Рождения

— Ну, ты даешь, забудь. Там эта мымра, правая рука Анис, за главную. А у нее не то что пол-литра, у нее и воды не выпросишь. Сразу тебе говорю, тут мы пролетаем.

— А я тебе говорю, что есть возможность проникнуть в подвалы.

— И как же мы туда пройдем? У тебя что же, шапка невидимка в наличии имеется? А, может, владеешь секретами телепортации, как хозяин? Так вроде бы нам по рангу это не полагается.

— Дурак, ты Влад, — сердито глядя на собеседника, произнес Куман, — и на какого хрена мне твоя телепортация, коли я и грузчиком могу поработать.

— Ты чего белены объелся? Или думаешь, тебе за погрузку водкой заплатят? Ага, держи карман шире.

— Слушай, Влад, тебя разве в детстве не учили правильным манерам? Али с детства в ряды критиков готовили?

— Ты чего обзываешься?

— Ой, не могу, — падая в кресло хозяина, заржал Куман, — нет, вы только посмотрите на него, он у нас не знает, что такое критик, — задыхаясь от смеха, хохотал Куман, глядя на обалдевшего вампира. — Ты, Влад, доисторическое существо. Критик это первое, что появилось из всего сущего.

— Тогда почему я об этом не знаю?

— Потому, друг мой, что в твоем ранге на земле критика по отношению к тебе каралась. За каждое противодействие твоему сану все попадали на кол.

— Врешь, ублюдок поганый! — Бешено вскричал, кидаясь на обидчика, вампир.

— Ну ты, кровосос, потише. — Вырывая свой видавший виды пиджак из цепких лап вампира, уже без смеха сказал Куман.

— Ну а ты чего? — поднял рогатую башку вампир, поняв, что погорячился.

— Я ничего. А вот ты, дружек, сам и ответил на свой вопрос. Разве можно критиковать таких как ты без ущерба своему здоровью? Поэтому ты и не знаешь, кто такие критики.

— А в твое время они что, не боялись головы лишиться?

— Извини, но я все ж таки в век просвещения жил. И варварские средневековые отношения в мое время канули в лету. Лишь в исторических романах можно было прочесть о буйных недоумках типа тебя. И, вообще, мы с тобой отклонились от темы.

— Ну.

— Не нукай, не запрягал. Так вот, о чем это я? А ну, значь, о подвале. План такой, подходим незамеченными к подводе, а потом как откроют погреба что-нибудь заносить, мы тут же хватаем первый попавшийся мешок и тянем внутрь. Вот видишь, все очень легко и просто.

— У тебя всегда все легко и просто, а потом перед шефом отдуваемся. Ну а если засекут?

— А если засекут, то не опохмелимся, — злобно прервал Куман, — а что, есть предложение получше? Так давай, выкладывай, не стесняйся.

— Да в принципе нет, — задумчиво протянул вампир.

— А коли нет, то и не вякай, принципиальный наш. Можешь сидеть и дальше скулить.

Куман поднялся и направился к двери, положив тем самым конец спору.

— Чего взбеленился? — кинулся след за дружком вампир. — Я же не сказал, что против, просто предостеречь хотел, а ты сразу в штыки. Я тебя понять не могу, Куман, с чего ты такой вспыльчивый? Ни тебе подумать, ни помыслить, ни взвесить все за и против. — Идя следом за дружком, продолжал разглагольствовать вампир.

— Тише ты, — цыкнул Куман, — ща заметят, дойти не успеем.

Выглянув в мрачный серый проход длинного коридора, он прислушался. Стояла полнейшая тишина, казалось, все вокруг вымерло, только где-то вдалеке доносились голоса перекликающейся челяди. Осторожно ступая, заговорщики двинулись по проходу, прячась в тени ниш, расположенных вдоль всего коридора. Выглянув в небольшое отверстие, выходящее во двор, Куман прищелкнув языком.

— Чего там? — Не удержался Влад, пытаясь заглянуть через плечо.

— Да стой ты, не дергайся, а то заметят. Хорошего, скажу тебе, мало, — отворачиваясь произнес Куман.

— Так и чего делать будем? — Нетерпеливо спросил вампир.

— Слушай, ты можешь помолчать, дай подумать.

— Думай, — буркнул недовольно, устраиваясь поудобнее в нише, вампир, — придумаешь, разбудишь.

Куман, казалось, не слышал последних слов обидевшегося вампира. Он о чем-то сосредоточено думал. Прошло не так уж много времени, прежде чем он спросил:

— Слушай, а ты не знаешь, где можно подводу с лошадью достать?

— Знаю, — озадачено глядя на дружбана, сказал вампир. — А зачем тебе подвода?

— Тогда вперед, — дернув за лапу Влада и устремившись вниз по каменным ступеням, крикнул Куман.

Перепрыгивая на ходу по несколько ступеней, он остановился у выхода и шепотом сказал:

— Послушай, вопросов не задавай, а делай все как скажу. В разговор не встревай, понятно?

— А что…

— Ты все понял? Объяснять нет времени, давай шевелись.

Выйдя вразвалочку во двор, друзья медленно направились в сторону ворот. Кругом кипела работа, и на двух праздношатающихся никто внимания не обращал. Стражник, сидевший у ворот, даже не взглянул в их сторону. В суматохе последних событий стража совсем отбилась от рук и выполняла обязанности спустя рукава, просиживала тут же у ворот и резалась в карты, коротая свое дежурство. Спокойно проследовав вместе с толпой крестьян-вурдалаков, тащившихся пешими и на повозках, друзья покинули территорию замка.

— Ну и теперь чего? — Выйдя за ворота, тут же поинтересовался вампир.

— Вперед, исполнять другую часть задуманного плана.

— Какого плана?

— Влад, у тебя что, мозги перегрелись?

Вампир обижено посмотрел на дружбана, повернулся и вновь направился к воротам.

— Ты чего? — Хватая за шиворот Влада, удивился Куман. — Мы с таким трудом покинули замок, а ты вновь туда суешься? Чего там забыл?

Выдернув свой загривок, вконец обозленный Влад, заорал:

— Ты мне можешь объяснить, куда мы направляемся?

— Как куда? Туда, где повозка.

— Какая повозка?

— Идиот! Кретин! Вампир-недоучка! Вражья морда! — Все больше наливаясь злобой орал Куман. — Ты же мне сам сказал, что знаешь, где повозку взять.

— Знаю, в замке, на конюшне. Там на ней дрова привозят.

— Дак чего ты молчал?! — Опешивший Куман вмиг забыл о злобе.

— А ты спросил? — Все еще недовольно отвечал Влад. — Орешь, словно тебя вместо жаренного поросенка на стол подают. А нет, чтоб по порядку, объяснить. Ты же сам заткнуться велел мне, да делать все как скажешь, вот я и делал. Знаешь, Куман, ты как баба во время течки, сам не знаешь, чего хочешь. То заткнись, то говори. Ты уж, дружок, определись, молчать мне или говорить.

— Слушай, вамперюга немытый, помолчи, будь так добр. Мне подумать надо. — Усаживаясь на обочине, обреченно сказал Куман.

Влад, посмотрев на несчастного дружка, сразу же оттаял. Тихонечко примостившись рядом, тяжело вздохнул.

— Ну и что ж это получается, — сказал задумчиво Куман. — Вернись мы обратно в замок, какой-нибудь соглядатай нас заметит и донесет этой мымре, тогда уж точно плакали наши подвалы.

— Это точно, — тяжело вздыхая, поддержал друга вампир. — Донесут, как пить дать, и к ведьме не ходи.

— Ладно, проехали. Назад нам дороги нет, но зато впереди нам может и светит.

— Ты что-то придумал? — Взглянул недоверчиво на друга Влад.

— Посмотрим, — неопределенно махнул рукой тот.

— А мне расскажи, — не отставал Влад, — я хочу знать, что ты придумал.

Куман остановился, оценивающим взглядом окинул вампира, как будто что-то прикидывая в голове.

— Ну и чего? — Нетерпеливо переминаясь, спросил Влад.

— Нет. — Вынес вердикт Куман.

— Что нет?

— Не подойдешь.

— Куда не подойду? Ты толком можешь мне сказать?

Куман молча продолжал идти, следом топал Влад, поняв, что объяснение ему не светит. За поворотом показалась деревенька крестьян— вурдалаков, принадлежавшая Азазело. Куман остановился и посмотрел в даль.

— У тебя монета имеется? — С надеждой спросил он, поворачиваясь к Владу.

— Ты чего, белены объелся? Откуда у бедного служащего деньга? Мы с тобой еще за последнюю командировку не отчитались. А там у нас, милый, страшный перерасход.

— Ладно, не ной, вот как выполним нашу миссию, так нам все долги спишут.

— Ага, выполним. Мы пол-литра достать не можем, а ты за миссию говоришь.

— Влад, что у тебя за мания скулить в самый неподходящий момент. Так, раз денег у нас нет, а выпить нужно, будем действовать исходя из обстоятельств.

— Каких обстоятельств?

— Наших, ясно?

— А что мы будем делать? — не отставал Влад.

— Экспроприировать.

— Чего?

— Темная личность ты, Влад, деревня. Ты что же не знаешь, что такое экспроприация.

— Не-а.

— Ну вот, я и говорю, деревня. Это мой друг, — обнимая за плечи вампира, продолжал просвещать Куман. — Экспроприация — это государственный рэкет.

— А рэкет, это что, закон?

— Ну, — задумался Куман, — можно и так сказать. Закон, только не писаный, но зато действенный. Вот мы по этому закону и попросим дать нам повозку.

— Оно, конечно, понятно, вот только мне непонятно действие этого закона.

— Слушай, Влад, понимать тебе не нужно, а только исполнять. Происходит это довольно просто. Мы приходим в деревню. Я, как лицо при исполнении, подхожу и требую на нужды хозяина временно одолжить нам повозку с пустой бочкой.

— Это ясно, а при чем тут твоя эта экспоприэмция.

— Да не экспоприэмция, а экспроприация.

— Ну а я что говорю экспро…

— Молчи и слушай, если мне поступает отказ, то ты просто бьешь в морду. Вот и вся твоя работа.

— Не-а, я не согласен. Давай так, я прошу, как при исполнении, а ты бьешь в морду.

— Ой, и хитрюга ты, вампир, значит как грязную работу, так мне, как головой думать, так тоже мне. Вот объясни, а ты мне тогда зачем?

Влад надолго задумался, шествуя рядом с другом. Вот уж и первая нора, вырытая в кучи черной как смоль глине, показалась. Рядом стоял, опиравшись на здоровенную дубину, вурдалак, неприязненно окидывая злобным оком непрошеных гостей. Друзья, остановились, затоптавшись на месте, и поглядели друг на друга.

— Давай, — тихо шепнул Куман, — говори.

— Не буду, ты смотри, у него дубина с меня ростом. Пришлепнет, и имени не спросит.

— Трус!!!

— Я не трус, — возразил испугано вампир, — но я боюсь.

Поняв что от вампира толку мало, Куман вздохнул и вышел вперед. Посмотрев на вурдалака, он заговорил:

— Мы от имени государственного комитета по правам человека.

— Чего? — Насторожился вурдалак, подтягивая ближе дубину и обхватывая ее двумя лапищами.

Вампир попятился, ухватив за рубаху Кумана.

— Пойдем, видишь, ему баба с утра не дала, вот он и злой, гляди, зашибет.

— Не зашибет, — пытаясь вырвать подол рубахи, отмахнулся Куман, и снова двинулся на вурдалака. — Ты мне тут не чегокай, а слушай внимательно, дрын тебе в задницу. Я тебе кто? Нежить болотная али представитель власти? А ну быстро на колени перед гением мысли. Или… Ну, в общем, ладно, не столь важно. Ты это, дубинку-то свою брось и делай дело, коли начальство велит. — Наступал на растерянного деревенского жителя Куман. — А то гляди, доложу начальству, что бунт супротив власти устроили, так быстро бригаду быстрого реагирования вызовут, и гаплык всему вашему крестьянству придет. Всех вас в колхозы будем объединять, кулачье недорезанное, разжирели тут, коммунистов на вас не хватает. — Разошелся не на шутку Куман.

Вампир на всякий случай отошел в сторонку. Гляди не разберет где свои, а где чужие, и всех метелить пойдет. Перепуганный насмерть вурдалак бухнулся в копыта новой власти и завопил так, что со всех нор высунулись головы местных жителей узнать, что за напасть к ним в деревню пришла.

— Не бейте несчастного работника плуга и бороны, все, все берите. Ничего не жалко, все за власть отдам, коли нужду имеете.

Ошалевший деревенский народ потихоньку приближался к троице, шушукаясь меж собой.

— Что здесь происходит? Говорят, всех на каторгу отправят. — Вставил один крестьянин стоявший недалеко.

— Да нет, всех под ружье собирают, — послышалось с другой стороны.

— Вот энти, говорят, рекрутов набирают.

— Да не мели чепуху, энто представители нашего босса Азазело ищут предателей, вот первого и допрашивают, а потом, говорят, бить будут.

Толпа загудела. Каждый пытался перекричать другого, доказывая свою правоту. Вскоре шум стоял невообразимый. Более горячие головы кинулись выяснять отношения на кулаках. Ситуацией тут же воспользовался Влад, бегая меж толпы крича во все горло:

— Делаем ставки, еще секунда и ставки брать заканчиваем, поторопитесь.

Быстро образовался круг, в котором два здоровенных вурдалака-сельчанина мутузили друг друга. Послышался свист и улюлюканье. Толпа сразу разделилась на два лагеря, каждый пытался поддержать своего бойца. Куман, глядя на прыткого дружка, увлеченно подначивал народ.

— Бежим, — подбегая к стоявшему у самого круга Куману крикнул Влад, — пока не очухались.

Дважды повторять не пришлось, два мошенника ломанулись в кусты и скрылись.

— Постой, — тяжело дыша, крикнул Влад, — кажись, погони нет.

— Ну ты и молодец, — двинул Влада в бок дружок, — это ж надо придумать, ставки собирать.

— Ага, — весело подмигнул вампир, пересчитывая добытое состояние. — Слушай, да тут на хороший банкет с бабами хватит.

— Бабы нам не нужны, — отбирая деньгу, наставительно сказал Куман, — от них, друг мой сердешный, одни беды и никакой пользы. Если бы эта толстозадая Ева не совратила нашего дурака Адама, не мучились бы мы с тобой в поисках лучшей жизни. Ты ведь, насколько мне известно, из нашей земной истории, так же из-за бабы погорел.

Влад с яростью взглянул на Кумана и тихо прошипел:

— Ты мою историю не трогай, я, может быть, любил по-настоящему.

— А как это по-настоящему? — Невозмутимо глядя на кипящего в злобе напарника спросил Куман.

— Хватит кривляться, что ты можешь понимать в любви? В твое время на земле слово «любовь» означало спустить штаны. Вы даже в смысл этого слова не вдумывались. Любовь, она ведь возвышает…

— Возвышает, — перебил пафосную речь вампира Куман, — вон меня как возвысила, что я здесь, вот на этом месте стою с тобой и думаю, где опохмелиться. Тоже мне любовь. Все бабы курвы и стервы. Ты вон вампиром из-за возвышенности стал? Кровь людскую от злобы непомерной или от любви высокой высасывал? Да ты просто за бабенцию свою всему роду человеческому мстил, умник. Так кто из нас еще хреновей, просто на глазок не скажешь. Тут тщательная экспертиза нужна. Я, оно, как, — разглагольствовал Куман, — сам тихонечко, никого не трогая, попивал беленькую. А ты бегал по крышам словно олень в задницу раненый, людишек пугал, да к утру трупы опосля тебя находили. Нечего сказать, лябовь у него. Плюнь и забудь такую лябовь, это тебе мистер Куман говорит, правая рука самого Азазело.

— Ну ты заткнись, ишь, раскудахтался, сейчас любая ищейка туда, — ткнув когтистой лапой в даль видневшейся канцелярии Влад, — донесет, так ты не правой, а нижней конечностью второго помощника кочегара служить будешь, и то, если тебе позволят.

— Да ну тебя, — резко затыкаясь, все ж оглянулся Куман. — Я с ним может, как с лучшим другом по душам поговорить решил, а он…

— Я что-то не пойму, — перебил Влад, — вроде бы и не остограмились, а ты уже душещипательные беседы завел.

— А и правда, чего это я, — встрепенулся Куман, вспомнив что еще и грамма не опрокинул. И быстро осмотревшись по сторонам, прикинул, куда направить свои копыта.

— Ну и чего тебе снова от меня понадобилось? — Раздался голос еще не совсем проявившегося Азазело. — Давно не виделись. Чем на этот раз порадуешь?

— Порадую, — злобно произнес канцлер. — Ты к Лилит за помощью обращался?

— Ну.

— Что ну? Ты договор с ней заключал?

— И чего? Мне же расплачиваться, не тебе? Так чего наезжаешь?

— Ты брось свои замашки, не с подчиненными беседуешь, — уже более миролюбиво ответил канцлер.

Что-то в голосе Андромелиха показалось странным Азазело, и он вопросительно посмотрел на канцлера.

— Чего стряслось?

— Чего? Чего? Нет больше нашей дуры Лилит. А уж если совсем по душам, то я и не очень убиваюсь. Но, — подняв палец с длинным черным когтем и понизив голос, продолжал канцлер, — она, сам знаешь, не простого звания, скоро все пронюхают. И тогда пиши, пропало. Нас в порошок сотрут. Как так, рука света проникла в наше государство? Это что ж мы все можем оказаться на месте Лилит? Я уже вижу на первых страницах заголовки в метр высотой. Вот так-то, друг мой горемычный Азазело, вляпались мы по самые яйца.

— Вы, дорогой канцлер. А мы тут никаким боком не клеимся к вашим делам.

— Да если начнется расследование, а оно начнется, будь уверен, наша общественность поднимет такую шумиху, что и на небесах услышат. Эти пронырливые журналюги быстро все на изнанку вывернут. Сам знаешь, к нам добродетельных не присылают, а отпетых прохвостов, коих никакой гиеной огненной не запугать. Такие и сами в состоянии тебе жару под хвост пустить, и глотку мы им вряд ли закроем. Я сам с секунды на секунду жду вызова на ковер.

— Ах вот ты чего испугался, — ухмыльнулся Азазело, — теперь сам в моей шкуре оказался, да забеспокоился.

— Ты не сильно скалься, я тебя следом потяну, выгораживать не стану.

— Вай, я даже и не сомневался. Хочешь меня снова козлом отпущения сделать? Вот тебе фиг! — Скрутил кукиш и ткнул его в самую морду остолбеневшему Андромелиху божок астрала. — Сам выкручивайся.

— Да ты хоть понимаешь, что мы все загремим в тартарары? — Подавив свое самолюбие, пытался договориться Андромелих. — И вообще, я ведь о твоих действиях не был поставлен в известность.

— Ага, — невозмутимо согласился демон, усаживаясь на тот же диван, где несколько часов назад трепетал при виде самого сатаны, — вот теперь иди и доложи, что не был, не в курсе, и не знаю. Думаю, тебя за это по рогам не погладят. Ведь, насколько мне известно, твоя задача была мне помочь.

— Слушай, давай не будем устраивать поединков. Давай договоримся. Ты поможешь мне, а я прикрою тебя.

— И как я тебе помогу? На голгофу за тебя сходить, лишний раз хвост свой зажарить?

— Ну зачем так круто, просто скажешь, что сам виноват, в известность начальство не поставил, а действовал самовольно. Ну, договорились?

— Не договорились. — Азазело встал и дал понять, что разговор окончен.

— Не спеши, Азазело, я, кажется, тебя еще не отпустил.

— Чего еще, простите? — С издевкой произнес демон.

— А вот ты мне скажи, когда нам Тинея предъявишь?

— А что? — Чувствуя какой-то подвох, с осторожностью спросил Азазело.

Андромелих отвечать не спешил. Он поудобней умастился в кресле и предложил собеседнику последовать его примеру.

— У нас тут такое дело, молния с земли пришла. Девица-то наша созрела, а вот ты задерживаешь все дело.

— Неужели от нее так просто небесная канцелярия отступилась? — С удивлением спросил, снова опускаясь на диван, Азазело.

— Представь, да. А самое главное, никаких усилий с нашей стороны не потребовалось. Она клятвопреступница, не считая тысячи более мелких грешков.

— Как?!

— Да так, на кресте поклялась. Сама себя нам подарила, даже не подозревая. Так что лучшего экземпляра на роль матери для Тинея не найти. Благочестивым уж точно она его не сделает, так что с этой стороны мы застрахованы. Да и папашка под стать мамаше оказался. Да, как раз в данное время она к нему в лапы и направляется. Так что дело за тобой, не справишься, перед сатаной сам ответ держать будешь.

После этих слов демон почувствовал себя словно жарившимся в кипящем масле на сковороде, а не сидящим на мягком диване в кабинете Андромелиха.

— Ты слышишь? — Теперь настала очередь канцлера издеваться.

Спесь моментально покинула Азазело.

— А может тебе на всех наплевать? — С удовольствием добивал несчастного канцлер. — Или ты решил на сторону небесной канцелярии перейти, там что, больше жалование?

Азазело затравлено глядел в одну точку, понимая, что если раньше и был хоть какой то шанс избежать позорной свадьбы, то вот сейчас выпавший жребий ему точно не миновать.

— Ну я что-то не слышу тебя. Мне как доложить, будет исполнено, али …

— Завтра после получения приданого доставлю Тинея к тебе в канцелярию.

Поднявшись, Азазело моментально испарился не прощаясь, так сказать, ушел по-английски. Андромелих посмотрел на тающий вихрь, оставленный исчезновением, и ехидно рассмеялся. Все ж таки удалось хоть как-то прищучить этого проходимца, давно мозолившего глаза канцлеру. Его злило, что сатана испытывает к этому несовершенству какую-то маленькую слабость, уж слишком часто он спускал промахи Азазело, чего никогда не позволялось Андромелиху. Вот поэтому он и не упускал случая хоть чем-то нагадить Азазело. Сегодняшняя сцена даже на фоне всех неприятностей сильно подняла настроение канцлеру.

Зинка сидела на диване, нежно поглаживая край шелкового халата. Совсем не давно приобрела по знакомству. Если бы любимый муж узнал, сколько его жена отвалила за это «чудо», наверное, откачивать пришлось бы в реанимации. Благо ее муженек редко интересовался куда и на что она тратит заработанные им деньги.

— Зинусь, ты меня слушаешь? — Словно издалека донесся голос приехавшей из деревни старой подруги, державшей в руках рамку с фотографией.

— Ну да слушаю, а чяго?

— А он у тебя красавец, словно артист, зовут как?

— Кого? — Не совсем понимая о чем речь, спросила Зинаида.

— Как каво, — махнув снимком, удивленно проговорила девушка. — Мужа твоего, естественно, каво же еще?

— Глеб. Вообще-то его величают Вахреев Глеб Леонидович.

— Во как, и не выговоришь, — ставя на тумбочку фото продолжала Галина, — ну так о чем это я, а ну да, о мамке твоей. Так вот, она мне велела передать…

— Галь, мне совсем не интересно, че там мать тебе велела. И вообще, ты знаешь, я ведь не сильно распространяюсь, откуда я и че там у меня было. Тем более, о своей дурацкой семье.

— Слушай, Зин, но там же твоя мамка, — с упреком глядя на бывшую подругу, а теперь на такую напыщенную даму, сказала Галя. — Я, конечно, понимаю, тябе прошлое вспоминать не хочется, но и помочь ведь тоже нужно. Она вся больная, еле ходит. А стока ртов, и всех кормить надо. Ты вона, в какой одёже сидишь, наверна, полгода работать нужно, чтоб такой халатик купить.

— А ты мои деньги не считай. Я у тябя их не брала, — вспыхнув, рявкнула Зинка. — Я, мож, чтоб сейчас такой халатик одеть, знаешь, сколь вынесла. Ты что же думаешь, мой благоверный под венец со мной просто с любви большой пошел? Да ты хоть можешь представить, на че я пошла ради вот этого халатика? — Дернула себя за полу халата, как бы в доказательство, Зинка. — Я, можно сказать, сваго Глеба в загс на ошейнике оттащила.

— Да ну! — Даже привстала подруга. — Слушай, Зин, расскажи. И вообще, как тябе удалось такого мужика в мужья заарканить? Это ж надо, инженер цельного завода. Да еще и красавец. Ты то у нас, ну это, прямо скажем… — замялась Галина.

— Ладно тябе, не жмись, знаю, чяго сказать хотела, не красавица. А я, дорогуша, и не отрицаю, как говорится в пословице, не родись красивой, а родись счастливой. Я всегда знала, моя звезда скоро проявится. Самое главное, вовремя ухватить и не проспать нужный момент. Вот как он подвернулся, я тут же и скумекала, что пора силки расставлять. Главное, Галь, все правильно рассчитать. — Поучала подругу Зинка. — Он-то у нас порядошный, антиллегент. Вот я и воспользовалась его антиллигентностью.

— Слушай, Зин, я чет не поняла, он че, не русский?

— Почему не русский?

— Ну ты ж сама сказала, антиллегент.

— Слушай, ну и темнота ты Галька, — покатилась от смеха на диване Зинка.

— Ну че ржешь яко лошадь, — обиделась на подругу и отвернулась Галина.

— Ладно, не обижайся, я сама как приехала в город, така ж была, многому училась. Тут все учены. Тут не учены только такие как ты, деревенщина. Я вот тоже учена, а тяперичи еще и горадская, вот так. — Подняв для солидности палец, продолжала Зинаида. — Так о чем это я. А ну да, антилигент эта такой человек, который всегда говорит правду, понимаешь?

— Не-а. Он у тебя что идиот? Где же это видано, чтоб всегда правду говорили.

— Ну почему же сразу идиот. Просто у них так в семье заведено, воспитанием это у них кличется.

— Это, Зинка, больше на хрень похоже, а не на воспитание. Это ж если все время правду говорить, так можно и по мордасам схлопотать. Представляю, кабы я мамаше-то своей ушат правды на голову вылила, давно бы без головы осталась.

Подруги громко засмеялись, представив такую картину из их деревенской жизни. Зинка сквозь смех сказала:

— Давай я лучше тебе расскажу, как я это выяснила. Ну и хохма. Так вот, как-то раз опоздала я на работу, захожу в цех, а он мне на встречу идет и мимоходом спрашивает, почему, мол, вы задержались, а я возьми да и брякни первое, че на ум пришло, в больницу, мол, ходила. Стою и зырю на него, ну думаю, сейчас справку от врача потребует, а он тока говорит, вы, мол, Зина если плохо себя чувствуете, то непременно идите домой, я вам поставлю выходной, а завтра коли станет лучше, то приступите к работе. Вот это и называется антиллегентность.

— Слушай, Зинусь, — было видно, что девицу разбирает любопытство, — а как же ты воспользовалась явойной антилегентностью?

— Фу, — махнула та рукой, — проще простого. Ты кофа будешь?

— Че? — не поняла подруга.

— Кофа, говорю, будешь?

— А че это?

— Чай хоть знаешь?

— Ага.

— Ой, Галька, — всплеснула руками и поднялась с дивана Зинка, — тябя нужно еще учить и учить, чтоб в нормальном обчистве показать. Ты, конечно, не обижайся, но тут сразу поймут, что дяревенская. Тут нужно родиться с антиллегентностью внутрии.

— А ты что же с нею родилась? Чей-то не говорили, что с тобой антиллегентность рядом лежала. — Обиделась подруга.

— Ладно, — махнув рукой Зинаида и прошла в кухню.

Галина вскочила и устремилась следом.

— Вот это да! — восхищенно ворочая головой, разглядывала квартиру приехавшая девушка. — У тебя тут, что в царских палатах. Ах, красотища кака! Мне бы так жить.

— Заслужить надо, — гордо вскинув голову, ответила Зинка.

— Ну да, а ты у нас заслужила, случайно не этим местом? — Указывая рукой между ног, злобно окрысилась Галька. — Так мое от твого ничем не отличается.

— Еще и головой думать надо. Вот этим местом, — постучала себя по лбу, ставя чайник, Зинка.

Галина на последние слова подруги никак не отреагировала, увлеченно разглядывая в окно улицу. Такое количество народа для деревенской девушки было в новинку. Зинка, поглядывая украдкой, вспомнила, как три года назад сама приехала в первый раз. Всего три года прошло, а, казалось, вечность. Целая пропасть разделяла ее между настоящим и прошлым. Прошлым, в котором осталось то безрадостное, проведенное в забытой глухой деревушке детство и юность с вечно озлобленной матерью и еще десятком таких же как она голодных ртов. Все это осталось позади, где-то там, на задворках скудной памяти Зинаиды. И вот как гром среди ясного неба прошлое вернулось в виде деревенской подруги, разыскавшей ее в этом большом городе. Она так до конца и не поняла, как ей это удалось. Все ж таки не деревенька с тремя домами, а огромный многотысячный город. Но, видимо, то ли Богу, то ли дьяволу было так угодно. И вот стоит теперь это прошлое, рассматривая летний пейзаж за окном. С одной стороны понятно, думала Зинка, всем интересно как это мне удалось стать хозяйкой трехкомнатной квартиры в центре столицы, пускай не России, а Удмуртии. Но с другой стороны, ведь она сама решила выбросить всех из своей новой жизни. Но, видно, не так то и просто это сделать. Зинаида пребывала в смятении, не зная как поступить с подругой, то ли выставить за порог, то ли… Многое огорчало молодую женщину, как муж отреагирует, да и эта коли что прознает, так на всю деревню ославит. Зинаида ведь хорошо осознавала, что так и осталась приживалкой, хотя и официальной, штамп-то ведь стоит. Но не помог этот штамп в паспорте войти в семью мужа, где ее принимали холодно, смотря сверху вниз, как на приблудившуюся овцу без роду и племени. Можно сказать, терпели, из-за Глеба. При этих воспоминаниях и без того некрасивое лицо перекосило в злобной маске.

Попляшут они у меня, в бараний рог все это семейство скручу, злобно думала Зинка. До сих пор в обществе мужа, куда она так стремилась, ее за свою и не приняли. Да и муженек не слишком настаивал. Зинка чувствовала, как благоверный стыдиться своей необразованной и некрасивой жены. Дома последнее время совсем редко появляться стал. Все больше на работе засиживался. Но зарплату приносил регулярно, будто бы откупался. Самое обидное было то, что спали в разных постелях. Он так и не смог простить ей обмана. Зинка сказала, что ждет от него ребенка, да еще и поклялась неродившимся младенцем. А он поверил и сразу женился. Но кто же знал, что не дано ей стать матерью. Видно, Бог наказал, за вранье и подлость. Как ни старалась, скольких врачей ни обходила, а все только руками и разводили. Нет, говорят, у вас видимых причин бесплодия. Муженек так и сказал ей однажды, не по больницам тебе бегать нужно, а грехи замаливать. Хотел на развод подать, да она заартачилась, предупредив, что по всем инстанциям пойдет, коли бросит. Вот он и махнул рукой, но к ней опосля так ни разу и не прикоснулся. Но с другой стороны, если бы не эта ложь, он на ней никогда бы не женился, и не видать ей отдельной, богато обставленной квартиры лет, этак, двадцать, а то и вовсе никогда. Но говорить подруге всего этого Зинка не собиралась. Пусть завидует, ведь этой тюхе деревенской такого и в самых больших мечтах не иметь.

— Слушай, Зин, — вернула ее из воспоминаний в реальность подруга.

— Чего тебе? — недовольно буркнула та.

— Ты че, обиделась? — Не поняв резкого тона, спросила Галина.

— Да нет, — отворачиваясь к холодильнику и не желая показывать озабоченное воспоминаниями лицо, пожала плечами Зина, — просто задумалась малость. Ты, может, поешь, а то я как-то за разговорами и не предложила тебе перекусить. — Все еще держась за ручку открытого холодильника, поинтересовалась хозяйка дома.

— Ой, и вправду, — кинулась в прихожую Галина, где так и стояли ее пожитки. — Я совсем забыла, тябе ж тут гостинцев передали. Вот, — волоча по полу в кухню тяжелый баул, щебетала подруга.

Зинка безучастно наблюдала, как на стол извлекались разные соленья, картошка свежие овощи.

— А это твоя мамка просила лично вручить зятю. Огромная бутыль мутного самогона была бережно поставлена на середину стола.

— Какая гадость, — брезгливо сморщилась Зинаида, — он таких вещей не употребляет.

— И чего? — растерялась Галина, не зная как поступить со стоявшей, словно памятник бутылкой.

— А ниче, — вдруг резко махнула рукой Зинка, выключая кипевший чайник, — он антиллегент у нас, пущай пьет свои вина, а мы с тобой по старинке за встречу опрокинем. Давай вываливай все че привезла.

Подруги быстро засуетились, и через минуту стол ломился от деревенских закусок.

— Ну, за встречу, — произнесла короткий, но емкий тост Галина.

— За ее родимую, — поддержала Зинка.

Не прошло и получаса, как две подруги пьяным голосом затянули песню.

— Ты мене скажи, — вдруг оборвав пение, спросила Зинаида, — какова черта в город приперлась?

— Как какова? Ну ты, Зин, и даешь, сама вона как живешь, и мне так же хочется. Вот за этим, — обвела вокруг рукой Галина, — я и приехала. Хочу так же удачу за хвост поймать.

— Ну ты дура, Галька, что думаешь тута инженеры на дорогах валяются? Не, милая. Это случай.

— Ну ты же поймала, а чем я хуже тебя? А если ты хорошая подруга, так изволь и мне помочь. Уж верь, я в долгу не останусь. — Стукнула себя в грудь и чуть не свалилась, не поддержи ее вовремя Зинка, Галина. — Я ж тябе до конца своих дней самой преданной буду. Да я за тебя в огонь и в воду полезу, ты ж мне веришь? — Пьяным голосом убеждала Галина.

— Ну да, полезешь, — думая о своем, согласилась Зинаида. — Тока смотри не утони.

— Во гляди, — достав из-за пазухи висящий на веревке медный крестик, Галина поднесла его к губам и поцеловала.

— Ты мне еще честное пионерское пообещай, — ехидно усмехнулась Зинка.

— И пообещаю! — Ударила кулаком по столу так, что рюмки подпрыгнули, рявкнула пьяная девица.

Зинаида долго и упорно о чем-то думала, пока не услышала храп. Брезгливо глянув на подругу, уснувшую прямо мордой в тарелке, хмыкнула:

— Тебе на конюшне место, в деревне коровам хвосты крутить, а не в королевы метить. Фиг тябе, быдло деревенское, завтра же у меня и укатишь, а уж как тябя выпроводить, придумаю.

С этими словами Зинаида поднялась и направилась в спальню. На пороге еще раз оглянулась:

— Ладно, и за столом поспишь, невелика цаца, таким как ты, не привыкать, да и не горю я желанием постель чистую стелить.

Все еще бурча себе под нос и держась за стенку, захмелевшая женщина медленно вышла из кухни и прикрыла дверь. Усевшись на диван, она тут же уснула.

Щелкнувший замок разбудил Зинаиду. Поднявшись с головной болью и неприятным запахом изо рта, она, все еще плохо соображая, высунулась в прихожую. На пороге стоял муж.

— А, это ты, а сколь времени?

Приглядевшись повнимательней к жене, Глеб понял, опять прикладывалась к бутылке. Не ответив, прошел в кухню и остолбенел, на столе, уронив голову в тарелку, храпела незнакомая баба. Недопитая бутылка с остатками мутноватой жидкости валялась тут же на полу, источая сильный сивушный запах по всему помещению.

— Кто это? — Поворачиваясь к жене, строго спросил Глеб.

— А тябе-то че? — Тут же стала в позу Зинаида.

— Мне в полном смысле ничего, но ты моя жена и будь так любезна создавать хоть видимость приличия.

— Видимость, а на хрена мне твоя видимость?! — Словно повернули ручку приемника на полную громкость заорала Зинаида. — Ты у нас антиллегентный…

— Интеллигентный, — машинально поправил резавшую ухо ошибку жены Глеб.

— Как хачу, так и говорю! — Заверещала, срываясь на фальцет, Зинка. — Так вот, заруби на своем антиллегентном профиле, что я хозяйка здеся. И каво хочу, таво и зову.

Глеб молча глянул на разбушевавшуюся супругу, прикрыл дверь на кухню и направился к себе в комнату. Сегодня он слишком устал на работе и не испытывал ни малейшего желания разговаривать с еще не протрезвевшей женой. Она-то и трезвая все понимала через раз. Но Зинаиде этого показалось мало и, ворвавшись следом, она продолжала орать. Глеб молча уставился в окно: ночь полностью вступила в свои права, кругом царила тишина, и лишь ярко освещенная фонарями улица говорила о том, что город живет. Видя такое безразличие мужа, Зинка замолчала.

— Ты все сказала? — Поворачиваясь к жене, спросил Глеб.

— Нет, не все, я завтра уезжаю.

— Куда это мы собрались?

— В дяревню, мать проведать.

— Неужто в моей ненаглядной проснулось чувство долга по отношению к родителям? — с горечью произнес Глеб. — Нам даже на эту тему и говорить запрещено было, а тут на тебе, сами и такую новость. Ты бы, Зиночка, пожалела меня, а то, гляди, ненароком от столь бурных переживаний сердце остановится. Кто же тогда тебя кормить и вот эти шмотки покупать будет? Хотя я не прав, ваше высочество, снова на охоту выйдет, — помолчав минуту, словно что-то обдумывая, он продолжил, — но теперь уж не инженера, а на директора. И правильно, зачем мелочиться, инженер это пройденный этап.

— Денег давай, — перебила мужа Зинаида.

Она никогда не понимала его манеру изъясняться, да и вообще редко вникала в смысл беседы, уж больно мудрено. И ломать над этим голову считала глупым, «так и кондрашка хватить может», однажды сказала Зинаида, еще в начале совместной жизни, когда он ей что-то попытался объяснить.

— Нет вопросов, дорогая, — Глеб подошел к столу, выдвинул ящик и, вытащив пачку, не пересчитывая, отдал жене.

— Вот, Зинаида, возьми и поезжай на родину, а по приезде, я думаю, мы еще раз сделаем попытку объясниться.

— Не будет никаких объяснений, — категорическим тоном заявила жена, повернувшись к двери.

— Запомни, золотце, насильно мил не будешь, а ты пытаешься удержать мираж…

— Чаво? — Повернувшись «золотце» с подозрительностью посмотрела на мужа. — Все враки, не было у меня Мяража. Кто тебе это сказал? Никакого Мяража я не знаю. Пусть он мне сам в глаза скажет, что со мной был. Я-то ему все зеньки-то и повыцарапываю. Все это наговоры. А ты всех слушаешь. Знаю я, как ненавидят меня твои родственнички.

Зинка все ближе поступала к мужу, сжимая крепче кулаки. Глеб, сидя на диване, сдерживался из последних сил. Тупость и ограниченность этой женщины всегда вызывали в нем раздражение, граничащее с бешенством, но сейчас, смотря на эту полупьяную бабу, готов был хохотать до слез. Он сам себе поражался, как у него, вроде бы неглупого мужчины, хватило ума жениться на этой женщине. Все в ней вызывало отвращение, и эта мужицкая тяжелая поступь, словно у старой клячи, запряженной в телегу, и лицо, карикатурно разукрашенное косметикой, так, что больше походило на маску с редкими зубами. Вечно помятая, непричесанная. Не о такой жене мечтал он по ночам в полном одиночестве. Как же далеко стоял его идеал женщины от жены. Он даже глаза прикрыл в надежде, что это нечто куда-нибудь испарится.

— Послушай, Зина, отпусти меня, — слова вырвавшиеся против его воли, казалось, шли из самой глубины сердца, в них было все: и отчаяние, и тоска, и безысходность.

Он попытался еще раз убедить свою благоверную дать ему свободу.

— Зинаида, послушай, я все тебе оставлю. Все, будь уверена, и квартиру, и машину, и все деньги наши, которые лежат на сберкнижке, поверь, я еще и ползарплаты тебе отдавать буду, я обещаю, ты не будешь испытывать нужды. Только прошу, отпусти меня.

— Ну опять завел ту же песню, тябе что еще не надоело? Я сказала, чтоб и не просил. Мене без мужа нельзя. Как люди обо мне думать будут? А я порядочная, мяне потом прохода давать не будуть, и тыкать пальцем будут, что вот, мол, брошенная пошла. Не-а, и не проси.

— Так найди себе другого мужа, — не сдавался Глеб.

— Где жа я его искать буду? — Удивилась Зинаида.

— Да уж, и где ты его искать будешь, дорогая. Ладно, иди спать, я очень устал, отложим разговор к твоему возращению. Думаю нам нужно побыть врозь, а там решим, может и придем к консенсусу, — Глеб поднялся с дивана, давая понять, что разговор окончен, и подошел к ночнику.

Зинаида, громко хлопнув дверью, направилась к себе, не упустив возможности оставить последний аккорд за собой.

— Да уж последнее слово всегда за тобой, — пробормотал Глеб, выключая ночник.

Зинаида кипела от злости.

— Это ж надо, опять за свое. Развода он захотел, а дулю с маком тябе не надо, — шипела словно гадюка, направляясь в спальню.

Войдя, она плотно прикрыла за собой дверь и полезла в шкаф, где за всякими тряпками была спрятана бутылка. Усевшись на постель, зубами вытянула пробку и глотнула прямо с горлышка, наслаждаясь ощущением горячительной жидкости, заполнявшей все внутри.

— Эх, хорошо, — крякнув с удовольствием, Зинка поставила бутылку и задумалась. Действие спиртного сказалось моментально. Не расстилая постель, она тут же отключилась.

— Зин, а, Зин, — услыхала Зинка будто из далека.

Кто-то сильной рукой тряс ее за плечо. Нехотя открыв глаза, она увидала склонившеюся над ней Галину с опухшей рожей. Та неистово тормошила ее, пытаясь разбудить.

— Ну чаго тебе? — Буркнула Зинаида, скидывая со своего плеча руку Галины. — У нас че, землетрясения?

— Чаго? — Оглядываясь вокруг, переспросила та. — Не-а, с чего ты взяла?

— Так какова хрена ты меня дергаешь так, словно вокруг пожар? — Злобно спросила Зинаида, садясь на постели.

— Да я, Зин, понять не могу, щас вечер, али как? Твой-то с работы пришел?

— Уже ушел! Ты дорогая дрыхла что убитая до утра.

— А мне показалось, я на мянуточку веки смежила, а тут…

— Давай собирайся, — перебила Зинка подругу, прогоняя остатки сна.

— Куды?

— Мы с тобой в дяревню уезжаем.

— Зачем? — Все еще не понимая, спросила Галина.

— Поедем мать мою проведать.

— Не-а, я не поеду, — заартачилась та. — Мне эта дяревня вот тут сидит, — махнула ладонью у горла, — да и денег у меня нету, мать тока на билет в город и насобирала. Я лучше здеся побуду.

— Интересно, и где это здеся? — С издевкой в голосе спросила хозяйка.

— Ну… — запнулась незадачливая гостья, — хотя бы у тебя здеся, по хозяйству пригляжу, а ты поезжай.

— Я что-то тебя не понимаю, — сменила тактику Зинаида, сообразив, что так просто ее в деревню обратно не затянешь.

— А чаво тут понимать. Ты сама подумай, я оттуда улепетывала с такими трудами, а ты меня хочешь назад отвезть. Ты бы сама поехала? Да я тябе уже говорила, деняг у меня нету.

— За деньги не волнуйся, — доставая пачку сложенных пополам купюр из кармана халата, успокоила подругу Зинка. — За все плачу я. Да и вообще, ты мне вчерась в преданности клялась, али нет?

— Ну, клялась, — после некоторого молчания, помявшись, словно что-то пыталась припомнить, сказала Галя. — Ну…

— Ну вот — не давая опомниться подруге, продолжила Зинаида. — По приезду обратно я, так и быть, посодействую тебе в поисках суженого. Да и на примете у меня один есть.

— Да ну! — Восхищено воскликнула та, но тут же, словно в чем-то засомневавшись спросила: — А кто таков?

— Кто-кто, конь в пальто, — теряя терпение, рявкнула Зина. — Друг мужа мояго, он к нам часто с Москвы в гости приезжает, у них на заводе дела какие-то общие. И, между прочим, у няго два достоинства. Первое, он холостяк, второе, не женат. Ясно тябе? Так как? Последний раз спрашиваю, поедешь со мной в деревню?

Та все еще с сомнением в голосе потребовала:

— Поклянись!

— Честное комсомольское.

— Не пойдет, давай на кресте клянись, — полезла за пазуху, доставая крест, Галька. — Вот, на святом кресте клянись и целуй.

— Да ты что! — Опешила Зинка. — Ты чавож это, первый день меня знаешь?

— Потому и требую, чтоб на кресте поклялась. Слишком хорошо тебя знаю. Так как, будешь клясться?

— Ну ладно, давай свой крест.

Быстро чмокнув медный крестик, скороговоркой произнесла:

— Пусть меня черти заберуть, коли совру.

— Гляди, на святом кресте поклялась, соврешь, гореть тебе в Аду.

— Иди-иди, собирайся святоша, а то мы так на поезд опоздаем.

Галина метнулась на кухню собирать сумки. Зинка сидела, уставившись на закрытую подругой дверь. Что-то внутри екнуло:

— Вот и поедешь назад в ад. Большего ада, чем ваша деревня, на всем белом свете не сыскать, там тябе и место, подруженька. А меня не запугаешь засаленным крестиком.

Но настроение почему-то испортилось. Поднявшись, она подошла к телефону, набрала номер мужа и услыхала длинные гудки.

— Алло?

— Мне машина нужна, — без предисловий, тут же беря быка за рога, заявила Зинка.

На другом конце ответом было молчание.

— Чего молчишь? — завелась с пол-оборота женщина. — Ты что, оглох за ночь?

— Хорошо.

После чего пошли гудки отбоя. Видимо, решив не усугублять положение и так ненужными разговорами, тут же согласился Глеб. На заводе всем было известно про этот брак. Многие сочувствовали Глебу, и все поголовно ненавидели Зинку. Эта мадам славилась плохой репутацией еще в бытность работы на заводе.

— Вот и ладненько, — кладя трубку на рычаг, удовлетворенно прошептала Зинаида.

— Зин, к нам кто-то пришел? — Донесся из кухни голос Галины.

— Нет.

— А я вродяб-то слышала, как ты разговаривала, — появляясь в дверях, сказала подруга.

— Это я по телефону мужу звонила, чтоб машину за нами прислал на вокзал отвезть, не в трамвае же ехать.

— Да ну! Нас, значь, как больших начальников с камфортам повязут?! Вот что значить быть женой начальника, — восхищенно воскликнула Галина. — И тябе дамой принесут, и машину нате к подъезду, просим пожалуста, Зинаида Пятровна. Эх, и счастливая ты, Зинка.

— Ты собралась? — Оборвала подругу «счастливая».

— Угу, че опять взъелась?

— Говорю тебе, времени нету. Вот сядем в поезд и мячтай до самой дяревни.

Зинка присела у зеркала. Увидев свое отражение, нахмурилась. И до того не блиставшее красотой лицо, после вчерашней попойки выглядело совсем ужасно.

— Не рожа, а полное г… — вынесла она вердикт своей внешности.

Придвинув поближе тюбики с тенями, тушью и помадой, принялась за дело. Пять минут малярных работ на лице доставили огромное удовольствие. Получившийся образ полностью сочетался с ее понятиями красоты. Ярко синие тени, нанесенные на веки, стрелки, наведенные вокруг глаз черным карандашом и много-много туши превратили лицо в маску а-ля Арлекин.

— Вот так-то лучше, — улыбнулась своему изображению дама.

Такое понятие как чувство меры Зинке было не присуще.

В дверь раздался звонок. Подруги кинулись открывать.

— Здравствуйте, Зинаида Петровна. — На пороге стоял водитель ее мужа, тот самый человек, который года три назад подобрал на вокзале эту вертихвостку.

— А, ты уже приехал, — глядя на пожилого человека стоящего в дверях ее квартиры, протянула Зинка и быстро скомандовала — Галька, тащи чемоданы.

В дверях появилась девушка с двумя груженными под завязку баулами.

— Вот, — грузно опустила она их на пол.

— Да вы никак надолго собрались? — Рассматривая увесистые баулы, спросил водитель.

— Бери да неси в машину, — не удостоив ответом, проговорила Зинка, — нам ехать пора.

До вокзала домчались быстро.

— Ну вот и приехали, Зинаида Петровна, — поворачиваясь к женщинам, сказал Николай Васильевич.

— Вы билеты мне забронировали? — Все еще думая о чем-то своем, спросила Зинаида.

— Да.

— Ну так чаво сидите? Идите и выкупите.

Николай вышел из машины и направился к зданию вокзала. «Ну и сука, — думал он на ходу, — как таких свет носит? Вот уж не думал, что буду причиной всех бед Глеба Леонидовича. Такому мужику свинью подложил. Нужно было ее там, на вокзале, оставить тогда. Скольких неприятностей избежали бы. Чтоб тебе, собака, там в своей деревне до скончания веков остаться.» Ругался про себя в сердцах Николай, идя к кассам.

Загрузившись в поезд, Зинка сразу же уснула, приказав проводнице разбудить на нужной станции.

— Слушай, ку-ку.

Влад сквозь пьяную пелену высматривал стоящего на столе и размахивающего хвостом дружка, пытаясь привлечь к себе его внимание. Но сквозь хохот и крик никто его не слышал. Тогда он потянулся и дернул пьяного напарника за копыто. Куман нетерпеливо брыкнулся, угодив лапой неповоротливому вампиру прямехонько промеж рог, отчего оный увидел всю россыпь звездного неба в глазах. Обижено потирая лоб, Протыкатель ухватил блюдо с остатками жаркого и запустив другу в харю. Блюдо, пролетев над столом, звонко брякнуло по рогам и съехало вниз. Куман недоуменно огляделся, злобным взглядом выискивая обидчика.

— Кто?! — Грозно заорал получивший по рогам блюдом.

В зале притихла вся нечисть. Музыканты перестали играть. Все ждали развития событий. Влад поднялся и, все еще почесывая лоб, сказал:

— Ну я, и что ты меня за это под суд отдашь?

Куман, шатаясь, уставился непонимающим взглядом на напарника.

— Ты чего, Влад, анаши объелся, али как? Чего на своих кидаешься?

— А ты чего? Я его, значь, зову, а он брыкается. Копытом меж рог, думаешь, приятно?

Куман, глядя на обиженного друга, заржал на всю пивнушку. Разом прошелестел вздох облегчения.

— Кажись, обошлось, — шепотом обратился дородный оборотень-хозяин к своему перепуганному слуге, — гляди за ними в оба, а то, не ровен час, разнесут тут все в пыль и прах.

— С них станется, — кивнул согласно тот, хитрый малый с головой змеи. — Тут давеча встречал у лысой горы земляка, так он мне порассказал, как они того, — тут он наклонился ближе к хозяину, чтоб их никто не расслышал, — пса до белой горячки чуток не довели.

— Вот я и думаю, чегой-то они так далеко забрели?

Вдруг из угла гужевавшей компании послышался пьяный окрик:

— Это кто ж там шепчется, напраслину на честной народ наводит? — Влад стоял на столе рядом с дружком и смотрел в сторону говоривших.

От неожиданности хозяин питейного заведения вздрогнул.

— Ага, я прав. Гляди, Куман, на этих пиявок, испужались народного гнева. Кровопивцы, всю деньгу выкачивают. А ну, робяты, хватай империалистов, вешать будем! — Разошелся, подзадоривая публику, Влад.

Испуганный хозяин питейного заведения кинулся прочь из зала, видя как к нему со всех сторон двинулась пьяная толпа.

— Ату его, братцы, ату! — С боевым кличем бросился вдогонку улепетывающему со всех ног хозяину, Куман.

Влад схватил со стола недопитую бутыль и кинулся вслед.

— Стой, Куман, стой, — догнав друга, задыхаясь орал Влад. — Куда ты так разогнался? Он же в другую сторону побег, — махнув лапой в обратном направлении, указал он, — туда все и ломанулись, а ты чего?

— Дурак ты, Влад. Им туда, а нам сюда. Ты, молоток, гляди, сообразил бутылец прихватить.

— Ну так я подумал, может пригодиться.

— Пригодится, — утвердительно кивнул Куман.

— Слушай, нам на службу не пора? А то, как бы в карцер не загреметь.

— Карцер нам уже обеспечен, коли хозяин дома, друг мой сердешный. Тут, брат, подумать нужно.

— А че тут думать, ща приходим и хозяину, приносим, вот, — поднял бутыль как вещественное доказательство вампир.

— И сразу, дружек, прямехонько в карцер, — пытался растолковать, словно младенцу последствия сегодняшней попойки Куман. — Тут, друг, похитрее придумать нужно. Вот, если мы с тобой что-то совершим стоящее, тогда нас хозяин простит. — Немного помолчав, добавил, — может быть.

— Нет, не простит, — категорично заявил Влад.

— Есть идея! Сейчас мы поедем с тобой Анис встречать.

— Ты чего, мозги в кабаке оставил? — Протыкатель вопросительно посмотрел на Кумана как на умалишенного.

— Это ты без них родился, а я тебе говорю, идея блеск. Представь себе, какой фурор произведем. Скажем, что нас как личный эскорт ввперед выслали встретить столь высокую особу и доставить без происшествий на место. Усек?

— Нет, — с подозрением все еще ожидая подвоха, не согласился Влад. — Объясни, я чего-то не понимаю, ты что же за этой бабищей соскучился? У вас лямур? Так почему лучший друг в известность раньше не поставлен?

— Дурень, ты сам подумай, когда с ней приедем, то до нас ли хозяину будет?

— Ну так сразу бы и сказал, а че ругаться? Теперь понятно, что и для чего.

— Девочки, подъем, подъезжаем, — постучалась в купе проводница, — ваша станция.

— Хорошо, — буркнула через дверь Зинка, недовольно поднимаясь.

— Че, уж приехали? — Протирая сонные глаза переспросила Галина.

— Прибыли, давай сползай. Родина мать зовет.

Поезд тихо притормаживал. Зинка, выглянув в окно, быстренько засобиралась: стоянка всего две минуты, а надо успеть вынести вещи.

— Ну че возишься? — Недовольно прикрикнула на подругу. — Щас до следующей станции покатимся.

И все еще бурча себе под нос, двинулась к выходу. На этой станции выходящих пассажиров кроме них никого не оказалось, да и кому придет в голову ехать в эту богом забытую дыру. Выйдя на перрон, она огляделась.

— Да уж, тут и через сто лет все будет по-прежнему.

— А ты думала, что без тябя здеся Москву построили, — в тон подруге произнесла Галина.

Утро нового дня встретило приехавших ясной солнечной погодой. Зинка, всматриваясь в даль, вспомнила как три года назад или даже больше покидала родные места. И вот она снова стоит на этом же перроне, но совсем другая, хорошо одетая и при деньгах. Та, которая покидала родные места, канула в далекую Лету.

— Слушай, Зин, гляди.

— Что? — Не поняла Зинаида, стряхивая груз воспоминаний.

— Говорю, гляди вон туды, никак Гришка из нашей дяревни.

Скалясь всеми зубами, прямо к ним шел Григорий. Тот самый, выбросивший Зинку много лет назад в сугроб у этого же перрона.

— Ай, какие люди. Не уж-то наша Зинуля к нам пожаловала? Какова, ах какова дама! — Разглядывая Зинаиду продолжал скалиться Гришка. — И каким ветром нам таку красу задуло.

Зинка вскинула голову, вся подтянулась и с призрением посмотрела на бывшего ухажера.

— Ой, гляди, да они нами простыми дяревенскими парнями тяперь брезгуют, да, Зинуль?

— Для кого Зина, а для кого и Зинаида Пятровна, ясно тябе? — Злобно отшила бывшего хахаля Зинаида и демонстративно отвернулась.

— Ну как хотите, мадама, у нас тут таксев не ездяют, до дяревне пяшком почешешь.

Развернувшись, Гришка пошел от них прочь, видимо, все ж задели его мужскую гордость.

— Ты чаго? — Тут же встряла Галина, до этого молча наблюдавшая за перебранкой.

— Пусть топает, козел, — злобно зашипела Зинка, видно так и не простившая той давней истории.

— Ну ты как хочешь, можешь тут и дальше стоять, но, я думаю, другого транспорта до завтра мы тутыча не увидим, так что ряшай.

Зинаида глядела вслед удаляющемуся Григорию и понимала, подруга права. Топать в деревню с тяжелыми баулами им придется не меньше суток, а потому умерив свою гордость сказала:

— Иди договаривайся, скажи, что заплатим.

— Обязательно нужно заплатить, я этого кобеля знаю, за так не повезет, — сплюнув в сердцах, Галина кинулась догонять Григория.

Зинка осталась стоять на перроне и наблюдала из далека, как Григорий, размахивая руками, кивал в ее сторону и громко ругался. Галина пыталась его в чем-то убедить. Наконец, Гришка успокоился и сложил руки на груди, видимо, придя к какому-то решению. Затем окинул еще раз оценивающим взглядом Зинку и что-то проговорил. Галина сорвалась с места и прямиком направилась к Зинаиде.

— Ну? — Тут же нетерпеливо спросила запыхавшуюся подругу Зинка. — Что он сказал?

— Зин, он того, ни в какую не хочет нас везть домой, говорит, ты сама попроси.

— Я! — Та от злости чуть не подпрыгнула. — Да как эта дяревеньщина посмела. Да ему должно быть за счастье рядом со мной ехать. Козел он безрогий!

Видя злость Зинаиды, подруга лишь пожала плечами.

— Что ж, — обреченно вздохнула она, — значь, придется идтить пяшком.

— Ты чаго, с ума сошла. Да так мы и за месяц с энтими сумахами не дойдем.

— А чаго ты предлагаешь. Просить ты не хочешь, пяшком ты тоже не хочешь. Так давай сядем и будем ждать, мож, кто другой нас заберет.

Зинка топталась на месте, обдумывая ситуацию. Кланяться в ноги этому мужлану ей совсем не хотелось, но, похоже, выбора не было. Вздохнув, она направилась к стоявшему у телеги Гришке.

— Че, ножками-то, того, не ходится, разучились на городских улицах, все на машинах, — встретил ее с издевкой парень.

— Ты это… — проглотив обидные слова, начала Зинаида, — возьми нас до дяревни, я того, заплачу, сколь скажешь. Знай, не обижу.

Григорий пристально посмотрел на Зинаиду. Под этим взглядом она почувствовала себя раздетой.

— Так ты точно дашь плату за проезд ту, что я попрошу? — Чеканя каждое слово и не сводя тяжелого взгляда с груди молодой женщины, оскалился Гришка.

— Сказала тябе, точно, — даже не подумав, ответила та.

Ей лишь хотелось поскорее избавиться от столь унизительной роли просительницы.

— Хорошо, договорились, деняг мне твоих не надо, тябя хочу.

— Чаго? — Опешила Зинаида.

— Таго. Твоя лябовь на мой извоз.

Зинаида в упор посмотрела на Григория, и ей стало ясно, по-другому не повезет. Немного подумав, она согласилась, предложив свое условие.

— Ты до дяревни довязешь, а вечером я с тобой встречусь. Уговор?

— Добро. Домчу с ветярком, но гляди, вечером чтоб вышла.

— Угу, помоги Гальке баулы донесть, а то надорвется ненароком, — рассматривая согнувшуюся под тяжелыми сумками подругу, проговорила Зинка.

— Ничаго, ей не привыкать, она-то у нас городской стать не успела. Чаго ж так быстро назад, аль город ей не приглянулся.

— Эта она ему не приглянулась, — захохотала Зинка.

— Я вижу, вы договорились, — запыхавшись и опусктив на землю тяжелые баулы, встряла в разговор Галина.

— Ну и чаго стали, долго мне тута стоять? — Григорий взял в руки вожжи.

Быстро закидав сумки Галина прыгнула в телегу и умостилась рядом с Зинкой.

— Но, пошла, родимая, — крикнул Григорий.

Лошадь резко рванула с места и не удержавшись девушки с хохотом покатились в телеге.

— Тише ты, неугомонный, — вскрикнула Зинаида, — не дрова вязешь.

— Ага, понял, че злиться-то, исправлюсь к вечеру, обещаю, — хохоча, ответил Григорий.

Лошадь резво бежала по лесной дороги, все дальше увозя от станции своих седоков.

— Куман, душенька, — канючил Влад, семеня рядом с другом по дороге, — может, транспорт какой найдем, а то, чувствует душа моя окаянная, не дойти.

— Ну и где мы, по-твоему, на пустом тракте транспорт найдем? Сам знаешь, в этом направлении нет ни одной пропащей души, они, гады, все ближе к столице селятся. А рядом с Запредельем фиг кого найдешь, так что топай, не канючь. Я сам не прочь на ком-нибудь проехаться.

— Слушай, ты вроде в нашей компании самый умный?

— Угу, это точно, — с удовольствием кивнул Куман.

— Так, может, остановишься и выслушаешь, умник.

— Чего тебе, говори.

— Чего! Чего! — Передразнил вампир. — Ты скажи, на хрена мы пешком топаем?

— А ты предлагаешь полететь? Так, сейчас сообразим, вот только бутылку допьем, и, думаю, нам хватит для улета.

— Ну а я тебе, о чем талдычу? Зачем нам идти, если мы можем вот на этом месте сесть и подождать, тем более, ждать не на сухую будем, — встряхивая булькающую жидкость как основное доказательство, авторитетно произнес Влад.

Куман остановился, обдумывая все за и против. По-видимому, пол-литра оказались весомым аргументом.

— Ай, — махнул он рукой в знак согласия и уселся по среди дороги, облизывая пересохшие губы Куман, — временами, брат вампир, и у тебя башка варит не хуже моей, но только временами.

— Я ж плохого тебе не посоветую, — радостно воскликнул Влад, подсаживаясь рядом. — Чего нам переться, если птичка все равно мимо не проскочит.

— Тут ты прав, одна ей дорога в Ад, и только через нас. Вот ты мне скажи, Влад, — Куман взял из лап друга бутыль, вытянул затычку и продолжил, — чего этой дуре у родного папаше не жилось? Я вот тебе честно могу сказать…

Влад не удержался и засмеялся.

— Ты чего ржешь, словно кобыла? — Хмуро спросил Куман.

— Ну ты даешь, — смеясь, проговорил вампир. — это ж надо ляпнуть, он мне честно скажет. Да ты что, родной дом с небесным эдемом попутал? Точно скажу, ты, Куман, вот от этого зелья, — он постучал когтем по бутылке, — все мозги подрастерял.

— А у тебя их отродясь не было, — огрызнулся Куман.

— А я на интеллектуала и не претендую. Да ты не обижайся, ты где же тут честных видел? Они, брат, к нашему ведомству никакого отношения не имеют. Тут другой сорт душ. Вот хотя бы взять нас с тобой, — отхлебывая из горлышка, продолжал вампир, — ты как там жил?

— Ну как? Как все.

— Врешь, не как все. Те, кто как все, те с крылышками музыкой в Раю наслаждаются. Травка там у них зеленая, солнышко ярко светит, ну там райские птички щебечут, в общем, лепота.

— А ты откуда знаешь? — С подозрением глядя на друга, спросил Куман. — Ты что там был?

— Тише ты, чего орешь? — Шикнул вампир, оглядываясь по сторонам. — Ишь, разорался. Ты что же в застенки захотел? Я тебе секрет один открою, только чур, никому не слова.

— Во, гляди, зуб даю, — нетерпеливо проговорил Куман. — Рога спилю и сам отдам, если проговорюсь.

— За рога благодарю, верю. Да только они тебе тут еще пригодятся, нам же без них никак. Так что уж лучше побереги. Чей-то в горле пересохло, дай хлебнуть.

— Давай, не томи, рассказывай, — нетерпеливо проговорил Куман.

— Так вот, была у меня на земле дева, слыхал, небось? Краса неописуема, и любила меня страсть как.

— Ладно, это мы знаем. Она ждала тебя с похода. Руку и сердце для тебя берегла, ну там честь девичью, а ты, кобеляка, ни одной юбки в походе не пропускал. Знамо дело, природа свое берет. Вот ей и донесли на тебя, каким местом ты веру насаждаешь. А она, дура, с башни кинулась, измену не простила.

— Да ты чего, совсем опупел?! Это ж какой осел про меня такую легенду сочинил?! Подать его мне, разорву на части как тузик грелку! — Вскакивая, заорал взбешенный Влад. — Это что же получается, меня, Влада Протыкателя, меня, графа Дракулу, в простого Казанову записали? Сволочи, всех на кол! — Все больше заводясь и бегая кругами, орал вампир. — И совсем я не загулял, ты веришь мне?! — Он схватил за лацканы пиджака Кумана. — Предали меня, сказали моей ненаглядной, убит, и она не смогла жить без меня, потому-то покинула землю, чтоб со мной соединиться. Да промахнулась малость, не туда попала. А может… — остановившись, задумался Влад, — может, она-то туда попала, это я не туда попал? Как ты думаешь, Куман? Вот так дело было.

— Да знаю я, как дело было, — высвобождая из крепких лап свой пиджак, сказал Куман, — во всех книгах написано, я это, просто пошутил, а ты…

— Крысятник ты, Куман, — обиделся Влад.

— Ну ладно, давай мировую, это ж просто шутка.

— Шутки у тебя козлиные.

— Ну ты, думай что говоришь, а то за козла по рогам схлопотать можно.

— А ты чего городишь? Я тут, значит, на изнанку вывернулся, все ему выложил, а он меня в казановы записал.

— Ну все, будя тебе, — потрепал за плечо друга Куман, — давай дальше рассказывай.

— Не буду, — все еще дулся вампир.

— Ну что мне тебя уговаривать, словно девицу на секс. Чего ерепенишься? Сказал же, шутка. Я и не знал, что ты у нас девица обидчивая.

— Эй, потише, я бабой не был и не буду, а еще раз…

— Все, мир, — поднимая лапы вверх, предложил Куман.

— Ты лапищи-то опусти, а то, чем черт не шутит, бутылец разобьешь, — нервно крикнул Влад, пытаясь отобрать тару.

— Я скорей пятак себе разобью, чем смысл своей никчемной душонки, — поглаживая предмет вожделения, проговорил Куман. — Так все ж таки, ты мне расскажешь свой секрет, или и дальше будешь кота за яйца тянуть?

— Да тут дело такое, — со вздохом начал вампир, — я когда прибыл по месту распределения, ну немного огляделся, сам знаешь, новые места, новые условия существования, все ж как-никак, а на земле немало веков вампиром оттрубил, свыкся. А тут опять все по новой. Нужно как-то устраиваться, притираться к новым условиям. Прошло время, я пообвыкся и решил свою земную любовь отыскать. Думал, по всем правилам где-то здесь обитает. Сам ведь понимаешь, по канонам земной церкви грех взяла на душу непоправимый, руки на себя наложив. Стал я потихоньку справки наводить, оказывается, нет такой. Сказали мне, нет на ней греха. Все что там на земле святоши в сутанах придумали, бред сивой кобылы. Грех-то он как? Сознательно совершаешь — грешен. А коли по принуждению или от отчаяния, то грех ложиться на тех, кто на это толкнул несчастного, кто вынудил косвенно, али умышлено. Вот так-то. А стало быть, она перед Богом чиста.

— Ну а тех подонков видел?

— Каких? — Не понял Влад.

— Те, что предали тебя и наговорили ей всего.

— Знаешь, по началу думал, увижу, загною, как-нибудь в Запределье отправлю. Да когда увидел, понял, что они мало, чем от меня отличаются. Сколь мной-то душ загублено было, когда от Бога я отрекся.

— Ну так ты же по началу верой и правдой ему служил.

— Служил, согласен. Только вот в самом конце промазал. Мне-то испытание Он на преданность души моей устроил, а я, как ты понимаешь, провалил экзамен. Разум помутился, гордыня взыграла. А в законе Божьем так и написано: «Служить предано должен, и все возложить к стопам его, коли попросит.» Я вот с мечом служил, а как душу мою забрал (она, любимая, для меня душой моей была, все помыслы земные в ней), так вот тут я и заартачился. Ну, в общем, ты читал и знаешь всю мою дальнейшую карьеру. А она у него осталась, как незапятнанный ангел. Я уже смирился с уготованной мне участью и влачил свое жалкое существование, как несколько сот лет назад позвал меня курьер из канцелярии самого Андромелиха. Ну, думаю все, гаплык мне, может еще какие земные грехи откопали. Взял котомку и приготовился к новому путешествию. Теперь, думаю, Запределья не миновать. Вон как государство переполнено отпетыми негодяями. В Раю скоро пусто будет. К нам вагонами с земли поступают. Решили, думаю, нас самых отпетых на переделку пустить.

— Ну чего замолчал? — Подсаживаясь ближе, с нетерпением встряхнул задумавшегося Влада Куман.

— А, ну да. Ну так прихожу я в канцелярию, сажусь в уголок, думаю, понадоблюсь, сами заметят, жду. Не прошло и пяти минут, как ко мне подходит поверенный Андромелиха и говорит: «Вас, господин Дракула, требует незамедлительно к себе наш канцлер.» У меня душа в копыта спряталась. Задрожал, подняться не могу. А он с удивлением на меня посмотрел и говорит: «Поторапливайтесь, вас ждут». Ну, думаю, была не была, чему быть того не миновать, поднялся и пошел. Захожу, а там Азазело, батяня наш, с Андромелихом сидят и о чем-то шепчутся. Стою, смотрю, а рта раскрыть не могу. Обошел меня Азазело, посмотрел и говорит: «В услужение ко мне пойдешь, али как? Принуждать не буду, но советую». Я обрадовался, даже и думать не стал, сразу согласие свое дал. «Вот и ладненько, говорит он, бери свои вещички и ко мне в замок». Выскочил я, даже попрощавшись, а вечером был уже у Азазело.

— Слушай, Влад, я так и не понял, а причем тут твоя земная пассия, она-то каким боком в этой истории?

— А, так это она выпросила мне помощь там по своим каналам. Это уж потом мне Азазело по секрету сказал, мол, ходатайствовали за тебя чины высокие. А так как грехов у меня много, то не о каком Рае разговора идти не может, но вот улучшить мне условия здесь они могут. Только ты мне слово да, никому.

— Ясно, будь спок, никому.

— Слушай, Куман, как думаешь, невеста наша скоро прибудет?

— А это уж как даме заблагорассудится, — почесав ухо, ответил Куман.

— Все, бабы, приехали, — тормознув лошадь, крикнул Гришка, — вот и деревня. Надеюсь, дом свой не забыла? — Поворачиваясь к задумавшейся Зинке, ухмыльнулся извозчик.

— Забудешь, гляди, — хмуро посматривая в сторону своего жилища, буркнула Зинаида.

— Ну чего стал, — обратилась Галина к стоящему словно памятник на телеге Григорию, — давай подвози. Кстати, не знаешь, мать моя дома?

— За мать не знаю, а вот братана тваго утром видел. Тпру… негодная, ишь разогналась.

Остановившись возле Зинкиного дома, Гришка осадил лошадь, и нагнувшись к женщине, тихо произнес:

— Так до вечера, Зинуль, гляди, буду на выезде с дяревни ожидать, договорились?

— Хорошо, — спрыгивая с телеги и вытягивая сумки, ответила та.

Лошадь сорвалась с места и понеслась дальше, оставляя лишь пыль на дороге. Зинаида посмотрела на покосившийся дом, давно требовавший ремонта, и вздохнула. Открыв уныло заскрипевшие ворота, вошла во двор.

— Так ничего здесь и не изменилось, — оглядывая подворье отметила Зинка, все еще не решаясь зайти в дом.

— Батюшки, кто к нам приехал! Зинуля, доченька моя ненаглядная, мать приехала проведать.

Зинка обернулась и увидела выходящую из коровника мать. Время ее не пожалело. Женщина, идущая к ней, еще больше походила на древнюю старуху. Дать ей можно было не меньше восьмидесяти лет. Немного прихрамывая на правую ногу, она на ходу вытирала черные, сморщенные от тяжелого труда руки о засаленный, подранный фартук. Видя все еще стоящую на месте дочь, улыбнулась и спросила:

— Чаго стоим? Пойдем в дом. Я, правда, не ждала тебя, так что тама не прибрано. — Подталкивая дочь и хватая сумки, приговаривала мать.

Где-то в глубине Зинкиной души проснулось что-то, похожее на жалость.

— Не надо, я сама, — забирая у матери тяжелые баулы, она уверенно направилась к крыльцу. — Ну как вы здесь?

— Да как, доченька, сама видишь, дом надо ремонтировать, да деняг нету. Да и я уже в работе не та, что раньше. Болею вот часто. Нога болит, скрутила. Наверное, рявмотизм, будь он неладен. Ты заходь, — открывая дверь, без умолку болтала мать.

В доме, как и раньше, был полнейший бардак. В разных углах валялись грязные тряпки, пол не метеный, бегали мыши. Зинка огляделась в поисках места, куда можно было все поставить и присесть, но, так и не найдя места, поставила сумки по среди комнаты и, стряхнув рукой с табурета мусор, уселась.

— Ты ж, наверное, с дороги проголодалась? — Рассматривала мать сидящую перед ней дочь.

— Нет, я не хочу, тут вот… — ткнула дочь на сумки, — я подарков привезла, так что ты розбяри что кому, а я пройдусь па дяревне.

Зинка поднялась и быстро вышла из дому, боясь, как бы мать не успела ее остановить. Ей было тяжело и противно находиться в этом хлеву. Выйдя за ворота, она вздохнула полной грудью и осмотрелась, решая куда пойти. Встречаться ей ни с кем не хотелось, и так вечером вся деревня сбежится на нее посмотреть. Пройдя немного в сторону дороги, она направилась через лес к реке. Там ей всегда нравилось, еще сызмальства, ребенком, она часто сбегала туда от бранившейся матери. Там же, в ближнем леску, и девичество свое оставила. Как давно это было, думала Зинка, приближаясь к берегу.

— Зинусенька!

От неожиданности девушка вздрогнула.

— Чаго испугалась, это ж я.

— Гришка, а чаго ты здеся делаешь? Ты же домой поехал?

— Ну да, поехал. Гальку завез, тама столько криков было, когда я отъезжал, Мать Богородица! Ты бы слышала, какими славами ее встретили. Я бегом оттуда удирать, думал, и мне на орехи припадет, — засмеялся Григорий.

Помолчав, он продолжил.

— Так и думал, что ты придешь в это место. Потому и решил тябя здеся обождать.

Гришка подошел ближе и, обвив руками Зинкину талию, зашептал:

— Ты бы, Зинуля, рассказала как твое житье в этом городе. Говорят, ты богатая стала, мужа хорошего имеешь.

— Ничаго, грех жаловаться, живу хорошо, вот погляди, — она ткнула пальцем в свое платье, — все импартное, заграничное. Квартира, у меня хорошая.

— Ну ты молодец, — все ближе наклоняясь, томно шептал Григорий, — и муж, наверно, богат.

— Очень богат. Он главный инженер завода. Вот так. — Все больше бахвалясь, продолжала девушка. — Да и машина у нас — новенький москвич, еще в гараже стоит, мы никуда на нем не выезжаем, а зачем? Ведь у нас водитель с машиной еще есть, он к мужу на заводе приставленный, и деньга у меня на книжке имеется. Так что, Гришань, я не жалуюсь, — все больше возбуждаясь от горячих ласк и жгучих поцелуев, шепотом закончила Зинаида.

Гришка похотливо ощупывал Зинку, оставляю слюнявые следы на пышном теле. Девушка для виду продолжала ломаться:

— Ой, Гришань, дак святло еще. Люди увидят, че скажут? Может, до вечера подождем?

Зинка сама все крепче прижималась к парню. Григорий, обхватив девушку, потащил ее в тень леса. Густые кусты скрыли от посторонних глаз парочку, предающуюся сладострастным увеселениям.

Солнце уже начинало садиться. Дневная жара потихоньку спадала, уступая место приятной прохладе вечера.

— Ну, Зинка, ты даешь. Ты что там в городе совсем мужиков не видела, ровно с цепи сорвалась. Тябя что, муж твой не ласкает совсем?

— Дурак ты, Гришаня, — лежа у него на груди, сладостно вздыхала девушка, — оно-то может и ласкает, да, видимо, ласки не такие.

— А что, в наших мужицких отличается что-то? — С ухмылкой поинтересовался Григорий, глядя в голубое небо.

— У нас другие, Гриш, ласки. Тут чувствуется сила и характер, а там антиллегентство. Взять с них нечаго окромя денег.

— Это что ж, они не того, не могут? — с удивлением привстав и посмотрев сверху на свою подругу, спросил Гришка.

Зинка засмеялась.

— Ну и темный же ты. Почему не могут, они могут, но как-то не так. Пресные они какие-то.

Зинаида скорчила недовольную мину, видимо, вспомнив своего суженого.

— Слушай, эта что же и бабы у них пресные как и мужики?

— Не знаю, — все еще смеясь, ответила Зинаида.

Но вдруг лицо ее резко сделалось серьезным, и она поглядела в глаза Григорию.

— Ты чаго? — Не поняв ее взгляда, встрепенулся Гришка.

И тут Зинаиду словно прорвало, видимо все накипевшее разом выплеснулось на поверхность.

— Скажи, Гришань, ты в лябовь веришь али нет?

— Ты чаго, Зинуль?

— А таго. Ответь мене прямо, веришь али нет?

Григорий снова лег на траву и задумался. Зинаида ждала. От этого ответа зависела сейчас ее будущая жизнь. Если бы ей удалось убедить Гришку уехать с ней в город, мечтательно думала она. Муж ведь все обещал оставить. Поженились бы они, да и жили вместе, уж очень ей Григорий приглянулся, тогда еще, давно, только ведь раньше она ничего не могла ему предложить. А сейчас может, ведь может, убеждала себя Зинаида, еще больше загораясь этой мыслью. Гришка и хозяйственный, и статный, одно загляденья, не то, что ее муженек. Тот вечно что-то болтает и болтает. Слова какие-то непонятные говорит. А этот весь свой. Как бы мы зажили, замечталась Зинаида.

— Я, конечно, могу так сказать, — нарушил молчание Гришка, — лябовь дела хорошее. Да только какой в ней прок, когда в карманах ветер гуляет?

Зинка, восприняв это как согласие, быстро зашептала:

— Не гуляет ветер в карманах, Гришань. У меня все есть, все мое. Поехали со мной в город. Ты у меня что король будешь, одет и обут. На собственной машине ездить будяшь, в квартире жить. Там воду носить не надо, там с крана и горячая и холодная бяжит. И дрова колоть не нада, там паровое отопление. Ты у меня, что кот в смятане будешь купаться. Только поехали.

Григорий долго и упорно смотрел на Зинаиду. Он все еще не мог поверить в то, что она говорит.

— Ты в своем уме Зинаида? А как же муж?

— А что муж? Да я его на порог не пущу. Да он и сам уйдет, как я скажу.

— Ну да, смотри, так и ушел, все тябе оставил, — недоверчиво проговорил Гришка, — и машину и квартиру.

Но в голове у самого уже крутилась мысль, как бы и правда вырваться из этой деревни от отца своего деспота, который только и знает, если что-то не так, то сразу по загривку кулаком. Вечно одно и тоже: Гришка туда, Гришка сюда. А там бы, в городе, сам себе хозяин. Посмотрев на Зинаиду, парень тут же нахмурил брови. Эх, кабы еще и внешность к ее деньгам, а то чучело чучелом, и как с такой всю жизнь прожить?

— Ну что, Гришань? — Перебила его размышления Зинаида.

— Ну, Зин, я не знаю, отец, конечно, и говорить нечаго, не отпустит. Да и муж твой вряд ли тябе все оставит, а так, сама понимашь, уеду, не спросясь, так он меня лишит наследства, и там ничего не будет, что же тогда делать будем?

— Слушай, Гришь, — уговаривала Зинаида, — мы с мужем, того, давно не живем, он у меня давно развода просит, только я не даю. Он мне так и сказал, дашь развод, все тябе оставлю. Понимаешь, у нас с тобой поболее, чем у твояго отца будет. Вот как прикатишь на новеньком москвиче, так он сразу тябя простит.

— Ну … — все мялся Григорий, — я, конечно, могу подумать, может и соглашусь.

Зинка, схватив на радостях Гришку в объятия, крепко прижалась к нему.

— Гришань, давай завтра уедем, тихо утром сбяжим, пока все спят. Вот увидишь, простит тябя отец.

— Ну лады, договорились, — отрывая от себя вцепившуюся Зинаиду, согласился Гришка. — Толька у меня одно условия есть, — поднимая для убедительности палец, продолжил он, — так как я из дома сбегу, и отец мне этого не забудет, то ты, как моя жена, после свадьбы все на мяня перепишешь: и машину и квартиру, — загибая пальцы, продолжал перечисления Гришка, — и деньги в сберкассе.

— Дак, Гришань, оно ведь и так наше общее станет. Чаго тябе бояться? — Удивленно посмотрела на парня Зинка.

— По-другому не согласен, — махнул, словно отрезал, рукой Гришка.

— Если желаешь, то пожалуйста, — боясь, что откажется, быстро согласилась Зинаида.

— Ну тогда по рукам, и давай розбягаться, а то ненароком и, правда, заметют.

Гришка поднялся, огляделся и отряхнул штаны.

— Чей-то не видать пассии нашего батяни, — всматриваясь в даль, пьяным голосом заметил вампир, — мо…может, мы того, упустили ее? Куман, ты меня слышишь?

Влад толкнул друга, свесившего рогатую голову и мирно сопевшего прямо на дороге.

— Эй, Куман, проснись.

— Где?! Кто?! Чего?!

— Я говорю, может она того, п…п…проскочила у нас под но…но…ногами.

— Кто? — Все еще не понимая, о чем идет речь, переспросил Куман.

— Как кто? Ну та, которую мы с тобой ждем.

— А мы кого-то ждем?

— Я не знаю. Мне, казалось, что мы кого-то ждем.

— М-да. Нужно подумать. Влад, мы где?

— Не знаю. Если смотреть вокруг, то на дороге, — оглядываясь сказал Влад.

— А раз на дороге, то, значит, мы куда-то шли. Ты со мной согласен?

— Безу…безусловно.

— Осталось выяснить, куда мы шли?

— То…точно.

— И куда же мы направлялись?

— В… встречать Аниську.

— Вот мы и выяснили. А где же она? — осматриваясь кругом, спросил Куман.

— Сбежала, точно сбежала! Куман, ее нужно догнать!

— Догоним, как пить дать, догоним. У нас там осталось, чем догнаться?

Влад всколыхнул бутыль, на дне что-то плеснулось.

— Все, догоняемся, и вперед.

— Догоняемся и в пе…перед, — поддержал друга вампир.

— Чур, я первый, — Куман вырвал бутыль из рук пьяного друга.

— Ти…тише! Ты слышишь?

— Чего?

— Звук барабанов.

— Где?

— Вон там, — Протыкатель указал когтистой лапой в сторону Запределья.

— Точно, вон смотри и пыль столбом, значит, едут. Слушай, Влад, ты молчи, я говорить буду. А то опять подпортишь нам все.

— Я и не напрашивался. Сам веди переговоры. С этой дурой я бы и за деньгу не говорил.

Через минуту на дороге показалась процессия. Впереди на огромном звере, напоминающем вола с крокодильей головой, восседала сама Анис. Следом двигалась челядь, груженная всякой всячиной для будущей новой жизни хозяйки. Колонна растянулась на много миль, и конец ее терялся где-то в клубах черной пыли. Два пьяных объекта, стоявшие посреди пути, мешали ее дальнейшему продвижению. Недовольно подозвав слугу, хозяйка процессии потребовала освободить дорогу. Подбежавший к ним слуга замахал лапами, требуя уйти.

— Уйдите, несчастные. Преклоните колени, перед вами сама Анис, следующая к своему будущему супругу.

— Не-а, — вышел вперед Куман, — ты лучше, особь ходячая, преклони колено перед бойцами передового фронта. Ты что же не видишь измотанных боевыми действиями, истекающих в собственной черной крови несчастных?

— Я вижу двух напившихся идиотов.

— За идиотов отдельно получишь. А сейчас мигом к хозяйке. Да скажи, Куман с Владом Протыкателем для приватной беседы к ней прибыли.

Несчастный испугано попятился назад, услыхав имена стоящих перед ним объектов. Слухи о визите этих двух в Запределье разлетелись словно ураган. Всем до последней щепки было известно о подвигах героев. И о том, как они умудрились до умопомрачения напоить их повелительницу, и о маленьких шалостях оной в этом состоянии. Хотя, говорить вслух об этом не разрешалось, но подробности были известны всем и каждому. Резко развернувшись, слуга сломя голову кинулся к хозяйке, на ходу во все горло что-то крича и размахивая лапами.

— Слушай, может он того, не в себе малость? — Подозрительно спросил вампир.

— А хрен его знает, — пожимая плечами, ответил Куман, вглядываясь в переполох, образовавшийся возле Анис.

Бегающая вокруг челядь что-то накрывала, устанавливала шатер, носила коробы, разворачивала тряпье хозяйки. Двое слуг, уложив животину, на которой передвигалась Анис, помогали спуститься ей на дорогу. Через минуту все тот же слуга подбежал к стоящим парламентерам и подобострастным голосом пригласил следовать за ним:

— Они вас ждут — пятясь назад и все время кланяясь, оповестил слуга.

— Слушай, малый, у тебя с головой все в поряде, али ты что-то растерял? Куман, ты глянь, кто у Анис в услужении, — наклоняясь к самому уху друга, прошептал Влад, — теперь ясно, почему у этой дуры вечно все вверх тормашками.

— Я полностью с тобой солидарен, — топая вслед за слугой, ответил Куман.

Приблизившись, они увидали, как подперев ручищами словно двумя стволами дуба свои бока на них с подозрением смотрела Анис. Куман, выйдя вперед, бухнулся ей в ноги и запричитал:

— Дорогая повелительница сердец несчастных, Несравненная краса, мы, рабы твои несчастные, преподаем к стопам твоим, ища защиты и покровительства слабых и сирых. Не отталкивай нас от глаз твоих несравненных.

Анис от неожиданности попятилась. Всякого ожидала от этих двух проходимцев, но только не этого.

— Встаньте, — ошарашено произнесла дамочка, не зная как ей поступить, — подойдите ко мне и как на духу расскажите все. Будет вам моя защита и покровительство.

— Точно будет? — Приподняв голову, хитро спросил Куман.

— Куман, дружочек, али я тебе отказывала в участии? Ты же знаешь свою Анис?

— Во-во, знаю, поэтому и уточняю, — Куман поднялся и деловито отряхнул коленки.

— Иди ко мне, поделись своими бедами.

Анис протянула свои жирные ручищи и попыталась обнять, но прыткий дружек легко увернулся от неповоротливой дамы и произнес:

— Ты бы нас сначала накормила да напоила. Видишь, голодные и холодные стоим перед тобой. Страху натерпелись, от каземат увернулись. Бредем тебе навстречу, чтоб спасти твою драгоценную шкуру. А ты нас у дороги держишь и разговоры говорить требуешь. Али так друзья поступают?

— Быстро стол для гостей приготовить, да все самое лучшее! — Хлопнув в ладоши, заорала грубым голосом Анис и пнула ножищей зазевавшегося слугу.

— Ани…Анисочка, — с трудом выговорил вмешавшийся в разговор Влад, — и п…п…прикажи, дорогая, за встречу, малость горло промочить, бутылочку твою волшебную принести.

— А что это с нашим Дракулой случилось? Заикой что ль стал?

Куман, закатив глаза, горестно вздохнул. Выдержав причитающуюся такому случаю паузу, он страдальческим голосом тихо произнес:

— Анис, дорогая, ты не знаешь, что нам пришлось выдержать, через что пройти, прежде чем тебя узрели, дорогую и всеми любимую, — не преминул польстить Куман. — Наш бедолага не только заикой стал, но и немного того, умишкой тронулся, — покрутив пальцем у виска, Куман продолжил, — не выдержала нежная психика вампира того давления, что было оказано на нас после возвращения. Ну, точно, как тридцатые годы России. Нас с несчастным вампиром объявили врагами народа, на нас устроили гонения, а мы все молчали, ни словом не обмолвились о тебе, нас пытали каленым железом в застенках ЧК.

— Чего? — не поняла внимательно слушавшая Анис.

— Прости, дорогая, видишь, как пытки на разуме сказались. Так вот, пытали нас в подвалах сатаны, — понизив до шепота голос, в самое ухо женщины говорил Куман.

Остановить его было уже не возможно. Идущий следом Влад моментально протрезвел, слушая бредовую речь дружка, Для поддержания легенды он лишь тяжко вздыхал, скромно потупив глазки. На секунду представив, что будет с ними, дойди вся эта бредятина до ушей сатаны, Протыкатель вздрогнул. Впечатлительная Анис с жалостью посмотрела на Влада. Когда компания подошла к шатру, Куман услыхал легкий шорох внутри. Навострив уши, он подозрительно посмотрел на шедшую рядом Анис.

— Слушай, Анис, а кто это там скрывается от глаз публики почтенной? — Вытянув голову, он попытался заглянуть внутрь через жирное плечо женщины.

— Ах, это, — махнула рукой Анис, — так это мой главный подарочек будущему супругу, Тиней. Я надеюсь, вы не возражаете против его компании. Он скрашивает в дороге мое одиночество, — хихикнула засмущавшаяся Анис.

— Да ну, — глядя на покрасневшую дамочку, многозначительно хмыкнул Куман, — нам доставит огромное удовольствие быть представленными столь легендарной личности всех времен.

И не дождавшись разрешения, он приподнял полог и первым шагнул внутрь. В сумраке шатра, развалившись в кресле, сидел тот, из-за которого был устроен такой переполох в Аду. Он поднялся навстречу вошедшим, представился и принялся в упор рассматривать их. Его черные глаза, казалось, прожигали насквозь, словно рентгеновские лучи. Роста он был не намного выше самого Кумана, но чувствовалась в нем какая-то звериная злобная сила. Когтистые лапы были стремительны, как движения кобры перед укусом. Длинные словно смоль вьющиеся волосы ниспадали на плечи, огибая огромные крепкие рога. Человек — не человек, зверь — не зверь. Он был силен, но между тем, казалось, вышел из глубин ледяного мрака тысячелетий. Куман чуточку попятился, рассматривая стоявшего перед ним. Он вдруг со всей ясностью осознал, почему так яростно шла борьба за его возвращение. Это будет достойный противник Клеандры. И если уж кто и сможет противостоять ей, так именно он, и никто другой.

— Вот это да, — восхищенно протянул Куман, — вот это мужик, и я понимаю. Рад, очень рад нашему знакомству.

Немного прейдя в себя, он дернулся вперед и ухватил за лапу Тинея, яростно ее потрясая.

— Чего? — не понял Тиней.

— Да я говорю, что ты настоящий мужик, — как глухому повторил Куман.

— Да я смотрю, ты тоже не из трусов, — усмехнулся он и впился взглядом в глаза Кумана так, что у того поджилки затряслись.

— Ладно, не трусь — заметив испуг, с улыбкой, больше напоминающий оскал голодного зверя, сказал Тиней.

— Да есть малость, — отпуская руку, подтвердил тот.

Выступившая вперед Анис пригласила всех сесть и подкрепиться. Влад быстро уселся по левую руку от Тинея и без приглашения ухватил увесистый ломоть хорошо запеченного мяса и впился в него зубами.

— Да вы, я смотрю, проголодались не на шутку, — наблюдая за вампиром, с ухмылкой произнесла Анис. — Ну, давай разливай, — обратилась к Тинею она.

Куман, наблюдая за Анис, отметил, как подобострастно поглядывает в сторону Тинея эта ведьма. Складывалось впечатление, что не она, а он является хозяином положения.

— А Куман тем временем поведает нам историю о происходящем в государстве Адовом. Что-то мне все это не очень нравится, — продолжала хозяйка, прихлебывая водку словно простую воду.

— Ну, Куман, чего медлишь, рассказывай.

— Может для начала хозяйка мне насытится разрешит? А то как-то на казенных харчах отощал малость, — беря с Влада пример, ухватился за окорок Куман и впился в него клыками.

— Чего уж там, жрите, на всех хватит, — милостиво разрешила Анис.

— Ты наливай, Тиней, мы за знакомство еще с тобой не пили, — подставляя огромный кубок, вырезанный из черепа какого-то животного и наполняя его до краев, произнес Куман.

— Ну, значь, за знакомство.

— Будем знакомы, — тихо, почти не разжимая губ, проговорил Тиней, с легкостью опрокидывая кубок в пасть.

— Да уж, чувствую я, что последний раз вот так сидим мы, — горестно вздохнул Куман, продолжая налегать на окорок.

— Это чего ж последний? — Нахмурилась Анис. — На свадьбе моей за меня и рюмки не опрокинешь?

Куман закатил глаза и тяжко вздохнул, затем снова наполнил кубок до краев.

— Выпьем же за гостеприимство Анис, коим мы сейчас пользуемся. Да поплачем за будущее еще не ставшей хозяйской женой, а уже почти овдовевшей женщины.

Одним махом проглотив содержимое, оратор крякнул с удовольствием:

— Хороша! Жаль что мало.

— Да чего ж мало, пей сколь влезет, — охваченная любопытством, сказала Анис.

— Вот и я говорю, — глядя осоловевшим взглядом на дамочку, продолжал Куман, — как приедешь во дворец, сразу все у тебя и отберут.

— Это как же отберут?

— А так и отберут, то есть конфискуют. Прости за прямоту, но ты теперь у нас будешь невестой врага народа и власти.

— Чего?! — Анис от злости покрылась красными пятнами. — Ты чего мелешь, срань сатанинская? Это кто же у нас враг?

— А ты, дорогая, кто же еще. И не кричи на нас. Мы, может, шкуру твою спасти ценой собственной жизни решили, — ударяя себя в грудь для большей убедительности, продолжал врать Куман без зазрения совести.

Все больше входя в роль, он уже и сам верил в то, что говорил.

— А ты на нас несчастных еще и голос повышаешь. Да если хочешь знать, так нас вместе с Азазело приехали ночью на воронке брать. А у нас на брата по одному патрону. Я и говорю Владу, мол, прощай, друг, не поминай лихом, и кинулся к хозяину на защиту. Скажи, Влад!

— И… и… ик и скажу, Куман, — качаясь, поддержал друга вампир.

— Вот, слышала! Вы все слышали. Вот она, правда. — Наполняя кубок, продолжал вещать трагическим голосом Куман. — А нас волокли под покровом ночи, а мы сопротивлялись…

— И скажу, — снова встрял Влад, перебивая друга и даже не слушая, о чем речь.

— Хорошо, друг, только пока заткнись, — злобно цыкнул Куман, теряя нить повествования.

— Ну чего там дальше было? — Нетерпеливо торопила Анис.

— Так я и говорю, что взяли нас тепленькими. Крот среди нас завелся, да мы не смогли вычислить сволочь эту.

— Подожди, — удивленно перебила Анис, — ты же говорил, что у вас по патрону было и…

— Ну чего перебиваешь, я же и говорю, волокли, значь, нас. А наш любимый Азазело, извернувшись, как закричит: «Прощайте, друзья! Передайте Анис моей ненаглядной, пусть не приезжает». Мол, пропал несчастный, предали и отдали на растерзания врагам. Так выпьем же, друзья, за несчастных, погибших от руки предательской. — И Куман снова потянулся к заветной бутыли.

— Постой, а дальше то что?! — Испуганным голосом проговорила Анис.

— А что дальше? Дальше мы смогли перехитрить наших сторожей и умотать, пока шум да гам кругом стоял. Не о себе дума была, а о тебе ненаглядная Анис.

— Да подожди, ты. Не за это спрашиваю, — снова перебила ведьма, — ты мне поясни, за каким чертом они нас врагами объявили?

— А чего здесь не понятного? Все это происки, — Куман оглянулся по сторонам, словно убедился, что никого из чужих рядом не было, и торжественно прошептал, — врагов.

— Каких? — Так же шепотом спросила Анис.

— Сама подумай, кто твои враги?

Анис молча уставилась на Кумана, губы ее зашевелились, видимо, считала своих врагов. Но через некоторое время тяжело вздохнула и сказала:

— Не знаю, Куман, кого не возьми, все по эту категорию подходят. Между прочим, и ты подпадаешь.

— Ну, — захихикал Куман, — ты мне льстишь, дорогая. Я, конечно, может, и попадаю, да только откуда в моих руках столько власти? Слишком маленькая пешка. Ты повыше бери, власть имущих, которым на больной мозоль наступила. Чтобы тебе долго не гадать, так и быть, скажу.

— Ну! — приподнялась Анис, нависнув жирной горой над Куманом.

— Так слушай, Андромелих нашептал сатане, что сговорились вы с Азазело свергнуть господина нашего, что не можешь ты ему простить прошлого, вот, мол, и подговорила его на свадьбу в обмен на Тинея, чтоб прописку постоянную в Аду получить. Мол, так тебе легче с сатаной будет справиться. Разошелся тогда повелитель наш и приказал схватить Азазело, заточить в гиену огненную на вечные муки, но тебе до поры до времени не говорить, чтобы в замок заманить, а там схватить и вслед за Азазело в пучину огненную, да все концы спрятать.

— Подлец! Ну, пройдоха! — Анис ударила кулачищами по столу так, что шатер, словно от урагана зашатало.

— Вот ублюдок! Узнаю сатану. Беспредельщик хренов! Решил со мной не по понятиям обойтись. Всё, мужики, наливайте, выпить надо, пока меня кондрашка не хватила. К папашке пойду, пусть сходку соберет. Я ему покажу! — Потрясая кулачищами, продолжала орать Анис.

— А че… чего ты ему покажешь? — Робко спросил доселе молчавший вампир.

— Все покажу! — Накинулась на несчастного Влада, словно перед ней сам сатана стоял, Анис.

Куман понял, что пора исправлять ситуацию, иначе эта расходившаяся мегера ненароком зашибет кого-нибудь не разобравшись толком.

— Ну и чего орать? — Встрял он. — Тут криком не поможешь. Давай присаживайся, Анис, сейчас мы с тобой выпьем хорошенечко и на трезвую голову все обсудим. Я правильно мыслю? — Поворачиваясь к молчавшему все это время Тинею спросил Куман.

— Мыслит он, — злобно хмыкнул поднимаясь Тиней, — ты мне вот что скажи, дорогая, а зачем тебе я понадобился? Ты мне пела, что я с тобой на свадьбу веселиться еду. Мир с сатаной подписывать.

— Не твоего ума дело, — огрызнулась сразу присмиревшая дамочка.

— Не моего?

Словно изморозью повеяло от его слов. В шатре наступила мертвая тишина. Куман с Владом застыли мраморными изваяниями. Тиней встал и прошелся, словно лев на охоте, окинув всех пронзительным взглядом. Затем снова повернулся к ведьме.

— Что же, девица ты наша на выданье, как жареным запахло, так ужом на сковороде закрутилась?

— Ничего я не закрутилась, — вспыхнула Анис, — вот скажу папаше, какую свинью сатана преподнести хочет, так он быстро усмирит этого зарвавшегося короля мрака.

— Так уж и усмирит? — Ехидно вставил Тиней. — Да он скорее всю власть в белы ручки твоей сестренке передаст, но престиж не уронит.

— Я ведь что хотел сказать, — трусливо поглядывая в сторону возвышавшегося Тинея, вставил Куман.

— Чего ты еще забыл нам сказать? — Спокойным голосом, даже не удостоив взглядом говорившего, спросил Тиней.

— Это, как его, ну… — заикаясь от страха лепетал Куман, — ты ведь на землю должен отправиться.

Стон, вырвавшийся из уст Анис, словно скрип не смазанных створок, разнесся по всему шатру. Взглядом ведьмы, подаренный Куману, не предвещал ничего хорошего. Куман сник, опустив рогатую голову. Он словно наяву почувствовал запах ярости, разметавшей все вокруг.

— Вот какую сделку ты с сатаной заключила, а я, значит, твой козырной туз в рукаве?

Мрачный голос Тинея коварной змеей медленно, но яростно, сжимал кольцо вокруг шеи своей жертвы.

— Ты, значит, своими плоскими мозгами решила вступить в игру, даже не понимая, сможешь ли ты справиться с имеющимся у тебя оружием?

— Тиней, неужели ты не понимаешь, что мы оба выигрываем в этой ситуации? — Решила подойти с другой стороны Анис. — Я получаю свое, а ты свое. Дак в чем же дел…

— А ты что же, знаешь, что мне надо? — Перебил ее Тиней, все ниже наклоняясь и вонзая когтистые лапы в желейное плечо ведьмы. — Ты, результат неудавшегося эксперимента своего папаши, решила тягаться со мной, существом ледяного мрака тысячелетий, увидевшего времена сотворения и гибели тысяч цивилизаций? И ты решила сделать меня разменной монетой в своих меркантильных интересах? Я правильно тебя понял? — Сжимая когтями жертву, словно пытаясь услышать звук рвущихся сухожилий и ломающихся костей, продолжал Тиней. — Неужели ты думаешь победить сатану? Тебе наука прошлого, видимо, на пользу не пошла. Ты решила на один и тот же кол насаженной быть два раза?

— Ну и что ты мне прикажешь делать? — Вырываясь из цепких лап Тинея, умоляюще спросила Анис.

— Разворачивай свой обоз и домой мотыляй.

— А как же свадьба? Мне что же, еще тысячу лет без мужа? Когда снова такой случай подвернется? — Завыла Анис, словно сука, которой в самый ответственный момент хвост прищемили.

— О, дорогая, — встрял Куман, — тебе ли горевать, времена летят быстро, не успеешь и раны зализать, как снова появится шанс.

— Угу, появится, — размазывая по жирной роже текущие ручьями слезы, ревела Анис. — Вот если тебя решат упечь в Запределье к нам, — мстительно смотря на Кумана, продолжала ведьма, — то будь уверен, от меня не уйдешь.

— Чур меня! — отскакивая, словно от прокаженной, заорал Куман.

Злобный хохот разорвал тишину ночи.

— Ну а ты чего скалишься? — Обиженно повернувшись к Тинею, накинулась Анис, — давай, командуй, пускай поворачивают, я больше и минуты в этой дыре оставаться не собираюсь.

— Вот ты и командуй, — все еще зло хохоча, ответил Тиней, — я к тебе слугой не нанимался.

— Но ты же принадлежишь нашему государству. Тебя же из Ада поперли без права на возвращение. Так что не очень выпендривайся, ты все еще подданный Запределья, забыл? Тебе ж в Аду депортацию вкатали, — все больше наливалась злобой, Анис чувствовала, что теряет контроль.

— Тут ты, милая, не права. Насколько мне стало понятно, я снова желанный гость в Аду. Видишь ли, — словно издевался над ведьмой-неудачницей Тиней, — на данном этапе происходящих политических предпочтений нашего государства, то есть Ада, твоя персона, как говорят, нон грата. И я бы на твоем месте быстро покинул территорию, даже не дожидаясь истечения двадцати четырех часов.

Анис окинула компанию испепеляющим взглядом. С сознанием проигранной битвы она выскочила из шатра. Кипя ненавистью, в слепой злобе, покидала ведьма эти места, уводя с собой весь жуткий выводок своих слуг и прихлебателей обратно. Возвращалась она, как говорится, не солоно хлебавши, давая зарок вернуться и отомстить.

В тусклом свете зловещей луны стояли на тракте три молчаливые фигуры, смотрящие вслед удалявшегося обоза. Вот и скрылась последняя повозка за поворотом, унося своих седоков.

— Вижу я, — нарушил мертвое молчание Тиней, — время течет, изменяется, лишь потребности остаются прежними. Даже способы их достижения, и те по-старинке.

— Чего? — В один голос спросили друзья, глядя на Тинея, как на божественное откровение.

— А то, умники, что ваша сказка мне очень понравилась, но теперь рядом нет Анис, так что выкладывайте все на чистоту, да без выкрутасов. Могу, ведь, и не оценить.

— Слушай, Тиней, — с уважением в голосе проговорил Куман, — ты что же видел, что я вру и мне подыграл?

— А ты что ж думал меня провести словно бабу можно?

— Ну у одной бабы такое уже однажды получилось, — вставил Влад.

Тиней кинул быстрый взгляд на вампира, и тот сразу же прикусил язык.

— Слушай, Тиней, может мы тебе того, не нужны. Так ты бы отпустил нас, — пытаясь разрядить обстановку, встрял Куман.

— Ну, уж нет. Сначала вы мне все выложите, а потом я решу, что с вами делать.

Куман молчал, соображая с чего начать. И, видимо, придя к какому-то решению, начал:

— Дело было так. Сидели мы втроем, я, значит, вампир и батяня, ну, то есть, шеф наш, Азазело.

— Ага, значит, вы в услужении Азазело.

— Мы находимся у него на службе, — обижено поправил Куман.

— Ладно, будем считать вас служащими. Так сказать, работающими на частное лицо.

— Вот это ты в точку попал. Так вот, сидим мы и думу думаем, что нам с этой свадьбой делать. Азазело ни в какую жениться не хочет, а выхода нет, давление сверху. Как хочешь, а Тинея возьми да и выложи на блюдечко с золотой каемочкой. А эта дама услуги возьми и предложи, только плату непомерную потребовала, то бишь, руку и сердце.

— Да уж, я его понимаю, — улыбнулся Тиней.

— Теперь то ты знаешь, в какую мы переделку попали, а тут как назло шефа на ковер к Андромелиху потянули. Ну, мы с горя с Владом немного решили расслабиться, пока суд да дело. Вот и расслабились, сам видишь, — уныло закончил Куман.

— Это я все понимаю, только одного понять не могу, какого дьявола вы к Анис поперлись?

— А что тут непонятного? — Взглянул на Тинея, словно на несмышленого младенца Куман, — ты сам подумай, как бы нам отдуваться пришлось, явись мы на рабочее место в таком виде. Вот и решили у Анис содействия попросить. Чтоб словечко за нас перед ним замолвила. А, вообще-то, мы думали, ему и вовсе не до нас будет, когда невеста появится. Только дернул меня черт за язык всю эту ахинею нести. Кто же думал, что она улепетывать надумает. Кажись, я перестарался.

— Да, молодцы, нечего сказать. Повезло Азазело с помощниками. Это ж надо было все так повернуть. Ну что же, давайте вперед, пора мне со старыми друзьями и врагами повидаться.

— А ты нам друг или враг? — Спросил Влад, насторожено глядя на Тинея.

— Вот у тебя и будет время подумать по дороге в замок, — сказал Тиней, направившись в сторону владений адовых.

Синай, стоя на коленях, всматривалась в бледное лицо Петра. Увидев, как дрогнули его ресницы, она вскочила и попыталась помочь ему подняться.

— О-хо-хо, — покряхтывая, опираясь на руку девушки, Петр встал.

Мефодий смотрел на компаньона, пытаясь уловить в нем хоть какие-то изменения. Как никак, а совершенное было не легкой прогулкой, давно таких фортелей не выкидывали. Оно, конечно, по молодости, всяко было, но теперь года не те, и с этим хочешь, не хочешь, а считаться приходится.

— Ну и чего ты пялишься? — Недовольно произнес Петр.

— С тобой все в порядке? — С сочувствием, не обращая на тон Петра никакого внимания, спросил Мефодий.

— А что со мной станется? Не сахарный, небось, не растаю.

— Друзья, — перебила с улыбкой Синай, — теперь, я думаю, нам пора подкрепиться. Передышка, хотя и не надолго, но обеспечена.

— Твоя правда, красавица, — радостно покидая святая святых, поддержал Мефодий. Он чувствовал себя в этом месте не очень уютно, ему казалось, что он вор, забравшийся в чужой дом. Хотя его и пригласили, но, ведь, только лишь из-за исключительных обстоятельств. Негоже чужим гостеприимством злоупотреблять. Выйдя в зал, он вздохнул полной грудь, с восхищением рассматривая ломящийся от разных блюд, поджидавший их стол. Чего тут только не было, не каждый день увидишь такое разнообразие. Одних только фруктов, собранных казалось со всех уголков матушки земли и доставленных специально в Светлое Запределье для гостей дорогих, было немереное количество. Гроздьями янтарными сверкал виноград из далекой солнечной Испании, оранжевые апельсины — дар Греции, — словно маленькие огоньки притягивали взгляд, казалось, тронь и выплеснуться соком. А вот и русские пироги, будто только что из печи вынуты, завлекали боками с золотистой корочкой. Икра, горкой уложенная на серебряном блюде, источала прекраснейший аромат. Куличи, всех стран мира земного выстроились в ряд посреди стола. Пирожки, пирожные, заливные, муссы, салаты, мясные блюда, не было счета всем этим вкусностям.

— Батюшки, вы только поглядите на этот шедевр, — воскликнул Мефодий, всплеснув руками, — да это ж знаменитая севрюга под мятным соусом.

— Вот-вот, запустили козла в огород, — незлобно пошутил Петр, наблюдая за Мефодием, — тебе бы только брюхо набить. А о душах людских кто думать будет? Гляди, Мефодий, проиграем битву, не увидишь больше даров земных, глаз красотою радующих. Потому как не кому будет руки приложить, чтоб в любви и заботе вырастить.

— Давайте разговор за трапезой продолжим, — вступила в беседу двух старцев Синай, первой подавая пример и направляясь к столу.

— Я с вами, дорогая, совершенно согласен, — Мефодий тут же отодвинул резное кресло от стола, приглашая даму сесть. — Ты, Петя, у нас пессимист, токмо пугать и умеешь, а я тебе так скажу, доколе хоть одна благородная душа в теле человеческом существовать будет, дотоле и будет красота энта, — указывая на стол рукой, продолжал Мефодий.

— Ох, друзья мои, чувствует душа, скоро начнется. Видел я, какие силы тьмы над домом Клеандры нашей собрались, думал не пробиться мне, да спасибо, Синай, подарку твоему. Спас он меня.

— Ты лучше скажи, Олеся сможет еще внучку защищать, али нам нужно подумать, кого в помощь отправить?

Петр тяжело вздохнул:

— Сильна старушка, сразу видать, род Клеандры, да только и она не выдюжит против целой армии зла. Ты, Синай, вовремя меня отправила, еще бы чуток и мы проиграли бы битву. Смотрю я, изменилась земля. Да и людишки все больше в свои силы верить стали, а не на мать природу полагаться.

— Не рано ли зашевелилась нечисть, как думаешь, Синай? — Обратился к девушке Петр.

— Не хотела я вас раньше времени расстраивать, — задумчиво произнесла девушка, — только пришло время услыхать вам новость, да вместе нам подумать, как дальше быть. Тиней в Ад прибыл. Так что на земле он окажется очень скоро.

— Ну не так уж и скоро, вот мы, к примеру, сколь выжидали пока все звезды сошлись для нужного младенца, почитай лет пятьсот и прошло. Им еще найти на земле подходящую кандидатуру надо для такого младенца. Так что передышка у нас есть, — оптимистично произнес Мефодий.

Синай задумчиво мяла в руках салфетку.

— Ты нам чего-то, девочка, не договариваешь? — Внимательно посмотрев на Синай, спросил Петр.

— Зинаида у них готова, — выпалила на одном духу Синай.

— Не может быть! — В один голос воскликнули старцы. — Ведь она у нас в канцелярии под вопросом была. Мы же хотели приставить ей ангела-наставника, чтобы малость подучил, да на путь истинный наставил.

— Слушай, Мефодий, это твоя недоработка, чем там в твое отсутствие служащие твои занимаются? Ведь отправить охранного ангела на землю в твоей компетенции. Как ты мог проморгать? — набросился Петр на Мефодия.

— Тише, друзья, не будем сориться. — Встряла Синай, видя как накаляется обстановка, — мы все не могли знать.

— Точно, не могли, — вскакивая, кинулся оправдываться Мефодий. — Ты же сам, Петр, знаешь, в какой спешке мы Рай покидали, даже щеток зубных не прихватили. Сам говорил, что все дела по боку, Клеандру нужно выручать, говорил али нет?

— Ну, говорил, — буркнул хмуро Петр.

— Видишь, Синай, он говорил. А теперь на меня всех собак хочет спустить. Я ведь тоже не сидел, сложа руки. Думал, слетаем по быстренькому в командировку, а по возвращению вплотную и займусь Зинаидой, научу уму разуму. И кандидатуру ангела-охранителя подобрал, сами понимаете, к такой молодого да неопытного не отправишь, а то она его сама испортит в два счета, вот и пришлось искать более опытного. Ну кто же думал, что канцелярия Андромелиха так быстро отреагирует? У них ведь раньше, как было, масса бумаг и подписей требовалась, пока раскрутится бюрократическая машина. А тут гляди, как все быстро провернули, воспользовавшись моим отсутствием. Гром и молнии на их головы, — продолжал возмущаться Мефодий, чувствуя вину за свое упущение.

— Да не переживайте вы так, Мефодий, — грустно произнесла Синай, — вы тут совсем не виноваты.

— Как же так? — Удивился Петр.

— Дело в том, что канцелярия Андромелиха и пальцем для этого не пошевелила.

— Как! Кто тогда?

— Просто глупость на земле всегда ходит рука об руку с тупостью.

— Синай, дочка, ты можешь уважить стариков, рассказать нам все по порядку? — обратился к девушке Петр.

— Насколько я разобралась в этой истории, могу сказать только одно, на земле в данный момент люди совсем лишены многих качеств, присущих человечеству в прошлом. И наша ошибка в том, что мы пытаемся прогнозировать по старинке, в расчете на прошлые ценности человеческой души, не делая сносок на новое обновленное человечество. Вот поэтому нам не удалось избежать печальных последствий в этой ситуации.

— Я что-то не совсем понимаю, может ты попроще объяснишь.

— По последним сводкам, поступающим с земли, я сделала вывод, предсказать долгосрочный прогноз, куда пойдет развитие человечества, практически не возможно.

— И с чем это связано? — Спросил Мефодий.

— Человечество вновь оказалось у рубежа, как и много тысячелетий назад, перед древней войной. Петр помнит, я права? — Обратилась к задумчиво сидящему старцу девушка.

Петр, вздрогнул, словно очнулся ото сна. Рассеянно кивну, он снова погрузился в свои размышления. Улыбнувшись, Синай продолжила:

— Грядет новое тысячелетие, начало новой эры, а это значит, что сейчас идет посев зерен, будущих всходов. Это понимают и в канцелярии Андромелиха. Кто будет править землей ближайшую тысячу лет? Какие ценности установятся на земле? Где окажется грань человеческих возможностей? Мы уже сейчас можем наблюдать продукт новой цивилизации в лице Зинаиды, и, заметим, не лучшей. Духовные ценности замещаются материальными благами. Все больше человечество склоняется к мысли о своем превосходстве над силами божественным. Если в древние времена люди чтили законы Божьи и клятвы для них были священны, то что мы видим сейчас? Молодая девица с легкостью клянется, заранее зная, что не собирается сдержать клятву, и угроза наказания ее не страшит.

— Так вот в чем причина кроется! — Воскликнул Петр, наконец уяснив, как удалось силам тьмы с такой легкостью заполучить душу девушки.

— Вот именно, — согласно кивнула Синай, — она стала клятвопреступницей. Но самое страшное в том, что девица даже не удосужилась задуматься над этим, а продолжает все дальше закапывать себя в порок и ловушки, расставленные дьяволом. Если и дальше так пойдет, то души человеческие в слепой гордыне пойдут по пути самоуничтожения, преклоняясь не перед духовностью, а перед техническим прогрессом, заменившим им Бога и живую природу. Тогда проклятие сколопендры покажется лишь легкой простудой. В новом обществе душа в теле ребенка будет отмирать на самой ранней стадии как ненужный элемент. Нетрудно представить, что произойдет через каких-нибудь сто лет. Я думаю, в Раю образуется много вакантных мест. Чистая, незапятнанная душа станет как вымирающий вид в красной книги на земле.

— Позвольте, друзья, — молчавший до сей минуты Мефодий привстал, требуя к себе внимания, — я в чем-то с Синай могу согласится, а в чем-то и нет. Вот вы говорите, Зинаида. Да, согласен, душу этой несчастной мы потеряли, о чем я сильно сожалею. Обрати мы вовремя ее на путь истинный, может, некоторые проблемы ушли бы сами собой. Но согласитесь со мной, что Отец наш небесный никогда не перестанет вести борьбу, даже если среди огромной толпы нечестивцев будет хотя бы одна чистая душа. И я верю, что бой только начинается, и мы достойно встретим противника, в каком бы обличии он к нам не нагрянул.

— Вы забываете, дорогой Мефодий, что противник наш на этот раз может оказаться слишком прозрачным. Грань между добром и злом на земле сейчас очень тонка и призрачна. Люди нашли новый способ заботится о себе, подчинив машины, они почувствовали в себе силу и практически объявили себя богами.

— Но вы забыли, что законы природы существуют, и, даже научившись летать, они не смогут отменить рассветы и закаты, пустить весну после лета. Это все в руках Господа, Отца нашего небесного, только он может решить, как дальше развиваться человечеству, отдать его в руки Хаоса, отца твоего, начать все сызнова али дать им еще один шанс. И как раз для второго варианта мы тут с вами и собрались, помочь им выжить в столь смутное время. И я уверен победа будет за нами! — Поднимая кубок, с пафосом закончил Мефодий.

— Значит, друг, ты готов отправиться на землю вместе со мной в помощь Клеандре, я правильно понял? — С усмешкой спросил Петр.

Мефодий, не донеся до рта кубок, застыл, уставившись на Петра.

— А это что же, обязательно?

— Думаю, другого выхода у нас просто нет. Одной ей не справиться. А тело бабки, заметил я, уж сильно поизносилось. Недолго осталось землю обетованную топтать старухе, пора и на покой.

— Ну раз такое дело, надо в порядок дела привести и замену себе на время в канцелярии оставить, и уж потом отправляться.

— Вот поэтому нам пора, — произнес Петр.

Поднявшись, он поблагодарил за гостеприимство хозяйку.

— Желаю вам удачи, — провожая дорогих гостей, грустно произнесла Синай.

— Да уж, — ответил Мефодий, — она-то нам очень сильно понадобится.

И старцы двинулись в обратный путь.