Россия и Китай: 300 лет на грани войны

Военно-политическая характеристика Цинского Китая

1644 год стал рубежным в истории великой Китайской империи: господствовавшая около 300 лет Минская династия рухнула. Последний император Минской династии Чун Чжэнь покончил с собой. Предводитель крестьянского восстания Ли Цзычэн во главе народных повстанцев вошел в Пекин. Однако через 40 дней он вынужден был бежать: новый враг стоял у ворот древней китайской столицы. Силой и хитростью китайский престол захватили маньчжуры, основавшие династию Цин, правившую Китаем 267 лет — с 1644 по 1912 г. В год завоевания Китая маньчжуров насчитывалось всего 300 тысяч, в то время как население Китая составляло 300 миллионов человек. Тем не менее почти 300 лет маньчжуры держали в своих руках политическую и военную власть в Китае.

Цинская империя унаследовала все нормы и традиции императорского Китая и по форме правления представляла собой абсолютную монархию. Император (богдыхан) был объявлен Сыном Неба, который правит Вселенной по велению Неба.

Высшим органом, который решал наиболее важные государственные дела, был Верховный императорский совет. В него входили члены императорской фамилии и высшие сановники. Главными исполнительными органами власти являлись приказы (палаты или министерства): Императорский секретариат (Нэйгэ), Приказ иностранных дел, Чиновничий приказ, Налоговый приказ, Приказ церемоний, Военный приказ, Уголовный приказ, Приказ общественных работ, Коллегия цензоров.

Связями со странами, находящимися к северу и западу, ведала Палата по делам зависимых территорий — Лифань-юань, учрежденная в 1638 году вместо Монгольского управления, действовавшего при маньчжурском дворе до захвата Пекина. Именно это ведомство Цинского Китая ведало дипломатическими связями с Россией.

Первоначально важнейшими военными и гражданскими делами ведал Императорский секретариат, созданный в 1671 году из равного числа маньчжурских и китайских сановников.

В 1732 Году для более оперативного руководства военными действиями против джунгаров был создан Военный совет (Цзюньцзичу). С его учреждением решение всех важных государственных дел перешло к этому новому органу. Количественный состав Военного совета определялся императором. В него назначались, как правило, маньчжуры и значительно реже монголы и китайцы, доказавшие преданность Цинскому двору. Опираясь на Военный совет, богдыхан назначал высших должностных лиц для решения военных, судебных, финансовых и других дел, деспотически осуществляя верховную законодательную и исполнительную власть в государстве.

С 1732 по 1796 г. в Военном совете маньчжуры составляли 56% от всего состава его членов, а китайцы — только 37%. Оставшиеся 7% членов Совета были монголами^{1}.

Маньчжуры формировали высшее сословие Цинской империи — потомственную аристократию и военное дворянство. Занятие ремеслом и торговлей им запрещалось как позорное дело. Китайское дворянство, хотя и принадлежало к господствующему классу, не было наследственным.

Вся огромная масса населения Китая — крестьянство — находилась в угнетенном состоянии. Земледельцы не могли распоряжаться ни собой, ни семьей, ни имуществом. Еще более бесправное положение занимали рабы.

П.А. Бадмаев в своей записке от 13 февраля 1893 года, анализируя ситуацию в маньчжурском Китае, писал: «История Китая с лишком 200 лет свидетельствует, что этот могущественный во всех отношениях народ управлялся хотя своим законом, изданным философами, но фактически правителями Китая являлись различные инородцы, большей частью чисто монгольского племени, малочисленного, необразованного по-китайски, не понимающего значения труда, промышленности и торговли, даже совершенно незнакомого с письменами. Одни правители Китая из инородцев, после того как вполне окитаивались и усваивали китайскую цивилизацию, изгонялись из Китая другими инородцами, также необразованными. Таким же образом, преемственно, овладели Китаем малочисленные, грубые, совершенно необразованные маньчжуры, которые и поныне управляют им. Маньчжурская династия совершенно окитаилась, на нее смотрят в настоящее время с неприязнью как сами китайцы, так и монголы, и тибетцы, угнетаемые чиновным миром маньчжурской династии.

Китайцы сами по себе, в каких бы благоприятных условиях ни находились, очевидно, не только не могут управлять другими нациями, но даже не стремятся иметь правителей из своей нации: 20-вековая история подтверждает такое мнение. Если когда-либо управлял ими настоящий китаец, то он все-таки делался властелином Китая совершенно случайно, бывши нередко заурядным предводителем шайки разбойников, или же эти властелины хотя бывали настоящими китайцами, но были воспитанниками инородцев.

Вообще маньчжурская династия дискредитирована в глазах китайцев, монголов и тибетцев. Только при помощи жестоких мер и совершенно посторонних и случайных обстоятельств она удерживает свою власть. Россия помогает ей удерживать власть на северо-востоке, на севере и на северо-западе»^{2}.

Внешняя политика Цинского двора в XVII —XVIII вв. имела активный, агрессивный характер, особенно после завоевания юго-западных территорий Китая и подчинения Тайваня.

Одним из первых объектов военной экспансии Цинов стала Монголия. Еще в середине XVI в. она распалась на три части: южную, северную и западную. В Северной Монголии (Халха) к концу XVI — началу XVII вв. выделились три правителя: Тушету-хан, Дзасакту-хан и Цэцэн-хан. Однако уже в 1646 году под предлогом преследования перешедших ранее под власть маньчжурского императора, а затем бежавших в Халху к Цэцэн-хану суннитов цинские войска вторглись на территорию Северной Монголии. Борьба приняла длительный характер.

В Западной Монголии, на обширных просторах Джунгарии кочевали различные племена ойратов — сородичей монголов. В начале XVII в. в результате объединения четырех основных групп ойратских племен (чоросов, хошотов, торгоутов и дэрбэтов) здесь образовалось могущественное Джунгарское ханство во главе с представителем чоросского дома — Батур-хунтайджи. По его инициативе в 1640 году был созван всемонгольский съезд владетельных князей, на котором было принято собрание законов с тем, чтобы прекратить междоусобицы и объединить силы против общего врага — маньчжур.

После смерти Батур-хунтайджи на Джунгарский престол вступил его сын Галдан (1671—1697). Он и его наследники успешно вели борьбу с Халхой, но постепенно китайцы прибрали к рукам его земли. Галдан вынужден был в 1690 году отступить в Кобдо, а к 1697 году он был окончательно разгромлен.

В 1762 году в Монголии была учреждена должность маньчжурского правителя-амбаня. Одновременно с маньчжурским амбанем вводилась должность монгольского амбаня-соправителя. Номинально монгольский амбань должен был во всех делах давать советы маньчжурскому амбаню, практически все было наоборот — монгол лишь исполнял указания последнего.

Одной из главных задач внешней политики Цинского Китая являлось уничтожение Джунгарского ханства. Политическими и дипломатическими интригами, военной силой и обманом Цины покорили Центральную Азию. В 1758 году вся Джунгария была покорена маньчжуро-китайскими войсками, мужское население было почти поголовно вырезано. На опустошенных землях были созданы военные поселения, куда в массовом порядке Цины начали выселять китайских крестьян, превращая их в солдат-колонистов. В том же году цинские войска покорили Кашгарию. Покоренные земли были включены в состав Цинской империи, получив название Синьцзян («Новая граница» или «Новая территория»).

Захватническая политика Цинского Китая проводилась и в южном направлении — против Тайваня, Вьетнама, Бирмы. К концу XVIII в. Цинская империя включала огромные пространства. Завоеванные у соседей земли оставались в основном незаселенными и необжитыми. Агрессивная политика Цинов вела к хозяйственной деградации не только оккупированных земель, но и собственно Китая.

Серьезнейшую опасность для Цинского двора представляли непрерывные смуты и восстания в самом Китае. В XVII в. в Китае возникает огромное количество тайных обществ, религиозных и мистических организаций: Общество Триады, Общество «Старших братьев», Общество «Белого лотоса». Китай в XVIII—XIX вв. сотрясали широкомасштабные народные восстания, которые имели антиманьчжурскую и антифеодальную направленность. Это вынуждало Цинские власти бросать огромное количество войск прежде всего на усмирение внутренних смут.

Важнейшей опорой Цинской монархии была армия. Она состояла из двух компонентов: маньчжурских Восьмизнаменных войск (Баци) и китайских войск Луин — войск зеленого знамени.

Восьмизнаменные войска были элитой вооруженных сил маньчжурской империи, главной силой установления маньчжурского господства в Китае. Еще до вторжения в Китай в 1644 году маньчжурская династия Цин имела армию, состоявшую из восьми маньчжурских знамен (корпусов), а также восьми монгольских и восьми китайских знамен (корпусов). Китайские корпуса были укомплектованы ханьцзюнями — китайцами, добровольно перешедшими на службу Цинскому двору. Основной костяк Восьмизнаменных войск составляли маньчжуры — потомки племени чжурчженей.

Свое название — Восьмизнаменные войска — эти войска получили по корпусным знаменам: желтому, белому, синему, красному, желтому с красной каймой, белому с синей каймой, синему с белой каймой и красному с желтой каймой.

Восемь знамен делились на две группы: высшие три знамени и низшие пять знамен. Высшие три знамени, куда входили желтое знамя без каймы, желтое знамя с красной каймой и белое знамя без каймы, составляли личную гвардию императора и находились в его личном подчинении.

Под командованием назначенных императором военачальников находились низшие пять знамен: белое знамя с красной каймой, красное знамя без каймы, красное знамя с синей каймой, синее знамя без каймы и синее знамя с красной каймой.

В желтом с красной каймой знамени, в одном из трех знамен личной гвардии маньчжурского императора, служили потомки русских казаков, взятых в плен маньчжурами в 1685 году при покорении Албазина^{3}.

К моменту вторжения в Китай численность Восьмизнаменных войск составляла 200 тысяч воинов. Примерно такая же численность их сохранялась на протяжении всей эпохи правления Цинской династии в Китае (1644—1912 гг.)[1].

После завоевания Китая Восьмизнаменные войска несли главным образом гарнизонную службу, редко принимая участие в военных операциях против внешних врагов. Они были расквартированы в 72 ключевых в военно-стратегическом отношении местах и населенных пунктах Китая, причем половина всех маньчжурских знамен была сосредоточена в Пекине, куда была перенесена столица из Мукдена.

Первоначально, в XVII в., Восьмизнаменные войска, и прежде всего их маньчжурские компоненты, представляли собой грозную военную силу, но с течением времени армия утратила воинственный дух и превратилась в паразитическую касту. К концу XVII в. упадок маньчжурских войск стал очевиден. Фактически они выполняли внутренние функции в Цинской империи, привлекаясь для обеспечения хозяйственной деятельности и для борьбы с повстанцами. Косная военная система Цинов, отсутствие современного вооружения и полнейшее пренебрежение по отношению к проблемам армии привели к тому, что Восьмизнаменные войска неоднократно показывали свою полную небоеспособность в борьбе с внешними врагами (прежде всего в периоды «опиумных войн»).

Войска Луциин (сокращенно Луин), войска зеленого знамени, комплектовались путем вербовки китайцев в провинциях, где они и отбывали службу. Они подчинялись высшему провинциальному командованию и находились на полном обеспечении местных органов власти. Численность этих войск почти в три раза превышала Восьмизнаменные и к 1812 году составляла свыше 660 тысяч солдат и офицеров, однако их боеготовность была значительно ниже, чем у маньчжурских войск^{4}. Войска Луин были плохо вооружены, но даже и имевшееся вооружение было крайне низкого качества. Снабжение и обеспечение войск Луин было поставлено очень плохо. Высший и старший командный состав войск зеленого знамени включал иногда маньчжуров, но значительно чаще китайцев-ханьцзюней, доказавших свою верность Цинскому двору. Должности среднего и низшего командного состава укомплектовывались китайцами, однако их продвижение по службе было ограничено цинскими законами и положениями.

Тайпинское восстание и крестьянская война в Китае (1850—1864 гг.) имели решающее значение для развития военной организации Цинской империи. Неспособность Восьмизнаменных войск, равно как и местных войск Луин, подавить антиправительственные выступления в Китае, показали слабость военно-феодального Китая, оказавшегося не в состоянии обеспечить порядок и спокойствие внутри страны.

Тайпинские события были использованы Англией и Францией в качестве предлога для военного вмешательства в Китае. Войска западных держав в период 1856—1858 гг. провели несколько военных операций, результатом которых стало принятие Китаем кабальных условий неравноправных договоров с великими державами.

Тяжелейшие политические потрясения вынудили Цинский двор взять курс на реформирование и перевооружение национальных вооруженных сил. В этих целях Китаю ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к иностранной помощи.

Осенью 1861 года началось осуществление программы военной подготовки группы китайских военнослужащих русскими инструкторами в Кяхте. Через три месяца эта программа была практически свернута китайской стороной, причем не последнюю роль здесь сыграла позиция английского посольства.

С февраля 1862 года в Тяньцзине началась подготовка китайских военнослужащих из состава Восьмизнаменных войск английскими офицерами-инструкторами.

Параллельно с этим Цинское правительство предприняло целый ряд мер по реорганизации и реформе Восьмизнаменных войск, прежде всего расквартированных в районе Пекина, приведению их в современное состояние, оснащению их огнестрельным оружием. В результате уже к 1864 году только вокруг одной китайской столицы имелось несколько соединений и частей общей численностью около 30 тысяч человек, «обученных европейскому строю»^{5}.

В 1865 году военное ведомство Китая и министерство финансов приняли решение о сформировании в провинции Чжили из войск Луин шести корпусов, обученных по европейскому образцу. Этим было положено начало новому типу воинских формирований в Китае, которые получили название Ляньцзюнь — Обученные войска. Вскоре современные части и соединения вооруженных сил Китая, обученные и вооруженные поевропейски, появились и в других провинциях. С самого начала они оказались под контролем и руководством местных властителей-ставленников Пекина, обладавших неограниченными полномочиями в своих провинциях. Наиболее боеспособные формирования новых Обученных войск появились в Чжили, у наместника Ли Хун-чжана, и в Синьцзяне, у наместника Цзо Цзунтана.

Помимо мероприятий по реформированию армии, Цин-ское правительство предприняло целый ряд мер по их материально-техническому обеспечению. Так, в конце 1885 года в Гирине был сооружен крупный военный завод по производству ружей, патронов и пороха. К середине 90-х годов прошлого века крупные военные заводы и мастерские имелись в Шанхае, Нанкине, Ханьяне, Тяньцзине, Фучжоу, Чэн-ду, Гуанчжоу, Ланьчжоу и других городах^{6}. Некоторые из этих предприятий были оснащены иностранной техникой и оборудованием и были способны выпускать даже современные ружья и артиллерийские орудия. Однако основная масса китайских оружейных предприятий могла выпускать лишь устаревшие (по сравнению с вооружением европейских армий) образцы вооружения и боеприпасов.

Политика Цинских властей по укреплению и переобучению своих вооруженных сил постепенно давала свои плоды, однако китайская армия в целом по-прежнему была небоеспособной. Так, по состоянию на весну 1886 года, в Маньчжурии насчитывалось 280 тысяч солдат из состава знаменных войск. Из этого количества лишь 100 тысяч человек были вооружены современными ружьями, а остальные имели на вооружении луки, копья или фитильные ружья. Однако даже из числа тех, кто имел современные ружья, лишь 30% были обучены европейскому строю.

Военные преобразования в Маньчжурии осуществлялись под руководством бывшего начальника маньчжурских войск в провинции Фуцзянь My Тушаня, который в начале 1886 года приступил к реорганизации вооруженных сил в провинциях Шэнцзин, Хэйлунцзян и Цзилинь.

За три года своей деятельности в Маньчжурии My Ту-шань сформировал три новых корпуса Обученных войск общей численностью 13 500 человек. Каждый корпус состоял из 8 батальонов пехоты и 2 эскадронов кавалерии при 20 полевых орудиях.

Разразившаяся в 1894—1895 гг. японо-китайская война вновь продемонстрировала, что вооруженные силы Китайской империи не были способны оказать серьезное противодействие внешней агрессии, защитить суверенитет и территориальную целостность государства. Неумелое руководство боевыми действиями, нехватка современного вооружения в войсках, слабая тактическая обученность войск — все это привело к полному поражению Китая.

Поражение в войне с Японией вынудило Цинское правительство вновь в который раз обратить серьезное внимание на состояние и реформирование своих вооруженных сил. Под влиянием уроков этой войны образцом для обучения китайских войск была принята германская армия, на которую ориентировались вооруженные силы победителя — Японии.

В декабре 1898 года императрицей Цыси был одобрен план создания Северной — Бэйянской — армии, обученной по европейскому образцу и вооруженной новейшим оружием. В ее состав вошли четыре ранее сформированных корпуса под командованием генералов Юань Шикая, Не Шичэна, Дун Фусяна и Сун Цина и новый корпус под командованием Жун Лу. Новая армия находилась не под контролем провинциальных властей, а под руководством Цинского правительства.

Война 1900—1901 года, возникшая как следствие антиимпериалистического движения «боксеров», завершилась поражением Цинов. Подписанный в сентябре 1901 года Заключительный протокол обязал маньчжурское правительство, в частности, уничтожить все оборонительные сооружения, построенные между побережьем и Пекином; в течение двух лет не ввозить из других стран оружие, боеприпасы и военные материалы. Китаю запрещалось иметь войска в столичном округе, а иностранные державы получили право держать контингента: своих войск в Северном Китае. В Пекине создавался специальный посольский квартал, управлением которого ведали сами иностранцы, где они имели право держать свои воинские части для охраны посольств.

Вновь под воздействием фактора внешней угрозы Цинский двор вынужден был вплотную заняться военными реформами. 12 сентября 1901 года был опубликован важный указ, в котором признавалось неудовлетворительное состояние существующих формирований и подчеркивалась необходимость создания в стране современной регулярной армии.

Российские военные специалисты, отслеживавшие состояние вооруженных сил Китая, сообщали о проводившихся в стране мероприятиях, анализировали их опасность для положения России на Дальнем Востоке. В одной из записок бывшего военного агента в Пекине полковника Генерального штаба Д. Путяты, написанной им в 1902 году, отмечалось: «Китай за последние 30 лет израсходовал много денег на закупку европейского оружия, боевых судов, содержание новых частей войск, наем европейских инструкторов, сооружение крепостей и устройство арсеналов. Но, накопив массу военного материала, он не создал ни армии, ни флота и нуждался в уроке, чтобы убедиться в сделанных им ошибках. Если ныне Китай сознает, что ему надлежит коренным образом изменить свою военную систему, положить предел произволу и лихоимству мандаринов, то он при своих материальных средствах станет более чем грозным соседом, чем был до настоящего времени»^{7}.

В июне 1902 года наместник провинции Чжили Юань Шикай, вставший на этот пост после смерти Ли Хунчжана, представил Цинскому двору проект формирования постоянной армии — Чанбэйцзюнь — с резервом и запасом за счет перехода к рекрутскому набору в армию.

Эта идея была благосклонно встречена в Пекине, и уже в октябре того же года была сформирована первая дивизия новых войск. В течение следующих двух лет подобные формирования появились в Хубэе, Цзянсу, Шаньси, Шэньси, Цзянси, Гуанси, Гуйчжоу и Юньнани. По планам маньчжурского руководства, к 1913 году предполагалось в составе постоянной армии иметь 36 дивизий, укомплектованных, обученных и вооруженных в соответствии с самыми современными требованиями.

Для изучения зарубежного опыта военного строительства и проведения реформ своих вооруженных сил при Цинском дворе был создан специальный комитет, подготовивший и направивший императору несколько важных документов. 19 мая 1904 года результаты совещаний были доложены императору в форме рапорта. В документе, в частности, говорилось:

«Среди многочисленных работ настоящего времени наиболее трудной является дело организации армии. Как набирать, довольствовать, вооружить и обучить войска столицы и провинций? Как преобразовать войска провинций? Мы приказываем чиновникам Лиен-пинь-чу (Лиен-пинь-чу — коллегиальное учреждение, сформированное в конце 1903 г., ведает организацией армии и ее управлением; это нечто вроде высшего совета, облеченного также исполнительной властью — прим. источника) и военного министерства обсудить эти вопросы и представить нам свои выводы. Уважение к этому приказу!

Мы считаем, что в каждом государстве армия является великим и важным фактором.

В древние века армию составлял весь народ. В случае необходимости призывалось все население. По миновании надобности все возвращались к своим полям.

Позже для сформирования армии стали выбирать людей из опытных охотников, т.е. из тех, которые умели владеть оружием. Мало-помалу армия отделилась от нации. Численность армии колебалась, и, понятно, чем больше было воинов, тем больше людей приходилось кормить (…).

Все иностранные государства обладают сильной армией, готовой к войне, для того, чтобы избежать последней. Их население пользуется могущественной защитой всегда находящихся в готовности войск. При всестороннем обсуждении становится ясным, что нельзя обойтись без армии. Если создавать армию, нужно составить устав, который должен быть один для всех (…).

На суше ветер наметает песок в кучи; распущенные волосы не могут сплестись сами. Луин устарел. Правила набора его в каждой провинции различны. Тут не может быть однообразия и потому великое военное дело сделалось понемногу затруднительным. Вот почему необходимо установить незыблемые законы.

В старое время при наборе солдат не заботились о последствиях; теперь необходимо подумать о будущем, потому что нельзя доверяться только одним благоприятным или неблагоприятным случайностям.

Прежде срок службы не был ограничен; теперь необходимо внимательно рассмотреть этот вопрос, чтобы избежать истощения средств.

Прежде от солдат и офицеров не требовалось знаний; чтобы драться, они должны были обладать только силой и храбростью. Теперь законы войны изменяются с каждым днем: необходимо постоянно учиться и готовиться к управлению войсками.

Прежде не нужно было изучать владение оружием, это было легко; только что вооруженный человек был готов к бою. Теперь армии многочисленны, сила и ловкость недостаточны для победы, а огнестрельное оружие дает наилучшие результаты только с хорошо обученными людьми.

Управление будет толковым или нет в зависимости от того, будет ли система обучения хороша или плоха. Система обучения будет хороша или плоха в зависимости от того, будут ли строги военные законы или нет, а также от того, как будут составлены положения об обучении и денежном довольствии.

Необходимо использовать все, чтобы помочь составлению плана.

Старое время не похоже на нынешнее, значит, начальники не могут руководствоваться прежними способами.

Китай и другие государства не похожи друг па друга; военные законы не могут быть у них совершенно одинаковы.

Для сформирования армии надо принять в соображение системы других государств, а также состояние каждой нашей провинции. Следует принять за правило: ничего не разрушать и ничего не портить (…).

Не следует скрывать, что расходы будут велики. Нужно употребить все усилия, чтобы использовать всех годных людей. Некоторое время понадобится также на то, чтобы обучить армию; но если заботиться о солдате, то она будет улучшаться с каждым днем.

Чтобы убедиться в однообразии обучении, мы предлагаем посылать от времени до времени доверенных людей для проверки провинциальных войск. Для этого мы почтительно испросим повеления Вашего Величества.

8 военных законах следует принимать в соображение не одну только храбрость и силу. В мирное время сила или слабость, в военное — ловкость или невежество зависят от за конов войны, которые сами происходят от состояния обучения, основой которого являются установленные в армии за коны. Начальники и рядовые, большие и малые чины должны помогать друг другу, как тело пользуется рукой, а рука — кистью…»^{8}

Точную характеристику новым китайским военным реформам дал полковник российского Генерального штаба Л.М. Болховитинов в своем военно-политическом обзоре вооруженных сил этого государства: «В развитии своих вооруженных сил китайское правительство руководствуется следующими принципами, изложенными в докладной записке Юань Шикая от 8 июня 1902 года:—

- постепенный переход от вербовки к воинской повинности;

- образование запаса обученных людей;

- установление однообразия в организации и обучении войск;

- улучшение офицерского состава и вообще личного состава армии»^{9}.

Новые войска формировались, как правило, на базе Восьмизнаменных маньчжурских частей и соединений. Однако должности офицерского состава нередко занимались коренными китайцами, более грамотными в общеобразовательном и военном отношениях китайскими офицерами. Первостепенное внимание уделялось вооружению новых дивизий современными образцами стрелкового оружия и артиллерии.

Служба в рядах новых китайских войск строилась следующим образом. Все поступавшие на службу зачислялись сначала на 3 года в постоянную (полевую) армию, затем на 3 года — в резерв. Находясь в резерве, они жили обычной гражданской жизнью, но ежегодно призывались на военные учебные сборы. По истечении срока службы в резерве солдаты переводились в запас (ополчение), где числились еще 4 года^{10}. Эта система, по мнению Юань Шикая, могла обеспечить вооруженные силы страны необходимым числом хорошо подготовленных кадров.

К середине 1911 года новая армия Китая состояла из 11 дивизий и 25 отдельных бригад, насчитывавших в своих рядах 160 тысяч пехотинцев, сведенных в 285 батальонов; 14 тысяч кавалеристов, сведенных в 62 дивизиона (эскадрона). Артиллерия была представлена 169 батареями с общим числом стволов — 1 тысяча. На вооружении новых войск имелось 130 пулеметов^{11}.

Серьезные преобразования начались также в системе военного образования и подготовки офицерского корпуса.

В феврале 1905 года был опубликован указ об учреждении в столице и провинциальных центрах низших военных училищ с 3-годичным сроком обучения. Затем выпускники направлялись для продолжения образования в средние кадетские школы. Проучившись два года, кадеты должны были пройти шестимесячную практику в войсках, а потом могли поступать в офицерские училища с полуторагодичным сроком обучения. При такой системе военного обучения первый выпуск офицеров мог состояться только в 1912 году, т.е. когда новые войска в основном должны быть созданы^{12}.

Для скорейшего пополнения войск офицерскими кадрами было разрешено создавать на местах офицерские школы и училища с ускоренным сроком обучения — 1,5— 2,5 года. Курсанты набирались из числа грамотной городской молодежи, и вся подготовка сводилась в основном к военным дисциплинам. В результате новая армия уже с 1908 года стала получать ежегодно до 1500 офицеров^{13}.

В одном из китайских документов, направленных самому богдыхану, говорилось: «Во всех государствах в мирное время содержатся многочисленные кадры, невзирая на расходы, чтобы в военное время все было в порядке… По нашей старой военной организации в войсках было слишком мало офицеров. Отсюда наша постоянная слабость. Мы должны брать пример с других народов, которые не боятся увеличивать число своих офицеров, чтобы быть сильными в момент борьбы»^{14}.

Для подготовки кандидатов на замещение наиболее ответственных офицерских должностей Цинские власти прибегли к посылке молодых образованных людей на учебу за рубеж, прежде всего в Японию, Германию, Англию, США. Всего с 1900 по 1911 г. военное образование только в одной Японии получили около 700 китайских офицеров.

Все происходившие в военной сфере Китая изменения и нововведения не затрагивали судьбы старых Восьмизнаменных войск, которые уже давно представляли собой огромную обузу государству. Полностью разложившиеся, не способные выступать в качестве организованной вооруженной силы не только для отражения внешней агрессии, но и для поддержания порядка внутри государства. Восьмизнаменные войска неизбежно должны были быть подвергнуты коренным реформам. Несмотря на длительное нежелание Цинского двора заниматься этой проблемой, в конце концов, в декабре 1908 года была составлена программа постепенной 9-летней реорганизации Восьмизнаменных войск, которая должна была завершиться в 1915 году.

На базе маньчжурских знаменных войск с 1908 года началось формирование новой дворцовой гвардии — Цзинь-вэйцзюнь. К сентябрю 1911 года в ней числилось 12 тысяч человек, и она представляла собой наиболее боеспособные части китайских вооруженных сил.

Некоторые успехи китайского правительства в деле военных реформ не приводили и не могли привести к коренному улучшению всей военной системы государства. Военный министр маньчжур Инь Чан в беседе с А.И. Гучковым, прибывшим в мае 1911 года в Пекин, заявил, что для осуществления основных военных преобразований Китаю потребуется не менее 10 лет мирного времени^{15}. Таким образом, в первое десятилетие XX века Китай как военная держава так и не состоялся. Были начаты масштабные военные преобразования по всей стране, однако для их осуществления необходимы были огромные бюджетные ассигнования, единая концепция военных реформ и длительное время. Ни того, ни другого, ни третьего у Цинского Китая уже не было.

Военные преобразования и реформы в Китае проходили на фоне бурных политических и социально-экономических потрясений в стране. Революционное движение в Китае привело в конечном счете к победе Синьхайской революции 1911—1913 гг. и свержению Цинской власти. Начавшаяся эпоха революционных преобразований в Китае затронула, естественно, и вооруженные силы, равно как и всю систему военной организации общества.

В целом вооруженные силы Цинского Китая на протяжении всего XIX и в начале XX вв. не выполнили своей функции защиты государства от внешних и внутренних врагов. Вся военная организация Цинского общества не была способна отражать многочисленные агрессии западных держав и Японии. Слабость Китая в политическом, военном и экономическом отношениях обусловила его полуколониальное положение в мире». Положение Китая в конце прошлого столетия представляло печальное зрелище беспомощности: имея за собой три тысячи лет исторической жизни, обладая огромной территорией, с населением около 400 млн., обладая огромными источниками для торговли, производительности и благосостояния, это государство благодаря главным образом почти полному отсутствию каких-либо правильно организованных вооруженных сил было принуждено покорно подчиняться территориальным и концессионным требованиям иноземцев» — так характеризовал Китай в начале XX века полковник российского Генерального штаба Л.М. Болховитинов^{16}.

Наиболее слабым звеном вооруженных сил являлись многочисленные Восьмизнаменные войска, деградация которых к концу XIX века стала очевидной даже для маньчжурской знати. Это сопровождалось общим крахом военно-феодальной системы власти в Цинском Китае. Внутренние войны, революционное движение внутри страны ослабляли государство Цинов. Войска были не способны справиться с их подавлением, а впоследствии даже сами принимали участие в революционных событиях.

Войны и военные действия, в которых принимали участие китайские вооруженные силы в XIX — начале XX вв., неизменно оканчивались крахом и поражением. Они продемонстрировали полнейшее отсутствие какой-либо организации в их планировании и ведении. Отсутствовала единая централизованная система управления вооруженными силами. Несмотря на упорство и даже фанатизм, которые отдельные китайские солдаты проявляли на поле боя, китайские войска были не способны вести успешные боевые действия против современных армий.

Моральный и боевой дух китайских военнослужащих был в целом крайне низок. Отношение к военной службе у населения было резко отрицательным. Об этом говорит М.Х. Часовой в обзоре современного ему Китая: «Что касается вооруженных сил Китая, то они во всей своей совокупности находятся еще в неудовлетворительном состоянии главным образом благодаря отсутствию надлежащего офицерского состава, к созданию которого теперь приняты обширные, радикальные и энергичные меры. В общем, население Китая даже теперь относится к военной службе довольно презрительно и считает военное дело недостойным интеллигентного человека, склонного к умственной деятельности. Поэтому армию составляют пока далеко не лучшие силы и элементы населения страны»^{17}.

Цинское руководство понимало необходимость проведения военных реформ и вооружения своих войск современным оружием. Однако в силу целого ряда объективных и субъективных факторов Пекин не смог претворить планы преобразований в жизнь.

Ставка Цинов на зарубежную помощь в деле военных преобразований приносила свои ограниченные плоды, однако активная помощь в вооружении и военном обучении китайских войск не входила в планы ни одной западной державы. Запад ни в коем случае не хотел видеть Китай сильным и самостоятельным государством.

Несмотря на неоднократные предложения России оказать Китаю необходимую военную помощь, Цинский двор фактически отвечал отказом, упуская реальный шанс добиться успехов в деле военных преобразований внутри страны.

Концептуальные основы военно-политической стратегии Цинского Китая

Китай — один из самых древних очагов человеческой цивилизации, страна с богатейшей культурой и уникальными традициями. В течение многих веков своего развития Китай был изолирован от процессов формирования западной цивилизации, развиваясь на своих собственных, внутренних, традиционных основах. Это накладывало свой отпечаток на представления Китая о мире и своем месте в нем. На протяжении многих веков внешняя и военная политика этого государства формировалась на основе уникальных, специфически-китайских истоков, к которым можно отнести:

- традиционные китаецентристские представления о Китае и его месте в мире;

- систему традиционных китайских стратагем;

- концептуальные основы философско-этических и мировоззренческих учений — конфуцианства, даосизма, буддизма и др.;

- положения военных трактатов Тай Гуна, Сыма, Сунь Цзы, У Цзы, Вэй Ляоцзы, Хуан Шигуана, Ли Вэйгуна.

В соответствии с древними, традиционными китайскими представлениями о мироустройстве Вселенная представляла собой безграничное небо, куполом охватывающее квадратную Землю. В центре земного квадрата размещался Китай — Срединное государство. Отсюда и пошли традиционные названия Китая: Чжунго («Срединное государство»); Чжунхуа («Срединное цветущее государство»); Тянься («Поднебесная»),

Важнейший принцип устройства Вселенной, по древним китайским понятиям, состоял в строгой системности и иерархичности». Срединное государство» управлялось императором, который именовался Сыном Неба («Тяньцзы») или Небесным императором («Тяньван»). Все подданные империи именовались рабами — «нуцай».

Будучи «центром Земли», «Срединное государство» с четырех сторон было окружено «варварами», которые классифицировались по сторонам света.

«Срединное государство» рассматривалось как колыбель цивилизации, порядка, высокой культуры. Окружные «варвары» самим порядком вещей были обречены на преклонение перед Китаем, на подчинение и послушание. Характерно, что такие представления о Вселенной не изменились в Китае даже в середине XVII века, когда к власти в Китае пришла «варварская» маньчжурская династия Цин. Маньчжурские правители органично «вписали себя» в историко-культурный контекст китайской цивилизации, оставшись абсолютно верными традиционным китайским представлениям о мире и мироустройстве.

В системе «варваров» выделялись две категории — ближние и дальние. Под первыми имелись в виду ближайшие географические соседи «Срединного государства»: племена кочевников Маньчжурии и Монголии, тюркские народы «Западного края», южные племена и народы.

Дальними «варварами» являлись те народы и государства, которые прямо не граничили с Китаем и о которых в Пекине имелось крайне скудное знание.

Россия для Цинского Китая выступала «дальним варваром»: вплоть до XVII века там о России практически ничего не знали (и знать не хотели!). Россия, как и все остальные «варвары», уже одним фактом своего существования «мешала» веками устоявшемуся, нормальному порядку вещей в Поднебесной.

Обеспечивая свои интересы по периферии Поднебесной империи, в Китае действовали в соответствии с традиционными принципами взаимоотношений с «варварами»:

- «и и чжи и» («Управлять варварами с помощью варваров»);

- «и и гун и» («Атаковать варваров с помощью варваров»);

- «и и чжи и» («Сдерживать варваров с помощью варваров»)^{18}.

Претворение в жизнь внешней и военной политики в «Срединном государстве» считалось немыслимым без применения традиционных китайских стратагем, которые во многом определяли национальный китайский стиль дипломатии и военной политики. Стратагемы представляют собой совокупность исторически сформировавшихся приемов и принципов деятельности, обеспечивающих в конечном счете достижение поставленных стратегических целей путем тактических уступок, хитроумных ловушек, умения скрывать свои истинные намерения.

Стратагемность стала чертой национального характера китайцев, а умение действовать в соответствии с традиционными стратагемами считалось и считается высшим достижением не только политика или военного деятеля, но и обычного простолюдина.

Как отмечает один из ведущих отечественных китаистов B.C. Мясников, подпонятием «стратагема» понимается «стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость», а «бином чжимоу одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость»^{19}. В связи с этим В.Н. Мясников отмечает: «Итак, стратагемность — это сплав стратегии с умением расставлять скрытые от противника западни… Знание древних стратагем, составление хитроумных планов стало в Китае традицией, причем не только традицией политической жизни, касающейся дипломатии или войны…

Умение составлять стратагемы свидетельствовало о способностях человека, наличие плана вселяло в исполнителей уверенность в успехе любого дела. Поэтому на всех уровнях в Китае привыкли с должным уважением относиться к стратегии и вырабатываемым стратегами планам. От важнейших политических проблем до игры в китайские облавные шашки «вэй-ци» — всюду шло состязание в составлении и реализации стратагем. Появился даже специальный термин — чжидоу, означавший такую состязательность. Стратагемность стала чертой национального характера, особенностью национальной психологии. Но это не означает, что китайцы — это нация ловких интриганов, хитрецов и обманщиков. Нет. Это народ, в первую очередь умеющий стратегически мыслить, составлять долгосрочные планы как на государственном, так и на личностном уровне, умеющий просчитывать ситуацию на достаточное количество ходов вперед и употребляющий стратагемные ловушки для достижения успеха»^{20}.

Общее количество стратагем как таковых — безгранично, однако китайские специалисты, а также видные западные и отечественные ученые выделяют 36 традиционных китайских стратагем. Считается, что именно они описывают в той или иной мере практически все другие «хитроумные планы». Именно этими стратагемами определяются дипломатическая практика и военные акции Китая по отношению к внешнему миру.

Швейцарский ученый Харро фон Зенгер на основе проведенной им многолетней исследовательской деятельности впервые в европейской синологии сформулировал в целостном виде все 36 традиционных китайских стратагем из древнейшего трактата «Саньшилю цзи мибэнь бинфа»^{21}:

1. Обмануть императора, чтобы он переплыл море.

2. Осадить Вэй, чтобы спасти Чжоу.

3. Убить чужим ножом.

4. В покое ожидать утомленного врага.

5. Грабить во время пожара.

6. На востоке поднимать шум, на западе нападать.

7. Извлечь нечто из ничего.

8. Для вида чинить деревянные мостки, втайне выступить в Чэньцан.

9. Наблюдать за огнем с противоположного берега.

10. Скрывать за улыбкой кинжал.

11. Сливовое дерево засыхает вместо персикового.

12. Увести овцу легкой рукой.

13. Бить по траве, чтобы вспугнуть змею.

14. Позаимствовать труп, чтобы вернуть душу.

15. Сманить тигра с горы на равнину.

16. Если хочешь что-нибудь поймать, сначала отпусти.

17. Бросить кирпич, чтобы получить яшму.

18. Чтобы обезвредить разбойничью шайку, сначала надо поймать главаря.

19. Тайно подкладывать хворост под котел другого.

20. Ловить рыбу в мутной воде.

21. Цикада сбрасывает свою золотую кожицу.

22. Закрыть дверь и поймать вора.

23. Объединиться с дальним врагом, чтобы побить ближнего.

24. Объявить, что только собираешься пройти сквозь государство Го, и захватить его.

25. Украсть балки и заменить их гнилыми подпорками.

26. Скрыть акацию и указать на тутовое дерево.

27. Делать безумные жесты, не теряя равновесия.

28. Заманить на крышу и убрать лестницу.

29. Украсить сухие деревья искусственными цветами.

30. Превратить роль гостя в роль хозяина.

31. Стратагема красотки.

32. Стратагема открытых городских ворот.

33. Стратагема сеяния раздора.

34. Стратагема самострела.

35. Стратагема «цепи».

36. Бегство (при полной безнадежности) — лучшая стратагема.

Анализ маньчжурской политики в отношении России показывает, что уже с XVII в. Пекин успешно применял многие из классических стратагем. Принцип «убить чужим ножом» реализовывался в подстрекательстве местных народов Приамурья к сопротивлению русским казацким отрядам. Стратагема № 23 «Объединиться с дальним врагом, чтобы побить ближнего» проявилась, например, в ходе попыток Пекина войти в союз с Россией, чтобы завоевать Джунгарию в первой половине XVIII века.

Стратагема «Скрывать за улыбкой кинжал», которая имеет и другую интерпретацию — «Ублажать словами, в сердце же вынашивать зло», на протяжении всей дипломатической истории Китая (равно как и других государств!) являлась основополагающей. В полной мере она применялась и Китаем, и Россией в ходе двусторонних переговоров о территориальном разграничении и дипломатических отношениях.

Как свидетельствует исторический опыт, не только Китай, но и все державы, входившие с ним в соприкосновение за последние несколько столетий, активно применяли в своей политике стратагемы. Классическим примером в этом отношении китайская сторона считает политику территориальных захватов, проводившуюся в Китае европейскими державами в XIX в. В соответствии со стратагемой № 5 «Грабить во время пожара» «Царская Россия воспользовалась пожаром для грабежа, отхватив кусок нашей территории»^{22}.

Древнекитайские стратагемы органично вошли в интерпретированном виде в классический трактат о военном искусстве «Сунь Цзы бинфа» (VI—V в. до н.э.), который, в свою очередь, стал основой военной политики Китайской империи. Этот трактат в наиболее целостном и концентрированном виде выражает сущность и особенности китайской дипломатии и китайского способа ведения войн. Положения этого трактата активно применялись Цинской империей при развитии дипломатических и военно-политических отношений с другими государствами, в том числе и с Россией. Сунь Цзы в своем трактате сформировал традиционные китайские подходы к понятию войны:

«Война — это большое дело для государства, это вопрос жизни и смерти, путь существования и гибели…

Война — это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него, вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает. Все это обеспечивает воителю победу; однако нельзя заранее указать какой-либо прием».

Отдельную главу Сунь Цзы посвятил принципам использования хитрости — как на тактическом поле боя, так и в стратегическом контексте. Третья глава трактата так и называется «Наступление военной хитростью»^{23}:

«Сунь Цзы сказал: по правилам ведения войны наилучшее — вынудить государство противника покориться в целости, на втором месте — разгромить это государство; наилучшее — вынудить цзюнь противника покориться в целости, на втором месте — разбить его; наилучшее — вынудить люй противника покориться в целости, на втором месте — разбить его; наилучшее — вынудить цзу противника покориться в целости, на втором месте — разбить его; наилучшее — вынудить противника покориться в целости; на втором месте — разбить его. Поэтому сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить войско противника, не сражаясь.

Поэтому высшее искусство войны — разрушить планы войны у противника; на следующем месте — расстроить его союзы; на третьем месте — разбить его войско; самое худшее — осаждать крепость. По правилам осады крепости такая осада должна производиться лишь тогда, когда это неизбежно. На изготовление больших щитов, осадных колесниц, на заготовку различного военного снаряжения потребуется три месяца; для возведения насыпей вокруг стен еще потребуется три месяца. Однако полководец, не преодолев свое нетерпение, бросает своих воинов на приступ подобно стае муравьев и поэтому теряет одну треть своих воинов, и все же крепость остается не взятой. Таковы пагубные последствия осады.

Поэтому тот, кто искусно ведет войну, покоряет чужое войско без сражения, захватывает чужие крепости без осады, сокрушает чужие государства без длительных кампаний. Непременно сохранив все в целости, он борется за господство в Поднебесной. Поэтому, не прибегая к войне, можно иметь выгоду. Это и есть правило наступления военной хитростью.

Поэтому существует правило ведения войны — если твои силы в десять раз превосходят противника, то нужно окружить его; если твои силы в пять раз превосходят, нужно атаковать противника; если твои силы в два раза больше сил противника, нужно искусно вести бой; при равенстве сил нужно разделить силы противника на части; если у тебя сил меньше, нужно обороняться; если твои силы уступают противнику во всех отношениях, сумей уклониться от боя. Поэтому и небольшие силы могут вести упорную борьбу, но все же они могут оказаться пленниками более крупных сил противника.

Полководец для государства все равно что крепление у повозки: если это крепление пригнано плотно, государство непременно бывает сильным; если крепление разошлось, государство непременно бывает слабым.

Поэтому войско страдает от своего государя в трех случаях:

Когда он, не зная, что войско не может наступать, приказывает ему наступать; когда он, не зная, что войско не должно отступать, — приказывает ему отступать. Это означает, что он связывает войско.

Когда он, не зная существа дел войска, вмешивается в его повседневные административные дела; тогда командиры в войсках приходят в растерянность.

Когда он, не зная тактики войска, вмешивается в управление войском; тогда командиры в войсках приходят в смятение.

Поскольку в войсках появятся растерянность и смятение, то этими затруднениями воспользуются князья. Это означает дезорганизовать свои войска и отдать победу противнику.

Поэтому имеется пять условий, определяющих победу: побеждает тот, кто знает, когда можно сразиться и когда нельзя; побеждает тот, кто умеет руководить и большими и малыми силами; побеждает тот, у кого сверху донизу существуют единые желания; побеждает тот, кто проявляет осторожность и ожидает неосторожности противника; побеждает тот, у кого полководец талантлив и государь не вмешивается в его управление. Эти пять условий и есть знания пути победы.

Поэтому и говорится: если знаешь его и знаешь себя, проводи хоть сто сражений, и ты будешь непобедим; если знаешь его и не знаешь себя, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение».

В трактате Сунь Цзы содержится множество принципиально важных положений о стратегии ведения войны, которые сами стали стратагемами. Среди них можно выделить, например, следующие:

«Правила ведения войны таковы: если противник находится на высотах, не иди прямо на него; если за ним возвышенность, не нападай на него с фронта; если он притворно убегает, не преследуй его; если он полон сил, не нападай на него; если он подает тебе приманку, не иди на нее; если войско противника возвращается домой, не останавливай его; если окружаешь войска противника, оставь открытой одну сторону; если он находится в безвыходном положении, не нажимай на него. Это и есть правила ведения войны…

Бывают дороги, по которым не идут; бывают войска, на которые не нападают; бывают крепости, которые не штурмуют; бывают местности, за которые не борются; бывают повеления государя, которые не выполняют…

Сначала будь как застенчивая девственница — и противник откроет у себя двери. Потом же будь как вырвавшийся заяц — и противник не успеет принять мер к защите».

Основные положения военного трактата Сунь Цзы нашли впоследствии свое продолжение в многочисленных работах по военному искусству других китайских авторов, которые выступали и как толкователи основных идей Сунь Цзы, и как самостоятельные теоретики военного искусства.

Одним из наиболее известных военных теоретиков древности, продолживших работу Сунь Цзы над принципами военного искусства, был У Цзы. В отличие от своего полулегендарного предшественника У Цзы (У Ци) был реальным и известным политическим деятелем (440 г. до н.э. — 361 г. до н.э.). В древнем Китае он почитался как основоположник теории управления государством и военной сферой. В соответствии с историческими хрониками, находясь на службе у разных правителей, У Ци не проиграл ни одного сражения в своей жизни.

В своем трактате он отмечал: «Мудрый правитель… непременно у себя в стране развивает гражданские начала, а против внешних врагов держит наготове свою воинскую силу».

«Одержать победу в битве легко, — поучал У Цзы своего правителя, — удержать победу трудно. Поэтому сказано, что, когда государства воюют в Поднебесной, тот, кто одержит пять побед, столкнется с несчастьем; кто одержит четыре победы — истощит свои силы; кто одержит три победы, станет гегемоном; кто одержит две победы — станет правителем; кто одержит одну победу — станет императором. Поэтому тех, кто благодаря многочисленным победам покорил мир, очень мало; тех же, кто погиб при этом, — много»^{24}.

Как и Сунь Цзы, У Цзы особое внимание уделял необходимости тщательного и всестороннего изучения противника: «Ведя войну, необходимо выяснить слабые и сильные стороны врага и спешить, чтобы воспользоваться его слабым местом».

Глубокие мысли о стратегии государственного управления и военной стратегии содержатся в трех военных сочинениях, приписываемых знаменитому полководцу и стратегу Цзян Шану, более известному по имени Тай-гун (I в. до н.э.):

«Сущность армии и государства лежит в изучении умов людей и выполнении ста обязанностей правления.

Дай мир тем, кто в опасности. Дай счастье тем, кто в страхе. Верни тех, кто восстал. Будь снисходителен к тем, у кого горе. Расследуй (жалобы) тех, кто просит о помиловании.

Возвышай низших. Подавляй сильных. Уничтожай врага. Обогащай жадных. Используй тщеславных. Прячь боязливых. Привлекай стратегов. Расследуй клеветников. Упрекай нарушителей. Уничтожай непослушных. Сдерживай страстных. Понижай надменных. Призывай тех, кто изъявил покорность. Даруй жизнь тем, кто подчинился. Освободи сдавшихся…

Соотносись с врагом, чтобы начать действовать и подавить его. Опирайся на стратегическую силу (ши), чтобы уничтожить его. Распространяй ложные речи и заставь его ошибиться. Расставь сеть, чтобы поймать его…

Ключ к ведению войны — прежде изучить положение врага, посмотреть у него амбары и арсеналы, оценить запасы продовольствия, определить силу и слабость, отыскать у него естественные преимущества, увидеть его пустоты и трещины»^{25}.

Идеям классиков древнекитайского военного искусства вторил известный полководец Чжугэ Лян, живший уже в III в. н.э.: «В военных действиях атака на умы — главная задача, атака на укрепления — второстепенная задача. Психологическая война — это главное, бой — это второстепенное дело».

В целом краткий обзор основных принципов и постулатов внешней и военной политики Китая в отношении России позволяет сделать некоторые выводы.

Концепции и реальная практика внешней и военной политики Китая основывались на принципах стратагемности, которые в Срединном государстве традиционно считались нормой поведения государств на международной арене и важнейшими принципами военного искусства. Стратагемы и принципы древних военных канонов, развивавшие эти стратагемы, внешним миром воспринимались как хитрость и коварство китайцев. Именно поэтому как странам Запада, так и России было так трудно «навести мосты» в отношениях с Китаем. Именно поэтому столько проблем и недоверия возникало и накапливалось в российско-китайских отношениях на протяжении веков.

Китаецентристская модель восприятия окружающей действительности давала искаженное представление Пекину о себе, своей силе и о внешнем мире. Страны-соседи, равно как и отдаленные государства мира, воспринимались в Китае лишь как данники, «варвары», обязанные платить дань Срединной империи. Столкнувшись в ходе уже первых контактов с европейскими державами с иной моделью дипломатии, основанной на принципах взаимного уважения и стремления к равноправию, Китай, чтобы сохранить вековые основы своей политики, вынужден был уйти в состояние самоизоляции. Ориентация на самоизоляцию, косность, боязнь перемен, страх перед прогрессом в конечном счете привели Китай к трагедии в его первых контактах с европейцами.

Это в полной мере неоднократно проявлялось во всем комплексе отношений между Китаем и Россией, в том числе и в военно-политической области.

«Стратегические планы усмирения русских»

Внешняя и военная политика Китая по отношению к России уже с XVII в. начала строиться в соответствии с единой стратегической концепцией, вобравшей в себя основные положения традиционных китайских принципов политики и дипломатии. Эта концепция получила в Китае того времени название «Пиндин Лоча фанлюэ» («Стратегические планы усмирения русских»)^{26}. Таким образом, внешняя и военная политика Китая по отношению к России с самого начала имела как бы две составляющие: общие концептуальные основы и конкретную антироссийскую программу.

Программа борьбы с русскими, концепция «Пиндин Лоча фанлюэ», представляла собой собрание поучений и инструкций императора, донесения маньчжурских военачальников из Приамурья. В исторических документах, вошедших в «Пиндин Лоча фанлюэ», подробно описывался опыт первых контактов маньчжур с русскими и формулировались уроки на будущее.

Прежде всего русские, по традиционным китайским представлениям, считались «дальними варварами». Уже первые контакты с русскими, а это были осваивавшие безграничные просторы Сибири и Приамурья казаки, вызвали «культурный шок» у маньчжуров и китайцев. Бородатые пришельцы с севера были для маньчжуров и китайцев странными, европеоидные черты их лиц казались уродливыми. Не случайно за свой внешний вид русские сразу получили прозвище чанбицзы — «длинноносые». Они носили «странную одежду», говорили на непонятном наречии, были абсолютно нецивилизованными (не имели понятия об иероглифах!). Русские в представлении маньчжуров были «грубыми, алчными и некультурными». В китайском документе отмечалось:

«Русские являются подданными государства Олосы. Русское государство находится в отдалении, на крайнем северо-западе, и с древнейших времен не имело сношений с Китаем. Русские в основном все грубые, алчные и некультурные. Тех, которые поселились на границах недалеко от Хэйлунцзяна, дауры и солоны прозвали «лоча». Они бесчинствовали, убивали и грабили, принимали перебежчиков с нашей стороны, [постоянно] причиняя зло на границах». Далее в китайских документах делался вывод: «Русское государство никогда не имело связей с Срединным государством. Русские по своему характеру чрезвычайно свирепы, и их трудно подчинить. Однако в настоящее время они проявляют покорность и искренне желают обратиться к культуре. Земли, на несколько тысяч ли лежащие на обращенных к Срединному государству [склонах] Хингана, начиная с крайнего севера, и пустынные, целиком станут принадлежать Срединному государству».

Борьбу с русскими цинское правительство планировало вести непрямыми способами. Прямое военное столкновение, как показал опыт, обычно складывалось не в пользу маньчжур. Поэтому цинский император разработал «другой план» — взять русских измором: «Ввиду того что русские с давних пор занимают наши пограничные территории, принимают наших перебежчиков и сеют смуту, следовало бы немедленно истребить их. Но Ваше Величество, движимое ко всему живому чувством любви, позволяет им умереть естественной смертью». В «Пиндин Лоча фанлюэ» указывалось: «Вы, Ваше Величество, убедившись, что их нравы подобны нравамдиких зверей, поняли, что без одновременного использования методов благодетельствования и силы, то есть истребления и привлечения на свою сторону, русские никогда не подчинятся».

Планируя проведение военных операций, цинское военное командование уделяло особое внимание ведению разведки. Неоднократно в район предполагаемых боевых действий высылались группы кавалерии, верные племена кочевников, которые вели тщательную разведку русских позиций и крепостей.

«Усмирение русских», по плану Цинского двора, должно было проводиться как силой, так и дипломатическими и психологическими методами. Для этих целей был выработан соответствующий постулат: «Лучше смирить их добродетелью, чем наказывать при помощи военной силы». В инструкциях Цинского двора говорилось: «Сначала мы попробуем склонить русских перейти на нашу сторону, а если они не согласятся — поведем на них войско и уничтожим. Если же русские заблаговременно узнают о нашем приближении и отступят, то посланное войско пусть воспользуется удобным моментом и умиротворит население различных мест хэчжэнь, а также попытается привлечь на нашу сторону всех тех, кто еще к нам не присоединился».

Цинский император поучал своих подданных: «Применение военной силы, разящего оружия — все это опасные средства. Древние не любили пользоваться ими. Мы управляем Поднебесной при помощи гуманности и изначально не одобряем убийства. Вы, начальствующие, строго прикажите офицерам и воинам не нарушать нашей высочайшей воли. Вследствие того, что мы используем отборное и сильное войско, оружие и снаряжение у нас в отличном состоянии, русские не смогут противостоять нам и вынуждены будут отдать нам земли и явиться с изъявлением покорности. Вы никого из них не убивайте и дайте им возможность вернуться на их прежние земли, чтобы они прославили наше беспредельное великодушие. В настоящее время все эти распоряжения должны быть выполнены, и мы испытываем чрезвычайное счастье».

Особая политика проводилась цинскими властями в отношении пленных. Взятым в плен казакам сохраняли жизнь, «одаривали подарками» (шубами, шапками, одеждой), кормили и поили, присваивали офицерские звания — с одной только целью: «Когда наше войско начнет наступление, эти пленные должны быть отпущены — с целью продемонстрировать наше великодушие».

В целом опыт взаимодействия Цинского Китая с Россией в Приамурье, легший в основу «Стратегических планов усмирения русских», нельзя рассматривать в изолированном культурно-историческом контексте. Основы и принципы отношений к России в Пекине строились в русле общей Цинской внешнеполитической стратегии с учетом некоторых особенностей географического положения и опыта исторического взаимодействия.