Как и в прошлый раз, метаморфозе я подверглась в апартаментах пана Паляновского, на этот раз я была нормально одета и очень недовольна. Гримера не было, родинки, челки и зубы мы с Басенькой делали сами. Пан Паляновский настойчиво бредил о глубоких чувствах и неделе счастья. Басенька же вяло вспоминала о прислуге и генеральной уборке, которую та произвела. Я не знала, считать это упреком в мой адрес, или информацией о переменах, но сильно не интересовалась, успокоенная заверением, что служанки снова не будет.
В дом я вступала осторожно, приготовившись к присутствию ловушки в виде настоящего пана Мачеяка. В гостиной сидел человек, известный мне как муж, выглядевший более жалко, чем раньше. Увидев меня, он безмолвно сорвался с кресла, подскочил к окну и начал стучать по стеклу, чуть его не разбив. Я сняла туфель и помахала у него перед носом:
– Угомонись, а то сейчас побежишь к стекольщику, – не удержалась я. – Что это ты так плохо выглядишь? Болеешь?
Муж бросил демонстрировать пароль и ухватился за грудную клетку:
– Боже, эти контрабандисты меня до инфаркта доведут! То, что я пережил, переходит все границы! Ты это, или не ты?
Я заверила его, что это я, и поинтересовалась происшедшим.
– Ты была здесь, когда я пришел, – взволнованно, с испугом сообщил он. – То есть это была не ты, а жена. Точно такая же, но это, должно быть, была не ты, потому что, когда я начал стучать, она посмотрела на меня, как на дурака. До туфлей она и не дотронулась, никаких камушков!.. Я сообразил, что это не ты и чуть не помер. Хорошо, что она сразу ушла. Я здесь давно, почти с самого утра.
Я забеспокоилась:
– Ты с ней разговаривал?
– Что ты! Я же говорю, у меня речь отнялась. Меня вообще парализовало у окна!
– От этого ты и стал таким жалким?
– Муж глубоко дышал, и постепенно приходил в себя.
– В третий раз меня не уговорят, даже если вся милиция на колени встанет! Я же абсолютно не выспался. Сутки напролет мы с приятелем работали над этими тряпками, все идет как по маслу, денег будет куча! Пока у меня для тебя полторы штуки. Мачеяк сказал, что нанимает меня на неделю, и всю эту неделю я буду спать, просто я хотел проверить, кто здесь будет – она или ты, а теперь ложусь.
– Какая неделя, капитан говорил, только три дня. Так что, спи скорее. Видишь, как необходимо было договориться о пароле? А больше ничего нового?
– Не знаю. Я сплю. Мне кажется, чего-то здесь не хватает, но чего – не знаю. Может ты разберешься?
Я быстренько осмотрелась. Не хватало гипсовой вазы со столиком, на котором она стояла. Я вспомнила разговор о генеральной уборке и, охваченная предчувствиями, побежала наверх, в комнату Басеньки.
– Товарищ капитан, – таинственно сообщала я в трубку через две минуты. – Докладываю вам, что из этого дома исчезли следующие вещи: небольшая картина Ватто, возможно, оригинал, пара серебряных подсвечников и комод в стиле рококо. Не знаю, как они хотят его вывезти. Кроме того, гипсовая ваза, кажется, восемнадцатого века, и китайский лаковый столик. Серебряные ложки, ножи и вилки, старинные. Были и сплыли. Кроме того, какая-то картина из комнаты мужа, какая – не знаем.
– Комод был старый? – безразлично поинтересовался капитан.
– Старый, – злорадно подтвердила я. – Лет эдак в двести пятьдесят. Все было не новое.
Некоторое время со стороны капитана царило молчание.
– Вы узнаете этот комод? – спросил он с неожиданным оживлением в голосе.
– Узнаю, если его не обновили. У него были особые приметы. А что, вы держите его у себя?
В ответ капитан опять некоторое время молчал, после чего дал мне особое задание. А именно, с утра, отправившись за покупками от имени Басеньки, я должна навещать всех столяров, мебельные склады и тому подобные организации, какие мне только встретятся. Он сразу же дал мне несколько адресов. Если я увижу знакомый комод, мне надлежит сохранять спокойствие, не бросаться на него с криками, никому не задавать никаких глупых вопросов, вернуться домой и сразу же сообщить ему. И вообще, я должна заниматься этим тактично, дипломатично и ненахально. Осознавая свои дипломатические таланты, я согласилась не очень уверенно, хотя идея посмотреть на старую мебель меня достаточно привлекала.
Муж, как и обещал, завалился спать очень рано. Заинтригованная комодом, я отправилась в скверик и первое, что сделала – сообщила Мареку о замеченных в доме переменах. Это его заинтересовало.
– Комод был большой?
– Довольно большой, как довоенное бюро.
– Сколько он может стоить?
Я думаю больше ста тысяч. Насколько больше, не знаю, на такие вещи нет постоянной цены. В основном от того, что и вещей таких нет.
Все мысли об оценке, которую даст моему поведению полковник, я старательно прогоняла, надеясь, что комментарии любимого мужчины позволят мне совершить какое-то открытие. Надежды оказались напрасными, единственное, о чем я узнала, что настоящая я нравлюсь ему намного больше, чем я, как Басенька. Это утешало и совпадало с моим мнением, но в вопросе аферы помочь не могло.
Вечером следующего дня он вернулся к этой теме. За целые сутки не произошло ничего необычного, муж наверху храпел так, что было слышно внизу, а в остальном царили тишина и спокойствие. Столяров я посещала без видимого эффекта. На прогулку я отправилась очень рано, но Марек уже ждал.
– Из того, что ты вчера говорила, я понял, что тебе нравится старинная мебель, – пригласил он меня к разговору. – Может, захочешь кое-что посмотреть?
О поручении капитана я ему ничего не рассказывала, но не сомневалась, что он обо всем догадался. В этом что-то было…
– Ну? – не вытерпела я.
– Есть такая маленькая столярная мастерская на Познаньской улице, во дворе. Там, в основном, занимаются восстановлением старой мебели. Я думаю, тебе понравится…
Я настолько была уверенна, что комод Мачеяков стоит именно там, что, увидев его, даже не удивилась. Он стоял себе у стены, заслоненный двумя вольтеровскими креслами в плохом состоянии, о которых пришлось поговорить со столяром, чтобы не вызывать нежелательных подозрений. Я сообщила капитану, в душе поклявшись допытаться у Марека, откуда, черт побери, он обо всем узнал. Вероятнее всего, я снова услышу, что от меня, что будет неправдой, потому что я сама ничего не знала.
Вопреки ожиданиям, я услышала что-то новенькое:
– Твои наниматели выбросили его на свалку, – спокойно сообщил он, когда я рассказала ему о визите к столяру.
Это была очень странная новость.
– А ты каждый день ходишь по свалкам и смотришь, кто что выбрасывает? – спросила я. – В таком случае, почему ты не заставил меня искать его на свалке? И откуда он взялся у столяра? Сам пришел, ему обстановка не понравилась? И вообще, кто станет выбрасывать на свалку больше ста тысяч злотых?!
– Как видно, бывают такие расточительные люди. А пришел он не сам, его привезли…
– Ради бога, – рассердилась я, когда у меня кончилось терпение. – Говори, не прерывайся, не останавливайся, я не могу не дышать столько времени! Кто привез, если они его выбросили?!!!
– Некто, кто сразу после этого оказался на свалке, поскольку сам привез какой-то мусор. Увидел, взял и отдал столяру.
При мысли о том как легко найти в мусоре сто тысяч злотых, у меня перехватило дыхание. У меня закружилась голова. Что-то здесь было, но что, я понятия не имела, не знала о чем теперь спрашивать, а ко всему прочему, вообще не могла понять, имеет ли это значение, как составляющая преступления, или просто, как интересная история, которую стоит запомнить.
– Ты это говоришь, чтобы я немедленно собрала весь мусор в доме и отправилась с ним на свалку, или чтобы заставить меня думать? – осторожно поинтересовалась я.
– А ты как думаешь?
– Я уверена, что для второго! Что за привычка, так надо мной издеваться… Я тебе сразу скажу, что мысленная деятельность подождет, пока у меня не будет достаточно материала. Да, мне приходит в голову, что комод они хотели продать тайно, инсценировали вывоз на свалку и договорились с покупателем, что он якобы случайно придет за ним. Но на кой черт выдумывать эдакие трюки, ума не приложу. Ни к чему не лепится.
– Так подумай еще немного, может до чего и додумаешься.
– А прямо ты сказать не можешь?
– Не могу. Я сам ничего не знаю. Если ты так любишь сенсации, надо уметь думать…
Вернулась я очень поздно, полностью убедившись в невозможности догадаться в чем здесь дело. Комод никуда пристроить не удавалось. У меня темнело в глазах при мысли, что если я не догадаюсь сама, то не узнаю никогда в жизни, потому что капитан не расколется, а Марек будет и дальше издеваться в образовательных целях. В конце концов он докажет мне, что я полная кретинка, которая должна мыть кастрюли, не вмешиваясь в необыкновенные происшествия. Он не примет во внимание то, что это необыкновенные происшествия вмешиваются в меня.
Муж продолжал храпеть с упорством, достойным удивления. Я отправилась на кухню заварить чаю, и, когда высыпала его из банки в чайник, там что-то блеснуло. Я это что-то достала, не люблю чужеродных тел в чае. Оказалось, что это маленький ключик особой формы. Некоторое время я бездумно разглядывала его, после чего вдруг посчитала предметом настолько подозрительным, что, несмотря на несоответствующее время, посчитала необходимым позвонить капитану. Откуда ключик в чае, который я лично покупала в магазине и пересыпала из пачки в банку?
После долгих усилий я нашла капитана по одному из оставленных им номеров.
– Я нашла в чае нечто похожее на ключик, – конспиративно сообщила я. – Не понимаю, что это значит.
– В каком чае?
– Цейлонском.
– О, господи, где вы его нашли? В стакане? В чайнике?
– Нет, в банке. Он высыпался.
– Что за ключик?
– Маленький, – подумав сказала я. – Блестящий. Необычный.
– И что вы с ним сделали?
– Ничего, лежит здесь.
– На кой черт вы его доставали? – с неожиданным раздражением крикнул капитан. – Вы думаете, у нас мало забот?! Ну, ничего, успокойтесь…
– Так я же спокойна, – разозлилась я. – Вы считаете, что его следовало заварить? Может еще и проглотить?
– Нет, не глотайте… Немедленно спускайтесь в подвал…
Я ждала, что он скажет: «…закройтесь и оставайтесь там, пока мы не разрешим вам выйти».
– …и хорошо закройте все окна, – мрачно закончил он. – Голову даю на отсечение, одно из них открыто. Вы совершаете недопустимые ошибки!
Злая, полностью сбитая с толку, я спустилась вниз, проверила одно окно, подергала другое и вернулась наверх. Для следственных органов афера возможно и подходила к концу, а для меня каша заваривалась все крепче. Чертов ключик блестел посреди стола.
– Что это? – спросил на следующий день муж, показывая на него пальцем.
– Новый пакет для шефа, – обиженно ответила я. – Трогать не советую.
– Чокнулась? Чтобы я до чего-нибудь подобного дотронулся! Издалека он выглядит подозрительно. Маленький и блестит. Опять кто-то принес?
– Не знаю, на этот раз, кажется, я. По-моему это что-то такое же обременительное, как и те фаршированные шедевры. Не надо его трогать.
– И не подумаю. Слушай, не пугай меня. Это значит, что каторга продлится? Верх моих мечтаний – избавиться от всего этого! Мне приснилось, что я остался твоим мужем и пришлось тебя поселить в моей пломбе!
– Кошмары снятся от переедания… Сплюнь, чтоб не сглазить. Понятия не имею, что происходит, и могу тебя торжественно заверить – с меня хватит.
– Одна радость, что выспался…
Мы блуждали по квартире Мачеяков в состоянии угрюмой решительности, чувствуя себя так, будто мы уже умерли и на веки вечные приговорены к чистилищу. Все казалось нам лучше, чем это ожидание. Вероятно, в конце концов, мы бы помешались и впали в неизлечимую меланхолию, если бы представление неожиданно не закончилось, как раз в ту минуту, когда ничто не указывало на какие-либо перемены.
Около пяти вечера к дому подъехал обыкновенный фиат, из него вышел капитан в штатском, собственной неподдельной персоной. Мы как раз кушали, благодаря чему, переполох и колбаса нас чуть не убили. Глазам было трудно поверить!
– Шутки кончились, – сообщил капитан. – Вы свободны в полном смысле этого слова.
Я не успела спросить его, в каком смысле, потому что он сразу подошел к столу, взял ключик, вставил его в запертый ящик секретера, открыл его, с минуту в нем покопался и нашел в глубине шкатулку. Он тут же ее открыл. Не ожидая ничего плохого я ко всему этому присматривалась. Открытая шкатулка оказалась пустой.
То, что случилось потом, было вовсе непонятно. Капитан прибыл не сам, с ним были двое, один из которых молчал, как скала, а второй принял живое участие в разговоре. Очень нескоро до меня начало доходить – то, что когда-то находилось в шкатулке, исчезло, пропало, кто-то это украл, и, что по всем правилам, этим человеком должна быть я!..
Если бы не этот чертов ключик, подозрения могли бы пасть на таинственного взломщика, но, по неизвестной причине, ключик оказался в моем распоряжении. А капитану я позвонила только для дезориентации противника.
– Если б я знала, что из этого выйдет, даю вам слово, выбросила бы его на улицу, – сказала я разнервничавшись. – Что хоть это было? Что я украла?! Вы должны мне сказать хоть это!
– Полковник расскажет, – буркнул капитан. – Я лично считаю, что это не вы, но официально исключать этого нельзя…
– Ну хорошо, а почему не я? – обиженно вмешался муж, посчитав несправедливым, что его не подозревают.
– Вы отпадаете, у вас не было возможности. И вообще, убирайтесь отсюда! Берите все свое, оставьте чужое, чем быстрее вы исчезнете, тем лучше. Вы – к полковнику…
– Замечательно. Полковник очень обрадуется, когда я приду к нему босиком, в ночной рубашке, – злорадно заметила я. – Все мои вещи у любовника.
– У меня свои только подштанники, – одновременно забеспокоился муж. – То есть, извините… Остальное осталось у того лысого паразита, то есть, у гримера…
Выражение с которым посмотрел на нас капитан стоило запомнить на всю жизнь! Никогда еще милиция на меня так не смотрела. Свежая трудность появилась от того, что вместе с нами меняли и одежду, это ускользнуло от внимания заинтересованных лиц, теперь преодоление непредвиденных препятствий вызвало некоторое замешательство.
Но в результате энергичных действий, у полковника я появилась полностью одетой.
– Вся ответственность за вас лежит на мне, – сообщил он холодным голосом. – Было решено ваше участие в этом деле официально не отмечать, кроме всего прочего, для вашей безопасности. Последствия таковы, что все исходит от меня, будто я и был женой, я за вас отвечаю. Вам это ясно?
Мне было ясно. Я выразила ему сочувствие и принесла соболезнования. Он за меня отвечает, а я тут краду из шкатулок что ни попадя…
Полковник не стал ходить вокруг да около и задавал вопросы прямо, в конце концов, мне удалось из них выяснить, что вся шайка поймана, чета Мачеяков и пан Паляновский в панике во всем признались, их примеру последовал шеф со своими сообщниками, после чего взорвалась бомба. Все упомянутые перепуганными преступниками предметы нашлись, пропало лишь то, что было в шкатулке. И кроме того, пропало загадочным образом.
– Господи, да скажите же наконец, что там было! – в отчаянии потребовала я. – Глупо будет, если я предстану перед судом не зная, что сперла!
– Так вы еще не знаете? Двадцать шесть штук бриллиантов, стоимостью около ста тысяч долларов. Точно оценить трудно, потому что их нет.
Если он хотел меня потрясти, это ему удалось. Бриллианты, лежащие в шкатулке, в доме, где я жила больше трех недель… Я призналась в обладании ключиком от этой шкатулки, и, мало того, куш стоил сто тысяч долларов! Ни в чем подобном меня еще ни разу не обвиняли.
– Минутку, – сказала я, полностью выбившись из колеи. – Вы не ориентируетесь, когда я это украла?
– Да. Примерно. Сразу после визита в магазин Яблонекса. Строго между нами, что вы там делали?
К счастью, за последние месяцы в магазине Яблонекса я была единственный раз и достаточно легко вспомнила зачем. Я увидела на витрине черную брошку, какую давно хотела, и зашла, чтобы ее купить, но отказалась от этого намерения, не зная, для кого ее в сложившейся ситуации покупаю, для себя или для Басеньки. Я во всем призналась полковнику.
– Одного не пойму, – добавила я. – В Яблонексе же не продают настоящие бриллианты? Или я украла поддельные?
– Наоборот. Украли настоящие и заменили на поддельные. Мне очень жаль, но на вас тоже падает подозрение…
Из дальнейшего разговора мне удалось понять, в чем состояла вся соль. Чета Мачеяков свое состояние потихоньку помещала в бриллианты, часть из которых происходила из довоенных лет, была унаследована от предков, прадедов и прабабок, остальное добыто при помощи различных махинаций за последние годы. Басенька держала их в маленькой деревянной шкатулке в ящике секретера. Меняясь со мной, она собиралась забрать их оттуда, но произошло недоразумение с ключиком. Ключик был только один. Муж покинул дом первым. Басенька решила, что по ошибке он взял ключик с собой, не успела с ним связаться, вместо него с минуты на минуту должен был прибыть двойник, пан Паляновский ждал вместе со мной, она растерялась и ушла, понадеявшись, что муж забрал и бриллианты. От этого и волнение у любовника и большая часть упущений, пан Паляновский тоже нервничал, не зная судьбы сбережений. Утешало их одно – даже если бы мы и взломали ящик, шкатулки бы не нашли. Ее открывал особый механизм, включаемый только ключиком. Самое большее, что мы могли сделать – испортить замок. Кроме того, содержимое шкатулки должно было почивать в кармане у мужа.
Вскоре успокаивающие мысли испарились. Оказалось, что у мужа нет не только бриллиантов, но и ключика. Он оставил его дома, в другом ящике секретера, и думал, что Басенька об этом знает, потому что он ее предупреждал. Но Басенька не знала. В переполохе и спешке по массовому производству выбрыков, эта информация не задела ее внимания. Они тряслись за свои бриллианты до того момента, когда, вернувшись, нашли ключик на месте и шкатулку в тайнике. Они пересчитали бриллианты, их было ровно двадцать шесть, и успокоились. После этого результат экспертизы был для них громом среди ясного неба…
Оценивающий драгоценности милицейский эксперт был в курсе событий, интересовался тем, что увидит, и с нетерпением ждал добычи. Он немедленно занялся бижутерией Басеньки и содержимым шкатулки и сразу понял, что в ней лежат двадцать шесть очень хорошо отшлифованных стеклышек, вероятнее всего из Яблонекса. Как Мачеяки, так и пан Паляновский в первую минуту не хотели в это поверить и пытались бросить на милицию подозрение в жутком обмане, потом подозрение перенесли на меня и на мужа, потом поссорились между собой и опустили руки. Брошенное на меня подозрение подтвердилось тем, что у меня, как оказалось, тоже был ключик. Неблагородная подмена благородных камней никем не обсуждалась, потрясение Мачеяков говорило само за себя.
– Ну хорошо, но откуда, черт побери, этот ключик появился в чае?! – разволновалась я. – Он же был только один! Они подбросили его специально, из вредности??
– Этого, извините, никто не знает, – грустно заметил полковник. – Их ключик был у них. Получается, что ключиков было два, но откуда взялся второй – неизвестно. Его могли сделать вы. Вы могли и бриллианты подменить, раз были в Яблонексе…
– И я выковыривала их там из предлагаемых украшений? Насколько я знаю, россыпью их не продают!
– Вы могли и купить несколько ожерелий, или еще что-то, а наковырять дома. Теоретически эту возможность тоже надо принимать во внимание. Тем более, что их не просто украли, а заменили на стекла, что опять-таки указывает на вас. Вам было ни к чему, чтобы кража раскрылась, как только вы покинете дом.
Мне становилось то жарко, то холодно.
– Теоретически возможно, – признала я. – Но вы же сами знаете, что это чепуха!
– Чепуха, – согласился полковник. – Тем более, что официально вы в этой операции вообще не существуете, в качестве жены выступаю я, выходит так, что я и украл эти бриллианты. Как вы думаете, что мне теперь делать?
Мне становилось еще жарче и еще холоднее.
– Взломщик, – с душераздирающим стоном подсказала я.
– Да, взломщик несколько ослабляет подозрения. Но это должен быть кто-то из шайки, посторонний преступник не морочил бы себе голову с подменой. Только тот, кто боялся, что после того как факт кражи откроется, поднимется такой шум и переполох, который всех деконспирирует. Или тот, кого они легко могли раскрыть. Но шайка сидит вся, а бриллиантов ни у кого не нашли. Теперь вы сами видите, что получается из того, что вы не раздумывая реализуете любую идею, которая придет вам в голову…
Я попыталась хоть как-то выбраться из-под обрушившейся лавины обвинений:
– Во-первых, не любую, во-вторых, эту последнюю шутку придумала не я, а в третьих, одного вы достигли наверняка – даже если я действительно их уперла, под тяжестью подозрений, до конца жизни ими не воспользуюсь. Ради бога, нельзя ли их найти, хоть для того, чтобы доказать мою невиновность?!
– Заверяю вас, что этого мы желаем так же горячо, и не только из-за вашей невиновности. Тем не менее, вы под подозрением и должны с этим считаться. Если вы собираетесь куда-то поехать, ничего не выйдет.
– И в Сопот нельзя? – уныло спросила я через минуту.
– Что-что?
– В Сопот…
– Одна?
– Нет не одна…
Полковник задумался и вдруг посмотрел на меня с чрезвычайным интересом:
– Ах да, в Сопот езжайте. Но предупреждаю, больше никуда!
– Не думаете же вы, что я сяду в лохань и попытаюсь бежать в Швецию! – разозлилась я. – И вообще, пусть капитан найдет тот кусок картона со следом ботинка и ищет по ботинкам, а не по драгоценным камням! Чтобы след не затерли, я заклеила его целлофаном…
– Мы вам за это очень признательны, – ехидно остановил меня полковник, – так же, как и за ценные указания. Не преминем воспользоваться…
Свежая мысль о том, что при подозрении в краже такого размера меня должны сразу посадить, посетила меня лишь к вечеру, когда я направлялась в скверик, на встречу с Мареком. Отношение полковника ко мне казалось странным. С одной стороны, он уперся, что я коварно увела сто тысяч долларов, а с другой – отпускает на побережье. Одну. Сопровождения мне не дал, ни одна собака мной не интересовалась, никто за мной не следил, что все это значит?..
– Хуже всего, что от волнения я даже не попыталась его спросить о непонятном. Половины до сих пор не пойму, – с горечью сообщила я, когда ко мне подсел Марек и мы медленно ехали по темным улицам нижнего Мокотова. – По дороге мне удалось кое-что выжать из капитана, кое о чем я начала догадываться после вопросов, которые мне задавали, но потом все заслонили бриллианты, остальное забылось. Мне кажется, что это еще не конец аферы. Про взломщика милиция ничего не знает, а кроме того, не вижу главаря всего предприятия. Раньше я думала, что это шеф, но нет, не похоже. Я начинаю думать, что главного так и не поймали. Мне ясно, как это происходило. Они переправляли все, что попадалось, под подходящим прикрытием. Дега и Коссак проходили как олени на водопое, иконы – как чеканка на патриотические темы, шпага придворного Зигмунта Августа вероятно выбиралась в путешествие в виде чупаги, а в рукояти ее был рубин с кулак величиной. Кто-то это скупал или воровал, потом кто-то переделывал, кажется, именно у шефа была мастерская по производству этих художественных произведений, но все это не вяжется с передачей ему пакета… Потом кто-то искал людей, отправляющихся в путешествие. Все это наверняка было перемешано, все занимались всем, но кто-то должен был все организовать и за всем следить. Кто? И зачем капитан гоняется за комодом? Но самое странное не это…
Марек терпеливо, ничем не выдавая своих эмоций, слушал.
– А что? – спросил он, когда я остановилась, чтобы подозрительно на него посмотреть.
– Они разрешили мне додуматься до всего, – пробормотала я через минуту. – Полковник не слепой, он прекрасно видел, о чем я догадываюсь, и вообще этим не интересовался. Он не посадил меня за бриллианты. Позволил самостоятельно раскрывать разные служебные тайны. Что ему от этого? Он не тот человек, который делает все не думая, у него должна быть цель, но какая? Пока я вижу одну…
– Ну? Какую?
– Главарь существует Его не поймали. И этот главарь – ты. Зная, что я все тебе расскажу, он попытался спугнуть тебя моей болтовней, надеясь, что ты ошибешься. Так всегда делают с самыми закоренелыми преступниками, которым ничего не пришьешь. Ты должен ошибиться сейчас, убить меня, возможно на это он и рассчитывал. Не знаю, где мы, но место мне кажется подходящим, никак не пойму, почему я тебя не боюсь. Где мы?
– Кажется на Садыбе. Тут ворота кооперативных садов. Никто не ездит, можно остановиться.
Я развернулась задом к воротам, въехала в заросли сорняков и остановила машину. У меня возникали все новые идеи. Марек выслушивал мои рассуждения с явным интересом, возможно, заметив в них долгожданные симптомы мышления.
– Одного я никак не пойму, – продолжала я, немного сменив тему. – Что случилось с таможенниками, напились, что ли? Как можно было не обратить внимания на такую мазню?!
– Это я могу тебе объяснить.
– Как?! Ты знаешь?
– Примерно. Мне удалось додуматься. Это не предназначалось для вывоза…
Как всегда он остановился на некоторое время, после чего начал объяснять. Все оказалось неописуемо сложным.
– Предприятие было довольно разветвленным, а все заинтересованные лица соблюдали основы конспирации, не встречаясь друг с другом. Один из ближайших помощников шефа перепугался, от того, что милиция заинтересовалась его братом, стянувшим мешок муки с государственной мельницы. Помощника учили, что для золота, прежде всего, надо показать его вес. Желая побыстрее избавиться от опасного товара, он показал вес, что получилось не лучшим образом. Не имея понятия о начинаниях Мачеяков, он отправил пакет обычным путем и воспользовался чужим человеком, как посыльным. Что касается картин, их качество никого особенно не заботило, порядочные люди из лучших побуждений посылают и не такую мазню. В данном случае, это должна была быть семейная реликвия для кого-то эмигрировавшего еще до первой мировой войны, скорее всего, еще несовершеннолетним…
– Ну ладно, а рамы?.. – растерялась я. – Кто видел такие рамы?!
– У них было даже письмо, в котором эмигрант просил сделать рамы для картин из камня с поля его предков…
– Мрамор с поля?..
– Это деревня под Хенчиным, рядом с каменоломнями…
Довольно долго я не могла прийти в себя. Трюк с пакетом для шефа от начала до конца превосходил человеческое понимание.
– Откуда, ради бога, ты все это знаешь?
– Какой там знаю, догадался. До этого легко было додуматься…
Я обиженно и недоверчиво посмотрела на него:
– Конечно, додуматься легко… А легче всего было догадаться о мешке муки. После краж муки с мельниц всегда бывают такие последствия. Все нормально. Ты меня в могилу вгонишь… Слушай, а зачем им было меняться на нас? Зачем им это понадобилось?
– А ты не догадалась?
Я чуть не задохнулась:
– Послушай-ка, сокровище мое, – разозлилась я. – Если бы все догадывались до всего самостоятельно, в мире не было бы ни тайн, ни неожиданностей. Никакая информация не понадобилась бы, а пресса и радио разорились. Перестань меня учить! Да, догадываюсь, они тоже догадывались, что за ними следят, и решили незаметно исчезнуть. Пожалуйста, это я знаю. Но зачем?!
– Что зачем?
– Исчезать! Зачем?! Что они собирались сделать за то время, пока их не было. Что-то же хотели, мне теперь никто не докажет, что они заперлись в лесной избушке и втроем занимались любовью! А исчезали, чтобы не смущать молодых милиционеров!!!
– Конечно нет, им надо было другое. А как ты считаешь? Подумай, с какой целью?
От злости меня посетило вдохновение:
– Выкапывали в лесу спрятанные сокровища, – раздраженно сообщила я. – Встречались с контрабандистами на какой-то из границ. Собственноручно в укрытии изготавливали мазню. Убили кого-то. Обокрали музей. Обделывали свои делишки.
– Вот, очень близко. Именно обделывали делишки. Подумай, если у них намечалась сделка, они хотели что-то купить или украсть… Или заменить картины, оригиналы на копии, возможно в церкви, или еще что-нибудь…
– Да, они не могли это сделать, зная, что за ними следят. Ладно, будь по-твоему, я догадываюсь, что они делали полезные приобретения, спокойно, без помех. Это действительно было так срочно и так выгодно, чтобы заниматься трюком с заменой?
– А если у них было несколько срочных дел? Если в последние месяцы их деятельность была затруднена, если они боялись милиции и не имели свободы, если добра собралось столько, что об утрате они и думать не хотели?..
– Понятно, миллионы рядом, а добраться нельзя. Даже если они и купят что-то, переправить не смогут, потому что за ними следят. И шефу не отнесут, и вообще ничего не сделают. А не мог эти сделки провернуть кто-то другой? Обязательно они?
– Все считали, что за ними следят. Кому-то была нужна свобода действий, вот они ее и получили. Благодаря этому, после многих месяцев проволочек, они смогли увидеться с разными людьми, получить у них всякие ценные вещи, завербовать новых, чистых людей, выезжающих за границу…
– А!.. Все, кто с ними встречался, засвечивались и контролировались?
– Вот именно. А им надо было столкнуть все оставшееся имущество, потому что они собирались ликвидировать предприятие. Ты понятия не имеешь, насколько подвижны они были, объехали всю Польшу…
– Им приходилось избегать гостиниц и самолетов, чтобы не называть имен, – заметила я. – Скорее всего, они ночевали у частников. В Кракове купили иконку, в Познани уговорили кого-то отвезти посылку в Париж…
– Примерно так все и было. Только умножь все на десять. Ну и самое главное, они должны были встретиться с тем, кто охранял остатки баронских сокровищ, и встретиться так, чтобы его не обнаружить. То есть тайно.
– Что ж, я действительно неплохо догадалась. А во второй раз они хотели проделать то же самое?
– А как ты думаешь?
– Лично я думаю, что они хотели смыться. Доделать кое-что, домой не возвращаться и исчезнуть в синей дали. Зная, что никто за ними не следит, милиция сидит в кустах и наблюдает за подставными мужем и женой. Так?
– Вот видишь, как легко догадаться, стоит только подумать…
– Подожди. У меня снова не сходится. Я правильно думаю, что комод как-то связан с мифическим главарем?
– Возможно и правильно.
– А мифический главарь связан с бриллиантами?
– Не знаю, тоже возможно.
– В таком случае, опять какая-то бессмыслица. Зачем я здесь? Может все дело в тебе? Если ты не главарь, может ты подменил бриллианты? Испугавшись павшего на меня подозрения, ты помчишься в милицию и во всем признаешься, чтобы спасти меня. Как ни крути, у меня получается, что ты здесь замешан, и я не знаю, кто здесь я – ловушка, приманка или упрек совести?
– Может, что-то еще? Например, допинг.
– Как это? Для кого?
– Для тебя. Допинг для мышления. Ты не желаешь оставаться под подозрением, начинаешь думать…
– Много я надумаю, кот наплакал. Того, что я надумала до сих пор, он как-то в расчет не принимает. На кой черт мне подбрасывать ключик в свой чай?
– Ты же его достала, а в чае его никто не видел.
– Поэтому капитан так разозлился?
– Возможно…
– Ну, хорошо, а взломщик? Стояли люди у дома, или нет? Если стояли, должны были его увидеть! Мало того, ключик в чай тоже кто-то бросил, причем в последний момент, потому что банкой я пользовалась все время. Не зря капитан ругал меня за открытое окно! Почему не разбирались, влазил ли кто-то в окно? Они перестали следить?
– Возможно и перестали. Нужны-то были не вы, а настоящие Мачеяки.
– Значит, у меня нет доказательств того, что кто-то влез и подбросил? Меня можно бесконечно пугать подозрениями?
– Да, можно.
Я на минутку остановилась, пытаясь освоиться с новыми ощущениями.
– Так, я на это не согласна, – твердо решила я. – Извините. Сделай что-нибудь!
Марек засмеялся:
– Ну и посмотри, как здорово ты исполнила желание полковника, не зная, что ему надо…
Домой я возвращалась полная подозрений и сомнений, с чувством отвращения ко всем бриллиантам мира. Обидевшись на то, что меня подставляют, я сказала:
– Поехали в Сопот. Лучше послезавтра. Если полковник с таким энтузиазмом дал разрешение, что-то там произойдет.
Насчет сглазить, у меня оказался особый талант…