С того вечера мне хотелось как можно больше времени проводить со Скворцовым. Это происходило без проблем. У меня еще не закончились каникулы, он отгуливал второй отпуск, который иначе пропал бы. Только мама на семь-восемь часов исчезала из дома, забирая сытные «тормозки», которые ей готовил Скворцов, вставая ужасно рано. Иногда мама задерживалась почти до темноты, потому что их фирма как раз сдавала какой-то важный проект. Но даже когда мама наконец-то возвращалась к нам, то чаще всего принимала ванну, мы ее кормили легким и вкусным ужином, и она ложилась спать.
К счастью, выходные у нее были свободными, и мы втроем шли за покупками, готовили что-нибудь очень вкусное (Скворцов оказался отличным поваром!) и весело болтали за обедом. А потом… Потом они закрывались в своей спальне. Ну что ж, я была достаточно взрослой и оставляла их в покое. Даже не включала телевизор, а слушала музыку в наушниках или гуляла во дворе.
Мои отношения с мамой наладились, теперь мы были как никогда любящими мамой и дочкой, я была счастлива.
И все было бы прекрасно, если бы… не Скворцов. Да, мы стали хорошими друзьями, но эта дружба была… какой-то непонятной. С того памятного момента, когда, утешая меня, обнял и шептал ласковые слова, наши взгляды встречались постоянно и часто. Слишком часто. Он словно притягивал меня своими глазами, очень странно…
Мало того, я вдруг заметила, что он высокий, мускулистый и красивый. Должна была увидеть это еще три недели назад, но была слишком зла на него. Потом мы были на море, где массу времени проводили на пляже, но и там почему-то я этого не замечала. И не было бы в моем прозрении ничего плохого, если бы я на нем и остановилась. Но я не смогла. Меня что-то словно подталкивало. И это что-то не было простым любопытством или капризами.
Никому не могла об этом своем открытии рассказать, заранее представляла их реакцию. Раз только проговорилась Лине, всего только намекнула, но она замахала на меня руками:
— Ты с ума сошла! И не думай! Он же мог быть твоим отцом! И вообще, зачем тебе крутить любовь с таким стариком?
После этих ее слов «мог быть твоим отцом» и «таким стариком» я три ночи не спала. Он же совсем молодой! И еще… разве я кручу любовь? Да еще со Скворцовым, который меня так ласково утешал и вытирал мне лицо платком. Чепуха! Но я стала умнее и уже никому ни о чем не говорила. А чтобы доказать самой себе, что Лина ошибается, три дня только и делала, что до вечера гуляла во дворе и вокруг домов, периодически слушая «репортажи» Тани. Ну вот, до Скворцова мне и дела нет!
Но уже на третий вечер моя уверенность стала не такой крепкой.
А если мне есть дело? А если Лина права? Или права я? Между прочим, в чем я права? Неуверенность толкала меня на новые выходки или, как говорит бабушка, эскапады. Как можно было удержаться? Меня словно кто-то подталкивал.
Еще через два дня, утром, я надела то самое, новое платье и привела себя в тот самый вид, что тогда, перед дискотекой. И пошла на завтрак. Завтрак, как всегда, готовил Скворцов. У мамы была отмазка, что она с утра и чуть ли ни до ночи на работе, сбагривая, как говорила, проект. А я великодушно разрешала Скворцову возиться с кастрюлями и сковородками. Вернее, помогала бы ему, но получалось, что вылазила я из постели как раз тогда, когда уже вовсю вкусно пахло яичницей, кофе или оладьями. Да-да, несколько раз на завтрак мы ели оладьи, но как-то так получалось, что даже в этом я помочь ему не могла: то у меня был свежий лак на ногтях, то я, как сегодня, сразу же нарядилась. Да-да, ни разу не надевала халатики или домашние брюки, всегда старалась с утра выглядеть отлично!
Так вот, я при полном параде явилась на кухню, но Скворцов мешал в кастрюле кашу и даже не посмотрел на меня. Но я так легко не сдалась. Я замечательно выглядела и не могла позволить, чтобы он меня не замечал!
Самой изящной походочкой подошла к холодильнику, достала из него бутылочку минеральной воды и села возле обеденного стола. По пути даже коснулась его, а он — хоть бы хны! Я кашлянула — с тем же результатом!
— Доброе утро, — не выдержала первой.
Скворцов тут же обернулся:
— А, доброе. Прости, я задумался над выбором подливки.
И опять занялся кашей.
«Можно подумать, это не каша, а целый обед!» — сердито подумала я. Но он словно услышал мои мысли и опять взглянул на меня, но уже с одобрительной улыбкой:
— Ты сегодня еще красивее, чем обычно.
Есть!
Я была так рада, что даже подскочила на табурете. И все же мне было мало. Эти милые слова и на сотую часть не заполняли того почтового ящика для сообщений с комплиментами, который с некоторых пор я словно встроила себе сердце. Мне было мало одной фразы. И я незаметным движением спустила плечико, чтобы добавить себе… сама не знаю чего. «Ну, и что скажешь?» Ничего, помешивал что-то на сковородке.
— Слушай, — попыталась я привлечь его внимание, — может, я приготовлю салат?
— Если хо… чешь, — он повернул голову и запнулся на полуслове. Затем улыбнулся и неторопливо подошел ко мне. Я ожидала, что он подаст мне нож или спросит: «Какой салат?» Но он наклонился, провел пальцем по моей руке от запястья до плеча, попутно вернув плечико на место:
— Так лучше, правда?
И вернулся к своей печке.
Я онемела. Он меня ошеломил. Нет, правда, сбил с меня шлем самоуверенности. Но сделал это очень мило. Я даже вскочила и вышла из кухни, чтобы не крикнуть: «Есть!» А он громко рассмеялся. Совсем не обидно. Слышала его смех, заходя в свою комнату. Наклонила голову и вылила на нее всю минеральную воду из бутылки. Странно, что она не зашипела и не пошел пар.
Есть!
Я все еще чувствовала теплое прикосновение Скворцова. Такой милый, нежный… Ох, что опять мне приходит в голову? Я ненормальная! Сначала орала на него, теперь такие выкрутасы. В последнее время сама его задеваю.
— Каша готова, — услышала я его голос.
Торопливо содрала с себя платье, вытерла каким-то платком лицо и волосы, глянула в зеркало: взрыв в коробке с красками… Кое-как привела себя в порядок, надела джинсы и старую клетчатую блузку мамы, которая мне всегда нравилась, и потопала на завтрак.
С твердым намерением быть скромницей. Хорошего понемножку.