Рожденный очаровывать

Глава 12

С полдюжины негодующих ответов пронеслись в голове Блу, прежде чем она пришла к очевидному заключению. Ее можно купить. Да, она ставит себя в двусмысленное положение, но разве это не часть игры, которую они ведут? Зато цель оправдывает средства, и деньги в ее бумажнике уравновешивают риск. Кроме того, Блу получает верный шанс показать Робийару, насколько она безразлична к его чарам.

– Ладно, ублюдок, ты выиграл, – буркнула она и, схватив деньги, поспешно сунула в задний карман. – Но я беру их только из жадности и отчаянного положения, в котором очутилась. И еще потому, что в комнате нет двери и, следовательно, ты не станешь чересчур распускать руки.

– Вполне справедливо.

– Я не шучу, Дин. Если ты только полезешь...

– Я?! Как насчет тебя? – Его взгляд скользнул по ней, как прохладная глазурь по горячему торту с пряностями. – Так как насчет тебя? Предлагаю следующее: двойная плата или ничего!

– Теперь уже я ничего не понимаю.

– Коснешься меня первой, я оставляю себе сотню. Если я не удержусь, получаешь две сотни. Никто никого не трогает, все остается, как есть.

Она обдумала предложение, но так и не смогла найти подвоха, если только на свет божий не вылезут ее откуда-то взявшиеся шлюшные инстинкты. А она была уверена, что сумеет удержать в узде маленькую сучонку.

– Заметано.

– Во-первых...

Она не собиралась проводить с ним в одной постели больше времени, чем необходимо, поэтому отняла бутылку и устроилась на другом конце кровати.

– Ты так настроен против родителей. Начинаю думать, что твое детство было не менее уродливым, чем мое.

Он провел большим пальцем ноги по впадине под ее щиколоткой.

– Разница в том, что я пришел в себя и стал человеком, а ты так и осталась тронутой.

Она поспешно отдернула ногу.

– Однако из всех женщин на планете ты выбрал в жены именно меня.

– Что есть, то есть.

Он приподнялся и сунул бумажник в карман.

– Кстати, пока не забыл... Ты решила выйти замуж не на Гавайях, а в Париже.

– И с чего это вдруг?

– Эй, это не мои капризы.

– Бедный Дин! Отшивать всех женщин, которые липнут к ему в ночных барах, работа не из легких, верно?

Его нога снова скользнула по ее голени.

– Исключительно из любопытства: почему ты их отшиваешь?

– Мне неинтересно.

Значит, все они замужем или чересчур стары.

– И каково это – расти в таких условиях?

На этот раз она точно сбила его настрой, и он нахмурился.

– Да просто лучше некуда! У меня была целая армия нянек, которые присматривали за мной, пока я не отправился в очень хороший, дорогой пансион. Ты, конечно, разочаруешься, узнав, что меня там не били и не морили голодом. А кроме того, именно там я научился играть в футбол.

– Ты когда-нибудь виделся с ним?

Он выхватил у нее бутылку. При этом ему пришлось отодвинуть ногу.

– Я действительно не хочу говорить об этом.

Пришлось незаметно подтолкнуть его в нужном направлении.

– Если это слишком болезненная тема...

– Почти не видел. И до тринадцати лет даже не знал, что он мой отец. До этого я думал, что виновник – Босс.

– Ты считал отцом Брюса Спрингстина?

– Пьяные фантазии Эйприл. Жаль, что это неправда.

Он осушил бутылку и со стуком поставил ее на пол.

– Не могу представить ее пьяной. Она такая сдержанная. И самообладания у нее хоть отбавляй. Джек с самого начала знал о тебе?

– О да!

– До чего же дерьмово! Если Эйприл была алкоголичкой и наркоманкой, неужели беременность ее ничуть не встревожила?

– Забеременев, она бросила пить и нюхать кокаин. Возможно, надеялась, что он на ней женится. Раскатала губы! – Он поднялся и сунул ноги в туфли. – Хватит тянуть время. Пойдем.

Она нерешительно поднялась.

– Помни, Дин. Никаких приставаний.

– Обижаешь.

– Ничуть. Ты просто решил меня изводить.

– Кстати, насчет «изводить»...

Он положил ладонь на ее поясницу, на самое чувствительное местечко.

Она отступила и глянула на окна второго этажа.

– Свет не горит.

– Безумный Джек в постели еще до полуночи? Должно быть, впервые в жизни!

Ее шлепки поскрипывали на влажной траве.

– Ты совсем на него не похож.

– Спасибо за комплимент, но тесты на отцовство подтверждают иное.

– Я не намекала...

– Мы не можем поговорить о чем-то другом?

Он придержал для нее боковую дверь.

– Например, почему ты так боишься секса?

– Только с тобой. У меня аллергия на твой тональный крем.

Его хрипловатый смех нарушил тишину теплой теннессийской ночи.

К тому времени как Дин вышел из ванной, Блу уже улеглась. И поспешно отвела глаза от внушительного бугра в темно-зеленых трикотажных «боксерах» от «Энд зон», но тут же наткнулась взглядом на его мускулистый торс и стрелку золотистых волос, указывающую на Армагеддон, и залилась краской. Но в этот момент Дин заметил гигантскую стену из подушек, которую она воздвигла посреди кровати.

– Не считаешь это ребячеством?

Она с трудом оторвалась от созерцания сада земных наслаждений.

– Оставайся на своей половине кровати, и утром я извинюсь.

– Не воображай, что я позволю ему увидеть, до чего ты инфантильна, – прошипел он едва слышно, чтобы не разбудить незваного гостя.

– Я проснусь пораньше и уберу подушки, – пообещала она, с вожделением думая о лишней сотне долларов.

– Как вчера утром?

Неужели только вчера утром он сунул руку за пояс ее джинсов. Он выключил облупившуюся пузатую лампу, принесенную Эйприл из коттеджа, и, пока приближался к кровати, она напомнила себе, что он игрок, а она для него – всего лишь предмет игры. Отказав ему, она выкинула зеленый флаг.

– Ты не настолько уж неотразима.

Он отбросил простыню, лег, оперся на локоть и мрачно уставился на нее поверх стены из подушек.

– По-моему, ты просто боишься себя. Боишься, что не сможешь оторваться от меня.

Ему хотелось ссоры. Но их перепалка казалась чем-то вроде любовной прелюдии, и она проглотила все остроумные ответы которые приходили на ум.

Он лег... но тут же вскочил снова.

– Я не обязан мириться с этим!

Взмах рукой – и во все стороны полетели подушки, а ее стена перестала существовать.

– Подожди...

Она попыталась сесть, но он вдавил ее в матрац. Блу приготовилась к атаке, но она забыла, с кем имеет дело. Его губы нежно коснулись ее губ, и во второй раз за этот день он принялся целовать ее.

Она не сопротивлялась – уж очень он был хорош – и решила позволить себе немного расслабиться. Всего на несколько минут.

Его рука скользнула под ее майку. Большой палец нашел тугой сосок. Она упивалась вкусом зубной пасты и греха. По телу разливался жар. Тот самый внушительный бугор прижался к ее ноге.

Игра. Это всего лишь игра.

Он нагнул голову и стал сосать ее соски прямо через майку.

Пока одежда еще на ней...

Он долго терзал ее поцелуями, прежде чем просунуть руку между бедер. Ее колени медленно разошлись. Он играл с ней неторопливо, неспешно, считая, что времени у них впереди – вся ночь. Но игра слишком затянулась.

Ее голова беспомощно откинулась. Лунный свет раздробился на тысячу серебряных осколков. Сквозь собственный придушенный крик Блу смутно расслышала тихий ответный стон и ощутила как он содрогнулся. Только придя в себя, она ощутила влагу между ног.

Дин, выругавшись, откатился от нее, спрыгнул с кровати и исчез в ванной. Она лежала неподвижно: пресыщенная, рассерженная, проклиная себя. О какой силе воли она постоянно твердила?!

Наконец он вышел из ванной. Голый. До нее донеслось тихое рычание.

– Только попробуй сказать хоть слово! Только попробуй! Такого позора я не переживал с пятнадцати лет!

Она подождала, пока он уляжется, прежде чем подпереть голову рукой и глянуть на него.

– Эй, автогонщик...

Подавшись вперед, она коснулась его губ быстрым, небрежным поцелуем, давая понять, что случившееся ничего для нее не значит.

– Ты должен мне еще сотню.

Наутро ее разбудили птицы. Она старалась спать на самом краю кровати, как можно дальше от него, так что ее нога даже свесилась через край.

Блу потихоньку выскользнула из кровати, не разбудив Дина. Его кожа выглядела золотистой на фоне белоснежных простыней, а на груди, между внушительными мышцами, виднелась дорожка светлых волос. Она вновь заметила крохотную дырочку в мочке уха и вспомнила серебряные черепа Джека. Нетрудно представить нечто подобное в ушах Дина.

Ее взгляд двинулся ниже и остановился на бугре, натянувшем простыню. И все это могло, хоть и ненадолго, принадлежать ей... если бы она хоть на секунду потеряла рассудок.

Она направилась в душ. Дин даже не шевельнулся. Блу подставила лицо под упругие струйки, чтобы немного прояснить голову. Сегодня – новый день, и пока она не будет придавать особенно большое значение относительно невинным событиям прошлой ночи, он не сможет выставить новые очки на том табло, что носит в голове. Да, у нее до сих пор нет работы, зато есть возможность торговаться, пока она эту работу не найдет. Он хотел держать ее здесь на ферме, как буфер между ним и людьми, вторгшимися в его мир. Вытираясь, она услышала шум воды во второй ванной. Когда она вышла, кровать была пуста. Блу поспешно вытащила из рюкзака черную майку и джинсы, обрезанные до середины бедра, и, сунув руку в карман, обнаружила пропавшую тушь и блеск для губ, которыми тут же и воспользовалась. Но только потому, что имелась вполне реальная возможность еще раз увидеть Джека Пэтриота перед его отъездом в Нашвилл.

Спускаясь вниз, она учуяла запах кофе. Оказалось, что в кухне уже сидит Безумный Джек с кружкой, расписанной вишенками. То же самое головокружение, лишившее ее дара речи вчера, началось с новой силой.

Он по-прежнему был в черном и успел зарасти рокерской щетиной. Серебряные нити в волосах придавали ему еще больше сексуальности. Он спокойно наблюдал за ней знакомыми глазами под тяжелыми веками, теми глазами, которые смотрели на нее с обложек альбомов.

– Доброе утро.

– Доброе... – с трудом выдавила она.

– Вы Блу.

– Б-бейли. Б-блу Бейли.

– Звучит, как старая песня.

Она понимала, что имеет в виду Джек, но губы намертво застыли, поэтому он пояснил:

– «Неужели не вернешься, Билл Бейли?». Вы, вероятно, слишком молоды, чтобы ее помнить. Эйприл говорит, что вы с Дином решили пожениться.

Джек даже не трудился скрыть разбиравшее его любопытство. Интересно, заглядывал он к ним в спальню, или Дин зря потратил двести долларов?

– Вы уже назначили дату? – продолжал он.

– Еще нет, – пискнула она, как Минни-Маус.

Хладнокровный допрос продолжался:

– Как вы встретились?

– Я... э... рекламировала продукцию лесозаготовительной компании...

Она вдруг осознала, что совершенно неприлично глазеет на Джека, и, смущенно покраснев, отступила к кладовой.

– Я поджарю оладьи. То есть испеку! Испеку оладьи.

– Хорошо.

Подумать только, в юности она тешилась сексуальными фантазиями об этом человеке. Пока одноклассницы спорили из-за того, кто больше влюблен в Керка Камерона, она представляла, как теряет невинность в объятиях отца Дина. Ой... тьфу!

И все же...

Выходя из кладовой с пакетом муки для оладий, она исподтишка глянула на него. Несмотря на смуглую кожу, он казался бледным, словно в последнее время почти не бывал на свежем воздухе. Но несмотря на это, излучал тот же сексуальный магнетизм, что и его сын. Только привлекательность Джека была более безопасной.

Открывая пакет, она напомнила себе непременно устроить Дину веселую жизнь, после чего принялась смешивать ингредиенты, стараясь отмеривать каждый как можно более точно. Обычно она делала это на глазок, но сегодня был не тот случай.

Джек, очевидно, пожалел ее, так что дальнейших вопросов не последовало. Когда она наливала первую партию на новую сковороду, вошел Дин: сплошной высокий стиль и с такой же модной щетиной, как у отца. Возможно, все дело в генетике. Идеальное количество складочек на синей футболке, широкие шорты цвета хаки сползают на бедра как раз в нужном месте. Не обратив внимания на Джека, он оглядел Блу с головы до ног.

– Косметика? Что это с тобой? Ты почти похожа на женщину.

– Спасибо. Ты почти не похож на гея.

Позади послышался смешок. Боже, она рассмешила самого Джека Пэтриота!

Дин наклонился и поцеловал ее долгим безразличным и таким расчетливым поцелуем, что она почти не взволновалась. Это его первый ход в другой игре. Игре, в которую он играл с ненавистными родителями. Он обозначил ее как товарища по команде. Чтобы Джек знал: теперь их двое против одного.

Только отстранившись, он соизволил коротко кивнуть отцу. Джек ответил кивком и, показав на окна в обеденной нише, заметил:

– Славное местечко. Вот уж не представлял тебя фермером.

Дин не позаботился ответить, и тогда Блу прервала напряженное молчание.

– Первая партия оладий готова. Дин, посмотри в кладовой, нет ли в одном из пакетов кленового сиропа. И заодно захвати масло.

– Рад услужить, милая, – заверил он, приложившись к ее лбу

очередным холодным поцелуем. Кажется, ее жизнь превращается

в сплошное безумие! Сбережения ушли шайке южноамериканских бандитов, у нее ни дома, ни работы, в активе только липовая помолвка со знаменитым футболистом, и в довершение всего она готовит завтрак Безумному Джеку Пэтриоту.

Едва из кладовой показался Дин. Джек показал на Блу:

– Где обручальное кольцо?

– Ей не понравилось то, которое я купил. Камни были слишком маленькими, – пояснил Дин, да еще имел наглость ущипнуть ее за подбородок. – Для моей любимой ничего, кроме самого лучшего.

Она тихо промурлыкала мелодию «Автогонщика» и, не глядя на Джека, ухитрилась положить ему оладий и при этом не вывалить всю тарелку ему на колени. Дин присел на рабочий стол и ел, не закрывая при этом рта. Говорил он в основном с Блу, но иногда бросал пару фраз в сторону Джека, чтобы никто не сказал, что он игнорирует отца. Она сама слишком часто практиковала подобную стратегию, чтобы не распознать, в чем дело. Не позволяй никому увидеть свою боль.

До чего же хорошо она понимает его, даже противно!

И поскольку не могла представить, что завтракает, чинно сидя напротив Джека Пэтриота, пришлось тоже есть стоя.

Задняя дверь открылась, и вошла Эйприл в брюках хаки, коралловом топе с галстуком из лент и босоножках всех цветов радуги. За ней появилась Райли: темно-каштановые волосы разделены на прямой пробор, откинуты со лба и закреплены прозрачными голубыми заколками, – должно быть, работа Эйприл. Теперь, когда ее кудри были уложены, чудесные карие глаза отчетливее выделялись на пухлом личике. Она сменила вчерашнюю футболку с неприличной надписью на черную, такую же тесную, с алыми пухлыми женскими губками через всю грудь. Дин отвернулся и поспешно скрылся в кладовой. Увидев отца, Райли замерла.

Джек поднялся и беспомощно уставился на дочь, явно не зная, что делать.

– Вот и ты, – пробормотал он.

Райли принялась отколупывать остатки лака.

– Я сделала оладьи, – жизнерадостно объявила Блу.

Эйприл старалась не смотреть на Джека.

– Мы позавтракали хлопьями, – объявила она.

– Надеюсь, ты поблагодарила Эйприл, – сказал человек, который когда-то швырнул барабан через всю сцену и покрыл матом копа.

Из кладовой показался Дин с совершенно ненужной банкой арахисового масла. Должно быть, он впервые оказался в одной комнате с обоими родителями. Заметив его окаменевшее лицо, Блу подошла ближе и обняла его за талию. Вряд ли он нуждается в ее защите, но все же...

Джек сунул руку в карман.

– Сейчас скажу Фрэнки, чтобы заехал за нами.

– Я не хочу ехать, – промямлила Райли и уже тверже повторила: – Я никуда не поеду.

Джек, набиравший номер, поднял голову:

– О чем ты? И так уже пропустила неделю занятий. Нужно поскорее возвращаться.

– На следующей неделе начинаются летние каникулы, – упрямо возразила Райли, – и я закончила свою работу. Она у Авы.

Очевидно, он совершенно забыл об этом, но все же не сдавался:

– Тетя Гейл ждет тебя. Через две недели вы с кузиной едете в лагерь.

– Не хочу я в лагерь! Там одни идиоты, а Тринити подговорит всех издеваться надо мной.

Она уронила розовую куртку и рюкзак. На щеках выступили красные пятна.

– Если попытаешься заставить меня, я... я снова убегу. И на этот раз ты меня не найдешь.

Неожиданный взрыв эмоций застал Джека врасплох, но Блу не удивилась. Сумела же девочка посреди ночи добраться из Нашвилла на ферму единокровного брата!

Дин мгновенно напрягся, и Блу потерла кончиками пальцев его поясницу. Джек закрыл телефон.

– Послушай, Райли, я понимаю, что тебе нелегко приходится, но скоро все уладится.

– Каким это образом?

Джек был явно не в своей тарелке, но мужественно делал вид, что все в порядке.

– Время все лечит. И когда-нибудь боль уйдет. Я знаю, ты любила мать и...

– Никого я не любила! – вскрикнула Райли. – Она считала меня глупой уродкой, и если кого и любила, так это Тринити!

– Неправда, – покачал головой Джек. – Она очень тебя любила.

– Откуда ты знаешь?

– Я... знаю, вот и все, – пробормотал он. – И больше ничего не желаю слышать. Ты и без того причинила всем немало неприятностей и будешь делать, как велено.

– Не буду! – яростно прошипела девочка, сжимая кулаки. – Если заставишь меня вернуться, я покончу с собой! Покончу, вот увидишь! Я знаю, где лежат мамины таблетки. И тети Гейл тоже! И проглочу все, а потом... потом разрежу вены, как старшая сестра Маккензи! И умру!

Безумный Джек потрясенно уставился на дочь. Дин побелел. Эйприл нервно дергала кольца. Райли, зарыдав, бросилась к ней.

– Пожалуйста, Эйприл! Пожалуйста, позвольте остаться с вами!

Эйприл инстинктивно обняла девочку.

– Она не может заботиться о тебе, – резко бросил Джек. – У нее много работы.

По щекам Райли покатились слезы. Упорно глядя на галстук Эйприл, она обратилась к отцу:

– Тогда оставайся ты. Ты мой отец и можешь меня воспитывать.

– Не могу.

– Почему? Ты мог бы остаться здесь недели на две, – храбро предложила Райли. – Правда, Эйприл? Ничего, если он погостит у вас две недели?

Она нерешительно шагнула к отцу.

– До сентября у тебя нет концертов, верно? Ты сам сказал, что хочешь куда-нибудь уехать, поработать над новыми песнями. Вот и работай здесь. Или в коттедже Эйприл. Там совсем тихо и никого нет. Ты мог бы написать много песен.

– Этот коттедж, Райли, не мой, а Дина, – мягко объяснила Эйприл.

Подбородок девочки задрожал. Она с трудом отвела глаза от Эйприл и уставилась куда-то в грудь Дина. Блу ощутила, как горяча его кожа, почти прожигавшая футболку.

– Конечно, я жирная, и все такое, – едва слышно пробормотала Райли. – И знаю, что ты меня не любишь, но я буду вести себя тихо, как мышка, и па тоже.

На этот раз она смотрела прямо на Дина, и в этом трагическом взгляде было столько надежды!

– Когда он пишет новые песни, ни на кого не обращает внимания. Он не станет тебе надоедать и все такое. А я могла бы помочь... подметать полы и, может быть, мыть посуду.

Дин словно окаменел, а Райли уже со слезами докончила:

– Или... или если тебе кто-то нужен... бросать мяч... для тренировки... и все такое... я могла бы попытаться... наверное...

Дин зажмурился и, казалось, даже не дышал. Джек снова открыл телефон.

– Больше ничего не желаю слышать. Ты едешь со мной.

– Ни за что!

И тут Дин как-то странно дернулся. Блу с ужасом услышала незнакомый ломающийся голос, как будто трескались ледяные торосы:

– Неужели не можешь подарить девчонке две вшивые недели своей звездной жизни?

Райли притихла, Эйприл медленно подняла голову. Джек не шевельнулся.

– Ради всего святого, ведь ее мать недавно умерла! Она нуждается в тебе. Или не терпится сбежать и от нее тоже?

Дин осекся, сообразив, что был слишком откровенен, и вылетел из кухни. При этом он так хлопнул дверью, что задребезжало окно над раковиной.

Щека Джека задергалась. Он откашлялся, переступил с ноги на ногу и угрюмо пробурчал:

– Ладно, Райли. У тебя одна неделя. Одна, понятно?

Райли широко раскрыла глаза.

– Правда? Я могу остаться? И ты будешь со мной?

– Сначала мы вернемся в Нашвилл и соберем вещи. И ты должна дать слово, что больше никогда не попытаешься сбежать.

– Честное слово!

– Мы вернемся в понедельник. И учти, если нарушишь клятву, я отошлю тебя учиться в Европу, в такое место, откуда не сбежишь. Я не шучу, Райли.

– Я больше не сбегу! Обещаю!

Джек сунул сотовый в карман. Райли оглядела кухню с таким видом, словно оказалась здесь впервые. Эйприл подошла к Блу.

– Посмотри, как там Дин, – тихо попросила она.