Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы)

Иван Халас

Важным следствием Российской революции 1917 года и последующей кровавой Гражданской войны явилось возникновение так называемой русской белой эмиграции. В результате революционных событий Россия тех лет как бы раскололась на две части: на оставшуюся дома, победившую «советскую» Россию и на оказавшуюся за рубежом побежденную «эмигрантскую» Россию.

Русско-венгерские отношения до 1918 г.

Известно, что венгерская политическая элита эпохи дуализма не испытывала дружеских чувств по отношению к царской России, которая воспринималась не только как государство, подавившее венгерскую революцию и национальное восстание 1848–1849 гг., но и как традиционный противник Австро-Венгерской монархии (включая Венгрию) на Балканах. Помимо этого Россия, в качестве поставщика хлеба на европейские рынки, являлась экономической конкуренткой Венгрии, особенно ее аграрных кругов. Наконец, Будапешт всегда подозревал своих восточных соседей в поддержке венгерских славянских национальных движений, оказании им помощи под знаком панславизма. Венгерская элита всегда опасалась панславизма и даже несколько преувеличивала эту опасность. В свою очередь официальная российская дипломатия воспринимала Венгрию через призму своих непростых отношений с Австро-Венгерской монархией и тесно связанной с этим балканской политики. Главным партнером по переговорам, а зачастую и противником царских дипломатов являлось венское министерство иностранных дел двуединой Монархии. Но с целью иметь более полную, непосредственную картину происходящего в Венгрии

Санкт-Петербург в эпоху дуализма основал генеральное консульство в Будапеште, которое действовало вплоть до 1914 г. Его задачей были наблюдение и точная оценка политической ситуации в различных регионах Венгрии¹.

В целом отношения между Россией и Венгрией вплоть до Первой мировой войны являлись достаточно холодными и не слишком интенсивными как в политическом, так и в экономическом смысле.

Венгерская контрреволюция и русские монархисты

Первая мировая война радикально изменила мир и в том числе русско-венгерские отношения. В исторической литературе в свое время получили широкое освещение дружба русских и венгерских большевиков и участие венгерских военнопленных в российской Гражданской войне на стороне красных. Менее известны контакты русских и венгерских белогвардейцев в те же самые годы. Успех венгерской контрреволюции в 1919 г. служил хорошим примером и был источником вдохновения для многих русских монархистов.

Имели место попытки установить прямые контакты между адмиралом М. Хорти и генералом А.И. Деникиным, а затем и П.Н. Врангелем в бытность их командующими действующих армий. Но все-таки более интенсивными были связи хортистской элиты с представителями Белого движения уже в период их пребывания в эмиграции. Роль посредника здесь играли немецкие правые силы, группировавшиеся вокруг генерала Э. фон Людендорфа. Эти силы пытались соединить монархистов разных стран для того, чтобы победить большевиков, восстановить монархии в странах Центральной и Восточной Европы и взять реванш над странами Антанты за поражение в первой мировой войне. Эти планы Людендорф изложил в своем тайном письме к Хорти². В конкретных русско-немецко-венгерских переговорах летом 1920 г. участвовал генерал В. Бискупский, который, кстати, позже сотрудничал с нацистами. Планировалось создать союз монархическо-консервативной Великой России, Германии и обновленной Великой Венгрии. Финансовую поддержку для осуществления своих планов русско-немецкие антисоветские заговорщики хотели получить от Венгрии, прибегнув с этой целью к использованию фальшивых денег³. Венгерские правящие круги, где было немало лиц, не чуждых заговорщической тактике, сначала отнеслись к этим планам позитивно, но потом все же осознали деликатность ситуации. Ведь они уже были в ином положении, нежели их русские и немецкие партнеры. Венгерские контрреволюционеры уже официально правили своей страной, находившейся к тому же в состоянии внешнеполитической изоляции. Поэтому они в конце концов отвергли откровенно авантюристический план, предполагавший среди прочего использование фальшивых денег⁴.

Генерал В. Бискупский не был, естественно, единственным русским белогвардейцем, с которым имели дело венгерские спецслужбы и политики. С ними общались и генерал М. Комиссаров, и генерал А. Кутепов, живший в Болгарии. Иногда и офицеры более низкого ранга старались устанавливать связи с Венгрией. Но потенциал «белого» Будапешта для поддержки их планов был, даже после консолидации хортистского режима в этой стране, довольно ограничен.

Русские эмигранты в Венгрии

После упрочения режима Хорти, а также стабилизации общеевропейской ситуации венгерские власти с учетом отрицательного опыта своих контактов с различными авантюристами стали осторожнее, уделяя все меньше внимания работе с русскими эмигрантами. Тем не менее им приходилось в определенной мере заниматься не только политизированными российскими беженцами, находившимися в Германии и в балканских странах, но и появившимся в самой Венгрии русским белоэмигрантским обществом, численность которого колебалась. По данным Офиса Нансена, ведавшего проблемой беженцев под эгидой Лиги Наций, в 1936–1937 гг. в Венгрии проживало около 4000 русских. В то же время, по статистическим данным частных организаций, занимавшихся предоставлением помощи эмигрантам, в начале 1930 г. в Венгрии еще находилось 5045 русских беженцев⁵, то есть в целом наблюдалась тенденция к некоторому сокращению их численности. Это сокращение – принимая во внимание большую мобильность эмиграции – было естественным. Современные оценки также подтверждают, что численность русских беженцев в Венгрии в период между двумя мировыми войнами составляла 3000–4000 человек. При каких обстоятельствах образовалось это сообщество? Почему несколько тысяч человек выбрали именно Венгрию в качестве конечного пункта своих скитаний? Как относились к ним венгерские власти и общественное мнение?

Русская эмиграция в Венгрии, как и все другие подобные сообщества, была неоднородной. С одной стороны, здесь нашли себе пристанище спасавшиеся от большевизма некоторые члены аристократических и буржуазных семей, офицеры белой армии, казаки, многие из них вместе со своими семьями. Были среди беженцев и вдовы военнослужащих, сироты и т. д. Число эмигрантов пополнили также и те русские военнопленные, которые не захотели возвращаться домой.

Начальную инфраструктуру для формирования русской эмиграции в Венгрии как определенного сообщества предоставляли действовавшие в Будапеште до первой мировой войны генеральное консульство и его учреждения. Чрезвычайно важную роль играла русская православная церковь. На улице Сив работала русскоязычная начальная школа-шестилетка, в которой учились дети эмигрантов, надеявшихся на скорое возвращение на родину.

Интересы русской эмиграции в Венгрии вначале отстаивал перед властями князь Петр Волконский, глава прежней царской дипломатической миссии (будапештского консульства), а начиная с марта 1921 г. А. фон Лампе, военный представитель барона Врангеля в Венгрии и Германии. До начала 1924 г. венгерское правительство состояло с ним в полуофициальных отношениях, но после предпринятых попыток дипломатического признания Советского Союза (произошедшего уже позже) ситуация изменилась: имена П. Волконского и А. Лампе формально вычеркнули из списка аккредитованных в Венгрии дипломатов, однако, при сохранении своих экстерриториальных прав, они, с молчаливого согласия властей, могли продолжать свою деятельность. При этом фон Лампе работал не только в Венгрии – начиная с 1922 г. он считался также и берлинским представителем барона Врангеля, поэтому в период 1922–1924 гг. он курсировал между Будапештом и Берлином.

Начиная с 1924 г. все русские эмигранты, соответственно и в Венгрии, оказались лицами без подданства. Об их дальнейшем статусе и организации системы защиты их интересов в начале ноября 1924 г. начались переговоры между послом графом Амбрози и Генри Раймондом, венским представителем комиссариата Лиги Наций по делам беженцев (Офис Нансена). Со стороны венгерского министерства внутренних дел в переговорах участвовал Андор Есенски. Согласно состоявшейся договоренности, защиту интересов русских эмигрантов в Венгрии предполагалось организовать по австрийскому варианту, предложенному Лигой Наций. Венгерское правительство обещало следовать положениям Лиги Наций с той оговоркой, что оно не имело возможностей для материальной поддержки русских беженцев. Поддержание отношений с русскими эмигрантами должно было отныне происходить исключительно через Реймонда, который должен был создать для этого комитет из представителей беженцев. В связи с тем, что сам Реймонд мог проводить в Будапеште только 4–5 дней в месяц, его функции в остальное время выполнял бы постоянный заместитель, к которому и венгерские власти относились бы именно как к сотруднику службы Нансена, а не как к доверенному лицу проживавших в Венгрии русских эмигрантов. Венгерская сторона даже сделала Раймонду конкретное предложение по поводу назначения его заместителя: речь шла о Малама, представителе русского отделения Красного Креста в Будапеште – фигуре приемлемой для всех проживавших в Венгрии «русских фракций»⁶.

В дальнейшем венгерские власти строго придерживались договоренности, зафиксированной на этих переговорах. Когда в 1925 г. фон Лампе обратился к министерству обороны с просьбой по– прежнему обращаться с ним как с официальным уполномоченным, министерство отказало ему, ссылаясь на то, что проживающие в Венгрии русские являются лицами без гражданства и их интересы должен представлять уполномоченный Лиги Наций Генри Раймонд. Таким образом, дальнейшее существование представительства «белой» России потеряло актуальность⁷.

Русская эмиграция в Венгрии была разнообразной по составу, но в политическом смысле в ней доминировала монархическая, правая составляющая. Это объяснялось тем, что выбравшие Будапешт эмигранты в большинстве своем были германофилами и консервативными монархистами. Были среди них и прибалтийские немцы, и русские аристократы. Венгерские власти относились к ним с несколько большим доверием, чем к левым и либеральным эмигрантам, большинство из которых были франкофонами.

В среде русских эмигрантов Будапешт считался одним из центров монархического движения⁸. Некоторые лица регулярно приезжали сюда в поисках денег и поддержки, как, например, генералы В. Бискупский и М. Комиссаров, другие обустраивались здесь на продолжительное время и вели организационную работу. Среди последних самой значительной фигурой был генерал Глазенап, вокруг которого образовался целый штаб. В 1920 и 1921 гг. Глазенап попытался организовать контрреволюционный русский легион. С этой целью был сформирован комитет, состоявший из русских офицеров и гражданских лиц⁹.

Генерал Глазенап, принадлежавший к достаточно реакционному и однозначно германофильскому крылу русских монархистов, не был единственным политически активным русским в Будапеште. Одним из приближенных генерала был Малама, полковник бывшего кавалерийского полка, жена которого даже организовала в своей будапештской квартире политический салон. Одно время здесь пребывал и генерал Марушевский, имевший тесные связи с окружением Врангеля, через него передавались в Венгрию сообщения от барона. Венгерские власти считали Марушевского франкофоном, что отчасти объяснялось тогдашними внешнеполитическими ориентациями барона Врангеля. Вместе с Марушевским прибыл и русский офицер по фамилии Шерче (Serche), который тоже был известен как франкофон, а в политике считался человеком неопытным¹⁰.

В первой половине 20-х гг. внутри монархического крыла русской эмиграции в Венгрии образовалось два направления. К первому, более малочисленному, относились поклонники великого князя Кирилла Владимировича, родственника царя Николая II. Великий князь Кирилл придерживался прогерманской ориентации уже только потому, что у его жены Виктории, немки по происхождению, имелось много земель и политических связей в Германии. Второе направление составляли поклонники дяди бывшего царя, великого князя Николая Николаевича. В большинстве своем они были франкофилами. Врангель и послушные ему бывшие офицеры и солдаты были близки к этому направлению.

Отношение венгерского населения и венгерских властей к эмигрантам

Каким было отношение венгерских официальных органов и властей, а также венгерского населения к русским эмигрантам в 20-х годах? Судя по частным воспоминаниям, большая часть населения относилась к ним сочувственно, хотя это не всегда сказывалось на материальном благосостоянии. Большинству эмигрантов – если только им не удалось переправить из Советской России хотя бы часть своего имущества – приходилось начинать жизнь с нуля. Естественно, легче было тем, у кого были связи в венгерских аристократических кругах, они временами даже могли помогать другим, как, например, говорившая на многих языках княжна Голицына, сумевшая приобрести хорошие связи в Будапеште. Эмигранты с хорошим образованием, говорящие на многих языках, могли работать преподавателями языков или переводчиками. Так, например, Михаил Самсонов, секретарь бывшей русской дипломитической миссии, преподавал русский язык на экономическом факультете. В более трудном положении оказались эмигранты без связей и денег, казаки, офицеры и простые люди. Они были вынуждены зарабатывать себе на хлеб на заводах, в мастерских или на дому.

Что касается властей и правых политических кругов, то их отношение к эмигрантам было противоречивым. Поначалу они проявляли интерес, пытались видеть в них союзников, иногда даже финансировали деятельность правых эмигрантов (например, генерала Бискупского). По отношению к левым, в том числе эсерам, венгерские власти с самого начала испытывали подозрение¹¹. Со временем, однако, после негативного опыта, они стали более осторожными и с монархистами, так как выяснилось, что среди них было немало искателей приключений. Однако с серьезными монархистами власти работали и тогда, когда те уже утратили свой официальный статус. Такими людьми были князь П. Волконский и уполномоченный Врангеля А. фон Лампе, не потерявшие свои экстерриториальные права даже после того, как их имена вычеркнули из списков дипломатов. Здесь надо отметить, что и сами русские эмигранты охотно дискредитировали друг друга в глазах венгерских властей.

С 1925 г. венгерские власти не доверяли полностью ни одной группировке. Начальник отдела министерства обороны в своем письме к министру иностранных дел Калману Каня объяснил это следующим образом:

«Что касается политического восприятия этих двух монархических группировок, можно сказать, что группу [Николая] Николаевича следует считать скорее франкофонской, в то время как поклонники Кирилла акцентируют внимание на своем германофильстве. Однако, несомненно, что обе группы проникнуты идеями панславизма и поэтому ищут опеку такой страны, или готовы служить такой стране, которая наиболее поддерживает их в идее освобождения России. Этой страной сейчас является Франция». Как отмечалось далее, «с точки зрения интересов Венгрии русские всегда оказывались врагами венгров», и дружелюбие отдельных эмигрантов в отношении Венгрии не изменят общей ситуации. А потому интересы безопасности страны требуют подозрительного отношения ко всем без исключения проживающим в Венгрии русским. Тем более, что после долгих лет лишения и нужды часть эмигрантов настолько «морально опустилась, что за деньги они готовы на все». По мнению автора документа, особую опасность представлял именно интеллигентный слой русской эмиграции: войдя в доверие к некоторым представителям венгерской элиты, эти люди, пользуясь своими общественными связями, могут получить секретную информацию о ситуации в стране и использовать ее против Венгрии»¹².

Из цитаты видно не только то, что венгерские аристократические круги с сочувствием отнеслись к попавшим в беду собратьям по общественному положению, но также и то, что, пережив период первоначального «кокетничания» с белоэмигрантами и грандиозных общих немецко-русско-венгерских контрреволюционных планов, власти Венгрии смотрели на русских эмигрантов с нарастающим недоверием. Здесь, помимо естественной и совершенно рациональной осторожности, сыграло свою роль и определенное разочарование в русской эмиграции, тоже имевшее под собой основания. К недоверию, вызванному непосредственным опытом общения, примешивались также традиционные венгерские предрассудки и опасения в отношении русских, которые были характерны для общественного сознания Венгрии до 1914 г.

¹ Ненашева З. С. Словацкий вопрос в контексте национальных движений Венгрии в конце XIX-начале XX века (По материалам российских дипломатических служб // Славянский вопрос. Вехи истории. Ред.: Аксенова Е. П., Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. Москва, 1997. С. 131.

² Horthy Miklos titkos iratai. Sajto ala rendezte: Szinai Miklos, Szücs Laszlo. Budapest, 1962.

³ Договор о фабрикации думских рублей. Воля России, 9 декабря 1920 г. С. 1.

⁴ Gomori Endre: Az igazi Trebitsch. Budapest, 1985. 203–204.

⁵ Jelentés a Magyarorszag területén internalt kommunistakrol és hadifoglyokrol. MOL (Magyar Orszagos Levéltar – Национальный архив Венгрии) K-73. 1920. 89. t. IV-E. 6835. sz.

⁶ A magyar hatosagok képviseloinek és Henri Raymond targyalasairol készült leiras. MOL K-64 1924. 24. t. 368.. 27. 161–162.

⁷ A Magyar Kir. HV Katonai Focsoport Fonokének levele Kanya Kalman külügyminiszternek. 1925. majus 23. MOL K-64. 1925. 24. t. 196/res. 2–3.

⁸ Данные о раскладе политических сил, а также о политической деятельности русской эмиграции в Венгрии нами взяты из трех источников – из материалов венгерского архива иностранных дел, из относящихся к этой теме и уже опубликованных в Москве материалов ГПУ, а также из документов о русских монархических организациях, собранных в начале 20-х годов в Праге и находящихся ныне в Государственном Архиве Российской Федерации. Собиравшие эти документы представители эсеровской эмиграции (так называемый Административный центр) среди прочего занимались наблюдением за своими политическими противниками, русскими монархистами. В эмиграции вообще было принято наблюдать за конкурирующими группировками и деятели левого политического фланга русского зарубежья обладали достаточной информацией о положении дел у российских монархистов.

⁹ Сообщение из Будапешта о русском контрреволюционном легионе в Венгрии // Русская военная эмиграция 20– х – 40 – х годов. Том 1. Книга 2-я. На чужбине. М., 1998. С. 517–518.

¹⁰ MOL K-64. 1920. 41. t. I. r. 33–34.

¹¹ MOL K-64. 1920. 41. t. I. r. 1 (См. об отрицательном отношении к эсеру Лотушину).

¹² MOL K-64. 1925. 24. t. 196. res 132. Полностью приводится в статье А. Колонтари в настоящем сборнике.