Рождения

— Ваше высочество, может, ну его, этот ваш дворец. Мы и тут неплохо устроились. Так зачем же портить интим? Присоединяйтесь к честной компании. — Разворачивая и не отпуская пальцев Анис, Куман попытался подвести её к столу.

— Правда, ваше высочество. — Со всех углов зала послышались солдатские приглашения. — Не побрезгуйте разделить трапезу бедных подданных вашего высочества.

— Ну право же это неудобно. — Зажеманилась Анис, приятно удивившись такому повороту событий. — Я девушка приличная, — продолжала она, приближаясь к столу, — а потому в компании мужчин без свиты своих дам находиться не могу.

— Так за чем вопрос? — Тут же вклинился вампир. Все, что касалось женского пола, мимо его ушей не проскакивало. — Вы прикажите им присутствовать, чтобы защитить вашу честь, а мы уж поухаживаем. Ради того, чтоб лицезреть вас, наша ненаглядная и всеми любимая, мы готовы пойти на любые жертвы.

— Да что вы. — Совсем растаяла дочка хаоса.

Куман, обведя комнату взглядом и заметив формирующиеся в углу кресло, быстро ухватил его и направился к принцессе. Совместными усилиями усадили туда толстый, необъятных размеров зад Анис. Пристроившийся рядом Влад продолжал масленым голоском петь дифирамбы.

— Вы наша надежа и защита всех угнетенных, милости просим к солдатскому столу. Не побрезгуйте питьем и харчем, преподнесенным честной рукой ваших подданных. — Протягивая полный стакан водки принцессе, продолжал свой монолог вампир.

Со всех концов стола неслась хвала разомлевшей девице. Под громкое «пей до дна» принцесса махом опустошила стакан, как заправский солдафон, крякнула от удовольствия и, похрустывая огурцом, сказала:

— Чего-то стол у моих вояк пустой, али батюшка совсем паек урезал? — Подобревшая и раскрасневшаяся дама вопросительно оглянулась на старшого.

— Никак нет! — по военному гаркнул тот. — Мы, ваше высочество, всем довольны и благодарны за столь великую честь служить вам и нашему несравненному хозяину. Ура!

— Ура, ура, ура! — Подхватили воины, опрокидывая в глотки горючку.

— Я, конечно, очень тронута столь приятным отношением к моей особе…

— Чтоб ты в тартарары провалилась. — Тихо сказал старшой, наклоняясь к Куману.

— Тсс, не хватало еще, чтоб эта мегера нас услыхала, тогда нам обоим без головы быть, а я уже такое проходил, больше не желаю. — Шепотом произнес Куман.

Но Анис, расплывшаяся после выпитого и ублаженная обхаживаниями Влада, совсем потеряла бдительность. Она с легкой улыбкой слушала мурлыканье словоохотливого вампира. Зря, что ль говорят «женщина ушами любит». Влад, бегая вокруг девицы, все вещал:

— Какое счастье для того государства, которое украсит этот бриллиант…

— Во дает. — Ухмыльнулся Куман, поворачиваясь к старшому. — Гляди, моя школа.

— Ну да, вижу, тот еще угорь.

— Ну как поет, как поет, я бы, наверное, лучше не смог.

— Дорогая вы наша, мне оказана большая честь, — продолжал вещать Протыкатель, — стоять у истоков начала новой эпохи восхождения на престол такой сиятельной особы, как вы. А может и не восхождения, а просто приезда в наше государство тьмы.

— Чего? — Рука Анис, подносившая стакан ко рту, остановилась на пол пути. Дама с угрозой начала сверлить взглядом Влада. В воздухе запахло скандалом. Поняв промах помощника, Куман кинулся на выручку.

— Ваше высочество обратило внимание на тупого вампира?! Негоже столь высокородной особе слушать глупости недостойного раба. — Оттирая Влада подальше от неприятностей и занимая его место, продолжал спасать положение Куман. — Тут дело тонкое, политическое, не мне вам, несравненная вы наша, объяснять. Это вы нам с вашей проницательностью и знанием дипломатических тонкостей должным образом можете донести всю политическую обстановку. Так я говорю, бойцы невидимого фронта?!

Куман обернулся к стражникам в поиске поддержки.

— Так точно! — Гаркнули во всю луженую глотку солдафоны.

— Вот видите, прекрасная принцесса, сколь сильна любовь и доверие ваших подданных вам. Так зачем же прислушиваться к недостойному, тупому недоумку в лице этого. — Ткнул рукой в сторону Влада Куман.

— Ну, я это… — Заёрзала Анис, видя какой оборот приняла беседа. — Я и сама все поняла, только вот не успела, — опрокидывая в себя стакан водки, словно это была вода, продолжала она, — а я даже и не думала обращать.

Вздох облегчения прошелестел в зале, давая понять, что гроза миновала и веселье снова закипело на полную катушку. От греха подальше Влада отправили за другой конец стола.

— Вот и ладненько. — Умащиваясь рядом с толстой Анис, продолжил Куман. — Тут, принцессочка, дело такое, — наклоняясь к заросшему, как у лесного зверя, уху бабенции, продолжал заливать жиденыш. — Я тут своим скудным умишкой покумекал на досуге и думаю, ваше просвещенное высочество, выслушает недостойного.

От таких фраз Анис подбоченилась, выпучила необъятную грудь, милостиво взмахнула ручищей и произнесла.

— Говори, парламентарий, разрешаю.

— Ага, ну так вот я, Анисочка, узнав, что ты замуж нацелилась за нашего Люцика, нет я конечно же руками и ногами, то есть всеми копытами за, только вот думаю со стратегической точки зрения этот союз слишком хлипок.

— Ты чего?! — Приподымаясь в кресле и нависнув над бедным Куманом, зарычала недовольная дама.

— Ты погодь кипятиться. — Тут же ухватил Куман за руку взбешенную бабу. — Сама ведь толковала, что отомстить желаешь, так?

— Ну так. — Опускаясь обратно в кресло, согласилась принцесса.

— Ну так вот, выйдешь ты замуж за Лютика, и что?

— Что-что, в бараний рог этого черного недоноска шакальей мамаши скручу, на изнанку весь потрох выверну, да на вертело подвешу, и сама шашлык буду делать. — Все больше распалялась принцесса.

— Хорошо, дорогая вы наша, хорошо. — Поглаживая толстую ручищу, продолжал говорить Куман. — Вот только в законодательстве заковырка есть нам с вами неугодная, а я решил служить верой и правдой своей будущей королеве.

— Правильно решил. — Перебила засиявшая, что начищенный самовар, дочь Хаоса. — Дак что там за заковырка у тебя?

— Не у меня, а в законодательстве.

— Ну не тяни кота за яйца, говори.

— Я и не тяну, я и говорю, что после первого вашего выкрутаса его величество возьмет развод, а вас обратно к папашке отправит, и это еще хорошо, если к папашке, а не в монастырь на перевоспитание.

— Чур тебя! Ты чего пугаешь, это как разведется, да я его, да я ему…

— Вот, вот, лучше всего хитростью да изнутри подтачивать, но не мне же вас, несравненная, интриганству учить.

— Ясно, что не тебе, да ладно уж выкладывай, что придумал, коли что стоящее, то озолочу, по правую руку посажу, советником первым при мне будешь. — Уже видя себя хозяйкой Преисподней, раздавала титулы Анис.

— Премного благодарен. — Расшаркался Куман. — Ваша милость для меня заменит все награды и почести.

Гляди, как врет, не знай я своего дружка, сам бы уверовал, подумал Влад, наблюдая за Куманом с другого конца стола. Тем временем наш гигант мысли все ближе подбирался к основному, как умыкнуть без последствий для своей шкуры Тинея.

— Так вот, на чем мы остановились?

— Ты сказал, что меня царевной сделаешь.

— Мадам, ну вы как бур прете, не остановишь. Так вот, чтобы вас не выслали из Преисподнего государства али хуже всего, не подвергли заключению с последующими исправительными работами, я предлагаю отказаться от брака с королем Преисподней.

Все застыли в немом молчании, уставившись на Кумана, как на умалишенного. Первой пришла в себя Анис.

— Слушай, или ты дурак или слишком умный, одно из двух. Но пообщавшись с тобой я поняла, что ты далеко не дурак, а раз так, то объясни, как, не выходя замуж за Люцика, я стану хозяйкой в Преисподней.

— Ну вот, вижу перед собой умную женщину.

— Ты мне зубы не заговаривай, а давай говори, если есть что сказать.

— Есть, несравненная Анис. — Напыщенно произнес Куман, вскидывая при этом руку как на параде. — Ну, чего уставились?! — Прикрикнул он на стоявших и занемевших солдат. — Что уши-то развесили, не вашего это ума дело, а государственная тайна нашей дипломатической миссии. Так что наливай и пей, гуляй братва, а мы с вашей принцессой погуторим, так сказать, тет-а-тет.

Вокруг все зашевелились, снова зазвенели стаканы, захрустели огурцы, полилась беседа пьяная.

— Вот это правильно. — Удовлетворено хмыкнул Куман. — Значить так, для начала нужно мужа вам попроще выбрать, чтоб не на виду был.

— А выгода тут какая? — Не поняла принцесса.

— Да самая прямая для вашего высочества, во первых, вас без разрешения мужа из государства нашего темного даже сам Люцик не сможет турнуть, а под покровом опять же таки вашего суженого можно будет отомстить обидчику. Да если еще и суженого привлечь в свои ряды, так вообще проблем не будет. Многие настроены супротив диктатора, а там и до революции не долго. — Понизив голос до шепота, говорил Куман.

— Ой ты! — Выдохнула принцесса. — Это же переворот!

— А что, наша принцесса испугалась? — Ехидненько спросил Куман.

— Чего? Я?! Да ты, сопливый пес, с кем так говорить смеешь? — Вспыхнула примадонна. — Да чтоб я бояться, это пускай меня боятся! — Потрясла поднятыми над столом кулачищами Анис.

— Ну вот, теперь я вижу женщину, горящую праведным огнем за справедливое отмщенье поруганной чести. Приклоняю колено и салютую. Вот, посмотрите все на нового предводителя нашего бесовского государства.

— Ладно тебе, совсем барышню засмущал. — Поднимая и забрасывая, словно шавку себе на колени Кумана, кокетливо воркотала Анис. — Гляжу я на тебя, парень ты смышленый, далеко пойдешь. Мне такие поданные нужны, так что вот тебе мой сказ, слушай меня, и я тебя выведу в люди.

— Рад служить вашему высочеству. — Гаркнул Куман. — Вот за это я предлагаю выпить.

— Нет и еще раз нет. — Всплеснула руками дама.

— Почему? Вы хотите обидеть самого верного вашего подданного? — Театральным голосом произнес Куман и отвернулся, всем своим видом показывая обиду.

— Ну что вы, милый мой. — Притягивая к себе упирающегося хитреца, продолжала вещать интимным голосом Анис. — Просто я хотела за такое дело и для скрепления нашей дружбы предложить выпить на брудершафт.

— Я?! — Застыл в позе соляного столба Куман, одни глаза бешеным взглядом обшаривали комнату, взывая о помощи. Такого поворота событий даже изворотливый жиденок не ожидал. А тем временем принцесса требовательно приказала доставить из ее опочивальни два кубка, из которых они, то есть ее величество желают пить. Видя, что помощи ему оказано не будет, Куман обречено вздохнул, надо так надо. Кубки незамедлительно были доставлены, и, как понял Куман, отсрочки исполнения приговора не предусмотрено. Оказаться на его месте охочих не нашлось. Какой ужас, думал хитроумный парламентарий, целовать это чудовищное создание на глазах у всей честной компании. Но даже с его талантами ускользать от неприятных ситуаций из этого положения не выкрутишься. Оскорбить мадам в тот момент, когда с такими усилиями налажен столь нужный контакт, нельзя не при каких обстоятельствах. Да, в любой работе есть свои недостатки, зажмуривая глаза и наклоняясь к жирной заросшей бородавками морде Анис, подумал Куман.

— Э… погодь. — Оттолкнула его королева красоты, поняв этот жест по-своему. — Не так быстро, для начала поднимем кубки и выпьем до дна, а уж потом… Ишь ты. Помахав кокетливо толстой сосиской, называемой пальцем, кокетливо произнесла она. — Шустрый ты малый, я девушка воспитанная, а ты сразу на мою честь без подготовки покушаешься, — кокетливо поигрывая кубком, жеманно продолжала наша дама.

— Эй, господа солдаты, — поворачиваясь к публике и требуя внимания, завопила пьяным голосом принцесса, — нальем бокалы и выпьем же за наш с Куманом крепкий союз.

Со всех сторон посыпались шутки типа, ты что, друг сердешный, у самого Люцифера решил невесту украсть.

— Заткнитесь, — заорала дама, — у нас с этим джентльменом, — указывая на Кумана рукой и потрепав его за ухо, продолжала она, — слияние двух политических партий в один блок.

Отразившееся недоумение на рожах поданных даму только подхлестнуло.

— Ах, тупой народ. Чего уставились? Вам думать не положено, ваше дело наливать и пить, а думать за вас ваша принцесса будет. Уяснили, тупоголовые?

— Так точно, наливать и пить, ваше высочество.

И приказ был исполнен моментом.

— Что за тупые морды. — Поворачиваясь к Куману, пожаловалась Анис. — никакой тебе политической грамотности.

В этот момент она быстро схватила за шкуру оторопевшего свата, просунула свою лапищу под его руку, отчего бедный Куман повис на даме, что тряпка на бельевой веревке. Чтоб быстрей со всем покончить, он залпом осушил бокал, отчего в глазах зажглись стрелы, указывающие направление в преисподнюю, то бишь, домой. Принцесса, откидывая ненужный кубок, ухватила несчастного, впиваясь своими толстыми губами в похолодевшие губы Кумана. Но этого даме показалось мало. Вскрикнув, она прижала несчастного полуобморочного гостя к своим необъятным грудям, бедный мог только трепыхать руками. Влад, наблюдавший за всей картиной, понял, друга нужно срочно спасать, еще минута и спасать уже будет нечего. Перемахнув через стол, ухватив трепыхающегося за ногу, он стал тянуть. Старшой пришел на помощь, видя, что бедному Владу одному с бабищей не совладать. И понеслось как в сказке. Бабка за дедку, дедка за репку… С большим усилием, при помощи еще нескольких подоспевших солдат, вырвали несчастного с рук, ничего не заметившей пьяной бабищи.

— Ох, хорош, нечего сказать, — блажено посапывая, мурлыкала Анис.

Сидевший на полу в обморочном состоянии оглушенный Куман, водил по комнате бессмысленным взором.

— Эй, — помахав рукой у морды друга, окликнул его Влад.

— Эй, ты где, Куман? Вернись, друг я все прощу.

Видя, что реакции никакой, вампир заехал несчастному между рог. Отчего голова последнего опрокинулась назад, но во взгляде появилась осмысленность, и хриплый голос возвестил о его возвращении из небытия.

— Ты, троглодит, чего руки распускаешь, щас как двину меж зенок, сразу услышишь ангельское песнопение.

— Ну вот, с прибытием, — облегченно вздохнул вампир. — Узнаю напарника.

— Милый, ты чего это расселся на полу? — Голос Анис довершил начатое Владом привождение в норму Кумана.

— Дак я это, думу тут думаю, — быстро сориентировался он, вскакивая с пола и отходя на безопасное расстояние.

— Давай, ходь ближе, вместе думать будем, но только больше не приставай к даме, а то как бы мой будущий супруг тебя на дуэль за столь сильное увлечение его суженой не вызвал. — Кокетничала Анис.

— Что вы, ваше высочество, — снова упал на колени несчастный, — как я могу столь высоко ценимое мной ваше доверие разрушить столь низменным желанием.

— Во, гляди, — шепотом, наклонившись к старшому, сказал Влад, — наш пострел в норме.

— Да уж, это как на войне, промедление грозит поражением.

— Это точно, я вон чуть ли не все дело завалил, ох и влетит мне опосля от Кумана.

— Да чего уж там, — успокаивал старшой, — и генералы ошибаются. Думаю, за спасение своей шкуры он тебя наградить должен.

— Гляди, этот наградит, догонит и еще раз наградит, я его знаю.

Но тут послышался грохот отодвигаемого кресла, и пьяным голосом встававшая Анис возвестила об окончании аудиенции. Мол, рабочее заседание переноситься на завтра, а сегодня все свободны, могут отдыхать и набираться сил перед трудным рабочим днем. Подхватив падающую принцессу, воины водрузили ее на свои широкие плечи и унесли из зала.

— Караул! Караул! — Орал бежавший в канцелярию Петра Мефодий, не обращая внимания на отскакивающих с дороги ангелов, с испугом смотревших вслед убегающему. Летящие херувимчики побросали свои луки и спрятались в райских кущах, дрожа всеми крылышками.

— Чего случилось? — В страшном недоумении вопрошали одни.

— Видимо, только отец наш небесный знает. — Пожимали плечами другие.

О том, что Мефодий устроил в раю переполох и несется прямиком в канцелярию Петра, размахивая свитком, сам Петр был извещен еще часом раньше своими крылатыми любимицами, райскими певуньями. Эти всегда знали все новости в раю первыми. Задыхающийся Мефодий заорал прямо в открытое окно, даже не утруждая себя заходом в кабинет.

— Петя, Петенька, катастрофа, погибли, обскакали…

— Чего так орать? — Невозмутимо произнес Петр. — Вон, погляди, весь рай всполошил. Вот сейчас и пойдут слухи гулять, а через полчаса небылицами обрастут. Не ори в окно, а заходи, спокойно поговорим.

— Ага, сейчас, — все еще тяжело дыша после такого кросса, торопливо согласился Мефодий, ставя ногу на подоконник и собираясь залезть в окно.

— Ты чего делаешь? — Повысил голос Петр.

— Как чего, ты ж сам сказал заходить.

— Вот и заходи, для этого двери и придумали. Окно для других целей существует. Ты чего-то, Мефодий, последнее время совсем уж голову потерял, какой ты пример подчиненным подаешь?

Мефодий быстро обогнул угол и влетел на крыльцо, не переставая теребить в руках пергамент.

— Ну заходи. И чего было так орать, теперь все уши рая будут слушать нашу беседу.

— Петенька, ну как тут не заорешь, вот на, погляди, сам прочти, я от такого чуть было дара речи не лишился.

— Лучше б ты этого дара лишился, все б поспокойней у нас было. — Пробормотал Петр, беря из рук сослуживца донесение.

— Вот, гляди, — не успокаивался Мефодий, — гляди хорошенько. Нижайше про… так не это, вот это читай и …оный субъект.

— Да не мешай, — отходя к стоящему в углу креслу и присаживаясь, продолжал читать Петр.

Мефодий бегал из угла в угол и все никак не мог успокоиться, пытаясь вставить свое слово.

— Вот гад ползучий энтот Куман.

— Да ты можешь хоть пять секунд помолчать? — Оборвал его Петр.

— Да, да, ты Петенька читай, я помолчу, понимаю, я все понимаю, — продолжая бормотать, бегал Мефодий.

— Вот и помолчи, несовершенство ты наше. — Тихо бормоча себе под нос, продолжал чтение Петр. — …и оный субъект, втершись в доверие дамы нечистым способом, а то бишь, споив несчастную, дьявольским зельем, зовущимся на земле водкой, и при всем честном народе соблазнил, что и подтверждается дюжиной свидетелей. Затем заключил с вышеуказанной дамой союз о взаимной помощи.

— Ну и чего ты так орешь? — Закончив чтение, спросил Петр.

— Как чего? — Уставился в недоумении Мефодий. — Ты что шутишь? Сам говорил, что не удастся этому прохвосту вытянуть Тинея, а что же получается, не за горами бой?

— Ну допустим, друг мой, до боя еще есть время, будем исправлять положение, а тебе мой совет, отстранись от этого дела прямо сейчас.

— Чего это? — Возмутился Мефодий.

— Того, мой друг, что когда наступит конец, твою душу можно будет отдать на сырье хаосу как пришедшую в негодность.

— Да это мы еще посмотрим, — наливаясь праведным негодованием, произнес Мефодий, — чья душа крепче.

— Вот я и смотрю. Не успели поступить первые плохие новости, а ты уже кипишь устроил.

— Кого устроил, какой такой Кипишь, я никакого Кипиша не знаю, это наговор, и никуда его не пристраивал, ложь это и провокация завистников.

— Правильно говоришь, — рассмеялся Петр, — ложь это. Кипиша ты и правда не знаешь.

— А чего ты зубы скалишь? — Обиделся Мефодий.

— Не обижайся, — все еще трясясь от смеха, выговорил Петр. — Тебе бы не мешало успокоиться, денек предстоит жаркий и работенки много, а нервишки твои уж сильно пошаливают. У меня на такой случай есть малость лекарства.

Петр поднялся с кресла и направился в другой конец комнаты к резному, ручной работы шкапу. Открыв дверцу, он долго копошился среди свитков и всякой всячины и наконец извлек небольшой хрустальный графинчик, внутри которого бултыхалась желтоватая густая жидкость.

— Неужели амброзия?!

— Она самая. — С гордостью ответил Петр, рассматривая графин на свет.

— Да откуда у тебя такое чудо? Давненько я не видывал у нас этого божественного напитка. Мало кто и запах его помнит, а уж вкус и тем паче. — Сглатывая слюну и пожирая графинчик глазами, говорил Мефодий.

— В этом я с тобой полностью согласен. А знаешь, сколько времени я храню этот драгоценный напиток?

— Да думаю, не мало.

— Ты даже представить не можешь, сколько. — И посмотрев по сторонам, будто опасаясь, что их может кто-то слушать, Петр наклонился к самому уху Мефодия и произнес. — Он со мной пришел оттуда.

— Да ты чего? Правда?! Ты сумел его сохранить из древности. Я слышал, ходили легенды о том, что древние унесли рецепт с собой, не оставив потомкам. А остатки запасов только у Самого (Мефодий многозначительно поднял палец) и есть. Я, правда, мало верил, что даже у Него есть, а тут на тебе! Дай хотя бы посмотреть на это чудо древних.

— Не только посмотришь, но и попробуешь, — разливая в хрустальные рюмки напиток, произнес Петр.

— Ну давай за нашу удачу, она нам ох как нужна.

Отпив глоток, Петр поставил на стол рюмочку. Мефодий все не решался испить напиток и разглядывал его в солнечных лучах. Пить он не торопился, пытаясь продлить минуту наслаждения.

— Чего тянешь? — Улыбнулся Петр. — Прикоснись к блаженству.

— Знаешь, держать его в своих руках уже блаженство.

Нежный аромат, исходящий от напитка, затмил не только другие запахи, но и звуки. Вздохнув, Мефодий отпил напиток и зразу ощутил его бодрящее прикосновение. Казалось, из небытия поднимается целый фонтан ощущений, унося все невзгоды. Мефодий стоял, боясь шевельнуться, дабы не потревожить это сладостное ощущения бытия. Из этого состояния его вывел голос Петра.

— Ну как?

— Ох. — Только и смог выговорить Мефодий.

— То-то! Это единственное сокровище, оставшееся у меня с тех мрачных дней. Не зря я говорил, что такое загубить мы не имели право. В те времена он был в каждом доме, и мы не отдавали себе отчета, что можем потерять. А сколько исчезло прекрасного, сколько загублено ценного, лишь потому, что вовремя не оценили, что имеем. Да уж, на земле существует хорошая поговорка — «Имеем, не ценим, теряем жалеем». Прекрасное уступило место всему грязному. Гармония убежала, закрыв глаза, в беспредельное пространство, не смогла видеть все то, что она с таким трепетом создавала для людей, пытаясь обучить их видеть прекрасное, в себе, вокруг. Да как оказалось, напрасно старалась, человеческое существо с его внутренним животным началом не смогло постичь этой науки, и потому лишилось такого блаженства. Ему ближе грубое и грязное, ведь для этого не стоит сильно напрягать извилины, оно вливается в него массой нечистых отходов и, не успевая перерабатываться, так же выходит.

— Выпив этот напиток, — грустно произнес Мефодий, — приходишь к мысли, что нам есть за что сражаться, хотя бы ради того, чтоб еще раз ощутить такое блаженство.

— Тут ты прав. Но как говорится беседа беседой, а дела нас зовут.

— Эх, — вздохнул с огорчением Мефодий, глядя как уносит и прячет напиток счастья до лучших времен Петр. — Как жаль уходить из мира счастья и эйфории. Ну теперь давай о деле. Значит так, нам нужно предупредить Клеандру, что ее ненавистный дружок вот-вот покинет Запределье и отправится на землю.

— Вопрос, как? — Поворачиваясь к Мефодию и отряхивая невидимые пылинки с безупречно чистой белой мантии, проговорил Петр.

— Я думаю, нужно связаться с бабкой Олесей.

— Если она еще портал не закрыла, ведь все основные указания она получила.

— Так давай попробуем.

— Сейчас не получится, придется ждать, пока на земле не наступит переход от дня к ночи. Сам ведь знаешь, в другое время пробиться опасно, ведь нас могут уже поджидать и перехватить сообщение, да и всякое другое, так что рисковать не будем. А пока займемся Синай.

— Ты чего, думаешь, Синай нам поможет?

— Если я получил достоверную информацию, то Синай стала лучшим другом нашей Клеандры.

— И ты уверен, что она ради дружбы с Клеандрой будет нам помогать и пойдет против сестры Анис. Что-то берут меня сомнения. Да и как отец ее посмотрит, если Синай попробует вмешаться в дела своей сестры.

— Единственно в чем я могу сейчас быть уверен точно, то это в невмешательстве отца в дела своих дочерей, и ты самое главное упустил из вида, Синай его любимая дочь. Как никак она родилась от Хесед, царицы любви и сострадания, в отличие от Анис, появившейся на свет из ненависти и порока властительницы самой грубой части миров Исхет, правящей всеми низменными желаниями. Это она истребительница всего новорожденного, произрастающего в царстве хаоса. Ведь Анис является обратной стороной Синай. Они неотъемлемые части всего сущего. Синай рождающая жизнь и Анис сеющая смерть и разрушение. Хаос, являющийся той золотой серединой, уравновешивающий и не вмешивающийся в этот процесс до тех пор, пока весы не будут перевешивать в одну или другую сторону. Его царство и есть царство равновесия. Так что, дорогой Мефодий, у нас с тобой есть шанс выровнять эти весы.

— Может ты и прав. — Почесывая задумчиво бороду, согласился Мефодий. — Ну и кого мы отправим вести столь сложные переговоры с Синай. Тут я понимаю, кому-либо это дело и не поручишь, дело ведь деликатное и тонкое.

— Вот в этом я с тобой, Мефодий, соглашусь, а потому ехать на переговоры нам с тобой, да нужно соблюсти правила секретности. Что-то я смотрю у нас много заинтересованных душ тут без дела шляется, все что-то вынюхивают да выспрашивают. Так что, — понизил до шепота голос Петр, — поездка должна пройти в строжайшей тайне, и не одна живая и мертвая душа не должна о ней узнать, тебе ясно?

— Оно-то ясно, только как ты себе это представляешь? Ты думаешь, не зададутся вопросом, куда это два самых ближайших помощника батюшки в такой разгар событий укатили.

— А для чего твоя тайная канцелярия нужна? Чтоб штаны в ней протирать?

— А мы что? Мы свою работу знаем, слухи собирать и перерабатывать.

— А теперь поступишь наоборот, будешь слухи распускать. Пустишь своих ищеек, пускай ведут по ложному следу. А мы с тобой под шумок и смотаемся.

— Тоже мне, смотаемся. — Буркнул недовольно Мефодий. — Близкий свет нашел. Это тебе не на пикник с ангельскими созданиями вылететь.

— Поэтому и надо устроить неразбериху, пускай теряются в догадках, что мы задумали.

— А что за слухи распустить?

— Мефодий, мне ли тебя учить, как закинуть дезинформацию в массы. Перво-наперво скажи по приходу в свою канцелярию, что не сработался, мол, со мной и решил взять отпуск. Пошли в мираж фирму, пущай тебе там секретарь путевочку подберет куда-нибудь в тихое местечко, безоблачное, может даже к соседям с других миров.

— Ты чего, совсем с глузду скатился, да откуда ж у меня столько выслуги, да на эту путевочку батюшка сам раз в сто лет себе позволяет раскошелиться, а я на санаторий в мин. водах на земле только и могу рассчитывать, и то в бархатный сезон.

— Тебе ли плакаться, — ухмыльнулся собеседник. — Знаю я твои мин. воды, ты это своим балбесам расскажи, а не мне, я ж тебя насквозь вижу. Ты что же думаешь, у тебя одного на весь рай осведомители работают. У меня тоже кое-что в рукаве припрятано. И о том, какой ты своей ненаглядной луноокой серенушке последний трофей в подарок преподнес, мне известно. У многих слюни текли, что молочные реки, после ее игры. Арфа-то отменная. И как ты умудрился заполучить столь редкую вещицу, работы самого Фимиами. Почитай, их в нашем раю я только две и знаю, и одна из них у твоей сладкоголосой, не так ли?

— Ну… это, мне просто повезло. Так случайно подвернулась, ну я и взял.

— Про случайность ты мне не говори, такую вещь по случаю даже на райском аукционе не найдешь, хоть сто лет посещай. Так что думаю, путевочку ты, наш везунчик, найдешь. Уверен, у тебя все получится.

Зинка, открыв глаза, уставилась в закопченный потолок. Вылезать из нагретого за ночь одеяла совсем не хотелось. Натопленная вечером печь остыла, отчего в доме было холодно. Мать, уходя из дому, печь не топила, пыталась экономно расходовать дрова, «до лета еще далеко, а дров мало», все время бурчала она на нытье своих чад. Старый дом давно требовал ремонта, облупившаяся печь покосилась и почернела от постоянной копоти, а расхлябанная дверь тепла не держала, вечно скрипела, гуляя ходуном. От блуждающей в трубе тяги завывал ветер. Да и подворье Кирилловны глаз не радовало. Покосившийся сарай с прогнившими бревнами, залатанный кусками старого железа, и пришедшими в негодность кожухами, напоминал больше клоунский костюм. Во дворе от хлама, натасканного самой Кирилловной и ее детьми по принципу «в хозяйстве все пригодится», ходить было довольно опасно, в любой момент не увиденный занесенным снегом крюк мог стать виновником очередной шишки или хуже того. Но жильцов подворья такие мелочи не пугали. Ворота и забор, завалившийся в сторону улицы и подпертый бревнами, угрожал при сильном ветре сложиться как карточный дом. Кругом требовалась мужская крепкая рука, которой отродясь здесь не водилось. Сама мать Зинки замужем никогда не была, то ли не хотела, то ли охочих не нашлось. Откуда столько детей наплодила, знала вся округа. Грубую, что мужик Кирилловну, от которой схлопотать меж глаз было делом одной минуты, бабы старались обходить стороной. И в кого удалась Зинка, вопросов не возникало. Вот только мать в отличие от дочери была женщина работящая, не гнушалась никакой работы. Когда нужно, так и вместо лошади в борону впрягалась, что б вспахать свой земельный надел. Говорила мало, а все больше криком брала да матерными словами, других она отродясь не знала.

Вздохнув с сожалением, Зинка выскочила с нагретой постели и, прыгая на месте пытаясь согреться, быстро натягивала холодную одежду. Мать чуть свет убежала отрабатывать Зинкин отъезд, поэтому криков и проклятий в доме слышно не было, остальные обитателе столь негостеприимного подворья спали крепким детским сном. Посмотрев на стену, где висевшие ходики показывали семь часов, Зинка, схватила заплечный мешок и тихонько притворила за собой дверь, оставляя свою старую и столь сильно невыносимую для ее молодой неугомонной натуры жизнь. На улице шел снег, задрав голову, увидала тяжелые темные тучи, низко висевшие над землей. Пасмурная погода придавала унылый вид всей окружающей природе.

— Точно сягодня метель будет.

Приставив руку козырьком к глазам, пытаясь рассмотреть нет ли в дали саней, но так ничего и не разглядев, она решила пойти навстречу. Не стоять же на месте как дуре и мерзнуть, направляясь в сторону Семеновского подворья, раздумывала девица. Пройдя совсем немного, она услыхала скрип саней и звон колокольчика.

— Ну наконец-то. — Обрадовалась Зинка, прибавляя шаг.

Вскоре за поворотом легко перебирая ногами показалась лошадь, которой управлял огромный детина с нахлобученной чуть ли не до самого носа шапкой ушанкой. Огромные деревенские руки, покрытые рыжими волосами, крепко держали поводья. Увидав деваху, парень прикрикнул на лошадь.

— Стой, неугомонная. — И повернувшись к Зинке, похабно скалясь, крикнул. — Ну что, Зинуль, к новой жизни в город податься решила, к благородным кавалерам?

— А тебе-то какое дело? — Окрысилась Зинка.

— Ты чаго, Зинуля, я ж просто так спросил, для подержания беседы. — Наклоняясь ближе и обнимая ее за плечи, продолжал парень. — А может мы с тобой на прощанье того, через отцовское зимовье махнем?

— А деньги есть? — Не растерялась местная королева.

— У меня, Зиночка, на такой случай всегда для тебя золотишко имеется. Ну так как?

— Ну ладна уж, только гляди чтоб мы на поезд не опоздали. И бялет мне до города купишь. — Удобно устраиваясь на соломе в санях, дала согласие Зинка.

— Не боись, будем как часы. — С хохотом погоняя лошадь, веселился Гришка. Резво бежавшая по натоптанной колее кобыла, все дальше увозила Зинку из родных мест в далекий, незнакомый ей город. Зинка уже видела себя прогуливающейся по улицам большого города, между спешащих, красиво одетых людей. Мечтающая улыбка не сходила с ее некрасивого лица. Гришка погонял нетерпеливо лошадь, повернувшись к Зинке, он истолковал улыбку на свой лад.

— Че, милая, горишь желанием? Скоро, скоро поворот, а там по лесной дорожке чуток. — Облизывая от предвкушения наслаждения Зинкиным телом губы, болтал Гришка.

Дорога и правда вскоре вывела сани к развилке. Под нависшими ветвями столетних сосен показалась занесенная снегом просека, уводившая в зимовье отца Гришки. Сейчас там было пусто, так как охотой отец в такое время не занимался, ну а если и остановился какой-нибудь охотник, так это не страшно, можно будет и попросить прогуляться на несколько часов. Так думал молодой парень, сгорая от не терпения. Дорога все больше углублялась в лес, ехать становилось тяжелее, но желание придавало больше упрямства молодому парню. Выскочив из саней, Гришка ухватил лошадь под уздцы и повел ее, утопая по колено в снегу. Потревоженные тяжелые от снега ветви деревьев еще больше затрудняли проезд падающими пластами снега. Но вот показался небольшой сруб, где часто останавливались охотники.

— Я ж говорил, недалече — Указывая в сторону сруба рукой в теплой меховой рукавице, сказал Гришка. — Видно, давно в нем никто не останавливался, вишь, сколь снегу намело, чуть ли не до крыши, даже окошка не видно. Ты тут посиди, я мигом. Привязав к дереву лошадь, парень метнулся к домику, на ходу ногами раскидывая снег.

Зинка, лежа в санях, наблюдала за усилиями Гришки открыть занесенные снегом двери. Но вот все было готово, дверь со скрипом открылась.

— Ну чаго сидишь? — Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, крикнул Гришка. — Я че, по-твоему, тута да ночи стоять буду? Давай подымайся и заходи.

— Гриш, а помочь даме? — Спрыгивая с саней, кокетливо спросила «дама», пытаясь раздразнить желание парня.

— Ну ты чаго, кобылица, совсем голову потеряла от радости? Сама слезешь.

Зинка надула губы, но спорить не стала, а, пробираясь по снегу, направилась в избу. В избушке было холодно и темно.

— Гриш, может, печь затопим?

— Не сахарная, не раскиснешь, да и времени нет.

Ну и ладно, лишние деньги мне не помешают, так что можно и холод потерпеть, подумала, зажмурившись, девушка.

Покидая зимовье, Зинка заметила, что снег усилился.

— Ну я же говорила, сегодня вьюга начнется. Не опоздать бы на поезд.

— Быстрее будешь шевелить ногами, не опоздаем. — Рыкнул Гришка, на ходу застегивая бушлат.

Лошадь, стоявшая на привязи у дерева, нетерпеливо пофыркивала в ожидание хозяев. Усиливавшийся снег все больше и больше заносил сани.

— Ну вот, тяперь придется еще и сани выталкивать. — Пробурчал Гришка.

Увидав хозяина, лошадь радостно заржала, перебирая копытами.

— Ты давай становись сзади, толкать будешь, а я лошадь поведу. — Распорядился парень.

— Ну да, я тябе че, нанималась? — Заартачилась Зинка.

— Можешь и не толкать, это ты у нас в город собралась, а не я. Не успеем на поезд, так и останешься, мне-то че.

Поняв, что спорить бесполезно, Зинка уперлась обеими руками и стала что есть силы налегать на тяжелые сани. Общими усилиями, вытолкав и усевшись, они двинулись в обратный путь. С горы лошадь бежала резвей, и вскоре показался тракт. Тучи сплошь закрыли небо, снег валил не переставая, и Гришка ясно осознал, что успеть к поезду им не удастся. Что делать с Зинкой он не знал, а потому угрюмо смотрел на дорогу. Станция вынырнула из завесы снега, когда уже начало смеркаться. Зинка тревожно вглядывалась в домик с вывеской «Вокзал», надеясь увидеть народ, но на перроне было пусто.

— Слышь, Гришань, мне кажется мы того, опоздали.

— Давай слазь с саней. — Не поворачиваясь к Зинке, хмуро произнес Гришка.

— Дак куды я? Поезд ушел.

— А мне какое дело? — Спрыгнув с саней, подошел к Зинке. — Мне велено тебя на станцию привезть, а дальше не мое дело.

— Вези обратно. — Заартачилась дивица, держась за сани.

— Такого уговора не было. — Хватая за воротник Зинкиного кожуха и выкидывая с саней, рявкнул парень.

— Ты че, совсем очумел?! — Упав лицом в снег, перепугано визжала девица. — Дяревенщина! Лапотник!

Гришка не долго думая вскочил в сани, ухватив поводья, крикнул «но, родимая» и сорвался с места.

— Мяшок, мяшок отдай! — Орала, все еще валяясь в снегу, Зинка.

Сани притормозили и оттуда прямо на лежавшую в сугробе девушку полетели все ее пожитки.

— А обещанные деньги? — Поднимаясь и отряхиваясь, зло спросила дамочка.

— Не заработала. — Похабно, словно лошадь, заржал Гришка.

Сани тронулись, увозя мужика, но смех еще долго стоял, в ушах озлобленной девицы.

— Сволочь! Мужичье немытое! — Стоя посреди дороги, орала взбешенная Зинка.

Продолжая сыпать бранными словами, направилась в сторону вокзала больше напоминавшего избушку. Наблюдавший за всей этой картиной дежурный по вокзалу долго не мог взять в толк, что происходит.

— Ну че, до поезда долго ли?

Присмотревшись повнимательнее, дежурный узнал Зинку, и тут же ему все стало понятно.

— Что, милая, — улыбаясь и причмокивая языком, поинтересовался — опять жизнь не удалась?

— Да вот, уезжаю я отседова, надоело, кругом одно мужичье поганое. — Кипела готовая взорваться в любой момент девица.

— Давай, мешок помогу донесть. — Предложил свои услуги дежурный, в предвкушении проведенного в объятиях девицы рабочего времени. Деваться ей все одно не куда, а следующий поезд через сутки.

— Вы мне так и не ответили. — Перебила его размышления девушка.

— Что? А поезд, так этот, уже того, час назад укатил, а до следующего сутки, Зиночка.

— А вы что, мяня знаете? — Удивилась Зинка.

— Мы с тобой с одной деревни, я сын бабки Агафьи, Антоном зовут.

— А, — протянула Зинка, вспомнив старуху. — Так вы, значит, здеся работаете.

— Угу, так что если не возражаешь, поработаем вместе. Я как раз только и заступил на смену, думаю, вдвоем нам будет чем занять время, а Зинуль? — Антон недвусмысленно подмигнул девице.

— А че, в зале вокзала никого нет?

— А кто ж там будет? Все кому надо сегодня уехали, а кому надо завтра ехать, так те завтра и придут. Вот мы с тобой и будем вдвоем дожидаться. Вон, видишь окошко, светится, там мое, так сказать, царство. Тепло и уютно, так что поторопись, а то совсем в сосульку превратилась. Ухватив мешок и поддерживая за руку девицу двинулись в направление здания.

Ветер усиливался с каждой минутой, и потому так вовремя поданная рука смотрителя была принята с благодарностью. Опустив голову, Зинка ускорила шаг. Антон открыл дверь и пропустил девушку вперед. Сняв рукавицы, он указал в дальний угол небольшого зала ожидания, уставленного вдоль стен струганными на быструю руку из сосновых досок скамейками.

— Проходи, в том углу дверь, ведущая в мою коморку, видишь?

В полумраке зала светящаяся полоса света из-под неплотно прикрытой двери была хорошо видна. Девушка направилась в указанном направлении и, приоткрыв дверь, оглянулась.

— Не стесняйся, заходи, я мигом, вот только дверь запру.

Пройдя в жарко натопленное помещение, Зинка окинула взглядом коморку. Не большой стол, стоявший у окошка, на нем черный телефон, рядом лежали журналы, в углу незамысловато сбитый узкий топчан, накрытый одеялом. Вот и вся обстановка. Весело потрескивали в маленькой печке дрова, а сверху в чугунке что-то булькало. Запах, распространившийся по всему помещению, откликнулся в животе недовольным бурчанием. Заходя следом и плотно прикрывая дверь, Антон перехватил взгляд девушки.

— Что, голодна?

— Угу, с утра маковой росинки во рту не было.

— Ну так это поправимо. — Снимая заснеженный плащ и отряхивая валенки, Антон подошел к столу, нагнулся, вытянул ящик, перебрал внутри какие-то свертки, и вскоре на столе показалась краюха черного хлеба, соленые огурцы и бутылка, наполненная мутноватой жидкостью. — Вот, личного производства, сейчас немного выпьешь и сразу согреешься.

Время, проведенное у гостеприимного Антона, пролетело незаметно.

— Ну вот и поезд. — Услышав гудок, сказал Антон и выглянул в окошко. — Давай собирайся, а то опять опоздаешь.

Хихикая, Антон вышел из коморки. Зинка натянула чулки, подвязав их резинкой, быстро надела юбку и свитер, посмотрела в висящий на стене осколок зеркала и охнула. Торчащие в разные стороны волосы, припухшее от бессонной ночи с впалыми глазами и до того некрасивое лицо сделалось еще уродливей. Наспех пригладив волосы и повязав сверху теплый платок, взяла свой мешок и направилась к выходу. В зале было безлюдно, собравшийся народ толпился на улице, нетерпеливо поглядывая в сторону приближающегося поезда. Выйдя на платформу, Зинка поежилась от резкого порыва ветра и поплотнее застегнула кожух, затем, не попрощавшись с Антоном, быстро направилась в сторону ближайшей открывшейся двери вагона.

— Подъем! — Идя по вагону, будила пассажиров проводница. — Подъезжаем! Недовольно бурчали разбуженные проводницей пассажиры. Зинка выглянула в окошко и увидела, что поезд стал медленно притормаживать. Вскоре он совсем остановился. Огромный вокзал, увиденный ей впервые, поверг девицу в смятения. Город, в который она так стремилась, оказался намного больше, чем она себе представляла. Выйдя на перрон, Зинка остановилась в смятении, кто-то ее толкнул, недовольно крикнув: «Что, места другого не нашла остановиться?!» Кругом толкались и кричали люди, кто-то кого-то звал, встречающие обнимали приезжающих, только одна Зинка одиноко стояла посреди перрона, даже не зная, куда ей податься. Отойдя в сторонку, что бы не мешать двигаться народу, впервые девица задумалась, что ей делать. Но так ничего и, не придумав, она побрела прочь с вокзала в неизвестном ей направлении. Подумаешь куда идти, все одно не знаю, решила она. Пожилой мужчина, стоявший в дверях выхода из вокзала, посмотрел на девицу и спросил:

— Что, деревенская? В город на заработки прикатила?

— Ага, вот только куды податься и не знаю.

Мужчина улыбнулся.

— Давай знакомиться, я Николай Васильевич. Тоже из деревенских. Лет двадцать как с родной деревни укатил, вот прижился уж. А тебя как, красавица, зовут?

— Ну, тоже мне, нашли красавицу. — Улыбнулась довольно девушка. — Меня Зиной зовут.

— Так вот, Зинаида, запомни, молодость всегда красива, уж я это точно знаю. Так куда думаешь пойти работать?

— Мать говорила, чтоб на завод шла.

— А на какой же завод ты пойти хочешь?

— А че, он не один? — Удивленно спросила Зина.

Новый знакомый засмеялся.

— Тут, милая девушка, весь город сплошные заводы.

— Так тогда я даже и не знаю. — Растерялась она.

— А к нам на завод пойдешь? Нам девушки нужны, автомобильное строение развивается, и рабочие руки ой как нужны, тем более такой симпатичной молодой девушки. Ну так как, по рукам?

— По рукам. — Не раздумывая, согласилась Зинаида.

— Ну тогда поехали.

Николай Васильевич показал на стоявший у обочине новенький москвич.

— Прошу, юная леди. — Открывая дверцу, произнес новый благодетель.

Зинка боязливо подошла к автомобилю, потрогала его руками и восхищенно сказала:

— Ух, красотища! — И уставившись на мужчину спросила, — ваш?

— Нет, Зиночка, этот автомобиль принадлежит нашему заводу, он служебный, вот такие машины мы выпускаем.

— А вы кто?

— Я водитель этой машины, вожу главного инженера нашего завода, вот приехал сегодня его встретить, он в Москве, в министерство вызвали, так видимо задержали. Так что назад поедем вдвоем, я тебя сразу в отдел кадров отвезу.

— А у вас много деняг платят? Я хочу сябе новое пальто купить, а еще сапоги. Вы знаете, я такие сапоги на картинке в журнале видела. — Зинка продолжала болтать, неугомонно вертев по сторонам головой. Все ей было интересно, и машины снующие в разные стороны, и люди, идущие по своим делам, все в ней вызывало восторг. Водитель поглядывая на деревенскую девчонку, грустно улыбался, видимо, вспоминая как сам первый раз приехал в город.

— Ну вот мы почти и добрались. — Указывая рукой на огромные уходящие в небо трубы, сказал Николай Васильевич, остановившись у высотного здания. — Вот и контора, пойдем, сведу тебя в отдел кадров.

Зинка послушно пошла следом за Николаем Петровичем. Поднявшись на второй этаж и поплутав по коридору, остановились у двери с надписью «отдел кадров». Постучав в дверь, попутчик Зины спросил разрешения войти. Женский голос ответил утвердительно, после чего Николай Васильевич пригласил Зину пройти.

— Вот, Наталья Леонидовна, привез на завод пополнение, на вокзале подобрал. Наталья Леонидовна пристальным взглядом посмотрела на девушку.

— Ну что, будем знакомы, — после некоторого молчания произнесла женщина. — Так вы, значит, хотите у нас работать?

— Угу, — тихо проговорила Зинка.

— А делать вы что умеете?

Зина на минуту задумалась, пожала плечами и ответила:

— Да вроде бы все.

Николай Васильевич и Наталья Леонидовна засмеялись.

— Я же вам говорил, что хорошего работника привез. — Отсмеявшись, сказал водитель.

— Ну ладно, учеником в малярный цех пойдешь?

— А скока там платить будут? — Поинтересовалась девушка, чем вызвала улыбку у находящихся там людей.

— Она у нас мечтает пальто и сапоги новые купить. — Встрял в разговор Николай Васильевич.

— Ну, милая, — улыбаясь, произнесла Наталья Леонидовна, — считай, что пальто с сапогами у тебя уже в кармане.

Уход горе помощников спокойствия Азазело так и не добавил. Отчет перед сатаной придется держать скоро, а дело практически не сдвинулось с места. В кромешной темноте тронного зала слабо светился лишь трон да горящий на каменной стене факел. У ног хозяина лежали две его любимицы, слепые, но быстрые на расправу с непокорными, гиены. Лениво потягиваясь и прислушиваясь к хозяину, они чувствовали бурлящее в нем бешенство. Рык гиен, раздававшийся время от времени, только больше усугублял и без того мрачное расположение духа хозяина. Немного поодаль у стены, почти слившись с темнотой, сидела нежить с головами шакала, близкая родственница пса, получившего травму от пьяной выходки двух его ближайших слуг. Она все время порывалась подойти к трону, но видя мрачный вид Азазело, никак не могла решиться на это. Сидевший в троне хозяин этого угрюмого дворца, с его черными и грубыми слугами, снующими словно немые тени вокруг, казалось уснул. Но знавшие его помощники понимали, что это не так. Тронуть его в такую минуту решился бы только безумец. Все ожидали, даже сам дворец застыл в немом ожидании. Даже ветер, обычно снующий по пустым темным залам, застыл в страхе.

Нужно было что-то делать, а что, несчастный Азазело придумать не мог. Жениться на уродине Анис он страшно не хотел, да и мало шансов, что эти два недоумка доберутся до Запределья. Нужно самому что-то предпринимать, срочно с кем-то посовещаться, но с кем? Ответ напрашивался сам собой, в этой ситуации помочь может только Ваал. Кто же как не он, дух вероломства и главнокомандующий адских легионов, может лучше разобраться в этих хитросплетениях и найти выход из создавшейся ситуации?

— Я прав! — Резкий голос Азазело всполошил всю нечисть, со всех сторон послышалось шипение и карканье. Поддакивающая нечисть ползла поближе к трону и на все лады восхваляла хозяина.

— Я отправляюсь с визитом к Ваалу. — Громко, чтоб слышно было во всех концах зала, заговорил Азазело. — Отправить моих летучих вестников с прошением об аудиенции и сразу доложить мне о результате.

От темного потолка, словно две огромные тени отделились и замерли в ожидании указаний два летучих существа. Низко склонив головы, они стали на колени и разложили на каменных плитах свои перепончатые с присосками крылья, ожидая вручения им просительной депеши, которую быстро составлял секретарь Азазело суккуб своими выделяющимися железами, капающими на спину разложенного на плитах грешника. Ядовитые железы, разъедая спину, оставляли знаки — депешу. Крики несчастного никого из находящихся в зале не трогали, к такому виду составления депеш, посланий и писем все уже давно привыкли. А что? Дешево и быстро. Окончив свою работу, суккуб передал депешу вестникам, те подхватили обездвиженное тело несчастного и исчезли так же незаметно, как и появились.

— Ну вот, теперь будем ждать. — Потирая когтистые лапы от удовольствия, проговорил хозяин. — У кого какие предложения?

Азазело окинул взглядом стоящих, сидящих, лежащих и висящих во всех концах зала. Разношерстная публика оживилась в предвкушении хозяйских милостей.

— Меня, меня! я, я! — Расталкивая стоящих у ног трона и застывших от такой наглости ближайших подданных Азазело, к трону, опираясь на дубинку и оставляя за собой мокрый с пятнами зеленой слизи след, подползла нежить. Головы, торчащие из одной тонкой шеи, все время дергались в разные стороны, отчего хозяйка постоянно колотила их дубиной, требуя повиновения.

— Ну чего тебе, мерзость этакая? — Уставившись на стоящую спросил Азазело. Распластавшись на полу, нежить просящим голосом завыла.

— Повелитель, что ж это твориться? Ты мне скажи, куда простой нежити податься? У кого просить защиты? Это ж какая сволочь допустила такой беспредел? — Голосила нежить, не переставая стучать себя время от времени дубинкой. — Житья от них нет, развалили гады спокойную жизнь, суют свой нос в дела простой нежити, из дому выйти нельзя, того и гляди зашибут. Кем ты, наш родимый, править будешь, когда истребят твое княжество черное?

— Ну и чего ты, дура, раскаркалась? — Перебил ее раздосадованный хозяин. — Говори ты толком к чему эти причитания или убирайся.

Подступившие слуги схватили просящую, но она тут же вывернулась, укусив ближайшего, и снова рухнула перед троном.

— Ну говори, чего тебе?

— Нижайше прошу вашего величественного согласия на выплату мне причитающегося морального ущерба. — Извиваясь, словно змея во время охоты, продолжала просительница. Две смотрящие в разные стороны головы дергались, как будто исполняли танец, во время которого высматривали подходящую жертву для укуса. Но, видимо, желающих больше не нашлось, потому как все держались подальше от истеричной нежити. Укушенный слуга, лежащий рядом с просительницей, извивался в страшных судорогах и быстро покрывался зеленой слизью, наглядно показывая присутствующим радость теплых объятий красавицы.

— И за что ты просишь моральный ущерб? — С ехидцей в голосе спросил Азазело.

— Как это за что? — Удивлено закатив головы, переспросила нежить. — Я бедная несчастная нежить, мало нас осталось в вашем царстве, истребляют все кому не лень, жаловаться нам не велено.

— Пока что я вижу обратное, — мотнул головой в сторону обездвиженного слуги Азазело.

Дама повернула одну из голов, посмотрела и сказала:

— А что, пускай не лезет, я же его не трогала. Это другим урок. Нас нежити мало осталось, все нас обидеть стараются, а защиты просить не у кого.

— Ты это, воду тут не мути.

— Дак я и не мучу, — не растерялась нежить, — я за братца сводного просить пришла, сам-то он у нас парень гордый, а мне что, я ведь натура жалостливая.

— Это ж что, тебя сам цербер просил ко мне наведаться, так что ли?!

— Ну, не совсем, — замялась нежить, — просто уж слишком плох наш несчастненький, кабы совсем по инвалидности не отправили, а он-то добр к нам был, когда не когда, а кусочек лакомый да и подкинет.

— Ясно говоришь. — Тоном, не обещавшим ничего хорошего, заговорил Азазело.

В зале снова наступила тишина, каждый попытался отойти на безопасное расстояние от трона, видя, как над головой хозяина сгущается злобная тень. Но в этот момент в зале появились и молча приклонили колени вестники, держа в своих лапах ответ на просьбу об аудиенции. Вскочивший с кресла Азазело нетерпеливо посмотрел на знаки на распростертом теле и отшвырнул его за ненадобностью. Щелчок пальцем, и через секунду хозяин зала исчез в небольшом закрутившем его вихре.

Резиденция Ваала была больше похожа на казармы, в которых черные крылатые создания, напоминавшие телом лошадь, а головой дракона, обтянутого чешуей, топтались вперемешку с лежащими прямо посреди комнат воинами. Визги девиц столь определенного назначения раздавались со всех углов. По большим, похожим на бесконечные катакомбы тоннелям, шлялась пьяная солдатня. Главноначальствующий сам больше напоминал животное, только на двух конечностях. С огромной головой, заросшей шерстью вплоть до самых глаз, туловищем, обтянутым кожей пойманных им самим грешников, закованный в латы, Ваал смахивал больше на деревянный сундук, заклепанный железом. Любитель веселых попоек и кровавых баталий, с правилами им же самим установленными. А это значит, никаких правил. На то он и есть бог вероломства. Между пьяными развлечениями затевал войны абы с кем для развлечения своих легионов. Вот к этому духу и пожаловал Азазело искать помощи.

В главном зале на большом помосте вокруг сложенного из камня камина заседали военачальники. Крепкая ругань нередко заканчивалась потасовкой и выяснением отношений, после чего из зала вытаскивали уродливые остатки заседавших, а ожидавшие быстро занимали места выбывших, и все продолжалось дальше. Ваала это вполне устраивало, так как тысячелетний закон гласил: «выживает сильнейший», и отменять этого никто не собирался. Пополнение поступало с земли регулярно, без задержки. Подонков и сволочей в армейских рядах на земле было предостаточно. Так что легионы Ваала были переукомплектованы.

По всему залу валялись пустые разбитые бочки из-под вина, разбросанное между обездвиженных тел оружие. Азазело объявился в самый разгар очередного нескончаемого застолья. На секунду в зале стало тихо, но тут же, не увидев ничего интересного, толпа вернулась к своим занятиям. Азазело посмотрел на стоявших в углу закованных в разного вида броню солдат, некоторые были в форме последних лет, некоторые в форме постарее и так вплоть до средневековых доспехов. Разношерстная публика жарила на вертеле очередного попавшего в их лапы солдата легиона, так сказать, проходящего проверку. Несчастный, привязанный к вертелу, вопил и изворачивался. Хохот стоял неимоверный. Переступив через лежащего под ногами, Азазело направил свои стопы к помосту.

— О! Кого я вижу! — Громогласный вопль подвыпившего Ваала разлетелся по всему залу и резанул по ушам. — Неужели наш незабвенный дух астрального света пожаловал в мой ничем не примечательный двор?

Ваал гостеприимно взмахнул своей огромной лапищей, приглашая Азазело присоединиться к их веселой попойке. Тут же быстренько вскочили несколько сидящих рядом с военачальником прихлебателей и уступили место Азазело.

— Ну, вижу, беда тебя ко мне привела. Давненько наши с тобой пути не пересекались. — Похлопывая Азазело по плечу, проговорил Ваал.

— А ведь ты знаешь, по какому делу я к тебе пожаловал.

— Ну, на то я и есть царь вероломства, не так ли? Слыхивал я о твоих неприятностях. И как это тебя угораздило с Анис связаться. А архаровцы твои, я тебе скажу, молодцы. Не ожидал, не ожидал, это ж надо до чего додумались, Анис споить, вот это работа и я понимаю, тонкая почти ювелирная, ты со мной согласен?

Удивленный Азазело уставился на Ваала, пытаясь вникнуть в только что сказанное. Ваал, увидав растерянную харю Азазело, заржал так что содрогнулись стены.

— Чудненькое дело получается, у тебя правая рука не знает что делает левая. Ты, я смотрю, в Аду один не знаешь, о чем все гуторят. А наш бедный, великий канцлер всей преисподней Андромелих за голову хватается, на доклад к сатане идти боится. Это ж какой международный скандал твои недоумки устроить могут, похлеще последнего потопа на земле. Да, давненько у нас такой шумихи не было.

Новый взрыв хохота вокруг стола совсем добил несчастного. Посмотрев молящими глазами на Ваала, Азазело тихо спросил:

— Так они что, все-таки попали в Запределье? А мне не доложили. И я практически на волоске…

— Ну ты даешь, на каком волоске? Считай, что его нет, и ты уже не держишься. Думаю, ответ тебе завтра если не сегодня держать придется. Ты меня понял, жених?

— Кто?! — Вскочил с места перепуганный Азазело.

— Как кто? Жених. Все об этом знают, засватали тебя твои архаровцы в обмен на Тинея. Так что встречай невесту. — Ухахатывался Ваал вместе со всеми находящимися в зале. — Вижу, от свадьбы тебе не отвертеться, готовь пиршество и встречай свою ненаглядную.

— А как же Тиней? — Только и смог выговорить прибитый такими новостями несчастный.

— А что Тиней? Он и там не плохо пристроился, в объятиях неугомонной Алчности и нашей красавицы Жадности, уж они ему скучать не дают.

— А я-то думал, где они пропали. Давненько в наших местах не показывались.

— А что им тут делать? У этих двух работенка что на земле, что в аду, отлажена на совесть. Сам сатана премию выписал за заслуги перед адом. Вот они и подались на курорт к Тинею, немного поразвлекаться. И ему хорошо и девушкам польза. Только твоя ненаглядная на чемоданах сидит, ждет назначенного часа. Мальчики твои ей с три короба наобещали, все в таких красках расписали, что не выполни ты теперь обещания жениться, то засудит она тебя как миленького. Папашка-то у нее, сам понимаешь. Сам сатана ему перечить не будет, сдаст тебя с потрохами. Да, скажу я тебе, ситуация больше чем пикантная.

— Слушай, Ваал, помоги. Я тебе век благодарен буду.

— Зачем мне твоя благодарность в течение века, что я ее к штанам пришью? А вот жениться тебе все ж придется. Потому как за свою дочурку нам Хаос так вломить может, что всем Адом не отбрыкаемся. Кто ж тебя, идиот, надоумил помощи просить у прохвостки Анис? Вот теперь и получай. Думаешь, ее приезду шеф рад будет? Да она тут устроит почище кубинской революции на земле. Но вот что я тебе скажу, сделанного не воротишь, и на попятную идти тебе сейчас нельзя, а вот как дальше быть, нужно крепко подумать. Одно все же хорошее обстоятельство в этом прискорбном деле есть. Дура эта едет со всем своим барахлом, а в приданое тебе Тинея привезет.

— Ну хоть одна новость радует.

— Ты радоваться-то не спеши, лучше скажи, на земле у тебя все готово для отправки нашего мальца? Родители подобраны? Не рядового посылаешь, сам должен понимать.

— Дак я того, еще как-то и не думал.

— Советую тебе задуматься, время не терпит. Стерва небесная уже там пальчики сосет, а ты еще места для Тинея не подготовил. Как могли доверить такое дело штатским? Здесь нужна военная стратегия. А все это канцелярия Андромелиха с его подхалимами. Вот теперь пускай кусает локти, а я наслаждаться буду, посматривая со стороны. Клеандра крепкий орешек, вам ее голыми руками не взять, пальчик сунешь, с головой откусит, сталкивался с ней, знаю. Она тебя заглотит и не подавится. Анис даже рядом с ней не стояла. В небесной канцелярии ставку знали на кого делать, а вы тут лопухнулись. Ты посмотри на себя, тебе даже Анис не по зубам оказалась, а ты на Клеандру замахнулся.

— Дак и помог бы. Думаешь, я сам напросился, чтоб мне это дело всучили? — Обижено проговорил Азазело.

— Ты не дуйся, раз уж так вышло, то выкарабкивайся, а неча тут нюни распускать, это тебе не в бирюльки играть. Надо было тебя определить на время ко мне, в моих войсках службу прошел бы, может, и вышел бы толк, но мое предложение сразу отвергли. Видите ли, не прилично богам в услужении быть. Вот теперь пусть расхлебывают. Говорил я, такую задачу нужно ставить перед военными, а штатским это не под силу, так нет же, видите ли, ты ближе связан с земными силами. И что вышло?

— Как видишь, хорошего мало. — Обреченно вздохнул Азазело. — Но ты же знаешь, что меня-то никто не спросил. Вызвали, поставили задачу, а решение сам ищи.

— Вот тебе мой совет, забери пока не поздно тело у Клеандры. Новое подобрать время нужно, а пока там неразбериха закончится, наш Тиней уже землю топтать будет.

— Ну и хитро ты придумал, — заулыбался Азазело, — и как я сам не догадался. Вот тебе и выход. Вот сейчас вижу настоящего царя вероломства.

— Ты идиот, Азазело. Я тебе дал совет, а ты себя уже в победители определил. Ты что ж думаешь, тебе будет легко к ней на земле подобраться? Или ты думаешь, что вверху олухи сидят и не позаботятся о своей жемчужине? Да они стеречь ее пуще ока своего будут. И еще открою тебе тайну, тут ко мне новости сверху дошли, этим делом сам Петр с Мефодием непосредственно занимаются. Надеюсь, это тебе о чем-то говорит.

Азазело недоверчиво посмотрел на Ваала.

— Да ну, чтоб сам Петр. Может, это враки?

— Не сомневайся, информация проверена, так что никакой лажи. Говорю тебе на полном серьезе. Теперь понимаешь, что противники у тебя не слабые. А Петр, между прочим, из древних.

— Он что, с нашим хозяином того, оттуда?

— Угу, умненький мальчик, сам догадался али подсказал кто? — Съязвил Ваал. Расстроенный Азазело потянулся за кубком, выделанным из черепа древнего животного и доверху наполненным вином, опрокинул его не глядя, и, удручено поглядывая на своего собеседника, спросил:

— Ну и что же мне делать в таком случае? Я даже не знаю, где они ее на земле спрятали.

— Ну, это не проблема. Дамочка наша ненормальная весь свой род определила безвыездно сидеть в одном месте, в широких Украинских степях. Помню, бывал я там, правда, давно это было, я тогда во главе янычар на горячих скакунах топтал те места. Могу тебе сказать, веселенькое время было. — Замечтавшись, Ваал и не заметил, что вокруг все притихли, прислушиваясь к беседе. — А девицы все как на подбор, хватай любую, не ошибешься. Дорого продать можно было, ходовой товар. Платили золотом. Вот в тех местах и надо искать Клеандру. Я слышал, Сам спускался на землю место рождения проверить.

— Да не уж-то Сам?

— Угу, я его след унюхаю не выходя из своего замка, знаешь, ведь запах неба трудно с чем-то спутать. А какой он своим исчезновением переполох устроил, только Петр и смог след его в пустыне отыскать. Вот, паря, с какими силами столкнешься.

Ваал схватил стоящий рядом кубок с вином, поднялся во весь свой огромный рост и, с криком: «за нашу победу!» осушил его до дна, кинув затем в кучу костей. Азазело задумчиво наблюдал за действиями Ваала и раздумывал, как ему поступить дальше.

— Подумай, на твоем месте отобрать тело Клеандры самый легкий способ от нее на время избавиться. — Голос захмелевшего Ваала вывел его из задумчивости.

— Да как же мне это сделать? — Чуть ли не плача, проговорил несчастный дух астрала.

— Иди к Лилит, это по ее части истребление новорожденных. Если она не поможет, то тогда сразу можешь забыть о своем царстве астральном. Победа Клеандры означает потерю нами всего могущества, и будете вы царьками без царств. Добрые духи заселят все пространства, насаждая свои законы добра и справедливости.

Раскатистый хохот Ваала, которому вторила солдатня, заполонил все пространство вокруг, и отдавался в ушах Азазело нескончаемой насмешкой. Когда несчастный покидал зал, праздник у духа вероломства продолжался. В этом нескончаемом угаре пьяного веселья, где потоком лилось вино, слышалась солдатская брань и визги девиц, орущих непотребные песни, его ухода никто и не заметил.

Лилит, одна из четырех жен Самаэля, была женщиной вздорной и скандальной. Глава суккубов и ламий, страстно ненавидевшая младенцев, не упускала случая расправиться с любым, в отместку за то, что сама не могла иметь своих. Любимый муженек обходил свою супружницу и ее обиталище стороной. От такой напасти уродливая бабенка бесилась, вымещая все зло на новорожденных. Посылала им всяческие напасти и болезни. Зная хитрый и гадкий характер оной дамы, другие жены Самаэля старались с ней не сталкиваться, а на приемах у Сатаны держались на безопасном расстоянии от ее ядовитого, раздвоенного как у змеи языка. Менявшая своих ухажеров из вновь поступавших грешников, проталкивая их на тепленькие местечки по служебной лестнице, Лилит закрепила за собой репутацию местной попечительницы убогих неудачников. Вот к этой особе и направился Азазело просить содействия.

Пещера Лилит находилась на задворках Адского государства, даже в этом государстве нечисти недолюбливали истребительницу младенцев. Все, кто все ж таки решился обратиться за помощью к Лилит, вскоре сильно сожалели о содеянном, потому как платой она брала половину души грешника себе в услужение на века, и шансов на исправление у них практически не существовало. Так и бродили вокруг ее пещеры оторванные половинки, прося в своих завываниях вернуть им потерянные части. Коварству Лилит не было границ, единственное удовольствие которым она наслаждалась, это изобретение все новых болезней для младенцев. Полученный результат удовлетворял ее больше, чем обладание новой душой. Думая обо всем этом, Азазело неуклонно приближался к пещере Лилит. И какую цену потребует за помощь оная дама у него, Азазело знать не мог. Но как говорится, чем черт не шутит, попытка не пытка, раз другого выхода нет.

То, что к ее пещере приближается царек астрала, Лилит знала заблаговременно. Половинки душ работу свою исполняли исправно, и потому доклад, висевший в темной туче серы, был прочитан ею до прихода Азазело.

— Ну, — удовлетворенно оскалилась пустой, как яма, темной дырой вместо рта охотница за младенцами. — Вот и пожаловала моя удача, тут-то я и возьму свое. Главное, не продешевить. Редко ко мне такие гости наведываются.

Каркающий смех глухо отозвался в подземелье. Сидя на деревянном видавшем виде табурете и вытирая шишковатые наросты на своей испещренной оспинами харе, Лилит уставилась на вход. Квакающие у ее ног спутницы, похожие на толстоголовиков с лапами жирных жаб и головами, напоминающими один большой глаз, вертящийся на тонкой спиралевидной шее, облепили все расстояние до входа. И этот шевелящийся ковер двигался в такт скрипящему голосу хозяйки. Азазело долго себя ждать не заставил, нарисовавшись в дверях в тот самый момент, когда хозяйка жилища что-то мешала в кипящем котелке. Вонь, исходившая из него, могла убить на месте любого мало-мальски несведущего прохожего на расстоянии мили.

— Какие к нам гости пожаловали. — Хрипящим карканьем приветствовала гостя хозяйка. — Да не уж-то заблудился наш истребитель женских сердец. Ну что ж, походи, коли пришел, гостем будешь. Я тут и ужин приготовила. — Показывая на кипящее варево, сказала хозяйка.

— О, нет. — Быстро замахал когтистыми лапами Азазело. — Я, знаешь, только пообедал с Ваалом на его банкете. Так что премного благодарен, сыт по горло.

— Ну-ну, — то ли захрипела, то ли засмеялась Лилит, — тогда проходи, рассказывай, каким ветром Ада тебя ко мне занесло.

Стряхивая ползающих червей с ближайшей скамейки и предлагая гостью присесть, Лилит сама умастилась на прежнее место, облизывая текшую жидкость с огромной деревянной ложки.

— Ох, Лилит, и хитра же ты. Знаешь, какая меня привела к тебе участь, а все-то стараешься с боку подойти. Давай уж напрямки. Чего хочу, знаешь, вот только что за услугу попросишь, мне бы узнать.

Лилит опустила свою лысую, всю в шишках голову, задумалась, потом произнесла:

— Сам знаешь, о чем просишь. Не простая ведь душонка. Погубить такую мне, конечно, с большим удовольствием, да боюсь, противников много. Одной мне не совладать.

— Да ладно, цену набивать, тебе ведь не с душой биться придется, это уж мне оставь, а лишь тело младенческое загубить.

— Ты только забыл, какой душе это тело принадлежит. Его не меньше, чем душу твою охраняют.

— Тут ты верно подметила, — вздохнул Азазело. — Но все ж таки возьмешься али как?

— Взяться-то я возьмусь, вот только результат положительный обещать не могу. Давай так, я пробую, а о цене после работы по результату столкуемся, идет?

Азазело уставился на Лилит, пытаясь понять, в чем подвох. Зная коварство этой дамочки, было ясно, что цена для него слишком велика.

— А может того, цену сразу обговорим? — Пытался подойти с другого бока Азазело. — Предупреждаю, если и ты за меня замуж собралась, заявляю официально, мне уже одну мегеру сосватали, двоих не потяну.

Хохот Лилит, квакающий и скрипящий, эхом блуждал в пещере. Она долго тряслась всем телом, словно замороженное желе. Немного отсмеявшись и все еще всхлипывая, сказала:

— Ну ты, Азазело, и юморист. Тебе бы в театр Сатаны подмостки топтать, а не царьком быть, там бы все лавры тебе достались. Ишь, женишок отыскался. Ты что забыл, что я уже жена этого недоумка Самаэля, а как ты знаешь, я против многомужества, от них одни неприятности. Так что твоя лапа без сердца мне и в помине не нужна. Успокойся, тебе бы с Анис совладать, боюсь, как бы ты не попросился в самое пекло заводское на очистку чанов для грешников, лишь бы подальше от возлюбленной держаться.

Подняв крючковатый палец, Лилит сказала свое последнее слово:

— И торга не будет. Отдашь все, что попрошу после сделанной работы, а нет, так давай уходи. К тебе уже полетела депеша из канцелярии Сатаны, на ковер вызывают. При последних словах Лилит, шерсть на коже Азазело дыбом встала. Он представил, чем закончится для него выволочка начальства. И больше ни о чем не задумываясь, он согласился с условиями Лилит.

— Вот и ладненько. — Удовлетворено проговорила дама. Тут же в облаке серы возник двусторонний договор. — Вот здесь и поставь свою подпись.

Выхода несчастный Азазело не видел, кроме как расписаться, что он незамедлительно и сделал, лишь бы поскорее избавиться от ненавистной Лилит и убраться восвояси. Дом, родной дом, там он хозяин, там и стены греют. Азазело с нежностью вспомнил свой огромных размеров дворец с неприступными воротами, окруженный большим рвом с наполненной темной маслянистой жидкостью, затягивающей любого, кто осмелиться без разрешения хозяина к нему проникнуть. Любимый зал с троном, стерегущих его драгоценную душу молчаливых любимиц гиен. Там он хозяин, там он одним взглядом может казнить и миловать. Да, скорее домой. Азазело поднялся и брезгливо окинул последним взглядом жилище Лилит, затем не попрощавшись исчез. Громкое, похожее на скрежет давно не смазанных ворот, ржание убийцы младенцев догнало его в пороге собственного дома. Стоя у ворот и отряхивая свой камзол, расшитый золотыми нитями на фоне ярко-красной, словно свежая кровь ткани, Дух астрала прошипел:

— Сучка. — Но в ответ услыхал еще более унизительный хохот ненавистной дамы. Проходя по коридорам замка, тянувшихся словно кишка, Азазело почувствовал, что неприятности только начинаются, уж слишком тихо вокруг и спокойно. Только стук его собственных копыт, отдававший эхом в пустых безлюдных коридорах его дворца, нарушал гробовую тишину. За все время ему на глаза не попалась даже вечно кишмя кишащая куча просителей, от которых в былые времена даже в собственном дворце не было покоя, всем от него было что-то нужно. А сейчас сложилось такое впечатление, что все разом куда-то исчезли. Это еще больше убеждало Азазело в неотвратимости новых неприятностей, сыпавшихся на его голову в последнее время как из рога изобилия. Вот последний поворот, а там еще метров сорок и вход в тронный зал, но что-то ему подсказывало, что не следует торопиться, приятного там мало. Замедлив шаг как нашкодничавший ребенок, который знает, что дома его ждет порка, Азазело потихоньку направился в зал. Открывая огромные с вырезанными устрашающего вида звериными мордами двери, он сразу наткнулся на горящую в центре зала огненными буквами депешу, которая требовала несчастного на отчет к канцлеру Андромелиху. Ясное дело, не для награды и воздания почестей. Правда, хоть и ожидал несчастный чего-то подобного, но все ж таки где-то на задворках его черной душонки теплилась надежда, что минует его столь ужасные последствия, но горящая депеша все его надежды развеяла в пух и прах как истлевшие кости. Не замечая вокруг ничего, царь астрала направился к своему любимому трону.

Два его недоумка с пропитыми харями лежали тут же на ступенях у трона, мирно похрапывая. Видно, поездка в Запределье удалась на славу. Взбешенный хозяин подошел к спящим и заорал не своим голосом:

— Встать!!!

От крика в зале каменный пол заходил ходуном. Эхо от крика еще долго гуляло по дворцу, вторя своему хозяину. Куман, приподняв голову, пьяным голосом спросил:

— У нас что, землетрясение? — Видно еще не совсем протрезвев и плохо соображая, где он находится и кто перед ним стоит, Куман обвел мутными глазами зал и перевернулся на другой бок, поудобней уложив голову на товарища.

От такой наглости Азазело совсем перестал что-либо соображать, не говоря уже о том, чтоб что-нибудь делать. Он все еще тупо смотрел на двух недоумков, лежащих как ни в чем не бывало и продолжающих храпеть без зазрения совести. Чем бы все это закончилось для путешественников не известно, но разгоревшаяся депеша, пылающая кровавыми знаками, обратила на себя внимание хозяина замка, по совместительству неудачника. Горящие знаки призывали не откладывая срочно явиться в канцелярию. Еще раз глянув на лежащих болванов и решив больше не испытывать терпения вышестоящего начальства, Азазело щелкнув мохнатой когтистой лапой и исчез.

Канцелярия Андромелиха кишела всякой разновидностью нечисти. Длинная очередь из стоящих, сидящих, висящих, просителей, анонимщиков, злодеев средней руки, шантажистов, убийц, ждущих своего часа, тянулась далеко за пределы приемной. Клерки ловко лавируя между столь разношерстной массой, бегали с одного кабинета в другой, согласовывая какие-то бумаги, подписи и просьбы. Хлопанье дверей через каждую секунду, крики недовольных, сидящих в общей очереди и веками ждущих назначения, все это создавало неимоверный шум и гам. Вот в это, столь не любимое божками место, и пришлось направить свои стопы несчастному. Божки ада старались обходить это заведение стороной, а если уж и приходилось решать с канцелярией какие-то делишки, то старались перенести беседу в более подходящее место, так сказать, более располагающее для обоюдного согласия, в каком-нибудь престижном ресторанчике, которым и сам сатана не побрезгует, а вам будет прислуживать какая-нибудь земная знаменитость вроде Вовки Ульянова. Ах, как приятно, и самолюбие пощекочешь и делишки порешаешь. Так сказать, совмещение приятного с полезным. Но уж если сюда, да повесткой, тогда можно сказать, дело дрянь. Даже твоя неприкосновенность высокого ранга не поможет.

Вот с этими черными мыслями и открыл в казенный дом двери Азазело, что его ждет за этим порогом, знал только сатана. Казнить или миловать, вот в чем вопрос. Теперь-то Андромелих и отыграется на нем за все свои неудачи прошлых веков, долго ждал шакал, но дождался, сейчас точно выслуживаться будет перед сатаной, лишь бы самому в сторонке остаться, скользкая тварь. Угрюмые мысли, словно червоточины, копошились в воспаленном мозгу Азазело. Поднимаясь по лестнице и минуя общий зал канцелярии, он повернул в левое крыло второго этажа и двинулся в сторону двери с надписью «Приемная Андромелиха». Не успел он подойти к дверям, как обе створки, словно акулья пасть, распахнулись, ехидненько поскрипывая, будто насмехаясь, и пригласили войти. Немного помедлив, как будто сомневаясь, не повернуть ли обратно, Азазело переступил порог.

В помещении огромных размеров даже по меркам тронного зала Азазело, было темно и прохладно. Вот гад, выкрутил себе кондиционеры, последний писк моды, пришедший с земли вместе с изобретателями и быстро понравившийся служителям адской фемиды, за что и получили эти души лучшее местечко без очереди. Даже в такой момент дурацкие мысли лезли в голову несчастному. И о чем я думаю, через секунду мне может уже ничего не нужно будет, а я свой и без того перегруженный мозг, всякими глупостями забиваю, осматриваясь по сторонам, рассуждал приговоренный к экзекуции Азазело. Но, видимо, в приемной или никого не было или же за ним просто наблюдали. Пройдя к стоящему вдоль серой выложенной из нетесаного камня стены жесткому дивану, Азазело уселся, не дожидаясь приглашения. Он крепко задумался и не заметил, как тихо появившаяся тень все больше склонялась над ним. Казалось, еще минута и она накроет его. Но Азазело даже не пошевелился. С другого конца зала тихо, словно крадучись на встречу к сидящему приближался не кто иной, как канцлер Андромелих. На нем была черная накидка, подбитая мехом редкого животного, на которого даже для таких как Азазело распространяется запрет на отлов. Водится эта диковинка в кипящих болотах черных лесов тьмы, далеко за приделами центральной части пекла, и зовут его криктаус. Взрослый криктаус достигает больше двух метров в высоту, весит не меньше тоны, с длинной, не горящей даже в огне шерстью, меняющей окрас от ярко-красного до желтого. Он получил свое имя от громкого раздающегося на многие мили крика, предупреждающего, что это его территория и чужих он не потерпит. И вот в накидке, подбитой столь драгоценным мехом, щеголял перед всеми злой гений канцелярии Андромелих. Интересно, за какие такие заслуги этот железный конь получил столь большую награду, не к месту подумал Азазело. Но тут подошел хозяин накидки и, обойдя вокруг стола, стоявшего посреди канцелярии, уселся в кресло, которое немилосердно заскрипело под огромной массой, втиснутой в него. Колючий взгляд маленьких, словно щели, глаз на огромной роже с синюшной кожей, оптимизма не добавляли к этой и так недоброй встречи. Долго так продолжаться не могло и, ерзая на твердом диване, словно на сковороде разогретой до тысячи градусов, Азазело первый нарушил молчание:

— Ну, как дела? — И увидев ползущие вверх брови Андромелиха, понял, что сморозил самую что ни на есть глупость. Но то ли от страха, то ли просто на несчастного напал истерический словесный понос, но остановиться Азазело уже не мог. — Почему молчим? Почему не отвечаем? Или что вы, господин Андромелих, зазнались после получения взятки накидкой из шкуры криктауса? А, вижу, рыльце в пушку, значь, все-таки взятка. А не очень я вас обижу, если спрошу имя столь высокопоставленного взяткодателя или у вас это под грифом совершенно секретно?

Сам не понимая что делает и видя как багровеет рожа канцлера, готовая взорваться что атомная бомба, Азазело ничего уже поделать с собой был не в силах. Он вскочил с дивана и, мельтеша перед столом, брызгая слюной в разные стороны, продолжал свой испепеляющий монолог.

— Вы что же, думаете, что вы все можете, а нам только объедки с вашего стола? Да вам, значь, шубы дорогие, а нам куцые сюртуки? Вам деликатесы, а нам помои? Нет, так дело не пойдет, мы не дадим по нашим костям топтаться, и надсмехаться над нами не позволим! — Приняв позу великого мученика за идею, орал Азазело.

Притих даже Андромелих, ничего не понимая в происходящем, лишь зенки его бегали из угла в угол за божком астрала, который разошелся не на шутку, видя, что никто ему рот не затыкает. Возле дверей, услышав такие крики, начала собираться толпа любопытных. Повыходили служащие из других кабинетов, побросав свои дела. Ожидающая очередь приникла к приемной Андромелиха. Азазело продолжал кричать еще громче.

— Вот мы выведем вас оборотней государственных на воды справедливости сатаны! Откроем мы глаза его закрытые на все ваши делишки, гиблые для государства оного! Да потекут реки слез мучителей и палачей душ ему принадлежащих, и узрите вы гнев душ всенародных!

От такого бедлама, устроенного Азазело в канцелярии, Андромелих сидел в ступоре, лишь изредка поглядывая сквозь горящего праведным гневом божка за его спину. Если бы Азазело не был так увлечен собственной тирадой о праведном гневе, в которую и сам, кажется, поверил, то обратил бы внимание на взгляд Андромелиха, да обернулся, и, может быть, вовремя успел бы заткнуться. Но увы, оратор кроме себя и своего палача вокруг никого не видел. Столь изысканная публика давно не прислушивалась к его речам, и потому Азазело решил, что настал его звездный час. Но увы, тихое хлопанье за его спиной и резко рассосавшаяся публика, заставила его посмотреть назад и застыть с открытым ртом, словно бетон высшей пробы, моментально и навсегда.

Из ниши, находившейся прямо за диваном и хорошо замаскированной от посторонних глаз, показались знакомые до боли очертания самого сатаны. Властитель Ада принял подобающий для столь «непринужденной» беседы облик, больше походивший на человеческое тело с небольшими, как бы сказали на земле, аномалиями. Но не узнать владыку царства мертвых душ в любом из его обличий было просто не возможно, так как злобная сила, окутывающая его, подавляла и заставляла трепетать любого. Эта же сила завораживала своей лживой добротой наивных, расставляя сети так, что не угодить в них было просто не возможно. Все как на земле во время выбора очередного правителя, доброта на роже и нож за пазухой. Многих доверчивых отправляли прямиком на гильотину.

Подходя ближе к своей жертве и ухмыляясь, от чего стало еще ужасней, сатана негромко заговорил, но сквозящая сталь голоса проникала очень глубоко в сознание.

— Твоя правда, плохой Андромелих, вор и взяточник, а взятки дорогими шубейками берет, сволочь такая. А я это знаю. И знаешь что интересно, он берет, а я не только разрешаю, но и поощряю, потому как мне это на руку и я в этом свой интерес имею. Потому-то он мой канцлер, а ты божок захудалый. Я президент, а он мой вице, ты понял остолоп? И ты решил мне жаловаться?! Ты что же, урод, не знаешь поговорки, что рука руку моет? Ты пришел волчице жаловаться на ее волчат? Ты, Азазело, дурак, если таких простых истин не понимаешь. От его воровства и мне польза есть, а вот от тебя, урода, одни неприятности.

В воздухе от взмаха руки сатаны возник свиток, с каждой секундой знаки на нем пылали все ярче.

— Читай!

Перепуганный Азазело попятился, но подняв глаза и встретившись взглядом с хозяином, быстро опустил взгляд и посмотрел на горящие знаки. Пробежав глазами первую строчку, он пробубнил:

— Нота протеста государства Запределья, начала всех начал.

— Вот именно, урод, ты не ошибся, из Запределья. Нота протеста, в которой говорится, что «некие души проникли на территорию их государства под видом сватов и, споив состоящих на службе по охране границы воинов, устроили пьяный дебош, не прекращавшийся на протяжении всего времени находящихся там индивидуумов. Но, не ограничившись этим, они втянули в свои гнусные, развратные, пьяные делишки принцессу Анис, оскорбив тем самым правителя всего оного государства, отца ее. А наивной девушке, опоенной горячей жидкостью зеленого змия, наобещали при этом золотые горы, что ее введут в высший свет царства сатаны, где ее ждет, не дождется жених, царек астрала Азазело. После всего этого напоенную дочь Хаоса оттащили в замок, где и пытались совратить. Но благодаря неусыпности ближайших помощников акт совращения был остановлен. А посему в своем предписании и по личной инициативе заявляю, что ваши разведчики в лице сватов были выдворены восвояси. Наши требования таковы:

1 в трехдневный срок опозоренная невеста, то есть моя дочь Анис, должна стать женой вашего царька Азазело;

2 ввести мою дочь в подобающее для ее высокого происхождения общество, а значит приближенное к твоему, сатана, величеству…» Ясно тебе, что в этой ноте написано? — Шипел яростью владыка ада. — К моей персоне добрый батюшка опозоренную дочь пристроить хочет, а ты, недоумок, мужем на века бородавчатой красавицы станешь. Допер, тугодум, какие последствия ты нам приготовил, благодаря твоей с Анис сделке?

Прибитому Азазело сказать в свое оправдание было нечего. Он уставился на камни, основательно протертые в некоторых местах многими стоящими здесь до него. В канцелярии повисла гнетущая, вязкая тишина, готовая в любой момент засосать и напрочь связать все чувствительные члены, так, что освободиться будет уже не возможно. Молчавший до этого Андромелих улучил минуту и как-то пугливо произнес:

— Может, мы его к невесте в Запределье отправим и делу конец? А его вотчину другому передадим, у меня здесь есть на примете один…

Но договорить ему так и не удалось, под злобным взглядом сатаны канцлер осекся и замолчал. Услыхав, куда дует ветер, Азазело резко выпрямился и закричал, словно ему собираются тупым ножом отнять руку.

— Караул! Наших бьют! Измена! Я самый достойный и преданный делу дух, а меня как последнюю шавку великий канцлер хочет сделать стрелочником! Не позволим умереть свободе! — Ползая в ногах сатаны, орал перепуганный Азазело. — И это за все мои вековые труды, за всю мою преданность?! Подсидеть меня хочешь, — подбежал он к стоящему и наблюдавшему весь этот спектакль Андромелиху, — мое место кому-то приготовил и взятку взял! Случаем, не эта накидочка тебе за мое местечко предназначена? А?!

Взбешенный канцлер пытался вырвать свою накидку из рук ополоумевшего божка, но это ему не удавалось, так как Азазело, ухватившись железной хваткой, продолжал дергать своего обидчика и орать.

— Значит, решил одним выстрелом двух зайцев убить?! Да ты, урод долговязый! А вот это ты видел?! — Ткнул он очумевшему канцлеру прямо под нос сложенный мохнатой рукой кукиш и потряс им. Последний решил, что с него достаточно, и, не долго думая, поднял свою похожую на кувалду конечность и что есть силы приложился прямо между рог ничего неожидающего Азазело. Такого хода от сдержанного и всегда безразличного к любым критическим ситуациям канцлера, тот не предвидел. Моментально наступила тишина, только звук упавшего как мешок тела нарушил безупречное спокойствие.

— Вот так. — Потирая ушибленную конечность, проговорил удовлетворенный Андромелих.

Не принимавший до сих пор участия в столь конкретных переговорах сатана с усмешкой наблюдал исход со стороны. Только теперь, видя что его поданный лежит без движений или хотя бы поползновений, он подошел к распростертому Азазело и, ткнув копытом, произнес, глядя на канцлера:

— Ну, прям Тайсон, одним ударом и в нокаут. Ты, дорогой мой, если таким способом решать наши дела будешь, то за столом переговоров только мы с тобой сидеть и останемся. Я понимаю, что и такие меры нам нужны, но в данный момент большой необходимости я в этом не видел. Пускай бы выпустил пар, а ты сразу в харю. Гляди, молва пойдет, что у нас хватают, да без суда и следствия, вот так одним махом на переделку. Ты где этого набрался, а? Гляжу замашки у тебя как у вновь прибывшего, как его, грузина этого, Сталин, кажется. А ведь прав видно Азазело, не ему ли ты место взамен на новые действенные методы пообещал? Вот посмотри, пять минут назад к тебе зашел полноценный фрукт, а что ты с ним сделал? Взял нам женишка подпортил. Ему невесту через сутки встречать, а ты ему остатки мозгов вышиб.

Пройдя мимо канцлера, сатана направился к креслу, где минутой раньше до разыгравшийся драмы восседал хозяин канцелярии Андромелих. Посмотрев на лежащего Азазело, властитель Присподней зло бросил Андромелиху:

— Ну чего уставился? Сам отправил сам и возвращай. А то только зря время теряем. Может, ему в отключке эротические сны снятся, а мы должны тут сторожами стоять, ожидая пробуждения еще одного идиота.

Выслушивая упреки своего хозяина, Андромелих понимал, что совершил промах, и, пытаясь как-то оправдать свои действия, начал бормотать, что, мол, плохо спал, кошмары снились, и что все неудачи последнего времени привели к столь плачевным результатам…

— Ты мне тут брось демагогию разводить, — прервал его излияния сатана, — если не справляешься со своими обязанностями, то давай дуй в отставку, найдем замену.

Вольготно развалившись в кресле, хозяин положил копыта на стол, которым так дорожил канцлер, сдувая с него даже незаметные пылинки. Уж очень дорогой антиквариат, несколько веков назад приобретенный хозяином кабинета при очень странных обстоятельствах. Увидав такое кощунство, Андромелиха даже перекосило, но, сдерживая порыв, он молча попытался привести в чувство Азазело. Ухмылка на роже Сатаны говорила, что от его взгляда не ускользнуло выражение лица канцлера. Он, как и все остальные, знал маленькую слабость оного к этому произведению искусства, и, получая еще больше наслаждения от страданий Андромелиха, поерзал копытами по гладкой, почти зеркальной полировке стола. Канцлер, видя столь кощунственное издевательство над объектом своей страсти, стал изо всей силы трясти бесчувственного Азазело, вымещая всю свою злобу на несчастном. Видимо, усилия увенчались успехом, и лежащий начал подавать все признаки возвращения.

— Что, очухался? — Грозный голос, раздавшийся прямо у самого уха, заставил все еще находящегося в полуобморочном состоянии Азазело поднять звенящую голову. Мутный взгляд блуждал в пространстве, пока не наткнулся на склоненного над ним канцлера.

— Изыди, нечисть поганая!

— Чего?! — Заорал оторопевший канцлер, отскакивая, словно от прокаженного. — Ты в своем уме? Ты чего несешь?

— Оставь его. — Поднимаясь с кресла и, наконец, оставляя любимый стол канцлера в покое, произнес владыка всей преисподней. — Ты что, не видишь, наш полудурок совсем после твоего удара мозгов лишился. Он себя, видимо, возомнил правой рукой Бога. Пущай немного остынет и вспомнит, что родина у него одна и ждет от него помощи.

Смех, заглушивший последние слова, окончательно привел Азазело в чувство, и он тут же бросился в ноги хозяину, вымаливая прощения.

— Встань, червь, и запомни, я сегодня добрый. Хорошее представление вы мне тут с канцлером устроили. А посему даю тебе еще один шанс. Как уж ты со своей невестой разберешься, твои проблемы, но чтобы через несколько дней у меня доклад был, в котором огненными знаками на черном фоне горело: «Тиней на земле», другого ответа не приемлю. А ты, — резко повернувшись в сторону склоненного над столом канцлера, который забыв обо всем на свете кроме своего стола, искал на нем царапины и зализывал их, — ты должен проследить за этим, а то я заберу сию мебель (показал на стол пальцем) и отдам своим солдатам в казармы, доносы на нем строчить.

Шутка, видимо, ему очень понравилась, так как смех, раздавшийся вслед за словами, громовым эхом разнесся над застывшими, словно соляные столбы, подчиненными.

— Все будет сделано, как вы велели. — Заикаясь, ответил канцлер. — К выполнению приступаем незамедлительно.

Ухмылка на лице хозяина говорила, что другого ответа он и не ожидал. Уход хозяина по-английски (приходить и уходить не прощаясь) давно уже никого не удивлял. Посмотрев по сторонам и убедившись, что они с Азазело совершенно одни, канцлер сказал:

— Ты это, за удар не обижайся, сам понимаешь, ситуация вышла из-под контроля. Контуженный Азазело, уяснив для себя, что гроза миновала, быстро поднялся с пола и, усевшись на диванчик, еще раз с подозрительностью оглядел канцелярию. Видимо, решил перепроверить, нет ли еще какого-нибудь подвоха. Не найдя ничего подозрительного, он почувствовал себя уверенней и огрызнулся:

— У тебя, брат, блядство получается, а не ситуация, и прошу не путать, ситуация это у меня.

Андромелих в упор посмотрел на зарвавшегося божка астрала, и, видимо, решив что пререкания к хорошему не приведут, молча направился в свое любимое кресло, тем самым давая время остыть своему посетителю. Не зря же он славился железной выдержкой, ну не в учет сегодняшнему случаю. Говорят, и на старуху бывает проруха. Разумно решив не усугублять и до того шаткое, доведенное до абсурда состояние переговоров и выдержав полагающую в таких случаях паузу, канцлер спросил:

— Ну, так с чего мы начнем?

Все еще потирая шишку между рог и злясь на канцлера, божок огрызнулся:

— Ты свой стол спасти хочешь, вот и решай с чего начнем. Я свое уже получил. Завтра невесту встречу и закачу с ней после свадьбы в путешествие, а ты разгребай все это дерьмо, хоть на землю командировку оформляй и сам к Клеандре в мужья набивайся. Мне то что, я все, пас, свою порцию дерьма отгреб и схавал, теперича твоя очередь, любитель антиквариата.

Терпение Андромелиха судя по всему обещало закончиться через секунду. Прерывистое сопение и менявшийся цвет толстой рожи немного остудил Азазело. Поняв, что снова может оказаться в нокауте, божок замолчал. Прошлый удар еще напоминал о себе звоном колоколов в его башке.

— Ладно, замнем. — Пошел на попятную Азазело. — Сам понимаешь, не очень приятно, когда тебе каждая собака норовит в нос заехать, даже не попросив прикурить.

— А ты ж у нас не куришь. — Не понял юмора канцлер.

— Поработаешь с вами, так не только закуришь, а и сопьешься как два моих помощничка. И все кричат вредное производство, вредная работа, теперь-то и мне понятно, что работа-то и в правду вредная на этот раз попалась. Тут хотя бы кости на месте сохранить, не то что о вредности курения думать.

— А, это ты юморишь, — наконец-то дошло до канцлера, — а я то думал ты серьезно.

— Ну ты, братан, дурак. Когда я говорю серьезно, ты за юмор принимаешь, когда юморю, ты наоборот. И как же ты с такими плоскими мозгами до такой должности дослужился. Вот уж точно, как на земле в Англии, должность по наследству передется, а не по умственным способностям.

— Ну ты это, совсем нюх потерял, забыл, где находишься. Да я тебя ща за такие речи упеку так далеко, что…

— А ты меня не пугай, не пугай. Забыл, что дальше ада, только ад? И куда же ты меня упечешь? Остальные места просто морские курорты. — Перебил Андромелиха окончательно пришедший в себя дух Астрала. — Давай для начала отбросим угрозы и создадим полюбовный союз на время военных действий за владычество над землей, а опосля и решим, кто кого куда отправит. А то с такими разговорами ты не только стола, а и канцелярии лишиться можешь. Вот будет здесь Клеандра свои порядки устанавливать, а нас в исправительную колонию куда-нибудь к Макаренкам отправит.

— Ну ты это чего? — Зашипел, озираясь по сторонам, Андромелих. — Ты говори да не заговаривайся, понял?

В голосе канцлера явно чувствовался испуг.

— Ты это брось тут пропаганду проводить, а то нам обоим от таких бесед место в застенках пекла на горящих кольях обеспечено. Ты не забывай, что и у стен есть уши, понял философ хренов? Ладно, на сегодня все. Иди, готовься, невеста, видимо, на подъезде к нашим границам. Пойди харю поэстетичней сделай, а то даже на меня твоя шишка между рог тоску наводит.

Андромелих поднялся с кресла, тем самым, давая понять, что их столь милая беседа на сегодня окончена. Затем, словно что-то вспомнив, он обернулся и с ухмылкой глядя на несчастного божка астрала, потирающего шишку на лбу, посоветовал:

— Слушай, Азазело, ты бы домой не через двери, да не по улицам, видок у тебя тот еще.

— А чем тебя мой видок не устраивает? — Тут же привычно огрызнулся Азазело.

— Не кипятись, уж очень ты непрезентабельно выглядишь. Такое впечатление, что тебя только что из котла вытянули, а не с уважаемого учреждения вышел. Ты уж исчезни, как всегда, сразу к себе во дворец. В порядок свою внешность приведи, как никак, а невеста у нас не простого племени, а сама дочь Хаоса будет. А ты в таком несуразном свете, того гляди, откажется в мужья тебя взять.

Шутка канцлеру, видимо, так понравилась, что он не долго думая заржал что есть мочи на всю необъятную канцелярию, от чего хором захлопали двери всех ближайших кабинетов.

— Сам ты черт от котлов оторванный да случайно в высшее общество ада попавший! — Заорал возмущенный Азазело и хлопнул в ладоши и исчез, оставляя в недоумении канцлера. Тот даже не успел опомниться и достойно ответить.

— Дурень, — Андромелих пожал плечами, оглядел свой кабинет, где только что стоял посетитель и смачно сплюнул. Лишь маленький закрученный спиралью вихрь напоминал о только что состоявшейся аудиенции. — Ну и дьявол с тобой.

Канцлер все никак не мог успокоиться после последних слов Азазело:

— Посмотрим, как ты свой гонор будешь показывать после женитьбе на этой жабе древней.

Представив себе это зрелище, Андромелих сразу же почувствовал себя намного лучше, и даже стал насвистывать какой-то мотивчик из новой похабной песенки, вроде бы совсем недавно поступившей с земли в их распоряжение вместе с её исполнителем.

С каждой минутой настроение Азазело ухудшалось все больше и больше, лицо было мрачнее тучи. Мысль о предстоящей свадьбе с уродиной всех времен и народов не добавляла радости. Его бросало в дрожь только при одном упоминании о том, что ему придется пройти весь ужас свадебной церемонии. Плюс от путешествия новобрачных в каком-нибудь круизе по подземным водам Стикса в милой компании страхолюдины, называющей себя его женой, вряд ли удастся отвертеться. Если уж сам сатана решил поприсутствовать на этом веселеньком шоу, чтобы заключить союз с Хаосом и закончить так долго длившееся противостояние ада с Запредельем, то нужно ждать, что церемония будет по всем правилам. Да уж, шеф-то наш молодец, сам двух зайцев убил: от этой дуры избавился за счет меня несчастного, да еще и мировую подпишет со всеми вытекающими привилегиями в виде получения Тинея. Да и, опять-таки, можно рассчитывать на нейтралитета Запределья в нашей войне с небесами. Так думал несчастный, проходя по длинным мрачным коридорам своего полупустого замка. Все живущие и служащие понимали, что их хозяин сейчас не в милости у владыки ада. Слухи распространяются не чуть не хуже, чем на земле, может, даже и лучше, да еще с большим количеством вранья. Ну может даже и не с большим, тут уж я загнул, там на земле их переплюнуть вряд ли кто может. Взять хотя бы недавний случай в России. Как они ловко-то народ одурачили, даже я до такого додуматься не смог. Да что там я, сатане и то не под силу заставить весь сброд преисподней работать на себя за так, на халяву. Это ж надо, одними лозунгами «все общее», и «все на благо обществу», типа «земля крестьянам, заводы рабочим», а какое действо возымело, — восхитился Азазело. — Толи у них там на земле волшебство по-другому на умы воздействует. Фиг его знает. Попробуй тут скажи, что на благо преисподней работать надо, так они тебя так далеко пошлют, что дорогу тысячелетиями назад искать будешь, никакой поводырь не поможет. Скажут: «Ты где дураков найдешь на халяву работать? Вот сам и покажи пример».

— Странно. — Остановился Азазело. Мысль, посетившая его, казалась настолько неожиданной, что он не сразу нашелся что ответить. — А правда ведь, я и сам за так фиг кому-нибудь что-либо сделаю.

Это просветление добавило ему настроения. И уже не очень расстроено мысли потекли сами собой, укладываясь в нужную и довольно понятную схему.

— И как я раньше до этого не дошел? Это ж какое счастье, что я не на земле живу, это ж мне крупно повезло. Ну и что, что жена уродина, ну и плевать, что смеху не оберешься. Ничего, посмеются и заткнутся, а накрайняк и любовниц завести можно. Зато я не на земле. Я туда ни ногой, пускай сами на халяву работают, а мы уж как ни как и здесь проживем. И какого финта я в это дело ввязался? Что мне спокойно не жилось? Так нет, гордыня взыграла. Как так, ведь такое дело, а я в стороне. Ну, в принципе и в этом свой плюс есть, уж коли победим, то награда меня ждет от сатаны непомерная, и имя мое поставят рядышком с сатаной на одной строчке.

Азазело так размечтался, что и не заметил как очутился в троном зале, где на ступенях возле его царского места возлежали два самых приближенных помощника и в пьяном угаре что-то бормотали во сне. Видимо, уход, так же как и приход своего шефа, им удалось благополучно проспать.

Поглядев на своих подопечных и решив, что будить оных в данный момент смысла нет, Азазело молча переступил их и уселся на свой любимый трон, предаваясь радужным мечтам о почестях, которые совсем скоро должны были свалиться ему на голову.

После ухода Азазело Лилит долго раздумывать не стала, а сразу принялась за дело. Такой лакомый кусочек, как убийство этой проходимки Клеандры, давал ей, наконец, шанс получить все привилегии, которыми она, как ей казалось, была незаслуженно обделена. Взять хотя бы место проживания. Разве она не заслуживает самого престижного столичного района преисподней, чем это она хуже этой страхолюдной девицы Анис, на которой женится Азазело. Ну и что, что она дочка какого-то там князя соседнего с ними королевства, подумаешь. «Я-то чем хуже? Взять хотя бы то, что я являюсь основной женой Самаэля, и как ни как, а все ж таки повелительница суккубов и ламий, самых отъявленных негодяев этого мира. А где должна жить царевна бандитов и проходимцев? Естественно в палатах царских. Как же иначе? Вон на земле все по закону. Все бывшие зеки в Кремле живут. Взять хотя бы проходимца Кобу, так тот вообще всю власть под себя загреб, и все на него горбатятся, а еще и здравия желают. Вон, чем больше он их к нам в ад отправляет (и не просто телегами, а целыми эшелонами), тем больше его уважают, батюшкой родным называют. А чем я хуже? А меня, гляди, стороной обходят, а я всего-то младенцев приканчиваю. Так им, видите ли, это не нравится. Ну так вот я вам теперича и устрою, будете у меня на цыпочках ходить, а коли что не так, так вслед за Клеандрой отправлю. Эх, жалко государство маловато, развернуться негде, ну да ладно, есть еще и ближайшие сопредельные с преисподней государства. Вон, хотя бы мусульмане, а там и буддистов подтяну».

— Ишь размечталась. — В проеме пещеры стояла самая близкая подруга Лилит, одна из ламий.

— Ты это чего в мои мечты, как без приглашения на свадьбу врываешься? — Заворчала незлобно на подругу Лилит. — Или тебе лишние ноги мешают, так я это быстро поправлю.

— Ну давай, побурчи, — переставляя одновременно две ноги, а двумя другими отталкиваясь, стала то ли вползать, то ли входить ламия. — Я гляжу, тут у нас большие дела затеваются, а меня стороной обойти хотят. Негоже так с приближенными поступать.

Ламия подошла к ближайшему табурету, на котором возлежало создание напоминающее кота. Только вместо лап у него были клешни, раздваивающиеся на концах в виде ножниц.

— А ну брысь, пошла, дай ламии место. — Проговорила гостья, скидывая существо на роящихся тварей, ползающих по полу пещеры.

От такой фамильярности существо клацнуло клещами, но промахнулось, треснулось мордой об ножку табурета и недовольно зашипело, отползая под стол подальше от ламии. Умащивая свой желейный зад на поверхность табурета, гостья не переставала возмущаться:

— Распустила ты тут свою живность, вон сидят, где хотят, гостям места не уступают, беспредел да и только.

— А ну быстро заткнись и рассказывай по существу, зачем явилась в столь неурочное время? От дел нужных отрываешь.

Лилит знала, что если сейчас же ламию не остановить, то слушать ее можно до скончания веков. Самый большой недостаток этих существ это словесный понос, не прекращающийся не днем не ночью. Остановить и закрыть отверстие, приблизительно напоминающее рот, можно было двумя способами. Один из них — это отключить ударом по отростку, который заменял им голову, или же грозно пообещать харакири, что не медля готова была сделать Лилит со своей ненаглядной ламией. Зная крутой нрав хозяйки пещеры, та быстренько закрыла пасть и повернувшись всем своим белесым желеподобным телом к подруге быстро зашептала:

— Слухи ходят, что ты с Азазело взаимовыгодную сделку заключила. Ведь вся столица шумит о скорой драке между тьмой и светом, и, как я вижу, ты не в последних рядах, так ведь?

Лилит уставившись на ламию взбешенно прошипела:

— И кто это у нас такой быстрый слухи распускает?

Ламия поняла, что взболтнула лишнего и теперь ей не отвертеться. Она задергалась на табурете, отводя в сторону свои глаза, как два мяча на выкате.

— Я что-то не слышу ответа на свой вопрос, — наседала Лилит, — или мы забыли слова, а ну давай выкладывай, откуда у тебя такие точные сведения. Кто тебе нашептал?

— Ну чего вскипела? — Пошла на попятную испуганная такой настойчивостью Ламия. — Я-то что, сама знаешь, шила в мешке не удержишь.

— Ты мне мозги не пудри, я сама могу запудрить любому.

— Это мы знаем, — прокаркала, перебивая подругу, Ламия, — если уж тебе удалось вокруг пальца Азазело обвести, этого проходимца, то куда уж мне с тобой тягаться. И не ори на меня, если тебе так интересно, то от любовника своего узнала я.

— Чего? — Ухмыльнулась Лилит, — у моей ненаглядной ужасной ламии любовник появился? Это что ж получается, ты себе слепого евнуха откопала?

— А почему слепого, да еще и евнуха? — Обиделась та.

— А какой же зрячий на тебя польстится? Ты хоть раз на себя в зеркало смотрела?

— Да хоть бы и так, я может не такая красивая как ты, но в обаятельности тебе не уступаю! — Вспыхнула, защищая свою честь, Ламия.

— Ты мне не уступаешь! — Вспылила Лилит. — И как ты, вошь необъезженная, посмела сравнивать себя со мной, со своей хозяйкой, с великой Лилит!

Злость пылала на сморщенной роже, крючковатый нос пытался забодать обидчицу прямо сейчас на месте, не давая никаких шансов к отступлению. Испуганная в конец неимоверной злостью своей подруги, бедная ламия пыталась сползти с табурета и расплыться на полу кисельной лужей, но Лилит быстро оценила тактику ламии и, не долго думая, сыпанула в сторону сидящей щепотку черного порошка при этом сотворив заклинание. Убедившись, что чары подействовали, удовлетворено хмыкнула:

— Вот так-то лучше будет. Что съела, дура болотная? Против кого ты свой отросток вместо мозгов поднимать вздумала? Она, видите ли, мне в обаянии не уступает, да на тебя без слез взглянуть не возможно. Да увидев тебя мужик сразу импотентом станет. Ишь ты, любовника она завела, тоже мне красавица.

Ламия не могла пошевелить своими конечностями, только голос и остался. По опыту она знала, что чары, наложенные хозяйкой, будут действовать пока та не сменит гнев на милость. Ламия завыла, прося пощады:

— Ну, сладкоголосая ты наша, чего ж так разошлась?! Не уж-то обиделась за любовника, да если хочешь, забирай, он то мне вовсе не нужен, взял сам, да привязался, я тут причем. Я тебе его за так отдам, только смени гнев на милость, сама ведь говоришь, мозгов у меня нет. Так за что же меня казнить, помилуй душенька.

— Нужен мне твой дурак, — уже более миролюбиво проговорила Лилит, — я что, себя на помойке нашла, если он на тебя позарился, то, видимо, вкус у него совсем отсутствует или он из твоего племени, а таких как ты мне и даром не надо. На тебя одну глядеть, так после этого неделю депрессия посещает по ночам. Мне и этого с головой хватает. Ладно забудем. Теперь все выложи, кто, откуда и зачем.

— А ты меня отпусти.

— Отпущу как посчитаю нужным, а пока давай не тяни, чем быстрее выложишь, тем быстрее освободишься. И не вздумай юлить, я чары наложила, так что если врать будешь, то в камень превратишься, а коли правду скажешь, чары сами рассыплются и освободят тебя, усекла?

— Да, — быстро заговорила ламия, боясь как бы опять Лилит не вспылила, — ну значить так, я была в казармах Ваала, ну ты сама знаешь, там помочь-прислужить всегда нужно, ведь жить как-то надо, сама понимаешь, не у всех горы золота припрятаны…

Ламия многозначительно посмотрела на Лилит.

— Ты на меня так не смотри, не разжалобишь. — Перебила ламию Лилит. — И в моих закромах золото не считай, я его кровью и потом добилась, и делиться ни с кем не собираюсь.

— Конечно, конечно, — быстро заговорила та, боясь, что опять взболтнула лишнее. «Ну что у меня за привычка, все время страдаю за свой длинный язык», подумала ламия, продолжая свой рассказ. — Ну так вот, когда меня один воин в зал затащил, где у Ваала пир горой шел, я меж воинством и заприметила сидящего рядом с хозяином Азазело. Ну я не дура, решила послушать, о чем беседа. Ты ведь знаешь, я же всегда о тебе думаю. Мало ли какие сведения тебе пригодятся.

— Ты не подлизывайся, знаю, о чем ты подумала, как с меня больше за эти сведения денег слупить. Ну так ведь? Признавайся и не забывай, что врать тебе в твоем положении резона нет, а то в глыбу каменную превратишься. А мне потом тебя в порошок стереть придется, что бы из дому-то убрать. По буркалам вижу, что дошли слова мои по назначению, так что я слушаю дальше.

— Дак ведь жить как-то надо, — начала гнусавить ламия.

— Надо, надо, ныть перестань, и давай дальше говори, а то у меня терпение на исходе, того и гляди ненароком зашибу.

— Дак ты слушай, а то все норовишь меня с мысли столкнуть, я и говорю, что по началу-то услыхать никакой возможности не было, ведь они там на троне, а кругом шум да гам, музыка гремит на все лады, но вот когда Ваал тост произнес за удачу в большой битве, так тут-то и пошел шумок меж солдат, что скоро бой настанет меж тьмой и светом. Ну я, значь, и пристала к солдатику своему, расскажи да расскажи, а он, подлец, за тайну потребовал честь мою, но, сама понимаешь, ради такого дела куда ж денешься, пришлось пойти на такую жертву, — захныкала ламия.

— Ой, только нытья мне твоего здесь не нужно, — тут же оборвала ее Лилит, — Знаем мы твою честь, в болоте оставленную несколько веков назад, не велика потеря. Давай продолжай, и прекрати мне здесь шоу устраивать.

— А я и не устраиваю, сама ведь просишь, чтоб все без обману рассказывала да по порядку, вот я и говорю всю правду, а ты меня вон как, все норовишь обидеть. И это меня-то, самую преданную тебе душой и телом?!

— Хватит, мое терпение иссякло.

— Нет, нет, — заторопилась, увидев подымающуюся Лилит, ламия, и продолжила, — вот он мне и сказал, что Ваал дал совет Азазело к тебе идти, и уж если кто и сможет ему помочь, так это ты. Ну я и заторопилась обратно, да только вижу он меня опередил, да оно и понятно, с вашим умением исчезать и появляться в разных местах.

— Вот теперь мне понятно твое расстройство. Что, поживиться не удалось? Азазело тебя обошел да и раньше прискакал. Я права, а, подруженька?

Уязвленная ламия опустила свой нарост, заменяющий ей голову, и тут же поняла, что чары Лилит рассыпались. С облегчением вздохнула и, решив, что на сегодня с нее приключений достаточно, быстренько слезла с табурета и, шустро переставляя всеми своими конечностями, двинулась к выходу на ходу, обещая как-нибудь заглянуть, коли будут новости. Лилит о чем-то думала и не обратила внимание на прощание ламии. Все, что хотела выяснить, она выяснила, эта дура ламия, сама того не осознавая, выстроила последние недостающие кубики головоломки. Ведь она все ломала голову, кто же надоумил обратиться к ней этого астрального божка. Ситуация и в правду пошла совсем по другому руслу, если сам Ваал пожалел Азазело и дал ему совет. Этот грубый вояка жалостью сильно не отличался. Все ж таки в этом деле он так же имеет свой интерес.

— Ну да ладно, об этом можно подумать и в другое время, а теперь за дело. Уж я своего не упущу. Когда еще такая удача сама тебе в руки приплывет?

Лилит задумчиво уставилась на полки, где в ряд стояла всякая всячина, начиная от порошков с причудливыми названиями типа соки зорянки (только вот почему в порошке, известно было лишь хозяйке этих сокровищ) до баночек с душными червями. Стоящие большие и маленькие посудины были заткнуты промасленными, видавшими когда-то может быть и лучшую жизнь, кусками грубой ткани. В них хранились созданные на протяжении многих веков ее сокровища. Разглядывая и перебирая каждый горшок, открывая и принюхиваясь, Лилит снова ставила их на полку. Закончив инвентаризацию, хозяйка недовольно пробурчала: