради Иоанн поносил их, говоря: «Порождения ехиднины! кто велел вам бежать от грядущего гнева?»

Об аисте. Аист — чадолюбивая птица. И когда самец приносит корм, то сторожит самка его птенца. И по очереди кормят птенцов. И сторожат гнездо своё.

Так и ты, человек, ни вечером, ни утром не забывай молиться, не забывай и церкви. И никогда не одолеет тебя дьявол.

О водном коне. От пояса и выше имеет образ коня, а ниже пояса образ рыбы кита. Плавает же в море и воевода над всеми рыбами. На окраинной же стороне земли стоит золотая рыба и не сходит со своего места, чтобы не попасться рыбакам на пути к водному коню. А он как воевода над рыбами идёт на окраину земли к той золотой рыбе. Оближет её, и затем её облизывают все рыбьи самцы. И уходят на свои места сначала самцы, а потом самки. И самцы мечут семя, а самки, идя за ними, принимают его и становятся чреваты. И через семь дней родят. Когда же они ходят на окраинные земли, то рыбаки ставят сети свои на пути рыб. Пока же будут чреваты, их не ловят.

Водный конь толкуется: Моисей начал пророчества. Море же — весь мир, а рыбы — люди. Золотая рыба толкуется как вход правоверия. Идут же прежде пророки и приобщаются к Святому Духу. Люди, приобщающиеся к учению пророчества, от них получают духовную благодать. Рыбаки же — это бесы. Сеть же — это пагуба и льстивые вожделения, — если не следуют водному коню, то есть Моисееву закону, тогда отдаляются и попадают в сети тех рыбаков и погибают. А идущих за пророками не настигнет ни сеть, ни невод.

Об аисте и о прочих птицах. Аист — добрая птица. Когда настанет весна, соберутся все вместе с другими прочими птицами, с гусями и утками и со всякими птичьими родами, из Египта, и Ливии, и из Сарацин. И взлетают все, и прибудут в Лукию на реку, называемую Ксанфон, и вступают там в бой с воронами и воронами, и галками, и коршунами, и сколько хищников есть.


Следует и тем знающим время находиться там всем. Да пеликаново воинство, и журавлиное, и прочих водных птиц и травоядных выстроится по берегу на одной стороне реки. А вороново и всех прочих хищных птиц — на другом берегу реки.

Строятся же шесть месяцев и соберутся на бой. Знают же и дни, в которые хотят биться. Да слышен до небес шум, и течёт кровь птиц, дерущихся в бою, и выпадают перья без числа.

Оттого-то лукиане все имеют перины на постелях своих. По окончании же боя того видят ворон раненых и прочих хищных птиц множество, а также и аистов. И пеликанов немало, и других птиц. Многие же из них в бою том падают замертво.

Бой же их между собой и победа одной из сторон являет собой знамение всем людям. Если аистово воинство победит, то будет изобилие пшеницы и прочих всех злаков. Если же вороново воинство победит, то будет множество овец, и коров, и других четвероногих.

Аисты же имеют и другое примечательное свойство. Когда состарятся их родители и не могут уже летать, тогда их дети, поддерживая с обеих сторон и под пазухи, переносят их с места на место. Так и кормятся. А если начнут слепнуть, то их дети влагают корм им в рот. И таковы им награда и воздаяние.

«ИЗБОРНИК СВЯТОСЛАВА» 1073 ГОДА

ИЗ «ИЗБОРНИКА СВЯТОСЛАВА» 1073 ГОДА[235]

Философские статьи

Немесия епископа Емесского из сочинения «О естестве человеческом».

О человеке знаю: изначально мы полагаем, он не был ни смертным, ни бессмертным, но находился на границе той и другой природы: чтобы, если последует плотским несовершенствам, подвергся бы и плотским соблазнам; если же предпочтёт то, что связано с душой, удостоился бы блага бессмертия. Ведь если бы Бог изначально сотворил его смертным, то не осудил бы его, согрешившего, на смерть. Ибо смертного смертью никто не наказывает. Если бы опять же — бессмертным, то он не нуждался бы в телесной пище, да и <Бог> так быстро не раскаялся бы и бывшего бессмертным не сделал бы тут же смертным. Это видно ведь и по согрешившим ангелам: согрешив, они остались, в соответствии с первоначальной природой, бессмертными, ожидая иного суда за согрешения, а не смерти. Потому дело следует понимать или таким образом, или же, что сотворён он был смертным, но, постепенно совершенствуясь, мог стать бессмертным, то есть был бессмертным в потенции. Поскольку же не было ему на пользу прежде достижения совершенства знать свою природу, <Бог> запретил ему вкушать от Древа познания. Были ведь, да и теперь ещё есть, великие силы в плодах; а тогда, как <всегда> вначале, они проявлялись наилучшим образом и имели более эффективное действие. Да ведь и вкусен он был, тот плод, который давал знание своей природы. Не хотел же Бог его дать, чтобы человек не узнал своей природы до того, как стал совершенным, и, осознав, что ему многого недостаёт, не стал бы заботиться о телесных нуждах, оставив заботу о душе; по этой причине и возбранил Он ему вкушать от плода познания. Ослушавшись же и осознав себя, тот отпал от совершенства. Он стал думать о плотской потребности, ибо тут же начал искать себе одежду. Писание ведь говорит: «Уразумел, что он наг». Прежде же он был в состоянии вдохновения, каким его сотворил Бог, и в неведении о себе. Отпав же от совершенства, он отпал и от бессмертия, каковое впоследствии вновь получает благодатью сотворившего его.

После отпадения человеку позволена была мясная пища. Раньше ведь <Бог> велел ему довольствоваться только плодами земли. Они ведь были и в раю. А когда он лишён был совершенства, ему было попущено и прощено есть мясо. Требуются ведь человеку снедь и питие, потому что они проходят и выходят. Ибо истощается живое существо через видимые и невидимые отверстия, так что необходимо или привносить на место истощаемого равное, или живому существу быть уничтоженным из-за недостатка входящего. Поскольку истощаются сухое и влажное <вещество> и дыхание, жизнь нуждается в сухой и влажной пище и в дыхании. Еда же наша и питие состоят из тех же элементов, из каких мы составлены. Каждый ведь питается тем, что ему подобно, а противоположным лечится.

И ведь не только красоты ради, но и для того, чтобы человек превосходил все живые существа более тонким чувством осязания, не возложены на нас ни толстая кожа, ни волосы, как у животных, и потому нам нужны подходящие одежды — и на случай плохой погоды, и из-за причиняемого зверями вреда. А из-за дурного соотношения сорганических соков>, качественных изменений и данного телу чувства потребовались врачи и лекарства. Если бы мы не имели чувства, то не испытывали бы боли; не страдая, не старались бы лечиться и погибали бы в неведении, не исцеляя опасного повреждения. А сперва нам ничего этого не требовалось, ибо бессловесные животные не смели вредить человеку, а он мог всех их поражать, и всё было ему покорно — пока он удерживал свои страсти. Побеждённый же ими, он был побеждён и внешними подобными им зверями. Вместе с грехом пришёл ведь и происходящий от них вред. А что это истина, показывают нам проводившие добрую жизнь люди, не претерпевшие вреда ни от кого из таковых, — как Даниил от львов и Павел от змей.

И кто достойным образом не подивится благородству этого живого существа, которое связывает в себе смертное с бессмертным, словесное с бессловесным, нося умом в своём естестве образ всего сотворённого, и потому называется «малым миром»? Такой чести сподобился он от Бога и Промысла, что ради него — и настоящее, и будущее, и Бог стал человеком, и он — Божие чадо, на небесах царствует, по образу и подобию Божию созданный, с Христом пребывает, выше всякого начала и всякой власти восседает. Кто может словами выразить то, что ему свойственно? Ведь он переплывает громадные пучины, проходит мыслью сквозь небеса, постигает движение, отстояния и величины звёзд, работает на земле и в море, не боится ни зверей, ни китов, владеет всякими наукой и искусством, на расстоянии в письмах беседует с кем хочет, нисколько не ограничиваемый телом, предсказывает будущее, над всем начальствует, всем владеет, всем питается, от всего дары приемлет, ангелами храним, с Богом беседует, бесам запрещает, природу сущего исследует, Бога постигает, бывает домом и храмом Божиим и причастником Его царства.

МАКСИМОВО О РАЗЛИЧИИ СУШЕГО И ПРИРОДЫ, СОГЛАСНО ВНЕШНИМ «МУДРЕЦАМ»


Наименование «сущее» есть обозначение бытия просто сущих, т.е. самого существования существующего: сущими называются ведь и ангел, и камень, и всё прочее. На это просто существование, которому все причаствуют, и указывает наименование «сущее». Наименование же по природе разъясняет вид движения просто сущего; всё ведь видится в движении, и нет среди бытующего ничего неподвижного. Сущим называют, таким образом, бытие просто сущих, природой же — движение просто сущих.

Оно бывает пяти видов: умственное, словесное, чувственное, растительное и бездушное. Умственное — это как у ангелов, сообщающихся друг с другом своими мыслями; словесное — как у людей, посредством названий и высказываний обнаруживающих обращённые вовне невидимые движения души. Чувственное же — у бессловесных, ибо наряду со способностью питаться, расти и рожать они обладают способностью чувствовать. Растительное же — у растений, ибо и они движутся в соответствии со способностью к питанию, росту и рождению. Бездушное же — как у камней, поскольку и те движутся относительно качества и места: относительно качества — нагреваясь и охлаждаясь, а относительно места — будучи извне перемещаемы с места на место.

Таково представление об этих терминах внешних <мудрецов>. Церковные же учителя пользовались этими терминами безразлично и то же сущее называли природой, как и ипостась — лицом.

ФЕОДОРА, ПРЕСВИТЕРА РАИФСКОГО, О ТОМ ЖЕ


Термин «сущее» — я говорю о самом имени, наименовании, — мы вообще не находим в божественном Писании. По большей части этим словом пользуются как названием имущества, говоря, кто какое имеет добро, например дом, стада и прочие вещи. Именно так по народному обычаю мы называем состояние владельца, соответственно чему много стяжавшего называем богатым как «многоимущим» <букв. «многосущим»>. Также и Писание говорит «люди богатые», т.е.

«приобретшие», и «Израиль в богатство ему», т.е. «в имение» и «в приобретение».

Словесный же обычай, зная, что слово «сущее» происходит от глагола «существовать», назвал сущим саму конкретную вещь: ибо «сущее» является общим названием для всего существующего. А это сущее делится на относящееся к сущности и случайное.

Определяют же относящееся к сущности так: сущность есть общее и неопределённое имя для всех находящихся под ней ипостасей, на каковые оно распространяется с равным правом и к каковым применяется синонимически. А также: сущность есть то, что называется находящимся над ипостасями и одинаково и с равным правом во всех них усматривается. А также: сущность есть нечто существующее само по себе, в другом для существования не нуждающееся, т.е. сущее в себе, а не имеющее бытие в другом, как это бывает со случайным.

Случайное же есть нечто, не способное существовать само, но имеющее существование в другом. Ибо сущность есть основа, как материя для вещей, а случайное — нечто, в существе усматриваемое, как, например, образ у тела. Ведь не тело существует у образа, но образ у тела. Так что тело является сущностью, а образ — случайностью.

Так же соотносятся душа и мудрость: ведь не душа у мудрости, но мудрость у души. Потому не говорится «тело образа» или «душа мудрости», но «образ тела» и «мудрость душевная». Так что душа является сущностью, а мудрость случайностью. Ибо, когда погибает душа, гибнет и мудрость; а когда погибает мудрость, душа вовсе не погибает, ибо душа может существовать и без мудрости. Так что всё самостоятельное, что имеет бытие в себе, а не в другом, является сущностью.

Она бывает вещественной или невещественной. Вещественны земля, вода, воздух, огонь и из них состоящие: камень, растение, одушевлённое тело. Невещественны же ангел и словесная душа. Таковое, как я сказал, называется сущностями. Творец же их — Бог.

О ПРИРОДЕ


Природа есть начало движения и покоя каждого из сущих. Так, земля движется, когда растит, животворит плоды и изменяется; и покоится, оставаясь при передвижении с места на место совершенно неподвижной и неспособной к движению. Начало этого движения и покоя, свойственное земле существенным образом, т.е. естественным, а не случайным, называют природой. Это не сами движение и покой, но начало, т.е. причина, согласно которой не случайно, но согласно <своему> существу существа движутся и пребывают в покое.

Определяют ведь сущность, как мы говорили, как всё существующее само по себе и ни в чём другом, чтобы существовать, не нуждающееся; природу же — как начало движения каждой сущности и присущего ей покоя. И внешние мудрецы говорили о различии сущего и природы, сущим называя бытие вообще, природой же сущность, которой субстанциальными различиями придана форма и которая наряду с бытием вообще имеет <определение> как существовать, словесно или бессловесно, смертно или бессмертно, т.е. сами те, как мы говорим, неизменные и непреложные начало, причину и силу, которые сообщены Творцом каждому виду для движения: ангелам — чтобы разуметь и без произносимого слова передавать мысли друг другу; людям — чтобы разуметь, рассуждать и с помощью произносимого слова передавать друг другу сердечные помышления; существам бессловесным — жизненное и чувственное и дыхательное движение; растениям — способность питаться, возрастать и порождать; а камням — нагреваться, охлаждаться и быть перемещаемыми с места на место чужой силой. Это движение назвали бездушной природой. Иначе говоря, бытие вообще назвали сущим, а то, что объемлет ипостаси, наименовали природой.

Святые же отцы, оставив эти долгие распри, сущим и природной формой называли общее и многими упоминаемое, т.е. наиболее общие виды, как то ангел, человек, лошадь, собака и тому подобное. Ибо слово «сущность» происходит от «существовать», а «природа» — от «родиться» <букв. «естество» — от «есть»>. «Быть» же и «родиться» — это одно и то же: оба ведь означают существование. А «образ» и «вид» означают то же, что «естество». Частное же они назвали индивидуальностью, лицом и ипостасью, как то: Пётр и Павел. Ипостась же означает наличие сущности вместе со случайностями, самостоятельность существования и — благодаря чувству, иначе говоря, благодаря действию — воспринимаемость.

Название «природа» более знакомо Писанию. Ведь сказано: «Ибо, когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают» и «Заменили естественное употребление противуестественным». А говоря опять же: «И были по природе чадами гнева, как и прочие», — оно использует слово «природа» не в этом смысле <по природе и сущности мы ведь не таковы>, поскольку это означало бы погрешность Сотворившего, но имеет в виду устойчивую любовь к злу и долговременное злонравие, переданное от отцов детям и, в нас, так сказать, укоренившись, преобразовавшееся в природу, так что апостол по праву сказал здесь о природе.

Так же следует понимать и сказанное Соломоном: «Суетны все люди естеством, у которых нет знания о Боге». А когда он говорит: «Ведь, художница всего, научила меня Премудрость» знать «устройство мира и действие стихий», «естество животных и гнев зверей», — он использует слово «естество» в собственном смысле. Так же точно и божественный Иаков сказал: «Всякое естество бессловесных укрощается естеством человеческим»; и Пётр: «Дабы вы сделались причастниками Божеского естества».

ОБ ИПОСТАСИ


Ипостась есть явление, лежащее в основе, и существенное, в котором, как в едином лежащем в основе, фактически и действенно реализуется совокупность случайностей. Наименование «ипостась» некоторым образом знакомо Писанию. Сказал ведь Иеремия: «Кто стоял в ипостаси Господа?», и апостол: «Сей, будучи сияние славы и образ ипостаси Его». Этимологически слово «ипостась» объясняется словами «находиться в основании» и «существовать». И кажется, что одно и то же означают слова «ипостась» и «сущность», но по внимательном рассмотрении обозначаемых этими словами явлений различие между ними не случайное, ибо сущность обозначает бытие чего-то общего, а ипостась особенного.

Так, все люди вообще имеют общее бытие, ибо равным образом все мы «живём и движемся и существуем». И каждый из нас имеет некие особенности, которыми отличается от других людей, как то отечество, род, образ жизни, дело, болезни и тому подобное, что мы называем случайностями. Таковое отличает каждого из нас от прочих людей. Скажем, например, что Павел есть человек, как все люди, и потому ни он не отличается от других людей, ни другие люди от него. Но поскольку он из Тарса, из колена Вениамина, и назывался и Савлом, и Павлом, и он апостол, и другое что-то такого рода может быть сказано о нём, то от прочих людей он отличается. Всё таковое рассматривается как относящееся к ипостаси, и сам предмет, т.е. Павел, когда имеется в виду только его бытие, называется сущностью, а когда — и то, о чём сказано выше, тогда — ипостасью. И название «сущность» не охватывает ипостась, а ипостась полностью содержит и сущность.

О ЛИЧНОСТИ


Личность есть то, что ясно проявляется в своих действиях и свойствах и отличается от родственных ей существ, как, например, Гавриил, беседующий с Богородицей: будучи одним из ангелов, лишь он один, придя туда, беседовал с ней, — отличившись от единосущных с ним ангелов тем, что пришёл на то место и беседовал. И Павел, будучи одним из людей, отличался от прочих людей, когда вёл беседу на ступенях, своими свойствами и действиями. Ведь благодаря появляющемуся у нас знанию о чьей-то деятельности самого того, кто действует, называют личностью. Кажется, это означает то же, что «ипостась», мало или ничем <от неё> не отличаясь.

Следует сказать вместе с Василием Великим, что «сущность имеет такое же отличие от ипостаси, какое общее — от частного». Но поскольку различие между общим и частным внешние мудрецы объясняют по-своему, наши же богомудрецы по-своему, надо разъяснить и это.

Внешние мудрецы называют сущее первым из всех видов и родов и последовательно делят его следующим образом. Из сущего, говорят они, одно телесно, а другое бестелесно; из телесного же одно одушевлённо, другое неодушевлённо; а из одушевлённого одно является животным, а другое животно-растительным, третье растением. Растения называются одушевлёнными как имеющие способность питаться и расти. Животно-растительными называют тех, что питаются и чувствуют прикосновения, но неподвижны и ходить неспособны, как черепокожие в водах. Животные же — это те, что питаются, чувствуют и способны передвигаться с места на место. А из животных, далее, одни, говорят, словесны, а другие бессловесны: из словесных же одни смертны, другие бессмертны. Животное словесное — человек, каковой различается на данного и на каждого человека.

Сущее называют высшей степенью рода. Ибо родом называют то, о чём говорится применительно к разным видам, видом же — стоящее под родом. Высшей среди степеней рода является у них сущее, поскольку оно — род всех родов и как таковое — высший род. Но о роде говорится в трёх смыслах: во-первых, как о потомках родоначальника, как потомков Израиля называют израилитами; во-вторых, от отечества, как жителей Иерусалима называют иерусалимлянами; в-третьих, говорят о роде как о разделяющемся на виды, определяя каковой, и говорят: род есть то, что обнаруживается по многому подобному видом, — при определении, что это такое.

И «вид» имеет два значения. Ибо видом называется образ и форма в смысле, например, образа статуи. Видом также называется стоящее под родом, иначе говоря, нечто от рода отделяемое. Так что род разделяется на виды, вид же есть отделяемое от рода, т.е. от сущности, и таковым является индивидуум. Индивидуумом он называется потому, что не может разделиться на многое; так, Пётр является одним, и не может быть много Петров, и он не может быть усматриваемым во многих. Существует, таким образом, высшая степень рода, или общая, т.е. называемая общей для многих, сущность, тогда как индивидуум есть нечто частное, т.е. ограниченное собой, о чём совершенно невозможно сказать как о многом. Потому и Василий Великий сказал, что разница между сущностью и ипостасью такая же, как между общим и частным, поскольку «общее» говорится о многом, а «частное» о чём-то <одном>.

Таково, согласно внешним мудрецам, это разделение. Наши же учителя как служители краткого Евангелия, оставив это многословие, создали легко воспринимаемое и постигаемое учение. То, подлежащее определению, смежное и соседствующее с индивидуумами, что внешние мудрецы назвали особым видом, божественные отцы нарекли сущностью, или природой, а индивидуум наименовали ипостасью, или лицом. Ипостась и лицо есть частичная сущность. Частичной мы её называем потому, что она не общая, но частная, и указывает на одного лишь такого-то, и чем-то осуществляемым и называется и является. И ипостась подобно сущности наряду с частным имеет общее и по имени, и на деле. Так, Пётр есть ипостась, но — и некая сущность, ибо он — такой-то, т.е. определённый человек, а не человек вообще. Итак, ипостась есть сущность, но сущность некая.

Следует заметить, что <это> утверждение не имеет обратной силы: ведь оттого, что ипостась есть сущность, сущность не становится ипостасью; и оттого, что Пётр — человек, имя Петра не распространяется на человека вообще. Есть ведь Пётр-Симон, сын Ионы из Вифсаиды Галилейской, Христов апостол; именно таким окажется и человек вообще, если человек — это Пётр. Но утверждения «Пётр — это человек» и «человек — это Пётр» необратимы; равно как и «ипостась — это сущность» и «сущность — это ипостась». А потому название «сущность» наряду с вещами получает и ипостась, сущность же от ипостаси не получает ничего. Отличие сущности от ипостаси, как представляется, по божественному Василию, таково же, каково — общего от частного, поскольку сущность упоминается при определении находящихся под ней ипостасей, а ипостась — ни при чём.

Если мысленно убрать сущность, совершенно исчезнет вместе с ней и ипостась, ибо тогда не будет человека вообще, ни Петра, ни Павла. А при исчезновении ипостаси сущность вовсе не исчезает: при исчезновении Петра не исчезает ведь человек вообще. Опять же при появлении ипостаси обязательно появляется и сущность, ибо, подумав о Петре, мы думаем и о его сущности, — что он человек. Когда же появляется сущность, не обязательно появляются все ипостаси, в связи с которыми о ней говорится: ведь при существовании человека вообще не необходимо быть Петру, пока человек полностью усматриваем в Павле и Иоанне.

Сущее может быть представлено только определением. Ведь если ты спросишь меня, что такое сущность человека, я тут же скажу тебе его определение: человек есть словесное смертное животное, отчасти воспринявшее противоположности, — и этим определением я полностью представлю тебе сущность человека. Ипостась же невозможно представить определением, но только — описанием. Если я захочу представить тебе какого-то человека, например Иоанна Предтечу, мне необходимо будет описать его таким образом: Иоанн, сын Захарии и Елизаветы, вскормленный в пустынях, лицом белый, черноволосый, высокий, одетый в верблюжью шерсть и имеющий на бёдрах кожаный пояс, питающийся акридами и мёдом диких пчёл, пророк и креститель, обезглавленный Иродом. Всё это и тому подобное характеризует ипостась, и тем самым ипостась описывается.

Сущность с сущностью не обязательно имеют совпадения, но обязательно — различия; ипостась же с ипостасью обязательно имеют и совпадения и различия.

Сущность с сущностью соединяются в синтезе, ипостась же с ипостасью не соединяются, но сопоставляются.

Сущность, соединённая с другой сущностью, образует единую ипостась; ипостась же, приставленная к ипостаси, образует не сущность и не ипостась, но нечто умозрительное, как то народ, хор, толпу и тому подобное — вроде того, о чём говори гея в Писании как об «ипостаси» и «ипостеме» иноплеменников: такого же рода выражения мы получаем, меняя предлог, ибо «ипо» ставится на место «сис», например: «ипостась», «ипостема» — вместо «систасис», «система».

На деле, в действительности, соединённые природы разделяются только мысленно; соединённые же ипостаси, напротив, объединяются только мысленно, на деле же, в действительности, друг от друга отделены.

Сущность никогда от себя не отличается, ипостась же имеет много отличий от самой себя.

О РАЗЛИЧИИ


Различие есть то, что усматривают у многого, различающегося видом, решая, что это такое. Различие есть то, что отличает вещи друг от друга, благодаря чему они и определяются. Говорят о трёх видах различия: общем, особенном и в высшей степени особенном. Невозможно ведь найти два какие-либо объекта, не отличающиеся в чём-то друг от друга. Одни различаются видом, другие ипостасью — от единовидной и единосущной ипостаси, третьи — ипостасью от самой себя. Вид человека отличается ведь от вида лошади, как словесный от бессловесного. Отличие же словесного и бессловесного называется сущностным. Подобным образом всё, чем отличается вид от вида, называется или природным, или сущностным, или относящимся к составу, или видотворящим отличием, или качеством, каковое внешние мудрецы называют в высшей степени особенным отличием, как нечто более собственное и представляющее природу, например: «словесное» и «воспринимаемое чувствами». И опять же человек отличается от человека и лошадь от лошади, ибо один высок — другой низок, один стар — другой молод, один человек мудр, а другой глуп. Всё это называется присущими различиями и качествами, зависящими от случая.

О СЛУЧАЙНОМ

Случайным является то, что возникает и исчезает без какого-либо вреда субъекту, т.е. не является сущностным, но состоится в подлежащей сущности. И это может быть или не быть с кем-либо: может ведь человек быть белым и не быть белым, а также быть <или не быть> высоким и мудрым и другим подобным.

Случайное разделяется надвое: на общие и на частные отличия. Общее отличие есть отличие отделяемое, например один сидит, а другой стоит; но возможно ведь, если сидящий встанет, а стоящий сядет, что их отличительные свойства от них отделятся и они ими поменяются. От себя, говорят, человек отличается отделяемым случайным свойством: ведь он отличается от себя, сидя или стоя, будучи молодым или старым, болея или здравствуя, и так далее. Отличие же в собственном смысле слова есть неотделимое случайное свойство, например кто-то светлоглаз и темнокож и тому подобное: отделиться от этого ему ведь невозможно. Именно неотделимыми свойствами ипостась отличается от ипостаси, но ни в коем случае не сама от себя.

ОБ ОСОБЕННОМ


Особенное есть то, что принадлежит всему и только одному виду и существует всегда. Особенное есть то, что не составляет сущности того, в чём существует, и не полностью воспринимает смысл его природы. Можно сказать, что особенное и своеобразное суть одно и то же. Так, своеобразием человека является способность ходить, держась вертикально, и смеяться. Хоть это и называется особенностью человека, но не входит в определение его сущности. Определяя здесь, что такое человек, скажу: животное словесное и смертное, — и полностью представлю, что он такое, не имея нужды говорить, что он прямоходящий и способен смеяться. Особенным должно называться главным образом то, что, будучи добавляемо, не оказывается избыточным, а не будучи добавляемо, не создаёт недостатка.

Особенное разделяется на четыре вида. Во-первых, это то, что присуще одному виду, но не каждому его представителю, как, например, измерение земли человеку, ибо лишь человек измеряет землю, но не всякий человек землемер. Во-вторых, это то, что свойственно каждому, но не только, как, например, двуножие, ибо всякий человек двуног, но не всякий двуногий — человек: существуют ведь и голуби и тому подобные. В-третьих, это то, что свойственно всякому человеку и только <ему>, но не всегда, как способность седеть, ибо это приложимо к каждому и только к человеку, но не всегда, а в старости. В-четвёртых, это то, что получается при объединении трёх первых, т.е. свойственно каждому, только и всегда, и что служит признаком, как, например, способность смеяться — признаком человека, а способность ржать — лошади, — о чём говорится как о свойстве присущем, ибо это особенность одной природы и она указывает на определяемое.

О СВОЙСТВЕ И НЕДОСТАТКЕ

Свойство — это соответствующие природе каждого действие и целостность, например для души это — целомудрие, мужество, мудрость, справедливость; для тела — исправность, пропорциональность членов и здоровье. Неполучение же, недостижение и полное уничтожение этого называются недостатком. Свойство отличается от состояния, потому что свойство изменяется с трудом, а состояние, в отличие от свойства, изменяется легко. Ибо свойство есть некое трудноподвижное и с трудом изменяемое качество, состояние же — качество, зависящее от конкретного случая. Ведь мы говорим, что такой-то враждебно или дружески относится к такому-то или что такой-то человек теперь здоровее, чем был прежде.

О ВЕЛИЧИНЕ И О КОЛИЧЕСТВЕ


Количество есть мера <и число>, измеряющие и исчисляющие, а величина — подлежащее числу и мере, т.е. измеряемое и исчисляемое. Из величин же одни делимы, а другие непрерывны. Делимые — это отделяемые друг от друга, как тридцать камней или десять фиников, ибо они отделимы друг от друга и называются исчислимыми, если только по причине малости и множества не будут измеряемы сосудом или чем-то в этом роде, как пшеница и тому подобное. Непрерывное же — это когда измеряемое является единым подобно единому дереву, которое оказывается длиной в два или три локтя, или же камню, или чему-то в этом роде, что измеряется как единое, и потому говорится о величине измеряемого.

Итак, о величине, или количестве, говорят применительно к числу, значению, времени и размерам. Пример числа: один, два, три и так далее. Пример значения: малое, большое, статир, талант и тому подобное. Пример времени: час, день, месяц, год. Пример измерения: длина, ширина, глубина.


Загрузка...