Я вылетел из Туры на Ессей уже к ночи. Экипаж дозаправлявшегося Ан-26 взял меня без проблем, как только я показал командиру пару пузырей водки да поддатые технари заявили хором, что я у них лучший друг в этих снегах.
Чтобы я не околел в холодном грузовом отсеке самолета, меня пригласили в пилотскую кабину. Здесь довольно тепло и как-то уютней.
— Тут херня лететь! — кричит мне из своего закутка штурман. — Ты вот сюда присядь, здесь удобней, — показывает он место рядом с собой.
Я все-таки поднакачался с технарями и стараюсь держать себя под контролем. Достаю бутылку водки, ставлю ее штурману на столик:
— Давай махни.
— Сергеич! — орет штурман на всю кабину так, что командир и второй пилот тут же поворачивают головы, оглядываясь. — По полета будете?!
— Они же за рулем, — смеюсь я.
— А здесь ни гаишников, ни светофоров! — штурман комично разводит руками. — Даже если окосеем, у нас автопилот есть, — ржет он и выходит за дверь кабины. Почти тут же возвращается со стаканами и двумя бутылками лимонада.
— У вас там холодильник, что ли? — удивляюсь я.
— Да вроде того, — не снимая улыбки, суетится веселый штурман. — Меня воще-то Гешой кличут, — протягивает он руку после того, как загромоздил свой столик стеклотарой.
— Антоныч, — представляюсь я.
— Торгануть хочешь с чукчами? — интересуется Геша, ловко вскрывая водочную закатку и снимая ножом крышечки с лимонада.
— Хочу, но там ведь не чукчи, а эвенки? — говорю, помня об этом по рассказу студента.
— И даже не эвенки, — подхохатывает штурман, — а какие-то якуты. Поселок огромный по местным меркам — дворов триста. А всего лишь четыре фамилии. Эспеки, Чардоу и… Забыл! — машет Геша рукой. — Да и хрен с ними, какая нам разница? Ты видел у нас в грузовом, что мы возим?
— Бочки вроде какие-то.
— Не какие-то, а золотые! — поднимает Геша палец вверх, показывая значительность тех бочек. — Бензин там! Везем мы этот бензин в этих сраных бочках за тысячи километров. Бочонков этих, двухсотлитровых, стандартных, у нас помещается только двадцать три. Вот и прикинь, сколько будет стоить литр бензина и сколько наш полетный час! Да плюс погрузка самих бочек. Я уже не считаю, сколько заправщики получают. Вот, Антоныч, и кинь к носу, какие они, эти бочки! Народ ведь наш все это дерьмо оплачивает. Конечно же золотые!
Весело смеюсь вместе со штурманом.
— Хорош травить! Где водка-то?! — орут нам с пилотских сидений.
— Сейчас, мужики, заправим вас! — вопит Геша в ответ и тащит пилотам два наполненных стакана.
— Они точно не окосеют? — беспокоюсь я за будущую посадку.
Штурман падает на свое место и машет рукой:
— Это разве выпивка?! Я помню, мы летели после шести пузырей спиртяги, вот это концерт был! Аэродромы тогда перепутали! Хрен его знает, как вообще сели! Сергеич дал команду катапультироваться и вырубился на фиг. Он раньше на истребителях летал. Второй пилот уполз блевать и не вернулся. Я эту бандуру сам сажал. У меня посадочные огни шестерились и вбок уплывали, как щас помню. Можно сказать, при отличной погоде видимость ноль! В нулях я был, Антоныч! И все-таки посадил!
— А почему они на автопилот не ставят? — киваю на пилотов, которые уже могли бы и оставить штурвал, когда легли на курс.
— Пока нельзя. Фронт пройдем, и минут на десять тогда будет можно, беззаботно болтает штурман о привычных ему вещах. — Мы, кстати, тоже слегка подторговываем. Охотнички вмазать не любят, мать их! — ржет Геша, снова наполняя стаканы. Я достал еще одну бутылку. Последнюю из запаса. — Только пока разгружают, нельзя из машины выходить. Ушлый, бля, народ стал эти чукчи! В прошлый раз мы там упали, а у них, кстати, такие птички, как наша, можно только зимой принимать. Там ведь взлетки как таковой нет, озеро только. Вот на озеро это самое, на лед, и сажаем…
— Да ну? — изумляюсь я.
— Я тебе говорю! Сам скоро увидишь. Так вот… А ты чего не пьешь, спохватывается Геша.
— Все. Я в норме, — поднимаю ладони.
— А… Ну, сам смотри, — не огорчается штурман. — Так вот, в прошлый раз мы там упали, а они нас давай приглашать на воздух, мол, из карабинов постреляете. Скучно ведь, ну и пошли патроны пожечь. А эти, блин, чумазые, пока мы там развлекались, весь самолет обшмонали и всю водяру увели! Хрен потом концов нашли.
— А я как-то и не думал, что они хитрить умеют, — качаю головой, сочувствуя летунам.
— Ха! Не умеют! Меняем мы на пойло в основном соболей. Так они знаешь что учудили, искренние такие, блядь?! Ночью ведь прилетаем, темно. В машине свет тусклый. Так они нам под водочку подсунули дохлых кошаков, а у тех к шкуркам хвосты от соболя пришиты…
— Геша! — орет командир.
— Иду, Сергеич! Несу, Сергеич! — дурачится Геннадий.
Самолет действительно приземлился на озеро, расчищенное под взлетную полосу. Штурман сказал, что с ними должен быть еще и техник, но четвертого они не берут, экономят.
— Вместо четвертого можно сто литров водяры взять! — ржет Геша, выбираясь в грузовой отсек, чтобы опустить аппарель и кинуть на нее сетку. Сейчас увидишь, сколько их тут набежит!
Действительно, охотников до спиртного набралось больше, чем надо. Плосколицые, без шапок, эвенки или якуты, одетые в парки из оленьей шкуры, набились в самолет под завязку, как только трое работяг быстренько выкатили все бочки наружу.
— Водка давай! Водка давай! — такие вопли заполонили весь грузовой отсек.
Я сначала смотрел, как бойко торговали летуны, меняя водку на шкурки соболя и песца. Затем настал и мой черед.
— Одеколон будешь? — спрашиваю ближнего ко мне охотника, который огорченно матерится, так как ему водяры не досталось.
— Давай! — тут же завопил он в предвкушении. — Шкурка есть! Водка давай!
— Одеколон, — поправляю его.
— Давай! — тут же вся толпа навострилась на меня.
— Шкурки мне на хрен ваши не нужны! — ору им на весь самолет, перекрывая своей голосиной рев якутов. — Один флакон — пять рублей!
— Сколько есть, все по десять возьму! — вдруг вырывается из толпы один из охотников.
— Я по пятнадцать беру! — орет следующий.
— По двадцать! Все мое!
Подобный бизнес мне и не снился. Но гвалт поднялся такой, что, кажется, дело вот-вот дойдет до драки.
— Заткнитесь все!!! Или никто ни хрена не получит!!! — ору я. Толпа мгновенно притихла.
— Я беру по двадцать, — говорит охотник; но уже гораздо тише.
— Значит, так! — удовлетворяюсь наступившей тишиной. — В каждой коробке десять флаконов. За флакон — двадцатник! Все, кто здесь есть, получают по коробке. Подходить по очереди!
Толпа послушно организовалась. Через десять минут весь «рижский тройной» при госцене в сорок семь копеек за флакон был продан по двадцать рублей.
Оленеводы умотали пить горькую в полярную ночь, а в пустой отсек самолета уже только один полутрезвый грузчик накатал пустых бочек из-под бензина и соляры. Штурман накинул на бочки сетку и закрыл аппарель. Обалдевший от торгов, я устроился в кресле техника. Чистая прибыль от моего сегодняшнего вояжа составила девять тысяч семьсот рублей с копейками. Охренеть можно! Двое новых «Жигулей» сделал за пятнадцать минут!
— Ну как? — улыбаясь, интересуется командир корабля.
— Даже не верится, Сергеич.
— Это здесь нормально, — кивает он авторитетно. — Мы тут как-то на сутки в декабре, помню, зависли из-за погоды. Так я смотрел, как они в карты играли. Пузырь водки на кону пятнадцать тысяч стоил! Можешь себе представить?! Им деньги девать некуда. Гусеница у «Бурана» полетела, так он новый «Буран» себе покупает! Нет запчастей. В Туре или Байките почти в каждом доме на чердаке штук по десять цветных телевизоров лежит. Ремонта нет, а что-то полетело, там, может, и мелкий ремонт нужен, так они новый берут. А куда тут денешься?
— Ты чего на рубли-то? — хлопает меня по плечу зашедший в кабину Геша. — Смотри, какая арифметика: пузырь водки, пусть даже у спеку лей, тридцатник. Шкурка — пузырь. А шкурка соболя у перекупщиков — сто рублей! Вот тут-то и навар!
Отрицательно мотаю головой.
— Ты сколько той водки с собой возьмешь? — усмехаюсь я. — А я на сорок вложенки восемьсот делаю.
— Кстати, верно, — соглашается второй пилот. — Может, следующим рейсом и мы одеколончиком затаримся? А, Сергеич?
— Похоже, Антоныч дело говорит. — Командир хмыкнул и почесал нос. — С одеколоном легче и заморочек меньше…
На обратном пути я договорился с экипажем о совместных полетах. Моя оплата почти ничто: предоставлять экипажу пару пузырей водки на дорогу, и все. Летуны дали мне свой полетный график. Две недели они будут летать в Ессей из самого Красноярска. Экипаж Ана должен будет возить в Заполярье кирпич. Теперь мне не нужно будет приезжать в пассажирский порт, а только в грузовой. На том и порешили.