Вернувшись, Дин обнаружил Джека и Эйприл, в полном молчании красивших противоположные стены кухни. Фон создавала группа «Колдплей», оравшая из DVD-плейера. Ярко-желтая краска забрызгала Эйприл с головы до ног, зато у Джека было всего несколько пятнышек на руках. До вчерашнего вечера Дин никогда не видел их вместе. Теперь они красили его гребаную кухню.
Он вышел, чтобы найти Блу, а по пути проверил сообщения на карманном компьютере. Последнее было послано Эйприл десять минут назад.
«Остался только галлон желтой краски. Поезжай, купи еще».
Он нашел Блу в столовой, где она белила потолок. Она выглядела карманной Бо-Пип с малярным валиком в руках. Заляпанная краской футболка доходила почти до бедер, закрывая стройное тело, которое она твердо намеревалась скрывать от него. Ничего, недолго осталось.
Он ткнул пальцем в сторону кухни:
– Что там происходит?
– А ты сам не понял? Они красят кухню.
Кусок полиэтилена зашуршал у нее под ногами, когда она отступила в сторону.
– К счастью, Джек знает, как обращаться с малярной кистью, а вот за Эйприл я следила, как ястреб. Совсем безрукая!
– Почему ты их не остановила?
– Пока на моем пальце не будет обручального колечка, я не имею здесь никакой власти.
Блу отложила валик и стала критически изучать самую длинную стену.
– Эйприл хочет, чтобы я нарисовала фреску, – без особого энтузиазма заметила она, но ему куда больше понравилась идея фрески в исполнении Блу, чем идея совместного труда родителей
на кухне.
Это означало также, что работа задержит ее на ферме.
– Завтра же прикажу пиар-отделу прислать дюжину моих лучших снимков с самых выигрышных матчей. Можешь выбрать наиболее для меня лестные.
Как он и надеялся, она улыбнулась, но морщинки между бровями сразу же стали глубже.
– Я больше не рисую пейзажи.
– Очень жаль.
Открыв бумажник, он вытащил двести долларов.
– Вот сотня, которую я занял, плюс еще одна, за злосчастное проигранное пари. Я всегда плачу долги.
Вместо того чтобы схватить деньги, она насторожилась.
– Сделка есть сделка, – с невинным видом настаивал он. – Ты их заработала.
И поскольку она так и не протянула руки, он сунул банкноты в карман ее обвисшей футболки, промедлив лишь на мгновение больше необходимого. Пусть у нее там не слишком много, но для него вполне достаточно. Теперь все, что ему нужно, – неограниченный доступ.
– Сделка с дьяволом, – мрачно бросила она.
Он едва скрыл торжествующую улыбку, когда она вытащила деньги, оглядела их в последний раз, а потом сунула ему в карман, к сожалению, ничуть не задержавшись.
– Отдай благотворительной организации, которая помогает проституткам уйти с улицы.
Бедная Бобри. Он с самого начала, еще когда заключал пари, мог объяснить, что совесть не даст ей оставить у себя деньги. Но недаром он профессиональный игрок. Дураков в команде не держат.
– Ну... если ты уверена.
Она снова повернулась к стене.
– Если воображаешь, что я создам непревзойденный шедевр, тебя ждет большое разочарование. Мои пейзажи более чем ординарны.
– Если только не нарисуешь что-нибудь уж очень слюнявое, значит, все в порядке. Никаких балерин или дам прошлого века с кружевными зонтиками в руках. И ничего напоминающего мертвых кроликов на блюдах.
– О, не беспокойся. Мертвые кролики и балерины чересчур новаторские сюжеты для такой, как я. – Она отвернулась. – Жизнь слишком коротка. Я не пишу ничего, напоминающего жизнь.
Теперь, когда она заронила в его голову эту идею, он никак не хотел с ней расстаться. Но придется подождать, прежде чем вновь надавить на нее.
– Где моя собака?
Блу принялась разминать сведенное судорогой плечо.
– По-моему, верная спутница истинного мужчины Паффи устроила вместе с Райли пикник на заднем дворе.
Он сделал вид, будто уходит, но на самом пороге обернулся.
– Забыл сказать, тем более что знаю, как тебе не терпится навесить эти двери. Перед отъездом в Чикаго я навестил человека, который их реставрирует. К счастью, он живет в следующем округе за пределами зоны бойкота, так что я убедил его ускорить дело. Со дня на день двери будут готовы.
Глаза Блу воинственно сверкнули.
– Ты подкупил его!
– Какой же это подкуп? Просто небольшие сверхурочные.
– Конечно, богатым жить легче.
– Не забудь про природное обаяние. Оно тоже не лишнее.
– Ну как же я могу забыть? – парировала она. – Единственное, что у нас общего.
– Надеюсь, дверь спальни будет закрываться плотно и бесшумно. Как я люблю, – улыбнулся он.
К тому времени, когда Дин вернулся из экспедиции за краской, было уже начало шестого. Дом встретил его тишиной, и если не считать обеденного уголка, стены кухни были покрыты свежим слоем желтой краски. Черной машины Джека нигде не было видно: вероятно, они с Райли уехали ужинать. Пока что Дину удавалось избегать всех родственников, и он намеревался впредь придерживаться такого же курса.
Он с удовольствием вдыхал запах краски и дерева. И хотя раньше представлял свой дом в окружении пальм и с видом на Тихий океан, но полюбил эту ферму с ее тысячью акров земли. Как только он избавится от гостей, все будет прекрасно. Лучше некуда. От всех гостей, кроме Блу. Он скучал по Бобри в этот уикэнд, и пока что не был готов расстаться с ней.
Расставляя банки с краской на кухне, он услышал шум воды. Вернулся к машине взял оставленные там пакеты и поднялся наверх, где положил пакеты на пол, рядом со своими чемоданами, и уставился на дверной проем ванной. Забрызганная краской одежда Блу грудой валялась на полу. Только настоящий извращенец способен откинуть пластик, который по ее настоянию он повесил вместо двери, а его до сих пор никто не называл извращенцем. Он оставил пластик в покое и, как истинный джентльмен, стал ожидать, когда она выйдет. И нужно надеяться, голая.
Шум воды смолк. Он стянул рубашку и бросил ее на пол. Нечестный ход, но ей нравится его торс.
Посмотрел на шевелящийся пластик и велел себе не слишком раскатывать губы. Существует вполне определенная возможность, что она выйдет в армейских ботинках и камуфляже.
Ему повезло. На ней было только белое полотенце, доходившее до подмышек. Не то чтобы совсем голая, но по крайней мере хоть ноги видны!
Он проводил взглядом струйку воды, стекавшую по внутренней стороне стройного бедра.
– Вон! – прошипела она, с видом разгневанной наяды и ткнула пальцем в сторону коридора.
– Это моя комната, – напомнил он.
– Я первая ее выбрала. Значит, у меня преимущество.
– Откуда ты знаешь?
– Так гласит закон. Проваливай.
– Мне нужно в душ.
Она широким жестом обвела дверной проем ванной.
– Обещаю не беспокоить тебя.
Он шагнул ближе.
– Я начинаю серьезно тревожиться за тебя.
Когда он привлек ее к себе, в ноздри ударил запах его любимого шампуня. Сейчас, на ее волосах, он казался еще приятнее. Судя по взгляду, она сильно нервничала. Вероятно, он выводил ее из себя. Превосходно!
Он медленно оглядел ее с головы до ног.
– Я вполне серьезно начинаю верить, что ты фригидна.
– Неужели?
Он обошел ее, жадно вбирая взглядом влажную мягкую шею в том месте, где разделялись волосы, нежный изгиб плеча, узкую спину.
– Не знаю... ты никогда не хотела обратиться к специалисту по вопросам секса? Черт, да мы могли бы пойти туда вместе.
Блу расплылась в улыбке.
– Черт возьми, в последний раз я слышала нечто подобное в пятнадцать лет, когда парень пытался залезть ко мне в трусики. Я снова чувствую себя ребенком. Нет, погоди. Ребенок – это ты.
– Совершенно верно.
Он коснулся ее плеча кончиком указательного пальца и довольно усмехнулся, когда на коже выступили мурашки.
– Зачем идти к врачу, когда мы сможем вылечить эту дисфункцию прямо здесь и сейчас?
– Пропасть. Ты забываешь о пропасти между нами. Помнишь? Ты роскошный и бесполезный. Я – умная и трудолюбивая.
– Это называется химией.
Презрительное фырканье дало ему понять, что он опять попался.Вместо того, чтобы сосредоточиться на воротах, он не мог устоять от очередной перепалки. Тактическая ошибка, которую Дин никогда бы не сделал, имей он хоть какую-то реальную практику обольщения женщин. Черт! До сих пор было вполне достаточно поздороваться и широко улыбнуться.
Дин нахмурился.
– Может, перестанешь умничать и как следует подготовишься к свиданию.
– А у нас свидание?
Он показал на пакеты:
– Выбери, что наденешь.
– Ты купил мне одежду?
– А по-твоему, я должен был позволить тебе самой ходить по
магазинам?
Она закатила глаза.
– Какой же ты трус!
– Об этом можешь спросить оборону «Пэкеров».
Давно пора напомнить ей, кто здесь главный. Он положил руку на пояс шортов.
– А может, осмелишься потихоньку заглянуть в душ и все увидеть своими глазами?
Он расстегнул пуговицу. Она уставилась прямо на линию ворот. Он взялся за язычок молнии. Она, похоже, никак не могла поднять голову, а когда наконец ей это удалось, его снисходительная улыбка, та самая, которой он награждал новичков команды, когда они слишком уж хвастались, хлестнула ее, как пощечина. Блу не успела ничего сказать: Дин ушел в спальню.
Блу молча наблюдала, как за ним опустилась пластиковая занавеска. Этот человек – настоящий дьявол: недаром у нее руки чешутся сбросить полотенце, войти туда, и будь что будет. Дин – ее единственный в жизни шанс сыграть с профессионалами, и, если бы мать не выбрала именно это время, чтобы опустошить с банковский счет. Блу могла бы преодолеть отвращение к бессмысленному сексу и уговорить себя на одноразовое посещение мужской раздевалки.
Она отбросила ногой пакеты, противясь искушению заглянуть внутрь и посмотреть, что он там накупил, и натянула чистые джинсы и свежевыглаженную черную рубашку, после чего постаралась как можно лучше высушить волосы во второй ванной, стянуть их в хвостик и пустить в ход тушь и блеск для губ.
Наскоро посмотревшись в зеркало. Блу спустилась вниз, подождать Дина на крыльце. Будь они настоящей парой, она могла бы посидеть на кровати, пока он одевается. Какое, должно быть, потрясающее зрелище!
Блу со вздохом сожаления уставилась в сторону заброшенного пастбища. На следующий год в это время здесь будут щипать траву лошади, но она их уже не увидит.
Дин был готов в рекордное время, но, когда вышел на крыльцо, в растопыренных пальцах болтался прозрачный сиреневый топ. Он перекинул его с одной руки на другую, без единого слова, сверля ее многозначительным взглядом. Предвечернее солнце переливалось в крошечных серебряных бусинках, похожих на пузырьки пены в сиреневом море. Ткань раскачивалась в руке, как часы гипнотизера.
– Беда в том, – объявил он наконец, – что у тебя, возможно, нет приличного лифчика. Я видел такие топы на девушках в клубах, только их лифчики были с кружевными бретельками. Может, даже контрастных цветов. Думаю, сюда пойдет розовый. – Он покачал головой: – А, черт, я сконфузил нас обоих.
При этом он отнюдь не выглядел смущенным. Мало того, поднес сиреневую штучку к ее лицу.
– Я пытался купить тебе что-то с шипами и кожей, но, клянусь, если в округе есть магазинчик садо-мазо, я обязательно его найду.
Она снова оказалась в саду Эдема, только на этот раз предательское яблоко держал Адам.
– Убирайся.
– Если боишься обнаружить перед всем миром собственную женственность, я пойму.
Она устала, проголодалась и преисполнилась жалости к себе, иначе не позволила бы ему ее дразнить.
– Так и быть, – процедила она, хватая сиреневое искушение. – Я сдаюсь, но ты об этом пожалеешь.
Поднявшись наверх, она содрала с себя рубашку и натянула одеяние сатаны. С подола мягко ниспадала оборка, касаясь пояса джинсов. Тонкие ленточки-завязки легли на плечи. Дин оказался прав: из-под них виднелись бретельки лифчика. Ничего не скажешь: он эксперт по женскому белью! К счастью, лифчик оказался светло-голубым, и хотя бретельки были не кружевными, все же и не белыми, что, как знала даже она, считалось непростительным грехом и нарушением законов моды для мистера Журнал «Вог», ожидавшего на крыльце.
– В одном из пакетов лежит юбка, – окликнул он снизу, – на случай, если решишь избавиться от этих джинсов.
Проигнорировав его, она сбросила босоножки, натянула обшарпанные черные байкерские ботинки и сбежала вниз.
– Опять ребячишься! – буркнул он, обозрев ее обувь.
– Так мы идем или нет?
– Никогда не видел, чтобы женщина так боялась быть женщиной! Когда придешь к шринку[25]...
– Не начинай. Моя очередь сидеть за рулем.
Она протянула руку и едва не поперхнулась, когда он без споров вложил ключи в ее ладонь.
– Понимаю. – кивнул он. – Тебе нужно утвердиться в своей мужественности.
Слишком много его ударов сегодня попадало в цель, но Блу была так поглощена идеей сесть за руль «вэнкуиша», что все ему спускала.
Машина оказалась воплощенной мечтой. И Дин вел себя на редкость прилично и только пару раз поморщился, когда она слишком резко переключала скорости.
– Едем в город, – велел он, едва они добрались до шоссе – прежде чем поужинать, я хочу нанести недружественный визит к Ните Гаррисон.
– Сейчас?
– Надеюсь, ты не считаешь, что я собираюсь спустить ей эту историю с рук? Не мои стиль, Колокольчик.
– Должно быть, я чего-то не понимаю, но вряд ли меня можно считать самым подходящим человеком для визита к Ните Гаррисон.
– Именно поэтому ты подождешь в машине, пока я постараюсь обаять старую клячу, – пояснил он и, неожиданно повернувшись, стал играть с мочкой ее уха.
Ее уши были невероятно чувствительны, и она едва не сползла в кювет. И только открыла рот, чтобы попросить его держать свои руки при себе, он что-то продел в крохотную дырочку. Она посмотрелась в зеркало заднего обзора. Фиолетовая капелька весело подмигнула ей.
– Ты купил мне серьги?
– Пришлось. Я боялся, что ты нацепишь стальные гайки.
У нее неожиданно появился свой стилист, причем это вовсе не Эйприл. Интересно, знает ли он о профессии матери?
Его противоречия только подогревали ее интерес к Дину. Мужчина с бьющим через край мужским началом просто не должен так любить красивые вещи. Ему больше пристало увлекаться пропотевшей спортивной формой. Она ненавидела, когда люди не соответствовали созданным ею же стандартам. Жизнь сразу становилась хаотической.
– К сожалению, это не настоящие камни. В здешних магазинах выбор невелик.
Настоящие или нет, но ей нравились.
Впечатляющий дом Ниты Гаррисон стоял на тенистой улице, в двух кварталах от деловой части города. Выстроенный из такого же рыжеватого камня, что и банк, и католический храм, он имел низкую ребристую крышу и великолепный фасад в итальянском стиле. Каменные фронтоны венчали девять больших окон с двойными рамами: четыре на первом этаже и пять – наверху. То, что в середине, было шире остальных. Участок был на редкость хорошо ухожен, с большими аккуратными газонами и безжалостно подстриженными кустами живой изгороди. Блу подъехала к воротам.
– Уютно, как на тюремном дворе.
– Я приезжал раньше, но ее не было дома.
Его рука коснулась ее шеи, большой палец скользнул по щеке, и вторая сережка очутилась в ухе. Блу вздрогнула. Это казалось еще более интимным, чем секс. Она вынудила себя очнуться и сбросить чары.
– Если захочешь их поносить, я тебе одолжу.
Вместо того, чтобы парировать укол, он нежно потер между пальцами и сережку, и мочку уха.
– Очень мило.
Когда он отпустил ее, она едва не сгорела от похоти. Дин открыл дверцу и вышел, но тут же нагнулся и прошептал:
– Надеюсь, что, когда я выйду, машина все еще будет стоять на месте.
Она дернула за фиолетовую сережку:
– Я не собиралась сбегать. Только быстренько объеду квартал, чтобы не скучать.
– Вот уж нет!
Он наставил на нее указательный палец, как дуло пистолета.
Она откинулась на удобное сиденье и стала наблюдать, как он шагает по тропинке к входной двери. В угловом окне трепетала занавеска. Дин нажал кнопку звонка и стал ждать. Не получив ответа, он снова нажал кнопку. Ничего. Он постучал в дверь костяшками пальцев. Блу нахмурилась. Ните Гаррисон это не понравится. Как это он позабыл, что стоило Блу чем-то не угодить Ните, как она тут же оказалась в каталажке!
Дин спустился с крыльца, но облегчение Блу тут же сменилось тревогой: вместо того чтобы сдаться, он завернул за угол дома. Воображает, что Ниту можно дразнить лишь потому, что она стара и к тому же женщина! Она, возможно, уже связалась со здешней полицией, которая у нее в кармане. Гаррисон – не Чикаго. Гаррисон – воплощение кошмаров янки: маленький южный город с собственными правилами и уставами. Дин непременно окажется в тюрьме, а Блу так и не дождется ужина.
И тут в голову пришла еще более тревожная мысль: они заберут его чудесную машину!
Блу выскочила на тротуар. Если она не остановит его, «вэнкуиш» выставят на одном из полицейских аукционов. Дин так привык к тому, что знаменитое имя открывает все двери, что воображает себя непобедимым. И совершенно недооценивает, какова власть этой женщины в здешних местах.
Она последовала за Дином и увидела, что тот заглядывал окно.
– Не делай этого!
– Она дома! Я чувствую смрад серы.
– Очевидно, она не желает говорить с тобой.
– Ее проблемы. Зато я хочу поговорить с ней.
Он пошел дальше. Блу скрипнула зубами и догнала его.
Перед гаражом, сложенным из того же камня, что и дом, росли квадратный клочок подстриженной травы и ряд безбожно обкорнанных кустов. И ни одного цветочка: только пустая бетонная купальня для птиц.
Игнорируя протесты Блу, Дин подошел к крылечку черного хода, прятавшемуся под коротким бетонным навесом, и повернул ручку. Блу тут же зашипела, как рассерженная кошка:
– Нита Гаррисон уже звонит в полицию! Отдай свой бумажник, прежде чем тебя арестуют!
Дин оглянулся и вскинул брови:
– Зачем тебе мой бумажник.
– Ужин.
– Поразительная наглость, даже для тебя!
Он просунул голову внутрь. Где-то тихо хрипло тявкнул пес, но тут же смолк.
– Миссис Гаррисон! Это Дин Робийар. Вы оставили дверь черного хода незапертой! – воскликнул он и немедленно вошел.
А вот Блу уставилась на открытую дверь и осторожно присела на ступеньку крыльца. Даже полиция Гаррисона не сможет арестовать ее, если она останется здесь и не войдет в дом.
Девушка оперлась локтями на колени, решив дождаться Дина.
Раздражительный женский голос нарушил вечернюю тишину:
– Что это вы тут делаете? Немедленно проваливайте из моего дома.
– Я знаю, миссис Гаррисон, это маленький город, но все равно не стоит держать двери открытыми.
– Вы слышали меня! – завопила она еще пронзительнее и громче.
Блу снова различила следы бруклинского акцента.
– Убирайтесь!
– Как только мы поговорим.
– Я не к вам обращаюсь! Что ты здесь делаешь, девчонка?
Резко обернувшись, Блу увидела маячившую на пороге миссис Гаррисон в полной боевой раскраске, высоком платиновом парике, широких светло-голубых трикотажных слаксах и таком же топике с вырезом «лодочка», которую она украсила бесчисленными золотыми кулонами. Этим вечером распухшие щиколотки нависали складками над изношенными ярко-розовыми шлепанцами.
Блу сразу перешла к сути вопроса:
– Что я здесь делаю? Не вламываюсь в чужой дом.
– Она вас боится. – пояснил Дин откуда-то из глубины дома. – В отличие от меня.
Миссис Гаррисон оперлась обеими руками на трость и уставилась на Блу, как на случайно забежавшего в дом таракана. Блу неохотно встала.
– Я не боюсь вас. – заверила она, – но ничего не ела с самого завтрака, а в тюрьме ничего нет, кроме автомата с колой, и... словом, не важно.
Миссис Гаррисон презрительно фыркнула и пошаркала к Дину.
– Вы сделали огромную ошибку, мистер Важная Персона.
Блу заглянула внутрь.
– Он не виноват. Просто его слишком часто били по голове. – сообщила она и, поддавшись любопытству, переступила порог.
В отличие от безрадостно выглядевшего участка помещения оказались захламленными и неубранными. У черного хода громоздились стопки газет, а полу из кафельных плиток с золотистыми искорками не помешала бы влажная уборка. На столике французской работы были разбросаны письма, стояли пустая миска из-под хлопьев, кружка с остатками кофе, валялась банановая кожура. По всему дому стоял какой-то кислый, затхлый запах Очень старый, перекормленный черный Лабрадор с седой мордой лежал в углу с отклеившимися обоями в золотистую полоску. Позолоченные кухонные стулья и маленькая хрустальная люстра придавали кухне кричащую лас-вегасскую атмосферу. Нита подняла трость.
– Я звоню копам.
И тут Блу не выдержала:
– Предупреждаю, миссис Гаррисон: на первый взгляд Дим кажется безобидным малым, но игроки НФЛ – сущие дикари и полузвери. Он просто скрывает свою сущность лучше, чем большинство из них.
– Воображаете, будто действительно способны меня запугать? – рявкнула Нита. – Я выросла на улицах, кошечка.
– Я просто пытаюсь объяснить вам реальную ситуацию. Вы расстраиваете его, а это до добра не доведет.
– Здесь мой город! Он ничего мне не сделает.
– Это вы так думаете.
Блу прошла мимо Дина, наклонившегося, чтобы погладить древнего пса.
– Футболисты – сами себе закон. Я знаю, что местная полиция у вас в кармане. И только на прошлой неделе вы выкинули грязный трюк, но едва Дин начнет раздавать автографы и билеты на игру, те же копы забудут ваше имя!
Нужно отдать должное старой ведьме: вместо того чтобы струсить и отступить, она ехидно ухмыльнулась Дину.
– Думаете, это сработает?
Дин пожал плечами и поднялся.
– Я симпатизирую копам и, пожалуй, загляну в полицейский участок. Но, откровенно говоря, меня больше интересует, что скажет мой адвокат по поводу вашего небольшого бойкота.
– Адвокаты! – с отвращением выплюнула она, после чего снова взялась за Блу, что было уж совсем несправедливо, поскольку та пыталась играть роль посредника, – Надеюсь, вы готовы извиниться за свою грубость на прошлой неделе?
– Только если вы извинитесь перед Райли.
– За то, что сказала правду? Я считаю, что детей нельзя баловать. Люди вроде вас всегда стремятся решить за них любую ничтожную проблему. Но таким образом они никогда не станут самостоятельными.
– Эта девочка только что потеряла мать, – с обманчивой мягкостью пояснил Дин.
– Когда это жизнь бывала справедливой?
Злобные глазки сузились так, что глубокие морщинки прорезали голубые тени для глаз.
– Лучше уж сразу понять, как обстоят дела в этом мире. В ее возрасте мне приходилось спать на площадке запасного выхода, чтобы хоть ненадолго избавиться от отчима.
Она ударилась бедром о столик, и кофейная кружка слетела на пол вместе с горой рекламных листочков. Нита и бровью не повела.
– В этом городе никто не согласен заниматься домашней работой. Все чернокожие девчонки так и норовят сбежать в колледж.
Дин потер ухо.
– Чертов Эйб Линкольн!
Блу едва сдержала улыбку. Нита обвела его взглядом.
– Считаете себя очень умным, не так ли?
– Да, мэм.
Судя по расчетливому взгляду, эта женщина на своем веку видела немало красивых мужчин. Даже более чем достаточно. В то же время в ее манерах не было ни следа кокетства.
– Вы танцуете?
– По-моему, для такого интима мы не слишком хорошо ладим.
Нита раздраженно поджала губы.
– Я много лет преподавала танцы в школе Артура Мюррея на Манхэттене. Бальные танцы, прошу заметить. Меня считали красавицей.
Судя по брезгливому взгляду, Блу она таковой не считала.
– А ты зря тратишь время, вздыхая по нему Ты слишком заурядна для такого, как он.
– Вовсе нет... – вступился Дин.
– Именно это и нравится ему во мне, – пояснила Блу, – мне ни за что не затмить его.
Дин вздохнул.
– Дура! – прошипела Нита. – За свою жизнь я повидала не мало таких, как он. В конце концов они всегда выбирают подобных мне женщин... таких, какой я была когда-то. Блондинок с большими буферами и длинными ногами.
Нита попала не в бровь, а в глаз, но Блу не собиралась сдаваться без борьбы.
– Если только сами они не любят носить женскую одежду. В конце концов, у женщин белье изысканнее.
– Дадите мне знать, когда закончите? – осведомился Дин.
– Да кто ты такая? – бросила старуха вопрос словно очередную бомбу со зловонным газом.
– Художница-портретистка. Рисую детей и собак.
– В самом деле? – заинтересовалась старуха. – Что же... может, я и найму тебя рисовать Танго. – Она кивком показала на лабрадора. – Да, пожалуй, так и сделаю. Можешь начать завтра.
– У нее уже есть работа, миссис Гаррисон, – вмешался Дин. – Она работает на меня.
– Вы раззвонили по всему городу, что она ваша невеста.
– Так оно и есть. И она первая подтвердит, что это нелегкий труд.
– Вздор. Ты морочишь ей голову, чтобы она спала с тобой. Но как только она тебе надоест, ты просто выбросишь ее из дома.
Очевидно, Дину не понравилось такое утверждение.
– Из уважения к вашему возрасту, миссис Гаррисон, я сделаю вид, что ничего не слышал. Итак, у вас двадцать четыре часа, чтобы отозвать своих псов.
Старуха, не обращая на него внимания, вновь обратилась к Блу:
– Жду тебя завтра ровно в час. Начнешь портрет Танго. Как только явишься, я прикажу людям начать работу.
– Шантаж должен быть более тонким, – посоветовала Блу.
– Для этого я слишком стара, но знаю, чего хочу, и всегда своего добиваюсь.
– Вы не понимаете, миссис Гаррисон. – пожал плечами Дин. – И не получите ничего, кроме кучи неприятностей.
С этими словами он сжал локоть Блу и выволок ее из кухни.
Когда они вернулись к машине. Дин коротко приказал ей и близко не подходить к миссис Гаррисон. И поскольку Блу ненавидела приказы, ее так и подмывало сцепиться с ним хотя бы из принципа, но она действительно не желала связываться со старухой. Кроме того, ей хотелось спокойно насладиться ужином.
Они остановились перед одноэтажным зданием с голубой черепичной крышей и желтой вывеской «Барн грилл».
– Я думала, это будет настоящий сарай[26], – заметила она, подходя к двери.
– Я тоже так думал, когда впервые приехал сюда. А потом узнал, что, по мысли нынешнего хозяина, это шутка такая. В восьмидесятых это заведение называлось «Уолте бар энд грилл», но местные жители его сократили.
– Понятно.
Голос Тима Макгроу, поющего «Не трогай девчонку», доносился из-за двери, когда они вошли в вестибюль, обитый темно-коричневыми деревянными решетками и с аквариумом, в котором на светящихся голубых камешках стоял пластиковый оранжевый замок. Просторный ресторан делился на две секции со стойкой бара в передней. Стоявший под фальшивыми светильниками от Тиффани бармен, точная копия Криса Рока[27], наполнял пивные кружки. Завидев Дина, он приветливо кивнул. Клиенты, восседавшие на высоких табуретах, немедленно стали оборачиваться, и ресторан словно по волшебству ожил.
– Привет. Бу, где ты был весь уик-энд?
– Потрясная рубашка!
– Мы тут толковали о новом сезоне, и...
– Чарли считает, что ты должен больше...
Они вели себя так, словно знали его целую вечность, хотя Дин утверждал, что до этого ужинал здесь только дважды. Но, наблюдая фамильярность, с которой люди обращались с ним, Блу тихо радовалась, что сама она не знаменита.
– В других обстоятельствах, парни, я рад бы поговорить с вами о спорте, но сегодня обещал невесте провести вечер только с ней. – Дин обнял Блу за плечи. – Сегодня наша годовщина, а вы знаете, как сентиментальны все женщины.
– Какая именно годовщина? – поинтересовался двойник Криса Рока.
– Ровно шесть месяцев с того дня, как моя малышка заловила меня и оттащила домой.
Мужчины рассмеялись. Дин повел Блу в глубь ресторана.
– Это я оттащила тебя домой? – удивилась она. – С каких это пор ты забыл о своем прошлом, янки?
– С тех пор, как стал плантатором-южанином. Это автоматически позволяет получить сразу два гражданства.
Невысокая стенка, тоже украшенная коричневыми решетками и рядом бутылок кьянти в соломенной оплетке, отделяла ресторан от бара. Дин подвел Блу к свободному столику и выдвинул стул.
– Заметила этих старичков в баре? Один из них – окружной судья, тот, здоровый, – директор средней школы, а лысый – откровенно голубой парикмахер. Люблю Юг.
– Чудакам тут самое место, уж поверь мне.
Она потянулась за корзинкой с крекерами, стоявшей на красной виниловой скатерти, и схватила пакет с солеными крендельками.
– Удивительно, что тебя здесь обслуживают. Должно быть, Нита Гаррисон чего-то недоглядела.
– Мы выехали из города, и здешняя земля ей не принадлежит. Кроме того, меньше знаешь, лучше спишь, так что пусть остается в неведении.
– Ты действительно собираешься напустить на нее своего адвоката?
– Пока еще не решил. Новость хорошая: я, несомненно, выиграю. Новость плохая: на это уйдут месяцы.
– Я не собираюсь рисовать Танго.
– Чертовски верно, не собираешься.
Она уронила на стол лежалый кренделек. Хотя был вечер понедельника, три четверти столов были заняты, и большинство клиентов открыто глазели на нее. Нетрудно понять почему.
– Для понедельника здесь слишком много народа.
– Идти больше некуда. Либо сюда, либо в общество по изучению Библии во второй баптистской церкви. А может, занятия по вторникам, не знаю. В этом городе расписание сложнее фокусов линии обороны «Старз».
– Тебе здесь нравится, верно? И не только ферма. Жизнь в маленьком городе.
– Тут все по-другому.
У столика возникла официантка с меню. Ее худое недовольное лицо тут же оживилось.
– Меня зовут Мария, и сегодня я вас обслуживаю.
Блу от всей души пожелала, чтобы кто-то издал закон, запрещающий всем, кто работает в заведении с бутылочками соуса «табаско» на столах, представляться посетителям.
– Рад познакомиться, Мария, – протянул Деревенщина Дин. – Что сегодня хорошенького?
Мария, проигнорировав Блу, перечислила фирменные блюда. Дин остановился на курице гриль с салатом. Блу выбрала жареную зубатку с чем-то, называемым «грязный картофель», и на деле оказавшимся картофельным пюре со сметаной и утопавшими в подливке грибами. Пока она расправлялась с пюре, Дин съел курицу без кожи, добавил немного сливочного масла к печеной картофелине и отказался от десерта. При этом он непрерывно болтал с поклонниками футбола, обступившими столик. И всем представлял Блу как свою невесту.
Когда они на несколько секунд остались одни, Блу, наслаждавшаяся огромным липким куском яблочного пирога, спросила.
– Интересно, как ты собираешься объяснить разорванную помолвку после моего отъезда?
– Никак. В глазах всего города я так и останусь женихом, пока не подвернется веская причина перестать им быть.
– А причиной, конечно, станет шикарная, пустоголовая двадцатилетняя прекрасно упакованная блондинка.
Дин уставился на ее десерт.
– Интересно, куда ты убираешь всю эту еду?
– Я ничего не ела с самого завтрака. И я не шучу, Дин, мне действительно хочется знать. Ты не можешь разорвать нашу помолвку, приписав мне смертельную болезнь или объявив, что застал меня с другим мужчиной. Или женщиной, – поспешно добавила она. – Обещай, что не поступишь так со мной.
– Исключительно из самого пошлого любопытства: ты когда-нибудь была с женщиной?
– Перестань изворачиваться. Я требую твоего слова.
– Договорились, я скажу, что ты меня бросила.
– Можно подумать, кто-то в это поверит, – фыркнула Блу, набивая рот пирогом, – А с тобой такое случалось?
– Что меня бросали? Естественно.
– Когда?
– Не помню.
– Никогда. Бьюсь об заклад, такого не было.
– Конечно, было. Я точно знаю.
Он допил пиво и задумался.
– Теперь вспомнил. Это была Аниабелла.
– Жена твоего агента? Вроде ты говорил, что не встречался с ней.
– Так оно и было. Она назвала меня незрелым юнцом, что в то время было чистой правдой. И отказалась встречаться со мной.
– Это не называется «бросила».
– Эй, а как же еще, по-твоему, это понять?
Она ухмыльнулась, он улыбнулся в ответ, и что-то растаяло внутри вместе с последним глотком пирога. Блу поспешно извинилась и направилась к дамской комнате.
С этого момента и начались неприятности.