Россия будущего

Предисловие

О Сергее Федоровиче Шарапове, который, по его собственному признанию, посвятил всю жизнь развитию и практическому осуществлению славянофильского учения… «служил или стремился служить, прежде всего, делу Церкви»[1], после его кончины и некрологов в течение многих десятилетий не было специальных публикаций, не переиздано ни одно из его многочисленных сочинений.

Однако в последние годы интерес к его личности и наследию привел к появлению статей, диссертаций, в 2005 г. О. А. Платоновым был издан сборник его трудов[2]. Тем не менее требуется еще немало усилий, чтобы жизнь и творчество этого замечательного «позднего славянофила» (который, по его собственному признанию, «к русскому церковному учению А. С. Хомякова, историческому — И. С. Аксакова, политическому — Н. Я. Данилевского пытался прибавить „русское экономическое учение“»)[3] были изучены более детально.

В данном случае мы предпринимаем попытку систематического обзора жизненного пути и наследия С. Ф. Шарапова.

Родился Сергей Федорович 1 июня (здесь и в дальнейшем все даты приводятся по юлианскому календарю) 1855 г. в дворянской семье с давними традициями[4]. Его отец — Федор Федорович — за два года до рождения своего единственного сына приобрел небольшое имение Сосновка с хутором Курьяново в Вяземском уезде Смоленской губернии[5]. Мать Сергея Федоровича — Лидия Сергеевна — происходила «из очень древнего рода Лыкошиных»[6]. С детства Сергей отличался живым умом, сообразительностью, трудолюбием, любовью к своей «малой» родине. Вот что вспоминал он спустя десятилетия: «Бывать в поле с отцом сам-друг на беговых дрожках, слушать, как он размечтается о будущем и начнет толковать о своих идеалах в хозяйстве, — это было с самого раннего детства моим высшим наслаждением»[7].

Сначала Сергея Шарапова готовили (в частности, обучали латыни) в классическую гимназию, но затем решили «пустить» его «по военной дороге» и стали готовить в военную гимназию, «куда наконец и определили»[8].

В 1868 г. Сергей Шарапов поступил во 2-ю Московскую военную гимназию, в которую с 1864 г. был преобразован 2-й Московский кадетский корпус. В военных гимназиях разрешалось обучение с двенадцати лет, вместо строевых подразделений вводились возрастные классы (первоначально было шестилетнее обучение, а с 1873 г. — семилетнее).

Помимо усердного обучения обязательным предметам Сергей Шарапов много читал. Надо заметить, что это была не самая плохая литература для подростков (хотя в зрелые годы С. Ф. Шарапов критически к ней относился, если не сказать больше): Майн Рид, Фенимор Купер, «отчасти» Вальтер Скотт и Диккенс, затем Жюль Верн, Масэ, Гумбольдт, Шлейден, Льюис, Брэм[9]. Но это все плохо отразилось на молодых умах эпохи нигилизма.

Из русских писателей читали Н. Г Помяловского, Ф. М. Решетникова, Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева; меньше — А. Ф. Писемского, М. Ю. Лермонтова, еще меньше — Льва Толстого и А. С. Пушкина.

Как рассказывал С. Ф. Шарапов, нередко было, когда воспитатель собирал учеников в кружок и прочитывал с пространными толкованиями «Что делать?» Чернышевского и «Азбуку социальных наук» Берви-Флеровского. Книги были «удивительно толстые и скучные», но даже ими был «зажжен огонек развития, и маленькие умы были приготовлены и к пытливости, и к работе»[10].

В старших классах гимназисты художественную литературу, беллетристику практически уже не читали, но зато «упивались» Н. А. Добролюбовым, Д. И. Писаревым и Н. Г. Чернышевским.

Окончив в 1872 г. с отличием военную гимназию, Сергей Шарапов поступил в Николаевское инженерное училище в С.-Петербурге[11], которое тогда было и подготовительным заведением для поступления в Инженерную академию преуспевающих в науках юнкеров, а также готовило офицеров на службу в строевую часть инженерного ведомства, в саперные, железнодорожные и понтонные батальоны или в минные, телеграфные и крепостные саперные роты[12]. Располагалось Инженерное училище в павильоне Михайловского замка и имело организацию роты с трехклассным курсом.

Это было образцовое учебное заведение, в свое время его закончили будущий святитель Игнатий (Брянчанинов), Ф. М. Достоевский, многие другие знаменитые военные, ученые и т. д. Юнкера в 1870–1880-е гг. при производстве в офицеры делились на 2 разряда: 1-й выпускался в подпоручики в полевые инженерные войска, a 2-й — в армейскую пехоту. В офицеры выпускались и со 2-го, и с 3-го курса.

Но духовная и интеллектуальная обстановка в то время в высшей школе, в том числе и в военной, была достаточно двусмысленной. Прежде всего юнкера очень прилежно занимались естестественными науками, но в то же время: «трудно поверить, с каким прилежанием одолевали люди дубовый „Капитал“ Маркса, да еще по-немецки»[13]. За Марксом «следовали» Лассаль, Огюст Конт, зачитывались Миллем и Спенсером и другими авторами, сочинения и идеи которых считали венцом прогресса.

В результате такого чтения и воспитания, писал С. Ф. Шарапов, «при переходе в высшие школы мы (дворяне. — А.К.) были сплошь материалистами по верованиям (мы „верили“ в атомы и во все, что хотите) и величайшими идеалистами по характеру. „Наука“ была нашею религией, и если бы было можно петь ей молебны и ставить свечи, мы бы их ставили; если бы нужно было идти за нее на муки, мы бы шли… Религия „старая“, „попы“ были предметом самой горячей ненависти именно потому, что мы были религиозны до фанатизма, но по другой, по новой вере. „Батюшка“ читал свои уроки сквозь сон, словно сам понимал, что это одна формальность, и на экзамене всем ставил 12. Но нравственно мы все же были крепки и высоки. Чернышевский и Писарев тоже ведь учили „добродетели“ и проповедовали „доблесть“. Этой доблести, особой, юной, высокой и беспредметной доблести, был запас огромный. Мы были готовы умирать за понятия, точнее, за слова, смысл которых для нас был темен»[14]. Дело доходило до того, что юнкер Сергей Шарапов был в тайной типографии и даже пробовал набирать[15].

После этого «вера была совсем подорвана»[16], но это не исключало применимость к тогдашнему поколению молодых дворян пушкинского утверждения: «…пока сердца для чести живы». Сергей Шарапов и его товарищи в училище видели бывавшего у них Императора Александра II: «благородная, светлая личность Государя действовала невообразимо», и они, «революционеры, нигилисты и ненавистники монархии, в эти минуты перерождались и от всей души кричали „ура“»[17].

Политиканство дворянской молодежи, ровесников С. Ф. Шарапова, было по его же словам «чистейшим идеализмом», и в жизнь это поколение вышло «в хорошем сравнительно составе» и впоследствии работало добросовестно.

Из-за болезни матери Сергей Шарапов не закончил полного трехлетнего курса, в 1874 г. уволился из Инженерного училища в чине подпоручика, получив специальность сапера (по его словам, он твердо знал то, что «должен знать хороший саперный офицер»[18]) и прибыл в Сосновку. Отца — «человека крепчайшего здоровья» — к тому времени уже не стало, он умер в возрасте пятидесяти лет. Однако пробыл в родном доме Сергей Федорович недолго.

В августе 1875 г. по настоянию двоюродного брата, З. А. Путяты, С. Ф. Шарапов поступает чиновником в канцелярию варшавского губернатора[19]. Живя в почтенном польском семействе, он имел возможность «узнать и сердечно полюбить настоящих поляков»[20]. С этого времени начинается его «полонофильство», которое вызывало немало критики в адрес Сергея Федоровича в последующие десятилетия его публицистической и общественной деятельности. Узнав о восстании в Герцеговине, С. Ф. Шарапов «бесповоротно» принял «безумное решение — ехать в Герцеговину, сражаться за славянское дело»[21].

Осенью 1875 г. он («вторым по времени русским добровольцем»), «без паспорта, бросив казенное место», нелегально перейдя границу, отправляется на Балканский полуостров[22], где как сапер участвует в организации первого восстания в Боснии и руководит военными действиями. Здесь С. Ф. Шарапов, по собственному признанию в письме к И. С. Аксакову, бродя у моря, взбираясь на совершенно дикие вершины, «испытал единственное в своем роде чувство — сознание полнейшей независимости, первобытной свободы без законов, правительств и т. п.»[23]. Его письма с театра боснийского востания печатались в «С.-Петербургских ведомостях» и «Русском мире». Под разными именами он неоднократно появляется в Хорватии, где по доносу в Загребе 1 мая 1876 г. был захвачен венгерскими властями, «интернирован», т. е. препровожден на место жительства в г. Ясберень, а затем в г. Кечкемет «под присмотром полиции». Венгерские власти предполагали, что это российский шпион.

Во время пребывания под стражей в Ясберене Сергей Федорович «напал на забытую библиотеку», в течение 8 месяцев «прочел от доски до доски» 70-томное парижское издание сочинений Вольтера[24] и значительно улучшил знание французского языка. Как писал С. Ф. Шарапов: «Мне было тогда 20 лет, и я, несмотря на всю добролюбовщину и писаревщину, которую прошел, чувствовал в душе живой русский инстинкт. Какой-то внутренний юмор заставлял меня смеяться над нашими нигилистами, тот же юмор спас меня от бессмысленного вольтерианства — я не увлекся им и во многих случаях получалось от чтения гадливое чувство, но „Histoire du Christianisme“ произвела на меня невольно ужасное впечатление, именно неведомой мне дотоле глубиной и шириной взгляда. Вера была совсем подорвана, и только в деревне около народа я опять вылечился»[25].

В июне 1876 г. Сербия (требовавшая от Османской империи передачи Боснии и Герцеговины под свое управление) и Черногория начинают военные действия. Благодаря ультиматуму России, предъявленному турецкому правительству в октябре 1876 г., между воюющими сторонами было заключено перемирие, а в феврале 1877 г. Сербия заключила с Османской империей мир на условиях довоенного положения.

В мае 1877 г. венгерскими властями С. Ф. Шарапов был отпущен на свободу в Италию, где бывший пленник оказался без документов, без знакомых и средств к существованию. Не помогло ни изучение итальянского языка (за месяц Сергей Федорович «прошел» весь «Ад» Данте), ни письма по редакциям С.-Петербурга и Москвы, просьбы к друзьям в Венгрию. Находясь в отчаянном положении, «давно разорвав всякую связь с Богом по случаю либеральных теорий», позабыв, «когда в последний раз молился», поневоле соблюдая пост, на Страстной седмице он бросается на колени «пред плохонькой статуей Мадонны» со слезной молитвой о спасении[26]. Неожиданно он получает предложение от издателя А. С. Суворина стать корреспондентом в Константинополе первой по настоящему информационной газеты «Новое время»[27] и денежный перевод.

Так, чудесные события накануне православной Пасхи в католической Италии круто изменили жизнь подпоручика-сапера: он становится журналистом. Наставляя нового корреспондента, А. С. Суворин просил, по сути дела, немногого: «чтобы было интересно и легко читалось».

Из Италии С. Ф. Шарапов отправляется в Грецию, затем в Константинополь. Побывал он и в Вене, Берлине, а впоследствии стал еще и парижским корреспондентом газеты «Новое время», с которой систематически сотрудничал до 1881 г. В Париже он выступил на литературном конгрессе с речью о правах женщин, которая имела шумный успех и была опубликована в виде брошюры на французском языке. На этом же конгрессе он произнес речь с возражением Виктору Гюго. В Париже он прослушал курс земледельческой химии и успел поработать в лаборатории Вилля, исполняя обязанности лаборанта[28].

Работа специальным корреспондентом популярнейшей русской газеты, где не ставили строгих рамок для выражения личного взгляда, позволяла С. Ф. Шарапову много увидеть, осмыслить, вырабатывая собственный стиль изложения.

Осенью 1878 г. С. Ф. Шарапов возвращается в Россию, выходит в отставку и поселяется в разоренной Сосновке, где даже нечем было пахать («десять лет опекунского грабежа»). В кратчайшее время он возобновляет старую кузницу, изобретает и сам изготавливает собственный одноконный плуг, испытывает его, распахивает «облоги» и уже 5 ноября 1878 г. основывает мастерскую по изготовлению плугов[29].

При этом он внимательно изучает опыт грамотного хозяйствования на земле, особенно А. Н. Энгельгардта, который в своем смоленском имении Батищево успешно хозяйствовал с 1871 г., а со следующего года начал публиковать в «Отечественных записках» свои знаменитые «Письма из деревни» и разрабатывал со второй половины 1870-х гг. идею «интеллигентной деревни» (когда городская молодежь направляется в деревню и становится фермерами).

Несмотря на то, что деятельность С. Ф. Шарапова отчасти являлась подверждением этой идеи (а он поддерживал некоторые полезные начинания А. Н. Энгельгардта), Сергей Федорович имел и свои собственные взгляды: в деревне и своего народа хватает, даже в избытке, нужно укреплять общину, необходимо создавать кооперативы во главе с умелым помещиком, осуществлять интенсивное землепользование, самим грамотно вести хозяйство в соответствии с природными условиями, применением удобрений, правильным севооборотом и т. д.

Практические результаты деятельности молодого хозяина стали очевидны уже в самое ближайшее время. В 1880 г. Смоленское губернское земское собрание предложило С. Ф. Шарапову расширить работы по совершенствованию конных плугов. Он начинает участвовать в сельскохозяйственных выставках, где выставляет продукцию собственного изобретения. Уже в 1882 г. министр государственных имуществ М. Н. Островский (родной брат знаменитого драматурга А. Н. Островского) «желает видеть плуги». С тех пор Сергея Федоровича Сосновка уже никогда не отпускала надолго.

С. Ф. Шарапов активно сотрудничает с журналом «Земля», «Новым временем», газетой «Смоленский вестник». На страницах этого, выходившего трижды в неделю и достаточно популярного издания освещался самый широкий спектр общественных вопросов, публиковались известные авторы, в т. ч. А. Н. Энгельгардт.

В «Смоленском вестнике» в 1880 г. С. Ф. Шарапов начал вести отдел «Текущая литература», где под псевдонимом «Один из публики» помещал литературно-критические статьи, в которых давал обзор литературных новинок (преимущественно журнальных публикаций). Уже здесь становится заметным его собственный стиль с обширным цитированием и последующими комментариями, стремлением к простому и в то же время несколько эмоциональному изложению мыслей.

Первые успехи на поприще практической деятельности в сельском хозяйстве и мастерской по изготовлению плугов, занятия литературной критикой, публицистикой, ораторский талант, стремление к разнообразной деятельности подвигают С. Ф. Шарапова поделиться опытом в виде лекций[30].

Такие лекции пользовались успехом не только в провинции, но и в Москве. С. Ф. Шарапов знакомится с И. С. Аксаковым, становится его преданным учеником, начинает сотрудничать (под псевдонимом «Талицкий») с ним в его только что открытой еженедельной газете «Русь». Вот что писал Сергей Федорович И. С. Аксакову в марте 1885 г: «Теперь, кажется, я начал понимать, в чем была Ваша сила надо мной — а ведь Вы в самом деле все создали во мне. Я был, поступая к Вам, вполне легкомысленным субъектом без всяких убеждений, без всякой веры!»[31]

Близко сходится С. Ф. Шарапов и с Н. П. Гиляровым-Платоновым, которого считал гениальным мыслителем. Спустя десятилетие он вспоминал об этом времени так: «Я имел счастье (или несчастье, смотря по взгляду) смолоду попасть в живое духовное общение с такими исключительно духовного мира людьми, как покойные И. С. Аксаков, Н. П. Гиляров-Платонов, И. Н. Павлов, К. Н. Леонтьев и другие. Изломанный духовно безобразным воспитанием 60-х и начала 70-х годов и лишь немного излеченный деревней, я не мог не прилепиться к этому миру с его высоким и светлым строем и мировоззрением, с его убеждениями, если не у всех тождественными, то у всех искренними, глубокими и несокрушимыми, с его верой, способной двигать горами…»[32]

Но С. Ф. Шарапов не только стал единственным постоянным сотрудником в газете «Русь» (писал главным образом по сельскому хозяйству, экономике), но и активно читал лекции в самых разных местах России. Накопленный материал был столь велик, что уже с 1881 г. одна за другой стали выходить его книги и брошюры[33].

С лета 1883 г. С. Ф. Шарапов живет в своем имении, которое он очень любил (по прежнему публикуясь в «Руси» и издавая книги). Как писал он И. С. Аксакову в марте 1885 г.: «Поеду в деревню с книгами и опять стану вплоть до Вашего возвращения в сентябре плуги строить. Если бы Вы знали, какая глубокая поэзия в этом деле. Приходит мужик, долго, долго смотрит на плуг, переворачивает и ощупывает его, затем уносит. В этом плуге есть кусочек моей души <…>

Буду опять сам пахать — в этом тоже громадное наслаждение»[34].

Еще в 1882 г. С. Ф. Шарапов начинает постройку «настоящей» мастерской и уже в следующем году получает высшие награды на выставках в Курске, Ржеве, Тамбове, а в 1884 г. — в Костроме, где превзошел плуги самых известных британских фирм[35]. Он активно занимается конструкторскими работами и создает около тридцати типов плугов. Здесь, в деревне, С. Ф. Шарапов «опять вылечился», «увидал в Православии высшую красоту и начал его любить, но увы! скорее как философскую систему, чем как религию»[36].

Под влиянием И. С. Аксакова он все более проникается его «русским чувством» и принимается за серьезное систематическое изучение трудов А. С. Хомякова, К. С. Аксакова, Ю. Ф. Самарина.

В то же время, желая получить большую самостоятельность, С. Ф. Шарапов в 1885 г. начинает сотрудничать в качестве помощника редактора новой газеты «Голос Москвы» (став автором передовых и редакционных статей, здесь же писал и на внешнеполитические темы), но продолжает публиковаться в «Руси», «Промышленном мире» и других газетах и журналах (под разными псевдонимами), на основе которых появляются и отдельные издания[37].

Зная польский язык и говоря по-польски без акцента, в июне-июле 1885 г. Сергей Федорович был направлен группой купцов в польские Лодзинский и Сосновицкий округа с целью сбора статистических сведений, свидетельствующих о непомерном росте здесь иностранной промышленности[38]. Видя в «солдатстве» «чудную поэзию», С. Ф. Шарапов вновь «до поры до времени» решается стать «солдатом» И. С. Аксакова, ибо верил ему, сознательно «вжился» в его «мысли и воспринял их»[39]. Он вновь возглавляет экономическое направление газеты. С августа 1885 г. статьи Талицкого (С. Ф. Шарапова) по экономическим вопросам все чаще стали появляться в «Руси», которые со временем позволили составить книгу «Деревенские мысли о нашем государственном хозяйстве»[40].

Однако 27 января 1886 г. И. С. Аксакова не стало — «угас яркий центр, средоточие подлинной русской мысли»[41]. С. Ф. Шарапов готов был думать, что «с Аксаковым умерла вся духовная Русь, что дальше пустота, небытие»[42].

Не без основания считая себя наследником дела славянофилов вообще и И. С. Аксакова в частности, С. Ф. Шарапов хотел продолжать издание «Руси». Не получив разрешения, он создает новую еженедельную газету «Русское дело». Свое направление Сергей Федорович считал ни либеральным («разрушительным»), ни консервативным («охранительным»), а «зиждительным»[43]. Задачу нового издания он видел в том, чтобы «расчищать весь тот хлам», наваленный на «фундаменте», который для него были «царь, народ, русское начало (культурное)». В отличие от аксаковского издания, где, по его мнению, преобладала «духовная сторона», себя он видел прежде всего практиком: «по каждому вопросу» он предполагал давать «точно сформулированный выход, что именно нужно»[44].

Однако уже в декабре того же года «Русское дело» было приостановлено на 3 месяца. Чтобы не устарели лучшие приготовленные статьи, С. Ф. Шарапов решает издать их в «Московском сборнике» 1887 г. Кроме этого, он готовит и впоследствии издает «Деревенский календарь»[45].

В 1887 г. внезапно скончался Н. П. Гиляров-Платонов, учеником которого («до некоторой степени… хотя бы и самым младшим») считал себя С. Ф. Шарапов. В связи с этим он ощутил на себе особую ответственность. По свидетельству С. К. Эфрона, он работал тогда «как вол»: и как редактор журнала, и как секретарь московского биржевого комитета, и как публицист, и как хозяин.

В июне 1887 г. «Русское дело» за статью о Закаспийской дороге вновь приостанавливают на три месяца, а уже в августе С. Ф. Шарапов направляется в Румынию, где за свой плуг получает золотую медаль на международной выставке[46] и вновь возвращается к работе в газете.

В «Русском деле» стали появляться имена молодых одаренных публицистов, «молодых друзей» К. Н. Леонтьева — Н. А. Уманова, Л. А. Денисова, А. А. Александрова, И. И. Фуделя. Благодаря им в 1888 г. начинается переписка С. Ф. Шарапова и К. Н. Леонтьева, статьи последнего появляются в «Русском деле».

Можно полагать, под косвенным влиянием К. Н. Леонтьева («встряски», вызванной его письмом к Н. А. Уманову), в Великий пост 1888 г. Сергей Федорович исповедался и причастился после 15-летнего перерыва[47], т. е. еще с того времени, когда он был юнкером Михайловского училища. Со времени голодного вынужденного итальянского пребывания С. Ф. Шарапов не постился даже на Страстной неделе.

Отговев и причастившись, Сергей Федорович о своих чувствах в тот же день написал К. Н. Леонтьеву, который был убежден, что «лично — нужно приступать к жизни: „со страхом Божиим и верой!“ — А не с благосклонностью к „национальной религии“»…[48]. В июле 1889 г. С. Ф. Шарапов в течение 10 дней был на Афоне, в том числе в Пантелеимоновском монастыре[49], после чего он убедился, что «Афон надо не видеть, а пережить, а я не успел»[50].

К. Н. Леонтьев считал, что влияние «туманного идеализма» И. С. Аксакова на «практического» С. Ф. Шарапова в определенных смыслах остается вредным из-за любви последнего к своему учителю и «партийных соображений»[51].

С. Ф. Шарапов выступал «за самодержавие в государственной жизни (в общем) и за самоуправление в местной жизни»[52] и тем самым расходился с К. Н. Леонтьевым; резко (более «горячо», чем «благоразумно») выступал против сословных реформ Д. А. Толстого, которые в его глазах были «антирусским и антиисторическим» течением[53].

Многовековой идеал гражданского и политического устройства русского народа С. Ф. Шарапов видел (а он был уверен, что так разумели дело и славянофилы) в свободном союзе трех «полных хозяев»: частного лица, земщины и государя-самодержца при непосягательстве их на права друг друга[54].

Но с введения земских учреждений жизнь пошла «вкривь и вкось» как по причине несовершенств Земского Положения, так и вследствие антагонизма между земством и бюрократией. Вот последнюю и критиковал С. Ф. Шарапов постоянно и жестко.

В феврале 1889 г. за критику проекта земских начальников и нового земского положения «Русское дело» получило третье предостережение и газета была закрыта на полгода. С. Ф. Шарапов попытался возобновить ее в 1890-м, однако одиннадцатый номер был запрещен. Следующий (последний) номер вышел в августе, но из-за финансовых затруднений выпуск газеты был прекращен, а издатель отправился в Сосновку, где с особым энтузиазмом вновь берется за дела мастерской, взяв кредит в банке.

Одновременно Сергей Федорович находит возможность в журнале «Благовест» подвести итоги своей борьбы с новым земским положением (установленным 12 июня 1890 г., дополнившим закон от 12 июля 1889 г. о земских начальниках, по которому они назначались министром внутренних дел и им подчинялось все местное управление): «Земская реформа и земские начальники — последнее слово того направления, которое открыто Петром, продолжено Екатериною и Александром I, развито и упорядочено Николаем, несколько поколеблено Александром II и окончательно завершено в наши дни. Девиз этого направления: все в государстве, чрез государство и ради государства»[55].

С. Ф. Шарапов испытывал не только цензурные запреты, но из-за многочисленных передвижений, расходов ощущал постоянный недостаток средств. Поэтому после «Русского дела» он продолжает публиковаться в ежедневной газете «Минута» (которая вскоре была преобразована в «Русскую жизнь»), «Славянских известиях» (с 1889 г. они назывались «Известия Санкт-Петербургского Славянского благотворительного общества»), журнале «Благовест», газете «Свет». В «Гражданине» под псевдонимом «Н. Гвоздев» он публикует 14 писем, которые впоследствии составили отдельную книгу.

Кроме этого, по совету К. Н. Леонтьева («поступить на службу — Государству»[56]), С. Ф. Шарапов в июле 1890 г. начинает служить в Государственном контроле под началом Т. И. Филиппова и перебирается в С.-Петербург. К тому времени Тертий Иванович Филиппов принял на службу под свое начало немало консервативных публицистов, тем самым помогая им материально, ибо журналистская деятельность не могла их прокормить.

Еще с конца 1870-х гг. С. Ф. Шарапов вынужден был внимательно изучать финансовое положение не только своего хозяйства, но и страны, мира в целом. При этом он все более убеждался в том, что политика российских властей не всегда отвечала интересам коренного работника. С целью повлиять на принятие правильных решений в финасовой сфере он с апреля 1891 г. поступил в Министерство финансов (при министре И. А. Вышнеградском), где работал в нескольких важных комиссиях. Участвовал он и в реформировании Государственного банка (управляющим которого был замечательный экономист Ю. Г Жуковский), где наиболее компетентные специалисты в области денежного обращения тогда трудились над «величайшей» задачей: централизовать все кредитное дело в руках государства, установить идеальное экономическое кровообращение[57].

С. Ф. Шарапов выступал за разумное использование внутренних ресурсов, за увеличение оборотных средств путем жесткого контроля за бумажными деньгами, за осторожное отношение к внешним займам, ибо это грозило тяжелейшей зависимостью от иностранного капитала.

Однако из-за разногласия с новым (с 1892 г.) министром С. Ю. Витте и его сторонниками Сергей Федорович вынужден был покинуть министерство финансов.

Немало времени он проводил в длительных поездках. В сентябре «голодного» 1891 г. С. Ф. Шарапов отправляется в качестве корреспондента «Нового времени» на Волгу, затем в южные губернии. Эти «путевые письма» — «С Волги», «Из Черноземной полосы» — после поездок следующего года пополнили серию «По русским хозяйствам», которая составила книгу[58], а затем была переработана и дополнена[59]. С. Ф. Шарапов публикует в периодической печати множество самых различных статей и материалов, которые также становятся основой его отдельных книг и брошюр[60]. Издает он и два тома своих сочинений[61].

Сергей Федорович пробует себя и как писатель. Публикация его романа «Чего не делать?» была прервана на 13-й главе[62]. К. Н. Леонтьев, прочитав эту «повесть», советовал покинуть область чистого искусства и с «несомненным большим умом», имея «несомненные дарования», оставаться публицистом, «прямо и честно служа реакции» на страницах «Русского вестника», «Русского обозрения» и даже «Гражданина»[63].

Что касается последнего предложения, то его С. Ф. Шарапов выполнил весьма своеобразно. В 1894 г. С. Ф. Шарапов женился «венчанным браком»[64] и в этом же году опубликовал (первоначально еще раньше в «Русском обозрении») отдельным изданием роман «Кружным путем», куда вошел переработанный ранний роман «Чего не делать?»[65]. В новом произведении его герои «кружным путем» приходят к христианской правде о человеке. Во многом здесь отразились и собственные искания автора.

С августа 1894 г. С. Ф. Шарапов переходит на службу в Министерство государственных имуществ (преобразованного затем в Министерство земледелия и государственных имуществ), что было особенно ему по душе. С начала сентября того же года в составе экспедиции министра А. С. Ермолова он проехал от Новороссийска до Батума и далее — до Тифлиса. Очерки наблюдательного путешественника, написанные под впечатлением от этой поездки по «важнейшей южной окраине» России, были собраны им в книгу «По Черноморскому побережью» (СПб., 1896).

Этот край немало удивил даже опытного путешественника, которого интересовало как экономическое положение населения Черноморского побережья, так и его быт, нравы, климат, ландшафт, промышленность, состояние сельского хозяйства, освоение новых земель, образцовые имения на них, строительство, архитектура, садоводство, виноградники и качество вин, торговля, курортное дело, отношение местного населения к администрации, самоуправление, школы, дороги, больницы, церкви…

Особенный интерес представляет история, описание знаменитого Новоафонского Симоно-Кананитского монастыря (недалеко от Сухума), духовные и физические труды насельников (монахи-инженеры, огромная монастырская пасека и т. д.).

В 1895 г. среди нескольких значительных книг С. Ф. Шарапова, уже упоминаемых нами, особенно выделяется его один из наиболее известных политэкономических трудов о «бумажном рубле»[66], который первоначально был издан двумя годами ранее в виде статьи «Основы русской денежной системы» в журнале «Русское обозрение».

В тогдашнем «обществе», в «негласных комитетах», в научных кругах с начала 1880-х гг. шли споры о задачах и путях осуществления денежной реформы, о целесообразности перехода России на золотомонетное обращение. Экономисты разделились на две основные группы: сторонников перехода к золотой валюте (А. Н. Миклашевский, А. Е. Рейнбот и др.) и противников (С. Ф. Шарапов и немногочисленные его единомышленники — Г. В. Бутми, П. В. Оль, А. А. Стахович)[67]. Среди аргументов за введение золотой валюты приводились сведения о перепроизводстве серебра, которое вследствие этого якобы потеряло свою ценность и не могло больше служить основой российского рубля. Уже тогда С. Ф. Шарапов совместно со своим молодым коллегой, талантливым экономистом П. В. Олем убедительно показал несостоятельность такой точки зрения[68].

С. Ф. Шарапов и его сторонники в течение многих лет говорили о необходимости сохранения бумажно-денежного обращения потому, что введение в обращение золотой валюты приведет, по их мнению, к обогащению небольшой группы людей, обеднению основных слоев населения, упадку сельского хозяйства (вследствие уменьшения оборотного капитала и т. д.). Но основательных, собственно научных трудов у последователей концепции бумажно-денежного обращения к тому времени еще не было.

Именно эту задачу и решал С. Ф. Шарапов в «Бумажном рубле», но видел ее еще более фундаментальной. По его словам, вопрос о бумажных деньгах является средоточием всей экономической науки, и он предпринял первую попытку «связать славянофильское учение с данными экономической науки, осветить, с одной стороны, экономические явления с точки зрения свободы человеческого духа, с другой — найти реальную опору славянофильским нравственным и политическим воззрениям»[69].

Автор надеялся на то, что его труд имеет значение «в целом составе славянофильского мировоззрения», так как считал крайне необходимой наличие ясной и здоровой, незаимствованной финансовой теории, построенной на тех же началах, на которых зиждется и российская государственность.

Одним из исходных положений С. Ф. Шарапова была убежденность в коренном отличие России от Запада, где идея «пользы» стала самодовлеющей силой, ничего не знающей выше себя. Для России автор видел ее лишь как «служебное начало» другому, высшему нравственному и бессмертному началу. Эта перестановка понятий приводит к тому, что «рабы Ротшильда» обращаются в «рабов Господних», а денежная форма становится по существу нравственной, где господствуют любовь и доверие.

Кроме этого, он предпринял попытку, с одной стороны, показать «печальные последствия» металлического обращения, с другой — выработать «русскую теорию русских взглядов на понимание смысла и значения абсолютных знаков самодержавного государства» (государство обязано выпускать только необходимое количество бумажных рублей, представляющих некую постоянную меру ценностей).

Некоторые современные экономисты убедительно свидетельствуют, что денежное обращение в XX–XXI вв. подтверждает верность теоретических положений С. Ф. Шарапова: «Остается только удивляться финансовому чутью Сергея Федоровича Шарапова, который… сумел найти механизм „создания“ стабильных денег в неограниченном количестве»[70].

Однако министр финансов С. Ю. Витте в феврале 1895 г. принял решение ввести золотой (английский) стандарт, а не золото-серебряный, принятый во Франции. Законом от 8 мая 1895 г. было разрешено заключать сделки на золото, тогда же всем конторам и отделениям Государственного банка было предоставлено право покупать золотую монету, а в июне 1895 г. был разрешен прием золотой монеты на текущий счет (этому примеру последовали частные петербургские банки).

С. Ф. Шарапов оценил переход на золотой рубль как несомненную победу биржевиков и представителей паразитического банковского капитала, он критиковал реформы Витте как очередное наступление на интересы коренной России. Поэтому С. Ф. Шарапов сразу начал разработку (совместно с П. В. Олем) программы развития России, основанной на отмене золотой валюты[71]. Одной из предлагаемых мер было восстановление валюты серебряной.

В 1895–1896 гг. С. Ф. Шарапов становится одним из главных сотрудников ежемесячного литературно-политического журнала в С.-Петербурге — «Русская беседа», одним из издателей которого был Афанасий В. Васильев. Приложением к «Русской беседе» служил ежемесячный журнал «Благовест», где так же публиковался С. Ф. Шарапов. Но ему хотелось полной самостоятельности.

С 19 января 1897 г. он начинает издавать еженедельную политическую, экономическую и литературную газету «Русский труд», которую издатель рассматривал как «строгое и без малейшего отступления продолжение „Русского дела“ и соглашался с названием „центрального органа“ славянофильства»[72]. «Русский труд» с первых номеров отличался резкостью тона и уже в первые месяцы подвергся предостережению от властей за статью о православном духовном ведомстве (1897, № 45), а в последующее время еще дважды — за статьи «Два дня в Гельсингфорсе» (1899, № 1) и «Что предстоит исполнить до вселенского собора» (1899, № 5) — с приостановкой на один месяц.

Церковные вопросы постоянно занимали внимание издателя, и он пытался подробно обосновать свою точку зрения, что особенно видно на примере его ответа (1899) на открытое письмо к нему епископа Антония (Храповицкого) по поводу понимания старообрядчества и раскола[73].

Особенно последовательно в «Русском труде» критиковалось Министерство финансов и его глава — С. Ю. Витте. Газете было воспрещено печатание частных объявлений (с № 48 за 1897 г.) и розничная продажа (с № 6 за 1898 г.).

Но это не препятствует иным направлениям деятельности С. Ф. Шарапова. Он считал, что «если русская самостоятельная мысль по вопросу о государственном устройстве нашла себе выражение, то именно у славянофилов», что «только славянофильская мысль единственный продукт нашего собственного национального творчества»[74]. Озабоченный тем, что русское общество «совсем незнакомо» с основными идеями славянофилов, а «противники этого учения постарались их исказить и представить в самом превратном виде», он собирает в книгу «самое главное, что думали славянофилы о государстве», где помещает и свою статью «Самодержавие и самоуправление»[75]. Для издателя идеал русского гражданского и политического устройства представляется в таком виде: Царь с его самодержавием, земщина с ее самоуправлением и крестьянин с его свободой и собственностью. И «над всем этим, все обнимая собою, включая и сравнивая в едином трепете о спасении души, единой молитве и единой ответственности перед Богом… — высится Церковь Христова»[76]. Однако он всячески боролся против бюрократии как не только «первого и самого злейшего врага настоящего, идеального самодержавия», но и гонителя самоуправления.

В 1898–1899 гг. С. Ф. Шарапова довольно серьезно волнуют проблемы религиозного осмысления брака и семьи, он активно участвует в полемике, в том числе с В. В. Розановым[77], которого очень высоко ценил за его фундаментальный труд «О понимании». Надо заменить, что и В. В. Розанов дал одну из самых высоких оценок С. Ф. Шарапову, хотя направил в его адрес и немало колкостей.

Не оставляли без внимания С. Ф. Шарапова и социал-демократы, безусловно, оценивая негативно его воззрения. Помимо В. И. Ленина (см. его статью «Перлы народнического прожектерства», 1897), одним из критиков аграрных взглядов С. Ф. Шарапова выступил Л. Троцкий, который рассматривал его как «славянофила наших дней, с ног до головы облаченного в заржавленные хомяковско-аксаковские доспехи»[78].

С. Ф. Шарапов постоянно преследуется С. Ю. Витте за смелую, обоснованную и резкую критику финансово-экономической политики правительства, засилья иностранного капитала[79]. Его пытаются подкупить, запугать, затравить. Но он не сдается и в Москве начинает издавать свои новые сочинения[80], особенно известными стали выпуски его дневника, которые он называл «метеорологическими»[81]. По словам издателя, «этот странный журнал» вскоре приобрел огромную популярность, его тираж достигал 15 тысяч экземпляров.

Более того, Сергей Федорович выпускает первую часть «фантастического политико-социального» романа «Через полвека», где попытался представить «практический свод славянофильских мечтаний и идеалов», «в невинной форме изложить заветную политическую, церковную и общественную программу славянофильства», «как бы осуществленную» в Российской Империи 1950-х годов[82].

Главный герой романа был усыплен в 1899 г., пролежав на московском кладбище 51 год и два месяца, он пробуждается в октябре 1951 г. и видит новую жизнь, которую последовательно описывает в 20 главах, оканчивая повествованием об обновленной Русской Церкви.

Во второй и третьей частях С. Ф. Шарапов предполагал нарисовать будущую культурную и богатую Русь с общиной и помещиками, «пройти» вопросы народного образования, продовольствия, податный, судебный, сословный, рабочий. Он пытался не предсказать что-либо, а лишь хотел показать, «что могло бы быть, если бы славянофильские воззрения стали руководящими в обществе и правящих сферах»[83].

Роман издавался осенью 1902 г., когда С. Ф. Шарапов, как якобы «продавшийся» С. Ю. Витте, попал под сильный огонь критики как «левой», «прогрессивной», так и «правой». Резкую полемику вызвал его доклад «Об успехах нашего народного хозяйства за последнее десятилетие». Сергея Федоровича начинают бойкотировать. Закрывается газета «Русский труд» (1902). Его сочинения, расходившиеся немалыми (6-тысячными) тиражами, с трудом находят сбыт, другие газеты отказываются от былого сотрудничества.

С. Ф. Шарапов пытается объясниться в «Новом времени» (от 16 янв. 1903 г.), но невозможность сказать все до конца не возвратила утраченное доверие у части читателей.

Сергей Федорович опять спасается в своем любимом деле — выпуске плугов и другой сельхозтехники (с 1900 г. мастерская, удостоенная 16 высшими наградами и впоследствии преобразованная в акционерное общество «Пахарь», приступила к изготовлению веялок-сортировок и т. д.). В 1903 г. российское Министерство земледелия и государственных имуществ послало коллекцию плугов общества «Пахарь» на сельскохозяйственную выставку в Аргентину, где они стали настоящим открытием для иностранцев. Шараповские плуги были качественнее и дешевле заграничных, что признавали не только в России, но и во Франции, Аргентине. Министр земледелия и государственных имуществ А. С. Ермолов (давний знакомый С. Ф. Шарапова) помог устроить показательную пахоту при Государе Императоре, которая прошла с большим успехом[84].

Однако С. Ю. Витте и кадеты не могли допустить развитие дела человеку со «славянофильской физиономией» и русское акционерное общество «Пахарь» было разорено.

В 1904 г. С. Ф. Шарапов начинает издавать в Москве иллюстрированный сельскохозяйственный ежемесячник «Пахарь», который прекратит существование уже через год.

Во время русской революционной смуты начала ХХ в. и ее преодоления С. Ф. Шарапов проявляет невиданную даже для него активность. Так, на 1905–1909 гг., даже по не совсем точным подсчетам современных исследователей, приходится 137 его различных публикаций. Особенно плодотворными в этом отношении были 1906 г. — 35 публикаций, 1907 г. — 27; 1908 г. — 33.

Но он занимается не только публицистикой и журналистской деятельностью. Так, в 1905 г. Сергей Федорович становится одним из инициаторов (в т. ч. подписал Воззвание, Обращение-призыв), учредителей и руководителей Союза русских людей (СРЛ); вместе с гр. П. С. Шереметьевым и др. входит в состав его Исполнительного совета, участвовал в составлении программы Союза землевладельцев, который образовался в ноябре 1905 г. По свидетельству С. Эфрона, С. Ф. Шарапов со свойственной ему активностью принялся за работу: «устраивал сходки, произносил речи, группировал вокруг себя молодежь, читал публичные лекции, разъезжал… по городам (Москва, Петербург, Орел, Тамбов, Саратов и др. — А.К.), по фабричным центрам и агитировал.»[85].

1–7 октября 1906 г. С. Ф. Шарапов — делегат Всероссийского съезда Русских Людей в Киеве (Всероссийского съезда людей Земли Русской). Имея собственные воззрения на происходящие события и на пути выхода из кризиса, С. Ф. Шарапов предпринимал усилия для создания Русской народной партии. Но, не желая конкурировать на выборах, решил отказаться от этой идеи. Достаточно критически не раз он высказывался и по адресу руководителей монархических организаций.

Он считал даже, что в 1907 г. «Союз русского народа» и другие патриотические организации «еще ничего творческого не дали, никаких программ не выработали», а уже начинают становиться политическими партиями и «втягиваться в парламентскую игру, заведомо недостойную и безнадежную»[86].

Еще резче он критиковал С. Ю. Витте, а после его отставки — П. А. Столыпина, хотя и считал его большим государственником[87]. В «Открытом письме» к последнему (1906), С. Ф. Шарапов обвинял П. А. Столыпина в заимствовании кадетской аграрной программы, критиковал его за неуважение местных сил.

Левые не могли простить С. Ф. Шарапову его активной деятельности в правых организациях. В 1906 г. на него было совершено покушение (ночью по его кабинету были произведены многочисленные выстрелы, и он чудом остался жив, а в соседней комнате спали его дети).

Так как левые продолжали охотиться за Сергеем Федоровичем, он недели две должен был скрываться у игумена Донского монастыря, который предоставил ему монашескую келью. Здесь С. Ф. Шарапов, по собственному признанию С. Эфрону, «в первый раз проштудировал на досуге всю Библию»[88]. Устроив при содействии близких людей дела в Москве, Сергей Федорович уезжает на продолжительное время в деревню. Здесь он принимает активное участие в делах смоленского земства, посещает собрания, произносит речи, выступает с докладами.

Но левые устроили бойкот «Русскому делу», запретив разносчикам и торговцам брать его на реализацию. Газета существовала почти исключительно за счет розничной продажи. За неимением средств С. Ф. Шарапов в 1907 г. вынужден был прекратить ее издание.

Однако в этом году увидел свет его сборник «Россия будущего»[89] и целый ряд других изданий. С. Ф. Шарапов был убежден, что необходимо отделение «дела государева» от «земского». Реально это возможно было осуществить, создав самоуправляющиеся области (двенадцать «коренных русских» и шесть «инородческих»), в которых основной административно-земской единицей должен быть всесословный приход. Именно он (рассматриваемый как совокупность церковной и гражданской организации общества) должен был стать центром местной жизни. Здесь С. Ф. Шарапов продолжал идеи И. С. Аксакова и Ю. Ф. Самарина. Следующим звеном становился уезд, а высшей — область.

По мере затухания российской смуты Сергей Федорович не снижает своей активности: он произносит речи, пишет многочисленные статьи, открытые письма и публикует их в самых разных столичных и провинциальных изданиях, порой противоположной ориентации: в уличном «Русском листке», черносотенном «Вече», кадетском «Московском еженедельнике», в провинциальном «красном» «Смоленском вестнике», отличавшемся тогда «краснотой», харьковском «Южном крае», петербургской «Речи». Но нигде в этих изданиях он не изменил своим взглядам, оставаясь независимым, и только пользовался возможностью высказать свою точку зрения.

Кстати, газеты часто страдали от того, что в них выступал С. Ф. Шарапов. Так, «Вече» «сплошь и рядом» каралось властью за его статьи. По свойству характера, по независимости суждений, по складу ума, по страстности, резкости суждений он не мог быть постоянным сотрудником какого-либо не собственного периодического органа, а его статьи в чужих органах печати практически не оплачивались.

Тогда С. Ф. Шарапов решил написать и издать задуманный им политический памфлет «Диктатор», выпустив его отдельной брошюрой под псевдонимом «Лев Семенов»[90]. Сочинение неизвестного автора публика приняла с восторгом. Его ждал небывалый успех. Первая часть в течение двух месяцев разошлась тиражом в 75 тысяч экземпляров.

Вслед за этим он издает продолжение «Диктатора»[91]. Российская смута начала ХХ в. побудила С. Ф. Шарапова внимательно посмотреть на ее отличительные (от Запада) черты. Одной из них, по его мнению, являются социалистические вожделения. Им и посвятил С. Ф. Шарапов специальную брошюру «Социализм как религия ненависти» (1907).

Здесь автор показывает, что социалистическая доктрина «основана на первородной лжи и потому ровно никакой, ни научной, ни практической ценности не представляет»[92]. Эту ложь он и разбирает, делая вывод, что духовная сущность социалистической доктрины есть отрицание христианства, это религия ненависти. Но как режим — это «только ненависть, разрушение и всеобщее разорение»[93].

С. Ф. Шарапов нисколько не пытается смягчать свои оценки. Для него «наша революция» «идет сплошь за чужой счет, сначала за японский, как это недавно документально доказано, затем за счет международных, точнее — еврейских денег, ибо главная задача русской революции есть все-таки еврейское равноправие, недостижимое при старом самодержавном строе. Теперь этот строй заменяется парламентарным, то есть именно тем, который нужен опять же евреям и всяким инородцам, а русским пристал, как корове седло»[94].

Но автор не безусловно оптимистичен в отношении успокоения «бедной родины» и не исключает, что возможен взрыв накопленной стихийной ненависти, который «может привести к анархии и даже иностранной оккупации, а, быть может, и временному разделу России»[95].

С. Ф. Шарапов выступает инициатором создания «Аксаковского литературно-политического общества». В речи при открытии Сергей Федорович фактически слагает гимн общине, ибо именно она «явилась хранилищем и Христовой веры, и народного духа, и исторических преданий…»[96]. Оттого-то так близки для автора понятия «община» и «соборность».

Неудивительно, что те славянские племена, которые не смогли спасти общину, потеряли, в конце концов, и свою государственную независимость. Как дворянин, С. Ф. Шарапов пытался найти разумное сочетание дворянского землевладения и общинного крестьянского коллективизма. Хотя он был не против постепенного естественного перехода к подворному владению при активном овладении всеми слоями лучшими достижениями культуры земледелия.

При Аксаковском обществе С. Ф. Шарапов основывает небольшой ежемесячный «журнальчик», «личный орган» «Свидетель», выходивший практически до конца жизни издателя. Он исходил из того, что происходит погром России, а потому он не имеет права молчать. Ибо его свидетельские показания могут пригодиться, когда состоится справедливый суд над разрушителями страны.

Но «Свидетель» оказался малотиражным изданием, подписчиков было явно недостаточно для массового распространения взглядов С. Ф. Шарапова. Хотя именно здесь издатель излагал, пожалуй, наиболее зрелые, вынашиваемые в течение всей своей жизни идеи[97]. Так, в ответ председателю Козловского Союза Русских Людей В. Н. Снежкову С. Ф. Шарапов пишет: «Россия не „для русских“, а Россия со всеми русскими — для осуществления Божественной любви к грешному человечеству в пределах исторического существования нашей Родины. Вот ее миссия»[98].

В декабре 1907 г. умер В. В. Комаров, редактор-издатель известной петербургской газеты «Свет», и С. Ф. Шарапов получил приглашение стать ее постоянным сотрудником, которым оставался в течение более двух лет.

Сторонник объединения славянства, С. Ф. Шарапов в своих работах продолжал (вместе с некоторыми единомышленниками, среди которых прежде всего был Н. П. Аксаков) отстаивать идеи поздних русских славянофилов[99]. Однако особые отношения С. Ф. Шарапова к польскому вопросу и защита финляндской автономии вызвали его разрыв с газетой «Свет» и критику в его адрес со стороны правых деятелей.

С. Ф. Шарапов на всем протяжении своей публицистической деятельности освещал и вопросы международной политики[100], еще более активнее — в последние годы[101]. Он видел, что России предстоит война, к которой она должна быть готова, в т. ч. приобретая союзников, среди которых прежде всего видел Англию и Францию[102].

Не оставлял в последние годы жизни С. Ф. Шарапов и собственно литературного творчества, публикуя рассказы, комедию «Горчишник» и т. д.[103].

Умер Сергей Федорович «почти внезапно» 26 июня 1911 г. На собранные друзьями средства металлический гроб был привезен по железной дороге на станцию Красное. По описанию очевидца, несмотря на проливной дождь, прибытие поезда ожидали несколько сот крестьян с детьми из окрестных сел и деревень. А из Сосновки прибыло «буквально все его население со своим старостой во главе»[104].

Гроб из вагона был перенесен в здание станции, где была отслужена панихида. А затем почти все тридцативерстное расстояние от Красного до Сосновки крестьяне пронесли гроб на руках при беспрерывном пении «Святый Боже…» и «Спаси, Господи, люди Твоя.». На каждом повороте дороги процессия останавливалась и служили литии. Дорога была усыпана ельником, а перед самим имением — цветами.

Похоронен Сергей Федорович был 30 июня в селе Заборье у церкви в фамильном склепе. Похороны были скромные: «ни депутаций, ни многочисленных венков, ни казенных речей», зато встретили и проводили в последний путь «болярина Сергия», помолились об упокоении его души близко знавшие и любившие его простые русские люди. Отпевание совершали кроме местного священника отца Евгения, благочинный отец Михаил и вяземский священник (бывший священник Заборьевского прихода) отец Петр Руженцов.

После отпевания отец Петр подытожил: «Сергей Федорович умер, не оставив после себя ничего. Своими громадными талантами, своей беспрерывной упорной работой он не только не составил себе состояния, но на служение народу разорился: его труды и труды большие пошли на пользу вам: тридцать тысяч плугов из его мастерской в одном только Вяземском уезде заменили прежнюю соху и облегчили вам обработку земли, и для того, чтобы вы получили это облегчение, — он не остановился перед собственным разорением»[105].

Но в периодической печати такого единодушия, конечно, не было. Левые издания настолько были нетерпеливы, что «поспешили справлять тризну по покойном», не дожидаясь «пока гроб его будет опущен в могилу»[106]. Рядом с этим «злые издевательства над покойным кадетской „Речи“ и ее подголосков». Но не было однозначно доброго отношения к С. Ф. Шарапову и в правой печати.

Как писал друг С. Ф. Шарапова — С. К. Эфрон, «всегда и во всем искренний, Шарапов не мог укладываться в рамку, не мог пристать ни к какой партии; всегда и во всем он оставался самим собою, руководствовался и в своих писаниях, и в своих действиях только собственным умом и голосом собственной совести. Он горел любовью к своей родине, и ей он служил всю жизнь не за страх, а за совесть, посвятив ей всецело свои таланты и свой ум»[107]. «Изумительную талантливость» и «безусловную честность» Сергея Федоровича отметил его многолетний оппонент — В. В. Розанов.

Кончина С. Ф. Шарапова была замечена и в зарубежной печати, особенно славянской. Известный польский филолог, профессор Ягеллонского университета М. Здзеховский (Урсин) в Славянском клубе в Праге выступил с обширным докладом о его значении. Да и многие польские издания отдали дань благородной деятельности С. Ф. Шарапова.

Есть смысл и нам не забывать жизнь и наследие того, кто «пламенно верил», что «как бы мы низко не упали, до какой бы нищеты материальной и духовной не дошли, Россия таит в себе все нужные силы для возрождения, счастья, величия»[108].

А. Д. Каплин