КЕНИЛВОРТ

Роберт не жалел денег и времени на обустройство своего замка Кенилворт, доставшегося ему вместе с титулом графа Лестера. Много раз мой фаворит рассказывал мне об этом замечательном месте, просил когда-нибудь пожаловать туда в гости.

Однажды я спросила себя, а почему бы мне не наведаться в его любимый замок? Ведь я часто совершала поездки по стране, поддерживая пламя народной любви.

И вот в начале лета я с огромной свитой отправилась в Кенилворт. Длинная кавалькада медленно двигалась через поля и леса моей страны. В обозе везли сундуки с нарядами, столовую утварь, даже мебель. Я любила принимать в дороге ванну, ибо дома, в которых мне приходилось останавливаться на ночлег, иногда были довольно скромны, и их владельцы даже не слыхивали о существовании ванн. Правда, все, кто имел со мной дело, представали перед королевой безупречно чистыми. Я всегда заранее извещала подданных о своем маршруте, чтобы у них было время привести себя в порядок, вычистить свои дома и выгребные ямы.

В путь я отправилась в самом хорошем настроении, предвкушая встречу с Робертом, представляя себе увлекательные забавы и спектакли, которые он наверняка организовал в мою честь.

Возле Итчингворта нас встретил отряд всадников. Когда я увидела, кто скачет впереди, у меня радостно забилось сердце. Никто не мог сравниться с Робертом в искусстве верховой езды. Встреча была особенно приятна, поскольку я не ожидала увидеть здесь Роберта, думала, что он будет встречать меня у себя в Кенилворте.

— Боже мой! — воскликнула я, когда он спешился и с неподражаемым изяществом опустился на колено. — Милорд Лестер! Мы не ожидали встретить вас в таком месте!

— Мое нетерпение было столь велико, что я не мог больше ждать, ваше величество.

Я смотрела на него с обожанием, как всякий раз после разлуки, и дала знак, чтобы он поднялся с колен.

— Все ли благополучно в Кенилворте?

— Да, насколько это возможно в отсутствие вашего величества. Впрочем, этот недостаток мы скоро исправим, и тогда Кенилворт станет самым счастливым местом на земле.

О, Роберт умел говорить комплименты, как никто! Его сладостные речи никогда не утомляли мой слух.

— Позволит ли мне королева скакать рядом с ее величеством?

— Я буду весьма недовольна, господин шталмейстер, если вы займете в кортеже какое-нибудь иное место.

Мы засмеялись и въехали в Итчингворт рядом. Внезапно я заметила, что в свите Роберта ехали две хорошо знакомые мне дамы — Дугласс Шеффилд и Леттис Ноуллз.

Обе они были писаными красавицами, хоть и очень мало походили друг на друга. Дугласс была мягкой, нежной, покладистой, Леттис же вполне могла постоять за себя.

Я не сомневаюсь, что многие женщины пользовались благосклонностью моего Роберта. Почему бы и нет? Лишь бы эти связи не перерастали в нечто более серьезное. Я должна быть уверена, что по первому же моему слову любая из этих историй будет немедленно прервана.

Поэтому я решила не придавать значения присутствию двух этих особ и всецело отдалась наслаждению скачкой.

Из Итчингворта мы проследовали в Графтон, где находился один из моих загородных дворцов. После солнцепека войти в прохладные покои было приятно, и Роберт приказал, чтобы мне немедленно подали холодного эля.

— Выпейте и вы со мной, милорд.

Роберт признал, что его тоже мучит жажда, и слуги принесли эль. Однако, пригубив бокал, я с отвращением выплюнула крепкий напиток.

Какое безобразие! Всем известно, что королева признает лишь эль разбавленный и негорький, а мне подают такое в собственном доме!

Роберт отпил из своего бокала и скривился.

— Да он крепче, чем пиво! У меня и то голова закружилась.

Он рявкнул на слуг, чтобы те немедленно подали королеве ее любимый легкий эль.

В доме начала суматоха, никак не могли отыскать нужный бочонок. Эти бездельники знали, что королева должна приехать, и не позаботились приготовить для нее все необходимое! Я устала, измучилась от жары и жажды, у меня пересохло горло, а промочить его было нечем! — Немедленно принесите мне попить! — потребовала я.

— Не осмеливаюсь предложить вашему величеству воду, — сказал Роберт. — Вдруг в ней зараза? Прошу вас, предоставьте это мне, и я в момент все улажу.

Когда Роберт за что-нибудь брался, все происходило как бы само собой. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы разослать слуг по окрестным поместьям и тавернам.

Уже через несколько минут мне принесли эль, который я люблю.

— Роберт, ты просто чудо, — сказала я. — Есть ли хоть что-то, что тебе не удается?

— Я готов исполнить все, чего ты пожелаешь, — ответил он. — А ты отказываешь мне в своей руке.

— Как знать, милый. Может быть, когда-нибудь твоя мечта и осуществится.

В его глазах вспыхнул счастливый огонек. Я поняла, что Роберт ожидает от моего визита в Кенилворт очень многого. Он никогда не терял надежды.

И вот на горизонте показался замок. Как же он был велик и прекрасен! Центральную его часть занимала древняя массивная постройка, которую называли Башней Цезаря, с юго-запада к крепостной стене примыкало живописное озеро, через которое Роберт построил мост. Я озиралась по сторонам, чувствуя себя совершенно счастливой. В ярких солнечных лучах было видно, сколько серебра появилось в темных волосах Роберта, но лицо светилось, как у мальчишки.

Мне понравились и архитектурные постройки, и великолепные декорации, возведенные специально в мою честь, но больше всего я радовалась, глядя на Роберта. Он создал все эти чудеса собственными руками, и я сполна разделяла его гордость.

— Это не хуже, чем любой из королевских дворцов, — сказала я и тут же вспомнила, как мой отец ездил с визитом в Хэмптон-корт, принадлежавший всемогущему кардиналу Уолси.

Генриху VIII так понравился роскошный дворец, что он немедленно отобрал его в казну. Мне же отнимать Кенилворт у Роберта не хотелось. Наоборот, приятно было думать, что Роберт стал владельцем этого чудесного замка по моей милости.

— Приезд вашего величества озарил эти стены благословенным сиянием, — сказал Роберт. — Все сегодня смотрится иначе. Королева прибыла в Кенилворт, и он превратился в королевский дворец. Когда вас здесь нет, это всего лишь груда бессмысленных камней.

Я знала, что Роберт скромничает. Он любил Кенилворт, часто приезжал сюда, но мне были приятны его слова.

Когда мы приблизились к Башне Цезаря, навстречу нам вышли десять прекрасных девушек, наряженных в белый шелк. Одна из них шагнула вперед, воздела руку и стала читать поэму, воспевавшую мой приезд в Кенилворт. Сивилла сравнивала мой приезд в замок с коронационным въездом в Лондон, предвещала Англии величие и процветание под управлением несравненной Елизаветы.

— Какая милая девушка, — сказала я. — И голос хорош, и стихи удались.

Польщенные моими словами, сивиллы почтительно удалились, а мы с Робертом проследовали дальше и вскоре оказались во внутреннем дворе. Тут дорогу нам внезапно преградил здоровенный детина, державший в одной руке связку ключей, а в другой устрашающего вида дубину. Вид у этого гиганта был такой свирепый, что я в первое мгновение даже испугалась, но, взглянув на Роберта, увидела, что он улыбается.

Великан угрюмо спросил, в чем причина такого шума, кто смеет нарушать покой вверенного ему замка. Тут детина как бы впервые увидел меня и закрыл ручищей глаза, словно ослепленный моей несравненной красотой. Затем, бухнувшись на колени, изобразил благоговейный трепет.

— Встаньте, сэр великан, — сказала я. — Минуту назад вы выглядели куда более свирепым. Что же с вами произошло?

— Милостивая государыня! — заревел гигант таким деревянным голосом, что я сразу поняла, какого труда ему стоило выучить эти слова наизусть. — Меня ослепило ваше несравненное великолепие! Простите мне мои дерзкие речи, ибо не ведал я, какая великая благодать снизошла на дом моего господина. Умоляю о прощении, ваше королевское величество! Простите смиренного слугу, примите у него ключи к замку. Лишь тогда я смогу надеяться на то, что мой господин простит мне мою ужасную ошибку.

— Встаньте и дайте мне ключи. Охотно принимаю их у вас. Вашего господина можно поздравить, не у всякого есть такой замечательный слуга, готовый защищать собственность хозяина до последней капли крови.

Детина встал и протянул мне ключи. Исполнив свой маленький спектакль, он явно испытывал неимоверное облегчение.

Ворота распахнулись, и шесть трубачей, одетых в белые шелковые мантии, затрубили в серебряные фанфары. Под эти торжественные звуки я въехала во внутренний двор замка Кенилворт.

Однако впереди показалась еще одна стена и еще одни ворота. Снова затрубили фанфары, и я увидела еще один двор, где на глади небольшого пруда в мою честь была устроена живая картина: Леди Озеро плавала на лодке, а водные нимфы держали в вытянутых руках пылающие факелы. Я остановилась полюбоваться этим зрелищем, а Леди Озеро начала декламировать поэму, еще более цветистую, чем предыдущая. Все было так красиво, так оригинально, и я знала, что это еще только начало.

Через пруд был перекинут довольно широкий мост. Роберт сказал, что длина его семьдесят футов, а построено это сооружение специально в честь моего приезда. Я спешилась, и мы с Робертом вышли на середину моста, где нас встретила целая депутация античных богов, каждый из которых нес мне дары. Сильван, бог лесов, вручил мне клетку с лесными птахами, от Цереры я получила пшеничные колосья, от Вакха вино, от Нептуна рыбу, от Аполлона лиру. Эта аллегория мне очень понравилась.

Но и этот двор оказался еще не последним. Мы миновали еще одни ворота и, наконец, оказались перед самой Башней Цезаря. Роберт обратил мое внимание на чудесные башенные часы с синим циферблатом и золотыми стрелками.

— Но, милорд! — воскликнула я. — Часы стоят.

— Я велел, чтобы в ту минуту, когда ваше величество приблизится к Кенилворту, в замке остановили все часы, — сказал Роберт. — Пока ваше величество пребывает в замке, время должно остановиться.

Он взглянул на меня с обожанием, а я подумала: может быть, все-таки решиться? Однако будет ли Роберт таким же нежным и заботливым после свадьбы? Одно дело — супруга, даже если она королева, другое дело — предмет воздыханий.

Супружеская жизнь приедается, ухаживание никогда.

Даже в этот счастливый миг, в Кенилворте, я знала, что не могу уступить своему любимому.

* * *

То были восхитительные дни!

Всякий раз, когда я отправлялась в очередное путешествие по стране, подданные устраивали пиры и спектакли в мою честь, но в жизни не видела ничего подобного тому, что организовал в Кенилворте Роберт.

— Я хочу, чтобы королева запомнила эти дни навсегда, — говорил он. — Да не омрачат их ни дурное настроение, ни грусть, ни мельчайшее раздражение. Вы в гостях у своего шталмейстера, главная цель и главная радость жизни которого — служить вам. Я постарался приготовить все, что вы любите. Каждый миг пребывания в Кенилворте должен быть для вас радостным.

— Ах, Роберт, только ты умеешь устраивать такие восхитительные празднества! Ныне же ты превзошел сам себя.

Роберт знал, как я люблю охоту, и мы почти ежедневно предавались этой благородной забаве. Затем начинались турниры и состязания, а по вечерам гости веселились на роскошных пирах, перед ними выступали жонглеры, певцы и музыканты. Ночью небо над Кенилвортом расцвечивалось фейерверками, а балы продолжались до самого рассвета. Я тан- цевала почти всегда только с Робертом. Иногда, уступая настойчивым домогательствам, выбирала и других партнеров, но кружиться с Робертом было приятнее всего, хотя Хенидж и Хаттон умели выписывать куда более сложные па, чем мой шталмейстер.

Но иногда, наблюдая, как Роберт ведет себя с другими женщинами, я не могла сдержать злости. Помню, как-то раз он танцевал с Леттис Ноуллз, а Дугласс Шеффилд, сидевшая у стены, следила за ним тоскующим, страстным взором. Не знаю, на кого я разгневалась больше — на кокетку Леттис или на воздыхающую Дугласс.

Вечером, когда меня укладывали в постель, я заметила среди фрейлин Леттис и подозвала ее к себе.

— Что-то давно не видно вашего мужа, — сказала я. — Пора бы господину Девере вернуться из Ирландии. Или знаете что, отправляйтесь-ка лучше вы к нему.

— Ах, ваше величество, вряд ли он обрадуется моему приезду, — быстро сказала Леттис. — Мой муж всецело погружен в государственные дела, которые вы ему поручили.

— Жена должна быть рядом с мужем. Надолго разлучать супругов жестоко.

Леттис ничего не ответила, но я видела, что она вся кипит. Когда она стала расшнуровывать мой корсет, я больно ущипнула ее за руку и выбранила за неловкость. Мстительным тоном я заметила, что вполне понимаю ее рассеянность — должно быть, она все время думает о супруге.

Мне показалось, что Леттис не приняла мои слова всерьез. Очевидно, надеялась, что всегда сумеет меня переубедить — ведь мы кузины.

Эта нахальная особа меня раздражала. Да и с Робертом у нее сложились подозрительно теплые отношения. Нужно следить за ними повнимательнее, решила я. Нельзя поощрять при дворе распущенность. Леттис — замужняя дама, и если она порой об этом забывает, то королева ей напомнит.

Когда фрейлины удалились, я перестала думать о неприятном. Лежа в постели, я радостно предвкушала сюрпризы и удовольствия, которые приготовил Роберт на следующий день.

* * *

Июль выдался необычайно жарким, поэтому на охоту приходилось ездить в послеполуденное время, а возвращались мы уже в сумерках. Всякий раз меня ожидал новый спектакль или живая картина, дни превратились в череду блестящих праздников, устраиваемых с такой выдумкой, что ощущения однообразия не возникало. Я никогда не знала, что последует дальше, какой новый сюрприз мне приготовлен. Кто-то сказал, что Роберт тратит по тысяче фунтов стерлингов в день, и я ахнула, пораженная такой расточительностью. Когда я упрекнула Роберта за безрассудство, он взглянул на меня с недоумением и ответил, что не считает денег, когда речь идет об удовольствии ее величества.

Праздник все продолжался и продолжался, но по жизненному опыту я знала, что чересчур долго наслаждаться безоблачной радостью невозможно. Со временем я начала приглядываться к жизни в замке повнимательней, уверенная, что в этой бочке меда наверняка имеется и своя ложка дегтя. Мой подозрительный рассудок без конца возвращался все к тем же двум фрейлинам — Дугласс Шеффилд и Леттис Ноуллз. Первая из них занимала меня меньше: мягкая, податливая, нежная, томящаяся по любви. Скоропостижная смерть ее мужа, лорда Шеффилда, бросила тень на ее репутацию. Вполне возможно, что преступление действительно совершил Роберт, опасаясь, как бы весть о его любовных безумствах не дошла до королевы. Неужели он способен на убийство ради моей благосклонности? В памяти пробуждались тягостные воспоминания…

Главное же беспокойство вызывала Леттис. В этой женщине чувствовался характер, ощущался изрядный запас коварства и хитрости. Мне не нравилось то, что они с Робертом никогда не смотрят друг на друга. Такая сдержанность выглядела противоестественно. Остальные мужчины вовсю пялились на красотку Леттис, и подчеркнутое безразличие Роберта выглядело подозрительно.

Таким образом, в раю, который устроил для меня граф Лестер, имелись не только розы, но и тернии. Время от времени я забывали о них, всецело отдаваясь развлечениям, но затем черные мысли возвращались.

Самое большое удовольствие доставляли мне те спектакли, в которых происходил какой-нибудь незапланированный срыв. Никогда не забуду водную феерию, которую устроили в мою честь однажды после охоты. Дело было вечером на озере, расположенном возле внешней стены замка. На берегу горели факелы, и водная гладь была похожа на какую-то волшебную страну. Меня встретили русалка и Орион в маске, восседавший на гигантском дельфине.

Когда я приблизилась к берегу, Орион начал читать стихи, посвященные все той же вечной теме: я — величайшая королева всего мира, сам Господь послал меня править Англией, страна благоденствует при моем правлении, а Кенилворт осчастливлен моим присутствием. Все бы ничего, но этому Ориону слова заученного стихотворения давались с явным трудом. Вряд ли простолюдин, игравший эту роль, умел читать. Уже на первых строчках Орион начал запинаться, потом сбился и вынужден был начать сызнова. Я видела, что Роберт нервничает, но не могла сдержать улыбки — уж слишком старался несчастный.

В конце концов он замолчал, так и не вспомнив, какие строки следуют дальше. В полном отчаянии бедняга сорвал с лица маску, и я увидела его багровую от стыда физиономию.

— Никакой я не Орион! Я ваш честный подданный Гарри Голдингем, ваше величество!

Наступила гробовая тишина. Несчастный Гарри Голдингем понял, что окончательно погубил живую картину, и с ужасом взглянул на Роберта, сидевшего в седле мрачнее тучи.

— Ах, мой верный Гарри Голдингем! — воскликнула я. — Ты заставил меня рассмеяться, поэтому твое выступление понравилось мне не меньше, чем другие.

Гарри соскочил со своего дельфина и бросился к моим ногам, а я позволила ему облобызать руку. Вся эта история, несомненно, стала известна в народе, еще больше увеличив любовь ко мне простых людей.

Я строго-настрого запретила Роберту наказывать Гарри Голдингема.

— Мне он очень понравился, — сказала я. — Славный малый, честный и прямой.

Потом я любила говорить, что этот случай был кульминацией моего пребывания в Кенилворте.

Жителям окрестных деревень дозволялось присутствовать на представлениях, но, думаю, все эти люди приходили поглазеть не столько на спектакли, сколько на королеву. Я проявляла к ним неизменную благосклонность, твердо помня, что народная поддержка — главный капитал.

Некоторые спектакли, сыгранные провинциальными актерами и местными жителями, были скучны и утомительны, но я делала вид, что мне очень интересно и что эти увальни ничем не хуже придворных актеров.

Помню, как жители Ковентри разыгрывали пьесу «После Пасхи», в которой описывались события 1002 года, когда британцы разгромили датчан. Датчане изображались глупыми и жестокими, а командующий британским войском Гунна выглядел настоящим героем. Схватки датских и английских рыцарей были разыграны весьма реалистично. Датчан, разумеется, разгромили и взяли в плен, причем сделали это не воины, а английские женщины. Я сочла сцену пленения комплиментом моему полу и не преминула выразить восхищение пьесой, сказав, что очень переживала — не победят ли датчане.

— Да что вы, ваше величество! — загудели «английские рыцари». — Мы бы этого нипочем не допустили.

Я сказала, что они правы — англичане всегда и во всем побеждают.

Я одарила актеров деньгами, а заодно произвела в рыцари пятерых молодых дворян, в том числе старшего сына лорда Берли, Томаса Сесила.

В тот же вечер был еще один спектакль, «Деревенская свадьба». По сравнению с предыдущей пьесой это была вполне профессиональная постановка.

Действие разворачивалось на сельской свадьбе. Жених был немолод и нехорош собой, в обтрепанном камзоле, соломенной шляпе, рабочих рукавицах, да еще и хромой. Вокруг него выплясывали шуты и танцоры. Подружки невесты — сплошь старые девы, каждой не меньше тридцати. Вскоре появилась и сама невеста, уродливая баба лет сорока в растрепанном парике и платье мешком.

Плясуны кривлялись вовсю на протяжении всей свадьбы. Публике зрелище пришлось по нраву, особенно крестьянам из соседних деревень.

Я заметила, что зрители не без опаски то и дело поглядывают в мою сторону. Они видели, что я тоже смеюсь, и это их успокаивало.

Между тем мои мысли были заняты совсем другим. Интересно, почему Роберт выбрал именно эту пьесу? Не хочет ли граф Лестер дать понять, что мы оба уже немолоды и давно пора взяться за ум? Роберт никогда не отличался особой тонкостью. Однако я решила сделать вид, будто не замечаю шпильки в свой адрес.

На следующий день произошел весьма примечательный случай.

Я смотрела, как собаки травят медведя. Псов было тринадцать, их долго держали на цепи и плохо кормили, чтобы как следует разозлить. Сначала вывели медведя, косматого, свирепого, страшного. Его налитые кровью глазки яростно буравили зрителей.

Потом выпустили собак. Схватка была бешеной и кровавой. Я смотрела как завороженная. По временам казалось, что медведь справится с псами, но в конце концов собаки все же его загрызли. Зрители вопили, подзадоривали псов. В конце концов медведь рухнул и остался недвижим, немногие выжившие псы рвали его на части. Все они были так искалечены, что их все равно в конце концов пришлось добить. Я сидела в тени, окруженная дамами. В это время ко мне приблизился маленький мальчик, бесцеремонно положил руки на мои колени и уставился снизу вверх. Малыш был прехорошенький, а я всегда испытывала слабость к детям.

— Что ты на меня смотришь, маленький? — спросила я.

— Ты и есть красивая королева? — спросил он в ответ.

Я погладила его по головке:

— А ты считаешь, что я красивая?

Комплименты никогда не оставляли меня равнодушной.

— А если бы я не была королевой, ты все равно считал бы меня красивой?

Мальчик задумался, потом энергично кивнул, чем и вовсе расположил к себе.

— Ты вот знаешь, кто я такая. А как зовут тебя?

— Роберт.

— Роберт! Я очень люблю это имя.

Малыш улыбнулся, и я спросила:

— Кто привел тебя в Кенилворт?

— Мама.

— А кто твоя мама?

Он взглянул на меня так, словно я сморозила чудовищную глупость.

— Мама она и есть мама.

Я снова улыбнулась, погладила его по кудрявой головке.

— Чей это ребенок? — спросила я у фрейлин.

— Его мать — леди Шеффилд, — ответили мне.

— Понятно, — кивнула я и вспомнила скандал, связанный с внезапной смертью лорда Шеффилда.

Сколько же лет прошло с тех пор? И сколько лет ребенку? Судя по виду, никак не больше трех. Возможно ли, что мальчик родился уже после смерти отца?

Если его отец не милорд Шеффилд, то кто?

Я оставила ребенка при себе, но выведать у него ничего толком не удалось, слишком уж он был мал.

Вскоре я увидела Роберта, который быстро направлялся в мою сторону. Мальчик заверещал от радости, побежал ему навстречу, но споткнулся и упал. Тогда Роберт подхватил малыша на руки, и тот довольно захохотал. Что ж, Роберт всегда нравился детям, но мне показалось, что малыш его хорошо знает.

Они о чем-то пошептались, потом какая-то женщина взяла у Роберта ребенка и унесла прочь.

Роберт подошел ко мне с улыбкой, которая показалась мне несколько вымученной.

Он поклонился, поцеловал мою руку.

— Надеюсь, вашему величеству понравилось представление.

— Да, все было великолепно. Вы превзошли сами себя… Какой очаровательный ребенок!

— Да, милый мальчик.

— И очень красивый.

— Вы так считаете, ваше величество?

— А вы нет? По-моему, он вас знает.

— Да, мы встречались прежде.

— Чей это сын?

— Леди Шеффилд.

— Ах да, ведь это ваша старая знакомая.

— У меня много знакомых, ваше величество.

— Однако не все они были замешаны в скандале с вашим участием.

— Какой скандал, ваше величество? Досужие сплетни. От них не убережешься.

— Да, Роберт, не всем это удается. Итак, леди Шеффилд гостит в Кенилворте.

— А как иначе, ваше величество, ведь она принадлежит к роду Ховардов.

— Ее муж умер при весьма загадочных обстоятельствах, не правда ли?

— Кто, Шеффилд? Вовсе нет! Если я не ошибаюсь, он умер от дизентерии. Многие умирают от этого недуга. Как вам понравился медведь, ваше величество?

— Пренеприятное создание. Получил то, что заслуживал.

— Если он позабавил ваше величество, значит, его жизнь была прожита не зря.

— Меня отвлек мальчуган. Поистине чудесный ребенок.

Роберт явно нервничал, пытался увести разговор в сторону. Я сказала наудачу:

— Странно, но мальчик мне очень кого-то напоминает.

Удар пришелся в цель, Роберт выглядел сконфуженным.

— И он так тебя любит, — продолжила я.

— Ах, ваше величество, детская привязанность так непостоянна.

— Нет, он определенно смотрит на тебя с обожанием. Я бы даже сказала, с восхищением.

— О, как я мечтаю, чтобы хоть раз на меня взглянула с восхищением одна известная мне особа! А помните, ваше величество, того малыша, который был нашим связным, когда мы с вами сидели в Тауэре?

— Очень хорошо помню. Как изменилась жизнь с тех пор, не правда ли? Будем благодарны Господу за то, что он нам дает. И не стоит замахиваться на большее.

— Человек не может жить без мечты, Елизавета.

— Да, о надежде забывать не следует.

Я увидела, как просветлело его лицо. Роберт впился губами в мою руку, взглянул на меня снизу вверх влюбленными глазами. Таким я любила его больше всего. Мне хотелось, чтобы он никогда не менялся, всегда принадлежал только мне. Этот человек любил меня всю жизнь верной и преданной любовью. Он всегда был рядом, терпеливо ждал часа, когда сможет назвать меня своей женой. Никто другой не мог занять его место; Роберт играл свою роль в совершенстве. Что бы он ни вытворял, я была готова простить ему все, лишь бы между нами не встал никто третий.

Однако мысленно я решила понаблюдать за леди Шеффилд повнимательней.

* * *

Но, как я уже говорила, Леттис Ноуллз беспокоила меня куда больше. Я чувствовала, что Леттис проворачивает за моей спиной какие-то тайные дела, а инстинкт подсказывал, что здесь не обходится без Роберта.

Родовой замок графов Эссекс находился в Чартли, не так далеко от Кенилворта, поэтому я решила наведаться туда и посмотреть на семейство своей предполагаемой соперницы. Я знала, что у Леттис четверо детей — она часто болтала о них, прислуживая в опочивальне. У меня отличная память на мелочи, особенно если речь идет о людях, которые мне небезразличны. Насколько я помнила, у Леттис было две дочери и два сына.

На следующий день после травли медведя я отправилась с обычным визитом к своей подруге Мэри Сидни. Обычно она не покидала своих покоев во дворце или же жила у себя в замке Пенсхерст, но на сей раз Роберт убедил сестру приехать в Кенилворт.

Я не могла приказать Мэри последовать за мной, но могла попросить, и она мне не отказала. Роберт обустроил для нее в замке апартаменты с отдельным выходом. В многолюдных сборищах Мэри не участвовала. Я не забыла той жертвы, которую она ради меня принесла. Это была поистине святая женщина. Вот и сейчас она жила главным образом ради своей семьи.

Во время беседы я спросила, хорошо ли она знает замок Чартли.

— Не очень, — ответила Мэри. — Однажды я бывала там. Приятное место, красивое поместье, отличный пейзаж.

— Кажется, замок принадлежит Уолтеру Девере, — сказала я.

— Да, их род получил замок в правление Генриха VI. Раньше он принадлежал графам Дерби. Дочь одного из них, Агнес де Ферер, вышла замуж за мужчину из рода Девере, и Чартли вошел в ее приданое.

— Это не очень далеко отсюда. Может быть, заглянуть туда на обратном пути из Кенилворта?

— Но граф Эссекс в Ирландии, ваше величество.

— Ну и что? Графиня-то здесь, в Кенилворте.

— Вас не обидит то, что в замке сейчас нет хозяина?

— Что вы, милая Мэри. Ведь Леттис мне кузина. Я спокойно обойдусь без лишних церемоний.

— Если этого желает королева…

Я кивнула.

— Я вижу, вашему сыну Филиппу нравится в Кенилворте.

— Он любит проводить время со своим дядей.

— А мне приятно видеть, как нежно относятся они друг к другу, — улыбнулась я.

— Да, Роберт любит его как родного.

Я так строго взглянула на нее, что она не договорила. Пусть мы подруги, но упрекать меня ей права никто не давал.

— Возможно, у Роберта есть сын… Если поискать, не исключено, что найдется и дочь, — мрачно сказала я.

Мэри удивленно захлопала глазами:

— Ваше величество!

— Я же знаю, что Роберт позволяет себе кое-какие вольности.

— Ваше величество, он любит вас, и только вас одну.

Ах, Мэри, невинная душа! Я вздохнула, а вслух сказала:

— Надеюсь, ваш сын повзрослел и стал менее обидчив. Мне бы не хотелось, чтобы он снова принялся задирать благородных графов.

— Ваше величество, граф Оксфорд сам во всем виноват.

— Знаю, знаю… Мэри, извольте вызвать графиню Эссекс и сообщите ей, что после Кенилворта я намерена заехать в Чартли. Скажите, что, по мнению вашего брата, будет лучше, если графиня немедленно отбудет в свой замок, чтобы приготовиться к визиту королевы.

— Роберт действительно так сказал?

— Нет. Но непременно скажет после того, как я с ним поговорю. Графиня должна позаботиться о том, чтобы замок к моему приезду был безупречно чист. Я бы хотела, чтобы об этом ее попросил сам Роберт. Он зайдет к вам, Мэри, и вы с ним обсудите детали. Ваш сын Филипп может отправиться с леди Эссекс и помочь ей приготовиться к приезду королевы, раз уж хозяин замка в отъезде. Графиня должна отправиться в путь завтра же.

Мэри Сидни была явно удивлена, но она привыкла к моим неожиданным выходкам и не осмеливалась задавать лишних вопросов.

Я нежно поцеловала ее на прощание и удалилась.

Так-то, драгоценная Леттис, думала я, приятные деньки в Кенилворте для тебя кончились. Надо будет посмотреть на твою семейку поближе.

* * *

Мы с Робертом возглавляли длинную кавалькаду. Леттис и ее свита встретили нас примерно в миле от замка Чартли.

Она была чудо как хороша в плаще алого бархата, в изящной шляпке с великолепным пером. Ничего не скажешь, настоящая красавица. Я искоса взглянула на Роберта.

Держалась графиня Эссекс безупречно, придраться тут было не к чему. Почтительное приветствие, приличествующая случаю скромность — мол, скромному замку графа Эссекса не сравниться с Кенилвортом и королевскими дворцами.

— Ничего, дорогая кузина, — сказала я. — Главное, что мы к вам пожаловали. И потом, у меня есть подозрение, что самые драгоценные свои сокровища вы склонны утаивать.

Леттис бросила на меня настороженный взгляд, и я подумала, что от этой особы можно ожидать чего угодно.

Я велела ей ехать по левую руку от себя; справа по-прежнему гарцевал Роберт.

Чартли оказался очаровательным небольшим замком овальной формы с двумя круглыми башнями. Когда мы ехали через парк, Леттис показала пасшееся там стадо коров. Коровы были необычные — приземистые и совершенно белые, если не считать черных ушей и копыт.

— Эту породу разводят у нас в Чартли уже много поколений, — сказала Леттис.

Оказывается, коровы всегда появляются на свет абсолютно белыми. Лишь крайне редко рождается черный теленок. Тогда в замке начинается настоящий переполох, ибо, по преданию, рождение черного теленка предвещает скорую смерть главы рода.

— Надеюсь, кузина, в вашем стаде черных телят не будет, — сказала я. — Вы ведь не хотите, чтобы с вашим супругом что-нибудь случилось.

— Он честно выполняет свой долг в Ирландии, и за это я глубоко его уважаю, — целомудренно ответила Леттис.

— Полагаю, вы ужасно по нему тоскуете.

— Увы, мадам.

— Но ведь у вас четверо детей?

— Именно так, ваше величество.

— Хочу побыстрее с ними познакомиться. Представляю, сколько радости они вам доставляют.

Леттис сказала, что так оно и есть.

Роберт за все время не проронил ни слова, но я остро чувствовала его напряжение и очень хотела выяснить, что все это означает.

В Чартли нас встретил Филипп Сидни. Как он был мил! К сожалению, я не могла зачислить его в разряд своих любимчиков. Невозможно было представить, что Филипп будет осыпать витиеватыми комплиментами так же легко и бесстыдно, как Оксфорд, Хаттон или Хенидж. Филипп был хорош собой, прекрасно образован, но из него никогда не получился бы хороший придворный — слишком уж он был прям и честен. Я уважаю эти качества, но чем старше я становилась, тем больше нуждалась в лести и фимиаме. У меня начинали редеть волосы, приходилось все чаще и чаще прибегать к помощи шиньонов, кожа требовала куда более тщательного ухода, чем в прежние времена. Она сохранила белизну и гладкость, однако требовалось много времени, чтобы оберегать ее от увядания. В глубине души я знала, что меня уже нельзя назвать красивой, и поэтому хотела, чтобы придворные ежеминутно превозносили мои несравненные достоинства. Это чувство особенно усиливалось рядом с настоящей красавицей вроде графини Эссекс. Помимо прекрасной внешности Леттис обладала еще одним завидным качеством, которое присуще определенной породе женщин. Речь идет о безмолвном зове, направленном к противоположному полу. Мужчины сразу чувствуют, что от такой женщины исходит мощное притяжение. Цель близка, и ее можно достигнуть, не прибегая к длительной осаде — должно быть, дело именно в этом… Если же вернуться к Филиппу Сидни, то этого во всех отношениях выдающегося молодого человека приблизить к себе я никак не могла. Ведь он ни разу не сказал, что я — самая прекрасная и желанная женщина на земле.

Мне представили детей графини.

Старшая дочь, Пенелопа, явно пошла в мать. Девочке было всего четырнадцать, но она уже вся так и дышала чувственностью. Следующая дочь, Дороти, понравилась мне куда больше. Сыновей звали Роберт и Уолтер.

На Роберта я сразу же обратила внимание. Сначала потому, что испытывала особое чувство к этому имени. Мальчугану было на вид лет восемь, а позднее его мать сказала мне, что в ноябре ему исполнился девять. Мальчик был резв, даже дерзок. Первым делом потрогал пуговицы на моем платье, чтобы проверить, расстегиваются ли они, затем взглянул на меня снизу вверх и озорно улыбнулся. Предложил сходить с ним на псарню, потому что его любимая собака только что родила щенков.

Леттис прикрикнула на мальчика, сказала, что с королевой нужно обращаться почтительно. Тогда Роберт схватил мою ладонь и поцеловал ее на придворный манер, после чего объявил:

— А мне нравятся королевы!

Он сразу же меня покорил. Я вообще люблю детей. Если бы их можно было добывать каким-нибудь более пристойным образом, чем задумано природой, я непременно обзавелась бы потомством…

На старшую девочку я тоже поглядывала с любопытством. Сразу можно было сказать, что из нее вырастет вторая Леттис — ветреная, непредсказуемая. Мне показалось, что девочка подружится с Филиппом Сидни. Они держались друг с другом так, словно были давно и хорошо знакомы.

Некоторое время спустя я завела разговор на эту тему с графом Лестером.

— Как бы ты отнесся к тому, чтобы твой род породнился с семьей Девере? — спросила я.

— Что ж, это был бы неплохой союз. Я понимаю, к чему ты клонишь, но нужно спросить у родителей Филиппа.

— Перестань, Роберт. Ты же знаешь, они ни в чем не станут тебе перечить.

— Да, но Филипп всегда и во всем поступает по-своему.

— Это верно. Немногословные люди — самые опасные. Молчаливость — признак сильной воли. Если бы твой красивый племянник хотел жениться на Пенелопе Девере, он обошелся бы и без нашей помощи.

— Они оба еще слишком юны.

— Девочка — безусловно, но Филипп уже не мальчик. Сколько ему?

— Двадцать. Может быть, двадцать один.

— Хороший возраст для женитьбы. А Пенелопе хоть и четырнадцать, но она уже вполне созрела, не правда ли?

— Я мало что в этом понимаю.

Я шлепнула его по руке:

— Перестань. Все знают, что ты большой знаток по этой части.

— Нет, мое внимание сосредоточено лишь на одном предмете. Прочих женщин я не вижу.

Роберт сказал именно то, что я хотела слышать. Однако подозрения мои не улеглись.

— Я так жалею несчастную леди Эссекс, — мстительно сказала я. — Должно быть, она ужасно страдает без мужа.

— А мне показалось, что она вполне счастлива в кругу семьи.

— Но муж-то все время в отъезде. Женщина вроде леди Эссекс нуждается в постоянном присутствии мужчины. Уолтер Девере уже давно в Ирландии. Надо или вызвать его оттуда, или отправить к нему жену.

— А как же дети?

— Да, детей в Ирландию отправлять не стоит. Может быть, все-таки вернуть графа? Он не добился в Ирландии особых успехов. Мне кажется, что граф Эссекс вообще ни на что путное не годен. Кроме семейной жизни, разумеется. Как тебе кажется, из него получился хороший семьянин?

Я видела, что Роберту этот разговор не нравится. Он подозревал, что я завела беседу о Леттис и ее семейной жизни неспроста.

Однако, как я могла заметить, на леди Эссекс Роберт внимания почти не обращал, предпочитая возиться с ее детьми. Они просто души в нем не чаяли. Да это и неудивительно — Роберт такой мужественный, такой сильный, такой красивый. Все дети обожают лошадей, а Роберт разбирался в них лучше, чем кто-либо другой. Как-то раз я встретила его и маленького Роберта Девере в конюшне. Граф Лестер обучал мальчика верховой езде, тому высокому искусству, который французы называли «манеж». После Варфоломеевской ночи в Англию хлынули потоком превосходные конюшие и конюхи, прежде служившие у знатных гугенотов.

— Однако эти господа такого высокого о себе мнения и требуют такого баснословного жалованья, — рассказывал мальчику Роберт, — что я решил обойтись без них. Обучил ремеслу своих грумов, и теперь они справляются с работой ничуть не хуже, чем французы.

— Еще бы! — воскликнул мальчик. — Филипп говорит, что у тебя получается все, за что ты берешься.

— Филипп слишком добр ко мне.

— А французы все злые! Филипп мне рассказывал, он ведь был в Париже, когда убивали гугенотов. Он жил в доме у нашего посла. Вдруг как зазвонят колокола, как все побегут по улицам. Филипп говорит, что французам теперь никогда не отмыться от позора. И еще он говорит, что религиозные взгляды других людей нужно уважать.

— Филипп — добрый и благородный человек, — с чувством ответил Роберт.

Тут они заметили меня, и Роберт-старший бросился целовать мне руку, а мальчуган оценивающе посмотрел и сказал:

— Когда вырасту, тоже буду твоим шталмейстером.

Я тогда и не догадывалась, какую роль сыграет в моей жизни этот мальчик. Всегда буду помнить его дерзким сорванцом, каким впервые увидела в замке Чартли. Может быть, я полюбила его еще с той встречи. Это просто невероятно, ведь он был сыном ненавистной Леттис!

Впрочем, я забегаю вперед. В ту пору Роберт Девере был всего лишь милым ребенком, самым очаровательным из всех, кого я когда-либо видела в своей жизни.

* * *

Должна признать, что графиня Эссекс принимала меня самым достойным образом. Ее заслуга особенно велика, если учесть, что все заботы лежали на ней одной. По вечерам в большом зале устраивали шумные празднества; днем затевались пышные охоты. Кормили в замке изысканными яствами, поили моим любимым элем, а главное — мой чуткий нос вдыхал лишь приятные запахи и ароматы. Графиня распорядилась, чтобы выгребные ямы чистили ежедневно. Мало кто из дворян обращал внимание на подобные вещи, ведь со временем нос привыкает к зловонию и человек просто перестает его замечать. Маленькая Дороти сказала мне, что ее мать велела в отхожие места насыпать семена полыни, ибо она истребляет мух.

— Мама говорит, что ваше величество — самая чистоплотная леди во всем королевстве. Еще она говорит, что у нас в замке ни единой блохе не позволит напиться королевской крови.

Разговаривать с детьми хозяйки было сплошное удовольствие. Они были умны, красивы — должно быть, пошли не в отца, а в мать. Граф Эссекс умом не блистал, я бы даже сказала, что он был просто дурак. Не следовало посылать его в Ирландию. Сесил всегда говорил, что Ирландия — бездонное болото, что никто не сможет справиться с этой провинцией. Посылаешь туда людей, деньги, а результата нет и не будет. Ирландцы вздорны и драчливы, с ними невозможно договориться: если один скажет «да», то все остальные сразу же закричат «нет». Им не нужен добрый мир, им нужна свара. Как только решишь один конфликт, тут же возникает другой.

Я начинала склоняться к мысли, что Сесил прав. Управление Ирландией — дело безнадежное. Именно поэтому я и посылала туда таких людей, как граф Эссекс. Ирландия насквозь пронизана изменой и коварством, а Уолтеру Девере, по крайней мере, можно было доверять. Однако по скудоумию он совершил несколько ужасных ошибок. Как-то раз пригласил к себе на пир местных лордов, а потом в зал ворвались солдаты, лордов арестовали, а их свиту перебили. В оправдание граф Эссекс сообщил мне, что таким образом расправился с недругами короны и преподал остальным ирландцам хороший урок.

После этого кровавого скандала я не могла оставлять его в Ирландии.

Он прибыл в Лондон, преисполненный раскаяния. Что поделаешь, государственный деятель из него был никакой, но зато я могла не сомневаться в его преданности. Представляю, как скучала Леттис в его обществе. Ничего, пусть поскучает. Ведь он ее муж, отец четверых очаровательных детей. — Вам нужно отдохнуть, милорд, — сказала я графу. — Не сомневаюсь, что вы соскучились по вашей прекрасной жене и детям. Я недавно гостила у вас в замке, он мне очень понравился. Надеюсь, в вашем стаде черный теленок не родится.

Граф был польщен моими словами, а я мысленно все сравнивала его с Робертом, тоже присутствовавшим при этой беседе. Рядом с невзрачным Уолтером Девере Роберт в своем дублете бордового бархата, сшитом по последней итальянской моде, смотрелся особенно импозантно. Смуглое красивое лицо, белое перо на берете, усыпанный рубинами камзол. Как жалко выглядел рядом граф Эссекс!

Рассыпавшись в благодарностях, Уолтер Девере сказал, что с удовольствием поживет дома, пока я не подыщу для него новой службы.

* * *

Я представляла себе, как «обрадуется» Леттис возвращению супруга, и не могла удержаться от смеха. Про мою кузину поговаривали, что она состоит в связи с неким дворянином, причем имя дворянина мне не называли, из чего я сделала вывод, что это наверняка Роберт.

Что ж, думала я, пусть его. Лишь бы он и Леттис знали, что их интрижка должна быть немедленно оборвана по первому моему слову. Мне даже нравилось давать кузине понять, что Роберт принадлежит ей в свободное от своей главной службы время.

Я уже не сомневалась, что между Робертом и Леттис существует связь. А тут один из приближенных графа Лестера сказал, что неплохо было бы вновь отправить лорда Эссекса в Ирландию. Меня позабавило это предложение. Итак, лорд Лестер хочет, чтобы законный супруг не мешал его плотским удовольствиям.

Неожиданно эту идею поддержал Сесил. Он сказал, что граф Эссекс, разумеется, не слишком умен, но зато предан мне душой и телом. Если дать ему четкие и простые инструкции, он будет свято их соблюдать.

В результате Эссекс получил титул графа-маршала Ирландии и вновь отправился в эту провинцию со значительно расширенными полномочиями.

Он покинул Англию в июле, ровно через год после моего визита в Кенилворт. А в сентябре после внезапного приступа дизентерии граф Эссекс скончался.

Я забеспокоилась. Граф Эссекс, тридцатипятилетний мужчина крепкого сложения, покинул Англию в полном здравии, вот почему столь неожиданная кончина, да еще в сочетании со слухами, ходившими о неверности его жены, выглядела крайне подозрительно.

Мне сказали, что в замке Чартли недавно родился черный теленок. Не знаю, так ли это на самом деле, но при дворе только и говорили, что о смерти графа Эссекса.

Ко мне явился Генри Сидни и сказал, что нужно произвести вскрытие. Я согласилась, но с нелегким сердцем — вдруг обнаружится факт отравления. Слишком много подозрительных смертей будет тогда связано с именем графа Лестера: и Эми Робсарт, и лорд Шеффилд, а теперь еще и Уолтер Девере.

Мне рассказывали, что Уолтер встретил смерть мужественно, хотя очень страдал от болей. Незадолго перед кончиной написал мне письмо, в котором просил не оставить милостями его старшего сына. Такое же послание граф отправил Сесилу.

К счастью, вскрытие следов яда не обнаружило. И все же черные мысли меня не оставляли. Я не могла забыть, что личный врач графа Лестера, итальянец доктор Джулио, прекрасно разбирается в фармакологии и славится как искусный составитель всевозможных медицинских снадобий.

Так или иначе, дело было закрыто. Уолтер Девере умер, и очаровательный мальчуган, с которым я познакомилась в замке Чартли, унаследовал титул графа Эссекса.

Загрузка...