Росские зори

7 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Войслав, Добромил и Ивон Мудрый ехали вдоль строя росских дружин. Четвертого воеводы, Бронислава, не было: он увел свою дружину за Тирас, к голубому Истру. Неистовый воевода опять обрел вкус к нескончаемым битвам и набегам. Напрасно Войслав и Добромил отговаривали его от неоправданно рискованного похода — упрямый Бронислав увел часть воинов, заразив их жаждой добычи и приключений.

Евстафий, Дарина, Фалей, Авда и Мова ехали навстречу воеводам. О доблести Евстафия и Фалея, освободивших женщин из сарматского плена передавали из уст в уста, а подвиг Евстафия, совершенный на виду у всего росского войска, принес ему славу. Дружины с ликованием приветствовали героя.

— Слава Евстафию Доброславу! — гремело повсюду.

Отец и сын обнялись, потом обнялись брат с братом и Войслав с Евстафием. Так же они встретили Фалея.

Глаза женщин сияли радостью. Беды пронеслись, как страшная гроза, сопровождаемая громовыми раскатами и пожарищами, а после гроз и ливней земля и небо очистились, и засияло солнце: жизнь возвращалась в свои берега.

Росские дружины отошли от готского лагеря и через день пути разделились: Ивон Мудрый отправился на юг, а Войслав с Добромилом повернули на северо-запад, домой.

Объясняя свое решение, Ивон сказал:

— Хочу посмотреть на мир — дойти до моря, взглянуть на эллинские города, на ромейский военный строй, на припонтийские племена.

Лавр Добромил не удерживал сына. Пусть посмотрит — воеводе надо многое знать и понимать. Об одном только предупредил сына:

— Помни, Ивон: меч обнажай не корысти ради.

Ивон кивнул, соглашаясь с отцом, и начал прощаться с близкими и друзьями.

Неожиданно для Остани Фалей сказал:

— Я иду с ним.

Останю кольнуло ревнивое чувство, но тут же смягчилось, растворенное в ясности: то же Фалей сказал, когда Останя решил отправиться в сарматскую степь. Если бы не Фалей, он бы не выжил. Эллин не оставил его одного, потому что знал, как трудно придется ему в степи. А теперь он уходил с Ивоном, так как брата ожидало в походе немало опасностей и бед. Конечно, Останс будет недоставать Фалея, но он ничего не сказал своему другу. Что слова? Друзья молча обнялись.

Решение Фалея отправиться с Ивоном встревожило Авду.

— Я вернусь, — пообещал ей Фалей. И сказал для всех присутствующих: — Авда — моя жена!

Это сообщение означало, что отныне Авда была под покровительством росских законов как жена воина, находящегося в походе.

Дружина Ивона отделилась от остальных, повернула на юг. Пошли с ним в большинстве своем молодые дружинники из тех, кого манили к себе неведомые края, приключения и подвиги. О возможной смерти на чужбине никто из них не думал, хотя и не всем суждено будет вернуться домой.

Ивон и Фалей уходили последними. Останя напомнил Фалею:

— Если встретите Зенона, Деметрия и других эллинских купцов, скажите им, пусть едут торговать с нами. Так ведь, отец?

— Так, сын. Пусть едут.

Дружины Добромила и Войслава стояли на месте, пока воины Ивона не скрылись вдали. Прощание всегда нелегко, особенно такое — через день после победы. С Ивоном Мудрым уходили друзья, сыновья, братья. Удастся ли свидеться опять? Времена трудные, все пошатнулось — границы племен, обычаи, быт и представления людей; много соплеменников погибло, пропало без вести, много стало вдов и сирот, много сожжено жилищ и сел, убито и угнано скота. Все надо было начинать сызнова — быт, жизнь, а тут еще уходили в неведомые дали молодые, полные сил мужчины. Дай-то им бог…

Три дня дружины и недавние пленники готов двигались вместе на северо-запад, вдоль Данапра. Это был праздничный путь: дружины с победой возвращались домой. Домой, но не обязательно на прежние места. Обстановка изменилась, россы копытами своих коней промерили степные просторы, своими руками добыли победу, и теперь никто не посягнет на их право селиться там, где они найдут нужным.

На четвертый день Войслав увел свою дружину на запад, к Гипанису, а с седьмого дня россы начали отсчитывать версты своих степей.

Конные отряды по пятьдесят, а то и по сто воинов останавливались на берегах речек, на лесных опушках, у понравившихся им зеленых лощин и сняв с себя воинские доспехи, брались за топоры, чтобы возвести заставу за заставой — на сотни верст к югу от тех, прежних, и появлялись новые Сторожевки, Карауловки, Богатырки, Дозорки… Вскоре здесь вырастут дома с дворовыми пристройками, появятся молодые семьи и побегут по тучным степным землям дороги и тропинки. В новых селениях родятся дети, а для новорожденных Сторожево или Караулово будет уже не заставой, далеко вдающейся в степь, а родиной, тесно связанной со всей росской землей.

Люди на заставах — один к одному: каждый дерзок и смел, каждый скачет на коне, как скиф, каждый готов постоять за себя, а все вместе готовы постоять за землю росскую…

Сеть застав перекрыла степь от Данапра до Гипаниса, на взгорьях поднимались сигнальные вышки, чтобы в любой час оповестить глубинные селения, если с юга надвинется враг.

Время стремительно уносилось в завтрашний день. Все здоровое, жизнестойкое росло, набирало силу, давало крепкие молодые ростки…

По мерс того как дружина поднималась вверх по Данапру, она таяла, воины расходились по своим селениям, от которых остались пепелища. Но где-то в окрестностях скрывались бежавшие от готов близкие, надо было найти их и начинать жизнь заново.

У одного пепелища Останя задержался.

— Это Ополье, мать?

— Ополье, сынок, — ответила старуха, разглядывая всадников.

То самое село, о котором тосковал в сарматском плену кузнец Варул. Пришел час исполнить его предсмертную просьбу.

— Ты знала Варула, мать?

— Как не знать, добрый молодец! — старуха подняла увлажнившиеся глаза на могучего молодого всадника. — Сын он мой. Пропал, сарматы в полон увели. Иль видал его? Жив ли сынок-то?

— Видал, мать. Добрый был воин. Бежал из плена и сложил голову в битве с готами. Кланялся тебе! — пожалел Останя одинокую старуху, пережившую готское нашествие, неправду ей сказал, чтобы укрепить се дух перед смертью.

— Спасибо, добрый молодец, за весточку, теперь и умру спокойно. Живи долго, сынок…

Авда ехала рядом с Даринкой. Дорогой она беспокойно оглядывалась, надеясь увидеть своего брата. В конце концов Останя решил сказать ей правду. Авда долго и безутешно плакала. На всем белом свете у нее теперь остался только один близкий человек — Фалей, да и тот был далеко.

Воевода Добромил оставил у Данапра еще одну заставу, а сам со своими людьми повернул к дому.

Вот и родные места. Вежа. Воины напоили лошадей, умылись. Но вперед, дальше!

Перед Загорьем спешились. Полная печали картина: пепелища, тишина. Ни людей, ни собак, ни птиц — только мелькнула одичавшая кошка, да та торопливо скрылась в бурьяне. Где же люди? Неужели никого не осталось? Да нет, вот они! Спешат из леса, надеясь увидеть среди них братьев, отцов, сыновей. Даринка издали узнала своих: живы! Она бросилась к ним навстречу, братья и сестры подбежали к ней, мать, плача, обняла ее, а отец будто не заметил дочери, прошел, прихрамывая, мимо, остановился перед воеводой и его сыном, поясно поклонился им.

— Прости за прошлое, сынок, забудь, что было, — сказал зятю.

Останя обнял родителей жены, и только после этого Урбан привлек к себе старшую дочь, счастливую встречей с близкими.

Подошла рано поседевшая женщина с ребенком на руках, поклонилась воеводе. Он узнал се: это она горько упрекала его в бездействии, когда он собирал дружины перед пылающим Волховом.

— Не попомни, воевода, что зря осуждала тебя: помутилась с горя рассудком…

Воевода берет на руки ребенка, целует его, возвращает женщине, кланяется ей:

— И ты прости меня, мать, если что было не так. Живи, расти сына, беды кончились!

Вежино сохранилось наполовину: готы только зацепили его и прошли мимо, огибая колючий строй росских бойцов. Брониславова сторона выгорела полностью, а Добромилова уцелела. Вежинцы высыпали навстречу воинам, их радость смешивалась с горем: с Добромиловой стороны вернулось не более половины мужчин, с Брониславовой не вернулся никто. Немало воинов еще осталось на чужбине, немало полегло в битвах с готами. Счастье, как всегда, оказалось капризным: улыбнулось одним и отвернулось от других.

А меньше всех повезло Брониславам. Сгорел дом со всеми пристройками, убиты оба старших сына — Нарс и Акила, скончался от болезни младший, Агна с двумя дочерьми возвратилась к родителям. Мрачная Вивея одиноко жила на пепелище, целыми днями сидела в полутемном погребе, словно боялась выйти на белый свет. Чем она жила, никто не знал, потому что она ни к кому не ходила и никого не хотела видеть. Даже Коротуха покинула ее. Свершилось мудрое предначертание богов: кто желает людям зла, тот сам становится жертвой этого зла…

Заметив возвращающихся домой воинов, Вивея покинула пепелище и, опираясь на палку, вышла к дороге. Худая, темная, с беззубым ртом, преждевременно постаревшая, она молча смотрела на воинов Добромила.

— Здравствуй, мать Вивея! — поприветствовал ее Добромил.

Она будто очнулась от оцепенения, подошла ближе, подняла свои погасшие глаза.

— А Бронислав?

— Он ушел далеко, к Истру.

— А мои? А наши? — посыпались вопросы.

— И они с ним.

Вивея же ни о чем больше не спросила и ничего не сказала. Она повернулась и пошла прочь, медленно, плавно — будто тень в своей длинной темной одежде. Она шла мимо пепелищ, уже затягиваемых травой, и теперь никто больше не боялся ее, никто больше не обращал на нее внимания. До наступления темноты она сидела в погребе, как неживая, а ночью покинула пепелище, поплыла в поле, вступила в лес и долго шла, не замечая комаров, облепивших ей руки и лицо. Вот и то место, та поляна, где лежали останки чужого человека и где еще витала его темная душа.

Вивея нащупала руками еле заметный могильный холмик, чтобы вырвать пучок травы и повторить грозные слова заклинания, но язык уже не повиновался ей, а сознание затягивал туман. У нее так и не хватило силы встать.

Вежинцы наткнулись на нее через несколько дней, ища разбредшийся по лесу скот. Только по платью и темным с проседью волосам узнали, что это Вивея. Вороны оставили от нее рваную одежду, кости и волосы. Останки Мрачной Вивеи тут же предали земле, а место, где поселилась ее злая душа, с тех пор стали звать Вивеевой поляной.

Апрелька и Боянка издали узнали отца и брата и бросились им навстречу. Воевода подхватил дочь, усадил перед собой на коня, Останя подхватил братишку. Гордые и счастливые, брат и сестра тоже въехали в село как победители. У порога отчего дома их встретила счастливая Васена.

Апрелька соскочил с коня сам, Добромил опустил на землю дочь. Потом отец и сын не спеша сошли с коней.

— Ну что стоишь, мать? — ласково упрекнул воевода. — Ивон приедет позже, у него еще много дел. Встречай гостей, готовь угощение!