Роисся вперде. Фантастическая повесть

33

Светлана Сергеевна и сама не понимала, где была - то есть была в пансионате «Союз», вывеску она видела, и пансионат от, например, сумасшедшего дома отличить могла. Но кто были эти люди — ей не объяснили, более того — попросили ни у кого ничего не спрашивать и самой ничего никому не рассказывать, единственное, что от нее требовалось — ставить диагнозы и прописывать лечение, но сердечных жалоб за этот месяц ни у кого не было, и единственное, что делала Светлана Сергеевна (точнее, не она, а медсестра Оля, москвичка), — мерила раз в неделю пациентам давление. Пациенты — обычные люди, только то ли заторможенные какие-то, толи, наоборот, излишне подвижные, она так и не разобралась. Больше всего они были похожи на контуженных — у нее два года назад лечился контуженный из «Невского экспресса» (был такой поезд, террористы взорвали), и он тоже так себя вел — на вопросы не отвечал толком, но суетился как-то неприятно, она запомнила. Собственно, из-за мыслей о контузиях она и сомневалась, он это или не он, или просто по ассоциации, к тому же столько лет прошло, и какая бы хорошая ни была у Светланы Сергеевны зрительная память, она не могла быть уверена, что несколько лет назад медсестру Надю забирал с работы именно этот человек. Самое смешное — она не помнила Надину фамилию, то ли Черниченко, то ли еще как, и как звали Надиного мужа, тоже не помнила. Первый раз она у него вообще ничего не спросила, а второй раз не выдержала, удержала за руку:

— Черниченко?

— Черненко, - ответил Костя. Если бы у него уже сложилась привычка к переосмыслению своих поступков, он бы, конечно, задумался, почему тогда в милиции не сказал свою фамилию, но такой привычки у него не было.

— Черненко, — повторил он глядя врачу в глаза. — Костя.

Что у Нади пропал сын, и что сына звали Костя — это Светлана Сергеевна, конечно, знала, но вряд ли стоит ее осуждать за то, что она не была в курсе ни изобретения некоего Карпова, ни последовавших за этим изобретением событий и не могла предположить, что перед ней — именно семилетний мальчик, выросший до тридцатипятилетнего мужчины за какие-то две недели. Она была уверена, что перед ней — Костин папа, Надин муж, который сказал «Костя» потому, что вспомнил сына, и она, наверное, в тот же день позвонила бы Наде, но мобильный телефон у нее отобрали при заселении, и вообще предупредили, что весь месяц, который она согласилась здесь провести, никаких внешних контактов у нее быть не должно.