Рота террора

Глава четвертая

Римо свернул с Палисайдс Паркуэй и вырулил на Нью-Йоркскую скоростную эстакаду. Он проделал весь путь с запада без остановки и без минуты сна. Последняя тысяча миль сопровождалась еще и жалобами Чиуна. Он умолк только тогда, когда начались дневные сериалы. Чиун сидел на заднем сиденье перед портативным телевизором.

Римо вел машину, и создавалось впечатление, будто он – шофер, приставленный к Мастеру Синанджу. Размолвка вышла из-за Барбры Стрэйзанд.

Когда Чиун услышал, что город Сенека Фоллз находится в штате Нью-Йорк, он спросил:

– Это рядом с Бруклином?

– Нет, не совсем.

– Но это в той же провинции?

– Только на другом конце.

– Мы будем проезжать Бруклин по пути в Сенека Фоллз?

– Нет. Это не по пути.

– И все же мы могли бы ненадолго заехать в Бруклин?

– Зачем тебе Бруклин, Чиун? – спросил Римо.

– Я хотел бы посетить монумент в честь Барбры Стрэйзанд, которая там родилась.

– Не думаю, что в Бруклине существует такой монумент.

Чиун в растерянности посмотрел на него.

– Но ведь существует памятник Вашингтону?

– Да, – сказал Римо.

– И мемориал Линкольна?

– Да.

– И Круг Колумба?

– Да.

– Тогда мы должны посетить монумент Стрэйзанд. Если американцы сочли возможным воздать должное развратнику, неудачнику и заблудившемуся мореплавателю, они тем более должны чтить место, где родилась одна из величайших их соотечественниц.

– Чиун, Барбра Стрэйзанд не национальный герой США.

– И ты считаешь, что такую страну стоит спасать? – спросил Чиун и замолчал. Он молчал с Янгстауна, штат Огайо, когда началась очередная серия фильма «Пока Земля вертится». Римо готов был поклясться, что сюжет фильма не продвинулся вперед ни на шаг с тех пор, как год назад он случайно увидел в Майами сцену, в которой доктор Рамсэй Дункан мучительно размышляет, стоит ли открыть Ребекке Вентворт, что ее отчим Уильям Фогельман, создатель лекарства от болезни, распространенной среди индейцев племени Аука и связанной с недоеданием, вовсе не ее отчим, а любовник ее сводной сестры, которая собиралась покончить с собой? И вот теперь, спустя год, Римо услышал по телевизору, установленному на заднем сиденье, что доктор Дункан по-прежнему мучается сомнениями, следует ли открыть Ребекке правду о ее отчиме или нет.

Когда они доехали до штата Нью-Йорк, мыльные оперы закончились. Чиун молча сидел на заднем сиденье, закрыв глаза.

Доктор Смит приказал Римо отправляться в Пэттон-колледж самолетом, но Римо не хотел «светиться» в аэропорту. Программы новостей трубили о таинственном самозванце, который проник в самолет и, похоже, выкинул воздушных пиратов за борт. И хотя фоторепортерам удалось запечатлеть лишь затылок Римо, а фоторобот имел такое же сходство с оригиналом, как лицо с книжной обложки, во всех аэропортах только и говорили о мужчине ростом в шесть футов с темными глазами и широкими запястьями.

Смит все еще находился в состоянии непонятного возбуждения в связи с терроризмом – это доктор-то Харолд Смит, которого десять лет назад назначили главой КЮРЕ именно из-за его феноменального спокойствия и невозмутимости.

Смит вылетел в Лос-Анджелес для личной встречи с Римо, прекрасно сознавая, что каждая такая встреча связана с немалым риском для глубоко законспирированной КЮРЕ.

– Мы можем доставить вас в Пэттон-колледж сегодня же вечером. Истребителем ВМФ. Меньше трех часов – и вы на месте, – сказал Смит.

– А вся страна тем временем говорит о таинственном незнакомце и его воздушных приключениях. Предположим, кто-то узнает, что какой-то парень, по описаниям похожий на меня, летает самолетами ВМФ. Опомнитесь, Смитти, что с вами?

– Вы не понимаете, насколько это срочно, Римо.

– Тем больше оснований действовать осторожно, точно и компетентно.

– Вы начинаете говорить, как Чиун.

– Я начинаю говорить так, как прежде говорили вы.

– Вы должны покончить с ними немедленно. Слышите, Римо, – немедленно.

– Все будет сделано в срок, расслабьтесь же.

– Международная конференция по терроризму открывается на следующей неделе. К тому времена с этой силой должно быть покончено. Вы понимаете? Понимаете, что поставлено на карту?

– Да, – сказал Римо. – Не волнуйтесь.

Желтое лицо Смита вдруг побагровело.

– Что с вами? – мягко спросил Римо.

– Ничего. Я чувствую себя отлично. Все хорошо.

– Может, дать вам воды?

– Нет. Все в порядке.

Это было два дня назад и за несколько тысяч миль отсюда. Римо все еще беспокоился о Смите, хотя в принципе ему не было до него дела. Просто видеть Смита в таком состоянии было все равно что присутствовать при крушении Вселенной. Смит понимал, до чего может довести человека такая, как у него, работа. И Римо понимал, что его ожидает. И все же видеть Смита в таком состоянии…

Римо сбавил скорость, чтобы взять в будке талон на платное шоссе. Клонящееся к закату солнце отбрасывало красноватое зарево на подножия окрестных гор. Только отравленный выхлопными газами воздух напоминал Римо, что они находятся вблизи большого города.

– Мы проехали Бруклин? – спросил Чиун, когда Римо вырулил в центральный ряд.

– Да.

– Жаль, что я так и не увижу улицу, на которой она родилась.

– Стрэйзанд?

– Да. Это был бы счастливейший миг в жизни бедного старого учителя, так много сделавшего для своего недостойного ученика.

– Мы не поедем в Бруклин, Чиун.

– Я знаю, – сказал Чиун печально. – Я знаю. Бруклин нам не по пути. Это неудобно. И кто я такой, чтобы ради меня терпеть неудобства? Какое тебе дело до того, как жаждет мое сердце этого крошечного удовольствия? В конце концов, я всего лишь человек, который превратил лепешку коровьего навоза…

– Да, – сказал Римо, навострив уши в ожидании похвалы.

– …в нечто мало-мальски соответствующее, – сказал Чиун. – В этом мире нет награды за мастерство, за совершенство. Человек отдает все, что может, но неблагодарный ничего не вернет ему взамен.

– Мы не поедем в Бруклин, Чиун.

– Я знаю это, Римо, потому что я знаю тебя.

Римо понял: теперь лучше держаться подальше от других машин. Обиженный Чиун имел обыкновение вымещать злобу на проходящих мимо машинах. Молниеносным движением его руки срубали с автомобилей либо антенны, либо зеркала заднего обзора. После этого Чиун обычно улыбался и делал водителю ручкой.

Римо почувствовал, что ему дует в спину: не иначе, как Чиун опустил стекло и приготовился позабавиться. Римо удалось спасти «фольксваген» и «бьюик», но бежевый «кадиллак» явно пострадал, хотя его водитель, ничего не подозревая, любезно улыбнулся Чиуну и помахал в ответ. Это испортило Чиуну удовольствие, и Римо почувствовал, что в спину больше не дует. Окно закрылось.

– Папочка, серьезно сказал Римо. – Я беспокоюсь. Беспокоюсь из-за Смита.

– Хорошо, кода подчиненный беспокоится о своем начальнике. Но важно не беспокоиться, а понимать, чем ему помочь.

– Мне кажется, Смит немного не в себе, и я не знаю, как ему помочь.

– Единственным доступным тебе способом, сынок. Тем, чему я обучил тебя и чему в свое время обучили меня. Осуществлением своего призвания.

– Да, но…

– Что значит «но»? Всегда существует какое-то «но», чтобы оправдать глупый поступок. У тебя есть преимущество перед остальными белыми. Тебе не под силу заниматься дипломатией или состоять на гражданской службе, ты не способен повести за собой сотни людей. Ты – убийца. Ассасин. Довольствуйся этим. Если ты потерпишь неудачу на этом поприще, ты потерпишь неудачу во всем.

– Я просто хотел бы чем-нибудь ему помочь, черт побери.

– А я хотел бы быть воробьем, – сказал Чиун.

– Почему воробьем?

– Чтобы улететь отсюда и побывать в Бруклине, хотя бы на закате дней.

– Ты никогда не отступаешь от своего. Никогда. Хорошо, обещаю тебе, когда все закончится, мы поедем в Бруклин и отыщем дом, в котором родилась Барбра Стрэйзанд. Согласен? Это тебя устраивает?

– Мы могли бы повернуть назад прямо сейчас, – сказал Чиун. – И покончить с этим, чтобы твоя совесть была чиста.

– Сдаюсь, – сказал Римо.

– Значит, мы поворачиваем?

– Нет, – сказал Римо.

– Довольно оригинальный способ сдаваться, – заметил Мастер Синанджу и обиженно замолк. Он не проронил ни слова до самой ночи, когда их машина наконец добралась до окраин Сенека Фоллз.