Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Александр Сергеевич Стыкалин (Русская эмиграция в Южном крае Венгрии в 1941

Русская эмиграция в Южном крае Венгрии в 1941 – 1944 годах

Юдит Пихурик

В процессе изучения истории Венгрии периода Второй мировой войны волею судеб мне попали в руки документы по истории Южного края – территории, в период с 1920 по 1941 годы принадлежавшей Югославии, а затем, в 1941 – 1944 гг., снова воссоединённой с Венгрией¹. Речь идет о документах из фондов венгерского МВД и других силовых структур, в которых нашли отражение проблемы русской эмиграции. Было интересно проследить, как складывалась судьба русских беженцев в ходе смены власти и по мере изменения политической ситуации – с переходом этих территорий от Югославии к Венгрии весной 1941 г. и с объявлением Венгрией войны СССР в июне того же года. В центре внимания нашего исследования – положение русской колонии в Южном крае, а также устремления и действия белоэмигрантов в условиях начавшейся войны против СССР. Проблема эта весьма многопланова. С одной стороны, русские эмигранты в 1941 г. увидели шанс на реализацию своих чаяний – развал системы большевизма и возможность создания новой России. С другой стороны, существовала взаимосвязь между изменением социального положения русской колонии, проживавшей на югославской территории, и той ролью, которую представители этой колонии играли в период войны. В то же время – в более широком контексте – обнаруженные источники позволяют прояснить некоторые детали, касающиеся военных целей Германии, устремлений венгерской внешней политики, а также венгеро-немецких отношений.

В середине 30-х годов в Венгрии проживало почти 4.000 русских эмигрантов². Колония отчасти сохраняла свою замкнутость; поведение русских беженцев было типичным для эмигрантской среды – их занимали, прежде всего, внутренние проблемы: поиск источников существования, планы (подчас авантюрные) возвращения домой; они также поддерживали связи с товарищами по судьбе, оказавшимися в других странах. При этом в политическом отношении русские эмигранты не были едины. Документы свидетельствуют о раздорах между ними на политической почве: различные группы обвиняли друг друга в связях с большевиками, шпионаже и в других грехах, причиняя тем самым постоянную головную боль венгерским властям³.

С 1938 г., с началом территориальной ревизии и расширения границ Венгрии, ситуация стала изменяться: всё новые и новые группы русских эмигрантов, до этого в течение 20 лет интегрировавшихся в общества Чехословакии, Румынии и Югославии, начали переходить (вместе с территориями, на которых проживали) под юрисдикцию венгерского государства. Венгерские планы ревизии границ распространялись и на территорию Закарпатья (Закарпатской Украины или Подкарпатской Руси, входившей в межвоенный период в Чехословакию). В 1938–1939 гг. позиция русской эмигрантской колонии, проживавшей в Закарпатье, возымела политическое значение. Немцы вынашивали проекты создания под своим контролем буферного украинского государства на закарпатских землях и отводили определенную роль в своих планах русской эмиграции.⁴ Но в эмигрантской среде не все хотели играть по правилам, продиктованным из Берлина. Там были как люди просоветской ориентации, так и те, кто только ждал повода ввязаться в бой против большевизма. В связи с Закарпатьем противостояние наблюдалось не только в кругах русской эмиграции, но и в отношениях между Венгрией и Германией. Оно было снято в середине марта 1939 г., когда Гитлер решил отказаться от своих первоначальных планов и открыл дорогу венгерской ревизии на этом направлении.

Попытки оказать извне влияние на русскую колонию в Венгрии и вызвать брожение в ее рядах после этого не прекратились, а события 1939 г. лишь усилили тревогу. Пакт Молотова – Риббентропа (который заставил поломать голову и венгерскую внешнюю политику), а потом и разразившаяся Вторая мировая война поставили в новые условия и русских эмигрантов, в среде которых, согласно информации венгерского МВД за декабрь 1939 г., продолжалась «таинственная, инспирированная из-за рубежа организационная работа по созданию антисоветской военной организации»⁵. Вышеприведенный документ утверждает, что в Венгрии этот процесс тормозился из-за разобщённости эмигрантов, а в Германии – из-за того, что тамошние эмигранты не решались выступить на борьбу против Советского Союза, подписавшего к тому же пакт с Берлином. Их аргументация сводилась прежде всего к тому, что «хотя они и противники большевизма, но воевать против своей отчизны не намерены, тем более проливать кровь своих братьев». События, как известно, полутора годами позже приняли другой оборот: «дружественная» Советскому Союзу Германия стала агрессором, а потенциальные участники ошибочно прогнозируемой интервенционистской кампании против СССР, напротив, в большинстве своём стали союзниками СССР.

Всё это снова и снова перекраивало сеть русских эмигрантов в Венгрии, на масштабы которой повлияло и воссоединение страны в апреле 1941 г. с Южным краем⁶. Тогда под юрисдикцию венгерского государства попала многочисленная колония русских эмигрантов, зачастую отличавшихся по своему социальному статусу от бывших российских граждан, проживавших в пределах прежних границ Венгрии. В Югославии они жили в достаточно благоприятных, способствующих их интеграции в общество условиях (как с точки зрения применения родного языка, так и в плане веротерпимости), их знания и умения были неплохо востребованы⁷. До 1921 г. в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев нашли пристанище более 30 тысяч гражданских и примерно 40 тысяч военных беженцев, однако не все они смогли там прочно осесть. Наиболее легко смогли устроиться те, кто относился к категориям интеллигенции, служащих и офицеров, а также церковнослужителей. Примерно 10 тысяч эмигрантов, главным образом занятых в аграрной сфере, попытались обосноваться в Воеводине с ее развитым сельским хозяйством; в городах этого края осели многочисленные бывшие офицеры, служащие, учителя и их родственники⁸.

Их положение начиная с апреля 1941 г. коренным образом изменилось. Одним из первых сигналов, свидетельствовавших об этом, явился Меморандум⁹ эмигрантов из города Суботицы направленный ими в военную комендатуру города. Согласно этому документу, в Суботице проживало 400 русских эмигрантов, из них 100 приняли югославское гражданство и поступили на государственную службу. Большинство из них получило работу на железной дороге, почте и в налоговом ведомстве. Остальные проживали в городе с «паспортом Нансена» (удостоверением беженцев, не имеющих гражданства). Инвалиды войны и престарелые жили на государственное пособие; бывшим военным, прослужившим на государственной службе не менее 10 лет, была назначена пенсия; почти 20 безработных получили квартиры. Руководству колонии был выделен так называемый «Русский дом», который использовался для культурных целей; имелась также начальная школа, причём зарплату учительнице платило государство. Русских, получивших югославское гражданство, венгры призвали на военную службу; тех же, кто не выразил желания служить, интернировали. Главной проблемой для русских, проживавших в Южном крае, было, как явствует из Меморандума, наряду с интернированием – прекращение материальной помощи. У 40 – 50 человек никаких других источников существования не было, для них просили пособия хотя бы в виде хлеба. Авторы Меморандума тешили себя надеждой, что в Венгрии имеется такое же учреждение по делам русских беженцев, какое было в Югославии – войдя с ним в контакт, эмигранты смогли бы лучше адаптироваться к реалиям венгерского государства.

Генерал Дежё Битто доложил о вышеупомянутых проблемах и своих предложениях по их решению вышестоящему командованию¹⁰. Согласно его сводке, 42 человека могли бы продолжить работать на Венгерской государственной железной дороге, 55 служащих можно было оставить на городской службе, для 16 человек он ходатайствовал о дальнейшем выделении им персональных пенсий. Для наиболее бедных (28 человек) обеспечили бесплатное питание, для 31 человека – выдачу по полукилограмма хлеба в день. Дальнейшее использование эмигрантов в качестве служащих он, однако, не рекомендовал, полагая, что это приведёт к снижению численной доли венгров на госслужбе в этом крае. Для предупреждения этого он инициировал переселение русских, проживавших в Суботице, вглубь страны. Подход к решению имевшихся проблем и положение в Суботице могут быть в целом охарактеризованы следующим образом: выстраиваемая военная, а впоследствии и гражданская администрация стремилась, в первую очередь, к стабилизации венгерской власти; с этой целью она опиралась преимущественно на венгерских служащих, прибывавших – иногда возвращавшихся на прежнее место жительства – из метрополии, нередко отодвигая на второй план даже и местных венгров. В то же время материальные пособия беженцам новые власти по возможности старались сохранить.

Ситуация ухудшилась, когда Венгрия 27 июня 1941 г. вступила в войну с СССР – после бомбардировки Кошице (расцененной как советское нападение) венгерское правительство заявило, что страна находится в состоянии войны с Советским Союзом. После этого в отношении иностранцев принимались особые распоряжения, в том числе специальные, касающиеся советских граждан и «вообще русских»¹¹. Первых посчитали необходимым интернировать, а в отношении бывших российских граждан ввели режим обязательной явки. Подозрительных русских, живших на территории Венгрии в ее трианонских границах, решили интернировать, а тех, кто проживал на воссоединённых территориях, в том числе в Южном крае, предложили, «как правило, изолировать». Русских, получивших венгерское гражданство, также подвергали усиленному контролю. Поскольку на воссоединённых территориях уже на начальном этапе ввели военную администрацию, соответствующие предписания относительно вышеуказанных лиц издавал (наряду с органами МВД) военно-административный отдел начальника Генерального штаба венгерской Армии¹².

Проблемы русской колонии, жившей в Южном крае, дошли и до венгерских правительственных органов. Согласно представлению¹³, поступившему летом 1941 г. в Министерство финансов, русские офицеры, а также их вдовы из города Нови-Сад не получали причитающихся им пособий, которые в Югославии им выплачивались с 1926 г. В Меморандуме, подготовленном в июле 1941 г. на основании рапорта уполномоченного Русского Красного Креста в Венгрии на имя госсекретаря Министерства внутренних дел страны Миклоша Бонцоша, был изложен вопрос о положении русских эмигрантов в Южном крае¹⁴. Общая их численность была оценена в 4 000 человек, в том числе в Нови-Саде было зарегистрировано 1 500, Суботице – 700 и в Сомборе 250 человек (противоречивость данных, встречающихся в разных источниках, можно объяснить военным положением, интернированием и т. п.). Как отмечалось в документах, коменданты военной администрации с пониманием относились к проблемам русских эмигрантов, но помочь – за неимением материальных средств и в силу незнания русскими венгерского языка – не могли. В силу этого в Нови-Саде и Суботице были созданы комиссии Красного Креста, во главе которых стояли уважаемые представители из числа местных русских. В Нови-Саде для 50 семей организовали народные столовые, а вот детские сады ни там, ни в Суботице не смогли содержать. В Суботице и Сомборе не удалось открыть народные столовые, хотя в этих двух городах нужно было позаботиться в общей сложности о 300 инвалидах и 400 детях. Поэтому каждый раз приходилось просить помощи у Красного Креста и Фонда защиты семьи. Уполномоченный Красного Креста при этом подчёркивал, что речь идёт об элите русской эмиграции: высокого ранга офицерах, старших чиновниках, университетских преподавателях. Ссылаясь на это, он просил сохранить социальные учреждения, школы, всю систему благотворительности.

Однако никаких существенных изменений не произошло: в сентябре 1941 г. генерал-лейтенант Константин Апухтин, согласно документам, «самый старший по званию»¹⁵ из живших в Венгрии в то время русских офицеров (председатель наиболее значимой организации русских военных эмигрантов, действовавшей в Южном крае, и руководитель отделения Русского Красного Креста в Нови-Саде), лично и уже не в первый раз передал венгерским властям «Пожелания русских бачкайских¹⁶ эмигрантов». Министерство внутренних дел, однако, не могло взять на себя решение их социальных проблем. В декабре 1941 г. была составлена новая записка, в которой описывалось положение русских эмигрантов в Бачке и снова подчёркивалось, что высшие слои русских в Нови-Саде ввергнуты в нищету – причем именно те, кто ранее оказывал влияние на общественную и политическую жизнь Сербии.

В то время как русские в Южном крае пытались решить свои проблемы с выживанием, после объявления венгерским правительством войны Советскому Союзу проявились однозначные приметы того, что немцы хотят использовать русскую эмиграцию в Венгрии в качестве инструмента для достижения своих собственных целей. Хотя те, кто симпатизировал немцам, здесь были в меньшинстве, их позиции после военных успехов вермахта в определенной мере усилились. Об этом свидетельствуют несколько донесений, которые в сентябре 1941 г. представитель русской диаспоры Анатолий Защенко подготовил на основе своих бесед с немецким журналистом Карлом Вольфом¹⁷. Вольфа интересовали, в первую очередь, практические вопросы: сколько русских эмигрантов проживает в Венгрии, организованы ли они, собираются ли создать свою организацию, кому будут подчинены? В своём ответе Защенко упомянул 7000 эмигрантов, которых в дальнейшем предполагалось вовлечь в организацию, подчиненную венгерскому правительству, сотрудничавшему с немецким правительством. Вольф попросил также дать отчёт о состоявшемся незадолго до этого в Будапеште антибольшевистском собрании русских эмигрантов, а также пояснить, поддерживает ли венгерское правительство устремления эмигрантов. Важной частью разговора стало прогнозирование будущего: Вольфа интересовало, есть ли в среде эмигрантов люди, готовые взять на себя миссию по возрождению России и каковы их представления «относительно России будущего». На этот вопрос Защенко дал уклончивый ответ: «Здесь, в эмиграции, мы не можем принять решение о государственной форме будущей России: суть в том, что мы хотим построить свободную национальную действующую Россию на основе национальной рабочей солидарности» (этот ответ особенно понравился Вольфу). Этими словами Защенко завершил донесение, в котором подытожил цели и устремления эмигрантов (оно в полной мере отразило и их иллюзии). Он утверждал: «Истинный русский народ – и в эмиграции, и у себя дома – увидел шанс на осуществление своих чаяний, когда войска вождя и канцлера Гитлера начали борьбу с большевизмом». По мнению Защенко, русская эмиграция по отдельным персональным вопросам может быть и разобщена, однако она едина в своём неприятии идей коммунизма. Желание эмиграции: внести свой вклад «в дело борьбы, которая в настоящее время ведётся на земле России в интересах спасения всего человечества». Немцам, таким образом, удалось внушить немалой части белой эмиграции уверенность в том, что они на неё рассчитывают как в борьбе против Советского Союза, так и при последующем восстановлении России. В пропаганде, рассчитанной на русских эмигрантов в Венгрии, упор делался на «крестовый поход против большевиков», более того, задачи войны были сведены к самому этому походу. Является очевидным, однако, тот факт, что вопреки иллюзиям, бытовавшим в эмигрантской среде, в действительности устремления Гитлера ни в коей мере не были направлены на воссоздание новой свободной России.

В ноябре 1941 г. принял конкретные очертания план, согласно которому представители русской эмиграции должны были нести военную службу под немецким командованием¹⁸. Как следует из одного донесения, немецкая комендатура в Белграде провела переговоры с жившим в Нови-Саде генералом Апухтиным о наборе в воинские подразделения проживавших в Венгрии русских в возрасте от 18 до 50 лет. Как выяснилось, многие эмигранты протестовали против этой акции; кроме того, в компетентных венгерских органах существовали подозрения, что они «поспешат донести об этой акции англо-американским дипломатическим кругам, представив её в тенденциозном виде» (Венгрия пока еще не находилась в состоянии войны с Великобританией и США). Венгерский Генеральный штаб предусмотрел выделить на эти расходы 1.500.000 пенгё, а поскольку многие претендовали на право распоряжаться этой суммой, в донесении содержалось предсказание, что со стороны «проигравших» можно ожидать политических интриг. Важно, однако, отметить, что, согласно имеющимся сведениям, немцы брали на себя не только издержки, связанные с вербовкой и транспортировкой добровольцев, но и обещали оказать помощь членам их семей, тем самым вопрос о материальном положении волонтёров мог бы быть удовлетворительным образом решен (как мы отметили выше, в то время русские в Южном крае уже в течение нескольких месяцев вели борьбу за выживание). Вопрос, однако, не был столь простым, поскольку об этой акции не знали ни венгерское Министерство иностранных дел, ни даже премьер-министр; в выше указанном донесении обращается внимание министра внутренних дел на то, что вербовка русских эмигрантов может иметь нежелательные внешнеполитические последствия.

Немногим позднее в уведомлении¹⁹ начальника Генштаба Армии, направленном в адрес министра внутренних дел, сообщалось, что генерал Апухтин получил одобрение премьер-министра на то, чтобы приступить к набору добровольцев. В Нови-Саде их записали в группы по 125 человек в каждой, а затем, после медицинского освидетельствования, передали в Сербии немцам, которые сформировали из них корпус русских эмигрантов под названием «Schutzkorps». Первую группу планировалось отправить на фронт 15 декабря 1941 г. Апухтин изложил условия²⁰, необходимые для присоединения добровольцев к воюющей армии: бесплатный проезд, возможность ухода со службы, наличие разрешения со стороны начальника Генштаба Армии. Организационную работу осложняло то, что пожелания Апухтина официально не могли быть удовлетворены, поскольку в большинстве случаев речь шла не о венгерских гражданах. Формирование «Schutzkorps» и присоединение к нему новых добровольцев, таким образом, столкнулось с трудностями.

Ситуацию усугубил распространившийся слух: уже сформированные подразделения русских эмигрантов немцы ввели в бой не на советском театре военных действий, а в Голландии²¹. Немногим позже выяснилось также, что набор осуществляется не на добровольной, как поначалу предполагалось, а на обязательной основе: 3 новобранца из одного посёлка в Южном крае заявили, что в ноябре 1942 г. их принудили записаться в армию и лишь в декабре сообщили, что вербовка происходит на добровольных началах²². Поскольку задачи, поставленные перед «Schutzkorps», им не были известны, они выразили нежелание служить в армии, так как хотели бы воевать лишь в интересах русской нации против коммунистов.

Впоследствии для русских эмигрантов, согласившихся принять участие в войне, могло бы послужить решением присоединение к армии генерала Власова. Однако, согласно донесению²³ венгерского генерального консула в Белграде, датированному июнем 1943 года, тамошние белоэмигранты относились к Власову с подозрением, полагая, что вступившие в его армию бывшие красноармейцы перешли на сторону немцев лишь для того, чтобы избежать плена. Таким образом, они видели в корпусе Власова соперников и опасались, что немцы отдадут предпочтение власовцам, а не эмигрантам. В связи с этим снова встал вопрос о послевоенном будущем России. Если верить высказываниям лидеров русской эмиграции в Белграде, белоэмигранты отдавали себе отчёт в том, что задача восстановления царизма в то время не могла быть актуальна, поэтому они предлагали создать на оккупированной территории временный орган, управляющий Россией. Когда же венгерский генконсул назвал в качестве самого главного препятствия для решения стоявших проблем разобщённость русской эмиграции, то получил ответ, что в интересах достижения общей цели различные группы могли бы отказаться от своих амбиций в пользу той фракции, позиции которой предпочтительнее. Однако это было не более чем иллюзией.

Венгерский генконсул получил от своего информатора также письменный материал, в котором речь шла о положении различных русских эмигрантских группировок, их значении и отношении к войне. Одновременно в нём нашла освещение уже упомянутая проблема: «Полученный меморандум сетует, главным образом, на то, что державы оси не приняли даже формальной декларации относительно конечных целей своего военного похода на Россию». Следовательно, даже и в 1943 г. для русских эмигрантов всё ещё неясной была цель войны, и они ожидали разъяснений со стороны немцев. Они надеялись, что подобная декларация успокоила бы русские массы по обе стороны линии фронта и, возможно, способствовала бы ликвидации большевизма изнутри. В то же время такая декларация нейтрализовала бы «сделанные ранее заявления отдельных немецких политиков относительно расчленения и колонизации России, что большевики в настоящее время широко используют в пропагандистских целях». Авторы меморандума опасались, что эмигранты «будут отлучены от победы немцев, в случае же их поражения в войне месть большевиков настигнет эмигрантов в первую очередь». Меморандум отчётливо свидетельствовал об уже упомянутой проблеме: гитлеровцы беззастенчиво использовали устремления русских эмигрантов в интересах достижения собственных целей, ибо в планы Гитлера никогда не входило спасение русского народа и его культуры, создание свободной России. Тех же, кто, питая эти надежды, сотрудничал с агрессорами, напавшими на Советский Союз, действительно, ждали в лучшем случае длительное заключение, а скорее всего смертная казнь.

Ранее, осенью 1942 г., расплывчатость представлений о целях войны против Советского Союза проявилась и в другом плане. Русские эмигранты рассчитывали на то, что после победы над Сталиным они смогут вернуться на родину и получить обратно утраченное имущество. Насколько они заблуждались на этот счёт, свидетельствует пример одного русского эмигранта из Шопрона. На поступивший от него в шопронскую полицию официальный запрос²⁴, сделанный через немецкого адвоката, относительно того, смогут ли эмигранты получить обратно свои поместья на российских территориях, оккупированных немцами, был получен следующий ответ: «шансы на это весьма ничтожны, поскольку Германия нуждается в захваченных ценою кровавых жертв восточных территориях для размещения там излишков своего населения. Туда будут переселены многочисленные исконно немецкие здоровые крестьянские семьи, с тем чтобы они эту землю не только осваивали, но и защищали. Во исполнение этого уже создана организация…(…) Таким образом, мы не можем себе позволить осложнить эту работу, вдаваясь в дискуссии по поводу притязаний со стороны едва ли не утративших за давностью лет своё право собственности иностранных (sic!) землевладельцев. (…) Германия борется за территории для своих переселенцев, а не за восстановление просроченных состояний. (…) Какая нам польза с того, что мы обратно посадим иностранцев (sic!) в их поместья, которые они утратили не по вине Германии; неправомочно также требовать, чтобы Германия компенсировала ущерб этим иностранцам». Таково было содержание поступившего в ноябре 1942 г. в шопронскую полицию ответа из Германии. Венгерский составитель документа, адресованного непосредственно русскому эмигранту, обратившемуся с запросом, добавил от своего имени: «Упомянутая установка отражает мнение по этому вопросу немецких официальных кругов». ««Вышеизложенное несомненно означает и доказывает, что Германия оставит за собой завоёванные территории, точнее, присоединит их к Империи и переселит туда своих людей, следовательно, подвергнет германизации», – резюмировал официальную немецкую позицию старший советник шопронской полиции.

Таким образом, в случае победы «Третьего рейха» однозначно не осуществились бы надежды тех представителей русской белой эмиграции, которые делали ставку на Германию. Как бы то ни было, исход войны наложил отпечаток на судьбы многих русских эмигрантов. Нам не удалось выяснить, сколько же, в конце концов, удалось завербовать под немецкие знамена добровольцев на территории Венгрии, но известно, что численность сербского корпуса русских эмигрантов, выстроенного под немецким командованием, в конечном счёте превысила 15 тысяч человек. Формирования русских эмигрантов не были направлены на советский фронт: на первых порах они воевали против партизан Тито, а с 1944 г. их использовали для прикрытия отступления немцев – вот тогда-то они уже столкнулись с Красной армией. Почти 2/3 корпуса пали в боях, а оставшиеся части отступили на австрийскую территорию. Хотя в мае 1945 г. они попали в плен к англичанам, многим участникам этих формирований не удалось избежать советских репрессий²⁵.

Примечания

¹ В результате Трианонского мирного договора 1920 г. Венгрия, как известно, лишилась более 2/3 площади венгерских коронных земель, управлявшихся в годы австро-венгерского дуализма из Будапешта. Территория венгерского государства сократилась с 282 тысяч кв. км (без автономной Хорватии) до 93 тысяч кв. км, численность населения уменьшилась на 57 % (с 18,2 млн. человек до 7,9 млн.). К образованному в 1918 г. Королевству Сербов, Хорватов и Словенцев (будущей Югославии) отошел Южный край (венг. Délvidék) – территории, ограниченные реками Драва, Дунай и Тиса. Современная Воеводина, в которой сербы составляли и составляют большинство населения (Примечание отв. редактора).

² Halasz Ivan: Az orosz fehér emigransok és Magyarorszag a hûszas évek elején. In: Ezredfordulo – szazadfordulo – hetvenedik évfordulo. Ünnepi tanulmanyok Zimanyi Vera tiszteletére. Szerk. J. Ujvary Zsuzsanna. Pazmany Péter Katolikus Egyetem Bolcsészettudomanyi Kar, Piliscsaba, 2001. 545.

³ MOL (Magyar Orszagos Levéltar – Национальный архив Венгрии) K 149 1933 – 6. t. 2629. sz. 153. cs.

⁴ MOL K 28 – 142. cs. 225. t. 1939 – L – 15418.

⁵ ABTL (Allambiztonsagi Szolgalatok Torténeti Levéltara – Исторический архив служб госбезопас ности) 4. 1. A-710.

⁶ 11.500 кв. км, 1.300.000 человек населения, 39 % из которых были венграми.

⁷ Halasz Ivan: Ук. соч. 531.

⁸ Toma Milenkovic: Dolazak izbeglica iz Rusije u Vojvodinu posle prvog svetskog rata. Zbornik Matice Srpske za istoriju, 1994/50. 49–97., См. ещё: Арсеньев А. У излучины Дуная. Русская колония в Нови-Саде // Родина, 2010. № 11. С. 148–151 (Примечание отв. редактора).

⁹ IASU (Istorijski Arhiv Subotica) F 60 P-957/1941.

¹⁰ IASU F 60 P-3590/1941.

¹¹ ABTL 3.1.6. P-432 Bayor Ferenc és tarsai. 81–84.

¹² Istorijski Arhiv Senta F 097.2. 211/1941.

¹³ MOL K 28. 194. cs. 348. t. 1941 – P – 20323.

¹⁴ ABTL 3.1.6. P-432. Bayor Ferenc és tarsai. 85–87.

¹⁵ MOL K 28 – 194. cs. 348. t. 1941 – P – 21381. и ABTL 3.1.6. P-432 Bayor Ferenc és tarsai. 108–110.

¹⁶ Бачка – самая крупная из территорий, входивших в Южный край; в документах нередко употребляется как его синоним.

¹⁷ ABTL 3.1.6. P-432. Bayor Ferenc és tarsai. 91–97.

¹⁸ ABTL 3.1.6. P-432. Bayor Ferenc és tarsai. 100.

¹⁹ ÂBTL 3.1.6. P-432. Bayor Ferenc és târsai. 102. M. kir. vkf. 49937/eln. 2. vkf. D-1941.

²⁰ ÂBTL 3.1.6. P-432. Bayor Ferenc és târsai. 118. 1941. 12. 11.