Рождение Зверя

Глава 11

Сергей, закрыв рукой глаза от сильного ветра, пытался перелезть через забор, когда услышал странный звук, удивительно похожий на автоматную очередь. Он прислушался, но ничего кроме завывания ветра так и не смог услышать.

— Похоже, послышалось, — проговорил Сергей, однако тревога его не отпускала, напротив, она становилась все сильнее и сильнее.

Последние метры до дома он несся уже сломя голову, совсем не разбирая дороги. Погода словно почувствовала его настроение и не переставая хлестала дождевыми струями по спине, подгоняя и подгоняя вперед. В один момент Сергею показалось, что еще немного и он взлетит, очередной забор сразу же возвращал его на землю…

Вломившись в густо разросшийся кустарник, он неожиданно остановился — прямо перед его носом висел автомат с поломанным прикладом. Сергей осторожно отогнул ветку и выглянул…

Около микроавтобуса, прислонившись к колесу, лежал смуглый мужчина. Он выглядел так, словно попал под пресс, который остановился чуть позже чем это было необходимо. Его коротко остриженная голова висела на неестественно вывернутой шее, а густая борода мокрыми от крови космами прикрывала огромную рану на груди… Это была натуральная дырища, в которую можно было свободно просунуть два здоровенных кулака. Такое отверстие вполне мог бы оставить выстрел от дробовика в упор, но вокруг раны совершенно не было следов пороха. Сергею даже на миг пришла интересная ассоциация — рана своими отогнутыми наружу краями сильно напоминала распустившийся цветок.

Он присел на корточки и пробормотал:

— Вот тебе и покойник…

Встав, Сергей стал осторожно пробираться вдоль автомобиля. Видимость становилась все хуже и хуже — даже раздвижная дверь, до которой было рукой подать, и та практически скрылась за стеной воды.

Он заглянул внутрь и буквально окаменел… Прямо перед ним, беспорядочной кучей, валялись молодые парнишки, в которых Сергей с ужасом узнал своих старых друзей. Мишка лежал широко раскинув руки, словно старался защитить своего младшего брата от видимой только ему опасности. Даже мертвым, он оставался старшим братом…, а младший — смешно подогнул под себя ноги и попытался прикрыть руками живот. Казалось, у него страшно болит живот…

— Два брата, две судьбы — одна пуля, — пробормотал Сергей.

Эта картина врезалась ему в память до мельчайших деталей… Длинный шов на темных джинсах, коряво зашитый неумелой рукой… Маленький синяк на скуле… Борозды, оставленные ногтями одного из братьев, в грязном полу микроавтобуса… Протертая до идеально гладкой поверхности подошва синего кроссовка… Сергей стоял и смотрел, со страхом осознавая, что он совершенно не испытывает эмоций: не было ни печали, ни жалости, ни горечи! Ни чего не было! Ему не было их жалко, точно так же он мог бы смотреть на кучу карандашей, беспорядочно раскиданных на столе…

Сергей медленно терял чувство реальности. Эта смерть близких ему людей окончательно выбила у него почву из под ног. Все вокруг для него изменилось — остановилось время, куда-то испарились эмоции… Происходящее вокруг перестало восприниматься сознанием в качестве единственной имеющей для него значение действительности: мозг отказывался считать все это настоящей жизнью. Словно Сергей, просидев несколько суток подряд за хорошим компом, встал так и не поверив, что игра то уже окончилась…

Сознание медленно дрейфовало… вокруг всего лишь одной мысли — убить! Найти и убить тех, кто поднял руку на детей! Эта мысль не казалось ему странной, наоборот, она представлялась самой что ни на есть нормальной и понятной любому. «Найти и убить» — это так же нормально для человека, как дышать, как есть и пить. Сергей не капли не сомневался в законности того, что предстоит ему. Он даже не верил себе сам, что можно поступить иначе, что можно отпустить безнаказанными этих людей!

Он медленно закрыл дверь автобуса и, подставив лицо хлестким струям дождя, неторопливо побрел прочь.

Дождь, не замечая всей земной грязи порождаемой людьми, нескончаемо лил, добавляя и свою. И без того разбитая дорога, покрывалась лужами, быстро перераставшими в небольшие озера. Каждый съезд с асфальта становился скользкой горкой, удержаться на которой не помогут ни какие тормоза. Грунтовка, уходившая за село, окончательно поплыла и могла с гордостью носить уважаемое среди автомобилистов звание болото, в котором вполне мог утонуть небольшой грузовик.

Темно-синий микроавтобус с бешеной скоростью несся по трассе. Водитель, тем не менее, вновь и вновь судорожно вдавливал педаль газа в пол; машина с каждым разом дергалась все сильнее и сильнее, но стрелка спидометра так и застыла около отметки 130 — мощный мотор поддержанной тойоты больше выдать был просто не в состоянии.

В зеркале заднего вида время от времени мелькало странное лицо; в нем сейчас вряд ли кто-нибудь смог бы узнать того самого Сержанта, который наводил ужас на врагов своего боса. По его широкому лбу стекала густая темная кровь, сильно рассеченная губа открывала вид на обломки зубов, и без того сломанный нос окончательно превратился в лохмотья, но, главное, — изменились глаза. В них навсегда потух бешеный огонек дикого зверя, которого невозможно насытить кровью… В свое время босс именно из-за них и обратил внимание на внешне не приметного паренька, который во всем уступал обступившим его мускулистым быкам. Тогда Сержант на всю жизнь запомнил его слова — «у него глаза жаждущего крови зверя»… Только сейчас взгляд его стал тусклым, словно из груди изъяли батарейку, питавшую его все это время. В глазах поселился страх — безумный страх! Это были глаза ребенка, которому родители так и не смогли объяснить, что под его кроватью нет ни какого «бабайки». Сколько бы его не успокаивали и не светили в темноту фонариком, он все равно чувствовал, что кто-то там сидит и ждет, когда все уйдут.

Сержанта переполнял какой-то иррациональный страх… Он впервые столкнулся с тем, перед чем пасовал его разум, который сложил лапки и совершенно затих… Его никогда не пугало острое лезвие ножа, мелькавшее перед лицом, дуло пистолета, застывшее перед глазами или гибкая удавка, захлестнувшая горло. Все это он понимал, все это для него было нормальным — нормальным до тошноты! Но как бороться с тем, чего не существует? Что делать, если врага нельзя остановить, если против него бессильны пуля и клинок? Остается лишь одно — бежать без оглядки, не останавливаясь ни на минуту, что, собственно, он и сделал!

Он устало вытер со лба кровь и вновь уставился перед собой… Дорога нескончаемой лентой устремлялась вдаль, деревья со скоростью пулеметной ленты мелькали за окном… — все это убаюкивая и успокаивая. Постепенно, напряжение стало спадать, морщины на лбу разглаживались, все реже и реже он оглядывался назад и вздрагивал всякий раз, когда обгонял очередную машину…

Сержант вспоминал, как хорошо все начиналось — клиент с детьми пойман и вот-вот сядет в автобус, оставалось только замести следы и отправляться домой, предвкушая долгожданный отдых. «Однако по закону подлости, если что-то плохое должно будет случиться, оно обязательно произойдет, — его аж затрясло от такой мысли». Именно так и произошло — раздавшийся звук выстрелов перечеркнул все их надежды…

Он прекрасно помнил, как вся их толпа в полтора десятка человек, с недоуменными лицами бросилась к автобусу. Впереди всех, размахивая двумя беретами, бежал Ара. С развевающимися длинными черными волосами, во все еще белоснежной сорочке, он, действительно, был похож на жестокого и в тоже время прекрасного бога войны, который мчится по полям сражений, собирая кровавую дань. Прямо за ним, буквально дыша ему в затылок, несся его горилоподобный заместитель. Сам Сержант был на месте лишь через пару минут, справедливо рассудив, что спешить на свои похороны ни когда не следует.

То, что он увидел у автобуса, до сих пор бросало его в дрожь… Сжимая крепче руль, Сержант чуть не до стона скрипел зубами, стараясь прогнать это видение… Но оно не уходило…

Перед его глазами с самыми мельчайшими подробностями вставал один из подручных Ары, которого кто-то разделал в лучших традициях Голливуда.

Он лежал на животе около самого колеса. Казалось, человек неосторожно подскользнулся и упал, ударившись головой, но вот-вот он встанет, очистит одежду от грязи и пойдет. Не верилось, что это кавказец, прошедший огонь и воду десятков военных конфликтов мог просто подскользнуться и упасть… Однако, в его спине, чуть ниже лопаток, появилась огромная рана, через которую до половины вылазил окровавленный позвоночник.

Люди стояли и смотрели на тело не произнося ни слова… Потрясенный Ара, присев на корточки, пытался нащупать на руке пульс. Он и так и эдак мял запястье, пока Сержант его не окликнул. Ара посмотрел на него, потом медленно обвел глазам всех столпившихся и начал визгливо орать:

— Кто это сделал? Я спрашиваю, кто это сделал?… Искать! Всем искать! Шкуру спущу!

Все смешались: и горцы и славяне носились, размахивая оружием, как заведенные… Лишь Ара и Сержант остались у тела. Они перевернули его и осторожно посадили у колеса. Вдруг горец тихо проговорил:

— Не понимаю… он же только что пошел к автобусу с этим попом… Так, что же это поп его?…

Сержант, ни чего не ответив, отошел от него и осторожно заглянул в салон. Через секунду, он недоуменно прошептал:

— Вот тебе и сюрприз… — пацанов тоже кто-то замочил!

Осторожно переступив через одно из тел, он сел около окна. Ему чертовски нужно было время, чтобы обдумать все случившееся…

Пытаясь пройти очередной поворот, Сержант чуть не вылетел с трассы. Буквально, в последний момент ему удалось выровнить машину. Слегка чиркнув крылом, микроавтобус вновь устремился прочь от злополучного места.

… Трясущейся рукой, Сержант вновь и вновь пытался зажечь сигарету. Колёсик зажигалки делал оборот за оборотом, щедро пуская искру, но огонь так и появлялся. В конце концов, он просто выплюнул сигарету на соседнее сидение и снова провалился в оцепенение…

Сидя около трупов, он пытался понять, что же здесь произошло. «Сама ситуация была какой-то ненормальной, а точнее её просто физически не могло быть…, - рассуждал Сержант. Он прокручивал десятки вариантов, которые могли бы хотя бы с малой долей вероятностью хоть что-то объяснить… Однако все они были какие-то не полноценные, не доношенные… «Чего то не хватает… — какой-то маленькой детали…, который бы все сразу же расставил по своим местам…».

В тот момент Сержант даже предполагать не мог, что так нужный ему кусочек этой огромной головоломки был совсем рядом с ним. Буквально в пяти шагах от микроавтобуса, сокрытый от всех густыми кустами и проливным дождем, лежал изрешеченный пулями труп светловолосого парня, из-за неутоленной жажды мести которого все и началось… Однако, даже его находка сейчас ничего бы не изменила! Время, отпущенной судьбой всем героям этой схватки, уже подходило к концу и ни Сержант, ни Ара, ни их люди были не в состоянии его отсрочить…

Откинувшись на спинку кресла, Сержант пальцем выводил какие-то замысловатые фигурки на запотевшем стекле: рисование всегда помогало ему сосредоточиться. Перечеркнутые треугольники, длинные крестики, угрюмые рожицы — все это ряд за рядом густо покрывало стекло, рождая в нем какие-то странные ассоциации.

Он потянулся, чтобы нарисовать очередную фигурку, как вдруг машину потряс страшный удар — прямо рядом с ним стекло разлетелось на сотни маленьких осколков..

— …Ад! Это был ад! — очнувшись, бормотал Сержант. — Стеклянный дождь падет на грешников и сметет их как Содом и Гоморру… Демоны поднимутся из земли, чтобы убивать, и прольются реки крови…

В появившемся отверстии показалось обезображенное лицо, кожа на котором висела длинными кровяными лохмотьями. Ухватившись руками за острые края окна, человек отчаянно пытался влезть в салон. Не замечая стекающую по рукам кровь, он тянулся к сидению, словно это был для него последний шанс спастись. Наконец, ему удалось ухватиться…, и перекинув ногу, он стал медленно вползать. Он уж почти залез, когда что его потянуло назад. Жалобно поскуливая и ломая ногти в кровь, бедолага ожесточенно царапал обшивку сидения, изо всех сил стараясь задержать свое движение… Еще миг и его словно застрявшую пробку с такой силой вырвало из салона, что остатки плоти повисли на краях окна…

Все это время Сержант был в ступоре, ошеломленно наблюдая страшную картину. Как только человек исчез, он, словно очнулся ото сна и, выхватив автомат, стал очередь за очередью посылать в проклятый дождь, забравший одного из его людей. Нажимая на курок, он что-то с яростью кричал, а перед глазами стояло обреченное лицо его солдата. Тот уже все понял, но все таки продолжал царапать сидение. Слезы текли по его лицу, оставляя за собой чистые дорожки…

Ара кричал, ожесточенно тряся его за плечо, но из ствола продолжали лететь пули. Наконец, боек печально щелкнул, проводив последний патрон, и автомат замолк.

— Лысый черт, хватит! — наконец донеслось до Сержанта, и он повернулся…

Горец отшатнулся, едва увидел лицо своего напарника. Это была страшная маска, под которой едва угадывались знакомые черты.

Сержант смотрел на него так, словно видел первый раз. Потом он отрешенно поменял магазин и, вздохнув, бросил в пустоту:

— Ара, на нас кто-то охотится. Охотится, как на дичь!

И через мгновение, продолжил:

— Ты, понимаешь? Это же все игра! Он играет с нами, играет как с малыми детьми…

Вынув из наплечной кобуры пистолет, он перезарядил и его, приговаривая:

— Черта с два, он меня получит! Никто еще не уходил от Сержанта, иначе как вперед ногами!

Больше друг друга они уже не видели. Ара погиб почти сразу же, как отошел от автобуса. Последнее, что он почувствовало, было прикосновением холодных и влажных рук, стальным капканом сжавших его горло. Поджарое, налитое мускулами тело, было приподнято высоко над землей и висело там до тех под, пока не раздался непрятный хруст. Только после этого то, что было Арой, упало подняв брызги, в самую грязь…. Его дорогой пиджак, сшитый на заказ знаменитым парижским кутюрье, оказался непоправимо запачкан; противная черная жижа затекла внутрь, под его подкладку, намочив пухлый кошелек, что самым краешком выглядывал из внутреннего кармана.

Сергей шел совершенно спокойно, словно люди перестали быть зверьми, словно солнце стало светить ярко ярко, словно розы сбросили свои шипы…

Все вокруг было затянуто в серую пелену дождя, из которой время от времени выходили фигуры вооруженных людей. Их появление было похоже на пробу кисти начинающего и совсем еще неопытного художника. Сначала на сером холсте, который сплетался дождевыми струями, появлялся слегка размытый человеческий контур, чуть позже его линии начинались утолщаться, внутреннее пространство темнело. В конце концов, весь рисунок наливаться объемом, а потом фигура оживала.

Его взгляд выхватывал из серой мешанины то высокого кавказца, настороженно водящего из стороны в сторону автоматом, то крепко сбитого славянина, напряженно осматривающегося…

Первый противник, с кем он столкнулся нос в нос, умер так быстро и просто, что Сергей удивился. Он практически не прикладывал усилий, а здоровенная туша килограмм под сто легко взмыла вверх, будто летала так всю жизнь и сейчас лишь возвращалась в свое естественное состояние.

Когда за спиной раздался гулкий звук шлепка, он наткнулся еще на двух, привыкших работать в паре. Они стояли спиной к спине, ощетинившись двумя стволами. Однако в этот раз такая схема, выручавшая их не раз в городских разборках, дала системный сбой, закончившийся для обоих фатально.

Оба бойца мгновенно среагировали на шум упавшего тела, одновременно направив туда оружие. Такой оплошности смерть простить им не могла… Сергей не торопясь зашел сзади и напал… Даже непробиваемые черепа боксеров не выдержали бы мощи нанесенных ударов. Раз, и они раскололись, словно перезрелые арбузы от неосторожного толчка.

— Еще плюс два, — подвел итог Сергей, когда тела конвульсивно дергаясь упали на земли.

Он посмотрел на оружие, сиротливо валявшееся около трупов, и недоуменно покачав головой пошел дальше.

Туман, поселившийся в его голове, еще не рассеялся и Сергей не понимал, для чего ему нужны ему эти предметы. Он не видел в них ни какой нужды — они оставались для него предметами в себе, от которых исходила опасность.

Метров через тридцать на его пути встал черный BMW, за которым, судя по голосам, расположилось человек пять — шесть горцев. Они о чем-то ожесточенно спорили; их резкие гортанные голоса раздавались на всю округу. Казалось еще немного и сыны Кавказа перестреляют друг друга. Время от времени кто-то из них сбивался на русскую речь (оказалось, из русского языка им знаком не только мат — прим. автора).

— Будет так, как я сказал! — с нескрываемой угрозой проорал один из них.

— А не много ли ты на себя берешь, Аслан? — задал ему кто-то вопрос. — Слинять надумал, а весь позор на Ару повесить хочешь? Или ты трус?

Раздавшийся звук удара и сразу же падающего тела, показал, что последнего говорить не стоило.

— Аслан никогда и ничего не боялся! — с гордостью прошипел он, назвав себя почему-то в третьем лице. — На моем счету две сотни федералов, которых я лично, своей рукой, резал, как баранов. И не такому шакалу, как ты, говорить мне о трусости! Оставайтесь сами в этом проклятом месте, мне здесь делать нечего!

Было слышно, как он громко плюнул, и развернувшись, пошел прочь. Не успел стихнуть топот его шагов, как воздух прорезал убийственный вопль, резко сменившийся продолжительными хрипами. Через минуту, нарушив оглушительную тишину, на дорогу упало какой-то предмет и медленно подкатился к ногам того самого человека, что назвал Аслана трусом.

Горцы даже разбираться ни в чем не стали, мгновенно открыв огонь из всего своего арсенала. Автоматные очереди огненными хлыстами вспарывали серую пелену и свинцовый дождь в этот миг мог на равных поспорить со своим небесным собратом.

Огонь прекратился лишь тогда, когда опустели магазины автоматов. Остро запахло порохом. Было слышно, как негромко переговаривались горцы…

— Попали?

— Иди и проверь…

— А кто это был то?

Чувствовалось, что они напуганы до глубины души. Напуганы так, как может боятся только суеверный и необразованный человек.

Кто сказал, что дорогой пиджак и часы смогут полностью изменить человека? Смогут переделать его характер, привычки, перекроить сущность человека? Точно также и бойцы Ары, несмотря на дорогой одеколон, модную прическу и одежду, оставались детьми гор в самом хорошем смысле этого слова, с присущей им порывистостью, страшной обидчивостью, прямотой и упрямством. Они с храбростью обреченных бьются за жизнь и честь своих родных, за родной дом и свой аул. Но, если вдруг, все резко меняется — и рядом нет родных стен, которые нужно защищать, рядом не рыдает обесчещенная сестра, и не рвет на себе волосы седой отец… Если все вокруг стало другим — непонятным, необычным, непредсказуемым… Если исчезла точка опоры, которая придавала человеку силы и решимость сражаться… Что тогда случиться с этими самыми людьми? Разве не превратиться бесшабашный джигит в испуганное и озирающееся существо, которому отовсюду грозит опасность.

Все это может случиться с любым из нас, будь ты русский или татарин, мордвин или еврей. Выбей из под ног почву, лиши человека привычных ему вещей, образов и понятий и он испытает шок. Любое странное и непонятное проишествие, как раз и является этим провоцирующим нас фактором.

В каждом из нас до сих пор под небольшим налетом цивилизованности прячется маленький первобытный человечек, который готов в любом необъяснимом явлении видеть руку бога или дьявола.

Пока раздавалась стрельба, Сергей осторожно приблизился к машине и затаился у её задней дверцы. Отсюда он прекрасно видел, насколько были испуганы люди. Напряженные лица, широко раскрытые глаза, побелевшие пальцы, судорожно сжимавшие оружие — всё это просто кричало об испытываемом ими страхе. Все пять человек, встав спиной к машине, были готовы стрелять на любой подозрительный звук.

Однако опасность пришла к ним со всем не стой стороны, откуда они её ждали…

Бах! Гулкий удар в клочья порвал крышу автомобиля! От неожиданности Сергей мгновенно отпрыгнул назад и пружиной сжался от ожидания. Краем глаза он заметил, как что-то большое тенью метнулось с крыши. И сразу же воздух прорезали страшные вопли — смерть уравняла их всех; для нее не важно, кто ты и как ты молишься. Имеет значение лишь одно — готов ли ты умереть, согласен ли ты прекратить борьбу и отдаться на ее милость? Если в твоих глазах угас огонь борьбы и ты согласен не жить, а существовать любой ценой, то смерть придет за тобой…

Горцы, известные своей стойкостью и упрямством, орали дурниной, словно сам дьявол пришел по их души. Крики сменялись хрипением, хрипение — бульканьем, а в итоге, звучали только смачные чавкающие звуки.

Звуки агонии словно красная тряпка для быка вновь ввергли Сергея в безумное забытье… В нем опять проснулся зверь, жаждущий крови, жаждущий битвы с врагом. Время остановилось и превратилось в тянущуюся до бесконечности резину. Кровь бурными потоками врывалась в мышцы, заставляя содрогаться все тело. Все сомнения, нормы и правила смыло волной адреналина — остались лишь инстинкты…

Резкий рывок и гибкое тело легко перелетев машину обрушилось на врагов… Но их не было! Красными от крови глазами-щелками, он искал…, искал хоть что-то, что могло представлять опасность. Взгляд скользил по груде металла, бывшей раньше машиной, по разбросанным телам, искореженным неведомой силой, по вспыхивающему от дождя асфальту.

Увиденное чугунным молотом ударило в сознание, вернув Сергея в реальность. Он с ужасом оглядывался и не верил своим глазам. Вокруг не было ни одного целого тела. Страшные рваные раны зияли на навечно застывших трупах. Вырванные конечности, куски тел усыпали все пространство около машины. Отвратительными бурыми змеями по асфальту ползали кишки…

Его скрутило от резкого приступа рвоты, фонтаном рванувшейся наружу. Остатки вчерашнего ужина, сегодняшнего завтрака стремительно вырвались на воздух. Тело сотрясали конвульсии, скручивало в дугу; казалось, еще немного, и организм не выдержит и его внутренности также окажутся на улице.

В конце концов, приступы стали затихать и бурный поток зеленой жижи сменился слабым ручейком жидкости. Сергей устало шлепнулся на дорогу и со стоном закрыл глаза.

— Их всех разделали… Разделали как свиней на скотобойне… — еле слышно бормотал он, не скрывая свой страх. — Боже, что же это такое?! Что же здесь твориться?!

— А ты что ж, значит, ждал праздника? — неожиданно совсем рядом раздался отчетливый насмешливый голос. — Взываешь к Господу нашему? Ждешь помощи? А ты сам, что сделал, чтобы побороть Зло?

Лежащий недалеко священник, медленно очертил рукой широкий круг, и с рвущимся наружу отчаянием проговорил:

— Зло у нашего порога… Оно убивает наших детей, сжигает наши дома… Антихрист уже давно бродит среди нас, сея ненависть и злобу! А что делаем мы? Что делаем мы, люди, что исторгнуть Врага Человеческого из наших сердец? Мы не делаем ни чего! Мы только насыщаемся! Жрем, жрем и жрем, позабыв обо всем на свете. Насыщение стало нашим богом! Разве для этого мы появились на божий! Разве для этого в муках появляется из утробы матери человек… Мы позабыли, что мы люди, а не звери… Мы все сдались Мамоне, и стали его слугами…

Он осторожно перевернулся на спину и подтянул ближе окровавленное бедро. Кровь алым следом тянулось от его ноги куда-то вдаль.

— И ты тоже сдался. — обвиняющим голосом продолжил он. — Страх поселился в твоем сердце: липкий, отвратительный страх, своими щупальцами сжимает тебя, заставляя сомневаться. Пойми же наконец, весь твой мир, все что тебя окружает, — все это ни что иное, как испытание… Своей жизнью ты отвечаешь только на один самый главный вопрос, стал ли ты человеком? Каждый твой поступок, каждое твое желание, мысль и фраза — это твое большое или маленькое сражение на пути к настоящему Человеку — Богочеловеку!

Отец Анатолий, опираясь локтем в асфальт, с трудом приподнялся и устремив пронзительный взгляд на Сергея чеканя каждое слово произнес:

— Сдашься сейчас, и ты проиграл! Уйдешь и ты будешь жить…, хорошо жить…, богато… Огромный и роскошный дом, дорогие машины, прекрасная любящая тебя семья и хорошая работа… Но ты проиграешь самому себе, своим мечтам и желаниям! Ты постараешься забыть все, что здесь произошло, и возможно, тебе это удастся. На деньги можно нанять отличного психотерапевта, который убедит кого в чем угодно. Только уже больше никогда, ты не станешь доверять самому себе. В глубине души ты перестанешь уважать себя и всегда будешь знать, что встал не на ту сторону… И как бы ты себя не уговаривал, что в жизни все бывает и случаются самые страшные события, все равно осознание ужасной ошибки будет преследовать тебя всю твою жизнь, выпивая до дна её каждое мгновение. А в дождливые дни, когда ливень не прекращая барабанит по крыше, ты будешь включать свет и музыку во всех комнатах, громко разговаривать, ругаться или смеяться, лишь бы не слышать, что будет нашептывать твой внутренний голос. И вряд ли таблетки и спиртное здесь тебе помогут заглушить его. В один вечер, через год, через два или через двадцать, когда ты устанешь бороться с самим собой и возненавидишь себя, тебе придется сделать страшный выбор…

Закончив говорить, он медленно лег на асфальт, подставив лицо дождевым струям…

Они долго и неподвижно лежали, не произнося ни слова, и обоих изнутри пожирал огонь отчаяния. Один осознавал, что так и не смог защитить самых близких ему людей, а второй — что чуть не оказался Иудой предателем…

Капля за каплей душевный яд разъедал его душу, причиняя невообразимые физические страдания. Ужасные слова, ужасная правда не просто выбили его из привычной колеи, но и практически полностью его уничтожили. Его мечты, радости, печали и страдания казались ему теперь настолько приземленными, незначительными и смехотворными, что вызывали отвращение. Он казался себе маленьким кротом, который своим предназначением считал беганье по темным и вонючим коридорам и поиск полусгнивших зерен. Вся его жизнь явилась обманом — эдаким маленьким подземельем, где бегают и грызутся миллионы таких же как и он, незаметных существ. Он понял, что все время боялся поднять голову и посмотреть вверх, в самую высь, туда, где вместо темноты раскинулся новый и светлый мир… Мир, где живут настоящие люди, для которых понятия «справедливость», «сострадание», «самопожертвование» и «любовь» не только не утратили своего исконного значения, но и наполнились более глубоким и чистым содержанием.

… Сергей открыл глаза и увидел, как сквозь пелену туч пробивается маленький солнечный лучик, словно говоривший, что еще не все потеряно и можно все изменить… Теперь он точно знал, для чего должен жить, для чего должен быть сильным. С этого момента жизнь стала для него борьбой со Злом, в самых различных его проявлениях, будь это вселенское зло или мелкое гаденькое прощаемое всеми зло. И не важно, что эта борьба бесконечна и тяжела…

Он дополз до священника. Из его бедра тела кровь, по-видимому, была задета артерия. Перетягивая ремнем ногу, Сергей заметил небольшое пулевое отверстие в плече, которое уже практически не кровоточило.

Взяв его осторожно, как младенца на руки, он пошел в дом. Чудом не утонув в непролазной грязи, Сергей добрался до крыльца и с ужасом заметил, как входная дверь стала осторожно стала открываться. На пороге появились два человека, которые остолбенели от столь неожиданной встречи. Шедший первым быстро опомнился и прямо с бедра открыл огонь. Пули, вспарывая воздух, устремились прямо в цель…

Сбрасывая с рук священника, Сергея мгновенно прыгнул вперед, стремясь сократить расстояние. Время вновь стало растягиваться и замедляться. Он прекрасно видел, как широко раскрыты глаза у его противника, как медленно выплевывает автомат смертоносные пули. Подобно адским псам они набросились на него и стали рвать его тело. Но все таки ему удалось достать убийцу…

Приземляясь, в широком замахе Сергей его снес вместе с крепкой дубовой дверью. Второй в этой время дрожащим пальцами пытался пристегнуть новый магазин, который как необъезженный жеребец все норовил вырваться из его рук. Мощная оплеуха, сломав его шею, прекратила все его страдания…

Сергей бросился в дом, надеясь найти первого и добить его окончательно. Однако на полу кроме разодранной в клочья двери ни чего больше не было. Он пробежал взглядом по комнате и остановился на открытом окне.

— Ушел…, - прохрипел Сергей и резко развернувшись исчез…

Сергей еле переставлял ноги в мешанине из грязи и глины… Особенно трудно ему дался последний подъем: несколько раз он срывался и катился в самый низ оврага. Но отдышавшись и собравшись с силами, он вновь полз наверх, толкая перед собой тело священника. Наконец, перевалившись за пригорок, Сергей облегченно выдохнул:

— В безопасности…

Он повернулся к священнику и прислушался к его дыханию. Вскоре ему удалось уловить еле слышные прерывистые вздохи… Едва потянулся протереть испачканное грязью лицо, как, вдруг, отец Анатолий открыл глаза. Увидев Сергея, он что-то попытался сказать, но из его губ выходили невнятные бормотания. Сергей осторожно накрыл губы священника рукой и пригрозил ему пальцем:

— Ни чего не говори. Тебе сейчас вообще вредно говорить… Потерпи браток немного… Сейчас по мобиле вызовем ментов, скорую, эмчэесников и еще черт знает кого… Они разберутся со всеми, тебя подштопают…

Однако священник так странно посмотрел на Сергея, что сразу же прервал его словесный поток. Он убрал руку с его рта… и отец Анатолий стал с трудом говорить:

— … Извини, что втравил тебя в эту историю.

Не обращая внимание на его яростное отнекивание, он продолжил:

— Слушай внимательно… Все эти смерти не должны остаться безнаказанными… Ты меня понял? Не должны!

Отец Анатолий замолчал; говорить ему становилось все труднее и труднее…

— Тогда я тебе рассказал далеко не всё… Иначе поступить я не мог — на кону была моя семья… Коршун был не далек от истины, говоря о деньгах моего рода. Они действительно все сохранили… Незадолго до революции все свое имущество им удалось обратить в драгоценности. Речь идет об огромной сумме, перед которой богатство графа Монте-Кристо покажется карманными деньгами… Запоминай… знак… трех…

Договорить он не успел — кровь хлынула из рта, тело пронзили конвульсии… Через несколько минут все было кончено…