Роковое кресло

Глава 19 Триумф мсье Гаспара Лалуета

У мсье Гаспара Лалуета уже не было возможности для достойного отступления. Из зала его заметили. Оглушительные крики «Браво!» встретили его появление. При виде мадам Лалует, сидящей в первом ряду, наш претендент немного приободрился, однако, по правде говоря, мсье Лустало только что нанес ему сокрушительный удар. И он еще не оправился от него полностью. Откуда этот человек знал, что он, Лалует, не умеет читать? Ведь секрет самым тщательным образом оберегался. Не мог же об этом сказать Патар! Да и Элифас был так рад, что в Академию попал неграмотный человек, он тоже не стал бы излишней болтливостью срывать свою месть. Элали была нема как могила. Тогда откуда же? Лалуету казалось, что Лустало у него в руках, а в действительности в последний момент тот доказал всю его, Лалуета, несостоятельность. Но может, в конце концов Лустало ничего плохого не имел в виду? Ведь он был всего лишь отчаявшимся беднягой, знаменитым ученым, которого надо пожалеть. Возможно! Тогда чего же опасаться мсье Лалуету? Особенно в синих очках и с ватой в ушах!

И Лалует распрямил плечи, принимая бурю восторга, которой его встретил зал. Он захотел пройти гордо, как римский полководец, как триумфатор, как Артабан. Ему это удалось. Не последнюю роль здесь сыграли синие очки, скрывавшие остатки тревоги во взгляде.

Неподалеку он увидел покорного и очень печального великого Лустало, мысли которого, казалось, витали очень далеко от этого собрания. И тут мсье Лалует, честное слово, вдруг успокоился. А когда ему дали слово, уверенно начал свою речь. Время от времени переворачивая страницы, будто читал их. Великолепная память его проявилась во всем блеске.., такая великолепная такая отличная, что он исторгал свои «похвалы», в то же время думая совсем о другом.

А думал он вот о чем: «Как же все-таки великий Лустало узнал, что я не умею читать?» И вдруг в самом разгаре речи, хлопнув себя по лбу, он громко воскликнул: «Ага!» Этот неожиданный жест, этот необъяснимый возглас вызвали в зале всеобщий шум. В едином порыве вновь прорвалась безумная тревога, словно все ожидали, что он сейчас рухнет замертво, как и те, другие.

Но мсье Гаспар Лалует, слегка откашлявшись, прочистив горло, заявил:

— Ничего, ничего, господа! Я продолжаю! Итак, я говорил.., говорил… А-а, я говорил, что столь безвременно ушедший от нас бедный Мартен Латуш…

Ах, как он был прекрасен и спокоен, папаша Лалует! И как уверен в себе! Да-да, абсолютно уверен! Он говорил о смерти других с легкостью человека, который никогда не должен умереть. Ему аплодировали так, что в зале дрожали стекла. Это был какой-то исступленный восторг. Особенно безумствовали дамы. Они срывали перчатки, чтобы громче хлопать в ладоши, ломали свои веера, вскрикивали от восторга и удовольствия. Это было необычное зрелище для академического собрания. По лицу мадам Лалует, которую поддерживали две верные подруги, побежали два неиссякаемых ручейка счастливых слез. Значит, Лалует говорил хорошо.

Он нашел ключ к разгадке, и ничто больше не прерывало его речь. Он играл голосом, взмахивал рукой, даже изгибался.

Но вот почему он воскликнул «Ага!»?

«Ага» — потому что в тот день, когда он один отправился в Варенну и потом сбежал от Лустало, он добрался до вокзала как раз, чтобы успеть вскочить в поезд на Париж. В купе оказалась дама, которая стала визжать как поросенок. Это было закрытое купе, и из него не было выхода в вагон. Мсье Лалует понял, что его приняли за убийцу. И чем больше он успокаивал даму, тем сильнее та кричала. А на следующей станции позвала начальника поезда, который сделал Лалуету замечание и обвинил его, в том, что сел в купе для «одиноких дам». Даже табличку показал на двери. А потом заявил, что составит протокол и Лалуету грозит штраф. К счастью, мсье Лалует имел с собой военный билет, благодаря которому доказал, что не умеет читать! Так вот… Это был, видимо, тот же самый железнодорожный служащий, который нашел и зонтик мсье Патара, а затем передал его Лустало. Поскольку Лустало просил описать внешность пассажира, служащий наверняка сказал, что мсье постоянный секретарь был вместе с человеком, который не умеет читать!

— Господа, магистр д'Аббвиль, как и я, был сыном народа…

В этот момент в зале появился новый рассыльный (прежние не осмеливались более на подобный шаг после печальных предшествующих инцидентов). Он на цыпочках подошел к кафедре, неся в руке письмо.

При виде этого письма публику вновь охватил сильный страх. Все решили, что оно адресовано претенденту. Раздались голоса.

— Нет! Нет! Никаких писем! Не вскрывайте! Пусть он не распечатывает его!

И тут послышался душераздирающий крик. Госпожа Лалует лишилась чувств. Мсье Лалует повернул голову в сторону рассыльного и увидел письмо. Он понял. «Трагические ароматы» поджидали его… К тому же он услышал отчаянный крик мадам Лалует.

И тогда, вытянувшись на цыпочках, словно сделавшись выше всех, и поистине морально возвышаясь над оцепеневшим от ужаса залом, новоиспеченный академик указал недрогнувшим перстом на роковое письмо:

— Нет! Нет! Только не я… Со мной этот номер не пройдет! Я не умею читать!

Зал взорвался в безумном веселье. Ах, хоть этот оказался остроумным. Храбрым и остроумным, надо же, он не умеет читать! Здорово придумано! Триумф Лалуета был полным. Коллеги кинулись горячо жать ему руки, и заседание окончилось при всеобщем восторге.

Да, триумф был полным еще и потому, что, во-первых, мсье Гаспар Лалует вовсе не умер и, во-вторых, человек, не умевший читать, прочно уселся в кресло магистра д'Аббвиля, и при этом никто его не отравил.

Письмо же было адресовано вовсе не мсье Лалуету.

Мадам Лалует пришла в себя и нашла своего мужа целым и невредимым. Он казался ей самым прекрасным из мужчин.

Позднее она родила ему сына, которого они назвали Академусом.

Что касается великого Лустало, то вскоре после взволновавших нас событий он перенес тяжелое горе. Он потерял своего сына. Деде умер. Мсье Ипполит Патар и мсье Лалует были приглашены на его похороны, которые почти тайком состоялись вечером.

На кладбище мсье Лалует был весьма заинтригован присутствием таинственной личности, которая, прячась за могилами, скользила неподалеку от Лустало. Когда знаменитый ученый упал на колени, неизвестный приблизился и склонился над ним, будто хотел услышать, понять его страдания. Лицо человека оставалось невидимым: его скрывали надвинутая на глаза шляпа и поднятый воротник пальто. В течение всей церемонии мсье Лалует все задавался вопросом: «Кто же это?» Ему казалось, что он уже где-то видел этого человека… Наконец неизвестный скрылся в темноте. Мсье постоянный секретарь и мсье Лалует вернулись из пригорода в поезде, где мсье Лалует чуть было снова не вошел в купе для «одиноких дам», полагая, что оно «для курящих». По дороге академики вели беседу.

— Бедняга Лустало убит горем, — сказал мсье Ипполит Патар.

— Да, да, это огромное горе, — ответил кивнув мсье Лалует.

Два года спустя мсье Гаспар Лалует шел в Академию, держа под руку мсье Ипполита Патара. На мосту Искусств он вдруг остановился.

— Посмотрите, — сказал он, — там впереди.., человек в пальто…

— Ну и что? — удивился мсье постоянный секретарь.

— Вы не узнаете эту фигуру?

— Честное слово, нет…

— Значит, вы его тогда не заметили, мсье постоянный секретарь. Этот человек не отходил от великого Лустало ни на шаг в тот вечер, на кладбище. И мне кажется, что я уже где-то видел его раньше.

В этот момент человек в пальто обернулся:

— Элифас де ля Нокс! — воскликнул мсье Лалует. Действительно, это был маг. Он направился к обоим Бессмертным и пожал руку мсье Лалуету.

— Вы здесь?! — удивился мсье Лалует. — И даже не заглянули к нам? Мадам Лалует была бы так рада пожать вашу руку! Доставьте же нам удовольствие, приходите как-нибудь без всяких церемоний поужинать.

Он обернулся к мсье Патару:

— Дорогой постоянный секретарь, позвольте представить вам мсье Элифаса де Сент-Эльм де Тайбур де ля Нокса, чье письмо так сильно нас когда-то переполошило. Ну а вообще-то как вы поживаете, дорогой мсье де ля Нокс?

— Так и торгую кроличьими шкурками, дорогой академик, — с улыбкой ответил тот, кто считался «просвещенным человеком».

— И совсем не жалеете об Академии? — храбро спросил мсье Лалует.

— Нет, ведь там вы! — хитро ответил Элифас. Мсье Лалует воспринял эти слова как комплимент и поблагодарил.

Мсье постоянный секретарь смущенно кашлянул. А мсье Лалует проговорил:

— Кстати, представьте себе, что, заметив, но еще не узнав вас, я как раз сказал мсье постоянному секретарю: «Странно, но мне кажется, что я видел эту фигуру на похоронах сына великого Лустало».

— Я там был, — произнес Элифас.

— Вы знаете великого Лустало? — спросил молчавший до сих пор мсье Патар.

— Лично, нет, — ответил мсье Элифас де ля Нокс вдруг таким серьезным тоном, что его собеседникам стало слегка не по себе. — Нет, я не знаком с ним, но у меня была возможность кое-что узнать о нем по ходу расследования, которое я вел ради собственного удовольствия в связи с некоторыми фактами, занимавшими общественное мнение в период, когда в Академии было много смертей, мсье постоянный секретарь.

При этих словах у мсье постоянного секретаря появилось желание провалиться сквозь мост Искусств, только чтобы поскорее прекратить беседу, напоминавшую ему о самых злополучных часах его честной жизни. Он торопливо пробормотал:

— Да, припоминаю, я тоже видел вас на кладбище. Великий Лустало пережил большое горе, потеряв сына.

Мсье Лалует тут же добавил:

— Он и теперь горюет. После ужасной истории мы больше его в Академии не видели. И теперь одни, без него работаем над Словарем… Да, для бедняги это был тяжелый удар…

— Такой удар.., такой удар, — проговорил вдруг быстро «просвещенный человек», склонив свое благородное таинственное лицо к задрожавшим академикам, — такой удар, что после смерти Деде он больше ничего не смог изобрести!

Произнеся эту ужасную фразу, мсье Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ля Нокс повернул в противоположную от Института сторону и исчез в конце моста Искусств. А мсье Ипполит Патар и мсье Гаспар Лалует, поддерживая друг друга, нетвердым шагом героически продолжили свой путь к порогу Бессмертия.

Пока они шли, оба не произнесли ни единого слова, но, как только они заперлись в кабинете постоянного секретаря, силы вдруг вернулись к Гаспару Лалуету, и он заявил, что трагические слова мсье Элифаса де ля Нокса окончательно пробудили его совесть и он не может более хранить преступное молчание. Напрасно мсье Патар, пытаясь спасти честь Академии, со слезами в голосе заклинал его ничего не говорить и высказал какие-то сомнения, которые вроде бы говорили о невиновности мерзкого Лустало.

— Нет! Нет! — кричал мсье Лалует. — Мартен Латуш был прав! И недалек от истины, сказав, что на земле не было большего преступления!

— Нет, было. — взорвавшись в свою очередь, возразил мсье постоянный секретарь. — Было преступление и пострашнее!

— Это какое же, мсье?

— Принять в Академию человека, который не умеет читать! И это преступление совершил я! — И мсье Патар добавил, дрожа от праведного гнева: — Разоблачи меня, если осмелишься!

Впервые с того момента, как в девятилетнем возрасте он имел несчастье потерять мать, мсье Ипполит Патар обратился к собеседнику на «ты».

Эта угрожающая фамильярность, вместо того чтобы загасить спор, лишь еще больше распалила обоих академиков, и они встали друг перед другом как бойцовые петухи. Неожиданно раздавшийся стук в дверь напомнил им о необходимости соблюдать приличия. Это оказался консьерж, который принес весьма объемистый пакет. Он сказал, что пакет просили вручить в руки лично мсье постоянному секретарю. Консьерж удалился, и мсье Патар тут же стал читать послание. На конверте стояли слова: «Мсье постоянному секретарю. Вскрыть на закрытом заседании Французской академии».

Мсье Патар узнал почерк и вздрогнул.

— Что там? — поинтересовался мсье Лалует.

Но постоянный секретарь не ответил ему. Чрезвычайно взволнованный, он, не выпуская из рук пакета, заметался по комнате, словно перестал соображать, что делает. Наконец, решившись, он сорвал печати и развернул объемистую тетрадь, на титульном листе которой прочел: «Моя исповедь».

Мсье Лалует смотрел на читающего мсье Патара, не понимая, почему все большее волнение охватывает мсье постоянного секретаря по мере того, как тот переворачивает страницы.

С лица почтенного академика постепенно сходила желтизна, которая обычно свидетельствовала о неприятных эмоциях в его душе, безраздельно преданной самому славному учреждению. Теперь мсье Патар стал белее мрамора, который когда-нибудь после его кончины должен будет увековечить бессмертные черты постоянного секретаря на пороге зала Словаря.

И вдруг мсье Лалует увидел, как мсье Патар решительным движением швырнул тетрадь в огонь.

После чего вышеупомянутый мсье застыл на месте, взирая до последнего момента на тлеющие огоньки. Затем направился к своему сообщнику и протянул ему руку:

— Не обижайтесь, мсье Лалует, — сказал он, — не будем больше ссориться. Вы были правы. Великий Лустало оказался великим ничтожеством. Забудем о нем. Он умер. И он заплатил свой долг. А вы, дорогой Гаспар, когда же вы заплатите свой? Ведь не так уж трудно выучить: б-а — ба, б-е — бе, б-и — би, б-о — бо, б-ю — бю!