Рождество в Куинси

7. Остин

— Привет, — ответил я на звонок Ченнинга. — Как дела?

— Хорошо. Просто хотел позвонить и убедиться, что ты ещё не отморозил себе яйца.

Я хихикнул.

— Не совсем. Извини, сегодня меня не будет.

Вместо этого, я снова находился в магазин сельскохозяйственных товаров взяв термобелье состоящего из двух кофт с длинными рукавами, перекинутыми через одну руку, пока смотрел на упаковки трусов и носков. Я принял душ, но вчерашняя одежда уже надоела. Я мог прожить в одних джинсах до конца поездки, но я не собирался носить одни и те же гребаные трусы.

Возможно, мне следовало зайти в магазин после похода на заправку за туалетными принадлежностями, но в данный момент я не возражал против нескольких выходов на улицу. Сегодня больше нечего было делать.

— Я заглажу свою вину перед Новым годом, — сказал я Ченнингу.

— Всё в порядке, — сказал он. — У нас с мамой всё хорошо. Она сегодня готовит все мои любимые блюда, потому что чувствует вину за то, что не будет дома на Рождество.

Так было с мамой каждый год. Она проводила весь сочельник на кухне, готовя больше еды, чем мы с Ченнингом могли съесть за всю неделю, не говоря уже об одном дне, только для того, чтобы в Рождество мы не были предоставлены сами себе.

Потом она приходила домой после смены в больнице, и мы ели остатки. Мама не готовила традиционное рождественское жаркое, окорок или индейку. Она сразу переходила к нашим любимым блюдам: домашней лазанье и энчиладе^[3] с зелёным чили. Они хорошо разогревались в микроволновой печи.

— Хотел бы я быть там, — сказала я.

— Приходится иметь дело с дивой.

— Она не дива.

Я нахмурился, схватив четыре упаковку из 4 боксеров и пачку черных носков.

— Чувак, все цыпочки, которых тебе приходится защищать, — полные дивы.

— Не Клео.

— Тогда почему она уехала в Монтану на какой-то вычурный отпуск?

— Она просто приехала, чтобы побыть одной.

— Дива.

— Может, хватит называть её дивой? — огрызнулся я. — Она не такая.

— Воу. Извини, — пробормотал он.

— Нет, дело не в тебе, — я вздохнул. — Я на взводе.

Эта поездка, эта близость с Клео сделали меня исключительно сварливым ублюдком.

На заднем плане раздавались щелчки, как будто Ченнинг нажимал на кнопки. Я предположил, что пока мама была на кухне, он играл в видеоигры. Сам я никогда не увлекался этими вещами, но в такие праздники, как этот, я делал исключение и позволял ему обучать меня игре.

— Хотел бы я быть там, — повторил я.

Хотя это было правдой лишь отчасти. Клео была магнетической и очаровательной. Время с ней никогда не пропадало даром, как бы больно мне ни было держать себя в руках.

— Да, — сказал Ченнинг. — По крайней мере, тебе не придётся идти на вечеринку какого-нибудь богатого чувака.

— Правда.

Хиллкресты устраивали необычный праздник в канун Рождества, и Рэй любил, чтобы охрана была внутри и снаружи дома. Моя команда будет там сегодня вечером, как и каждый год. Мой заместитель, Блейк, будет там сам, и что бы ни случилось, он всё уладит.

Когда я только основал «Garrison», я и управлял бизнесом, и брал на себя задачи с клиентами. Но по мере того, как мы росли, я сократил время работы с клиентами. Я сосредоточился на оценке рисков и подборе членов команды для работы. Строил отношения с клиентами и обучал свою команду, большинство из которых были бывшими военными, нашим протоколам.

Я доверял каждому из них, пока они были на службе, поэтому посещение мероприятий и вечеринок лично не было тем, что я делал уже много лет.

Особенно когда дело касалось Хиллкрестов. Это было слишком — видеть Клео в сверкающем платье, ткань которого облегала её изгибы, с фальшивой улыбкой, но, тем не менее, прекрасной.

Я прошёл мимо вешалки со спортивными штанами и взял пару светло-серых. В них будет удобнее спать сегодня ночью, чем в джинсах, когда я расстелюсь на полу.

— Что-нибудь ещё происходит? — спросил я Ченнинга.

— Неа.

Его внимание явно вернулось к его игре, не то чтобы он был таким уж разговорчивым по телефону. Узнать, как проходят его занятия, было всё равно что вырывать зубы.

Вдвоём мы лучше справились при личной встрече. На следующей неделе я найду время, чтобы пригласить его на обед или ужин и убедиться, что он в порядке.

— Хорошо, я отпускаю тебя. Обними маму за меня. И не ешь всё подряд. Я вернусь на следующий день после Рождества, и лучше бы там была энчилада.

Он засмеялся.

— Не обещаю.

Я закончил разговор и ещё раз осмотрел магазин в поисках чего-нибудь ещё, что мне нужно. Ничего не было. Всё, что я купил, поместилось в рюкзак. Сегодня вечером я буду работать на своём ноутбуке, отвечая на электронные письма и читая отчёты. Надеюсь, это отвлечёт меня от Клео, лежащей в кровати в пижаме. Хотя было бы труднее замаскировать моё влечение в поту.

— Опять вернулись? — спросил продавец, когда я подошёл к кассе и положил свои вещи. — Думал, вы вернулись, чтобы купить подарок для своей девушки в последнюю минуту. Сегодня все покупатели только этим и занимаются.

— Она не… нет. Это только для меня.

Твою мать. Должен ли я купить Клео подарок? Я даже не подумал об этом. С чего бы? Если бы я подарил ей что-то, это было бы странно, верно? Но было Рождество.

Может, я мог бы купить ей что-нибудь из того кухонного магазина. У Клео было больше кухонных принадлежностей, чем у любого человека на земле, но она положила глаз на какую-то лопаточку. Увидит ли она правду через подарок? Узнает ли она, что я следил за каждым её шагом в том магазине, не потому что беспокоился о её безопасности, а потому что едва мог оторвать от неё взгляд?

Пиздец, а не жизнь. Когда это лопаточка стала такой сложной?

— Наличные или карта?

Пока я обсуждал достоинства дурацкой лопаточки, продавец перечислил мои покупки и упаковала их в пакет.

— О, простите.

Я достал бумажник и провёл карточку через терминал. Затем я взял свои вещи и ушёл. Я заставил себя перейти улицу, чтобы не поддаться искушению зайти в магазин кухонных товаров.

Если бы Клео была моей, я бы купил ей все кухонные безделушки, какие только могли поместиться в её ящиках. Я бы купил ей подарки со вкусом, такие, которые она бы оценила, в отличие от слишком модных драгоценностей, которые отец покупал ей на Рождество и которые она никогда не носила.

Она бы оценила пару простых серёжек и новую скалку больше, чем Теслу, которую он купил ей в прошлом году. Тесла, которую она продала две недели спустя, пожертвовав вырученные деньги на благотворительность.

Блейк был с ней в тот день. Он посмеялся и закатил глаза на Рэя, а потом хвалил Клео за то, что она была глотком свежего воздуха.

Ей не нужна была новая машина. Ей нужны были выходные в Монтане, чтобы расслабиться.

Это может быть моим подарком для неё. Эти несколько дней.

Когда я вернулся в отель, я вошёл в двери и посмотрел в сторону камина. Клео лежала на одном из диванов, её глаза были прикованы к телефону. Она была на том же месте, когда я уходил раньше.

Я пересёк холл и встал рядом с её диваном.

— Привет.

— Привет, — естественная улыбка расплылась по её лицу, когда она подняла голову. Она улыбалась всем и всегда искренне. Эти улыбки в сочетании с её выпечкой были причиной того, что люди стекались в её пекарню. Клео притягивала людей. — Куда ходил?

Я поднял пакет.

— Купил пару вещей, чтобы переодеться.

— Оу, — её плечи опустились. — Извини.

— Перестань извиняться. Я собираюсь подняться и переодеться, а потом немного поработать. Я не буду тебе мешать, и ты сможешь расслабиться в номере.

— Вообще-то, я забронировала нам столик на ужин.

— О, — я помрачнел.

Интимный ужин в канун Рождества с этой прекрасной женщиной будет пыткой.

Улыбка Клео исчезла.

— Я могу всё отменить.

— Нет, не надо.

Если ужин — это то, чего она хотела, то я буду есть с ней.

Так долго я притворялся профессионалом. Я сохранял профессиональную дистанцию. Наше общение было профессиональным. Я держался от неё подальше, чтобы сохранить профессионализм.

Если профессионализм на самом деле означал поведение грубого, долбаного засранца, то я был профессионалом.

Клео не заслуживала такого отношения. Последний день, последние четыре года я вёл себя как кретин. Вести себя так было утомительно.

Сегодня я попытаюсь стать настоящим профессионалом.

— Ужин звучит отлично. Спасибо, — я жестом указал на свою рубашку. — Но у меня нет ничего красивого, чтобы надеть.

— У меня тоже нет. И я проверила столовую. Она не шикарная. Мы можем прийти как есть.

— Хорошо. Во сколько?

Её лицо озарилось лучезарной улыбкой.

— В семь тридцать.

Это давало мне четыре часа, чтобы собраться с мыслями, перестать дуться и не портить ей отпуск.

— Я буду там.

* * *

— Так вкусно, — Клео закрыла глаза напевая. Выражение восторга на её лице было более аппетитным, чем шоколадный торт на моей вилке. Она открыла глаза и улыбнулась. — А у тебя как?

Я опустил взгляд на свою тарелку и прочистил горло.

— Хорошо.

— Хочешь попробовать чизкейк?

— Нет, спасибо.

Я запихнул кусочек в рот и посмотрел куда угодно, только не на неё.

Мы были единственными, кто остался в столовой. Сегодня вечером здесь было две большие компании, но обе распустились и ушли час назад.

Мы с Клео ели в неторопливом темпе. Разговоров было немного, но благодаря остальным присутствующим в зале, мы проводили время, наблюдая за людьми. Другие гости любезно позволили нам смотреть, пока они ели, смеялись и открывали подарки. Мы с Клео оба заказали стейки. Ни на одной из наших тарелок не осталось ни грамма. Они были настолько хороши.

— Ещё? — Клео подняла бутылку красного вина между нами.

— Конечно, — я держал ножку своего бокала, пока она наливала.

— Мне нравится эта версия Остина.

— Того, который пьёт?

Она хихикнула, наполняя свой бокал.

— Да. Он расслабленный.

— Ты первый человек, который когда-либо называл меня расслабленным.

Я откусил ещё один кусок торта, затем сделал глоток вина, и последнее напряжение, связанное с этим ужином, исчезло.

Я позволил себе расслабиться и насладиться её компанией.

— Ты всегда хотела владеть пекарней? — спросил я.

— Да. Моя мама разрешала мне помогать ей на кухне. Разрешала мне разминать бананы для бананового хлеба, отмеряла ингредиенты, чтобы я могла высыпать их в миску для смешивания. Я была такой маленькой, когда она умерла, но я никогда не забывала те дни на кухне. Когда я стала старше, это было то, что я могла делать, чтобы чувствовать связь с ней.

Когда она говорила о своей матери, в её глазах были только обожание и любовь. Это было нечасто, но достаточно, чтобы понять, что Клео носила Джанет в своём сердце. Возможно, именно поэтому её еда была не от мира сего. Она была пропитана любовью.

— А как насчёт тебя? — спросила она. — Ты всегда хотел работать в частной охране?

— Не знаю, планирует ли кто-нибудь в этом бизнесе оказаться в этом бизнесе, — по крайней мере, так было со всеми моими парнями. — Я просто попал в него. Я всегда хотел быть пожарным, как мой отец. Мама хотела, чтобы я сначала получил диплом, но я планировал устроиться на станцию, как только он у меня появится. Потом, за месяц до выпуска, я познакомился с парнем, который владел охранной фирмой. Ему нужны были люди для работы на нескольких мероприятиях.

Большинству других двадцатилетних парней, которых он нанимал, было охренеть как скучно. Они ненавидели стоять у стены, наблюдая за вечеринкой, а не участвуя в ней. Но мне работа нравилась. Было интересно наблюдать за людьми, когда они не понимали, что за ними наблюдают.

Я видел, как мужчины рассматривают других женщин, помимо своих спутниц. Слышал, как женщины говорят о других женщинах. И я узнал, что чувствуешь, когда напряжение в толпе возрастает до того, как начинается драка.

— Я работал на одном концерте. Это была частная мероприятие в отеле для празднования двадцать первого дня рождения. Именинник был избалованным богатым ребёнком. Его отец был актёром — нет, я не могу сказать тебе, кто.

— Облом, — она надулась.

— Мне только исполнилось двадцать два года, и до окончания университета оставались считанные недели. Моя учебная нагрузка была небольшой, поэтому, какую бы работу он мне ни давал, я соглашался, потому что мне нужны были деньги. И вот я на концерте, и эти два вспыльчивых придурка собираются подраться из-за девушки. Я разнял их, не ломая костей и не устраивая сцен. Ничего особенного, но мой босс был там в тот вечер. Он наблюдал за всем этим. Перед тем как мы ушли, он предложил обучить меня и дать мне работу, которая оплачивалась в три раза больше, чем я заработал бы за год работы пожарным. Я не смог отказать.

— Как долго ты на него работал? — спросила Клео.

— Около пяти лет. Он вышел на пенсию, переехал на Гавайи, а я решил основать «Garrison».

Я строил свою компанию медленно и обдуманно, нанимая членов команды только тогда, когда мог гарантировать их доход в течение года. Я проработал в «Garrison» два года, прежде чем Рэй стал моим клиентом, и с тех пор мы значительно выросли.

Это всё ещё была небольшая компания по сравнению с частными охранными фирмами в Лос-Анджелесе. Я намеревался сохранять её такой, предпочитая качественные услуги огромной команде. Тем не менее, «Garrison» был больше, чем я мог себе представить после менее чем десяти лет работы.

— Ты когда-нибудь жалеешь, что не стал пожарным? — спросила Клео.

— Иногда, — признался я. — Когда я вижу катастрофы и людей в форме, которые объединяются вместе, я сожалею. Но в основном я считаю, что мне повезло, что у меня хорошая работа. И мне нравится руководить.

Клео засмеялась.

— Ты довольно властный.

— Издержки профессии.

Она подняла сумочку, которую принесла на ужин, с сиденья пустого стула слева от неё и достала небольшую завёрнутую коробку.

— У меня для тебя кое-что есть.

Моё сердце упало. Блять. Я должен был купить ей эту лопаточку.

— Я ничего тебе не купил.

— О, это ерунда. Я не жду и не нуждаюсь в подарках в этом году. Но я увидела это и не смогла пройти мимо.

Она подвинула коробку через стол.

Я взял её и осторожно развернул красную и золотую упаковочную бумагу, чтобы открыть колоду карт. На коробке была нарисованная вручную горный пейзаж с надписью: «Добро пожаловать в Куинси».

— Я заметила, что ты их коллекционируешь.

Мне удалось кивнуть. Я держал коробку, потеряв дар речи. Как она узнала? Я собирал колоды карт из всех мест, где побывал. Если бы я сам увидел их, я бы купил.

— Я увидела их вчера в аэропорту, когда прилетела, и подумала, что они прекрасны, — сказала она. — Если они тебе не нравятся, ты меня не обидишь.

Подождите. Она купила их ещё до того, как я появился здесь. Почему? Зачем ей покупать мне что-то, если она меня ненавидит?

Может быть…

Я отогнал эту мысль в сторону и прочистил комок в горле. Затем я поднял голову и встретился взглядом с её сияющими ореховыми глазами.

— Они великолепны. Спасибо.

— Не за что, — она засияла. — Я надеялась, они тебе понравятся.

— Да. Очень.

— Почему именно карты? — спросила она. — Думаю, это классная вещь, которую можно коллекционировать. Лучше, чем рюмки или магниты на холодильник. Но мне всегда было интересно, почему.

— Моя мама. Она научила меня играть в разные игры, когда я был маленьким, но я был неравнодушен к картам. Когда у меня появлялись деньги, я покупал новую колоду и просил её научить меня новой игре.

— Сколько у тебя колод?

— Понятия не имею. Но они заполняют три ящика на моей кухне.

— Это очень много карт.

И это будет моя любимая колода.

Официантка появилась рядом с нашим столиком, её руки сжимали чёрный фолиант, в котором, вероятно, находился наш счёт.

— Как вам десерт? Могу я предложить кому-нибудь из вас что-нибудь ещё?

— Нет, думаю, мы закончили, — сказала Клео. — Спасибо. Можно ли этот счёт добавить к счёту за мой номер?

— Да, конечно, — женщина протянула ей чек. — И вы можете взять своё вино, если хотите удалиться в свой номер.

— Клео…

Я начал протестовать, потянувшись за чеком, но она заставила меня замолчать, нахмурившись. Затем она подписала своё имя на чеке и добавила чаевые.

— Спасибо за ужин, — сказал я, когда официантка убрала наши тарелки.

— Спасибо, что поужинал со мной, — Клео встала со стула. — Ты научишь меня играть в карты?

— Конечно.

Она взяла свой бокал и бутылку, а затем направилась к выходу из столовой. Но вместо того, чтобы направиться к лифту, она вернулась к дивану перед камином, где читала ранее.

— Здесь?

— Ты предпочитаешь играть в номере?

— Нет, здесь хорошо, — я опустился на диван и открыл крышку с картами. Чем меньше времени мы проведём в этом номере, тем лучше. — Ты умеешь играть в джин-рамми?

— Нет.

Я достал карты из коробки и перетасовал их. Затем научил её играть в джин. Через час она прикончила бутылку вина и не выиграла ни одну раздачу карт. Но по улыбке на её лице и блеску в глазах этого и не скажешь.

— Джин, — я сбросил последнюю карту.

— Что? Уже? — она хихикнула и бросила свои карты в кучу. — Ладно, я сдаюсь. Давай сыграем в другую игру. Как насчёт Войны? Или Ловись рыбка? У меня есть шанс, если мы будем играть в детские игры.

— Я научился играть в джин, когда мне было шесть лет.

— Выпендрежник, — она закатила глаза, затем поднесла руку ко рту, чтобы скрыть зевок.

— Нам стоит подняться.

— Нет, ещё нет, — онарасслабилась на толстой коже дивана, подняв глаза на каменный дымоход и рассматривая венок, висевший над огнём. — Здесь спокойно. Мне здесь нравится.

— Мне тоже.

Я собрал карты, положив их обратно в коробку, затем повторил её позу.

— Спасибо, Остин.

Она повернулась, чтобы посмотреть на меня. Каким-то образом, пока я убирал карточки, а она сидела, мы стали ближе. Или, может быть, мы сблизились, когда играли, используя центральную подушку дивана в качестве карточного стола.

Всякий раз, когда это происходило, наши плечи почти соприкасались. Прядь её волос скользнула по коже дивана и коснулась хлопка моей рубашки.

— За что?

— За эти каникулы. Я знаю, что это было не в моём характере, но иногда я просто хочу сказать к чёрту всё. Просто делать то, что радует моё сердце. В этом есть какой-то смысл?

— Да.

Мои глаза блуждали по её лицу. Не думая, я поднял руку, чтобы коснуться её щеки.

Её дыхание сбилось.

По моей коже пробежали мурашки.

Что, блять, я делаю?

Радую своё сердце.

Я наклонился ближе.

И поцеловал Клео.